Текст книги "Бегущая могила (ЛП)"

Автор книги: Роберт Гэлбрейт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 58 страниц)

– Вы присутствовали на дознании? – спросил Страйк.

– Чертовски верно, – громко сказал полковник Грейвс. – Они не могли помешать нам пойти в суд коронера.

– Вы присутствовали при этом?

– Все время, – сказал полковник Грейвс, кивнув. – Все они прибыли для наблюдения в своих мантиях и так далее. Уэйс и Мазу приехали на новеньком Мерседесе. Коронер была обеспокоена отсутствием тела. Конечно, она была бы обеспокоена. Вряд ли это обычное дело. Коронеру грозило наказание, если она ошиблась. Но береговая охрана подтвердила, что в этом районе несколько дней был сильный прилив.

Они привлекли эксперта, специалиста по поисково-спасательным работам, который сказал, что тела могут погружаться в холодную воду и долго не всплывать, или зацепиться за что-то на морском дне. Видно было, что коронер вздохнула с облегчением. Все стало просто и понятно. И свидетели видели, как девочка, Шери, спускала ее на пляж. А слабоумный мальчик…

– В наши дни это “неспособность к обучению”, Арчи, – сказал Николас, которому, похоже, нравилось поправлять своего тестя после его высказывания о превосходстве армии над флотом. – Нельзя говорить о таких вещах.

– Это то же самое, не так ли? – раздраженно сказал полковник Грейвс.

– Вам повезло, что вы больше не имеете дела с этой чертовой системой образования, – сказал Николас. – Там у вас были бы большие неприятности за то, что вы называете лопату лопатой.

– Свидетеля звали Пол Дрейпер? – спросил Страйк.

– Не могу вспомнить имя. Невысокий мальчик. Отсутствующий взгляд. Казался испуганным. Думал, что у него неприятности, потому что видел, как девочка Шери увозила Дайю с фермы.

– Люди, которые видели, как фургон выехал с фермы, действительно попали в беду, – сказал Страйк. – Они были наказаны за то, что не остановили его.

– Ну это все, наверное, было частью игры Уэйсов, не так ли? – сказал полковник, хмуро глядя на Страйка. – Вероятно, сказал девушке, чтобы она убедилась, что люди видели, как они уходят, чтобы потом они могли устроить свидетелям ад. Сделать вид, что это не их рук дело.

– Вы думаете, что Уэйсы приказали Шери утопить ее?

– О, да, – сказал старый солдат. – Да, я так думаю. Она стоила четверть миллиона, мертвая. И они не теряли надежды заполучить этот дом, пока мы не потратили еще больше денег на адвокатов, чтобы выбить их из колеи.

– Расскажите мне о Шери, – сказал Страйк.

– Легкомысленная, – сразу сказал Полковник Грейвс. – Много болтала в свидетельской будке. Совесть мучила. Ясно как день. Я не утверждаю, что девочка прямо-таки толкала Дайю под воду. Просто отнесла ее туда в темноте, где, как они знали, было сильное течение, и предоставила природе действовать по своему усмотрению. Это было бы несложно. Зачем они вообще плавали в это время?

– Вы случайно не навели О’Коннора на Шери Гиттинс?

– О, да. Он разыскал ее в доме двоюродного брата в Далвиче. – Шери Гиттинс – это не настоящее имя, она была беглянкой. Настоящее имя – Карин Мейкпис.

– Это, – сказал Страйк, делая очередную пометку, – чрезвычайно полезная информация.

– Собираетесь ее найти? – спросил полковник.

– Если смогу, – сказал Страйк.

– Хорошо, – сказал полковник Грейвс. – Она заволновалась, когда к ней пришел О’Коннор. Она исчезла на следующий день, и он не смог ее найти, но она единственная, кто действительно знает, что произошло. Она – ключ к разгадке.

– Что ж, – сказал Страйк, просматривая свои записи, – думаю, это все, о чем я хотел спросить. Я очень благодарен вам за уделенное время. Это было очень полезно.

– Я провожу вас, – сказала Филиппа, неожиданно встав на ноги.

– До свидания, – сказал полковник, протягивая руку Страйку. – Держите нас в курсе, если что-нибудь обнаружите, хорошо?

– Обязательно, – заверил его Страйк. – Большое спасибо за чай и пирог, миссис Грейвс.

– Я очень надеюсь, что вы что-нибудь найдете, – искренне сказала мама Алли.

Пожилой лабрадор проснулся от звука шагов и поплелся за Страйком и Филлипой, когда они выходили из комнаты. Последняя молчала до тех пор, пока они не спустились по ступенькам на гравийную площадку. Собака пробиралась мимо них, пока не достигла безупречного участка газона, на котором присела и принялась за изготовление удивительной по своим размерам какашки.

– Я хочу вам кое-что сказать, – сказала Филиппа.

Страйк повернулся и посмотрел на нее. Обутая в такие же туфли-лодочки на плоской подошве, которые любила покойная принцесса Диана, Филиппа была на целых восемь дюймов ниже его, и ей пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть на него своими холодными голубыми глазами.

– Ничего хорошего не выйдет, – сказала Филлипа Грейвс, – из того, что вы копаетесь в смерти Дайю. Ничего.

За свою карьеру детектива Страйк встречал и других людей, выражавших подобные чувства, но им никогда не удавалось вызвать у него симпатию. Правда для Страйка была неприкосновенна. Справедливость – единственная ценность, которую он считал столь же высокой.

– Что заставляет вас так говорить? – спросил он как можно вежливее.

– Очевидно, что это сделали Уэйсы, – сказала Филиппа. – Мы знаем это. Мы всегда это знали.

Он смотрел на нее сверху вниз с таким же недоумением, как и при встрече с совершенно новым видом.

– И вы не хотите видеть их в суде?

– Нет, – вызывающе сказала Филиппа. – Мне просто все равно. Все, что я хочу, – это забыть об этой чертовой истории. Все мое детство – вся моя жизнь, до того как он покончил с собой, – это Алли, Алли, Алли. Алли непослушен, Алли болен, где Алли, что нам делать с Алли, у Алли родился ребенок, что нам делать с ребенком Алли, давай швырнем в него еще денег, теперь это Алли и Дайю, ты пригласишь их на свою свадьбу, не так ли, дорогая, бедный Алли, сумасшедший Алли, мертвый Алли.

Страйк не удивился бы, узнав, что Филлипа Грейвс впервые говорит о таких вещах. Ее лицо покраснело, и она слегка дрожала, но не так, как ее мать, а потому что каждый мускул был сжат в узел от ярости.

– И не успел он уйти, как уже Дайю, Дайю, Дайю. Они почти не заметили, как родился мой первый ребенок, это все еще был Алли, только Алли – а Дайю была ужасным ребенком. Мы не должны были говорить об этом, Ник и я, о нет, я должна была стоять в стороне, снова и снова, ради ребенка этой мерзкой женщины, и делать вид, что я люблю ее и хочу, чтобы она приехала сюда, в наш семейный дом, и унаследовала его. Вы думаете, что будете делать что-то замечательное, не так ли, доказывая, что они это сделали? Что ж, я скажу вам, что из этого получится. Алли, Алли для семьи, все снова и снова, масса рекламы, моих детей будут спрашивать в школе все об их убитой кузине и их дяде-самоубийце – Украденный Пророк и Утопленный Пророк, я знаю, как они их называют – это будут книги, вероятно, если вы докажете, что они утопили ее, а не только газеты – и мои дети должны будут иметь Алли, висящего над ними навсегда, тоже. И вы думаете, если вы докажете, что они ее убили, это остановит эту проклятую церковь? Конечно, не остановит. ВГЦ никуда не денется, что бы вы ни думали. А идиоты хотят идти туда и быть выпоротыми Уэйсами – что ж, это их выбор, не так ли? Кому вы, собственно, помогаете?

Входная дверь Гарвестон-Холла снова открылась. Ник медленно спустился на гравий, слегка нахмурившись. Страйк увидел, что это крепкий мужчина, почти такой же высокий, как детектив.

– Все в порядке, Пипс?

Филиппа повернулась к мужу.

– Я просто говорю ему, – сказала она яростно, – что мы чувствуем.

– Вы согласны со своей женой, не так ли, мистер – простите, я не знаю вашей фамилии, – сказал Страйк.

– Делоне, – холодно сказал Николас, положив руку на плечо жены. – Да, я согласен. Потенциальные последствия для нашей семьи могут быть очень серьезными. И в конце концов, – сказал он, – Дайю уже не вернуть, не так ли?

– Напротив, – сказал Страйк. – По моим сведениям, церковь регулярно привозит ее обратно. Что ж, спасибо, что уделили мне время.

Он услышал, как хлопнула дубовая входная дверь, перекрывая звук заведенного двигателя. Лабрадор, забытый на лужайке, все еще неопределенно виляя хвостом наблюдал за тем, как Страйк разворачивает машину задним ходом, а затем отъезжает.

Глава 39

Шесть на четвертом месте означает:

Самая лучшая одежда превращается в лохмотья.

Будьте осторожны в течение всего дня.

И-Цзин или Книга Перемен

Первые пять дней работы Робин в качестве полноправного члена Всеобщей Гуманитарной Церкви принесли несколько проблем.

Первой была попытка замаскировать грязное состояние спортивного костюма на следующее утро после похода в лес. По счастливой случайности ее вместе с другими людьми отправили собирать яйца до восхода солнца, и она смогла инсценировать падение в курятнике, что оправдало появление пятен. За завтраком несколько зорких членов церкви спросили ее о крапивных укусах на шее и щеках, и она сказала им, что, возможно, у нее аллергия на что-то. Неотзывчивый ответ заключался в том, что болезни материального тела отражают состояние духа внутри.

Вскоре после завтрака Джонатан Уэйс покинул помещение, прихватив с собой несколько человек, в том числе Дэнни Броклза. Все директора церквей, кроме Мазу и Тайо, также покинули помещение. Оставшиеся члены церкви собрались на парковке, чтобы попрощаться с папой Джеем. Уэйс уехал на серебристом “Мерседесе”, а сопровождавшие его лица последовали за ним на машинах поменьше, толпа за ними аплодировала.

Во второй половине дня два микроавтобуса привезли членов церкви, переведенных из центров в Бирмингеме и Глазго.

Робин заинтересовалась этими новоприбывшими, поскольку, по словам Кевина Пирбрайта, членов церкви, нуждающиеся в перевоспитании, отправляли обратно на ферму Чепмена. Бунтари и недовольные наверняка будут склонны более свободно говорить о церкви, поэтому Робин намеревалась следить за ними, чтобы втянуть их в разговор.

Новичком, который заинтересовал Робин больше всего, был второй бритоголовый человек, которого она видела на ферме Чепмена: бледнокожая, практически лысая молодая женщина с очень густыми бровями. Она выглядела угрюмой и, казалось, не желала отвечать на приветствия людей на ферме Чепмена, которым она казалась знакомой. К сожалению, бритоголовой женщине и другим переехавшим членам церкви сразу же поручили малопочетную работу, Типа стирки и ухода за скотом, в то время как Робин теперь ускоренно обучались все более сложным лекциям по церковной доктрине.

Во вторник днем Робин столкнулась со вторым серьезным испытанием, которое заставило ее понять, что подготовка к работе под прикрытием была не такой уж полной, как она думала.

Всех новых членов собирали вместе и снова отвели в подвальное помещение, которое находилось под фермерским домом. Робин начала бояться этой комнаты, потому что она стала ассоциироваться у нее с часами особенно интенсивной индоктринации. Эти занятия всегда проходили поздно вечером, когда уровень энергии был минимальным, а голод – максимальным, и в комнате без окон становилось тесно и жарко. Согласие с любым предложением было самым простым способом ускорить освобождение от жесткого пола и настойчивого голоса того, кто читал лекцию.

В этот день на сцене перед большим экраном, который в данный момент был пуст, их ждала вечно веселая Бекка.

– Я благодарю вас за службу, – сказала Бекка, сложив руки вместе и поклонившись.

– И я за вашу, – хором ответили сидящие члены церкви, тоже кланяясь.

Затем молодой человек начал раздавать ручки и бумагу, что было весьма необычным явлением. Эти основные средства самовыражения на ферме Чепмена контролировались безжалостно, вплоть до карандашей, крепко привязанных к дневникам. Ручки были пронумерованы, как и в микроавтобусе.

– Сегодня днем вы сделаете важный шаг в освобождении от материалистического одержания, – сказала Бекка. – У большинства из вас есть кто-то в материалистическом мире, кто будет ожидать от вас общения в это время.

На экране, расположенном позади Бекки, загорелись печатные слова.

Основные компоненты материалистического обладания.

– Предполагаемое право собственности, основанное на биологии.

– Жестокое обращение (физическое, эмоциональное, духовное).

– Гнев на действия/убеждения, бросающие вызов материализму.

– Попытки нарушить духовное развитие.

– Принуждение, замаскированное под заботу.

– Требование эмоционального обслуживания.

– Желание направлять ход вашей жизни.

– Сейчас я хочу, чтобы каждый из вас подумал о человеке или людях, которые наиболее ярко демонстрируют по отношению к вам семь ключевых признаков материалистического одержания. Хороший способ – спросить себя, кто будет больше всего сердиться на то, что вы посвятили себя Всеобщей Гуманитарной Церкви.

– Вивьен, – сказала Бекка, указывая на девушку с всклокоченными черными волосами, которая всегда решительно пыталась казаться представителем среднего класса, кем она не была на самом деле. – Кто в твоей жизни наиболее ярко демонстрирует ключевые знаки?

– Моя мама и отчим, однозначно. – сразу сказала Вивьен. – Все семь очков.

– Уолтер? – сказала Бекка, указывая на него.

– Мой сын, – быстро ответил Уолтер. – Большинство из этих пунктов применимо. Моя дочь была бы гораздо более понятливой.

– Марион? – сказала Бекка, указывая на рыжеволосую женщину средних лет, которая всегда становилась розовой и задыхалась при одном только упоминании Джонатана Уэйса, и чьи корни волос постепенно становились серебряными.

– Я полагаю… Мои дочери, – сказала Мэрион.

– Материалистические узы трудно разорвать, – сказала Бекка, расхаживая по сцене в длинном оранжевом одеянии и улыбаясь своей натянутой холодной улыбкой, – Но именно они теснее всего связывают вас с пузырьковым миром. Невозможно стать чистым духом, пока не разорвешь эти связи и не избавишься от тяги к ложному “я”.

Изображение на экране позади Бекки изменилось, показав нацарапанное письмо. Все имена были зачернены.

– Это пример случая крайнего материалистического одержания, который был прислан одному из наших членов якобы любящим членом семьи несколько лет назад.

В комнате воцарилась тишина, пока группа читала слова на экране.

– ””””””””

Мы получили твое письмо в тот же день. ██████ попала в больницу с обширным инсультом, вызванным стрессом, в котором она пребывала после смерти ██████, и совершенно излишним беспокойством о тебе. Учитывая, что ты занимаешься важной работой по спасению мира от сатаны, тебе, вероятно, нет никакого дела до того, жива или мертва ██████, но я решил просто сообщить тебе о последствиях твоих действий. Что касается выкачивания денег из ██████, то, к сожалению для тебя, у меня теперь есть доверенность, так что считай это письмо приглашением для тебя и ВГЦ идти на хрен.

– ””””””””

– Там все есть, не так ли? – сказала Бекка, глядя на экран. – Эмоциональный шантаж, материалистическая одержимость деньгами, насмешка над нашей миссией, но самое главное – двуличие. – Пожилой член семьи, о котором идет речь, вовсе не перенес инсульт, а автор письма был уличен в хищении денег с их счета.

Большинство людей, сидевших на жестком покрытом камышом полу, издали смешанный стон и вздох. Некоторые качали головами.

– Я хочу, чтобы вы сейчас подумали о человеке или людях, которые, скорее всего, попытаются применить к вам подобную тактику. Вы напишете им спокойное, сострадательное письмо, в котором четко изложите, почему вы решили присоединиться к церкви. Здесь, – сказала Бекка, когда изображение на экране снова изменилось, – приведены некоторые фразы, которые мы считаем наиболее эффективными для объяснения духовного пути, по которому вы начали идти, в доступной для материалистов форме. Однако вы можете написать письмо любым способом, который покажется вам оригинальным.

В Робин поднялась паника. Кому, черт возьми, она должна была отправлять письмо? Она боялась, что ВГЦ может проверить, чтобы убедиться в подлинности адресата и адреса. Конверты новобранцам не давали: очевидно, письма будут читать перед отправкой. Вымышленные родители Ровены были наиболее очевидными адресатами письма, но их несуществование, несомненно, было бы немедленно раскрыто, как только она укажет адрес, по которому их можно было бы отследить.

– Чем могу помочь? – сказал тихий голос рядом с Робин.

Бекка заметила, что Робин не пишет, и прошла сквозь сидящих на полу людей, чтобы поговорить с ней.

– Я бы хотела написать родителям, – сказала Робин, – но они в круизе. Я даже не могу вспомнить название их корабля.

– О, Понятно, – сказала Бекка. – Ну, у тебя же есть сестра, не так ли? Почему бы тебе не написать родителям через нее?

– О, это хорошая идея, – сказала Робин, чувствуя, как под кофтой выступает пот. – Спасибо.

Робин наклонила голову над письмом, написала “Дорогая Тереза”, затем снова посмотрела на экран, делая вид, что ищет фразы для копирования, а на самом деле пытаясь придумать решение своей дилеммы. Она бездумно дала Терезе работу в издательстве и теперь жалела, что не сделала ее студенткой, потому что в общежитии ее присутствие было бы сложнее проверить. Надеясь сделать так, чтобы ВГЦ было как можно труднее окончательно решить, что Терезы не существует, Робин написала:

Я не помню, когда ты сказала, что переезжаешь, но надеюсь…

Робин быстро задумалась. Прозвище казалось наиболее безопасным, потому что оно могло относиться к любому, кто мог бы действительно жить по случайному адресу, который она собиралась записать. Ее взгляд упал на лысеющий затылок профессора Уолтера.

– Лысый отправит это дальше, если ты уже съехала.

Робин снова посмотрела на экран. Там находилась большая часть шаблона письма, готовая к копированию.

Письмо с декларацией о членстве в ВГЦ

Уважаемый X,

[Как Вы знаете, я только то, что закончил недельный ретрит в Всеобщей Гуманитарной Церкви. Мне [очень понравилось/нашла это очень вдохновляющим/получила очень много], Поэтому я решила остаться и [продолжить свой духовный рост/исследовать дальнейшее саморазвитие/помогать в благотворительных проектах церкви].

Робин послушно переписала версию этого абзаца, затем перешла ко второму.

Ферма Чепмена – закрытое сообщество, и мы не пользуемся электронными устройствами, так как считаем, что они нарушают медитативную духовную атмосферу. Однако письма передаются членам сообщества, поэтому, если хочешь, пиши мне по адресу: Ферма Чепмена, Львиная пасть, Эйлмертон, Норфолк, НР11 8ПС

Робин переписала это, затем снова подняла глаза. Там было несколько последних советов о содержании писем и о том, как с ним покончить.

Не используйте фразы типа “не беспокойтесь обо мне”, которые могут подтолкнуть их к эмоциональному шантажу.

Подписываясь, избегайте фамильярных обращений, таких как “мама” или “бабушка”, а также выражений типа “люблю”. Используйте свое настоящее имя, без уменьшительных прозвищ, которые свидетельствуют о продолжающемся принятии материалистического обладания.

Напишите адрес, по которому следует отправить письмо, на обратной стороне листа.

Робин теперь написала:

Пожалуйста, сообщи нашим родителям, что я остаюсь, потому что я знаю, что они уже отправились в свой круиз. Здорово, что у меня снова есть цель, и я так многому учусь. Ровена.

Перевернув страницу, она записала улицу в Клэпхэме, которую знала по слежке, выбрала номер дома наугад, а затем придумала почтовый индекс, из которого точным мог быть только СВ11.

Подняв голову, она увидела, что большинство людей уже закончили писать. Подняв руку, она передала свое готовое письмо улыбающейся Бекке и стала ждать, пока все остальные выполнят задание. Наконец, когда все письма, бумага и ручки были собраны, им разрешили подняться и пройти обратно наверх.

Выйдя во двор, Робин увидела доктора Энди Чжоу, который спешил к резным двустворчатым дверям фермерского дома, неся, похоже, какой-то медицинский чемодан. В его голосе чувствовалась абстрактная озабоченность, что сильно контрастировало с его обычным спокойствием. Пока те, кто писал шаблонные письма, толпились у бассейна “Утонувшего пророка”, чтобы отдать дань уважения, Робин держалась в стороне, наблюдая за Чжоу. Двери фермерского дома открылись, и она увидела пожилую индианку. Чжоу переступил порог и исчез из виду, двери за ним закрылись. Робин, жившая в ежедневном ожидании известия о том, что у беременной Ван начались роды, подумала, что не этим ли объясняется поспешность Чжоу.

– Утонувший пророк благословит всех, кто ей поклоняется, – пробормотала она, когда подошла ее очередь, и, как обычно, обдала лоб холодной водой, после чего встала в один ряд с Кайлом, Амандипом и Вивьен. Вивьен говорила,

– … наверное, очень рассердятся, как будто мне есть до этого дело. Серьезно, их обоих можно было бы поместить в учебник по “ложному я”. Только с тех пор, как я попала туда, я начала полностью осознавать, что они со мной сделали, понимаете?

– Абсолютно, – сказал Кайл.

Авторы писем приходили в столовую одними из самых ранних, и, соответственно, у них был выбор места. Робин, рассматривавшая каждый прием пищи как возможность сбора информации, поскольку это было единственное время, когда все члены церкви общались между собой, решила сесть рядом с группой прихожан, которые разговаривали шепотом. Они были так увлечены, что не сразу заметили, когда Робин села рядом с ними.

– … говорит, что Джейкоб очень плох, но я думаю, что доктор Чжоу….

Говорящий, молодой чернокожий мужчина с короткими дредами, прервался. К разочарованию Робин, Амандип, Кайл и Вивьен последовали за ней к столу. Громкий голос последнего предупредил шепчущихся об их присутствии.

– Тогда они могут пойти в ад, честно говоря, – говорила Вивьен.

– Мы не используем это выражение, – резко сказал мужчина с дредами Вивьен, которая покраснела.

– Извините, я не хотела…

– Мы никому не желаем ада, – сказал молодой человек. – Члены ВГЦ не хотят пополнять ряды Противника.

– Нет, конечно, нет, – сказала Вивьен, побагровев. – Я очень извиняюсь. Вообще-то, мне нужно в туалет…

Не прошло и минуты, как в быстро заполняющийся зал вошла бритоголовая, ворчливая молодая женщина, недавно переведенная из другого центра ВГЦ. Оглядевшись по сторонам, она направилась к освободившемуся месту Вивьен. Робин показалось, что в голове Кайла мелькнула мысль сказать ей, что место уже занято, но, открыв рот, он снова его закрыл.

– Привет, – сказал всегда разговорчивый Амандип, протягивая руку женщине в очках. – Амандип Сингх.

– Эмили Пирбрайт, – пробормотала женщина, возвращая ему рукопожатие.

– Пирбрайт? Бекка – это твоя сестра? – сказал Амандип.

Робин поняла удивление Амандипа, ведь эти две девушки ничуть не походили друг на друга. Помимо контраста между ухоженным глянцевым каре Бекки и почти лысой головой Эмили, вечное выражение плохого настроения последней составляло еще больший контраст с неугасимой жизнерадостностью Бекки.

– Мы не используем слова типа “сестра”, – сказала Эмили. – Разве ты еще не выучил это?

– О, да, прошу прощения, – сказал Амандип.

– Мы с Беккой были друг для друга объектами плоти, если ты это имеешь в виду, – холодно сказала Эмили.

Группа авторитетных членов церкви, шептавшихся, когда Робин садилась за стол, теперь незаметно отодвинула свои тела от Эмили. Невозможно было не сделать вывод о том, что Эмили находится в некотором позоре, и интерес Робин к ней удвоился. К счастью для нее, неисправимая общительность Амандипа быстро подтвердилась.

– Так вы выросли здесь, на ферме? – спросил он Эмили.

– Да, – сказала Эмили.

– Бекка старше или…?

– Старше.

Робин подумала, что Эмили осознает свое молчаливое отторжение группой рядом с ней.

– Это еще один мой старый предмет из плоти, посмотрите, – сказала она.

Робин, Амандип и Кайл посмотрели в ту сторону, куда указывала Эмили, и увидели Луизу, которая везла на тележке обычный чан с лапшой и разливала ее по тарелкам за соседним столиком. Луиза подняла голову, встретилась взглядом с Эмили, а затем невозмутимо вернулась к своей работе.

– Что, она твоя…?

Амандип поймал себя как раз вовремя.

Через несколько минут Луиза подошла к их столику. Эмили подождала, пока Луиза наложит в тарелку половник лапши, и громко сказала:

– А Кевин был младше нас с Беккой.

Рука Луизы дрогнула: горячая лапша соскользнула с тарелки Эмили на ее колени.

– Ой!

Луиза, не меняя выражения лица, пошла дальше.

Нахмурившись, Эмили собрала лапшу со своих колен, положила ее обратно на тарелку, затем намеренно наколола единственные кусочки свежего овоща из того, что, как была уверена Робин, было консервированным помидором, отложила его в сторону и принялась за остальную часть своего блюда.

– Ты не любишь морковь? – спросила Робин. На ферме Чепменов еда была настолько скудной, что она никогда не видела, чтобы кто-то не подчищал свою тарелку.

– Что тебе до этого? – агрессивно сказала Эмили.

Робин молча доедала остатки еды.

Глава 40

…самое святое из человеческих чувств – почитание предков.

И-Цзин или Книга Перемен

В четверг Страйк совершил долгую поездку в Сент-Моус на поезде и пароме. Дядя был так удивлен и обрадован его приездом, что Страйк понял, что Тед забыл о его приезде, несмотря на то, что утром он позвонил и сообщил дяде, во сколько приедет.

В доме, где когда-то хозяйничала привередливая Джоан, было пыльно, хотя Страйк с удовлетворением отметил, что в холодильнике было много еды. Страйк понимал, что соседи Теда сплотились вокруг него и регулярно его навещали, следя за тем, чтобы у него было достаточно еды. Это усиливало чувство вины Страйка за то, что он не сделал больше для поддержки Теда, разговор которого был бессвязным и повторяющимся.

Визит к терапевту на следующее утро нисколько не развеял опасений Страйка.

– Он спросил Теда, какая сегодня дата, но тот не знает, – сказал Страйк Люси по телефону после обеда. Страйк оставил Теда с кружкой чая в гостиной, а сам под предлогом покурить выскользнул на задний двор и теперь вышагивал по небольшому участку газона.

– Ну, это не слишком серьезно, не так ли? – сказала Люси.

– Затем он сказал Теду адрес и заставил его сказать в ответ, что Тед прекрасно сделал, и он сказал Теду, что попросит его повторить адрес через несколько минут, но Тед не смог.

– О нет, – сказала Люси.

– Он спросил, может ли Тед вспомнить недавнюю новость, и Тед ответил: “Брексит”, без проблем. Затем он попросил его заполнить цифрами картинку с изображением часов. Тед справился с этой задачей, но потом ему нужно было дорисовать стрелки, чтобы они показывали десять-одиннадцать, и Тед растерялся. Он не смог этого сделать.

– Вот черт, – прошептала Люси с досадой. – Так какой диагноз?

– Деменция, – сказал Страйк.

– Тед был расстроен?

– Трудно сказать. У меня такое впечатление, что он знает, что что-то случилось. Он сказал мне вчера, что часто что-то забывает, и это его беспокоит.

– Стик, что будем делать?

– Я не знаю, – сказал Страйк. – Я бы не дал больших шансов на то, что он не забудет выключать плиту на ночь. Он оставил кран с горячей водой включенным час назад, просто ушел и забыл об этом. Возможно, ему пора в приют.

– Он этого не захочет.

– Я знаю, – сказал Страйк, который теперь приостановился, чтобы посмотреть на полоску моря, видневшуюся из заднего сада Теда. Прах Джоан был выброшен туда со старой парусной лодки Теда, и какая-то иррациональная часть его души искала совета у далекого сверкающего океана. – Но я беспокоюсь о том, как он будет жить один, если его состояние ухудшится еще больше. Лестница крутая, а он не слишком устойчиво держится на ногах.

Они закончили разговор, так и не определившись с будущим Теда. Вернувшись в дом, Страйк обнаружил, что его дядя крепко спит в кресле, и тихонько удалился на кухню, чтобы просмотреть электронную почту на ноутбуке, который он привез с собой из Лондона.

Сообщение от Мидж находилось наверху в списке входящих. Она приложила отсканированную копию письма, которое Робин положила в пластиковый камень накануне вечером.

В первом абзаце рассказылось о возвращении на ферму недовольной Эмили Пирбрайт и о несбывшихся надеждах Робин получить от нее информацию. Во втором параграфе описывалось занятие в подвале, на котором новобранцы должны были написать своей семьей, и делался вывод:

…так что не мог бы кто-нибудь из вас написать письмо от Терезы в ответ на мое письмо о том, что я присоединилась к церкви? Сделайте вид, что она забеспокоилась, они будут этого ожидать.

Другие новости: кто-то в фермерском доме, возможно, заболел, возможно, его зовут Джейкоб. Видела, как туда спешил доктор Чжоу с обеспокоенным видом. Подробностей пока нет, постараюсь узнать больше.

Сегодня днем у нас было первое Откровение. Мы все сидели в кругу в храме. В последний раз мы делали это для того, чтобы поговорить о том, как много мы страдали во внешнем мире. Это было совсем другое. Призываемые люди должны были занять стул в центре и исповедовать то, чего они стыдятся. Когда они это делали, их оскорбляли и кричали на них. Все закончилось слезами. Меня не вызвали, так что, возможно, я получу это в следующий раз. Мазу вела сеанс Откровения – и явно получала от этого удовольствие.

Ничего нового об Уилле Эденсоре. Я иногда вижу его издалека, но разговоров нет. Лин все еще рядом. Был разговор о том, что она собирается в Бирмингем, не помню, говорила ли я об этом.

Думаю, это все. Я так устала. Надеюсь, у Вас все хорошо.

Страйк дважды перечитал письмо, обратив особое внимание на “Я так устала” в конце. Он не мог не восхищаться находчивостью Робин, придумавшей, как в кратчайшие сроки скрыть местонахождение своих родственников, но, как и она, он считал, что должен был предвидеть необходимость надежного адреса для почты. Страйк также задавался вопросом, не было ли на этой неделе письма для Мерфи, но не мог придумать, как спросить об этом, не вызвав подозрений Пат и других субподрядчиков. Вместо этого он отправил Мидж сообщение с просьбой написать письмо от Терезы, так как опасался, что его собственный почерк выглядит слишком явно мужским.

Пока храп Теда все еще доносился из гостиной, Страйк открыл следующее письмо, которое оказалось от Дэва Шаха.

Потратив накануне несколько часов на поиск в Интернете записей о Шери Гиттинс под ее родным именем Карин Мейкпис, Страйк наконец-то сумел найти ее свидетельство о рождении и свидетельство о смерти отца, умершего, когда ей было пять лет, и двоюродной сестры в Дулвиче, у которой она жила после побега с фермы Чепмен. Однако мать Шери, Морин Агнес Мейкпис, урожденная Гиттинс, была еще жива и жила в Пендже, поэтому Страйк попросил Шаха навестить ее.

Сегодня утром посетил Айвичерч Клоуз, – написал Шах. – Морин Мейкпис и ее квартира разваливаются. Она выглядит и говорит как сильно пьющая, очень агрессивная. Сосед окликнул меня, когда я подходил к входной двери. Он надеялся, что я из муниципалитета, потому что у них были ссоры из-за мусорных баков, шума и т.д. Морин говорит, что не общается с дочерью с тех пор, как та сбежала из дома в возрасте 15 лет.