Текст книги "И СТАЛИ ОНИ ЖИТЬ–ПОЖИВАТЬ"

Автор книги: Светлана Багдерина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 73 страниц)

 – Сержант гвардии его царского величества Царя Костей. По делу государственной важности.

 – Пра–ха–ди–и, – проскрипели ему в ответ. – Не за–а–перта.

 Сержант снял черный, матово поблескивавший в лучах вечернего солнца шлем и вошел.

 В пыльной, грязной, затхлой до невозможности комнате сидели на сундуках у стола две старухи – такие же пыльные, чумазые и затхлые, как все, что их окружало. На столе без скатерти (впрочем, не исключено, что ее просто не было видно под слоем грязи и копоти) стоял самовар, не чищенный, похоже, со дня изготовления и две разнокалиберные кружки на щербатых блюдцах. Рядом с самоваром красовалась кривобокая банка с темной, плотной, вязкой массой внутри, от одного взгляда на которую выпадали пломбы из зубов. Сразу видно – домашнее варенье. Под столом стоял мешок, набитый тыквами.

 Лицо одной старухи обезображивала огромная черная, сочащаяся кровью бородавка на весь лоб, другой – с десяток таких же, но помельче.

 Обе они улыбались.

 На лицах своих солдат он видел улыбки более жизнерадостные, чем эти.

 У старухи с десятком бородавок из–под изодранного подола болотного цвета юбки торчала костяная нога. Второй, в валенке, она мерно покачивала, дуя на чай в треснутой кружке без ручки.

 – Зачем пожаловал, кажи, солдатик, – проскрипела старуха с костяной ногой и оскалилась.

 – А вы кто? – подозрительно оглядел он хозяек.

 – Я – Баба–Яга, костяная нога, с печки упала, ногу сломала. А это – сестра моя, кикимора.

 – Сержант Хрясь, – представился еще раз солдат, огляделся по сторонам, и, прищурившись подозрительно, спросил:

 – Бабушки, а почему вы живете одни в лесу?

 – А это чтобы гости к нам не ходили, дитя мое, – отозвалась та, которая назвала себя Бабой–Ягой.

 – Бабушки, а отчего у вас так грязно в доме?

 – А это чтобы гостей не приваживать, дитя мое.

 – Бабушки, а почему у вас такая паутина кругом?

 – А это звукоизоляция, дитя мое.

 – Бабушки, а зачем вам звукоизоляция?

 – Еще один вопрос, и тебя больше никто никогда не услышит, дитя мое, – осклабилась мерзкая старуха, продемонстрировав неприлично белые и крепкие для ее возраста зубы.

 Вторая бабка дернулась всем телом, мешок под столом опрокинулся, и из него с сухим костяным стуком выкатились человеческие черепа, с десяток, не меньше, прямо Хрясю под ноги.

 Профессионал всегда уважает другого профессионала и его секреты.

 – Так бы сразу и сказали, – буркнул сержант и перешел к делу. – Я и мой отряд ищем следы одного государственного преступника по приказу его величества Царя Костей. Оказавшим помощь в его поимке царь назначил награду – один золотой.

 – Каждому?

 – На всех, – обрубил корыстолюбивые мечты старухи на корню сержант. – Рост злодея – средний. Волосы – светлые. Одежда – обычная. Особые приметы – нет. Вы его не видели?

 – Видели, видели, как не видеть, – закивала карга. – С час назад мимо прошел по просеке влево, вон к той лужайке, торопился шибко.

 – А точно он?

 – Точнее не бывает, – заверила старуха. – Ваш патрет – вылитый он.

 – Корона вас не забудет, – отсалютовал сержант, развернулся и строевым шагом замаршировал к выходу.

 – А золотой?.. – тихо пискнула вслед ему вторая старуха, не проронившая до этого ни слова, увлеченная своим чаем

 Но сержант расслышал и остановился.

 – Обращайтесь в канцелярию Его Величества каждый день, с десяти до пол–одиннадцатого, кроме субботы, воскресенья, понедельника, вторника, среды и четверга. Пятница – санитарный день, – любезно разъяснил сержант и вышел, хлопнув дверью.

 Он всегда считал жадность других до его денег самым страшным грехом.

 – Бе–да! Рав–вняйсь! Смир–рна! Вдоль по просеке к той лужайке, на захват злодея, бегом – арш!

 Умруны, не проронив ни слова, выполнили все команды, и когда прозвучало последнее «арш», дружно сорвались с места и, сотрясая землю тяжелым ритмичным топотом, понеслись вслед за своим командиром к указанной цели.

 Сделав первые шаги по «лужайке» и поняв, что она не та, за кого себя выдает, сержант остановился, а за ним и весь отряд.

 У него было два варианта действий.

 Первый – продолжить преследование преступника через болото.

 Второй – вернуться и повесить старух, отправивших его и его солдат сюда.

 Впрочем, если задуматься, был и третий. Вернуться, быстро повесить алчных хрычовок и продолжить преследование. И он, если разобраться, с каждой секундой начинал нравиться Хрясю все больше и больше.

 – Бе–да! Рав–вняйсь! Смир–рна!.. – начал было командовать он чтобы развернуть отряд, но тут взгляд его случайно упал на одинокую кочку впереди, метрах в ста от суши. На ней сидел, меланхолично поджав под себя ноги, не кто иной, как…

 – Вон он!!! Хватай его!!! – радостно взревел сержант и, увлекая за собой взмахом руки умрунов, бросился к ничего не подозревающей жертве. К его удивлению и радости трава с мелкими листиками и цветочками у них под ногами пружинила, но держала весь отряд. Еще пара десятков метров – и награда в сто золотых, обещанная царем за поимку преступника, будет у него в кармане. Еще несколько метров – и ему не…

 Но что это?!

 Чем ближе подбиралась к человеку на кочке беда, тем разительнее становились в нем перемены.

 Громадные глаза, похожие на блюдца, лягушачий рот, полный острых, как иглы, зубов…

 Кто это?..

 – Беда, стой!!!..

 Но было поздно.

 Руки существа, вытянувшиеся, как веревки, уже успели бережно обхватить весь отряд, и теперь объятия быстро сжимались, сгребая в кучу полтора десятка гвардейцев Царя Костей как малых детей, только кости хрустели и трещали.

 – Бей! Руби! Руби тварь!!! – заорал Хрясь и сам метнулся к болотному чудищу, обнажив свой черный меч.

 – И–ван! Не–дам! – квакнуло страшилище и, оскалив в злобной ухмылке бесчисленные зубы, нырнуло.

 И тут же из–под ног сержанта и умрунов ушла прочная пружинистая травка, и навстречу им устремились зловонные бездонные глубины Комариной трясины.

 Едва беда отошла от избушки на пару десятков метров, из дверей выскочили, скатились по ступенькам и понеслись в противоположном направлении две изумительно резвые старухи. Задирая на ходу юбки и не прекращая оглядываться назад, неслись они через открытое место, чтобы успеть скрыться в лесу до того, как отряд, увидев топь, повернет обратно.

 Бросив последний взгляд на почти неразличимые темные фигуры вдалеке и приготовившись последовать за уже ломившимся через молодой подлесок специалистом по волшебным наукам, царевич вдруг остановился, как вкопанный.

 – Агафон, смотри! – воскликнул он. – Они пошли в болото!!!

 – Очень хорошо! – донеслось откуда–то из глубины леса до него. – Беги быстрее!!!

 – Но они не просто пошли – они побежали!

 – Чего и тебе желают!!! Иван, скорей!!!

 – Они ПОБЕЖАЛИ В ГЛУБЬ БОЛОТА, Агафон. ПОБЕЖАЛИ. Понимаешь?

 – Что?.. Ты хочешь сказать, что они тоже увидели там что–то, что очень хотели увидеть? Как мы?

 – Не знаю. Но, не исключено, что это так.

 – Ну и замечательно! – голос чародея перестал удаляться. – А ты–то чего стоишь? Беги тоже! Сейчас они вернутся, и…

 – Агафон. Если я хоть что–то понимаю в нравах и силе болотниц, они не вернутся. На суше она может быть беспомощнее куклы, но в болоте она – королева. Это ее дом. Ее владения.

 – Думаешь? – голос чародея теперь зазвучал с сомнением.

 – Думаю, что я потихоньку подберусь к этому месту и посмотрю, что там делается.

 – Но ты не можешь так рисковать! – голос начал возвращаться. – Я не отпущу тебя одного!

 – Нет. Ты же сам говорил, и сержант этот подтвердил, что охотятся они за тобой. Значит, мне они ничего не сделают, если и заметят. Подожди!

 И, не дожидаясь ответа, Иванушка сорвался с места и осторожной рысцой вдоль кромки леса, стараясь наступать на сухие сучки только ногой в валенке, направился к прогалине у трясины, где он в последний раз видел отряд умрунов.

 Когда он прибежал – причем, последние метров пятьдесят он уже мчался не сбавляя скорости и не скрываясь – на болоте все было тихо и пусто.

 Не было отряда, не было болотницы, не было зеленой травки с редкими белыми цветочками на черной с лопающимися вонючими пузырями воде…

 Только в зыбкий мокрый берег у самой воды был воткнут почти по рукоятку, обмотанную зеленой жесткой травкой с мелкими листиками, черный меч, да лежали рядом с ним такие же черные, украшенные черными опалами ножны, из которых еще вытекала болотная жижа.

 Иван все понял, и сердце его забилось сильнее от облегчения и радости.

 Он вытянул меч и, повернувшись лицом к тому месту, где они видели хозяйку топи когда сами попали в ее ловушку, поклонился и громко крикнул:

 – Благодарю тебя, уважаемая болотница, за спасение наше и за оружие! Век не забуду доброты твоей! Здоровья тебе, счастья…

 Он на секунду замолк, размышляя, стоит ли желать ей успехов, и воздержался.

 – До свидания, сударушка!

 Хотя на болоте ничего не изменилось, но Иванушка почувствовал, что его слова были услышаны и одобрены, и улыбнулся.

 – Счастливо! – крикнул он в последний раз, помахал рукой трясине, кажущейся теперь уже не такой отвратительной и смрадной, подобрал ножны и быстро зашагал обратно к усадьбе Бабы–Яги.

 – Во–первых, давай похороним где–нибудь эти черепа – я не смогу ни есть, ни пить, ни спать, ни мыться, пока они будут валяться тут или еще где–нибудь на поверхности земли, – решительно заявил Иванушка сразу, как только они снова переступили порог избушки на курьих ножках.

 – Нет, – тут же возразил Агафон. – Во–первых, мы снимем эти тряпки. Я чувствую себя в них… не так. Когда я сегодня утром соглашался на переодевание, я совсем не это имел в виду! И вообще – как тебе только эта идея в голову–то пришла? Я, когда беду увидел, то потерял всякую способность к соображению, не говоря уже о колдовстве! А тут ты – такой спокойный, вытаскиваешь из шкафа самовар, посуду, распоряжаешься, устроил карнавал с переодеванием, чай пьешь из пустой чашки, бородавок из грязи с вареньем налепил – как будто так и надо, как будто полтора десятка умрунов за тобой охотятся каждый день!..

 – Ну, да, каждый день, а что? – криво усмехнулся Иванушка. – А вообще–то, я и сам испугался – будь здоров! И такую штуку мне самому ни в жизнь не выдумать.

 – А кто тогда ее выдумал? – настороженно уставился чародей на него.

 – Супруга моя как будто подсказала мне. Не успел я подумать, что бы на моем месте сделала она, и – р–р–раз! Сразу придумалось, – пожал плечами царевич.

 – Наверное, ты ее хорошо знаешь, – понимающе кивнул Агафон.

 – Еще как, – подтвердил Иван. – Ну, давай, разоблачаемся, да я пойду лопаты в сарайках поищу, а ты… кости… собери… Ладно?

 – Боишься? – кивнул чародей на черепа.

 – Не хочу, – поежился Иванушка.

 В процессе поиска шанцевого инструмента в одном из чуланов было найдено несколько почти не затхлых костюмов, богато украшенных золотым и серебряным шитьем и драгоценными камнями и целый склад шапок, шлемов и сапог.

 Переглянувшись и не обмолвившись ни словом, приятели выбрали только по паре обуви, а остальное отнесли, чтобы закопать вместе с черепами. Старую же одежду свою они решили попробовать отстирать подручными средствами.

 То, что у них получилось, приняли бы не на всякую свалку, как сказала бы царевна Серафима. Результат (вернее, его отсутствие) менее бросался в глаза у Агафона, так как и до купания в болоте его балахон был неописуемого серого – местами бурого – местами черного цвета. Ивановы же синие кафтан, рубаха и штаны стали пятнистого грязно–черного цвета больной пантеры. Повторная стирка только усугубила цветовую гамму, наводя теперь на мысль, что пантера уже две недели как сдохла, поэтому предпринимать третью попытку царевич не стал, а покорно развесил одежку, еще несколько дней назад бывшую последним воплем лукоморской моды, под крышей старухиного дровяника, рядом с уже почти стекшим нарядом волшебника.

 Сначала Иванушка волновался, не нагрянет ли вслед за этой бедой сразу же другая. Но чародей успокоил его, авторитетно разъяснив, что, скорее всего, о гибели этой беды царь или его помощник Чернослов уже знает и еще одну, а то и две беды уже высланы к месту их нахождения, но прибудут они не скоро, не ранее, чем через день, а если погода по дороге будет нелетная – то и позже, и что до этого момента они могут мыться и спать спокойно.

 После трех часов в бане, отшкрябав, наконец, с себя всю болотную и прочую грязь, завернувшись в лоскутные одеяла, приятели коротали вечер перед растопленной Агафоном лукоморской печкой за столом, за настоящим теперь чаем с сухарями, но, правда, без заварки. Агафон, как почти выпускник высшей школы волшебных наук и обладатель «зачета» (хоть и с седьмой попытки) по травоведению, предложил было заварить какие–нибудь травки из запаса Бабы–Яги, но Иван замахав руками, отказался, чем обидел чародея немеряно.

 – Я, между прочим, действительно готовился к этому зачету! – возмущенно выговаривал он царевичу, не силах успокоиться даже за столом. – Я три ночи и три дня писал шпаргалки! Я изобрел шесть новых способов и четыре новых места для их заначивания и быстрого и незаметного извлечения! Вся школа была мне благодарна!..

 – Послушай, Агафон, – остановил поток его пылкого красноречия царевич. – Если уж ты сам пошел в эту школу магии, почему бы тебе было не учиться, как все? Зачем писать шпаргалки, что бы это ни было, мучиться в ожидании, что тебя в любой момент выгонят за невыученные уроки?..

 Волшебник опустил глаза, помолчал, помялся и, наконец, выдохнул:

 – А кто тебе сказал, что я ПОШЕЛ в эту школу?

 – А разве?..

 – Нет. Меня нашла беда на мельнице у приемных родителей, в Сабрумайским княжестве, когда мне было уже пятнадцать лет, и отвезла к Костею. Это был единственный раз, когда я был в его царстве и видел его. И я поклялся себе, что второго раза не будет. Он сказал, что я – сын его давно пропавшей дочери, что со следующего дня я буду учиться в самой лучшей высшей школе магии, которая находится в какой–то Шантони, и что когда я ее закончу, он заберет меня к себе, потому что у него на меня уже есть большие планы. Меня никто не спросил, хочу ли я быть мельником, или волшебником! Никого не интересовало, есть ли у меня способности к чародейству! Никто не задавался вопросом, может ли случиться так, что я не захочу возвращаться в это костяное царство и жить там! Я надеялся, что до окончания школы у меня еще есть время, и я успею что–нибудь придумать, чтобы не оказаться там снова!.. Иван, ты там был хоть раз?

 – Нет.

 – И, я надеюсь, никогда не будешь. Это не просто кошмар. Это – тихий ужас. Я не хочу это рассказывать, я не хочу это вспоминать, но в одном я уверен совершенно точно – если бы на всем Белом Свете не осталось больше других мест, где можно было бы жить, я покончил бы жизнь самоубийством. Поверь мне, Иванушка – ты бы поступил точно так же.

 – Какие страсти ты рассказываешь… – впечатлившись помимо воли, проникшись жуткой атмосферой таинственного, не поддерживающего связи с внешним миром царства, покачал головой царевич. – Никогда бы не подумал… Ну, а люди? Как же люди? Неужели им нравятся такой правитель с такими гвардейцами? Или, может, он добр и справедлив по отношению к ним?

 – Там нет людей, царевич, – тихо проговорил чародей. – Там живут одни чудовища. И он ими правит. Умруны – это самые близкие к людям существа его царства.

 – А сержанты? И другие офицеры, наверное? Откуда тогда они берутся?

 – Не знаю. Может, они из других государств. А, может, люди там все–таки есть – я же пробыл в этой стране всего один день. Но я их не видел.

 – М–да… – хмуро покачал головой Иванушка, и, вспомнив, наконец, что вода в его кружке остыла, быстро допил. – Если бы там был хоть кто–то, нуждающийся в помощи, можно было бы спланировать военную экспедицию, спасательный рейд или гуманитарную акцию и выжечь скверну огнем и мечом…

 – Нет. Даже если бы вся лукоморская армия отправилась бы туда, она бы там и осталась лежать. Армия Царства Костей не просто огромна – она громадна. А сам Костей обладает неограниченной волшебной силой, хоть нас в школе и учили, что такого не может быть. Если они на кого–нибудь нападут – эта страна обречена. Удивляюсь, почему они до сих пор это не сделали, – угрюмо произнес Агафон и тут же поспешно сплюнул по лукоморскому обычаю три раза через левое плечо. – Только б не сглазить…

 Царевич, с сочувствием поглядев на сникшего и нахохлившегося волшебника, решил перевести разговор на что–нибудь более приятное для него.

 – А помнишь, Агафон, ты, когда мы только познакомились, говорил, что писал курсовую работу – это работа в конце года, я правильно понимаю?

 – Да.

 – Вот, писал курсовую работу по похищенным Змеями царевнам?

 – Да.

 – И что в ней говорилось, если, конечно, это не какой–нибудь профессиональный секрет?

 – Вообще–то, честно говоря, я списал ее из разных книжек, уже написанных за много лет до меня… Из малоизвестных. Чтобы магистры не поняли, что я списывал. Но, по–моему, они все равно как–то догадались. И это была не очень… хорошая… курсовая. Я получал за нее тройку, если честно. С двумя минусами, если совсем честно, – добавил чародей, немного подумавши. – В ней была обоснована революционная теория, что среднему Змею средний человек может срубить все головы и без меча–кладенца, и без шапки–невидимки, и без доброго коня, и вообще не будучи героем.

 – Интересно. Это как? – подался вперед Иванушка, и приготовился бы конспектировать, если было бы чем и на чём.

 – При уникальном стечении обстоятельств, – неохотно пояснил маг. – Если Змей давно и смертельно болен, если он нарочно или невзначай съел снотворное и оно успело подействовать, или – что предпочтительнее – если он уже сдох.

 – М–да… – разочарованно протянул Иван и откинулся на спинку стула. – Не очень практично.

 – Угу… Вот и магистры сказали то же самое… Да и если совсем–пресовсем честно, то и я сам так думаю. Вот видишь – волшебник из меня никудышный…

 – Но ты хотя бы можешь научиться обращаться с магическими предметами Ярославны! – попытался найти в черном белое царевич.

 – Ну, уж нет, – замотал головой волшебник. – После твоего Полосатого Бума я в эти игры больше не играю. Одно дело, если наткнешься на что–нибудь безобидное, вроде фейерверка или музыкальной шкатулки, и другое…

 – Но это же то же самое, как учиться верховой езде! – не желая отказываться от хорошей идеи, которая могла сработать даже для такого чародея, как Агафон, не сдавался Иван. – Если лошадь сбросит тебя, ты все равно должен проявить настойчивость и садиться на нее снова и снова!

 – Пока не затопчет? – угрюмо поинтересовался маг.

 Иван не нашел, что на это возразить. Вместо этого он спросил:

 – Так все–таки, Агафон. Я одного не понял. Кем ты хочешь быть на самом деле? Волшебником или мельником?

 – Естественно, мельником! – не задумываясь, выпалил тот. – Волшебником ведь у меня не получается!

 Уже почти отходя ко сну, Агафон придумал перевесить их одежду из дровяника в дом, поближе к печке, чтоб быстрее сохла, и поэтому на следующее утро приятели смогли сразу облачиться во все сухое. Они наскоро позавтракали кипятком и сухарями – единственными съестными припасами, которые обнаружились в доме, кроме пресловутого варенья, попробовать которое никто так и не решился, и стали собираться в дорогу.

 Вообще–то, они ожидали, что возникнут проблемы не со сборами (собирать им, кроме остатков сухарей, было особенно нечего), а с самой дорогой, но одна счастливая находка разрешила и эту проблему.

 На чердаке, куда после завтрака решил на прощание заглянуть Агафон, потому что это было единственное место, куда они не сунули свои носы накануне, обнаружился большой короб из бересты, полный тщательно переложенных мятой от моли клубков.

 Сначала он подумал, что это – всего лишь стратегический запас увлекавшейся вязанием старушки, но, присмотревшись, тут же подхватил короб и потащил вниз – показать Ивану.

 В доме они уже вместе стали извлекать один путеводный клубок за другим и читать подписи на приколотых к ним сосновыми иголками обрывках бумаги.

 – «В Лукоморье».

 – «В Узамбар».

 – «В Вамаяси». Ого!

 – «В Нень Чупецкую». А где это?

 – «В Царство Костей». Спаси–сохрани!

 – «В Тарабарскую страну». А там–то кому чего может быть надо?

 – «В Вондерланд». Хорошо бы…

 – Ага! Вот! «В Красную Горную страну»! Как раз туда, куда нам нужно!

 – Ну–ка… – царевич взял у Агафона клубок и еще раз прочитал надпись на бумажке. – Точно! А ты умеешь ими пользоваться?

 – А чего тут уметь? – повел плечом чародей. – Это мы на первом курсе проходили. Бросаешь его на пол или на землю – вот так – и…

 – Он покатился!!!.. Останови его!!!

 – КАК???!!! Я не умею!!!..

 – Тогда беги за ним и подавай голос – я тебя догоню!

 – Но я не готов!

 – Он уже выкатился за забор!

 – Мой мешок!!!..

 – Да беги же!!!

 – Где мой…

 – Быстрее!!! – Иванушка вытолкнул замешкавшегося мага из дверей, а сам, вытряхнув оставшиеся клубки из короба, которые тут же моментально, как напуганные ежики, понеслись к выходу, бросился складывать туда сухари. Секунду подумав, он кинул туда же две кружки и солонку со стола, мешок волшебника, сгреб одеяло с лавки, их котелок с шестка и, когда уже почти выбегал, схватил с полки у двери пару бутылок то ли с вином, то ли с водой – на тот случай, если ни ручья, ни речки у них на пути долго не окажется.

 – Эй, Агафон!!! – крикнул он, и из леса, правее от него, донесся ответный крик:

 – Иван!.. Мы здесь!..

 При этом местоимении сердце Иванушка екнуло и пропустило такт но, отважно догнав своего чародея с обнаженным на всякий случай мечом, царевич быстро выяснил, что тот имел в виду себя и клубок, и от души слегка ненадолго отлегло.

 Противный клубок катился и катился вперед, не давая им отдыхать, есть, пить, и через полдня они уже готовы были бросить все и упасть там, где бежали, если бы не боязнь остаться в незнакомом лесу в одиночестве.

 – Я… никогда… нигде… не читал… что путевод… путевод… путеводные… клубки… катятся… так… быстро… – задыхаясь и хватая пахнущий сыростью и грибами лесной воздух пересохшими губами сообщил Иванушка Агафону когда они перелазили очередной завал бурелома и сухостоя.

 Казалось, что в этом лесу было меньше вертикальных деревьев, чем горизонтальных. И, к тому же, проклятый моток ниток, казалось, специально выбирал такой маршрут, что и спокойным шагом преодолеть было нелегко, а тут…

 – Это… от… старухи… от ее… вредности… – пропыхтел в ответ чародей, оставляя на сучках скелета елки клочки своего и без того сильно сдавшего в этот день балахона. – И сама… она… злючная… была… и клубки… у ней… такие же…

 – А ты не можешь… его замедлить?.. – сваливаясь, наконец, к основанию завала и едва успевая заметить, как клубок предательски поднырнул под следующий, разродился спасительной мыслью царевич.

 – Как?..

 – Это ты меня… спрашиваешь?.. Чему–то… тебя… научили.. в школе… за это время?.. – раздраженно просипел Иван, уже несколько часов подряд жалеющий, что взялся нести этот короб – кирпичей в него кто–то напихал, что ли?.. Вообще–то, он уже несколько раз порывался напомнить чародею о разделении труда, но всякий раз, глянув на него, только стискивал зубы покрепче. Если бы он увидел лошадь в таком состоянии, то попросил бы кого–нибудь прирезать животное, чтобы не мучалось.

 Но легче бежать ему от этого не становилось.

 – Научили!.. – кашлянул Агафон и, воспользовавшись своим выгодным положением на самом верху завала, в то время как клубок только–только выбирал проход под следующим, выбросил вперед левую руку и прокричал три нечленораздельных слова, перемежаемые сипом и хрипом его агонизирующих легких.

 Если бы не трясущиеся, исцарапанные, вымазанные смолой пальцы и не свистящий шепот вместо голоса, то пантомима «великий волшебник творит свое коронное заклинание» смотрелась бы вполне внушительно.

 Клубок подпрыгнул на месте, завертелся, как колесо, попавшее в слишком глубокую колею, и замер.

 – Что, съел? – злорадно оскалился чародей и съехал по муравейнику вниз.

 Через мгновение к нему присоединился Иванушка.

 – Ты… попить… что–нибудь… взял?

 – Ага… – царевич не глядя засунул руку в короб и вынул наугад одну бутылку – красивую, старинную, синего граненого стекла. – Держи.

 – Что это?

 – Не знаю. На полке стояло, – и полез за второй.

 – На какой… полке?.. – нахмурился Агафон и поболтал содержимым. – У Яги?..

 – Ага…

 – Послушай, Иван… Ты никогда не учился в высшей школе магии… и поэтому не знаешь… а я знаю… Первое, что нам сказал первый же магистр на первом же уроке… это то, что никогда нельзя ни пить, ни есть, ни нюхать… ни наносить на кожу… вещества… взятые в доме волшебника без спроса. Если твои жизнь, здоровье и конфигурация тебе хоть сколько–нибудь дороги.

 На Иванушку было больно смотреть.

 – Это ты серьезно?

 – Очень.

 – И ты хочешь этим сказать, что я все эти километры буераков тащил на себе эти неподъемные большущие бутыли зазря?!..

 – Н–ну… Может, и не зазря, – пожал плечами Агафон. – Может, они зачем–нибудь пригодятся… Когда–нибудь…

 – Ну, уж нет, – твердо заявил Иван и, не медля ни секунды, вытащил пробку из своей бутылки и мстительно, с удовольствием вылил ее содержимое на землю, затем размахнулся и запустил бутылкой в кусты.

 – Подожди! – воскликнул Агафон, но было уже поздно. – Кажется, там на ней что–то написано было! Может, в ней действительно было что–нибудь полезное!

 – Вода, например? – осуждающе уставился Иванушка на чародея. – А раньше ты этого не мог сказать?

 – А раньше ты сам не мог посмотреть? – отставил в сторону свою бутылку маг и не менее осуждающе уставился на царевича.

 И поэтому они не увидели, как там, куда Иван только что слил содержимое бутыли, почва сначала зашевелилась, как будто очень большой гриб стал расти очень быстро, а потом взорвалась ошметками дерна и комьями земли, и откуда–то из глубины, как ракета из шахты, вылетело нечто огромное, покрытое клочьями гниющей одежды и разложившейся плоти, с космами, когтями, клыками, горящими желтым пламенем глазами и, издав утробный рык, набросилось на лукоморца.

 Иванушка вскрикнул, извернулся, но громадная зловонная разлагающаяся туша повалила его на траву, накрыла и стала душить и пытаться загрызть одновременно.

 Может, чудовище было не слишком опытным. Может, в его образовании был пробел в том, что касалось народной лукоморской мудрости насчет погони за двумя зайцами. Так как если бы оно взялось за что–нибудь одно, наше повествование обрывалось бы еще на этой странице.

 Но оно захотело все и сразу.

 И по этой простой причине у ошеломленного, ошарашенного Агафона нашлось несколько секунд, за которые он успел даже не прийти – заскочить в себя по дороге от ужаса к панике, подхватить свою бутыль, подпрыгнуть и со всего маху огреть ей страшилище по голове, или, по крайней мере, по верхнему полукруглому выступу туловища.

 От удара бутылкой выступ вколотился в плечи и издал смачный звук арбуза, уроненного на мостовую.

 Бутыль разбилась, и жидкость из нее окатила замеревшее в шоке чудище с головы до ног.

 – Вода! – горестно всхлипнул чародей, с отчаянием в увлажнившихся очах глядя на продолговатое зазубренной горлышко, оставшееся в его руке. – Это была вода!.. Этот урод лишил меня… нас последней воды!!!.. Ненавижу!!!

 И он как молотком долбанул горлышком обмякшее и недвижимое более чудовище еще раз.

 Усилием, утроенным оскорбленными обонянием и осязанием, а также мыслью о том, что теперь чистой еще полминуты назад одежде стирка вряд ли поможет, Иванушка отшвырнул вонючую тушу от себя, а сам откатился в другую сторону.

 Волшебник, все еще сжимая осколок бутыли, подбежал к нему и упал рядом на колени.

 – Ты ранен? Ты цел? Ты жив? – тревожно оглядывал он царевича, не решаясь все же к нему прикоснуться.

 – Бр–р–р–р… – Иванушку передернуло – то ли от воспоминаний, то ли от амбре. Он отвернулся и брезгливо сплюнул. – Кошмар среди бела дня. Это опять твои штучки, Агафон?

 – В смысле? – не понял, но обиделся волшебник.

 – Н–ну… – Ивану не хотелось лишний раз бередить рану приятеля, но пришлось. – Я имею ввиду, может, ты попытался вызвать дождь, или…

 – Нет, – сухо отрезал Агафон.

 – А что это тогда было?

 – Я думал – ты знаешь, – пожал плечами тот и отвернулся, сморщив нос. – Ну и несет от тебя теперь Иван, не сочти за грубость…

 – Что значит – я знаю, – возмутился царевич, зажал пальцами одной руки себе нос и при помощи оставшейся руки попробовал приподняться. – Кто у нас тут какой–никакой, а специалист по волшебным наукам? Если бы я на какой–нибудь картинке своего учебника видел такое страшилище, я бы его никогда не забыл!

 И Агафон и Иван одновременно повернулись, чтобы рассмотреть поверженного монстра поподробнее.

 Но он пропал.

 На его месте лежал маленький худенький седой старичок с длинными волосами и бородой, в белой чистой рубахе без опояски, зеленых штанах и черных поношенных, но начищенных до блеска сапогах.

 Приятели переглянулись, чтобы по лицам друг друга увидеть, одно ли и то же они сейчас видят, и снова вперились не верящими сами себе глазами в необъяснимое явление.

 – А это кто? – почему–то шепотом спросил Иван чародея.

 – Оно же? – высказал предположение Агафон. – Притворяется?

 – Давай поближе посмотрим? – предложил царевич. – Может, ему помощь нужна?

 Агафон поглядел на Иванушку как на сумасшедшего и, как любому сумасшедшему, не стал перечить.

 – Давай. Посмотри поближе. Хорошая идея.

 Иван быстро поднялся и поспешил к старику.

 – Дедушка? А, дедушка? Что с вами? Вы кто? Как здесь оказались? Что вы здесь делаете?

 – Ты еще не забудь спросить его, откуда он родом, чем занимается, где жена и есть ли у него кошка, – фыркнул волшебник.

 – Зачем? – озадаченно остановился Иван. – При чем тут кошка?

 – Ты хоть меч наизготовку возьми! – отбросив свои иронические изыски, нервно рявкнул волшебник. – Сейчас как вскочит, как накинется! А у меня второй… то есть, третьей бутылки нет!

 – Какой еще бутылки? – не понял Иван.

 – А той самой! Которой я чудовищу, что на тебя напало, по башке звезданул! Если бы не она – не знаю, что бы тут от тебя осталось! И от меня, самое главное. Я же говорил, что эта бутылка на что–нибудь, да… да… Сгодится.

 Поток словоизлияния Агафона налетел на дамбу озарения и рассыпался в пыль.

 – Сгодится. Послушай, Иван, куда ты выбросил свою бутылку? – кинулся он к царевичу.

 – Ты чего? При чем тут моя бутылка? Какая разница?

 – Большая разница!

 – Да откуда я помню, – отмахнулся от него Иванушка, осторожно склоняясь над стариком и заглядывая ему в лицо.

 Это оказало эффект третьей бутылки – на этот раз с нашатырем.

 Дедок вздрогнул, отшатнулся, не открывая глаз, и простонал: