Текст книги "Бегущая могила (ЛП)"

Автор книги: Роберт Гэлбрейт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 58 страниц)

Испытывая искушение дать этому человеку то, что Страйк счел бы подходящим поводом для слез, он рассудил, что из того, что, по его мнению, было попыткой Литтлджона выразить раскаяние, можно извлечь выгоду. Поэтому Страйк никак не прокомментировал рыдания Литтлджона, но подождал, что будет дальше.

– У меня много долгов, – наконец проговорил Литтлджон. – Я втянул себя в неприятности. Онлайновые азартные игры. Блэкджек. У меня проблемы.

Я покажу тебе проблемы, мать твою. Подожди.

– Как это относится к делу?

– Я по уши в грязи, – всхлипывал Литтлджон. – Жена не знает, насколько все плохо. Митч, – сказал Литтлджон, размахивая телефоном с фотографией Паттерсона, – дал мне кредит, чтобы от меня отстали самые плохие люди. Беспроцентный.

– В обмен на это ты согласился меня уничтожить.

– Я никогда…

– Ты запустил змею в дверь Таши Майо. Ты пытался проникнуть в этот офис, когда здесь никого не должно было быть, предположительно, чтобы установить жучок. Тебя поймала Пат, когда ты пытался сфотографировать дело Эденсора…

– Она лгала тебе, эта Пат.

– Если ты собираешься сказать мне, что ей шестьдесят семь, я уже знаю. Ну и хрен с ним.

Разочарование Литтлджона по поводу бесполезности этого лакомого кусочка было ощутимым, но Страйк с удовольствием узнал, что сдавать других людей – излюбленная стратегия Литтлджона по выпутыванию из неприятностей. С таким человеком можно было многое сделать.

– Почему Паттерсон это делает? – спросил Страйк.

– Ты ему очень, блядь, нравишься, – сказал Литтлджон, пытаясь сдержать поток соплей из носа. – Он старый приятель Роя Карвера. Он винит тебя в том, что Карвера вытеснили, и его бесит, что ты получаешь всю рекламу, и клиенты хотят тебя, а не его. Он говорит, что ты забираешь весь его бизнес. Он очень расстроился из-за того, что Колин Эденсор уволил нас и пришел сюда.

Слезы все еще капали из усталых глаз Литтлджона.

– Я предпочитаю работать на тебя. Я бы предпочел остаться здесь. Я могу быть вам полезен.

С огромным трудом Страйк удержался от того, чтобы спросить, какая польза может быть от вероломного, слабовольного человека, у которого не хватило ни морали, чтобы отказаться терроризировать и без того напуганную женщину, ни мозгов, чтобы не прослыть саботажником. Страйк мог только предполагать, что именно эта смесь заблуждения и принятия желаемого за действительное привела Литтлджона к проигрышу целого состояния в блэкджек.

– Если хочешь быть полезным, – сказал Страйк, – можешь начать прямо сейчас. Дай мне мой телефон.

В памяти всплыла фотография черноволосой женщины, которая скрывалась на углу улицы Денмарк.

– Кто она?

Литтлджон посмотрел на фотографию, сглотнул, затем сказал:

– Да, она одна из людей Митча. Я сказал ему, что думаю, что ты следишь за мной. Он приставил к тебе Фару в качестве запасного варианта.

– Как ее полное имя? – спросил Страйк, открывая свой блокнот.

– Фара Наваби, – пробормотал Литтлджон.

– А что ты знаешь о жучках в офисе Эндрю Хонболда?

– Ничего, – сказал Литтлджон слишком быстро.

– Послушай, – тихо сказал Страйк, наклонившись вперед. – Хонболд никого туда не пустит. Его жена и так его знает, ей не нужно его прослушивать, чтобы вывести на чистую воду. Кто-то решил, что стоит поставить нелегальный жучок в офисе Хонболда, а мое имя и имя Хонболда в последнее время фигурируют в прессе. Поэтому, когда я приду к Хонболду и покажу ему фотографию Паттерсона, твою фотографию, фотографию Фары…

– Это была Фара, – пробормотал Литтлджон.

– Я так и думал, – сказал Страйк, откидываясь в кресле. – Ну, думаю, мы закончили. Ты поймешь, почему в сложившихся обстоятельствах я не буду просить Пат выдать тебе причитающуюся зарплату.

– Нет, послушай, – сказал Литтлджон, похоже, в панике: очевидно, он предвидел, что и его работа в Паттерсон Инк скоро закончится. – У меня для тебя есть еще кое-что.

– Например?

Литтлджон достал из кармана свой собственный телефон, что-то набрал на нем и бросил его на стол. Страйк обнаружил, что смотрит на фотографию Мидж и Таши Майо, смеющихся вместе возле дома Майо в Ноттинг-Хилле, обе держат в руках пакеты с покупками из Вейтрос.

– Листай направо, – сказал Литтлджон.

Страйк сделал это и увидел фотографию Мидж, выходящей из дома Майо к вечеру.

– Вторая была сделана вчера вечером, – сказал Литтлджон. – Я собирался отдать ее Митчу.

– Я уверен, что есть невинное объяснение, – сказал Страйк, который не был уверен ни в чем подобном. – Если это твой лучший шанс…

– Это не так – у меня есть ко-что на Паттерсона.

– Если я захочу, я сам это достану.

– Нет, послушай, – снова заговорил Литтлджон, – я могу достать тебе кое-что для этого церковного дела. У Митча есть запись. Он не отдал ее, когда Эденсор уволил его.

– Что это за запись? – спросил скептически настроенный Страйк.

– Тот Кевин, как его называли, который вышел из церкви – Кевин Пурвис?

– Пирбрайт, – сказал Страйк.

– Да, именно так. Митч получил запись под прикрытием.

– Зачем Паттерсону тайно записывать Пирбрайта, если Пирбрайт уже рассказал Колину Эденсору все, что знал?

– Они рассорились, Пирбрайт и Эденсор, – сказал Литтлджон. – Разве нет? До того, как Пирбрайта застрелили? Они не разговаривали друг с другом.

Уровень интереса Страйка несколько повысился, поскольку это была правда, что сэр Колин и Кевин Пирбрайт поссорились, а затем практически не общались в промежутке между тем, как Кевин накинулся на Джайлса Хармона во время чтения его книги, и убийством Пирбрайта.

– Было письмо, я думаю, что это было письмо, которое Пирбрайт отправил Эденсору, – продолжал Литтлджон, его выражение лица было умоляющим, – где Пирбрайт говорил, что он собирает воедино то, что подавлял, или что-то в этом роде, так? У Митча ничего не получалось, и он послал Фару поболтать с Пирбрайтом и посмотреть, что нового она сможет из него вытянуть. Пирбрайт, видите ли, был не в себе, и Митч опасался, что если они возьмут у него интервью по телефону, то Пирбрайт проболтается в своем блоге. Он становился слишком болтливым.

– Почему Паттерсон не передал эту запись Эденсору?

– Потому что качество дерьмовое. Ничего не слышно. Фара облажалась, но потом сказала Митчу, что Пирбрайт все равно ничего полезного сказать не может.

– И это то ценное доказательство, которое, по твоему мнению, убедит меня оставить тебя на работе? Запись разговора, который нельзя услышать, не содержащая ничего полезного?

– Да, но это же ты, не так ли? – сказал Литтлджон в отчаянии. – С этим можно что-то сделать.

По мнению Страйка, если что действительно усугубляло обиду, так это попытки льстить после доказанного предательства. В очередной раз ему стоило немалых усилий сдержать прямолинейное “пошел на хрен”.

– Если она бесполезна, почему Паттерсон не выбросил ее?

– Он так и сделал – ну, засунул его в сейф и забыл о ней. Я видел ее там в последний раз, когда открывал.

– Хорошо, – медленно произнес Страйк, – принеси мне эту запись, и мы сможем еще раз поговорить о перспективах твоего трудоустройства.

Очень короткий, блядь, будет разговор.

– Спасибо, – горячо поблагодарил Литтлджон. – Спасибо, Корморан, я не могу выразить тебе свою благодарность. Мне очень нужна эта работа, ты не понимаешь, каково мне было, как я напрягался, но пока у меня есть постоянная работа, я могу что-нибудь придумать, взять кредит или еще что-нибудь – ты не пожалеешь. Я верный человек, – бесстыдно сказал Литтлджон, – я не забываю о добрых делах. У тебя не будет никого более преданного этому агентству…

– Ты пока можешь запомнить все это. Ты еще не принес запись.

Как только Литтлджон благополучно покинул офис, Страйк позвонил Мидж.

– Че как, – сказала она, ответив после нескольких гудков.

– Не хочешь рассказать мне, почему ты ходишь за покупками с нашим клиентом?

– Что? – сказала Мидж, пораженная.

– Ты. Таша Майо. Вейтрос, – сказал Страйк, с трудом сдерживая себя.

– Я не ходила с ней по магазинам, – недоверчиво сказала Мидж. – Одна из них развалилась, вот и все.

– Одна из чего?

– Одна из ее сумок, как ты думаешь? Я просто помогла ей собрать все это.

– А как это – быть под прикрытием и помогать ей собирать покупки?

– Черт возьми, Страйк, – сказала Мидж, теперь уже с раздражением, – что мне оставалось делать, стоять и смотреть, как она гоняется за консервными банками по всей дороге? Я бы выглядела еще более подозрительно, если бы не помогла ей. Так поступают женщины, помогют друг другу.

– Почему ты выходила из ее дома вчера ночью?

– Это не было чертовой ночью, было только девять часов – и как ты…?

– Ответь на этот чертов вопрос.

– Она мне позвонила, – сказала Мидж, теперь уже с раздражением. – Она услышала шум за задней дверью. Ее брат уехал на север, и она нервничает, оставшись там одна, после того как ты внушил ей страх Божий по поводу Фрэнков.

– Что за шум?

– Кошка сбила крышку мусорного бака.

– Как долго ты находилась в ее доме?

– Не знаю, около часа?

– Какого хрена ты там делала целый час?

– Я же говорила, она нервная! Как ты вообще…?

– Тебя сфотографировали. Литтлджон только что показал мне фотографии.

– Вот чертова задница, – выдохнула Мидж.

– Что произошло, пока вы были в доме?

– На что, черт возьми, ты намекаешь? – горячо спросила Мидж.

– Я задаю тебе прямой вопрос.

– Мы пили кофе, окей?

– И как, черт возьми, ты не заметила, что Литтлджон следит за домом?

– Его там не было. Должно быть, это был кто-то другой.

– Я снимаю тебя с дела Майо, – сказал Страйк. – В дальнейшем ты можешь заниматься Той Боем.

– Я не сделала ничего плохого! – сказала Мидж. – Спроси Ташу!

– Так это будет выглядеть в газетах, – сказал Страйк.

– Ты думал об этом, когда трахал ту адвокатшу с фальшивыми сиськами?

– Я сделаю вид, что не слышал этого, – сказал Страйк сквозь стиснутые зубы. – Я тебе уже сказал, как все будет. Держись подальше от Майо.

Он повесил трубку, негодуя.

Глава 76

Здесь каждый шаг, вперед или назад, ведет к опасности.

О победе не может быть и речи.

И-Цзин или Книга Перемен

Манифестация Утонувшего Пророка уже приближалась, и Робин было приказано присоединиться к группе, украшающей внешнюю часть храма длинными белыми знаменами, на которых были изображены стилизованные темно-синие волны. Для этого нужно было забраться на высокую лестницу, и, пытаясь закрепить один из баннеров прямо под крышей храма, Робин подумала о том, как легко кто-то внизу может выбить лестницу у нее из-под ног: трагическая случайность, несомненно, назвали бы это. Однако покушения на ее жизнь не последовало, и она благополучно вернулась на землю, проклиная себя за паранойю.

– Выглядит круто, правда? – сказал один из симпатичных американских юношей, которых Уэйс привез из Лос-Анджелеса и которые также помогали украшать храм. Баннеры трепетали на ветру, так что казалось, что печатные волны ниспадают по их бокам.

– Да, выглядит замечательно, – сказала Робин. – Ты знаешь, когда будет Манифестация?

Она боялась появления Дайю в храме почти так же сильно, как боялась возможности быть вызванной обратно в фермерский дом к Джонатану Уэйсу.

– Через неделю, – сказал американец. – Не могу дождаться. Я так много об этом слышал. Вы, ребята, благословенны, живя здесь, где начиналась церковь.

Он посмотрел на Робин и улыбнулся.

– Эй, не хочешь духовной связи?

– Она не может.

Это была Шона. Она тоже помогала украшать храм, бодро взбираясь по лестнице, несмотря на то, что во время беременности у нее появился заметный бугорок.

– А? – сказал американец

– Духовная жена, – сказала Шона, широко улыбнувшись, и отошла, чтобы помочь Уолтеру, который пытался обрушить одну из лестниц.

– О, черт, я не знал, – сказал американец Робин с испуганным видом.

– Все в порядке, – сказала Робин, но молодой человек быстро скрылся из виду, словно испугавшись, что его увидят разговаривающим с ней.

Робин была озадачена и встревожена тем, что сказала Шона. Конечно, женщины не становятся духовными женами только потому, что Джонатан Уэйс совершил над ними сексуальное насилие? Она помогла перенести лестницу в сарай, охваченная новыми страхами.

В течение следующих нескольких дней Робин чувствовала, что вокруг нее вихрем крутятся сплетни. Это чувствовалось по косым взглядам женщин и даже некоторых мужчин, и особенно по враждебным взглядам Вивьен. С тех пор как Шона объявила об этом в храме, слух о том, что Робин – новая духовная жена папы Джея, очевидно, распространилась очень широко.

Поскольку никто, даже тот, кто следил за тем, чтобы она никуда не ходила без сопровождения, не задал прямого вопроса, Робин не могла опровергнуть сообщение. Более того, она и сама не была до конца уверена в фактах. Возможно, для создания духовной жены было достаточно простого возложения рук Уэйса? Однако, если, как подозревала Робин, Шона сделала ложный вывод, Робин боялась, что ее могут обвинить в том, что она сама запустила эту фальшивку. И вообще, у нее было неприятное чувство, что эта непрошенная дилемма может окончательно разрушить ее прикрытие. Что маленькая вспышка зависти, вызванная Шоной, заставит всех, кто подозревал ее, объединить свои знания. Робин постоянно фантазировала о том, чтобы сорваться с места и убежать в лес, хотя не сомневалась, что неудачная попытка побега только усугубит ее положение. Разумнее всего было бы уйти через “мертвую зону” по периметру в четверг вечером, когда поблизости будет кто-нибудь из сотрудников агентства, чтобы забрать ее. Если она уйдет тогда, то пропустит Манифестацию Утонувшего Пророка, которая, как она теперь знала, состоится в пятницу вечером. После того, что произошло во время сеанса “Откровения”, Робин с радостью пропустила бы это событие.

Тайо вернулся на ферму без Лин. Робин, видевшая его лишь издалека, старательно избегала встреч с ним. Все ее усилия сейчас были направлены на то, чтобы добиться разговора с Уиллом Эденсором один на один. Узнав, насколько глубоки его сомнения в отношении церкви, она оправдает все пережитое и уйдет, зная, что действительно продвинулась в этом деле.

Во вторник днем Робин отправили работать в прачечную – утилитарное кирпичное здание с бетонным полом, где стояли ряды стиральных машин промышленного размера и сушильные стеллажи на шкивах, которые можно было поднять к потолку. Женщины, проводившие Робин до двери, ушли, очевидно решив, что за ней присматривает достаточно людей, загружающих и выгружающих одежду и постельное белье.

Непрерывное гудение стиральных машин требовало повышения голоса, если работники хотели, чтобы их услышали. Получив мешок с грязной одеждой и инструкцию по правильной настройке машины, Робин завернула за угол, где находился второй ряд стиральных машин, и с восторгом увидела Уилла, который стоял на коленях перед одной из них, перетаскивая в корзину кучу мокрой одежды. Рядом с ним, вводя настройки на второй машине, стояла Марион Хаксли, которая была так явно влюблена в Джонатана Уэйса, когда приехала на ферму, и с которой Робин не общалась уже несколько недель.

Изнурительный режим работы и соответствующее снижение веса оказали на Марион крайне старящее воздействие: ее исхудавшее лицо теперь обвисло, как не было, когда она садилась в лондонский микроавтобус. Ее крашеные рыжие волосы теперь отросли, и в них виднелись два сантиметра серебристых корней.

Ни Уилл, ни Марион не услышали приближения Робин, и только когда она выбрала стиральную машину рядом с машиной Уилла, он поднял на нее глаза.

– Привет, – сказала Робин.

– Привет, – пробормотал Уилл.

Выгрузив спутанную массу мокрой одежды, он подхватил тяжелую корзину и пошел прочь.

Робин начала загружать свою стиральную машину. Шум вокруг стоял такой, что только когда голос громко сказал ей на ухо “Эй!”, она поняла, что Марион пыталась с ней поговорить.

– Привет, – сказала Робин и улыбнулась, не заметив, что Марион побледнела.

– Я не знаю, как у тебя хватает наглости ходить тут и ухмыляться!

– Извини? – сказала Робин, ошеломленная.

– Еще бы! Врать про папу Джея.

– Я ни слова не сказала о…

– Ты утверждала, что он сблизился с тобой духом.

– Нет, я…

– И мы все знаем, что ты лжешь. Ты не духовная жена!

– Я никогда не говорила…

– И знаешь что? – сказала Марион. – Утонувший пророк разберется с тобой.

– Я не знаю, что ты…

– Ее уже видели, – сказала Марион. – В лесу. Она приходит примерно во время своего Проявления. Она приходит, чтобы защитить папу Джея.

Робин знала, что перед ней подлинное лицо фанатика. Под кожей стоящего перед ней человека жило что-то жесткое и чуждое, с чем невозможно было спорить. Тем не менее, она услышала, как умоляюще произнесла “Марион”, не представляя, что собирается сказать этой женщине, но не успела она подобрать и слова, как Марион плюнула ей в лицо.

Робин почувствовала, как слюна попала ей под левый глаз, и что-то оборвалось внутри нее, последний остаток сдержанности. Они все сошли с ума. Они чертовски безумны. Робин грубо оттолкнула Марион и пошла прочь, туда, где Уилл Эденсор раскладывал мокрые спортивные костюмы и носки на вешалке для сушки.

– Уилл, – громко сказала она, перекрывая шум машин. – Ты хочешь духовной связи?

– Что?

– Хочешь ли ты духовной связи? – Робин повторила, четко выговаривая слова.

– О, – сказал Уилл. Он выглядел так, словно она только что предложила ему кофе: он не проявил ни интереса, ни смущения, ни удивления, и ей стало интересно, сколько раз он был в комнатах Уединения за последние четыре года. – Да, хорошо.

Они вместе направились к дверям, Робин была вне себя от гнева на Марион, на церковь, на лицемерие и безумие. Она больше не могла притворяться. Она покончила со всем этим.

– Куда…? – с подозрением спросила пожилая женщина, стоявшая у двери.

– Духовная связь, – твердо сказала женщине Робин.

– О, – сказала женщина. Она выглядела растерянной и запаниковавшей, вероятно, потому что не знала, что должно быть приоритетнее: слежка за Робин или акт покорности и подчинения, демонстрирующий истинную преданность ВГЦ. – Я… все в порядке…

Робин и Уилл шли вместе по тропинке к внутреннему двору в молчании, Робин пыталась сформулировать план действий. Тревога едва улавливалась в ее ярости и решимости выжать из Уилла хоть что-то полезное за последние часы пребывания на ферме.

Когда они добрались до комнаты уединения, Робин распахнула стеклянную дверь и посторонилась, чтобы дать Уиллу войти первым. Затем она задернула занавеску на стеклянных окнах, так что единственный свет исходил от голой лампочки, свисавшей с потолка.

В молчании Уилл сел на кровать, чтобы снять носки и кроссовки.

– Уилл, – сказала Робин, – в этом нет необходимости, я просто хотела поговорить с тобой.

Он поднял на нее глаза.

– Это запрещено. Мы духовно связываемся или уходим.

Он встал и стянул с себя спортивный костюм, открыв бледный безволосый торс, каждое ребро которого было видно в резком верхнем свете. Когда он повернулся, чтобы бросить одежду в угол, Робин увидела на его спине те же странные следы, которые она заметила на чернокожей девочке, позволившей Бо сбежать из детского общежития, – как будто ему натерли позвоночник.

– Что с тобой случилось? – спросила она. – Что это за следы на спине?

– Я был в коробке, – пробормотал Уилл.

– Почему?

Уилл проигнорировал вопрос, вместо этого стянув с себя выцветшие трусы и спортивные штаны. Теперь он стоял перед ней совершенно голый, с вялым членом.

– Уилл, я просто хотела…

– Раздевайся, – сказал Уилл и прошел в угол кабины, где к крану был подсоединен короткий шланг. Подобрав с пола склизкое мыло, он стал намыливать свои гениталии.

– То, что ты сказал Ноли на кухне, – сказала Робин, повышая голос над брызгами воды на деревянном полу, – это заставило меня…

– Забудь об этом! – сказал Уилл, глядя на нее через плечо. – Вот почему я должен был зайти в ящик. Я не должен был этого говорить. Если ты собираешься говорить об этом, я ухожу.

Он вытерся заплесневелым полотенцем, снова сел на грязную кровать и начал мастурбировать, пытаясь достичь эрекции.

– Уилл, остановись, – сказала Робин, отворачиваясь от него. – Пожалуйста, остановись.

Он так и сделал, но не из-за Робин. Неподалеку от хижины взревело что-то похожее на газонокосилку. Робин подошла к щели в занавесках и увидела, что Амандип косит там с выражением мрачной решимости на лице.

– Кто это? – спросил Уилл, стоявший позади нее.

– Амандип, – сказала Робин. – Косит траву.

– Это потому, что ты на третьем уровне, – сказал Уилл. – Он следит за тем, чтобы ты оставалась здесь. Раздевайся. – Он снова занялся мастурбацией. – Раздевайся, мы должны закончить через двадцать минут.

– Пожалуйста, прекрати это делать, – умоляла его Робин. – Пожалуйста. Я просто хотела поговорить с тобой.

– Раздевайся, – повторил он, – его рука продолжала яростно работать.

– Уилл, то, что ты сказал…

– Забудь, что я сказал, – сердито ответил он, все еще пытаясь достичь эрекции. – Это было ложное самовнушение, я не хотел этого!

– Зачем ты тогда вообще это сказал?

– Я… Мне не нравится Сеймур, вот и все. Она не должна быть директором. Она – ЧП. Она не понимает доктрины.

– Но то, что ты сказал, имеет смысл, – сказала Робин, – есть противоречие между…

– “Человеческое знание ограничено, – сказал Уилл, – а божественная истина бесконечна”. – Ответ, глава одиннадцатая.

– Ты веришь всему, что говорит церковь? Всему? – спросила Робин, заставляя себя повернуться лицом к нему, к его полуэрегированному члену в его руке.

– Упорный отказ от слияния себя с коллективом свидетельствует о продолжающейся эгомотивности. – Ответ, глава 5.

Мотор газонокосилки продолжал реветь прямо у стеклянных дверей.

– Ради Бога, – сказала Робин, оказавшись между Амандипом и мастурбирующим Уиллом, – ты же действительно умный, почему ты боишься думать, почему ты все время цитируешь?

– Материалистические модели мышления закладываются в раннем возрасте. Для разрушения этих шаблонов необходимо, прежде всего, сосредоточить ум на основных истинах с помощью повторения и медитации. – Ответ, глава…

– Значит, ты добровольно промыл себе мозги?

– Раздевайся!

Уилл встал, возвышаясь над ней, его рука все еще работала над поддержанием эрекции. – Грех приходить сюда для чего-то другого, кроме как для духовной связи!

– Если ты заставишь меня заняться с тобой сексом, – негромко сказала Робин, – это будет изнасилование, и как ВГЦ понравится, если на нее подадут в суд?

Газонокосилка снаружи стукнулась о дальнюю стену домика. Рука Уилла перестала двигаться. Он стоял перед ней, болезненно худой, все еще держа в руках свой пенис.

– Куда они увезли Лин? – спросила Робин, решив прорваться к нему.

– В безопасное место, – сказал он, а затем сердито добавил: – Но это не имеет к тебе никакого отношения.

– То есть я должна слиться с коллективом, не думать, заниматься сексом со всеми, кто этого хочет, но мне нельзя беспокоиться о члене церкви, ты это хочешь сказать?

– Тебе нужно заткнуться, – яростно сказал Уилл, – потому что я кое-что о тебе знаю. Ты была в лесу ночью, с фонариком.

– Нет, – автоматически ответила Робин.

– Да, так и было. Я ничего не сказал, чтобы защитить Лин, но теперь ей это не повредит.

– Почему ты хотел защитить Лину? Это материалистическая одержимость – заботиться об одном человеке больше, чем обо всех остальных. Это потому, что она мать твоего ребенка? Ведь Цин принадлежит всем в церкви, а не только…

– Заткнись, – сказал Уилл и угрожающе поднял руку. – Заткнись на хрен.

– И никаких цитат по этому поводу? – спросила Робин, все еще злясь больше, чем пугаясь. – Ты никому не сказал, что у меня был фонарик за все дни, что Лин не было. Почему ты не сообщил обо мне?

– Потому что они скажут, что я должен был сделать это раньше!

– Или тебе втайне нравилось думать, что кто-то бродит ночью с фонариком?

– С чего бы это?

– Ты мог бы отказаться идти со мной комнату у…

– Нет, я не могу, ты должен идти, когда тебя просят…

– Мне кажется, у тебя есть сомнения по поводу церкви.

Глаза Уилла сузились. Он отпустил свой член и отступил на несколько шагов.

– Это мой отец послал тебя сюда?

– Почему ты так думаешь?

– Он уже делал это раньше. Он послал человека шпионить за мной.

– Я не шпион.

Уилл поднял с пола брюки и спортивный костюм и стал их натягивать. Уверенная в том, что он собирается выйти и сразу же рассказать о разговоре, Робин, которая теперь собиралась сбежать в лес, как только выйдет из хижины, сказала:

– А что, если я скажу, что меня прислала твоя семья?

Теперь Уилл прыгал на месте, натягивая спортивные штаны.

– Я пойду к папе Джею, прямо сейчас, – сказал он яростно. Я скажу ему…

– Уилл, твоя семья любит тебя…

– Они ненавидят меня, – сказал он ей. – Особенно мой отец.

– Это неправда!

Уилл нагнулся, чтобы взять свою толстовку, его лицо сердито покраснело.

– Моя мать Салли любит меня. А он не любит. Он пишет мне ложь, пытаясь заставить меня отказаться от церкви.

– Какую ложь он тебе пишет?

– Он притворился, что Ма-Салли больна. Меня это особо не волновало, – яростно добавил Уилл, натягивая верх костюма. – Теперь она для меня не больше, чем ты. Я не объект ее плоти. В любом случае, она всегда заступается за меня и за Колина. Но Ма-Салли не была больна. Она в порядке.

– Откуда ты это знаешь? – спросила Робин.

– Я просто знаю.

– Уилл, – сказала Робин, – твоя мать умерла. Она умерла в январе.

Уилл замер. Снаружи послышался вой газонокосилки, когда Амандип отключил электричество. Очевидно, он отсчитывал их двадцать минут. После, как ему показалось, очень долгой паузы, Уилл тихо сказал:

– Ты лжешь.

– Я бы очень хотела, – прошептала Робин, – но я не…

Стремительное движение, стук босых ног по дереву: Робин слишком поздно вскинула руки, и удар Уилла пришелся ей точно в лицо, и с криком боли и шока она упала набок, ударившись о стену, а затем тяжело упала на пол.

Сквозь дымку боли она услышала, как открылась стеклянная дверь и отдернулись шторы.

– Что случилось? – спросил Амандип.

Уилл сказал что-то, что Робин не уловила из-за звона в ушах. Паника была пустяком по сравнению с резкой, пульсирующей болью в челюсти, которая была такой, что она подумала, не сломана ли она.

Руки грубо подняли ее на кровать.

– … споткнулась?

– Да, и ударилась лицом о стену. Не так ли? – Уилл рявкнул на Робин.

– Да, – сказала она, не понимая, говорит ли она слишком громко. Перед глазами замелькали черные точки.

– Ты закончил? – спросил Амандип.

– Да, конечно. Как ты думаешь, почему она одета?

– Где вы оба были до связи?

– Стирка, – сказал Уилл.

– Я пойду назад, – сказала Робин.

Она неуверенно поднялась на ноги, стараясь не смотреть на Уилла. Она убежала бы при первой же возможности: к воротам с пятью перекладинами и через поле к периметру.

– Я отведу вас обоих в прачечную, – сказал Амандип.

У Робин голова шла кругом от боли и паники. Она массировала челюсть, которая, как ей казалось, быстро опухала.

– Мы можем пойти сами, – сказала она.

– Нет, – сказал Амандип, крепко взяв Робин за запястье. – Вы оба нуждаетесь в большей духовной поддержке.

Глава 77

Шесть на вершине…

Связанные шнурами и веревками,

Запертые между колючими стенами тюрьмы…

Несчастье.

И-Цзин или Книга Перемен

После еще трех часов работы в прачечной, в течение которых никто не обращал внимания на ее все более опухающее лицо, Робин проводили в храм на сеанс медитации под руководством Бекки. Оглянувшись через плечо, она увидела, как Уилл отделился от остальной группы и направился к фермерскому дому, не забыв даже преклонить колени у фонтана Дайю. Робин, охваченная паникой, послушно опустилась на колени на твердый пол храма, губы ее складывались в слова песнопения, а мысли были направлены исключительно на побег. Возможно, подумала она, в конце сеанса ей удастся ускользнуть в какую-нибудь тенистую нишу храма, затаиться, пока остальные не уйдут, а затем скрыться в слепой зоне по периметру. Она могла бы бежать через всю страну, найти телефонную будку – все, что угодно, но только не провести еще одну ночь на ферме Чепменов.

Однако по окончании песнопений Бекка, руководившая медитацией с возвышенной пятиугольной сцены, скрывавшей бассейн для крещения, спустилась вниз раньше, чем Робин успела осуществить этот рискованный план, и подошла прямо к ней, в то время как все остальные вышли из храма в столовую.

– С тобой произошел несчастный случай, Ровена?

– Да, – сказала Робин. Говорить было больно: боль от челюсти отдавала в висок. – Я поскользнулась и упала.

– Где это произошло?

– В комнате уединения.

– С кем ты была в комнате уединения? – спросила Бекка.

– Уилл Эденсор, – сказала Робин.

– Это Уилл предложил создать духовную связь, или ты?

– Я, – сказала Робин, так как знала, что работники прачечной были свидетелями того, как она подошла к Уиллу.

– Понятно, – сказала Бекка. Прежде чем она успела спросить что-то еще, в дверях храма появилась фигура, и Робин, у которой сердцебиение участилось втрое, увидела Джонатана Уэйса в шелковой пижаме. Тонкие прожекторы на потолке храма освещали его, когда он шел к ним, улыбаясь.

– Я благодарю тебя за службу, Бекка, – сказал он, сжимая руки и кланяясь.

– А я за вашу, – сказала Бекка, теперь уже с улыбкой, и тоже поклонилась.

– Добрый вечер, целомудренная Артемида… а что здесь произошло? – спросил Уэйс, подложив палец на подбородок Робин и наклонив ее к свету. – С тобой произошел несчастный случай?

Не имея ни малейшего представления о том, играет ли он с ней в какую-то игру, Робин сказала сквозь стиснутые зубы

– Да. Я поскользнулась.

– В комнате уединения, – сказала Бекка, улыбка которой исчезла при словах “Артемида целомудренная”.

– Правда? – сказал Уэйс, слегка проведя пальцем по припухлости. – Что ж, это поворотный момент, не так ли, Артемида? И с кем же ты решила связать себя?

– Уилл Эденсор, – сказала Бекка, прежде чем Робин успела ответить.

– Хорошо, – тихо сказал Уэйс. – Это интересный выбор после того, что я рассказал тебе о нем во время нашей последней встречи.

Робин не была уверена, что смогла бы говорить, даже если бы захотела. Во рту снова стало очень сухо, а Уэйс все еще наклонял ее лицо назад, что причиняло ей боль.

– Ну что ж, беги ужинать, – сказал Уэйс, отпустив ее после еще одного испытующего взгляда. – Мне нужно кое-что обсудить с Беккой.

Робин заставила себя сказать: “Спасибо”.

– Спасибо, папа Джей, – сказала Бекка.

– Спасибо, папа Джей, – пробормотала Робин.

Она ушла так быстро, как только могла. Дойдя до ступеней храма, она увидела двух своих обычных сопровождающих, которые ждали ее, и была вынуждена идти с ними в столовую.

Сегодня, сказала она себе, ты уйдешь сегодня.

Это, конечно, при условии, что ее не собираются вызывать обратно на ферму, чтобы отчитаться. Каждую секунду, пока она ела лапшу, Робин ожидала, что ее постучат по плечу, но этого не произошло. Ее распухшее и покрытое синяками лицо привлекло несколько взглядов, но никто не спрашивал, что с ней случилось, и это радовало, потому что говорить было больно, и она предпочитала, чтобы ее оставили в покое.