Текст книги "Бегущая могила (ЛП)"

Автор книги: Роберт Гэлбрейт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 58 страниц)

– Ладно, отлично: если ты умрешь в канаве, я не буду виноват. Отлично. К сожалению, то же самое нельзя сказать о Роуз, или Бхакте, или кем бы она ни была сейчас.

– Как это может быть твоей виной?

– Потому что я облажался, не так ли? Подумай! Почему церковь так интересуется местонахождением девушки, которая была на ферме Чепмена всего десять дней двадцать один год назад?

– Из-за полароидов.

– Да, но откуда церковь знает, что у нас есть полароиды? Потому что, – сказал Страйк, отвечая на свой же вопрос, – я показал их не тому человеку, который, блядь, доложил. Я сильно подозреваю, что этим человеком был Джордан Рини. Он рассказал об этом тому, кто позвонил ему после нашего интервью, выдав себя за его жену.

Судя по реакции Рини, он точно знал, кто стоит за этими свиными масками. Меня сейчас не интересует, присутствовал ли он при их снятии. Суть в том, что человек на другом конце телефона узнал, что у меня есть доказательства, которые могут привести к тому, что церковь будет погребена под цунами грязи. Свиные маски, подростки, содомирующие друг друга? Это гарантированно попадет на первую полосу любого таблоида, и все старые события в общине Эйлмертон будут снова подняты. Они захотят закрыть рты всем, кто был на тех фотографиях, потому что если кто-то из них даст показания, то церковь будет в полной заднице. Я подверг опасности Роуз Фернсби, и именно поэтому я хочу встретиться с Джонатаном Уэйсом.

Глава 110

Девять на пятом месте означает:

Летающий дракон в небесах.

Это помогает увидеть великого человека.

И-Цзин или Книга Перемен

Еще до прибытия в Олимпию в пятницу поздно вечером Страйк знал, что Всеобщая Гуманитарная Церковь распространилась по всему миру и что ее членами являются десятки тысяч человек. Кроме того, посмотрев несколько видеороликов с проповедями Джонатана Уэйса на YouTube, он знал, что этот человек обладает несомненной харизмой. Тем не менее, он был поражен огромным количеством людей, направлявшихся к викторианскому фасаду огромного конференц-центра. В толпе были представлены все возрасты, включая семьи с детьми.

Примерно пятая часть собравшихся уже была одета в спортивные костюмы ВГЦ насыщенного синего цвета. В основном это были симпатичные люди, хотя и заметно худее тех, кто был одет в гражданскую одежду. Они не носили украшений, не красили волосы, не имели заметных татуировок, среди них не было семейных групп. Если они и группировались, то только по возрасту, и, приблизившись к входу, он обнаружил, что следует за группой двадцатилетних, возбужденно разговаривающих на немецком языке, который Страйк знал достаточно хорошо (со времен службы в Германии), чтобы понять, что один из них еще ни разу не слышал, как папа Джей говорит лично.

Около двадцати молодых людей в спортивных костюмах ВГЦ, которые, судя по всему, были отобраны по размеру, силе или и тому, и другому, стояли у дверей, и их глаза постоянно двигались, сканируя толпу. Вспомнив, что оперативника Паттерсона на месте выдворили из храма Руперт-Корт, Страйк предположил, что они высматривают известных нарушителей порядка. Поэтому он постарался встать чуть прямее, максимально отделившись от группы немцев, и намеренно поймал косой взгляд невысокого, плотного мужчины с растрепанными волосами, который напомнил описание Цзяна Уэйса, данное Робин. Увлекаемый толпой, он не успел увидеть никакой реакции.

Перед входом в зал охранники обыскивали сумки. Страйк направился к очереди за заранее купленными билетами, а не к ряду симпатичных молодых женщин из ВГЦ, продающих билеты менее организованным людям. Он не преминул широко улыбнуться девушке, проверявшей его билет. У нее были короткие, торчащие в разные стороны черные волосы, и он не думал, что ему померещилось, как внезапно расширились ее глаза.

Идя дальше, Страйк услышал звуки незнакомой ему рок-песни, которые становились все громче по мере приближения к Большому залу.

… еще один диссидент,

Заберите свои доказательства…

Поскольку ему нужно было только одно место, Страйку удалось купить его во втором ряду быстро заполняющегося зала. Пройдя с извинениями мимо вереницы молодых людей в спортивных костюмах, он наконец добрался до места и сел между молодой блондинкой в синем спортивном костюме и пожилой женщиной, стоически жевавшей ириску.

Через несколько секунд после того, как он сел, девушка справа от него, которой, по его мнению, было не больше двадцати лет, сказала, выдавая, что она американка,

– Привет, я Санчия.

– Корморан Страйк.

– Первый раз на службе?

– Да.

– Вау. Вы выбрали очень благоприятный день для прихода. Ждите.

– Звучит многообещающе, – сказал Страйк.

– Что заставило вас заинтересоваться ВГЦ, Корморан?

– Я частный детектив, – сказал Страйк. – Меня наняли для расследования деятельности церкви, особенно в связи с сексуальным насилием и подозрительными смертями.

Он как будто плюнул ей в лицо. Открыв рот, она несколько секунд немигающе смотрела на него, а затем быстро отвела взгляд.

Из колонок по-прежнему громко звучала рок-песня.

…иногда трудно дышать, Господи

на дне моря, да-да…

В центре зала, под высоким изогнутым потолком из белого железа и стекла, находилась блестящая черная пятиугольная сцена. Над ней располагались пять огромных экранов, которые, несомненно, позволят даже тем, кто сидит в самых дальних креслах, увидеть Джонатана Уэйса вблизи. Еще выше располагались пять ярко-синих баннеров с логотипом ВГЦ в форме сердца.

Немного пошептавшись со своими спутниками, Санчия освободила свое место.

Волнение в зале нарастало по мере его заполнения. По оценкам Страйка, здесь было не менее пяти тысяч человек. Зазвучала другая песня: “Это конец света, каким мы его знаем”. Когда до официального начала службы оставалось пять минут, и почти все места были заполнены, свет начал гаснуть, раздались преждевременные аплодисменты и несколько восторженных криков. Они возобновились, когда ожили экраны над пятиугольной сценой, и все присутствующие в зале смогли увидеть короткую процессию людей в одеяниях, идущих в свете прожекторов по проходу к передним креслам на противоположной стороне зала. Страйк узнал Джайлса Хармона, который вел себя с достоинством и серьезностью, подобающими человеку, собирающемуся получить почетную степень; Ноли Сеймур, чьи одеяния сдержанно поблескивали и выглядели так, словно были сшиты специально для нее; высокого, красивого и покрытого шрамами доктора Энди Чжоу; молодую женщину с блестящими волосами и идеальными зубами, которую Страйк распознал с сайта церкви как Бекку Пирбрайт, и еще несколько человек, среди которых были лягушачьеглазый член парламента, чье имя Страйк не узнал бы, если бы Робин не указала его в письме с фермы Чепменов, и мультимиллионер-упаковщик, который махал рукой ликующей толпе в манере, которую Страйк отнес бы к разряду нелепых. Это, как он понял, были директора церкви, и он сфотографировал их на телефон, отметив отсутствие Мазу Уэйс, а также тучного, с крысиным лицом Тайо, которому он разбил кусачками голову на периметре фермы Чепмена.

Сразу за доктором Чжоу, попав в край света прожектора на экране, когда доктор сел за стол, стояла блондинка средних лет, волосы которой были завязаны бархатным бантом. В тот момент, когда Страйк смотрел на эту женщину, экран сменился черным, проецируя письменную просьбу выключить все мобильные телефоны. Пока Страйк подчинялся, его американская соседка вернулась в ряд, заняла свое место и, наклонившись, стала шептаться с кем-то из своих спутниц.

Свет еще больше приглушился, усиливая предвкушение толпы. Теперь они начали ритмично хлопать. Призывы “Папа Джей! – наполнили воздух, и наконец, когда зазвучали начальные такты “Героев”, зал погрузился в темноту, и с криками, отражающимися от высокого металлического потолка, пять тысяч человек (за исключением Корморана Страйка) вскочили на ноги, свистя и аплодируя.

Джонатан Уэйс появился в свете прожекторов, уже стоящих на сцене. Уэйс, чье лицо теперь заполнило все экраны, махал рукой в каждый уголок стадиона, время от времени останавливаясь, чтобы протереть глаза; он качал головой, прижимая руку к сердцу; он кланялся и снова кланялся, сжимая руки в стиле “намасте”. Ничего лишнего: смирение и самоуничижение выглядели совершенно искренне, и Страйк, который, насколько он мог судить, был единственным не хлопавшим в ладоши человеком в зале, был впечатлен актерскими способностями этого человека. Красивый и подтянутый, с густыми темными, едва посеребренными волосами и квадратной челюстью. Если бы на нем был смокинг, а не длинная королевски-синяя мантия, он бы вписался на любую красную ковровую дорожку мира.

Овация длилась пять минут и стихла только после того, как Уэйс сделал успокаивающий, приглушающий жест руками. Но даже после этого, когда наступила почти полная тишина, раздался женский крик,

– Я люблю тебя, папа Джей!

– И я люблю тебя! – сказал улыбающийся Уэйс, после чего раздался новый взрыв криков и аплодисментов.

Наконец, зрители заняли свои места, и Уэйс с микрофоном в наушниках начал медленно ходить по часовой стрелке вокруг пятиугольной сцены, вглядываясь в толпу.

– Спасибо… Спасибо за такой прием, – сказал он. – Вы знаете… перед каждой суперслужбой я спрашиваю себя… достоен ли я? Нет! – сказал он серьезно, потому что раздались новые крики обожания. – Я спрашиваю, потому что это нелегкое дело – выдвинуть себя в качестве сосуда Благословенного Божества! Многие люди до меня провозглашали миру, что они проводники света и любви, возможно, даже верили в это, но ошибались…

Как высокомерно со стороны любого человека называть себя святым! Вы так не считаете? – Он огляделся вокруг, улыбаясь, когда на него посыпался град “нет”.

– Вы – святой человек! – крикнул кто-то из сидящих выше, и толпа засмеялась, как и Уэйс.

– Спасибо, друг мой! – ответил он. – Но это вопрос, который встает перед каждым честным человеком, когда он поднимается на такую сцену. Этот вопрос мне часто задают некоторые представители прессы, – раздались бурные возгласы. – Нет! – сказал он, улыбаясь и качая головой, – не надо освистывать! Они правы, что задают этот вопрос! В мире, полном шарлатанов и мошенников, – хотя некоторые из нас хотели бы, чтобы они уделяли больше внимания нашим политикам и капитанам капитализма, – раздались оглушительные аплодисменты, – Совершенно справедливо спросить, по какому праву я стою перед вами, говоря, что я видел Божественную Истину, и что я не ищу ничего другого, как поделиться ею со всеми, кто восприимчив.

– Поэтому все, о чем я прошу вас сегодня вечером – тех, кто уже присоединился к Всеобщей Гуманитарной Церкви, и тех, кто еще не присоединился, скептиков и неверующих – да, пожалуй, особенно их, – сказал он с легким смешком, который публика охотно поддержала, – это сделать одно простое заявление, если вы считаете, что можете. Оно ни к чему вас не обязывает. Оно не требует ничего, кроме открытого разума.

Как вы думаете, возможно ли, что я видел Бога, что я знаю Бога так же хорошо, как своих близких товарищей, и что у меня есть доказательство вечной жизни? Возможно ли это? Я прошу только одного – ни веры, ни слепого принятия. Если вы считаете, что можете это сказать, то я прошу вас сказать мне сейчас следующее…

Экраны сменились на черные, на которых белым цветом были написаны четыре слова.

– Вместе! – сказал Джонатан Уэйс, и толпа ответила ему ревом этих четырех слов:

– Я допускаю такую возможность!

Корморан Страйк, сидевший со сложенными руками и выражением глубокой скуки на лице, ни в чем не признался.

Глава 111

…на втором месте может быть женщина, действующая в доме, а на пятом – муж, действующий в мире без дома.

И-Цзин или Книга Перемен

Робин находилась в офисе на Денмарк-стрит. Пат уже ушла, и Робин была не прочь остаться до возвращения Страйка со встречи с Уэйсом, поскольку Мерфи сегодня работал.

От волнения ей было трудно сосредоточиться на чем-либо. Встреча с Уэйсом уже должна была начаться. Робин беспокоилась за Страйка, представляя себе вещи, которые, как она знала, были маловероятны, если не иррациональны: Страйка встречает полиция, которой сообщили о каком-то ложном обвинении против него, придуманном церковью; Страйка затаскивают в микроавтобус ВГЦ, как несколько дней назад он предположил, что ее могут похитить на улице.

Ты просто смешна, говорила она себе, но нервы сдавали.

Несмотря на то, что между ней и улицей было два замка высшего класса, защищенных от отмычек, она чувствовала себя гораздо более напуганной, чем когда-либо с тех пор, как покинула ферму Чепменов. Сейчас она понимала, как те, кто прошел настоящую индоктринацию, продолжают испытывать страх перед Утонувшим Пророком даже после того, как признают ошибочность других верований церкви. Ее охватила нелепая мысль, что, дерзнув оказаться в одном физическом пространстве с Джонатаном Уэйсом, Страйк понесет какое-то сверхъестественное наказание. Разумом она понимала, что Уэйс – мошенник и аферист, но страх перед его влиянием не мог быть преодолен только разумом.

Кроме того, в одиночестве невозможно было остановить те воспоминания, которые она все время пыталась подавить в своих мыслях. Ей казалось, что она снова чувствует руку Джонатана Уэйса между своими ногами. Она увидела, как Уилл Эденсор с пенисом в руке надвигается на нее, и почувствовала удар. Она вспомнила – и это было почти такое же постыдное воспоминание, как и все остальные, – как она стояла на коленях и целовала ногу Мазу. Затем она вспомнила Джейкоба, который умирал, не поддаваясь лечению, в той грязной комнате на чердаке, и то, что полиция хранила полное молчание по поводу того, будет ли ей предъявлено обвинение в сексуальной насилии над ребенком. Хватит думать обо всем этом, твердо сказала она себе и направилась к чайнику.

Сделав себе, наверное, восьмой или девятый кофе за день, Робин отнесла кружку во внутренний офис, чтобы встать перед доской с материалами. Решив заняться чем-нибудь продуктивным, а не размышлять, она стала рассматривать шесть полароидных снимков обнаженных подростков, найденных ею в жестянке из-под печенья на ферме Чепмена, гораздо внимательнее, чем раньше. Это было намного проще сделать без присутствия Страйка.

Смуглая, обнаженная, пухленькая девушка – Розалинда Фернсби, если верить их идентификации, – была единственным человеком на фотографиях, которая была изображена одна. Если бы это была единственная фотография, Робин могла бы почти поверить, что Роуз позировала добровольно, если бы не намеренная деградация в маске свиньи. Робин, конечно, испытывала особую неприязнь к маскам животных. Ее насильник надевал на себя латексное лицо гориллы, чтобы совершать свои серийные преступления.

На следующей фотографии в Кэрри сзади проникает Пол Дрейпер, узнаваемый по развевающимся волосам.

На третьей фотографии Дрейпера содомировал Джо Джексон, если предположить, что и эта идентификация была верной. Джексон оттягивал голову Дрейпера назад за волосы, сухожилия на шее Дрейпера напряглись, и Робин почти видела гримасу боли на круглом лице подростка, изображенного на старой газетной заметке в правом верхнем углу доски с робким видом. Вспышка фотоаппарата осветила край чего-то похожего на автомобиль на этой фотографии. Конечно, юристы ВГЦ, вероятно, будут утверждать, что многие автомобили хранились во многих сараях по всей стране.

На четвертом полароиде смуглая девушка была запечатлена спереди, ее ноги были раздвинуты, и теперь Робин заметила глубокую царапину на левом колене, которой не было на первом снимке. Либо эти полароиды сделаны в ходе нескольких фотосессий, либо она получила травму во время них.

На пятом снимке блондинка Кэрри приподняла маску настолько, чтобы дать Дрейперу возможность заняться оральным сексом, в то время как татуировка черепа входил в нее сзади. Вспышка осветила край чего-то, похожего на винную бутылку. Прочитав записи Страйка об интервью с Генри Уортингтон-Филдсом, Робин узнала, что Джо Джексон позже завербовал Генри в баре, несмотря на церковный запрет на алкоголь.

На шестом, последнем, снимке темноволосая девушка занималась оральным сексом с Тату Черепа, а Дрейпер проникал в нее вагинально. Теперь Робин заметила то, чего не видела раньше. То, что она приняла за тень, таковой не являлось: на “Татуировке черепа”, похоже, был надет черный презерватив.

Робин охватило отвращение к себе, и она отвернулась от фотографий. В конце концов, это были не просто кусочки головоломки. Джо Джексон, к которому она не испытывала ни малейшей жалости, может, и процветает сейчас в церкви, но Кэрри и Пол погибли при ужасных обстоятельствах, а за Роуз, хотя она почти наверняка еще не знала об этом, идет охота, и все потому, что когда-то она была настолько наивна, что доверилась тому, кто заманил ее в сарай.

Робин снова уселась в кресло Страйка, представив себе подростка Роуз, крадущуюся с отцом и братом за несколько часов до того, как овощной фургон покинул ферму Чепменов с Дайю на борту…

Идея пришла к Робин так внезапно, что она выпрямилась в кресле, словно ее укто-то окликнул. В детском общежитии в ту ночь должен был находиться второй человек… Можла ли это быть Роуз? Может быть, девочка применила старый трюк – спрятала подушки под одеяло, чтобы убедить Кэрри в своем присутствии, прежде чем навсегда покинуть ферму? Это объяснило бы, почему Эмили не видела второго надсмотрщика, а также объяснило бы, почему Кэрри до того, как увидела полароиды и поняла, что скрыть случившееся в сарае невозможно, не захотела опознать другого человека, который должен был дежурить, потому что, если его найдут, он может рассказать не только о присмотре за детьми, но и о свиных масках и содомии.

Робин вернулась во внешний офис, открыла шкаф с документами и достала папку с делом ВГЦ. Вернувшись к столу партнеров, она еще раз пробежалась глазами по записям, сделанным во время беседы с Руфусом, затем еще раз проверила распечатки жилищных документов на семью Фернсби. Уолтер больше не владел недвижимостью. Мать Роуз жила в Ричмонде, а Руфус и его жена – в Энфилде.

Несмотря на тщательный поиск по всем имеющимся записям, Робин не нашла никаких доказательств того, что Роуз когда-либо владела недвижимостью в Великобритании под каким-либо из известных ей имен. Она никогда не выходила замуж и не имела детей. Сейчас ей было около сорока лет. Перешла в индуизм. Возможно, в Индии. Глупое увлечение. Бикрам-йога. Благовония.

В голове Робин складывалась смутная картина женщины, которая считала себя свободной душой, но, возможно, переживала эмоциональные или финансовые потрясения (многие ли платежеспособные тридцатилетние добровольно ушли жить к отцу, как Роуз до смены фамилии, если бы у них не было другого выхода?). Возможно, Роуз находилась в Индии, как предполагал ее брат? Или Роуз была одной из тех хаотичных личностей, которые не оставляют о себе никаких следов в записях, перебиваясь, возможно, между субарендами и сквотами, как это делала Леда Страйк?

Звонок мобильного заставил Робин подскочить.

– Алло?

– Привет, – сказал голос Пруденс. – Как ты?

– Отлично, – сказала Робин. – Ты?

– Неплохо… так… у меня был сеанс с Флорой сегодня днем.

– О, – сказала Робин, напрягаясь.

– Я сказала ей – я должна была – кто был тот человек, который связался с ней по поводу ее рисунков в Pinterest. Я извинилась, сказала, что это моя вина, что Корм все выяснил, хотя я и не назвала ее имени.

– Хорошо, – сказала Робин.

– В общем… Мы поговорили о вашем расследовании, и я сказала ей, что кому-то еще удалось выбраться с фермы Чепменов, и что вы помогли ему в этом, и… короче говоря… она хотела бы встретиться с этим человеком.

– Правда? – сказала Робин, поняв, что затаила дыхание.

– На данный момент она не берет на себя никаких обязательств, хорошо? Но если вы с Кормораном согласны, она говорит, что готова встретиться с вашим бывшим членом ВГЦ в моем присутствии – и чтобы у другого человека тоже был кто-то для поддержки.

– Это фантастика, – сказала Робин. – Это замечательно, Пруденс, спасибо. Мы поговорим с сыном нашего клиента и узнаем, не хочет ли он встретиться с Флорой. Я уверена, что ему это будет полезно.

После того как Пруденс отключилась, Робин проверила расписание, а затем написала Пат.

Извини, что беспокою тебя в нерабочее время, Пат, но не могли бы мы со Страйком прийти к тебе домой завтра в 10 утра, чтобы поговорить с Уиллом?

Пат, по своей неизменной привычке, перезвонила Робин через пять минут, вместо того, чтобы написать сообщение.

– Вы хотите приехать и увидеть его? – спросила она своим обычным баритоном. – Да, все нормально.

– Как он?

– Все еще что-то напевает. Я говорю ему: “Перестань это делать и помоги мне помыть посуду”, и он это делает. Я купила ему больше одежды. Он был счастлив, когда вылез из спортивного костюма. Он сейчас играет в шахматы с Деннисом. Я только что уложила Цин спать. Такая маленькая болтушка, ни с того ни с сего. Я читала ей “Голодную гусеницу”. Она захотела пять раз подряд.

– Пат, мы не можем выразить тебе свою благодарность за это.

– Никаких проблем. Он хорошо воспитан, это видно. Он будет хорошим мальчиком, когда выкинет из головы весь их мусор.

– Он вообще упоминал об Утонувшем Пророке? – спросила Робин.

– Да, вчера вечером, – безэмоционально ответила Пат. – Деннис сказал ему: “Ты же не веришь в призраков, такой умный парень, как ты?” Уилл сказал, что Деннис верил бы, если бы видел то, что видел Уилл. Он сказал, что видел, как люди левитируют. Деннис спросил: “Как высоко они поднимались? ” “Несколько дюймов”, сказал Уилл. Тогда Деннис показал ему, как они это делают. Глупый парень чуть не свалился на наш газовый камин.

– Откуда Деннис знает, как имитировать левитацию? – удивленно спросила Робин.

– Его приятель, когда был молодым, делал подобные вещи, чтобы произвести впечатление на девушек, – лаконично заметила Пат. – Некоторые девушки чертовски глупы, надо признать. Когда кому-нибудь нужен мужчина, способный подняться на два дюйма в воздух?

Робин рассмеялась, еще раз поблагодарила Пат и пожелала ей хорошего вечера. Повесив трубку, она обнаружила, что ее душевное состояние значительно улучшилось. Теперь у нее была и новая теория, и потенциально важная встреча, о которой она должна была рассказать Страйку, когда он вернется. Она сверилась с часами. Страйк должен был находиться на собрании у Уэйса уже больше часа, но Робин знала папу Джея: он, скорее всего, только начал. Возможно, она закажет еду, чтобы ее доставили в офис, пока она просматривает досье ВГЦ.

Она поднялась на ноги с мобильным телефоном в руке и подошла к окну, размышляя, какую пиццу она хотела бы попробовать. Солнце опускалось, и Денмарк-Стрит погрузилась в тень. Магазины были закрыты, многие окна закрыты металлическими жалюзи.

Робин как раз решила, что ей хочется чего-нибудь с каперсами, когда заметила, что по улице идет кто-то высокий, громоздкий и одетый во все черное. Странно, но для мягкого августовского вечера капюшон был поднят. Робин подняла телефон и переключила его в режим камеры, снимая, как фигура спускается по ступенькам перед музыкальным магазином напротив и исчезает в подвальном помещении внизу.

Возможно, он знал владельца магазина? Может быть, ему было приказано подойти к двери, расположенной ниже уровня улицы?

Робин нажала паузу на камере и просмотрела несколько секунд видеозаписи. Затем, когда к ней вернулось прежнее дурное предчувствие, она вернулась к файлу ВГЦ и извлекла из него фотографии злоумышленника в маске и с пистолетом, которые Страйк распечатал из видеозаписи с камеры.

Это мог быть один и тот же человек, но в равной степени и другой. Они были одеты в похожие черные куртки, но фотографии, сделанные в тускло освещенном помещении, были слишком размытыми, чтобы можно было с уверенностью их идентифицировать.

Должна ли она позвонить в полицию? Но что она скажет? Кто-то в черной куртке с поднятым капюшоном находился неподалеку от офиса и спускался по ступенькам? Вряд ли это было преступным поведением.

Человек с пистолетом ждал наступления темноты, когда в здании погаснет весь свет, чтобы начать действовать, напомнила себе Робин. Теперь она сомневалась, что доставка пиццы была такой уж хорошей идеей. Ей пришлось бы открывать дверь на первом этаже, чтобы впустить их, а что, если притаившийся в черной куртке человек вместе с доставщиком, прижав пистолет к спине, ворвется в здание? Или она просто параноик?

Нет, – сказал голос Страйка в ее голове. – Ты ведешь себя умно. Следи за ним. Не выходи из офиса, пока не убедишься, что он ушел.

Осознав, что ее силуэт может быть виден даже через венецианские жалюзи, Робин пошла выключить свет в офисе. Затем она придвинула кресло Страйка к окну, положила на колени папку ВГЦ и регулярно поглядывала на улицу. Фигура в черном одеянии оставалась вне поля зрения.

Глава 112

Девять на четвертом месте означает:

Он наступает на хвост тигру.

И-Цзин или Книга Перемен

Джонатан Уэйс уже объяснил, как ВГЦ находит общее во всех религиях, объединяя и сплавляя их в единую, всеобъемлющую систему верований. Он цитировал Иисуса Христа, Будду, Талмуда и, в основном, самого себя. Он вызвал на сцену Джайлса Хармона и Ноли Сеймур, и каждый из них проникновенно воздал должное вдохновенному гению Папы Джея: Хармон – с интеллектуальной серьезностью, заслужившей аплодисменты, Сеймур – с восторженной девичьей непосредственностью, которую публика оценила еще больше.

Небо, видимое сквозь стекла сводчатого потолка, постепенно становилось темно-синим, а полторы ноги Страйка, теснившегося во втором ряду кресел, занемели. Уэйс перешел к обличению мировых лидеров, а на экранах над ним появились изображения войны, голода и разрушения окружающей среды. Толпа подбадривала его короткие фразы аплодисментами, встречала ораторские изыски аплодисментами и одобрительно отзывалась о каждом обвинении в адрес элиты и поджигателей войны. Наверняка, подумал Страйк, сверяясь с часами, они уже почти закончили? Но прошло еще двадцать минут, и Страйку, которому уже захотелось помочиться, стало не только скучно, но и неуютно.

– Кто же из вас нам поможет? – крикнул наконец Уэйс, его голос дрожал от волнения, когда он стоял один в центре внимания, а все остальные были в тени. – Кто присоединится? Кто встанет рядом со мной, чтобы преобразить этот разрушенный мир?

По мере того, как он говорил, пятиугольная сцена начала трансформироваться под крики и аплодисменты. Пять панелей поднялись, как жесткие лепестки, и открыли пятиугольный бассейн для крещения, в нижней части которого были сделаны ступеньки, обеспечивающие легкий доступ к воде. Уэйс остался стоять на небольшой круглой платформе в центре. Теперь он приглашал всех, кто желает вступить в ВГЦ, присоединиться к нему и возродиться в церкви.

Зажегся свет, и некоторые зрители стали пробираться к выходу, в том числе и пожилая любительница пожевать ириски, сидевшая слева от Страйка. Она была впечатлена харизмой Уэйса и взволнована его праведным гневом, но, видимо, посчитала, что окунуться в крещенский бассейн было бы слишком. Некоторые из других покидающих аудиторию слушателей несли на руках сонных детей, другие разминали затекшие после долгого вынужденного сидения конечности. Несомненно, многие из них еще больше обогатят ВГЦ, купив перед выходом из здания экземпляр “Ответа” или кепку, футболку или брелок.

Тем временем по проходу спускались струйки людей, которых крестил папа Джей. Радостные возгласы уже состоявшихся членов клуба продолжали отражаться от металлических опор Большого зала, когда один за другим новые члены погружались в воду, а затем поднимались, задыхаясь и обычно смеясь, чтобы их завернули в полотенца несколько симпатичных девушек на другой стороне бассейна.

Страйк наблюдал за крещением, пока небо не стало черным, а его правая нога не затекла. Наконец, добровольцев для крещения больше не осталось. Джонатан Уэйс прижал руку к сердцу, поклонился, и под последний взрыв аплодисментов сцена погрузилась в темноту.

– Извините? – прозвучал мягкий голос рядом со Страйком. Повернувшись, он увидел молодую рыжеволосую девушку в спортивном костюме ВГЦ. – Вы Корморан Страйк?

– Это я, – сказал он.

Справа от него американка Санчия поспешно отвернула лицо.

– Папа Джей будет очень рад, если вы захотите зайти за кулисы.

– Не так рад, как я, – сказал Страйк.

Он осторожно встал на ноги, разминая онемевшую культю, пока к ней не вернулась чувствительность, и последовал за ней сквозь массу уходящих людей. Веселые молодые люди в спортивных костюмах ВГЦ гремели жестянками для сбора денег по обе стороны от выхода. Большинство проходящих опускали в него мелочь или даже купюру, несомненно, убежденные в том, что церковь занимается прекрасной благотворительностью, а может быть, и пытаясь унять смутное чувство вины за то, что уходят в сухом одеянии, некрещеными.

Как только они покинули главный зал, спутница Страйка повела его по коридору, вход в который был разрешен ей по пропуску на шнурке на шее.

– Как вам понравилась служба? – весело спросила она Страйка.

– Очень интересно, – сказал Страйк. – А что происходит с теми, кто только что присоединился? Сразу в автобус на ферму Чепмена?

– Только если они захотят, – сказала она, улыбаясь. – Мы не тираны, знаете ли.

– Нет, – сказал Страйк, также улыбаясь. – Я не знал.

Она ускорилась, идя чуть впереди него, и не видела, как Страйк достает свой мобильный, ставит его на запись и убирает в карман.

Когда они приблизились к помещению, которое, по мнению Страйка, должно было быть комнатой отдыха, они натолкнулись на двух крепких молодых людей в спортивных костюмах ВГЦ, которые стояли снаружи. Высокий, худой мужчина с длинной челюстью выглядел так, будто он что-то выговаривал им.

– … не стоило даже приближаться к папе Джей.

– Она не говорила, мы сказали ей, что нет…

– Но то, что она дошла до этого коридора…

– Мистер Джексон! – сказал Страйк, останавливаясь. – Я думал, вы сейчас находитесь в Сан-Франциско?

Джо Джексон повернулся, нахмурившись. Он был достаточно высоким, чтобы смотреть прямо в глаза Страйку.

– Мы знакомы?

Его голос представлял собой странную смесь акцента средней Англии, наложенного на голос американца с западного побережья. Его глаза были светло-серыми.

– Нет, – сказал Страйк. – Я узнал вас по вашим фотографиям.

– Пожалуйста, – сказал смущенная рыжая, – пойдемте, если вы хотите поговорить с папой Джеем.

Посчитав, что в таких условиях шансы получить от Джо Джексона правдивый ответ на вопрос “Есть ли у вас татуировки?” минимальны, Страйк пошел дальше.