Текст книги "И СТАЛИ ОНИ ЖИТЬ–ПОЖИВАТЬ"

Автор книги: Светлана Багдерина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 61 (всего у книги 73 страниц)

 Но выстояла.

 Каменный дождь смел генштаб Костея как цунами – песчаные скульптуры. Зверолюди в объятых огнем доспехах бежали, сломя голову [170], спасая свою жизнь, побросав оружие. Они неслись, сбивая и давя друг друга, скидывая в ощерившиеся кольями ловушки замешкавшихся неудачников и прокладывая себе зубами и клыками путь на узкой и скользкой для армии, еще несколько минут назад находившейся в шаге от триумфа, дорожке.

 А под ногами у них рвались, осыпая врагов прожигающими все на своем пути каплями, горшки с «коктейлем кузнецов», подожженные горящими камнями героически устоявшей перед натиском величайшего колдуна всех времен и народов, арки.

 Утро для Митрохи началось около двух часов ночи, через десять минут после того, как он, наконец, добрался до кровати.

 С выпученными глазами, полуодетый, в шапке задом наперед, на взмыленном коне без седла в поисках «князя Граненыча» прискакал шальной посыльный и своими заполошными криками перебудил полдворца.

 Решив спросонья, что враг прорвал оборону, весь дворцовый гарнизон был срочно переведен начальником стражи на осадное положение, и князю Грановитому потребовалось предпринять свой собственный, персональный штурм заставленных каретами ворот, чтобы выбраться наружу и также – полуодетым, в шапке задом наперед и на полусонном коне без седла – лететь к Сабрумайской башне.

 Вслед за ним с остатками княжьего туалета и тубусом с картами, нахлестывая своего солового, несся верный Ефим – полуодетый и в шапке задом наперед.

 Через десять минут после них на Масдае, полуодетый [171], без шапки, но зато в тапочках с помпонами, вдогонку или наперехват – как получится – вылетел специалист по волшебным наукам.

 Когда Митроха прибыл на передовую, Агафон уже поджидал его там, а страсти, кипевшие вместе с камнем, боками своими заслонившим путь врагу, уже потихоньку улеглись.

 Тройной караул, без памяти, но живой был перенесен в лазарет и получил первую знахарскую помощь, положенную при любых отравлениях.

 Дружинники и ополченцы с крыши башни и стен дивились на догорающие останки первых двух метров новой кладки, живописно разбросанные в радиусе пятидесяти метров от ворот среди огромных ямищ, вырванных в земле взорвавшимися горшками Агафона.

 Кое–кто из солдат – оказавшиеся на бесплатном представлении с самого начала – клялся и божился, что едва поганая орда отхлынула от ворот под огненным градом, давя и кроша друг друга так, как самим лукоморцам и не снилось, как из грязи, как раз оттуда, где после такого фейерверка никто не ожидал обнаружить жизнь еще лет пятьдесят, выбрался то ли земляной дух, то ли демон – тут мнения свидетелей расходились – и со страшной руганью [172], шатаясь, спотыкаясь и падая через каждые два шага, поплелся вслед сбежавшим чудовищам.

 Никто из смертных это быть не мог – в этом солдаты были единогласны – потому что, сколько в него ни стреляли, сколько камней ни кидали – все от него отскакивало, как от железного.

 Придя к первым – определенным и не очень – выводам, Граненыч с Агафоном зашли в лазарет навестить пострадавших при загадочных ночных событиях.

 – Жить будут, соколики, – пообещала пухленькая старушка в белом платке с такой же коряво–красной надписью нал лбу, что и на вывеске. – Кто отравить их хотел, с дозой промахнулся. Раза в полтора, я бы сказала. Так что, повезло им. Второй раз на Белый Свет родились, считай.

 – А точно отравить, матушка? – озабоченно нахмурился Митрофан и искоса глянул на хмурого мага. – Ты ничего не путаешь? Может, это колдовство было какое, или порча?

 – Да какое колдовство, ты чего, голубь, – махнула на него рукой старушка, словно он и впрямь был голубем, а она хотела его прогнать. – Я ведь яд–то сама видела. В ихнем бочонке с квасом остался. Они, бедные, видать, то ли со сна, то ли оголодали – но чтобы тридцать человек как один такое пойло выпили – это, видать, и впрямь колдовство какое–то. Я бы его и свинье выливать побрезговала. Вонишша–то от него идет!.. Спаси–сохрани.

 Граненыч и чародей непроизвольно потянули носами: старушка была права.

 Где бы это тухлый квас сейчас ни находился, вонища от него шла ей–ей.

 О чем они старой ведунье и поведали.

 – Да вы чего!.. – всплеснула она руками. – При чем тут квас?! Квас тутечки вовсе и не при чем! Рази ж вы еще не слыхали?!.. Тут на нас ночью костейские солдаты напали, прямо в лазарете, и с ними чудовище было страхолюдное!..

 – И… где они сейчас? – цепко зашарил взглядом Митроха по сторонам, сжав на всякий случай единственное оружие, имевшееся в его распоряжении – кулаки.

 – Так чудовище тех костейцев на клочки на мелкие пустило, и пропало, – пожала покатыми плечами, обтянутыми желтым зипуном, старушка.

 – Пропало?.. – эхом повторил за ней шепотом Агафон, но знахарка, не расслышав, с жаром продолжала:

 – …Перепутало, что ли? Не то, чтобы мы возражали… – поспешно добавила она, и перешла к выводам: – Вот имями–то, покойниками, и смердит, я так полагаю.

 При слове «чудовище» Агафон встрепенулся, заслышав «покойники» проснулся окончательно и нервно присоединился к своему непосредственному начальнику в изучении внутренностей сарая.

 – А это у вас что?.. – первый углядел он темную кучу в углу.

 И то только потому, что искал что–нибудь подобное.

 – А–а… Это… Это солдатики с улицы коврики притащили – кто–то подбросил под самые ворота. Местные, наверное. Да я бы такие из дома тоже выбросила, по правде. Ну, да ничего. Утром мы их почистим – в хозяйстве, глядишь, и сгодятся на что.

 Самые мрачные опасения волшебника подтвердились окончательно и бесповоротно.

 И тут еще одна мысль вспыхнула в мозгу, мгновенно затмив и распугав все остальные.

 – А где дед Зимарь?!..

 – Вон, на лежанке наш орел, – участливо прикрыла губы кончиками пальцев знахарка и покачала головой. – Кому не повезло сегодня – так это ему, сердешному. Чудище его не тронуло – так костейцы поранили. Одного из всех. Но ничего, он у нас мужечина крепкий, так что ничего страшного. Через пару дней всё зарастет.

 Агафон бросился к слабо постанывающему во сне старику.

 – Значит, говоришь, через два дня хоть женить? – переспросил Граненыч через плечо, пробираясь между лежанок вслед за чародеем.

 – Ну, это уж на любительницу, – покачала за его спиной головой старушка. – Супостаты его поранили, так чтобы раны промыть, его постричь–побрить наголо пришлось, да мазями измазать. КрасавИц еще тот получился. Но больно уж у него ндрав веселый да добрый – за такого и за лысого–бритого любая бы пошла…

 Граненыч вдруг споткнулся и полетел на пол: от лежанки деда Зимаря донесся сдавленный, полный ужаса крик заместителя главнокомандующего по вопросам волшебства.

 – Что?.. Что?.. – забарахтался он, стараясь поскорее вскочить на ноги и хватаясь за края импровизированных кроватей. – Что случилось?!..

 – К–к–к–к… К–к–к–к… К–к–костей!!!..

 – Да успокойся ты, Агафон, – отмахнулся в который раз от бледного и абсолютно не собирающегося следовать совету старшего по званию мага. – Ты же сам сказал, что всю дорогу, как вы его в лесу откопали, он с вами неотлучно был. Так?

 – Т–так…

 – Что из плена они с ковром вас вместе выручали, так?

 – Т–так…

 – И что когда вы с Иваном–царевичем да с дедом потом по горам – по долам мотались, супруга Иванова того царя костяного каждый день видела. Так?

 – Ну, так… – неохотно согласился чародей, и тут же снова вскинулся: – Но уж очень похож!..

 – Да что ты заладил – похож, похож… – сердито выговорил ему князь, выглядывая через край Масдая – скоро ли дворец.

 Кто знает, может, еще удастся поспать…

 – …Я, вон, на бабушку свою похож – так что теперь? Я – это она? А кум Данила – на мужика одного, которого он и в глаза–то не видывал, и который уж десять лет, почитай, как помер! Да мало ли людей на Белом Свете похожих!..

 Агафон скептически поджал губы и вздохнул:

 – Немало… Но ведь уж очень!..

 – Я бы на твоем месте, друг любезный, чем всякой… чешуёй… мозги забивать, лучше бы такую мысль подумал: если они этих… мертвяков…

 – Умрунов, – машинально поправил волшебник.

 – Ну, какая разница, – нетерпеливо фыркнул Митроха. – Я говорю, что если они этих головорезов на коврах сегодня к нам забросили, так значит, на другую ночь они в другом месте еще могут нам радости подкинуть! И неизвестно куда и сколько! Вот что меня беспокоит…

 «…и уснуть мне сегодня, чую, не даст, если даже другие дадут», – мысленно договорил он.

 – Не думаю, что после сегодняшнего кто–то из часовых примет еду или питье из чужих рук, – резонно заметил маг.

 – Да у нас в городе и кроме часовых найдется, на кого или на что напасть, – ворчливо заметил Митроха. – Сегодня они квас отравили, завтра – все колодцы…

 – Оптимист вы, Митрофан Гаврилыч, – сухо сглотнул Агафон, живо представив последствия.

 – …Вот если бы, я говорю, можно было своих часовых на захваченных коврах в воздух поднять, да чтоб они по ночам за периметром приглядывали, кто куда летит… – грустно подпер щеку Митроха. – Да только толку с это – чуть… Ковров–то всего три, с Масдаем – четыре, а у них, поди, тьма–тьмущая…

 – Шовинизм чистой воды, – вдруг сухо раздалось у них из–под животов. – Всегда–то вы, люди, всю черную работу норовите на нашего брата переложить…

 – Переложить?.. – непонимающе уставился себе под подбородок князь.

 – Да, – недовольно буркнул ковер. – У вас же у самих есть специально обученные женщины злобного нрава, есть эти… веники с палками… – так нет: давайте, в конце октября, под снегом и дождем используем ковры. А что я и так–то сушиться толком не успеваю – пускай… Сгниет он или заплесневеет – так невелика поте…

 – Ах, ты, чтоб тебя!.. А ведь молодец, ковер!.. – от души хлопнул ладонью по влажному ворсу главнокомандующий обороной за неимением у Масдая плеча. – Хорошо придумал!.. А ведь с высоты–то не только наблюдать можно – можно и стрелять! И горшки ваши, Агафон, на войска сбрасывать!.. И засылать лазутчиков в стан противника!.. И… и… и… Да дайте только начать!..

 * * *

 С рассветом в Лукоморске началась охота на ведьм.

 На всех перекрестках и базарных площадях, во всех местах мало–мальского скопления народа с утра до вечера, без перерыва на обед нарядные глашатаи со свитками с настоящими царскими печатями зачитывали указ оборонного командования о дополнительном наборе в ополчение ведьм призывного возраста со своим летательным аппаратом и стрелков – подростков мужска пола, телосложения субтильного, высоты не боящихся и из лука метко стрелять по движущимся мишеням умеющих. Тем, кому патриотизма в качестве стимула было недостаточно, была обещана плата – серебряный рубль с полтиною за ночной вылет. Место сбора для записи – задние ворота царского дворца, ведущие в казармы. Спросить же следовало полковника Гвоздева.

 К обеду рекламная кампания стала приносить – вернее, приводить – первые плоды, и два десятка специально обученных женщин со своими летательными аппаратами и раза в три больше желающих поупражняться в меткости стрельбы по движущимся мишеням подростков собрались у Казарменных ворот дворца.

 Данила Гвоздев, придирчиво осмотрев собравшийся разношерстный люд, дал сигнал часовым пропустить добровольцев, и притихшею пестрою толпою, ощетинившеюся метлами и луками, те влились на казарменный плац, он же стрельбище.

 – Здравствуйте, люди добрые! – приветствовал их полковник, и те, словно полдня репетировали, дружно, хоть и слегка вразнобой, отчеканили:

 – Здравствуй мил человек полковник Гвоздев!

 Шорник в отставке смутился, отвернулся, улыбнулся в усы, и через несколько секунд продолжил, как ни в чем ни бывало:

 – Раз вы тут собрались, стало быть, знаете, что Родина в вас нуждается для выполнения особо важного и опасного задания, которое, кроме как вам, и выполнить для нее больше некому…

 После краткой, но изобилующей подробностями и эпитетами вступительной речи, Данила обвел серьезные лица волонтеров суровым взглядом и предложил:

 – Поскольку задание и вправду жуть как опасное, кто из пришедших захотел вернуться домой, я не неволю.

 Народ переглянулся, пожал плечами, и краснощекая корпулентная баба лет пятидесяти – пятидесяти пяти, затертая где–то в самой гуще новобранцев, пристукнула помелом и недовольно выкрикнула:

 – Чёй–то ты нас, боярин полковник, отговаривать вздумал? У нас, поди, на плечах своя голова есть, всё решили уже! Ты время не теряй, а записывай, давай! Тебе еще нам это выдавать… ну… Эти… которые глашатаи сказали…

 – Деньги? – сурово уточнил Данила, отыскивая взглядом в толпе толстуху.

 – Да сам ты – деньги! – не на шутку обиделась та. – Ты свои деньги засунь в этот… в железный шкаф! Пригодятся, когда отстраиваться после войны будем! Я тебе талдычу, что глашатай говорил, что мы должны явиться на сборы со своими…

 – Летальными паратами, – важно подсказал тощий мальчишка лет четырнадцати рядом с ней.

 – Во–во, – обрадовалась баба. – А у нас – я тут с женчинами переговорила – ни у кого их нет! Вот. Но что есть, то мы принесли… – и она подняла повыше и продемонстрировала свою метлу – пучок прутьев, обхватом с его талию, объявший небольшое бревно. К перетягивающей прутья проволоке был прикреплен веселый красный, в желтых бабочках, бантик. – Может, сойдет, если этих… паратов… на всех не хватит?.. А, полковник?..

 – А ты, стало быть, ведьма? – недоверчиво склонил голову набок и вытянул шею Данила.

 Контраст между знойной женщиной – мечтой бояна и остальными претендентками был килограммов в восемьдесят, не меньше.

 – Не веришь? – прищурилась и вытянула шею и баба, и полковник почувствовал, как взгляд ее просверлил его насквозь и со свистом вышел, подобно наконечнику стрелы со смещенным центром тяжести, в районе правой пятки.

 – В–в–в… в–в–верю, – только и сумел тот, что кивнуть.

 – Вот то–то, – с самодовольным удовлетворением ухмыльнулась ведьма. – Так что, записывай, мил человек полковник. Зовут меня Марфа Покрышкина, ведьма в тринадцатом колене. И паратик–то улетальный получше под меня выбирай – а то еще не всякий, поди, выдержит.

 – А… стрелок кто с Марфой будет? – обвел Данила всё еще слегка ошалелым взглядом оживившуюся толпу.

 – А меня пишите! – помахал ему рукой тот же тощий парнишка – любитель длинный непонятных слов. – Мы с ней из одной деревни, из Пятихатки! Пишите, Пашка Дно по прозвищу Пашка–без–промашки, охотник с девятилетним стажем, будет с теткой Марфой летать!

 – Ишь ты, хитрый какой!.. – тут же донесся из толпы стрелков обиженный ломающийся голос. – Так нам на всех ведьмов–то и не хватит!..

 – Хм… И верно… – почесал в затылке полковник, но моментально нашел выход: – А мы сейчас всех женчин сочтем, а стрелков на стрельбище проверим – самые меткие у нас в бой и пойдут. В смысле, полетят.

 – А остальные?..

 – В запасе будут. На всякий непредвиденный. Так что, бабоньки – по порядку номеров рассчитайсь!

 – Это по какому такому твоему порядку нам рассчитываться надо?..

 – А номера нам и не выдавали еще!..

 – Это вам не выдавали, а я в очереди за толокном с вечера место занимала – у меня номер триста тридцать седьмой, через два часа – перекличка!..

 – Где?!..

 – Где толокно дают?!..

 – А я зато у шпекулянта толокно без всякой очереди брала!..

 – Живешь, поди, богато, вот и у шпекулей затариваешься…

 – Так зарабатываю, чай!..

 – А я, по–твоему, не…

 – А ты в меня своей метлой–то не…

 – БА–БЫ–Ы–Ы!!!..

 Набор в эскадрилью «Ночные ведьмы» пошел полным ходом.

 С утра, наскоро позавтракав и составив прокламацию для вербовки женщин с летательными аппаратами и иже с ними, князь Митроха и Агафон хотели было направиться прямиком к Сабрумайским воротам, ожидая развития боевых действий, но не успели.

 С выпученными глазами, в кафтане нараспашку, в шапке набекрень, на взмыленном коне с криво уложенным седлом – причем, явно от боевого слона [173] – прискакал шальной посыльный и своим путаным докладом переполошил сначала Граненыча, мага и подслушивающих лакеев и придворных, а те уж, по цепочке – весь дворец.

 Смысл донесения был прост: напротив Конанковской слободы, в просторечии – Конанка, враг занимается поджиганием вкопанных столбов посредством колдовства и засыпанием ям посредством фашин, складываемых в оные ямы опять же посредством колдовства, а за дальней окраиной вражеского лагеря возвышается нечто, больше всего напоминающее огромную пирамиду высотой с городскую стену, с тараном и на колесах.

 Моментально позабыв о вражеских ночных десантах и зарождающемся боевом воздухоплавании, главком и его заместитель, похватав кто что счел полезным перед лицом неизвестной угрозы, вскочили на Масдая, прихватили личного царского курьера – Сайка – и во весь дух помчались на Конанковскую стену…

 Увиденное до некоторой степени оправдало в глазах Граненыча ошалевшего курьера.

 Тщательно избегая попадания в зону поражения лукоморских лучников и рискуя получить камнем или бревном в прикрытый рогатым шлемом лоб, пять человек в черных балахонах занимались тем, что метали огненные шары в обращенные к небу бревна с явным намерением их поджечь.

 Шары размером с апельсин, сформировавшись в ладонях вражеских колдунов, висели некоторое время перед ними, словно вынюхивая цель, а потом медленно–медленно, как слепые, отправлялись в последний путь.

 Для некоторых путь это заканчивался в нескольких шагах от породившего их волшебника. Иные со скоростью прогулочного шага воробья добирались до намеченных жертв, но гасли, не успев ничего поджечь. И только приблизительно каждый шестой выполнял поставленную перед ним задачу, и тогда столб вспыхивал едва заметным даже на фоне пасмурного октябрьского дня прозрачно–оранжевым пламенем и начинал гореть, пока от него не оставалась лишь обугленная до земли головешка, как от гигантской сгоревшей спички.

 Процесс был нетороплив и еще менее эффективен, но таким путем выгорели уже все четыре линии обороны на ширине в двадцать пять метров.

 Еще пять колдунов в это время заваливали ловушки с кольями, левитируя в них – неумело, но настойчиво – тугие связки веток из огромной, едва не выше механического чудовища с тараном – кучи.

 Оставалась последняя полоса и вал со рвом.

 Впрочем, если пирамидальный монстр переберется через выровненную полосу препятствий, то о последних двух помехах он может не беспокоиться: длины его исполинского тарана будет достаточно, чтобы долбить стену, не преодолевая вал.

 – Сапожники, – презрительно фыркнул, наблюдая за жалкими потугами Костеевых колдунов Агафон. – У меня и то лучше бы получилось…

 Граненыч никак не среагировал на эту тираду, тщательно рассчитанную магом на внеплановое получение комплимента.

 Потому что, в отличие от своего заместителя по вопросам волшебства он помнил, что кроме вала и рва именно на этом участке были устроены еще и завалы.

 Которые громадной боевой машине на катках в человеческий рост, впервые упоминаемой в своих трудах под названием «черепаха» еще фельдмаршалом Цугундером, окажутся не более чем досадной помехой.

 Он нервно стиснул край зубца стены, и раствор раскрошился под не самой богатырской дланью главкома обороны, оставив половинку красно–коричневого кирпича у него в руке.

 «Как рассказал им кто…» – болезненно, словно это кусок его тела сейчас отвалился без малейшего усилия, поморщился Митроха. – «Боярина бы Никодима сейчас сюда, пустозвона бахвального… С луками против мешков с песком воевать… Простота–то она сейчас хуже воровства… Трепло кукурузное… Индюк напыщенный… Не мог тогда проверить сам лично, что ему подрядчик тут наколобродил?!.. Это же не стена – это куча детских кубиков!.. Ее не то, что тараном – палкой обвалить с первого тычка можно!.. Хотя, если дождь еще польет, может, эта холера в грязи застрянет?.. Тяжеленная ведь, наверное, как целый дворец, и всё равно прет… Ах, чтоб тебя…»

 Он приложил подзорную трубу к глазу, и злополучная «черепаха» мгновенно увеличилась, словно стояла метрах в десяти (тьфу–тьфу–тьфу).

 Построенная в форме великанской усеченной пирамиды высотой с городскую стену и основанием шириной метров в двадцать, покрытая толстым слоем сырого песка, заключенного в мешки из промоченных воловьих шкур, с огромным, окованным железом тараном диаметром в метр, она наводила на наблюдателя ужас даже с такого расстояния.

 И то, что Граненыч был знаком – пусть и на бумаге – еще и с внутренним ее устройством [174], совсем не помогало вернуть ему спокойствие.

 – Саёк? – оторвался он от окуляра и нашел глазами прильнувшего к краю зубца мальчишку.

 – Здесь, вашсветлость князь Митрофан Гаврилыч! – тут же подскочил и вытянулся в струнку он, прижимая к боку свой трофейный черный меч в простых кожаных ножнах.

 – Лети на базы у Вондерландской дороги и на левом берегу пруда и передай, что по пять сотен подкрепления с каждой должны поспешать сюда, как на пожар!

 – Есть! – звонко выкрикнул он уже на пути к Масдаю.

 – Сотник… Кирилл Бескоровый, если не путаю? – повернулся Митроха к застывшему за его плечом командиру отряда на этом сегменте стены.

 – Я, вашсветлость! – выкатил он грудь колесом в ожидании распоряжений.

 – Пошли своих орлов, Кирилл, пусть помогут катапультщикам и самострельщикам – всем, кто у вас тут поближе – перетащить их бандуры на твой участок и открыть стрельбу как можно скорее. Дружина пусть будут готова.

 – Они и так готовы, не извольте беспокоиться, – озабоченно успокоил главкома Кирилл, отвернулся и стал рассыпать указания десятникам направо и налево.

 Солдаты забегали, как муравьи перед грозой.

 – Ну, а ты чем–нибудь порадовать нас сможешь, ваше чародейство? – дошла очередь и до Агафона, и тот впервые за утро уверенно улыбнулся.

 – Обижаете, Митрофан Гаврилыч. Я бы даже сказал, можете про этот уродливый ящик–переросток вообще позабыть и вернуться во дворец допивать чай. Откровенно говоря, если бы они не воевали против нас, мне было бы их даже жаль.

 – Ну, это–то ты загну–ул, орел, – усмехнулся и недоверчиво покачал головой Митроха.

 – А на что поспорим? – загорелся маг.

 – Да чего мне с тобой спорить, – обнажил в улыбке редкие зубы князь. – Если сделаешь хоть половину того, что пообещал – молодец будешь.

 – А если всё? – не унимался Агафон.

 – Ну, тогда с царя – шуба, – рассмеялся коротко Граненыч и снова прильнул к окуляру трубы.

 Ямы были заполнены, и черепаха сдвинулась с места и поползла к городу, деловито преодолевая небольшой подъем, ведущий к Конанковской слободе.

 Дождь прекратился.

 Что бы не писал Цугундер, но эта машина явно была не с ручным приводом, и даже не с конным. Чтобы сдвинуть такую махину хоть на сантиметр, лихорадочно прикинул Граненыч, наступающим понадобилось бы запихнуть внутрь всю свою армию и вдобавок всех лошадей из обоза. Поэтому его не удивило, когда во время беглого осмотра тыла осаждающих он не обнаружил ни одной фигуры в черном балахоне.

 Не удивило, потому что встревожило.

 Единственное, на что оказались способны стащенные со всего Конанковского отрезка стены катапульты, баллисты и два паровых самострела – отрезать от черепахи пехоту и загнать ее обратно за пределы досягаемости смертоносных снарядов.

 Петруха и Степка Соловьевы со своими «аленушками» превзошли сами себя в меткости и скорострельности: около десятка ядер угодили прямо в торец неуклюжему монстру, ниже тарана и выше. Но тот, наотрез отказавшись подчиниться законам физики и развалиться, лишь покачнулся, злобно скрипнув глубоко укрытыми под мешками балками, и упрямо продолжил свои путь, переваливаясь по–утиному на горках фашин.

 Сквозь порт тарана и полуприкрытые пока воротца, из–за которых должен выпасть перекидной мост, уже без всякой трубы можно было разглядеть свирепо скалящихся и сжимающих в когтистых лапах огромные боевые топоры зверолюдей Костея.

 Исполинское бревно, мягко раскачивающееся на своих цепях при каждом крене машины, было нацелено метров на пять ниже верхнего края стены – туда, где начиналась и поднималась вверх новая кладка, держащаяся на месте исключительно из солидарности со старой.

 Разбей ее – и посыплется всё.

 Если таран пробьет стену, которую, вообще–то, мог расковырять голыми руками и Граненыч, будь у него достаточно времени и желания, штурма не миновать. И удастся ли его отбить на этот раз, когда в стене будет зиять брешь шириной с главную улицу города – еще вопрос. Это понимали все, и весь отряд, и прибывший несколько минут назад резерв главнокомандующего, и сам главком.

 Не ускользнул сей вопиющий факт и от его заместителя по вопросам волшебства.

 А, кроме того, весьма кстати он вспомнил и о том, что какой камень содержал какую стихию, так и осталось для них тайною за семью геологическими слоями.

 Дрожащими руками специалист по волшебным наукам торопливо развязал заветный мешочек и умоляюще уставился на свое разноцветное сокровище.

 Какой камень использовать?

 И что из этого может получиться?

 Серый камень, красный в синюю точку, зеленый с тонкими розовыми прожилками, желтый в оранжевую конопушку, белый с одиноким бежевым кольцом вокруг экватора, лиловый с персиковыми звездочками и переливающийся сине–золотой…

 Какой из них что?..

 Что делать?!..

 Если брошенный камень окажется бесполезным, проклятая машина разнесет здесь всё в пыль!..

 А если я выбросаю их все, и остановлю эту, то где гарантия, что у Костея нет еще одной такой же, или еще чего похуже, и что тогда?..

 Что тогда?!..

 Он прав – я действительно не способный ни к чему болван и невежественный деревенщина…

 Вот если бы у меня было еще одно землетрясение…

 Или список…

 «Или черепаха развернулась и ушла бы провалиться в ближайшую реку», – отчаянно–издевательски продолжил он логический ряд, невольно хмыкнул, вызывая ответные улыбки на окаменевших от напряжения и тревоги лицах окружающих, и это неожиданно привело его во вменяемое состояние.

 Стараясь не обращать внимания на ставшие почти осязаемыми направленные на него взгляды лукоморцев, он стал поспешно перебирать в уме свойства камней и возможные последствия их применения.

 Пожар.

 Треклятый ящик не горит, в него уже попал не один десяток стрел с пылающей паклей…

 Атака шершней.

 Хм.

 Град.

 Комментарии излишни.

 Дождь.

 Ну, размоет всё. Ну, засядет. Так ведь высушат, вытащат и пойдет дальше.

 Торнадо.

 Хм–хм–хм–м–м…

 Цунами.

 М–да–а–а…

 Попадись ему сейчас смерч или волна–убийца, было бы просто замечательно. Этой бандуре, наверняка, будет не выстоять, управляй ей хоть все шарлатаны из дедулиного войска…

 – Агафон?.. – прервало его размышления прикосновение к плечу. – Ты что–нибудь придумал? Она уже в сорока метрах…

 Ждать было больше нечего.

 – Да, конечно, – храбро и фальшиво улыбнулся чародей, запустил руку в мешок и пальцы его сомкнулись на желтом в неровную оранжевую точку.

 – Господи, если ты меня слушаешь, пусть это будет или цунами, или торнадо, пожалуйста, – прошептал короткую молитву похолодевший и без ледяного северного ветра волшебник, размахнулся и швырнул камень, надеясь приложить им прямо в лоб надвигающегося монстра.

 Но, по–видимому, в ВыШиМыШи следовало бы ввести новый курс – метание артефактов на дальность и в цель, потому что камень, не долетев до черепахи метров двадцать, упал и закатился между фашин ближе к левому боку боевой громадины.

 Над местом падения камня взорвалось желтое с оранжевыми искрами облако.

 Сверкнула золотая вспышка, грохнул раскат грома…

 Как оказалось, Бог в этот самый момент отвлекся на что–то более интересное или насущное, или решил не потакать искателям легких путей, и молитва Агафона пропала втуне.

 С неба хлынул дождь.

 До покрасневшего как июльский помидор специалиста по волшебным наукам со всех сторон донеслись нервные смешки, переходящие в истеричное ржание.

 – Да, дождя нам надо бы сейчас…

 – Давненько у нас дождика не было…

 – Все засохло, пылища, духотища…

 – Пусть покапает, пусть…

 – Расти, черепаха, большая…

 Но очередной маловерный насмешник над магией камней не успел договорить: первые капли, выпавшие из канареечного облака, оказались всего лишь разминкой.

 Веселую тучку вдруг прорвало, словно вспороли бездонный бурдюк с водой, и на не прекращающую свои отважные попытки преодолеть пологий склон и плохо заваленные ямы черепаху обрушился не ливень – сплошные потоки воды. Они с ревом низвергались из эфемерной с виду тучки, приколачивая махину к в миг раскисшей земле, сдирая с нее мешки и осыпая песком и землей невидимые под свирепыми струями крутые бока.

 Земля держалась еще несколько минут, но, в конце концов решив, наверное, что не стоит оно того, сначала медленно, почти незаметно для глаза, а потом с каждой минутой всё ускоряясь и ускоряясь, потекла с бурлящим, бушующим мутным потоком из–под левого бока моментально растерявшей всю свою воинственность пирамиды, заодно смывая и унося в далекий лес все, что оказывалось у нее на пути: зверолюдей, палатки, запасы, возы, оружие…

 Черепаха, яростно заскрипев, накренилась, грозный таран покачнулся на своих цепях, и мягко уперся в левый косяк проема.

 Катки с правой стороны отделились и зависли метрах в трех от взбунтовавшейся поверхности.

 Со стен грянуло дружное:

 – Так тебе и надо!..

 – Чтоб ты перевернулась!..

 – Шиш тебе с маслом, а не стена!..

 – Получите, гады!..

 – Попей нашего дождика!..

 Пока так же внезапно, как начался, ливень не исчез.

 Нет, здесь не было постепенного уменьшения объема изливаемой воды, просветления в небе или иных признаков улучшающейся погоды. Одно мгновение желтая туча висела над показавшей беззащитное дощатое брюхо черепахой, а на другое исчезла со всей водой.

 Новорожденная река еще текла по инерции несколько минут, заваливая черепаху всё больше, но потом и она пропала так же внезапно, как и породивший ее дождь.

 Разочарованными глазами смотрели дружинники на почищенную ливнем как рыбочисткой от защищавших ее мешков, но промокшую насквозь беспомощную черепаху.

 – Теперь ее тем более лешего с два подожгешь, – угрюмо выразил общую мысль один из лучников и опустил свое бесполезное пока оружие.

 – Но хоть на нас не лезет – и то хорошо… – начал было его товарищ, и тут перекошенная громадина вздрогнула, и зависшие в воздухе катки опустились на несколько сантиметров.

 Сантиметров этих было совсем немного, эффект, произведенный этим движением, был несравненно больше.

 – Глядите, шевелится!..

 – Как же так?!..

 – Эй, ты это куда, куда?..

 – Это колдуны всё ихние!..

 – А наш тогда чего стоит?..

 – Не мешай, думают оне, поди, а ты тут разорался…

 – Ваше премудрие! Чего нам с ней теперь делать, а?..

 Черепаха закряхтела и заскрипела снова, и расстояние до земли уменьшилось еще на несколько сантиметров, и в скрежете ее балок чародею почудилась злобная издевка.