Текст книги "Бегущая могила (ЛП)"

Автор книги: Роберт Гэлбрейт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 58 страниц)

По слухам, нескромная дама, ведущая это дело, оказывает знаки внимания Корморану Страйку, частному детективу, о котором все чаще пишут в новостях. Может быть, она получает подсказки от скрытых камер и микрофонов? Если да, то адвокату Хонболду лучше надеяться, что ему придется иметь дело только с оскорблениями и инсинуациями.

– Черт, – сказал Страйк. Он поднял глаза на Шаха и не нашел ничего лучшего, как повторить – Черт.

– Я подумал, что ты должен знать, – сказал Шах.

– Это была связь на одну ночь… нет, на две ночи. Она никогда не говорила мне ни слова об этом Хонболде.

– Верно, – сказал Шах. – Ну, ты знаешь, он не пользуется популярностью в газетах, поэтому я думаю, что они могут запустить эту историю.

– Я разберусь с этим, – сказал Страйк. – Она не втянет меня в свой бардак.

Но он прекрасно понимал, что его уже втянули в разборки с Бижу, и Шах выглядел так, словно думал точно о том же.

Они расстались возле “Летающей лошади”, Шах вернулся в офис, чтобы закончить работу над документами, а Страйк остался возле паба, охваченный гневом и самообвинением. У него было достаточно опыта в обоих видах несчастий, чтобы понять, что есть огромная разница между тем, чтобы чувствовать себя жертвой случайных ударов судьбы, и тем, чтобы признать, что к беде привела собственная глупость. Илса предупреждала его, что Бижу болтлива и несдержанна, и что же он сделал? Трахнул ее во второй раз. Годами избегая внимания общественности, давая показания в суде только с бородой, отказываясь от всех предложений дать интервью прессе и прекратив предыдущие отношения с женщиной, которая хотела, чтобы он позировал с ней на громких мероприятиях, он сознательно лег в постель с болтушкой, у которой, как выяснилось, был известный женатый любовник на втором плане.

Он позвонил на номер Бижу, но попал на голосовую почту. Оставив сообщение, чтобы она позвонила ему как можно скорее, он позвонил Илсе.

– Привет, – сказала она холодным голосом.

– Звоню, чтобы извиниться, – сказал Страйк, что было правдой лишь отчасти. – Я не должен был бросаться на тебя. Я знаю, что ты только пыталась присмотреть за мной.

– Да, это так, – сказала Илса. – Хорошо, извинения приняты.

– Ну вот, ты оказалась права, – сказал Страйк. – Я в сегодняшнем “Private Eye”, связанный с ней и с ее женатым бойфрендом.

– Вот черт, не Эндрю Хонболд? – сказала Илса.

– Ты его знаешь?

– Только немного.

– Eye намекает, что я не только трахал ее, но и помогал ей подслушивать в спальне Хонболда.

– Корм, прости, но она уже давно пытается заставить его уйти от жены. Она совершенно открыто говорит об этом.

– Я не вижу, как Хонболд решит жениться на ней, если он думает, что она приставила к нему частного детектива. Где она сейчас, ты не знаешь?

– Она будет в палате Лавингтон Корт, – сказала Илса.

– Хорошо, я пойду и подожду ее там, – сказал Страйк.

– Разве это разумно?

– Внушить ей страх Божий будет легче при личной встрече, чем по телефону, – мрачно сказал Страйк, уже направляясь к станции метро.

Глава 44

Мужчина должен расстаться с низменным и поверхностным. Главное – оставаться твердым.

И-Цзин или Книга Перемен

Страйк впервые порадовался тому, что Робин сейчас находится на ферме Чепмена. Он совершил чертовски глупый поступок, и хотя последствия, скорее всего, будут более серьезными для него самого, чем для агентства в целом, он предпочел бы, чтобы Робин оставалась в неведении относительно того, в какую кашу он вляпался.

Найдя нужный адрес, Страйк совершил короткую поездку по Центральной линии, вышел из метро в Холборне и направился к Линкольнс-Инн. Там он занял позицию за деревом в саду, откуда мог наблюдать за неоклассическим фасадом суда Лавингтона, и стал ждать.

Он находился там уже около часа, наблюдая за тем, как несколько человек входят в здание и еще больше выходят из него, когда зазвонил его мобильный телефон. Он ожидал увидеть номер Бижу, но увидел номер Штыря.

– Че как, Бунзен, просто звоню сказать, что порешал по поводу Рини. Двадцать восьмое мая. Не мог ничего сделать раньше.

– Шикарно, Штырь, это отличная новость, – сказал Страйк, не отрывая глаз от входа в здание Бижу.– Он знает, что я приду, верно?

– О да, он знает, – сказал Штырь. – И у вас там будет немного охраны, чтобы убедиться, что он сотрудничает.

– Еще лучше, – сказал Страйк. – Спасибо большое.

– Хорошо, счастливо оставаться, – сказал Штырь и отключился.

Страйк только успел положить мобильник обратно в карман, как дверь суда Лавингтона открылась и по ступенькам спустилась Бижу в ярко-красном пальто, направляясь в сторону станции метро. Страйк дал ей фору, а затем последовал за ней. На ходу он достал свой мобильный телефон и снова набрал ее номер. Она достала телефон из сумки, продолжая идти, посмотрела на него и, не отвечая, положила обратно в сумку.

Поскольку он хотел оставить некоторое расстояние между собой и судом Лавингтона, чтобы уменьшить вероятность быть замеченным коллегами Бижу по работе, Страйк продолжал идти в пятидесяти ярдах позади своей цели, пока она не вошла на узкую улицу Гейт-стрит. Здесь она замедлила шаг, снова достала мобильный телефон, видимо, чтобы прочитать недавно полученное сообщение, и наконец остановилась, чтобы отправить ответ. Страйк ускорился и, когда она снова убрала мобильный телефон в сумку, окликнул ее по имени.

Она оглянулась и с явным ужасом увидела, кто ее позвал.

– Я хотел бы поговорить с тобой, там, – мрачно сказал он, указывая на паб под названием “Корабль”, который находился в переулке, предназначенном только для пешеходов, и виднелся между двумя зданиями.

– Зачем?

– Ты читала сегодняшний номер “Private Eye”?

– Я… да.

– Тогда ты знаешь, почему.

– Я не…

– Не хочешь, чтобы тебя видели со мной? Тогда надо было ответить на звонок.

Она выглядела так, словно хотела отказаться идти с ним, но позволила ему увести себя в переулок. Когда он открыл дверь “Корабля”, она прошла мимо него с холодным выражением лица.

– Я бы лучше пошла наверх, – сказала она.

– Я не против, – сказал Страйк. – Что ты хочешь выпить?

– Мне все равно – красное вино.

Пять минут спустя он присоединился к ней наверху, в Дубовой комнате с низким потолком и тусклым освещением. Она уже сняла пальто, обнажив облегающее красное платье, и сидела в углу спиной к комнате. Страйк поставил ее вино на стол и сел напротив нее, держа в руках двойной виски. Он не собирался задерживаться на время, необходимое для того, чтобы выпить пинту пива.

– Ты болтаешь обо мне без умолку.

– Нет, я этого не делала.

– Крот в палатах Лавингтон-Корт.

– Я знаю, что там написано!

– Ты должна четко объяснить этому Хонболду, что я никогда не давал тебе никаких советов по поводу наблюдения.

– Я уже говорила ему об этом!

– Видел статью, да?

– Да. И “Мэйл” на него наехал. И “Сан”. Но он будет все отрицать, – добавила она, и ее нижняя губа задрожала.

– Еще бы.

Страйк без всякого сочувствия наблюдал, как Бижу роется в карманах в поисках салфетки и тщательно промакивает глаза, чтобы не нарушить макияж.

– Что ты собираешься делать, когда к тебе в квартиру заявятся журналисты? – спросил он.

– Скажу им, что я с ним не спала. Этого хочет Эндрю.

– Ты также будешь отрицать, что спала со мной.

Она ничего не ответила. Подозревая, что он знает, что скрывается за ее молчанием, он сказал:

– Я не собираюсь быть побочным ущербом во всем этом. Мы встретились на крестинах, вот и все. Если ты все еще думаешь, что Хонбольд бросит свою жену из ревности к тому, что мы трахаемся, то ты заблуждаешься. Сомневаюсь, что после этого он прикоснется к тебе.

– Ты ублюдок, – прохрипела она, продолжая вытирать глаза и нос. – Ты мне нравился.

– Ты затеяла маленькую игру, которая взорвалась у тебя под носом, но я не собираюсь попадать под перекрестный огонь, так что пойми сейчас, будут последствия, если ты попытаешься сохранить лицо, сказав, что у нас роман.

– Ты мне угрожаешь? – прошептала она через уже влажную салфетку.

– Это предупреждение, – сказал Страйк. – Удали сообщения, которые ты мне прислала, и убери мой номер из своего телефона.

– Или?

– Или будут последствия, – повторил он. – Я частный детектив. Я узнаю о людях то, что они, как им кажется, очень хорошо скрывают. Если в твоем прошлом нет ничего такого, о чем бы ты не хотела увидеть публикацию в “Сан”, я бы долго думал, прежде чем использовать меня для того, чтобы выбить из Хонболда предложение.

Она больше не плакала. Выражение ее лица стало жестче, но ему показалось, что она слегка побледнела. Наконец она достала свой мобильный телефон, удалила его контактные данные, сообщения, которыми они обменивались, и фотографии, которые она ему посылала. Затем Страйк сделал то же самое со своим телефоном, выпил виски одним залпом и снова встал.

– Правильно, – сказал он, – полное отрицание, и все это должно утихнуть.

Он покинул “Корабль”, не испытывая никаких сомнений по поводу только что примененной им тактики, но снедаемый яростью на нее и на себя. Время покажет, найдет ли он “Мэйл” у собственной двери, но, возвращаясь к станции метро “Холборн”, он поклялся себе, что это будет последний раз, когда он рискует своей личной жизнью или карьерой ради бессмысленной интрижки, затеянной для того, чтобы отвлечься от мыслей о Робин Эллакотт.

Глава 45

Но любые отношения между людьми несут в себе опасность неправильного поворота…

И-Цзин или Книга Перемен

Робин пришлось целую неделю носить с собой найденные полароиды, прежде чем в четверг вечером она положила их в пластиковый камень. Она не решалась прятать их в общежитии, но осознание того, что они находятся рядом с ее кожей, постоянно вызывало тревогу на случай, если один из них выскользнет из-под спортивного костюма. Четвертый поход в лес и обратно прошел, к счастью, без происшествий, и она благополучно вернулась в свою постель незамеченной, испытывая глубокое облегчение от того, что избавилась от фотографий.

Вечером следующего дня, после лекций и песнопений, Робин вместе с другими женщинами вернулась в общежитие и обнаружила, что на их кроватях вместо оранжевых лежат алые спортивные костюмы.

– Почему изменился цвет? – безразлично спросила овдовевшая Марион Хаксли. Марион, чьи рыжие волосы уже отросли, обнажив дюйм серебра, часто задавала довольно простые вопросы или говорила, когда другие могли бы промолчать.

– Ты еще не закончила читать “Ответ? – огрызнулась Вивьен. – Должно быть, мы вступили в сезон украденного пророка. Красный – его цвет.

– Очень хорошо, Вивьен, – улыбнулась Бекка Пирбрайт с расстояния нескольких кроватей, и Вивьен заметно подбоченилась.

Но на кровати Робин рядом со свернутым алым спортивным костюмом лежало еще кое-что: коробочка с жидкостью для снятия краски с волос, на которой лежал листок бумаги с цитатой из “Ответа”, которую она узнала.

Ложное “Я” жаждет того, что искусственно и неестественно.

Истинное “Я” жаждет того, что подлинно и естественно.

Робин окинула взглядом общежитие и увидела зеленоволосую Пенни Браун, которая тоже рассматривала коробочку со средством для удаления краски с волос. Их взгляды встретились, Робин улыбнулась и указала в сторону ванной комнаты, а Пенни, улыбнувшись в ответ, кивнула.

К удивлению Робин, Луиза стояла у раковины и тщательно брила голову перед зеркалом. Их глаза на мгновение встретились. Луиза опустила взгляд первой. Вытерев полотенцем свою теперь уже совершенно лысую голову, она молча вышла из ванной.

– Люди говорили мне, – прошептала Пенни, – что ее заставляют бриться уже где-то год.

– Ух ты, – сказала Робин. – Знаешь, почему?

Пенни покачала головой.

Уставшая и обиженная на то, что ей приходится отказываться от драгоценного времени сна ради удаления синей краски для волос, Робин, тем не менее, была рада возможности свободно поговорить с другим членом церкви, особенно с тем, чей распорядок дня так сильно отличался от ее собственного.

– Как дела? Я тебя почти не видела с тех пор, как мы вместе учились в группе Огня.

– Отлично, – сказала Пенни. – Действительно здорово.

Ее круглое лицо стало более худым, чем было по прибытии на ферму, а под глазами залегли тени. Стоя бок о бок у зеркала в ванной, Робин и Пенни открыли коробки и начали наносить средство на волосы.

– Если это начало Сезона Украденного Пророка, – сказала Пенни, – то скоро мы увидим настоящую Манифестацию.

В ее голосе звучали одновременно и волнение, и испуг.

– Это было невероятно – увидеть появление Утонувшего Пророка, не так ли? – сказала Робин.

– Да, – сказала Пенни. – Вот что действительно – я имею в виду, что, увидев это, невозможно вернуться к нормальной жизни, не так ли? Это типа доказательство.

– Абсолютно, – сказала Робин. – Я чувствовала то же самое.

Пенни с тоской посмотрела на свое отражение: ее зеленые волосы теперь были покрыты густой белой пастой.

– Все равно они отросли, – сказала она, пытаясь убедить себя в том, что она счастлива от того, что делает.

– Так чем же ты занималась? – спросила Робин.

– Много чем, – сказала Пенни. – Готовка, работа на грядке с овощами. Я также помогала Джейкобу. А сегодня утром у нас был очень хороший разговор о духовной связи.

– Правда? – сказала Робин. – У меня такого еще не было… Как поживает Джейкоб?

– Ему определенно становится лучше, – сказала Пенни, очевидно, полагая, что Робин все знает о Джейкобе.

– О, хорошо, – сказала Робин. – Я слышала, что ему нездоровится.

– Я имею в виду, что он, конечно, не был в порядке, – сказала Пенни. Ее манера поведения была где-то между беспокойством и скрытностью. – Это трудно, не так ли? Потому что такие люди не могут понять, что такое ложное “я” и чистый духом, и поэтому они не могут исцелить себя.

– Верно, – сказала Робин, кивая, – но ты думаешь, что ему становится лучше?

– О да, – сказал Пенни. – Определенно.

– Это очень мило со стороны Мазу, что он живет в доме, – сказала Робин, тонко подмечая.

– Да, – снова сказала Пенни, – но он не мог находиться в общежитии со всеми своими проблемами.

– Нет, конечно, нет, – сказала Робин, осторожно прощупывая дорогу. – Доктор Чжоу кажется таким милым.

– Да, очень повезло, что Джейкоб попал к доктору Чжоу, потому что если бы он оказался на воле, это был бы кошмар, – сказала Пенни. – Таких людей, как Джейкоб, там подвергают эвтаназии.

– Думаешь, да? – спросила Робин.

– Конечно, это так, – сказала Пенни, как будто не веря в наивность Робин. – Государство не хочет о них заботиться, поэтому их просто тихо убирает ОНН – “Отряд нацистской ненависти”, как называет его доктор Чжоу, – добавила она, после чего с тревогой посмотрела в зеркало на свои волосы и спросила: – Как ты думаешь, как долго это длится? Трудно сказать, без часов или чего-либо еще…

– Может быть, еще пять минут? – сказала Робин. Желая воспользоваться тем, что Пенни упомянула об отсутствии часов, и побудить девочку поделиться всем негативным, что она могла заметить в ВГЦ, она негромко сказала:

– Забавно, что приходится выводить нашу краску. Не могут же волосы Мазу быть такими черными от природы? Ей уже за сорок, а у нее нет ни капли седины.

Поведение Пенни мгновенно изменилось.

– Критика внешности – это чисто материалистическое суждение.

– Я не…

– Плоть не важна. Дух важен.

Ее тон был дидактичен, но глаза были полны страха.

– Я знаю, но если неважно, как мы выглядим, то почему мы должны снимать краску для волос? – резонно заметил Робин.

– Потому что… это было написано. Истинное “я” естественно.

Пенни со встревоженным видом скрылась в душевой кабине и закрыла за собой дверь.

Когда, по ее расчетам, прошло двадцать минут, Робин сняла спортивный костюм, смыла средство с волос, высушила их, проверила в зеркале, что все следы синей краски исчезли, и вернулась в темное общежитие в пижаме.

Пенни все это время оставалась спрятанной в душевой кабине.

Глава 46

Индивид попадает в злую среду, к которой он привержен внешними связями.

Но у него есть внутренние отношения с высшим человеком…

И-Цзин или Книга Перемен

С наступлением Сезона Украденного Пророка распорядок дня новобранцев высшего уровня изменился. Теперь они не проводили целые утра, просматривая в подвале фермы кадры военных зверств и голода, а больше читали лекции о девяти ступенях к чистоте духа: принятие, служение, отказ, союз, отречение, приятие, очищение, умерщвление и жертвоприношение. Им давались практические советы по выполнению шагов с первого по шестой, над которыми можно было работать параллельно, но остальные были окутаны тайной, и только те, кто успешно освоил первые полдюжины, считались достойными узнать, как достичь последних трех.

Робин также пришлось пережить второй сеанс Откровения. Во второй раз она избежала того, чтобы сесть на самое горячее место в центре круга, хотя Вивьен и пожилому Уолтеру повезло меньше. Вивьен подвергалась нападкам за ее привычку менять акцент, чтобы скрыть свое богатое происхождение, и обвинялась в высокомерии, эгоцентризме и лицемерии до тех пор, пока не разразилась рыданиями, в то время как Уолтера, который признался в давней вражде с бывшим коллегой по своему старому университету, ругали за эгоцентризм и лицемерие, материалистическое суждение. Единственный из тех, кто до сих пор подвергался терапии первичного реагирования, Уолтер не плакал. Он побледнел, но ритмично кивал, почти нетерпеливо, в то время как круг осыпал его оскорблениями и обвинениями.

– Да, – пробормотал он, яростно моргая за стеклами очков, – да… это правда… все правда… очень плохо… да, действительно… ложное “я”….

Тем временем нижняя часть спортивных костюмов среднего размера, которые Робин выдавали раз в неделю, все время сползала с талии, так как она сильно похудела. Кроме раздражения от необходимости постоянно подтягивать их, это не так сильно беспокоило ее, как осознание того, что она она начинает привыкать к образу жизни внутри.

Когда она только приехала на ферму Чепмена, она отметила, что ее усталость и голод были ненормальными, а также заметила влияние клаустрофобии и давления группы во время лекций в подвале. Постепенно она перестала замечать свое истощение и приспособилась обходиться меньшим количеством пищи. С тревогой она обнаружила, что неосознанная привычка напевать себе под нос становится все более частой, и даже поймала себя на том, что думает на церковном языке. Размышляя над вопросом, зачем неизвестного Джейкоба, который явно был слишком болен, чтобы быть полезным церкви, держать на ферме Чепмена, она решила, что его отъезд – это “возвращение в материалистический мир”.

Испугавшись того, что она, будучи достаточно объективной, признала свою частичную индоктринацию, Робин попробовала новую стратегию сохранения объективности: попыталась проанализировать методы, которые использует церковь для принуждения к принятию своего мировоззрения.

Она обратила внимание на то, как принуждение и снисхождение применялись к членам церкви. Новобранцы были настолько благодарны за любое послабление в постоянном принуждении слушать, учиться, работать или петь, что проявляли непропорциональную благодарность за самые незначительные поощрения. Когда детям постарше разрешали побегать в лесу по периметру, чтобы провести свободное время без присмотра, они уносились туда с таким ликованием, какое, по мнению Робин, могли бы проявить дети во внешнем мире, если бы им сказали, что они едут в Диснейленд. Доброе слово Мазу, Тайо или Бекки, пять минут свободного времени без присмотра, лишняя ложечка лапши на ужин – все это вызывало чувства тепла и восторга, которые показывали, насколько нормальным стали принудительное послушание и лишения. Робин осознавала, что тоже начинает жаждать одобрения церковных старейшин, и в основе этого желания лежит животное стремление к самозащите. Регулярная пересортировка групп и постоянная угроза остракизма не позволяли возникнуть чувству настоящей солидарности между участниками. Лекторы внушали всем, что чистый духом не видит в человеке ничего лучшего или более любимого, чем любой другой. Преданность должна была течь вверх, к божеству и главе церкви, но никак не в сторону.

Однако ее стратегия объективного анализа методов индоктринации церкви была лишь частично успешной. Постоянное состояние усталости требовало постоянных усилий, чтобы размышлять о том, как добивались послушания, а не просто подчиняться. Наконец, Робин придумала трюк, заключающийся в том, чтобы представить себе, как она рассказывает Страйку, что она делает. Это заставило ее отказаться от церковного жаргона, потому что он не поймет или, скорее всего, высмеет ее. Мысль о том, что Страйк будет смеяться над тем, что ей приходится делать, – хотя, надо отдать ему должное, она сомневалась, что Откровение покажется ему забавным, – была лучшим средством удержаться в реальности, которая лежала за пределами фермы Чепмен, и даже избавляла от привычки скандировать, потому что она приучила себя представлять, как Страйк ухмыляется, когда она это делает. Робин ни разу не пришло в голову, что она могла бы представить себе, что разговаривает не со Страйком, а с Мерфи или с кем-нибудь из своих подруг. Она с нетерпением ждала его следующего письма, отчасти потому, что хотела услышать его мнение о полароидах, которые она положила в пластиковый камень в прошлый четверг, а также потому, что вид его почерка доказывал, что он существует, а не просто плод ее воображения.

Путешествие через темное поле и лес в следующий четверг было для нее самым легким, потому что путь через деревья стал уже привычным. Когда она открыла пластиковый камень и включила фонарик, то увидела самое длинное письмо от Страйка и две шоколадки “Кэдбери”. Только когда она начала разворачивать одну из них и пристроилась за деревом, чтобы свет фонарика не был виден тем, кто может смотреть на лес со стороны фермы, она поняла, что записки от Райана нет. Слишком нервная и жадная, чтобы беспокоиться об этом сейчас, она принялась поглощать шоколад, читая письмо Страйка.

Привет,

Твое последнее послание действительно было очень интересным. Описанная тобой жестянка датируется 1987 годом. Если предположить, что жестянка принадлежала тому, кто снимал полароиды, и если предположить, что жестянка была доставлена на ферму новой, то она попала туда до начала работы церкви, что может свидетельствовать о том, что наш порнограф-любитель был там во времена коммуны, даже если его модели появились позже. Это могут быть Кроутеры, Коутсы, сам Уэйс, Раст Андерсен или кто-то еще, о ком мы не знаем. Я склонен исключить Кроутеров или Коутса, поскольку они специализировались на детях. Волосы светловолосой девушки похожи на волосы Шери Гиттинс, хотя, очевидно, там могла быть не одна светловолосая кудрявая девушка. Я также задавался вопросом о парне с татуировкой на руке. Штырь назначил мне свидание с Джорданом Рини, и я спрошу его, нет ли у него черепов на руке.

Другие новости: Фрэнк-1 просунул поздравительную открытку через дверь клиента. Трудно возбудить уголовное дело по этому поводу, но Барклай выяснил, что один из братьев привлекался за непристойное поведение, а другой за преследование. Я позвонил Уордлу и думаю/надеюсь, что полиция нанесет им визит.

К сожалению, мы все еще связаны с Литтлджоном. Уордл порекомендовал мне бывшего копа, и я провел с ним собеседование, но вместо этого он устроился на работу к Паттерсону. Говорит, что там лучше платят. Для меня это новость, Дэв говорит, что они платят меньше, чем мы. Может, он просто посчитал меня придурком.

Пат в плохом настроении.

Мерфи извиняется за отсутствие письма, ему пришлось уехать на север. Передает привет.

Береги себя там, и в любое время, когда ты захочешь уйти, мы будем готовы.

С x

Робин развернула вторую шоколадку, положила стопку чистых листов бумаги на колени и начала писать ответ, регулярно делая паузы, чтобы откусить еще кусочек и попытаться вспомнить все, что нужно было сказать Страйку.

Извинившись за то, что у нее нет ничего нового об Уилле Эденсоре, она продолжила:

Я говорила тебе о двух девушках, которые позволили маленькому мальчику сбежать. Обеим обрили головы. Это явно наказание, а значит, Луиза и Эмили Пирбрайт тоже были наказаны, но я пока не знаю за что. Поговорить с Эмили Пирбрайт мне так и не удалось. Две ночи назад я также видела спину чернокожей девушки, чья кровать стоит через пару от моей. На ней были странные следы, как будто ее тащили по полу. У меня не было возможности поговорить с ней. Проблема в том, что здесь все сторонятся/избегают людей, которых отчитали или наказали, так что это очень заметно, если ты делаешь им знаки внимания.

О Джейкобе я узнала от девушки, которая помогает за ним ухаживать. Она говорит, что ему становится лучше (не уверена, что это правда) и что таких людей, как он, подвергают эвтаназии в материалистическом…

Поймав себя на мысли, Робин вычеркнула это слово.

…внешнем мире. Она также сказала, что такие люди, как Джейкоб, не понимают, что такое ложное “я” и чистый дух, поэтому они не могут исцелить себя. Буду следить за дальнейшей информацией.

Сейчас у нас много лекций о том, как стать чистым духом. Там девять ступеней, и третья – это когда ты начинаешь жертвовать церкви много денег, чтобы избавиться от материализма. Я немного беспокоюсь о том, что произойдет, когда они потребуют, чтобы я начала делать банковские переводы, учитывая, что они думают, что я могу позволить себе сумочки за тысячу фунтов.

Я пока не хочу выходить…

Робин остановилась здесь, прислушиваясь к шелесту листьев: спина болела от прислонения к корявой коре дерева, зад и бедра были влажными от мокрой травы. То, что она написала, было ложью: она очень хотела уехать. Мысль о своей квартире, удобной постели и возвращении в офис была невероятно заманчивой, но она была уверена, что, оставшись здесь, сможет найти что-то уличающее церковь, что будет невозможно сделать извне.

…потому что у меня нет ничего, что мог бы использовать Колин Эденсор. Надеюсь, на этой неделе у меня что-нибудь получится. Клянусь, я стараюсь.

Мне до сих пор не пришлось проходить через Откровение. Я буду чувствовать себя лучше, когда разберусь с этим.

Р x

PS Пожалуйста, не останавливайся с шоколадом.

Глава 47

Девять в начале означает:

Когда ленточная трава выдергивается, дерн уходит вместе с ней.

И-Цзин или Книга Перемен

Страйк ждал, чтобы прочитать последнюю депешу Робин с фермы Чепмен, прежде чем закончить промежуточный отчет для сэра Колина Эденсора. Больше всего его мучил вопрос, стоит ли раскрывать возможность того, что Уилл стал отцом ребенка от несовершеннолетней девушки на ферме Чепменов. Подслушанный разговор, о котором упоминала Робин, по мнению Страйка, не подходил под стандарт доказательств, и он не хотел усиливать беспокойство сэра Колина, не будучи уверенным в своих фактах. Поэтому он опустил упоминание о предполагаемом отцовстве Уилла и заключил:

Предлагаемые дальнейшие шаги

Теперь у нас есть свидетельство очевидца РЭ о физическом принуждении и травмах, а также ее личный опыт недоедания, принудительного недосыпания и ““терапевтические” методы, которые, как я полагаю, могут быть признаны жестокими законными психологами. РЭ считает, что она еще может обнаружить доказательства более серьезной/криминальной деятельности на ферме Чепмена. Учитывая, что никто из опрошенных нами членов РЭ церкви не готов давать показания против церкви и не может быть надежным свидетелем, учитывая срок их пребывания на свободе, я рекомендую РЭ пока оставаться под прикрытием.

Двадцать восьмого мая я буду брать интервью у еще одного бывшего сотрудника ВГЦ и вести активный поиск. Идентификация субъектов на найденных РЭ фотографиях является приоритетной задачей, поскольку они свидетельствуют о том, что сексуальное насилие использовалось в качестве формы поддержания дисциплины.

Если у Вас возникли вопросы, пожалуйста, свяжитесь с нами.

Отправив защищенный паролем отчет по электронной почте сэру Колину, Страйк выпил последнюю кружку чая и несколько минут сидел, глядя в окно своей чердачной кухни, размышляя над несколькими текущими дилеммами.

Как он и предполагал, статья в Private Eye привела к телефонным звонкам от трех разных журналистов, все издания которых имели дело с королевским адвокатом Эндрю Хонболдом в суде и, соответственно, стремились выжать из его внебрачной связи как можно больше. По указанию Страйка Пат ответила однострочным заявлением, в котором отрицала какую-либо связь с Хонболдом или кем-либо, связанным с ним. Сам Хонболд выступил с заявлением, в котором решительно опроверг статью в Eye и пригрозил судебным иском. Имя Бижу не фигурировало в прессе, но Страйк предчувствовал, что последствия его непродуманной затеи могут иметь дальнейшие последствия, и внимательно следил за тем, чтобы в офис не заглянул какой-нибудь предприимчивый журналист.

Тем временем ему так и не удалось разыскать ни одного из бывших членов церкви, с которыми он так хотел пообщаться. Он по-прежнему был привязан к Литтлджону и беспокоился о своем дяде Теде, которому он позвонил накануне вечером и который, похоже, забыл, что недавно видел своего племянника.

Страйк вернулся к ноутбуку, лежащему на кухонном столе в раскрытом виде. Скорее в надежде, чем в ожидании, он перешел на страницу Города Мучений в Pinterest, но там не было ни одной дополнительной картинки, ни ответа на его вопрос о том, рисовал ли художник по воображению.

Он как раз поднялся на ноги, чтобы вымыть кружку, когда зазвонил его мобильный, переведя звонок из офиса. Он поднял трубку и едва успел произнести свое имя, как раздался разъяренный высокий голос,

– В мою входную дверь запустили живую змею!

– Что? – сказал Страйк, совершенно не понимая, что происходит.

– Гребаная змея! Один из этих полных ублюдков засунул в мой почтовый ящик гребаную змею!

В мгновение ока Страйк понял, что разговаривает с актрисой, которую преследуют Фрэнки, что он забыл ее имя и что его команда, должно быть, очень сильно облажалась.

– Это произошло сегодня утром? – спросил он, опустившись на кухонный стул и открыв на своем ноутбуке график работы, чтобы посмотреть, кто числится на Фрэнках.

– Я не знаю, я только знаю, что нашла ее в своей гостиной, она могла лежать здесь несколько дней!

– Вы вызвали полицию?

– Какой смысл вызывать полицию? Я плачу вам за то, чтобы вы это прекратили!

– Я это понимаю, – сказал Страйк, – но насущная проблема – змея.

– О, все в порядке, – сказала она, к счастью, уже не крича. – Я положила ее в ванну. Это всего лишь кукурузная змея. У меня когда-то была такая, я их не боюсь. – Ну, – горячо добавила она, – я их не боюсь, пока не увижу, как они выползают из-под дивана, а я и не знала, что они там есть.