Текст книги "Бегущая могила (ЛП)"

Автор книги: Роберт Гэлбрейт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 58 страниц)

– Пришла навестить своего брата, да, – сказал Эбигейл, которая явно старалась звучать нормально. – Что ты делаешь на шоссе A40?

– Еду в Торнбери.

– Никогда о таком не слышала. Ладно, хорошо – я тебя отпущу.

И прежде чем Страйк успел сказать что-то еще, она повесила трубку.

Страйк оглянулся на Робин.

– Что ты думаешь?

– Я думаю, она хорошая, – сказала Робин. – Надо ехать.

Она включила двигатель и, дождавшись перерыва в движении, выехала на дорогу.

Они ехали минут пять, не разговаривая друг с другом. Стремясь создать более благоприятную атмосферу, Страйк наконец сказал:

– Я не собирался вспоминать о ее кошмаре. Я чувствую себя неловко из-за этого.

– И где же эта деликатность, когда речь идет о Флоре Брюстер? – холодно спросила Робин.

– Ладно, – сказал Страйк, теперь уже уязвленный, – я и близко не подойду к чертовой Брюстер, но поскольку ты единственная, кто испытал на себе весь чертов ужас Чепмена…

– Я никогда не называла это “ужасом”, я не говорила, что я пережила военные преступления или что-то еще…

– Черт возьми, я не говорю, что ты преувеличиваешь, насколько все было плохо, я говорю, что если есть свидетель того, что они действительно кого-то убили, я бы подумал…

– Дело в том, – сердито сказала Робин, – что Эбигейл Гловер больше в твоем вкусе, чем Флора Брюстер, поэтому ты чувствуешь себя виноватым из-за того, что расстроил ее, тогда как…

– Что это значит, “больше в моем вкусе…”?

– Поднимается на ноги, поступает на пожарную службу, делает вид, что ничего этого не было…

– Если тебе от этого станет легче, у нее пограничные проблемы с алкоголем и, похоже, она безрассудно распутна.

– Конечно, мне от этого не легче, – яростно сказала Робин, – но ты так недоброжелательно относишься к богатым людям! Ты осуждаешь Флору, потому что она может позволить себе встречаться с Пруденс, и она “сидит на заднице”, в то время как…

– Нет, это о том, что Брюстер занимается искусством вместо того, чтобы…

– Что, если она была настолько психически больна, что не была уверена в том, что реально, а что нет? Ты ведь не спрашивал Эбигейл о том, как выглядят эти предполагаемые пистолеты?

– Она, черт возьми, не рисует их и не размещает в Интернете с логотипами ВГЦ! Отмечу, что Брюстер не настолько чертовски больна, чтобы не лечь на дно, как только я упомянул Дейрдре Доэрти, подумав: “Черт, это привлекло немного больше внимания, чем я хотела!”

Робин никак не отреагировала на это, а лишь пристально смотрела на дорогу впереди.

Морозная атмосфера в машине сохранялась и на автостраде, каждый из партнеров был поглощен своими неприятными мыслями. Страйку пришлось столкнуться с неприятной ситуацией, когда его собственные предрассудки были разоблачены. Что бы он ни говорил Робин, у него сложилось нелестное представление о девушке, нарисовавшей труп Дейрдре Доэрти, и, если быть абсолютно честным (что он не собирался делать вслух), он причислял ее к женщинам, наслаждающимся сеансами рейки в роскошной клинике доктора Чжоу, не говоря уже о детях его отца, живущих за счет семейного богатства, имеющих под рукой дорогих психотерапевтов и частных врачей. Если им это понадобится, то они будут защищены от суровых реалий рабочей жизни своими трастовыми фондами. Несомненно, девушке Брюстер пришлось несладко, но и у нее были годы под солнцем Киви, чтобы осмыслить увиденное на ферме Чепмена, и вместо того, чтобы добиваться справедливости в отношении утонувшей женщины и спасения детей, оставшихся без матери, она сидела в своей уютной квартире на Строберри-Хилл и занималась искусством.

Внутренние размышления Робин были тревожными в другом смысле. Несмотря на то, что она была уверена в том, что только сказала своему партнеру, ей было неприятно осознавать (не то чтобы она хотела в этом признаться), что подсознательно она хотела вызвать спор. Какая-то часть ее души стремилась нарушить то удовольствие и легкость, которые она испытывала, оказавшись снова в лендровере со Страйком. Ведь она только сказала Мерфи, что любит его, и не должна была испытывать беспричинное удовольствие от перспективы провести несколько часов в дороге с кем-то другим. Она также не должна была думать о мужчине, которого якобы любила, с чувством вины и дискомфорта…

Молчание в машине длилось целых полчаса, пока Робин, обидевшись на то, что именно ей пришлось ломать лед, и устыдившись скрытого мотива, побудившего ее так вспылить, не сказала:

– Слушай, прости, что я нагрубила. Я просто… Я, наверное, больше на стороне Флоры, чем ты, потому что…

– Я понял, – сказал Страйк, почувствовав облегчение от того, что она заговорила. – Нет, я не имею в виду… Я знаю, что не был в комнатах Уединения.

– Нет, я не представляю, чтобы Тайо захотел вступить с тобой в духовную связь, – сказала Робин, но мысленный образ Тайо, пытающегося вести значительно более крупного Страйка к одной из деревянных хижин, заставил ее рассмеяться.

– Не нужно меня обижать, – сказал Страйк, снова потянувшись за кофе. – У нас могло бы получиться прекрасно, если бы я не размозжил ему голову этими кусачками для проволоки.

Глава 96

Наказание никогда не является самоцелью, а служит лишь для восстановления порядка.

И-Цзин или Книга Перемен

– Черт, – сказал Страйк.

Спустя чуть более двух часов после того, как они с Робин разрешили свой спор, они приехали на Оуклиз-роуд, Торнбери, и обнаружили, что дом Кэрри Кертис Вудс пуст. Скромный, но ухоженный двухквартирный дом, разделявший участок неогороженной лужайки со своим сиамским близнецом, был практически неотличим от всех остальных домов, находящихся в поле зрения, за исключением небольших различий в стиле входной двери.

– И машины нет, – сказал Страйк, глядя на пустой подъезд. – Но они точно вернулись из отпуска, я проверил ее страницу в Facebook перед тем, как уехать сегодня утром. Она документирует практически каждое перемещение семьи.

– Может быть, она пошла за продуктами, если они только что вернулись из-за границы?

– Может быть, – сказал Страйк, – но мне кажется, что на нас могут обратить внимание, если будем здесь долго торчать. Немного открытая планировка. В таком месте многого не утаишь.

Повсюду виднелись окна, а ровные лужайки перед домами не давали ни малейшего намека на укрытие. Древний лендровер выделялся среди всех семейных машин.

– Что скажешь, если мы пойдем, перекусим и вернемся через час или около того?

Поэтому они вернулись к машине и снова отправились в путь.

Город был небольшим, и они за несколько минут добрались до Хай-стрит. Здесь было меньше однообразия: магазины и пабы разного размера, некоторые из них были окрашены в пастельные тона или имели старомодные навесы. Наконец Робин припарковалась у паба Мальтхаус. Внутри оказалось просторное, современное помещение с белыми стенами, серым клетчатым ковром и стульями.

– Слишком рано для обеда, – мрачно сказал Страйк, вернувшись из бара с двумя упаковками арахиса, безалкогольным пивом для себя и томатным соком для Робин, которая сидела в эркере с видом на центральную улицу.

– Неважно, – сказала она, – проверь свой телефон. Барклай только что написал нам сообщение.

Страйк сел и достал свой мобильный телефон. Их субподрядчик отправил всем сотрудникам агентства сообщение, состоящее из одного слова: КИНУЛИ, со ссылкой на новостную заметку, которую открыл Страйк.

Робин снова начала смеяться, видя, как выражение лица ее партнера меняется на чистое ликование. Новостной сюжет, который был кратким, был озаглавлен:

СРОЧНО ЛЮБИМЫЙ ЧАСТНЫЙ СЫЩИК ТАБЛОИДОВ АРЕСТОВАН.

Митчелл Паттерсон, с которого были сняты обвинения в скандале с прослушиванием телефонных разговоров в 2011 году, был арестован по обвинению в незаконном прослушивании офиса известного барристера.

Страйк издал такой громкий смех, что головы повернулись.

– Охуенно, – сказал он. – Теперь я могу уволить Литтлджона.

– Не здесь, – сказала Робин.

– Нет, – согласился Страйк, оглядываясь по сторонам, – слишком многолюдно. Там есть пивной садик, давай сделаем это там.

– Мое присутствие необходимо? – улыбнулась Робин, но она уже собирала свой стакан, арахис и сумку.

– Убийственная радость, – сказал Страйк, когда они вышли из паба. – Барклай заплатил бы хорошие деньги, чтобы услышать это.

Усевшись на скамейки за выкрашенным в коричневый цвет столом, Страйк позвонил Литтлджону и снова переключил свой мобильный на громкую связь.

– Привет, босс, – сказал Литтлджон, отвечая. Он стал называть Страйка “боссом” с тех пор, как Страйк узнал, что Литтлджон – подставное лицо. Судя по веселому тону Литтлджона, его двуличный субподрядчик еще не понял, что Паттерсона арестовали, и приятное предвкушение Страйка усилилось.

– Где ты сейчас находишься? – спросил Страйк.

– На Той Бое, – сказал Литтлджон. – Мы на Пэлл-Мэлл.

– Что-нибудь слышно от Митча сегодня утром?

– Нет, – сказал Литтлджон. – А что?

– Он арестован, – сказал Страйк.

Из телефона Страйка не доносилось ни звука человеческой речи, хотя на этот раз они могли слышать фоновый гул лондонского транспорта.

– Все еще там? – сказал Страйк, злорадно улыбаясь.

– Да, – хрипло сказал Литтлджон.

– Итак, ты уволен.

– Ты… что? Ты не можешь… Ты сказал, что будешь держать меня…

– Я сказал, что подумаю об этом, – сказал Страйк. – Я подумал и решил, что ты можешь идти на хер.

– Ты дрянь, – сказал Литтлджон. – Ты чертов…

– Если подумать, я делаю тебе одолжение, – сказал Страйк. – Тебе понадобится гораздо больше свободного времени, учитывая, что полиция хочет, чтобы ты помог им в расследовании.

– Ты, блядь, ты, ублюдок, я собирался… У меня были для тебя вещи по тому церковному делу – новые вещи…

– Конечно, – сказал Страйк. – Пока, Литтлджон.

Он положил трубку, потянулся за пивом, сделал длинный глоток, жалея, что оно безалкогольное, и отставил бокал. Робин смеялась, но качала головой.

– Что? – сказал Страйк, ухмыляясь.

– Хорошо, что у нас нет отдела кадров.

– Он субподрядчик, я должен ему только деньги – не то чтобы он получит деньги.

– Он может подать на тебя в суд.

– И я могу сказать суду, что он запустил змею в дверь Таши Майо.

Они ели арахис и пили напитки под развесистыми корзинами и ярким августовским солнцем.

– Ты не думаешь, что у него действительно было что-то для нас по ВГЦ? – спросила Робин через некоторое время.

– Не, он придуривается, – сказал Страйк, ставя пустой стакан.

– А что, если он пойдет в офис пока нас нет, и…?

– Опять попытается сфотографировать материалы дела? Не беспокойся об этом. Я принял меры предосторожности, на прошлой неделе этим занималась Пат. Если этот ублюдок еще раз попробует воспользоваться отмычкой, то он получит по заслугам… что напомнило мне, – сказал Страйк, доставая из кармана новую связку ключей от офиса. – Они тебе понадобятся… Ладно, пойдем посмотрим, дома ли уже Шери/Кэрри.

Глава 97

К’ан представляет свинью, зарезанную во время малого жертвоприношения.

И-Цзин или Книга Перемен

Они сидели в лендровере, припаркованном в нескольких минутах ходьбы от пустующего дома Кэрри Кертис Вудс, когда мимо них проехал серебристый Kia Picanto.

– Страйк, – сказала Робин, мельком взглянув на светловолосую женщину-водителя.

Машина свернула к дому семьи Вудс. Водитель вышла из машины. У нее были короткие светлые вьющиеся волосы, она была одета в нелестно обтягивающие джинсы, отчего валик жира под белой футболкой выпирал за пояс. Она была загорелой, пользовалась тушью для ресниц, а ее брови были тоньше, чем сейчас модно, что придавало ей удивленный вид. Через плечо у нее был перекинут полиэстеровый шоппер.

– Пойдем, – сказал Страйк.

Кэрри Кертис Вудс была уже на полпути к своей входной двери, когда услышала за спиной шаги и повернулась с ключами в руках.

– Добрый день, – сказал Страйк. – Меня зовут Корморан Страйк, а это Робин Эллакотт. Мы частные детективы. Мы полагаем, что в середине девяностых годов вы жили на ферме Чепмен под именем Шери Гиттинс? Мы хотели бы задать вам несколько вопросов, если вы не против.

Дважды за время работы в агентстве Робин думала, что женщина, с которой они говорили, может упасть в обморок. Лицо Кэрри потеряло здоровый цвет, загар стал пятнистым и желтым, губы побледнели. Робин выпрямилась, готовая броситься вперед и прервать падение женщины на твердый бетон.

– Мы просто хотим услышать вашу версию событий, Кэрри, – сказал Страйк.

Глаза женщины метнулись к окнам соседей напротив и снова к Страйку. Его заинтересовал тот факт, что она не попросила их повторить свои имена, как это часто делают люди, то ли от растерянности, то ли чтобы потянуть время. У него возникло ощущение, что их появление не было полной неожиданностью, что она ожидала чего-то подобного. Возможно, у ВГЦ была страничка на Facebook, и она видела там нападки на него и Робин, а может быть, она давно ожидала этой расплаты.

Секунды шли, а Кэрри все не двигалась с места, и уже было поздно утверждать, что она не понимает, о чем идет речь, и что она не была когда-то Шери Гиттинс.

– Ладно, – наконец сказала она, ее голос был едва слышен.

Она повернулась и пошла к входной двери. Страйк и Робин последовали за ней.

Внутри маленького дома пахло пылью. Единственной неуместной вещью в холле была маленькая розовая кукольная коляска, которую Кэрри отодвинула, чтобы Страйк и Робин могли пройти в совмещенную с кухней гостиную с бледно-голубыми обоями и синим гарнитуром из трех предметов с полосатыми сиреневыми подушками, которые балансировали на остриях.

На стене за диваном висели увеличенные семейные фотографии в оловянных рамках. Две маленькие девочки Кэрри Кертис Вудс, знакомые Страйку по ее странице в Facebook, были изображены снова и снова, иногда с одним или другим из родителей. Обе дочери были светловолосыми, с ямочками и всегда сияли. У младшей из них не хватало нескольких зубов.

– Ваши дочери прекрасны, – сказала Робин, повернувшись, чтобы улыбнуться Кэрри. – Их здесь нет?

– Нет, – хрипло ответила Кэрри.

– Планируете встречу? – спросила Робин, пытаясь успокоить нервы женщины.

– Нет. Я просто отвезла их к бабушке. Они хотели отдать ей подарки, которые они приготовили ей в Испании. Мы были в отпуске.

Теперь в ее голосе не было и следа Лондона: она говорила с бристольским акцентом, гласные удлинялись, согласные в конце слов отсекались. Она опустилась в кресло, поставив сумку с покупками на пол рядом с ногами.

– Вы можете сесть, – слабо сказала она. Страйк и Робин так и сделали, усевшись на диван.

– Как давно вы живете в Торнбери, Кэрри? – спросила Робин.

– Десять… одиннадцать лет?

– Что заставило вас переехать сюда?

– Я встретила своего мужа, – сказала она. – Нейта.

– Хорошо, – сказала Робин, улыбаясь.

– У него был мальчишник. Я работала в пабе, когда они все пришли.

– А.

– И я переехала, потому что он жил здесь.

В ходе дальнейшей светской беседы выяснилось, что Кэрри переехала в Торнбери всего через две недели после знакомства с Нейтаном в Манчестере. В Торнбери она нашла работу официантки, они с Нейтом сняли квартиру и всего через десять месяцев поженились.

Быстрота, с которой она переехала, чтобы быть с мужчиной, с которым только познакомилась, и ее хамелеонское превращение в уроженку Торнбери заставили Страйка подумать, что Кэрри относится к тому типу людей, с которым он встречался раньше. Такие люди цеплялись за более доминирующих личностей, облепляя себя, как омела дерево, впитывая их мнения, их манеры и повторяя их стиль. Кэрри, которая когда-то подводила глаза черной подводкой, прежде чем подвезти своего парня ограбить аптеку и пырнуть ножом ни в чем не повинного прохожего, теперь рассказывала Робин со своим перенятым акцентом, что местные школы очень хорошие, и с чем-то похожим на благоговение отзывалась о своем муже: как много часов он работает, и как он не считается с теми, кто этого не делает, потому что он такой, он всегда старался. Ее нервозность, казалось, слегка поутихла во время этого банального разговора. Казалось, она была рада возможности представить на рассмотрение детективов маленький эпизод своей жизни. Какой бы она ни была раньше, теперь она ни в чем не виновата.

– Итак, – сказал Страйк, когда возникла удобная пауза, – мы хотели бы задать вам несколько вопросов, если вы не против. Нас наняли для расследования деятельности Всеобщей Гуманитарной Церкви, и нас особенно интересует, что случилось с Дайю Уэйс.

Кэрри слегка вздрогнула, как будто какая-то невидимая сущность дернула ее за ниточку.

– Мы надеялись, что вы сможете уточнить некоторые детали о ней, – сказал Страйк.

– Хорошо, – сказал Кэрри.

– Ничего, если я буду вести записи?

– Ладно, – сказала Кэрри, наблюдая, как Страйк достает ручку.

– Вы подтверждаете, что вы та самая женщина, которая жила на ферме Чепмен в 1995 году под именем Шери Гиттинс?

Кэрри кивнула.

– Когда вы впервые пришли в церковь? – спросила Робин.

– Девяносто… третий, – сказала она. – Я думаю. Да, девяносто третий.

– Что заставило вас вступить?

– Я пошла на собрание. В Лондоне.

– Что привлекло вас в ВГЦ? – спросил Страйк.

– Ничего, – без обиняков ответила Кэрри. – В здании было тепло, вот и все. Я сбежала… сбежала из дома. Я спала в общежитии… Я не ладила с мамой. Она пила. У нее был новый парень и… да.

– Как скоро после этой встречи вы отправились на ферму Чепмена? – спросил Страйк.

– Я пришла сразу после окончания встречи… у них на улице стоял микроавтобус.

Ее руки сжимали друг друга, костяшки пальцев были белыми. На тыльной стороне одной из них была нарисована татуировка хной, несомненно, сделанная в Испании. Возможно, подумала Робин, у ее маленьких дочерей на руках тоже были нарисованы цветы и завитки.

– Что вы подумали о ферме Чепмена, когда туда приехали? – спросил Страйк.

Наступила долгая пауза.

– Ну, это было… странно, да?

– Странно?

– Да… Хотя кое-что мне нравилось. Мне нравилось быть с детьми.

– Вы им тоже понравились, – сказала Робин. – Я слышала о вас очень хорошие слова от женщины по имени Эмили. Ей было около семи или восьми лет, когда вы ее знали. Вы помните ее? Эмили Пирбрайт?

– Эмили? – рассеянно спросила Кэрри. – Хм… может быть. Я не уверена.

– У нее была сестра, Бекка.

– Ой… Да, – сказал Кэрри. – А где сейчас Бекка?

– Все еще в церкви, – сказала Робин. – Обе сестры. Эмили сказала мне, что очень любила вас – что они обе любили вас. Она сказала, что все дети так к вам относились.

Рот Кэрри сделал трагикомическую дугу вниз, и она начала шумно плакать.

– Я не хотела вас расстраивать, – поспешно сказала Робин, когда Кэрри наклонилась к стоящему у нее ног пакету и извлекла из его недр пачку салфеток. Она вытерла глаза и высморкалась, говоря сквозь рыдания,

– Простите, простите…

– Не проблема, – сказал Страйк. – Мы понимаем, что это должно быть трудно.

– Я могу вам что-нибудь предложить, Кэрри? – сказала Робин. – Стакан воды?

– Да-да, пожалуйста, – плакала Кэрри.

Робин вышла из комнаты на кухню, которая находилась за столовой. Страйк позволил Кэрри выплакаться, не предлагая слов утешения. Он считал, что ее переживания искренни, но это создаст плохой прецедент, если она решит, что слезы – это способ смягчить собеседников.

Робин, наполнявшая стакан водой из-под крана на маленькой, но безупречной кухне, заметила на дверце холодильника рисунки дочерей Кэрри, подписанные либо “Поппи”, либо “Дейзи”. На одной из них, озаглавленной “Я и мама”, были изображены две светловолосые фигуры, держащиеся за руки, обе в платьях и коронах принцесс.

– Спасибо, – прошептала Кэрри, когда Робин вернулась в гостиную и протянула ей бокал. Она сделала глоток, затем снова посмотрела на Страйка.

– Можно продолжать? – официально спросил он. Кэрри кивнула, глаза ее покраснели и опухли, тушь размазалась, оставив серые следы на щеках. Страйк подумал, что она похожа на поросенка, а Робин вспомнила девочек-подростков, бдительно следящих за Манифестацией Утонувшего Пророка.

– Значит, вы впервые встретили Дайю на ферме? – спросил Страйк.

Кэрри кивнула.

– Что вы о ней думали?

– Я думала, она прекрасна, – сказала Кэрри.

– Правда? Потому что несколько человек сказали нам, что она была избалованной.

– Ну… может быть, немного. Она все равно была милой.

– Мы слышали, что вы проводили с ней много времени.

– Да, – сказала Кэрри после еще одной короткой паузы, – пожалуй, да.

– Эмили сказала мне, – сказала Робин, – что Дайю хвасталась, что вы с ней собираетесь уехать и поселиться вместе. Это правда?

– Нет! – сказала Кэрри, выглядя потрясенной.

– Дайю придумала это, да? – сказал Страйк.

– Если… если она это сказала, то да.

– Почему, вы думаете, она заявила, что уйдет жить к вам?

– Я не знаю.

– Может быть, чтобы другие дети завидовали? – предположил Робин.

– Может быть, – согласилась Кэрри, – да.

– Как вам понравились Уэйсы? – спросил Страйк.

– Я… думала так же, как и все.

– Что вы имеете ввиду под этим?

– Ну, они были… они могли быть строгими, – сказала Кэрри, – но это было для благой цели, я полагаю.

– Вы так думали? – сказал Страйк. – Что дело церкви было хорошо?

– Она делала хорошие вещи. Некоторые хорошие вещи.

– Были ли у вас на ферме Чепмен какие-то особые друзья?

– Нет, – сказал Кэрри. – У тебя не должно быть особенных друзей.

Она крепко держала воду. Ее поверхность дрожала.

– Хорошо, давайте поговорим о том утре, когда вы отвезли Дайю в Кромер, – сказал Страйк. – Как это получилось?

Кэрри прочистила горло.

– Она просто хотела пойти со мной на пляж.

– Брали ли вы с собой на пляж других детей?

– Нет.

– Но вы согласилась с Дайю?

– Да.

– Почему?

– Ну, потому что она хотела поехать, и… она все время говорила об этом… и я согласилась.

– А вы не беспокоились о том, что скажут ее родители? – спросила Робин.

– Немного, – сказала Кэрри, – но я подумала, что мы вернемся до того, как они проснутся.

– Расскажите нам о том, что произошло, – сказал Страйк. – Как вы проснулись в такую рань? Ведь на ферме Чепмена нет часов, не так ли?

Шери выглядела недовольной тем, что он это знает, и ему вспомнилось явное недовольство Джордана Рини тем, что Страйк располагает столь обширной информацией.

– Если ты ехал за овощами, то тебе давали маленькие часики, чтобы ты сам себя будил.

– Вы спали в детском общежитии в ночь перед поездкой на пляж, верно?

– Да, – сказала она неловко, – я должна была присматривать за детьми.

– А кто собирался присматривать за детьми, когда вы уедете за овощами?

После очередной паузы Кэрри сказала:

– Ну… После моего ухода там все равно кто-нибудь был. С детьми на ночь всегда оставались двое взрослых или подростков.

– Кто еще дежурил в ту ночь?

– Я… не могу вспомнить.

– Вы уверены, что там был кто-то еще, Кэрри? – спросила Робин. – Эмили сказала мне, что обычно в комнате находятся двое взрослых, но в тот вечер там были только вы.

– Она ошибается, – сказал Кэрри. – Всегда было двое.

– Но вы не можете вспомнить, кто был другим человеком? – спросил Страйк.

Кэрри покачала головой.

– Итак, вас разбудил будильник. Что же произошло?

– Ну, я… я разбудила Дайю, да?

– А Джордану Рини тоже дали будильник?

– Что?

– Ведь он тоже должен был заниматься отвозом овощей, не так ли?

Еще одна пауза.

– Он проспал.

– У вас не было бы места для Дайю, если бы он не проспал, не так ли?

– Сейчас я уже не помню всех деталей. Знаю только, что я разбудила Дайю, мы оделись и пошли к фургону.

– Приходилось ли вам грузить овощи на грузовик? – спросил Страйк.

– Нет. Все уже было в нем. С прошлой ночи.

– Значит, вы с Дайюй забрались внутрь, взяв полотенца для купания?

– Да.

– Могу я кое-что спросить? – сказала Робин. – Почему Дайю была одета в платье, а не в спортивный костюм, Кэрри? Или в девяностые годы члены церкви не носили спортивных костюмов?

– Нет, мы их носили… но она хотела надеть свое платье.

– А остальным детям давали нормальную одежду? – спросил Страйк.

– Нет.

– Дайю получила особое отношение, потому что она была ребенком Уэйсов?

– Полагаю, что немного, – сказала Кэрри.

– Значит, вы выехали с фермы. Вы проезжали мимо кого-нибудь?

– Да, – сказал Кэрри. – Люди на раннем дежурстве.

– Вы можете вспомнить, кто это был?

– Да… как его там, Кеннет. И парень по имени Пол, и девушка по имени Эбигейл.

– Куда вы пошли после того, как покинули ферму?

– К двум бакалейщикам.

– В каких магазинах?

– Есть один в Эйлмертоне и один в Кромере, которым мы продавали.

– Выходила ли Дайю из фургона в одном из продуктовых магазинов?

– Нет.

– Почему бы и нет?

– С чего бы это? – сказала Кэрри, и впервые Страйк услышал в ее голосе нотки пренебрежения. – Люди выходили из магазинов, чтобы разгрузить коробки. Я вышла, чтобы убедиться, что они забрали то, что заказали. Она осталась в фургоне.

– Что произошло потом?

– Мы пошли на пляж, – сказала Кэрри, ее голос заметно окреп.

– Как вы спустились на пляж?

– Что вы имеете ввиду?

– Вы шли, бежали?

– Мы шли пешком. Я несла Дайю.

– Зачем?

– Она так хотела.

– Кто-нибудь видел это?

– Да… пожилая женщина в кафе.

– Вы видели, что она наблюдала за вами в тот момент?

– Да.

– Вы были припаркованы очень близко к ее кафе?

– Нет. Мы были немного поодаль.

Странно, подумал Страйк, но сейчас, когда они обсуждали события, которые, предположительно, были одними из самых травмирующих ее воспоминаний, она выглядела более уверенной, чем когда говорила о ферме Чепмена.

– Что произошло, когда вы добрались до пляжа?

– Мы разделись.

– Значит, вы намеревались плыть, а не грести?

– Нет, только грести.

– Зачем же снимать всю верхнюю одежду?

– Я не хотела, чтобы Дайю намочила платье. Я сказала ей, что на обратном пути ей будет неудобно. Дайю сказала, что снимет платье, если я сниму спортивный костюм, и я сняла.

– Потом что произошло?

– Мы зашли в море, – сказала Кэрри. – Мы немного поплавали на веслах, и она захотела зайти поглубже. Я знала, что она захочет. Она такая.

– Какая, например?

– Смелая, – сказал Кэрри. – Авантюрная.

Страйк вспомнил, что именно эти слова она произнесла на дознании.

– Значит, она вошла глубже?

– Да. И я поплыла за ней. А потом она как бы бросилась вперед, как будто собиралась плыть, но я знала, что она не сможет. Я позвала ее вернуться. Она смеялась. Ее ноги все еще касались дна. Она вынырнула, пытаясь заставить меня погнаться за ней. А потом она исчезла. Она просто ушла под воду.

– И что вы сделали?

– Поплыла, чтобы попытаться поймать ее, очевидно, – сказала Кэрри.

– Вы сильный пловец, верно? – сказал Страйк. – Вы даете уроки, не так ли?

– Да, – сказала Кэрри.

– Вы тоже попали в течение?

– Да, – сказала она. – Меня затянуло в него, но я знала, что делать. Я выбралась, но не смогла добраться до Дайю, я больше не видела ее, поэтому я вернулась на пляж, чтобы вызвать береговую охрану.

– И тогда вы встретили Хитонов, выгуливающих собаку?

– Да, именно так, – сказала Кэрри.

– И береговая охрана вышла, и полиция приехала?

– Да, – сказала Кэрри. Робин почувствовал, что при этих словах она слегка расслабилась, как будто закончилось какое-то испытание. Страйк перевернул страницу блокнота, в котором он писал.

– Миссис Хитон говорит, что вы убежали на пляж, когда приехала полиция, и начали ковыряться в водорослях.

– Нет, не было такого, – быстро ответила Кэрри.

– Она помнила это совершенно отчетливо.

– Этого не было, – сказала Кэрри, теперь уже с явным вызовом.

– Итак, приехала полиция, – сказал Страйк, – и проводила вас до фургона, так?

– Да, – сказала Кэрри.

– Тогда что произошло?

– Я не могу припомнить точно, – сказала Кэрри, но тут же сама себе возразила. – Они отвезли меня на участок, я рассказала им, что произошло, а потом они отвезли меня обратно на ферму.

– И сообщили родителям Дайю о случившемся?

– Только Мазу, потому что папы Джея не было… нет, он был там, – поправила она себя, – он не должен был быть, но он был. Я сначала увидела Мазу, но папа Джей позвал меня к себе через некоторое время, чтобы поговорить со мной.

– Джонатан Уэйс не должен был быть на ферме в то утро? – спросил Страйк.

– Нет. То есть, да, он был. Я помню. Я думала, что он уйдет утром, но он не ушел. И я не увидела его, когда вернулась, я подумала, что он ушел, но он был там. Это было очень давно, – сказала она. – Все перепуталось.

– Где должен был быть Уэйс в то утро?

– Я не знаю, я не могу вспомнить, – сказала Кэрри с некоторым отчаянием. – Я допустила ошибку: он был там, когда я вернулась, я просто его не видела. Он был там, – повторила она.

– Вас наказали за то, что вы без разрешения взяли Дайю на пляж? – спросила Робин.

– Да, – сказала Кэрри.

– Какое наказание вы получили? – спросила Робин.

– Я не хочу говорить об этом, – сказала Кэрри, ее голос был напряжен. – Они были злы. Они имели на это полное право. Если бы кто-то забрал одну из моих малышек…

Кэрри издала нечто среднее между вздохом и кашлем и снова начала плакать. В течение нескольких минут она раскачивалась взад-вперед, всхлипывая в свои руки. Когда Робин молча предложила Страйку утешить Кэрри, Страйк покачал головой. Несомненно, на обратном пути его снова обвинят в бессердечии, но он хотел услышать слова самой Кэрри, а не ее реакцию на чье-то сочувствие или гнев.

– Я жалела об этом всю свою жизнь, всю свою жизнь, – всхлипывала Кэрри, поднимая опухшее лицо, по щекам которого все еще текли слезы. – Мне казалось, что я не заслуживаю Поппи и Дейзи, когда они у меня появились! Я не должна была соглашаться… Почему я это сделала? Почему? Я спрашивала себя об этом снова и снова, но, клянусь, я никогда не хотела этого – я была молода, я знала, что это неправильно, я никогда не хотела, чтобы это случилось, о Боже, а потом она умерла, и это было реально, реально…

– Что вы имеете ввиду под этим? – сказал Страйк. – Что вы имеете ввиду под “это было реально”?

– Это была шутка, это было притворство – в молодости не думаешь, что такое бывает, – но это была реальность, она возвращалась…

– Дознание, должно быть, было для вас тяжелым, – сказал Страйк.

– Конечно, это было так, – сказала Кэрри, ее лицо было мокрым, дыхание все еще затрудненным, но уже с примесью гнева.

– Мистер Хитон говорит, что вы разговаривали с ним на улице, после того как все закончилось.

– Я этого не помню.

– Он помнит. Особенно он помнит, как вы сказали ему: “Я могла бы это остановить”.

– Я этого не говорила.

– Вы отрицаете, что сказали мистеру Хитону “Я могла бы это остановить”?

– Да. Нет. Я не… Может быть, я сказал что-то вроде: “Я могла бы помешать ей зайти так глубоко. Вот что я имела в виду.

– Значит, вы помните сейчас, что говорили это?

– Нет, но если я это сказала… значит, так оно и было.

– Это просто странный выбор слов, – сказал Страйк. – “Я могла бы это остановить”, а не “Я могла бы ее остановить”. Знали ли вы о том, что в то время, когда вы взяли Дайю на пляж, шла борьба за опеку над ней?