Текст книги "Бегущая могила (ЛП)"

Автор книги: Роберт Гэлбрейт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 58 страниц)

Сделав пару фотографий этого человека на телефон, Страйк отпустил жалюзи, убрал все, что было на столе, вымыл тарелку и столовые приборы, а затем сел обратно, чтобы просмотреть резюме двух бывших потенциальных сотрудников Паттерсона. На резюме Дэна Джарвиса Шах нацарапал: “Работал с ним, он мудак”. Поверив в компетентность Шаха, Страйк разорвал резюме пополам, выбросил его в корзину и взял в руки резюме Ким Кокран.

Его телефон зазвонил во второй раз. Увидев, что это Робин, он сразу же ответил.

– Я думал, у тебя есть планы на вечер?

– Да, я звоню именно по этому поводу. Я только что ужинала с Пруденс. Твоей сестрой, Пруденс, – добавил Робин, когда Страйк ничего не сказал.

– Что она хотела? – подозрительно спросил Страйк. – Пыталась передать через тебя сообщения, да? Предупреждала, чтобы я не приближался к Брюстер?

– Нет, совсем наоборот. Ужин был моей идеей – не для того, чтобы заставить вас помириться, я не вмешиваюсь в вашу личную жизнь, – я хотела поговорить с ней о Флоре. Пруденс сказала, что знает, что Флора скрывает что-то, чему она была свидетелем на ферме Чепменов, что-то, связанное с Утонувшим Пророком. Очевидно, она постоянно возвращается к этому на терапии, а потом снова отступает. В общем…

Робин было трудно судить о том, было ли молчание Страйка зловещим, поскольку она шла по Кенсингтон Хай-стрит, приложив палец к свободному уху, чтобы отгородиться от шума транспорта.

– Я настойчиво убеждала Пруденс не препятствовать тому, чтобы Флора обратилась в полицию или согласилась свидетельствовать против церкви в суде. Я сказала ей, что думаю, что иммунитет можно устроить. Я сказала, что для Флоры будет полезно все рассказать.

Я также спросила, готова ли Пруденс помочь кому-то, кто только что вышел из церкви, поскольку у нее есть опыт того, как ВГЦ поступает с людьми. Наверное, будет безопаснее, если Уилл не будет приходить к ней домой, на случай, если церковь попытается его найти, но они могли бы общаться по FaceTime или еще как-то. Если он узнает, что Пруденс – твоя сестра и совершенно не связана с его собственной семьей, он, возможно, согласится поговорить с ней. А если нам удастся заставить Флору и Уилла поговорить друг с другом, то, не знаю, может быть, это окажется для них терапевтическим. Возможно, это даже сделает их смелее, как ты думаешь?

Единственной реакцией Страйка было молчание.

– Ты меня слышишь? – спросила Робин, повышая голос над грохотом проезжающего мимо двухэтажного автобуса.

– А что случилось, – сказал Страйк, – с тем, что я – чопорный, жестокий ублюдок, которому нужно отвалить от Брюстер и позволить ей продолжать рисовать картинки для Pinterest?

– Что случилось, – сказала Робин, – так это то, что я услышала, как Уилл сказал, что он уверен, что Утонувший Пророк собирается прийти и забрать его. И я не могу выбросить Джейкоба из головы. Мы должны найти свидетелей, которые дадут показания против церкви. Полагаю, я пришла к твоему мнению. Вот это и есть работа.

Она была почти на станции. Когда Страйк замолчал, она отошла в сторону и прислонилась к стене, телефон по-прежнему был прижат к уху.

– Ты злишься, что я пошла к Пруденс за твоей спиной, да? Я просто подумала, что будет проще, если она в итоге возненавидит меня, а не тебя. Я сказала ей, что была там по собственному желанию. Она знает, что ты не просил меня об этом.

– Я не злюсь, – сказал Страйк. – Если ты получишь результаты, черт возьми, это будет первый луч света за долгое время. Если Брюстер окажется свидетелем того, что случилось с Дейрдре Доэрти, у нас будет достаточно оснований, чтобы навести на них полицию, даже если Уилл все еще намерен позволить Утонувшему Пророку схватить его. Где ты?

– Кенсингтон, – сказала Робин, испытывая огромное облегчение от того, что Страйк не рассердился.

– Есть ли там красные корсы?

– Нет. – сказала она. – Но мне показалось, что за мной следит большой человек…

– Что?

– Успокойся, это не так, это просто мое воображение. Я отошла в сторону, а он прошел мимо меня, бормоча.

Нахмурившись, Страйк поднялся на ноги и снова выглянул на Денмарк-стрит. Зеленоглазый мужчина все еще был там, теперь он разговаривал по телефону.

– Наверное, понял, что ты его раскусила. На улице ошивается парень с дредами… Ой, подожди, он ушел, – сказал Страйк, наблюдая, как мужчина закончил разговор и пошел в сторону Чаринг-Кросс-роуд.

– Ты думаешь, он следил за офисом?

– Да, но он делал это чертовски плохо, если цель – оставаться под прикрытием. Подумай, – сказал Страйк, снова опуская венецианские жалюзи, – возможно, цель в том, чтобы дать нам понять, что за нами наблюдают. Немного запугивания. Как выглядел этот крупный парень, преследовавший тебя?

– Лысеющий, лет пятидесяти – честно говоря, я не думаю, что он за мной следил. Я просто нервничаю. Но послушай: сейчас, пока я пила кофе с Пруденс, произошло нечто странное. Мне позвонил Руфус Фернсби, сын Уолтера. Тот самый, который два дня назад бросил трубку.

– Чего он хотел?

– Чтобы я завтра зашла к нему в офис.

– Зачем?

– Понятия не имею. У него был напряженный голос, и он просто сказал, что если я хочу поговорить с ним об отце, то могу встретиться с ним в офисе в четверть первого, и он поговорит со мной… Почему ты молчишь?

– Это просто странно, – сказал Страйк. – Что случилось, что он передумал?

– Без понятия.

Наступила очередная пауза, во время которой Робин успела подумать о том, насколько усталой она себя чувствует, и о том, что ей еще предстоит часовая дорога домой. С тех пор как она покинула ферму Чепменов, она одновременно жаждала и боялась сна, потому что он сопровождался кошмарами.

– Я думала, что ты будешь сердиться из-за Пруденс и радоваться из-за Руфуса, – сказала она Страйку.

– Я могу быть доволен и тем, и другим, – сказал Страйк. – Меня только удивляет, что он вдруг передумал. Хорошо, я изменю график, и ты сможешь пойти и взять у него интервью в обеденный перерыв. Ты уже идешь домой?

– Да, – сказала Робин.

– Смотри, не пропусти бормочущих мужчин или высокого чернокожего парня с зелеными глазами.

Робин пообещала это сделать и положила трубку.

Страйк достал свой вейп, глубоко затянулся, затем снова взял в руки резюме Ким Кокран. Как и Мидж, Кокран была бывшей полицейской и проработала в компании Паттерсона всего полгода, прежде чем скандал с прослушивающими устройствами потопил бизнес. Страйк как раз размышлял о том, что с ней, возможно, стоит провести собеседование, когда во внешнем офисе зазвонил стационарный телефон.

Шарлотта, подумал он, и тут же со странным холодком вспомнил, что Шарлотта мертва.

Поднявшись на ноги, он подошел к столу Пат и ответил.

– Корморан Страйк.

– О, – сказал женский голос. – Я собиралась оставить сообщение, я не ожидала, что кто-то…

– Кто это?

– Амелия Кричтон, – сказала сестра Шарлотты.

– А, – сказал Страйк, горько сожалея, что он не перевел звонок на автоответчик. – Амелия.

Он на мгновение замешкался, подыскивая подходящие слова. Они не виделись несколько лет, и тогда они друг другу не нравились.

– Очень жаль о… Мне очень жаль, – сказал Страйк.

– Спасибо, – сказала она. – Я просто звоню сказать, что возвращаюсь в город на следующей неделе и хотела бы увидеться с тобой, если это возможно.

Возможно, подумал он, но нежелательно.

– По правде говоря, я сейчас очень занят. Ничего, если я позвоню тебе, когда у меня будет пара свободных часов?

– Да, – холодно сказала она, – хорошо.

Она дала ему номер своего мобильного и отключилась, оставив Страйка раздраженным и встревоженным. Если он знал Шарлотту, то она оставила после себя какую-то грязную бомбу, которую ее сестра сочла за честь передать: сообщение, или записку, или какое-то завещание, призванное преследовать и угнетать его, чтобы стать последним и неизменным “пошел ты”.

Страйк вернулся во внутренний офис только для того, чтобы забрать папку ВГЦ и резюме Ким Кокран, после чего вышел через стеклянную дверь, которую запер на ключ. Он чувствовал себя так, как будто звонок Амелии временно загрязнил его рабочее пространство, оставив призрак Шарлотты, мстительно смотрящей на него из тени и бросающий ему вызов бессердечно вернуться к работе, когда он только что (как она, несомненно, увидит) повернулся к ней спиной, еще раз.

Глава 108

…нужно двигаться осторожно, как старая лиса по льду… Обдуманность и осторожность – вот залог успеха.

И-Цзин или Книга Перемен

Придя на следующий день в половине двенадцатого на Грейт-Джордж-стрит, 1, Робин обнаружила, что сильно ошибалась, представляя себе Институт гражданских инженеров в бруталистском здании, где функциональность, а не элегантность ставилась во главу угла. Местом работы Руфуса Фернсби было гигантское здание эдвардианской эпохи, отличавшееся значительным величием.

Когда она назвала имя человека, к которому пришла, Робин направили по лестнице с малиновым ковром, которая в сочетании с белыми стенами напомнила ей о фермерском доме на ферме Чепменов. Она миновала картину маслом с изображением выдающихся инженеров, витраж с гербом, поддерживаемым журавлем и бобром, с девизом Scientia et Ingenio и, наконец, попала в длинную комнату открытой планировки с рядами столов, где двое мужчин стояли и вели, похоже, горячий разговор, а остальные сотрудники не поднимали головы.

С помощью одной из тех странных интуитивных догадок, которые не требуют объяснений, Робин сразу догадалась, что более высокий, злой и странный на вид мужчина – Руфус Фернсби. Возможно, он был похож на человека, который набросился бы с телефонной трубкой на того, кто упомянул бы о его неудовлетворительном отце. Его спор с низкорослым мужчиной, похоже, сводился к тому, должен или не должен был некто Баннерман пересылать электронное письмо.

– Никто не утверждает, что Гриерсона не следовало копировать, – горячо говорил он, – дело не в этом. Я говорю о том, что в данном случае речь идет об упорном…

Более низкорослый мужчина, заметив Робин и, возможно, ища пути к отступлению, сказал:

– Чем могу помочь?

– Несоблюдение установленной процедуры, что повышает риск недопонимания, так как я мог не понять…

– Я здесь, чтобы встретиться с Руфусом Фернсби.

Как она и опасалась, высокий мужчина прервался на полуслове и сердито сказал:

– Я Фернсби.

– Я Робин Эллакотт. Мы говорили…

– Что вы здесь делаете? Надо было подождать в атриуме.

– Меня послал человек за стойкой.

– Ну да, это не очень полезно, – сказал Руфус.

Смуглый, худощавый, одетый в футболку с лайкрой и рабочие брюки, он имел обветренный, жилистый вид, характерный для преданных своему делу бегунов и велосипедистов, и щеголял тем, что Робин считала самым странным из всех вариантов растительности на лице: борода на подбородке без усов.

– Удачи, – пробормотал второй мужчина, уходя от Робин.

– Я собирался встретиться с вами в кафе, – раздраженно сказал Руфус, как будто Робин должна была это знать и, возможно, уже заказать ему еду. Он посмотрел на часы. Робин подозревала, что ему бы понравилось, если бы она пришла слишком рано, но поскольку она пришла точно вовремя, он сказал:

– Тогда давайте… Нет, подождите! – взрывчато добавил он, и Робин остановилась, гадая, что же она сделала не так на этот раз, но Руфус просто осознал, что все еще сжимает бумаги в руке. Отойдя, чтобы положить их обратно на стол, он присоединился к ней и вышел из комнаты так быстро, что ей пришлось почти бежать трусцой, чтобы не отстать.

– Это очень красивое здание, – сказала она, надеясь наладить контакт. Руфус, похоже, счел это замечание не заслуживающим внимания.

Кафе на первом этаже было гораздо более престижным, чем те, что украшали офисы, где Робин когда-то работала временным секретарем. Здесь были кабинки с черными кожаными банкетками, изящные светильники и экспрессионистские гравюры на стенах. Когда они направились к очереди у стойки, Робин, опасаясь, что это будет еще одна обреченная на провал попытка примирения, сказала:

– Я начинаю думать, что мне следовало бы стать инженером, если бы были такие преимущества.

– Что вы имеете ввиду? – подозрительно сказал Руфус.

– Это хорошее кафе, – сказала Робин.

– О.

Руфус огляделся вокруг, словно никогда прежде не задумывался о том, приятно это или нет.

– Да. Наверное, да, – неохотно согласился он. У нее сложилось впечатление, что он предпочел бы найти недостатки в этом месте.

С того момента, как Руфус согласился встретиться с ней, Робин знала, что к своей главной цели – выяснить, была ли Розалинда Фернсби той самой обнаженной девушкой в маске свиньи, – придется подходить тактично. Ей не хотелось бы представлять, как отреагирует кто-нибудь из ее родных братьев, если ему покажут такую фотографию с изображением Робин. А теперь, встретившись с Руфусом, она боялась, что может произойти настоящий вулканический взрыв, когда она покажет ему фотографии в своем телефоне. Поэтому она решила, что второстепенная задача – выяснить, был ли Уолтер тем человеком, которого Цзян узнал как человека, вернувшегося через много лет, – станет первой линией ее допроса.

Купив бутерброды, они сели за угловой столик.

– Большое спасибо за встречу со мной, Руфус, – начал Робин.

– Я перезвонил вам только потому, что хочу знать, что именно происходит, – сурово сказал Руфус. – Неделю назад мне звонила женщина-полицейский – ну, она сказала, что она женщина-полицейский. Она спрашивала контактные данные моей сестры.

– Вы дали их ей?

– У меня ничего нет. Мы не общаемся, уже много лет. Ничего общего.

Он сказал это с какой-то драчливой гордостью.

– Затем она сказала, что со мной могут связаться два человека по имени Робин Эллакотт и Корморант Страйк, которые пытаются найти компромат на мою семью. Естественно, я попросил уточнить детали, но она сказала, что не может их дать, так как это открытое расследование. Она дала мне номер телефона, по которому можно позвонить, если вы со мной свяжетесь. И когда вы позвонили… ну, вы знаете, что произошло, – безапелляционно заявил Руфус. – Я позвонил по номеру, который мне дали, и попросил позвать констебля Кертис. Ответивший мне человек рассмеялся. Он передал трубку этой женщине. У меня возникли подозрения. Я спросил номер ее жетона и юрисдикцию. Наступила тишина. Потом она повесила трубку.

– Очень умно с вашей стороны проверить, – прокомментировала Робин.

– Ну, конечно, я проверил, – сказал Руфус с оттенком удовлетворенного тщеславия. – Если мы не проверяем, для инженеров на карту будет поставлено нечто большее, чем плохая рецензия в каком-нибудь шуточном журнале по общественным наукам.

– Вы не возражаете, если я буду делать записи? – спросила она, доставая свою сумку.

– Почему я должен возражать? – раздраженно сказал он.

Робин, знавшая по записям в Интернете, что Фернсби женат, молча посочувствовал его жене, когда потянулась за ручкой.

– Констебль Кертис – так называемая – дала вам номер стационарного телефона или мобильного?

– Мобильного.

– У вас он еще есть?

– Да.

– Можно мне его взять?

– Мне нужно подумать об этом, – сказал он, подтверждая впечатление Робин о том, что это человек, который считает, что информация – это, безусловно, сила. – Я решил перезвонить вам, потому что вы, по крайней мере, сказали правду о том, кто вы. Я проверил вас в Интернете, – добавил он, – хотя вы не очень похожи на свои фотографии.

Его тон не оставлял у Робин сомнений в том, что, по его мнению, вживую она выглядит еще хуже. С каждой минутой ей становилось все жальче его жену, и она сказала:

– В последнее время я немного похудела. Ну, мы с моим партнером…

– Это Корморант Страйк?

– Корморан Страйк, – сказала Робин, которая не понимала, почему Фернсби должен занимать первое место на рынке педантизма.

– Не Корморант?

– Не Корморант, – терпеливо сказала Робин. – Мы расследуем деятельность Всеобщей Гуманитарной Церкви.

– Зачем?

– Нас наняли для этого.

– Газета?

– Нет, – сказала Робин.

– Я не уверен, что хочу с вами разговаривать, если не знаю, кто вам платит.

– У нашего клиента есть родственник в церкви, – сказала Робин, решив, что проще, учитывая придирчивость Руфуса, не говорить, что родственник в действительности вышел.

– А как мой отец относится к этой ситуации?

– Вы в курсе, что он сейчас…?

– На ферме Чепменов? Да. Он написал мне дурацкое письмо, что вернулся назад.

– Что вы имеете в виду под “вернулся”? – спросила Робин, ее пульс участился.

– Я имею в виду, что он там уже бывал, очевидно.

– Правда? Когда?

– В 1995 году – в течение десяти дней, – сказал Руфус с придирчивой, но полезной точностью, – и в 2007 году – в течение… возможно, недели.

– Почему такие короткие сроки? Мой клиент интересуется тем, что заставляет людей приходить в церковь и что заставляет их уходить, понимаете ли, – добавила она коварно.

– В первый раз он ушел, потому что моя мать подала на него в суд. Второй раз – потому что заболела моя сестра Роуз.

Скрывая свой интерес к этим ответам, Робин спросила,

– Что заставило его захотеть присоединиться в 95-м году, вы знаете?

– Тот человек, который все это затеял, Уэйс, выступал с докладом в Сассекском университете, где работал мой отец. Он пошел туда в духе мнимых научных изысканий, – сказал Руфус с легкой усмешкой, – и попал на удочку. Он ушел со своего поста и решил, что посвятит себя духовной жизни.

– Так он просто сорвался?

– Что вы имеете в виду под словом “сорвался”?

– То есть, это было неожиданно?

– Ну, – сказал Руфус, слегка нахмурившись, – на этот вопрос трудно ответить. Мои родители были в середине бракоразводного процесса. Наверное, можно сказать, что у моего отца был так называемый кризис среднего возраста. На работе его не продвигали по службе, и он чувствовал себя недооцененным. Вообще-то он очень сложный человек. Он никогда не ладил с коллегами, где бы он ни работал. Спорный. Зациклен на чинах и званиях. Это довольно жалко.

– Хорошо, – сказала Робин. – И ваша мать подала на него в суд, чтобы заставить его выйти?

– Не для того, чтобы заставить его уйти, – сказал Руфус. – Он взял меня и Роуз на ферму.

– Сколько вам было лет? – спросила Робин, ее пульс участился.

– Пятнадцать. Мы близнецы. Это были школьные летние каникулы. Отец нас обманул, сказал, что это будут недельные каникулы за городом. Мы не хотели его обижать и согласились поехать.

В конце той недели он прислал моей матери письмо, полное церковного жаргона, в котором говорилось, что мы втроем перешли в ВГЦ и больше не вернемся. Моя мать получила срочный судебный приказ и пригрозила ему полицией. В итоге мы ушли посреди ночи, потому что мой отец заключил с Уэйсом какое-то нелепое соглашение и боялся сказать ему, что этого не будет.

– Какое соглашение?

– Он хотел продать семейный дом и отдать все деньги церкви.

– Понятно, – сказала Робин, которая почти не ела свой бутерброд, так много она делала заметок. – Полагаю, вы с сестрой были рады уехать?

– Я был, но моя сестра была в ярости.

– Правда?

– Да, – сказал Руфус с очередной усмешкой, – потому что она была влюблена в Джонатана Уэйса. Предполагалось, что на следующий день он отвезет ее в центр в Бирмингеме.

– Ее переводили? – спросила Робин. – Через неделю?

– Нет, нет, – нетерпеливо сказал Руфус, как будто Робин была особенно медлительным учеником. – Это был предлог. Отпустить ее одну. Она была довольно симпатичной и хорошо развитой, для пятнадцати лет. Правда, немного пухленькая, – добавил он, выпрямляясь, чтобы продемонстрировать пресс. – Большинство девушек там охотились за Уэйсом. Одна девчонка вцепилась когтями в лицо Роуз – но это замяли, потому что Уэйсу нравилось думать, что все живут в гармонии. У Роуз до сих пор шрам под левым глазом.

В голосе Руфуса не было ни капли сожаления, он казался скорее довольным этим.

– Вы случайно не помните дату вашего отъезда? – спросила Робин.

– Двадцать восьмое июля.

– Как вы можете быть таким точным? – спросила Робин.

Как она и ожидала, Руфус не обиделся, а только обрадовался возможности проявить свои дедуктивные способности.

– Потому что накануне вечером на ферме утонул ребенок. Мы читали об этом в газетах.

– Как именно вы ушли? – спросила Робин.

– В машине моего отца. Он успел забрать ключи, притворившись, что хочет проверить, не разрядился ли аккумулятор.

– Видели ли вы что-нибудь необычное, когда уезжали с фермы?

– Например?

– Люди бодрствуют, когда им не следовало бы бодрствовать? Или, – сказала Робин, думая о Джордане Рини, – кто-то спит более крепко, чем, возможно, следовало бы?

– Не понимаю, откуда я мог это знать, – сказал Руфус. – Нет, мы не видели ничего необычного.

– А вы или ваша сестра когда-нибудь возвращались на ферму Чепмена?

– Я точно нет. Насколько я знаю, Роуз тоже не делала этого.

– Вы сказали, что ваш отец вернулся на ферму Чепмен в 2007 году?

– Правильно, – сказал Руфус, теперь уже так, как будто Робин наконец-то проявила интеллектуальные способности, вспомнив этот факт, произвучаший пару минут назад. – Он перешел в университет, но снова стал ссориться с коллегами и чувствовать себя не в своей тарелке, поэтому он снова подал в отставку и вернулся в ВГЦ.

Робин, занимаясь быстрыми мысленными расчетами, пришла к выводу, что Цзяну на момент второго появления Уолтера на ферме Чепменов было около десяти лет, а значит, он был достаточно взрослым, чтобы помнить его.

– Почему он так быстро ушел в тот раз?

– Роуз заболела менингитом.

– О, мне очень жаль, – сказала Робин.

– Она выжила, – сказал Руфус, – но моей матери пришлось разыскивать его заново, чтобы сообщить ему об этом.

– Все это очень полезно, – сказала Робин.

– Я не понимаю, почему, – сказал Руфус. – Наверняка уже много людей пришло и ушло оттуда? Смею предположить, что наша история вполне обычна.

Решив не спорить, Робин сказала:

– Вы знаете, где сейчас Роуз? Хотя бы город? Идет ли она под замужней фамилией?

– Она никогда не была замужем, – сказал Руфус, – но теперь она ходит под именем Бхакта Даса.

– Она – что, извините?

– Перешла в индуизм. Она, наверное, в Индии, – сказал Руфус, снова усмехаясь. – Она похожа на моего отца: глупые увлечения. Бикрам-йога. Благовония.

– А ваша мама знает, где она? – спросила Робин.

– Возможно, – сказал Руфус, – но сейчас она в Канаде, навещает свою сестру.

– О, – сказала Робин. Это объясняло, почему миссис Фернсби никогда не брала трубку.

– Ну, – сказал Руфус, посмотрев на часы, – это действительно все, что я могу вам сказать, и поскольку у меня много работы…

– Последний вопрос, если вы не возражаете, – сказала Робин, ее сердце снова начало колотиться, когда она достала из сумки свой мобильный телефон. – Можете ли вы припомнить, чтобы у кого-нибудь на ферме была камера Полароид?

– Нет. Ты не должен был брать там ничего подобного. К счастью, я оставил свою Nintendo в машине отца, – сказал Руфус с довольной ухмылкой. – Роуз пыталась взять свою с собой, но ее конфисковали. Наверное, она до сих пор там.

– Это может показаться странным вопросом, – сказала Робин, – но Роуз когда-нибудь наказывали на ферме?

– Наказывали? Насколько я знаю, нет, – сказал Руфус.

– И она определенно выглядела расстроенной из-за ухода? Не была рада уходить?

– Да, я уже говорил вам об этом.

– И – это еще более странный вопрос, я знаю – она когда-нибудь упоминала, что носила маску свиньи?

– Маску свиньи? – повторил Руфус Фернсби, нахмурившись. – Нет.

– Я хочу показать вам одну фотографию, – сказала Робин, думая, даже когда она это сказала, насколько неправдивым было это заявление. – Это очень неприятно, особенно для родственника, но я подумала, не могли бы вы сказать мне, является ли смуглая девушка на этой фотографии Роуз.

Она подняла одну из фотографий с изображением маски свиньи, на которой темноволосая девушка сидела одна, голая, с широко расставленными ногами, и передала ее через стол.

Реакция Фернсби была мгновенной.

– Как…? Вы… это отвратительно! – сказал он так громко, что головы в переполненном кафе повернулись. – Это точно не моя сестра!

– Мистер Фернсби, я…

– Я буду обращаться к адвокатам по поводу вас! – бубнил он, поднимаясь на ноги. – Адвокатам!

Глава 109

…возникают раздражающие споры, как у супружеской пары. Естественно, такое положение вещей не является благоприятным…

И-Цзин или Книга Перемен

– А потом он удрал, – заключила Робин сорок минут спустя. Теперь она сидела рядом со Страйком в его припаркованном БМВ, из которого он наблюдал за офисом человека, которого они прозвали Хэмпстедом.

– Хм, – сказал Страйк, держа в руках один из кофе на вынос, которые Робин купила по дороге. – Так он пришел в ярость, потому что это его сестра, или потому что боялся, что мы заявим, что это она?

– Судя по его реакции, это могло быть и то, и другое, но если это была не Роуз…

– Почему кто-то, выдававший себя за женщину-полицейского, пытался отговорить его от разговора с нами?

– Да, точно, – сказала Робин.

Она позвонила Страйку сразу после выхода из Института гражданских инженеров, и он попросил ее встретиться с ним на Дорсет-стрит, в нескольких минутах езды на метро. Страйк просидел все утро в своей припаркованной машине, наблюдая за входом в офис Хэмпстеда: он предполагал, что это занятие окажется безрезультатным, поскольку единственная подозрительная деятельность Хэмпстеда до сих пор осуществлялась ночью.

Страйк отпил кофе, затем сказал:

– Мне это не нравится.

– Извини, я думала, что ты…

– Не про кофе. Я имею в виду эти таинственные телефонные звонки всем, кого мы опрашиваем. Мне не нравится, что за нами следит “Корса”, или парень, наблюдавший за офисом вчера вечером, или тот парень, преследующий тебя в метро.

– Я же говорила, что он меня не преследовал. Я просто нервничаю.

– Да, но я не был взволнован, когда вооруженный злоумышленник пытался прорваться в дверь нашего офиса с пистолетом, хотя Кевин Пирбрайт вполне мог быть взволнован, когда понял, что сейчас получит пулю в голову.

Теперь Страйк достал из кармана мобильный телефон и протянул его Робин. Посмотрев вниз, она увидела ту же самую лестную фотографию Джонатана Уэйса, что и на огромном плакате на крыше дома рядом с ее квартирой. Надпись гласила:

Интересуетесь Всеобщей Гуманитарной Церковью? Присоединяйтесь к нам по адресу

19.00 Пятница, 12 августа

СУПЕРСЛУЖБА 2016

ПАПА ДЖЕЙ В ОЛИМПИИ

– Вряд ли сегодня в “Олимпии” найдется человек, которого больше, чем меня, интересует Всеобщая Гуманитарная Церковь, – сказал Страйк.

– Ты не можешь пойти!

И хотя она тут же устыдилась собственной паники и забеспокоилась, что Страйк сочтет ее глупой, сама мысль о том, чтобы войти в помещение, где заправляет папа Джей, вызвала у Робин воспоминания, которые она пыталась подавить каждый день с тех пор, как покинула ферму Чепменов, но которые всплывали почти каждую ночь в ее снах.

Страйк понимал непропорциональную реакцию Робин лучше, чем она сама. Долгое время после того, как ему оторвало половину ноги во взорвавшейся машине в Афганистане, наблюдались некоторые переживания. Некоторые звуки, даже некоторые лица вызывали у него первобытную реакцию, на овладение которой ушли годы. Особый грубый юмор, которым он делился с теми, кто его понимал, помогал ему пережить самые мрачные моменты, и именно поэтому он сказал:

– Типичная реакция материалиста. Лично я думаю, что очень быстро стану чистым духом.

– Ты не можешь, – сказала Робин, стараясь говорить разумно, а не так, как будто пыталась развеять яркие воспоминания о том, как Джонатан Уэйс надвигался на нее в той павлиньей голубой комнате, называя ее Артемидой. – Тебя узнают!

– Чертовски на это надеюсь. В этом вся суть.

– Что?

– Они знают, что мы их расследуем, мы знаем, что они знают, они знают, что мы знаем, что они знают. Пора перестать играть в эту дурацкую игру и действительно посмотреть Уэйсу в глаза.

– Страйк, если ты расскажешь ему что-нибудь из того, что мне говорили на ферме Чепмена, у этих людей будут большие, большие неприятности!

– Ты имеешь в виду Эмили?

– И Лин, которая все еще внутри, правда, и Шона, и даже Цзян, не то чтобы он мне очень нравился. Ты путаешься…

– С непонятными мне силами?

– Это не смешно!

– Я не думаю, что это хоть сколько-нибудь смешно, – без улыбки ответил Страйк. – Как я только что сказал, мне не нравится, как все это происходит, и я не забыл, что на данный момент у нас есть одно явное убийство, одно подозреваемое убийство, два принуждения к самоубийству и два пропавших ребенка – но кем бы ни был Уэйс, он не дурак. Он может сколько угодно возиться со страницами Википедии, но выстрелить мне в голову в “Олимпии” было бы большой стратегической ошибкой. Если они поймут, что я там, я ставлю на то, что Уэйс захочет со мной поговорить. Он захочет узнать, что мы знаем.

– Ты ничего не добьешься от него допросом! Он просто будет врать и…

– Ты предполагаешь, что мне нужна информация.

– Какой смысл с ним говорить, если тебе не нужна информация?

– Тебе не приходило в голову, – сказал Страйк, – что я сомневался, стоит ли отпускать тебя сегодня одну на встречу с Руфусом Фернсби, вдруг с тобой что-нибудь случится? Ты понимаешь, как легко было бы обставить твое убийство как самоубийство? “Она бросилась с моста” или “шагнула под машину”, или “повесилась”, или “перерезала себе вены” – потому что не могла столкнуться с обвинением в жестоком обращении с ребенком. Ты не смогла бы противостоять парню, который наблюдал за нашим офисом прошлой ночью, если бы он решил затащить тебя в машину. Я разрешил тебе опросить Фернсби, потому что его офис находится в центре Лондона, и было бы чистым безумием рисковать похищением там, но это не значит, что я не считаю, что это риск, поэтому впредь я хочу, чтобы ты ездила на такси, без общественного транспорта, и я бы предпочел, чтобы ты не выходила на работу в одиночку.

– Страйк…

– Ты не можешь принимать обе стороны, черт возьми! Ты не можешь говорить мне, что они злые и опасные, а потом разгуливать по Лондону…

– Знаешь что, – яростно сказала Робин, – я была очень признательна, если бы каждый раз, когда мы будем обсуждать это, ты не использовал слова вроде “разгуливать” для обозначения того, как я передвигаюсь.

– Ладно, ты не разгуливаешь, – сказал раздраженный Страйк. – Черт возьми, ну что тут сложного? Мы имеем дело с группой людей, которые, по нашему мнению, способны на убийство, и два человека, которые сейчас наиболее опасны для них, – это ты и Роуз Фернсби, и если с кем-то из вас что-нибудь случится, это будет на моей совести.

– О чем ты говоришь? Как это к тебе относится?

– Это я отправил тебя на ферму Чепмена.

– Опять, – сказала Робин в ярости, – ты меня никуда не отправлял. Я не чертово горшечное растение, я хотела получить эту работу, я вызвалась на нее добровольно, и я помню, что добиралась туда на микроавтобусе, а не была доставлена туда тобой.