Текст книги "Собрание стихотворений и поэм"
Автор книги: Расул Гамзатов
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 62 страниц)
Весна, ты нам нужнее с каждым часом, Иди разбей бесплодный лед зимы! Что сделать нам, чтоб поскорей пришла ты, Быть может, новым именем назвать, Как именем другим, боясь утраты, Больного сына называет мать?!
Приди, весна, со светом и с теплом, С шумящими дождями, с журавлями, Приди скорей пахать в краю моем, Разлейся синевою над полями! Отложены в аулах свадьбы все И радостные птичьи выступленья, Приди ж, весна, во всей своей красе, Моей любимой дай цветок весенний. И встретит свет твоих веселых дней Улыбка дочки маленькой моей! Зима – как горечь сердца моего: Все думаю, пройдет – и не проходит… Весна – как радость сердца моего: Все думаю, придет – и не приходит… Приди же, радость, и, весна, приди, Чтоб сердце пело у людей в груди!
*
«Зачем же вы плачете, милые горы, Слезами туманите милые взоры? Я вижу потоки в ущельях глубоких, Чем ближе ко мне – тем теплее потоки!..»
И горы с улыбкою мне отвечали: «Мы плачем от радости, не от печали, Согреты мы солнечными лучами, Ведь солнце восходит у нас за плечами! Кругом зеленеют отвесные кручи, И скучные гости – тяжелые тучи Уходят, становятся пылью летучей, И даже хозяева гор подобрели: Не так уже сердятся ветры в апреле!»
«О гордые горы, в почтенье иль в страхе Пред кем свои белые сняли папахи? По возрасту равных вам нет и по силе – Пред кем вы зеленые склоны склонили?» И с гордостью горы мои отвечали: «Мы тысячи зим под снегами молчали, Но тысячи весен приносят нам птицы, Чтоб вместе с весною у нас поселиться. Несут они песни и добрые вести, И мы молодеем с деревьями вместе. Недолго гостят у нас малые птахи, Но мы перед ними снимаем папахи!.. За птицами следом дорогою старой Ведет к нам чабан молодые отары, Их выкормят склоны в живительных травах, Как матери кормят младенцев кудрявых…»
«Так плачьте же, милые, добрые горы, Чтоб с шумом потоки омыли просторы И всласть напоили и землю и травы, Чтоб пели апрелю бессмертную славу. Родимые горы, папахи снимайте, Гостей на зеленый простор принимайте! Пусть тучей чернеют отары овечьи, Пусть бурки чабаньи накроют вам плечи!..»
Я ВЛЮБЛЕН В СТО ДЕВУШЕК
Я в сотню девушек влюблен, Они везде, повсюду, Они и явь, они и сон, Я век их помнить буду. Я помню давнюю весну: Мальчишка босоногий, Я встретил девочку одну С кувшином на дороге. Казалось, девочка была Совсем, как тот кувшин, мала. Вода была холодной в нем – Я знал наверняка, – Но обожгла меня огнем Вода из родника. Таил насмешку быстрый взор… Ее люблю я до сих пор.
А позже – в стужу и весной У сизых волн каспийских Я брел за девушкой одной, Не подходя к ней близко. Ходил за ней я как во сне, По улицам кружа, А чтоб увидеть тень в окне Второго этажа, Влезал я на высокий клен… Я до сих пор в нее влюблен.
Не позабыть, пока живу, Мне девушки одной, Что как-то ехала в Москву В одном купе со мной. Спасибо, дорогой кассир, Что дал места нам рядом, Что с ней в одно окно на мир Одним смотрели взглядом. Так, рядом с ней, вдвоем, без слов Всю жизнь я ехать был готов.
Мне злая девушка одна И до сих пор мила, Что, раздражения полна, Стихи мои рвала.
Люблю я взгляд веселых глаз Одной девчонки милой, Что в восхищенье столько раз Стихи мои хвалила.
Я в злую девушку влюблен, В простую девушку влюблен, И в очень строгую влюблен, И в недотрогу я влюблен, И в равнодушную влюблен, И в девушку смешливую, И я в послушную влюблен, Влюблен я и в строптивую. Я в каждом городе влюблен, На всех путях-маршрутах, В студенток разных я влюблен Всех курсов института. Своей любовью окрылен, Их всех зову я «милой», – Я в сотню девушек влюблен С одной и той же силой.
Но ты мрачнеешь – неспроста! Ты даже с места встала. «Ах значит, я одна из ста? Спасибо, я не знала!..»
Я отвечаю: нет, постой, Мой друг, все сто в тебе одной! Сто разных девушек в тебе, А ты одна в моей судьбе!..
Когда бежал я у села Мальчишкой босоногим, Ведь это ты с кувшином шла По узенькой дороге.
А в городе, средь суеты, Где Каспия прибой, Не замечала разве ты, Как шел я за тобой? Потом – ты помнишь стук колес И поезд, что в Москву нас вез? Сто девушек – то ты сама, Ты их вместила всех, В тебе – и лето и зима, В тебе – печаль и смех. Порой ты равнодушная, Бываешь злой – не скрою, Порою ты послушная И нежная порою… Куда бы ни летела ты, Я за тобой летел, Чего б ни захотела ты, Добыть тебе хотел. С тобою шли мы по горам, Где туч стада лежали, И к самым разным городам Мы вместе подъезжали.
Я в сотню девушек влюблен С одной и той же силой… Тебя, любовью окрылен, Сто раз зову я «милой».
В тебе сто девушек любя, В сто раз сильней люблю тебя!
КРАСИВАЯ ДЕВУШКА
Кто писал, а кто в бумагах рылся, Посетитель на начальство злился, Машинистка копии снимала, Секретарша почту принимала… Вдруг один, сидевший у окна, Закричал и замахал рукой: «Посмотрите, как она стройна, Век не видел девушки такой!..»
Все вскочили, бросили работу, Посетителей, машинку, споры, Опрокинул пепельницу кто-то: Все в окошко устремили взоры. И, тесня друг друга и толкая, Повторяли: «Красота какая!» А бухгалтер, старый и солидный, Встал на стул, чтоб лучше было видно. Все в окно на улицу смотрели, И министр, впервые за неделю Оторвавшись от текущих дел, Тоже на красавицу глядел. А у засмотревшихся парней Шеи стали вчетверо длинней.
Бросился к окну со всех я ног, Но пробраться все-таки не смог. Наконец я подошел поближе, У окошка встал. Но что я вижу? Со старушкой старичок проходит, Министерский ЗИМ шофер заводит… «Где она?» – я им кричу в окно. А шофер, смеясь: «Прошла давно! Бедный! Ты не видел? Это ж чудо!» «Кто она? – спросил я. – И откуда?!»
Цвел в окне душистый день апреля, Долго мы на улицу смотрели. Стало в нашей комнате светлей: Каждый думал о любви своей… А когда я вышел, вижу вдруг: Ты идешь среди своих подруг Так светла, красива и стройна, Что я сразу крикнул: «Вот она!»
СЛЕДЫ НА СНЕГУ
Мы вместе по зимнему лесу снегами Бродили весь день, но понять не могу, Как вышло, что рядом с моими следами Твоих я не вижу следов на снегу.
Я слушал, здесь только что песни звучали. Ты песни мне пела, а лес повторял. Твои онемевшие пальцы не я ли Сейчас вот в ладонях своих согревал?
За ель забежав, раскрасневшись от стужи, Дразнила меня: «Догони, не боюсь!» И если сейчас не тебе, то кому же, Сбиваясь, читал я стихи наизусть?
Не ты ли смеялась, не ты ли сердилась, Меня упрекала за то, что не прав? Скажи, не тебе ль я сдавался на милость, Все шаткие доводы исчерпав?
Со мною ты шла по снегам непримятым. Но где же следы? Я понять не могу… Один я… А мысли всего лишь крылаты, От них не бывает следов на снегу!
*
С кем поделюсь я обидой своей, Кому расскажу про печаль-невзгоду? С каждым годом весна веселей, И меньше стихов о ней с каждым годом.
С кем поделюсь я обидой своей, Кому расскажу про печаль-невзгоду? Девушки с каждым годом милей, И меньше стихов о них с каждым годом.
Хожу и думаю столько дней – С кем обидой своей поделиться? Стихи о самой любимой моей Печатают на последней странице.
*
Три звездочки вверху горят – Я начал о тебе стихи. Три звездочки стоят подряд – Я кончил о тебе стихи. Так я писал все десять лет, Так я пишу сто первый стих, У тех стихов названий нет, Но если озаглавить их – В трех звездочках заключено Для всех название одно: Три слова скрыты в них от глаз, И смысл их стар и вечно нов. Их произносят в жизни раз, И нет труднее этих слов. Три звездочки – они итог Моих в огне кипевших лет, Три звездочки – они исток Моих и радостей и бед. Как ветки собраны вокруг Большого сильного ствола, Так возле этих слов, мой друг, Мои и мысли и дела. Мои бессонные мечты, Мои заветнейшие сны, Как это твердо знаешь ты, В трех звездочках заключены… Три звездочки вверху горят, «Тебя люблю я», – говорят.
*
Наверно, любовь не дает нам расти. Ведь нам и сейчас еще лет по шести.
Смыкались оградами наши дворы. Мы жили с тобой по соседству. Мне кажется, с этой далекой поры Еще не окончилось детство.
Тогда ты была веселее нас всех, Ты, даже сердясь, хохотала. Меня и сейчас заражает твой смех, А гнев не пугает нимало.
Моя дорогая, тебя до сих пор Еще забавляют игрушки. По-детски ложишься ты спать на ковер, С ладошками вместо подушки.
У моря ты строишь корабль на песке И птицам желаешь удачи, И яблоко в маленькой держишь руке, Как некогда маленький мячик.
Опять в Дагестане весна, и опять Ты будешь в ущельях цветы собирать, Травою зеленой ягненка кормить, Водою студеной козленка поить.
И, за руки взявшись, пойдем мы к ручью, Где ветры гудят над горою, Как в детстве, копируя маму мою, Платком ты мне шею закроешь…
Нам все еще, все еще лет по шести. Наверно, любовь не дает нам расти!
*
Ты спишь, а я предутренней порой Встаю и настежь раскрываю двери. Цветы, деревья, солнце за горой – Все, что ты встретишь, должен я проверить.
Смотрю, сидит ли ласточка в гнезде (Ты с детства любишь песни этой птицы), Нет ли соринок в ключевой воде – Ведь ты придешь к ручью воды напиться.
Я проверяю, чисты ль небеса И долго ли деревьям до цветенья. Мне хочется, чтоб не сошла роса До твоего, родная, пробужденья.
И кажется мне в этот ранний час, Что вся природа – магазин подарков, Где у прилавков думал я не раз, Что выбрать, что понравится аваркам?
…Я выбрал высочайшую из скал И полукруги на орлиной трассе, Я для тебя рассвет облюбовал И счастлив, словно сам его раскрасил.
Проснешься ты с улыбкой на губах И распахнешь окно, как птица крылья, И отразится у тебя в глазах Весь мир, все то, что для тебя открыл я,
Тебя обступят тополя стеной, И годы контур свой очертят резче, И солнце, облюбованное мной, В твоих руках лучами затрепещет.
Но, скромность и достоинство храня, Я притворюсь, твое увидев счастье, Что мир прекрасен не из-за меня, Что ни к чему я вовсе не причастен.
ТВОЙ ДЕНЬ РОЖДЕНЬЯ
Декабрь снега над нами распростер, Продул морозом каждый уголок он. И ветер моря с ветром из-за гор Столкнулись лбами возле наших окон.
В такой декабрьский день рождалась ты. Как непонятна нам еще природа: Я никогда не думал, что цветы Жить начинают в это время года,
Что травы пробиваются зимой, Что ласточки рождаются зимой.
*
Жена говорит мне: «Когда это было? В какой это день мы поссорились, милый?» «Не помнится что-то, – я ей отвечаю, – Я попросту дней этих в жизнь не включаю».
ЛЮБОВЬ
Кто не жалел Махмуда всей душой? Он был в любви несчастен до предела, Страдал из-за любви своей большой, И сердце из-за женщины сгорело…
Нет, не люблю стихов я о любви, Когда о ней кричат, как о несчастье, Нет, не люблю я песен о любви, Когда, как о беде, поют о страсти.
Пусть сердце от любви сгорит – повсюду О ней твердить я, как о счастье, буду!
Любовь – на подвиг нас ведет она, Любовь рождает силы в человеке, Любовь – с ней жизнь становится полна, – Лишь полноводные люблю я реки!
Любовь не знает гнета верст и лет, Не знает про усталость на дорогах, Пред ней высот недостижимых нет, – Пускай, влюбленный, я всегда в тревогах,
Пускай далёко от меня твой смех… И до утра один сижу без сна я… Я все равно сейчас счастливей тех, Что безмятежно спят, любви не зная.
Жалеть влюбленных? То не мой удел: Любви не знавших я всегда жалел.
*
Я видел, как осень, ветрами продута, Гудела, цветы и растенья губя, И дал себе слово я в эту минуту Не сравнивать больше с цветами тебя.
*
Когда для вас день начинается? В тот миг, когда вспыхнет заря И солнце окошка касается, Огнями на стеклах горя? А мой – лишь тогда начинается, Когда, меня взглядом даря, Подруга моя просыпается.
*
У нас с тобой разными радости стали, У нас с тобой разными стали печали… Но все б эти радости – будь моя воля – Сменял без возврата на общую боль я!
*
Я знаю наизусть всего Махмуда, Но вот не понимаю одного: Откуда о любви моей, откуда Узнал он до рожденья моего?
О БУРНЫХ ДНЯХ КАВКАЗА
ДВАДЦАТЫЙ ВЕК
Если б были чемпионаты, кто в веках по убийствам первый – ты бы выиграл, Век Двадцатый. Усмехается Век Двадцать Первый.
Если б были чемпионаты, кто по лжи и подлостям первый – ты бы выиграл, Век Двадцатый. Усмехается Двадцать Первый.
Если б были чемпионаты, кто по подвигам первый – нет нам равных, мой Век Двадцатый! Безмолвствует Двадцать Первый.
СОСТЯЗАНИЕ ПЕВЦОВ
Помню, я в чужом краю гостил, Видел, как поэты состязались, Как друг друга, не жалея сил, Перепеть любой ценой старались.
Был мне непонятен этот спор. Что за блажь перепевать друг друга. Сильному уступишь – не позор, Слабого осилишь – не заслуга.
***
Я собственному слову не поверю, Когда не прозвучит оно в горах, Скитальцу в полночь не откроет двери, В глазах ребенка не рассеет страх.
Нет, не поверю даже на мгновенье, Когда оно красавице одной Не явится в глубоком сновиденье, Чтоб навсегда отнять ее покой.
Я не поверю собственному слову, Коль в колыбельной песне нет его И коль оно для тяжелобольного В последний час не значит ничего.
Нет, не поверю, как пустому звуку, В котором смысла не было и нет, Коль на себя оно не примет муку, Чтоб эту землю заслонить от бед.
И лишь тогда поверю бесконечно, Когда горянки наши из Цунта1 Затянут песню на родном наречье, Гортанном, словно бурная вода.
Когда на скалах Грузии соседней Запляшет лань, внимая голосам, Когда за песню золотом осенним Заплатят щедро горные леса.
ПЕРЕД РАССВЕТОМ
Ах, как люблю я беззаветно Неудержимый этот миг – Когда меж ночью и рассветом Разлад невидимый возник.
Когда со страхом и надеждой Земля волнуется, как мать, Чтоб, сбросив темные одежды, Улыбкой светлой просиять.
Ах, как люблю я миг тот краткий, Когда откроется окно И глянет женщина украдкой, Как будто бы ей все равно.
И тишину разбудит пенье Звонкоголосого ручья – В такие редкие мгновенья Родятся только сыновья.
И старики на годекане Припоминают те века, Когда выбрасывала камни На берег яростно река.
В такой же миг давно когда-то, Смахнув слезу, как ночь, с лица, Склонилась скорбная Гранада Над телом павшего певца.
И миг тот превратился в вечность, Когда, Россия, твой поэт Упал на снег у Черной речки, Прижав дуэльный пистолет.
И в этот миг неповторимый Рождается порой строка, Что только с пушкинской сравнима Так совершенна и легка.
КОГДА ЛЕТЯТ ЖУРАВЛИ
Когда летят по небу журавли, Я о погибших думаю, тоскуя. А вы – в какие образы вошли, Года мои, прошедшие впустую?!
Над прахом воздвигают монумент. Живое да не будет позабытым! Но в целом мире памятника нет Годам загубленным, годам убитым!
И все ж, когда с деревьев сходит снег, Мы замечаем: кое-где на кронах Есть веточки, отличные от всех В броне зеленой листьев сохраненных.
Как ни трещал над ветками мороз, Как ни свистел над ними вихрь жестокий, Сберечь деревьям этим удалось Там, под корою – жизненные соки.
…И у моих стихов такой же нрав: Зима их не поставит на колени! Зашелестят, задышат, смерть поправ: Там, под корою – стойкий дух весенний!
***
Многими богатствами земными Всяк живущий одарен сполна. Нам навек одно дается имя, Жизнь у нас одна и смерть одна.
Нам с тобой подарено на счастье Множество иных земных даров: День и ночь – две соразмерных части, Пара глаз, две стрелки у часов.
Нам немало всякого досталось, Приняли навек мы дар такой: Три мгновенья – детство, зрелость, старость, Три стремленья – путь, любовь, покой.
Мы еще дары такого рода Приняли всем бедам вопреки: Что ни год – четыре части года И четыре песенных строки.
Мир своих недолгих постояльцев Осчастливил множеством даров: Он им руки дал, и по пять пальцев, Подарил им пять материков.
***
Весна наступит. Таять снег начнет. И дождик зарядит надолго следом. Кап-кап… – как слезы, с потолка течет, – Кап-кап… И никому конец не ведом.
Мать подставляла таз или корыто, Чтоб день и ночь стекала в них вода. И в тишине сквозь крышу, как сквозь сито, Кап-кап… не умолкало никогда. Кап-кап… кап-кап… всю ночь не умолкало, Порой задремлешь – переполнен таз. Казалось, все жилище намокало, Кап-кап… не прерывалось ни на час. Напев дождя… Звучит – не иссякает… Та музыка мне помнится всегда: Кап-кап… И сердце кровью истекает, Когда чужая встретится беда, Когда детей Земли встречаю я, Обиженных неправыми делами, И матери, тревоги не тая, Во сне войны минувшей видят пламя…
Кап-кап… не умолкает вновь и вновь, Корыто, таз, кувшин переполняя… Кап-кап… И слезы капают и кровь, И сердце переполнено до края…
***
– Скажи, земля, оставила ли ты Для доброты распаханное поле? – Оставила – и сладкие плоды Оно дало нам, не скупясь и вволю…
– Земля, ты сохранила ли для зла Какой-нибудь пустырь неприхотливый? – О да, я злу участок отвела – Там выросли репейник и крапива…
– Тебе, земля, хватило ль – дай ответ! – Дождя и солнца?.. Думаю, едва ли… – Наверное, на мне и точки нет, Которую б они не целовали…
– Скажи мне, все еще кровоточат Войною нанесенные увечья? – Им не зажить – покуда в мире чад И кровь и слезы льются человечьи, Покуда повергает в прах свинец Живую жизнь в дыму боев жестоких… – Скажи, земля, придет ли им конец – Сегодняшним сраженьям на востоке?..
Еще, земля, прошу тебя, ответь: Для правды поле у тебя найдется?.. – Да, если человек не станет впредь Меня корежить, если он уймется… Да, если вправду любит он меня, С любовью вспашет, вовремя засеет. И взрывом не затмит сиянье дня, И детской радостью весь мир заселит…
Он, человек, единственный творец Своей судьбы и дня, который прожит. Начало жизни в нем… И в нем – конец: Он, он же стать убийцей жизни может…
***
Печально невозделанное поле, Чей пахарь не придет, как ни зови. Печально время без заглавной роли И подвигов, и славы, и любви.
Печально слушать дураков, которых Полно окрест. Печально оттого, Что вижу средь поэтов и актеров Я серости несметное число.
И становлюсь печальным поневоле Не потому ль, что бездарям иным Высокие награды прикололи И славословья воскурили дым?
Но более всего я оттого печалюсь, Что атомных ракет заложником являюсь.
***
Мать пестует детей и в зной и в стужу,– Один – получше, а другой – похуже, Но верит мать, что времена настанут – Хорошими плохие дети станут.
Земля их кормит в щедрости извечной – Плохих, хороших, злобных и сердечных, Надеется, что времена настанут – Хорошими плохие дети станут.
На это же надеются и звезды: Исправиться, мол, никогда не поздно… И солнце в небесах – источник света, Да и луна надеется на это.
Дороги, реки, и леса, и горы И верят, и надеются, что скоро Совсем иные времена настанут – Хорошими Плохие люди станут.
И песнь моя царит мечтой свободной В надежде, что получит хлеб – голодный, Что грянет радость в синеве бездонной, Что обретет пристанище – бездомный, Что доктора больным вернут здоровье, Но – все возможно при одном условье: Что все безумцы вдруг преобразятся, В людей благоразумных превратятся, Что станут вдруг хорошими плохие – И нас минуют времена лихие…
На это я надеюсь непреложно: Поймите, жить иначе невозможно! Должно так быть – Хоть по одной причине: Чтоб не погибнуть Кораблю в пучине.
***
Утро вечера мудреней… Гаснут в небе ночные свечки. И печальный у Черной речки Все нам слышится скрип саней.
И сомнителен он весьма – Наш наследственный предрассудок, Будто дарит начало суток Озарение для ума.
В Кахаб-Росо услышал люд Выстрел, грянувший из пистолета, Был убит им поэт Махмуд, Кровь текла по лицу рассвета.
И расстреливать на заре Повелось при любом дворе, Ставят Лорку к стене восхода, Кровь течет по судьбе народа.
Утро вечера мудреней. Но война у державной грани На исходе июньских дней Началась в полусонной рани.
В душах ненависть рождена И безумием одержима. Поутру была Хиросима Бомбой атомной сметена.
Время – разуму не родня, И безумье и мудрость века, И безумье и мудрость дня – Порождение человека.
***
Отец мой когда-то стихи сочинил О бедной горянке одной, Которую сельский начальник лишил Младенческой люльки простой.
Жестокому штрафу подверглась она За то, что зарю проспала, Поскольку ребенка качала без сна И в поле к полудню пришла.
Был случаем тем потрясен Дагестан, И в хрупкой душе молодой Остались слова, что отец написал От имени женщины той:
«Ах, что же мне делать, с работы придя, Чем злобных задобрить людей, Когда засыпать не желает дитя Нигде, кроме люльки своей?..»
Давно те суровые годы прошли. Но, знаю, сегодня опять Не люльку, а крохи родимой земли Хотят у младенцев отнять.
Гаити в крови, и Гренада в огне, И мать палестинских детей Взывает к Аллаху в заморской стране От имени всех матерей:
«Ах, как же нам память, господь, обмануть И совесть утешить свою, Когда наши дети не могут заснуть Нигде – только в отчем краю?..»
Но что палачам до беспомощных слез, Коль жжет их бездумная страсть И точит, как червь, нерешенный вопрос – Кого бы еще обокрасть?
Как будто бы нет у них малых ребят, И жен, и убогих старух… И стоны, что пулям подобно летят, Не ранят их каменный слух,
«Ах, что же нам делать, господь, отвечай, Во временном доме чужом, Когда, как скорлупка, отцовский очаг Раздавлен тупым сапогом?..»
И яростно стиснув свои кулачки, Твердят матерям храбрецы: «За наши поруганные очаги Мы тоже умрем, как отцы.
И все ж обретем Палестину опять, Гренаду и Чили во мгле… Жить можно в изгнании, но умирать Нельзя на нейтральной земле».
И нет им покоя, и люльки тесны, И тусклы глаза матерей… И снятся все чаще тревожные сны О родине – только о ней.
ТОЛЬКО Б НЕ БЫЛО БОЛЬШЕ ВОЙНЫ…
С каждым годом наш мир удивительней, С каждым годом стремительней сны, С каждым годом невесты пленительней… Только б не было больше войны.
Песня древняя над колыбелями Проплывает в подножье луны, Ничего, что в боях поседели мы… Только б не было больше войны.
Не избегнуть мужчинам суровости, Были б женщины с ними нежны. Бьют куранты… Последние новости… Только б не было больше войны.
Сократились давно расстояния, Но разлуки порою длинны. «Здравствуй, ангел мой!..», «Друг, до свидания!..» Только б не было больше войны.
Стала музыка нашим подобием, И слеза посреди тишины Прошептала над ранним надгробием: «Только б не было больше войны».
ПЕСНИ ВОЕННЫХ ГОДИН
Немало есть песен на свете, Что звездного света полны. Но памятней нету, чем эти, Рожденные в годы войны.
Всегда вы легки на помине, И вас не забыл ни один, Пронзаете сердце поныне Вы, песни военных годин.
Над бездной смертельной минуты Встаете с отвагой в очах. Еще в сапоги вы обуты, Шинели на ваших плечах.
Над братской могилой березы И горькое пламя рябин. Еще высекаете слезы Вы, песни военных годин.
Напевное судеб звучанье, И помнить живые должны Погибших солдат завещанье, Чтоб не было больше войны.
И если бы страны решили, Что мир их единственный сын, В почетной отставке бы жили Вы, песни военных годин.
РАССКАЖИ МНЕ ЧТО-НИБУДЬ…
Не даете мне уснуть, Волны перекатные… Рассказали б что-нибудь Новое, приятное!
Нынче из дому вестей Не дождался снова я… Расскажите мне скорей Приятное, новое…
Друг мой тяжко занемог, Лег на операцию. Расскажите мне, чтоб смог Снова улыбаться я.
Друг в больнице, и – вокруг Тишина палатная… Расскажи скорее, друг, Что-нибудь приятное.
На афганской стороне Все – бои суровые. Расскажите, люди, мне Приятное, новое…
Что-то строки не звучат Иль звучат неладно. Тегеран, Бейрут, Багдад… Все-то безотрадно…
Кто-то начал в трубку дуть: Не пойму ни слова я… Услыхать бы что-нибудь Приятное, новое!..
***
Смеяться мне – иль слезы лить рекой? В душе моей – презренье или жалость? Кулак ли показать, махнуть рукой? О разном пели мы, как оказалось.
Среди чужих, в чужих местах я был И вглядывался в то, что незнакомо. Но обо всем, вернувшись, позабыл, Когда увидел, что творится дома.
Присматривался к нравам я чужим, Переживал из-за чужой гордыни… Но оказалось дерево гнилым В родном дому – скорблю о том поныне.
АПЛОДИСМЕНТЫ
Мы хлопали. Ладоням было больно. Они, бывало, в прошлые года, От собственных ударов добровольных Краснели, словно щеки от стыда.
Как исступленно мы в ладони били В ответ словам проклятий и похвал. И если руки – это наши крылья, Я неразумно крыльями махал.
«Да здравствует!» – с трибуны кто-то славил, «Да сгинет!» – кто-то в гневе возглашал. И зал рукоплескал и выражал Любовь ко всем, кому желали здравья, И гнев к тому, кого докладчик клял.
Вскочив, мы аплодировали стоя. Гремели своды залов, и порой Трус тоже чувствовал себя героем: Ему казалось, что грохочет бой.
А мне казалось, обретал я славу, Казалось, будто высекал огонь, Когда о левую ладонь бил правой, А левой бил о правую ладонь.
Я хлопал, я стучал ногами об пол, И по нужде, и по охоте, всласть. Мне кажется: я молодость прохлопал Или ее значительную часть.
А в жизни попадал я в переделки И на пути встречал добро и зло, Но так я хлопал, что слетали стрелки С ручных часов; и все же время шло.
Теперь я стал взрослее и не скрою, Что хлопаю давно уже не так, А разве что лишь изредка герою Или на свадьбе – пляшущему в такт.
Оваций тех, что я на свете слышал, Ей-богу, мне достаточно вполне. Я слышу: дождик хлопает по крышам И ветер аплодирует весне.
Я слушаю, как где-то реки плещут, Как на деревьях листья рукоплещут, Довольны тем, что родились на свет; Как аплодируют в долинах травы, На склонах гор – зеленые дубравы, Не ослепленно, не для чьей-то славы, Не потому, что хлопает сосед.
***
Звучали речи, добрые и злобные, И время шло, следа их не стерев. Все сущее родит себе подобное, Добро и милость, ненависть и гнев.
От львов родятся львы, от змей же – змейки, Зло порождает зло, любовь – любовь. И скажет прошлое: «Салам алейкум!», Из дальней дали появляясь вновь.
Где дуб упал – побег растет зеленый. Жив камень от былого бытия. От трусости былой живет детеныш, И у былой отваги есть дитя.
Не исчезает дело незаметно, Не замолкает слово навсегда. Кто ни солжет, ложь не пройдет бесследно, Но не пройдет и правда без следа.
МУЗЫКА
Однажды, по лесу бродя, Увидел ненароком Я рядом осень и весну На дереве высоком.
Зеленый лист – и желтый лист На той же самой ветке!.. Такие случаи в лесу Совсем не так уж редки…
А мне – где лесника найти, Такого, чтобы разом Соединил и примирил Мою любовь и разум?
Ведь наблюдали мы не раз, Не два такие вещи, Что солнце блещет в небесах И дождь при этом хлещет.
А где бы мне найти врача, Чтоб он в мой дух и тело Такую бодрость вновь вселил, Что в тридцать лет кипела?
И музыка в душе моей Нежданно зазвучала: – Прислушайся к моим словам,– Негромко мне сказала.
Текучей жизни берега Смогла соединить я Волшебной прочности мостом Невидимою нитью…
Она летела и плыла, Неслыханно прекрасна, И стал я пленником любви По-юношески страстной…
В лесу пылающим огнем Деревья пламенеют… Соединить, воспламенить – Все музыка сумеет!
ПЕСНЯ ОСТАЕТСЯ
Напев ее плыл в поднебесье, Когда малышом еще был… Я ту колыбельную песню Давно бы, наверно, забыл.
Но мне повторил ее ветер, Парящий над ширью земной… Уж матери нету на свете, А песня осталась со мной.
Я юношей был… Миновали Те годы: зови – не зови… Запомнил бы, верно, едва ли Я песню о первой любви.
Но вторили бурные воды Напеву в прохладе ночной… Давно миновали те годы, А песня осталась со мной.
Давно отпылали закаты Кровавой, жестокой войны. Я песню, что пели солдаты, Забыл бы среди тишины.
Но смелость ее повторила, Рожденная новой весной, И нежности хрупкая сила – И песня осталась со мной…
Да, песня осталась, осталась – Бессмертно звучит в вышине… Ни детство, ни юность, ни старость Без песни не мыслятся мне.
***
– О чем ты мне поведаешь, заря, Распахивая сонное окно? – О том, что птицы вешние не зря На черных пашнях трудятся давно.
– Чем, полдень, ты похвастаешься мне? Я сочинил уже двенадцать строк… – Тем, что летит на огненном коне Неутомимый солнечный ездок.
– Что скажешь ты, задумчивый закат, Сестру и брата вовремя сменив? – Что звезды одинаково горят Для всех, как путеводные огни. И если ты работал дотемна – Сон будет сладок, а строка точна.
К ПРИРОДЕ
Божественен, природа, твой язык, И кто бы ни считал себя поэтом, Пожизненно он твой лишь ученик, Пусть ни на миг не усомнится в этом.
Всех древних книг намного ты древней, Нет твоего пронзительного слога. Прильнула к звездам горная дорога, Торопят грозы вороных коней.
И омочило дерево рукав, Склонясь к реке в порыве обожанья. Как просто все, как образ нелукав, Как вечен он, лишенный подражанья.
Прости, природа, ты мой бедный стих, Ах, если бы, присев на бычьей шкуре, Вложить в него я мог бы рокот бури, Как в уши ты всех раковин морских.
ДОЖДЬ МОРОСИТ
Дождь моросит, Торопится пролиться, Чтобы умыть смеющиеся лица Цветов, что только-только распустились. И каплями, упавшими на листья, Птиц напоить, Что к гнездам возвратились.
Дождь моросит, Он выдался на славу, Вот он целует луговые травы, Вот радует он аиста-танцора, Что замер на одной ноге – На правой Или на левой – Посреди простора.
Дождь моросит, Спешит сказать природе Он о весенних днях, Об их приходе! Лишь горы неизменны В снежном прахе, Все те же На закате, на восходе,– Ни перед кем не сняты Их папахи…
***
Спокойны деревья вокруг, Ни ветра, ни облачка в небе… Но Каспий взволнован: он вдруг Взметнулся в отчаянье, в гневе.
Валы то туда, то сюда Взлетают, не зная покоя. Волнуется Каспий. Беда! Несчастье ль случилось какое?..
Смотрю на детей то и знай,– О, только б они не проснулись!.. Но слышу встревоженный лай Собак с прилегающих улиц.
Шум волн – мотоциклов лютей: Их грохот, их треск, громыханье… Смотрю я на спящих детей, Спокойное слышу дыханье.
Смешались вода и земля… Пытаюсь вглядеться в просторы: Ни лодочки, ни корабля, И скалы лишь явлены взору.
Я в сердце тревогу ношу, Я сердце молю не сдаваться… Я Каспий покорно прошу, Чтоб он перестал волноваться.
***
Когда деревья высыхают, Они скрипеть перестают. Никак ты не угомонишься, Хотя морозы настают.
Хотя морозы все сильнее, Хотя река покрылась льдом, Я все бушую и внимаю Благоразумию с трудом…
Так что ж, отрезать, что ли, пальцы, Чтоб карандаш не смели брать, Иль сердце из груди вдруг вырвать Последний отпуск песне дать?
Сказал мне карандаш: хочу я Тебя оспорить – не спеши… Найдешь ли, коль меня отложишь, Другую радость для души?
Сказала песня мне: я в силах Предостеречь, взвиваясь ввысь: Кто был лишен меня – в могилах Давно лежат – не торопись.
***
Леса на склонах… Держит путь Река, летящая меж ними: «Стать озером бы, отдохнуть, Переменив при этом имя…
Стать озером бы… Но должна Я этот горный край оставить И вдаль без отдыха и сна К большому морю путь направить.
Должна без остановки я Спешить, не ведая покоя…» …О, как тоскует песнь моя, Следя за мчащейся рекою…
***
Ну-ка, друг мой, как бывало, На пандуре заиграй Песню старую сначала, Долалай, долалай .
Видел горя я немало, Жизнь моя была не рай. Все, что было, миновало, Долалай, долалай.
Мне удача улыбалась, Счастье било через край. Словно чаша расплескалась, Долалай, долалай.
Было все, а что осталось? Как о том ни размышляй, Самым верным оказалось Долалай, долалай.
