Текст книги "Собрание стихотворений и поэм"
Автор книги: Расул Гамзатов
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 62 страниц)
Мне послушен бег коня. Внемлют песням соловьи. И лишь слушаться меня Не хотят глаза мои.
Так и тянутся к тебе, Поминутно смотрят вниз. Стройной ланью по тропе На вершину поднимись.
Здесь увидишь наяву Ты рожденье светлых рек. Близко к небу я живу, Но земной я человек.
Над горами до утра Небо в звездах золотых, И под буркой у костра Хватит места для двоих.
ПО ГОРНЫМ ДОРОГАМ
Песня
Застыли вершины в молчании строгом, Ручей устремился к ручью. По горным дорогам, по горным дорогам Веду я машину свою.
Накинул товарищ мой бурку на плечи И скачет на быстром коне. Ему просигналить спешу я при встрече, И путь уступает он мне.
Храню я путевку в косматой папахе, А сердце давно потерял… Живет моя милая в горном Хунзахе, Живет среди неба и скал.
Спешил я однажды вернуться на базу, Да вдруг заблудился в горах, И так получилось, что въехал я сразу В аул под названьем Хунзах.
Зачем я себя понапрасну тревожу, Лишившись покоя и сна? Моя дорогая на крепость похожа – Совсем неприступна она.
Не хочет со мною кататься в машине, Спешит проявить свою власть, Да все намекает, что девушек ныне В горах запрещается красть.
По белому свету, по белому свету Я езжу в туман и грозу, И слово даю вам, что девушку эту Я вскоре, друзья, увезу.
Сама она сядет со мною в кабину, Прижмется щекою к плечу, И с ней на седую, крутую вершину Я соколом быстрым влечу.
Туда, где сверкают на небе высоком Созвездья в орлином краю, По горным дорогам, по горным дорогам Спешите на свадьбу мою.
ПОДНЯВ АВАРСКИЙ РОГ
Сойдем с коней!.. Сверкает у дороги Ручей, За нами – снежных гор стена… Пусть отразится в нашем полном роге Подковой золотистою луна.
За руку выпьем – ту, что рог подъемлет, За губы, обожженные вином, За небо над землей, за нашу землю, Прекрасную в безмолвии ночном. За нас двоих: пусть в жизни с нами будет Все точно так, как мы с тобой хотим! Еще налей, пусть к милым сердцу людям Придет все то, чего желаем им. Пусть в третий раз вина зажжется пламя – Сегодня мы командуем судьбой: Пускай свершится с нашими врагами Все то, что мы им ниспошлем с тобой!
И – на коней! Хлестнем три раза плетью, Скалистые оставим берега… Мы утро, друг, на перевале встретим, Жалея тех, кто, век прожив на свете, Не заслужил ни друга, ни врага.
ЗАСТОЛЬНАЯ
Шумел ли праздник молодой и пылкий, Входил ли гость, знакомый издавна, – Нетронутыми были три бутылки Густого дагестанского вина. Мы первую открыли в день веселый, Когда ко мне пришла ты как жена. Мы показали потолку и полу, Что рюмки осушили мы до дна.
Клянусь тебе, вторую мы откроем, Когда, мой друг, подаришь мне Али. В честь сына мы счастливый пир устроим, Чтоб все подруги и друзья пришли. Пусть мальчуган растет. Пусть ходит в школу. Пусть будет жизнь его чиста, ясна, – Давай покажем потолку и полу, Что рюмки осушили мы до дна.
Бутылку третью долго сохраняя, Немало весен вместе проживем. Мы оба поседеем, дорогая, А сын-разбойник станет женихом. Как некогда со мною, в день веселый С ним рядом сядет юная жена, И мы покажем потолку и полу, Что рюмки осушили мы до дна.
ИЗ ПЬЕСЫ «МАХМУД»
ПЕСНЯ
Мне б не видеть тебя! Разве мало я видывал зла? Мне б тебя не любить! Разве мало я видывал бед? Только за ночь одну столько горя ты мне принесла, Сколько враг бы не смог причинить и за тысячу лет!
Я зажмурил глаза, ослепленный твоей красотой, Я раскрыл их на миг и увидел, что нету тебя. Я о счастье запел, опьяненный твоей красотой, Огляделся и сник: я увидел, что нету тебя.
Я уснул, и во сне ты пришла, дорогая моя, Я проснулся в бреду и увидел, что нету тебя, Разлучил ли нас кто, проползла ли меж нами змея? В опустевшем саду я увидел, что нету тебя.
В сакле тесной и темной, как прежде, четыре стены, В поле вянут цветы, я гляжу и не вижу тебя, Почему ты ушла? Нет на мне пред тобою вины. Где же ты? Где же ты? Я кричу и не слышу тебя.
Мне б тебя не встречать! Разве мало я видывал зла? Мне б тебя не любить! Разве мало я видывал бед? Только за ночь, мой друг, столько горя ты мне принесла, Сколько враг бы не смог причинить мне за тысячу лет.
ПЕСНЯ ГОРЯНКИ
Был родной мой отец не похож на отца, Я не знаю, в чем крылась причина. Бил он маму мою, упрекал без конца, Что меня родила, а не сына.
Не похож был на брата и брат мой родной, Был мой брат и красивым и смелым, Да беда, не сказал он и слова со мной, И на слезы мои не глядел он.
Только муж у меня был на мужа похож: Он жену не считал человеком, Он меня не жалел и не ставил ни в грош, Попрекал и водой и чуреком.
Был мой черствый чурек не похож на чурек, И о лучшем не смела мечтать я. И одно лишь я платье носила весь век, Не похожее вовсе на платье.
Не для песен и слов дал уста мне аллах – И дышать-то старалась я тише, – Дал глаза, чтоб сверкала слеза на глазах, Уши дал, чтоб проклятья мне слышать.
Не рождайте, горянки, на свет дочерей, Не дарите их долею тяжкой! А появится дочь, пусть умрет поскорей, Чтобы меньше страдать ей, бедняжке.
ВТОРАЯ ПЕСНЯ ГОРЯНКИ
Не плачь, голубка, где же горя нет? Такой обычай в нашем крае горном: Кто на руку тебе надел браслет, Тому рука должна служить покорно.
Не плачь, голубка, жаль мне слез твоих, Но так уж повелось на белом свете: Невесте в уши серьги вдел жених – Его словам пусть внемлют уши эти.
Не плачь, голубка, слезы береги, Не мне ломать обычай наш старинный: Где сват тебе наденет башмаки, На том дворе должна месить ты глину.
Не плачь, голубка, наш таков удел, Сама я плачу, доченьку жалею: Кто ожерелье на тебя надел, Тот и руками обвивает шею.
Не плачь, голубка, тяжело и мне, Так повелось, и я здесь не повинна! Кто шаль тебе завяжет на спине, Тот, рассердясь, и хлещет эту спину.
ПЕСНЯ СТАРИКА
Мальчишка хочет быть джигитом смелым, И мне быстрей хотелось подрасти, Но к нам не торопясь приходит зрелость, А молодость спешит от нас уйти.
Она ушла, а вместе с нею сила, Явилась старость, немощна и зла. Взамен коня она клюку вручила, Взамен кинжала мне пандур дала.
Что ж, буду петь я, струн касаясь чутких, Про молодость, окончившую путь, Спою, и возвратится на минутку Та молодость, которой не вернуть.
Пусть многого я разглядеть не в силах, Но я еще живу, и видно мне На небе солнце, травы на могилах И молодость, что скачет на коне.
С начала жизнь прожить бы мне хотелось, Но стар я стал и нет назад пути. К мальчишкам не спеша приходит зрелость, А молодость спешит от нас уйти.
Любовь и гнев мне жизнь дала в награду, Я все уже дороги исходил. Я мудр. Я знаю все, что делать надо, Да слаб я стал, на дело нету сил.
ВТОРАЯ ПЕСНЯ СТАРИКА
Глаза мои ослабли, свет их гаснет. Что было ярко, все теперь темно, Но молодость свою я вижу ясно, Я вижу то, что позади давно.
С кувшинами пройдут горянки мимо, Я вспоминаю молодость свою. Затянет парень песню о любимой, Я вспоминаю молодость свою.
Услышу плеск потока, щебет птичий, Я вспоминаю молодость свою. Придет ловец, сгибаясь под добычей, Я вспоминаю молодость свою.
Гул свадьбы уловлю я чутким слухом, Я вспоминаю молодость свою. Осушат ковш бузы единым духом, Я вспоминаю молодость свою.
Подскачет горец к маленькому сыну, Я вспоминаю молодость свою. Пловец с утеса бросится в пучину, Я вспоминаю молодость свою.
Увижу друга – старого ашуга, Я вспоминаю молодость свою. Увижу камень на могиле друга, Я вспоминаю молодость свою.
Горянка обливается слезами: Сынок ее погиб в чужом краю, Грохочет бой за дальними горами, Я вспоминаю молодость свою.
Мне кажется, скачу я наудачу, Гоню коня, глотаю дым в бою… Не смейтесь надо мной, и так я плачу, – Я вспоминаю молодость свою.
АВАРСКАЯ КОЙСУ
Койсу дорогая, каменья дробя, За кем ты бежишь, не жалеючи сил? Не вор ли лукавый ограбил тебя, Не гость ли ушел и что-то забыл?
Куда ты стремишься? Пути далеки. Что гонит тебя? Что в низину зовет? Зачем ты все речки и все ручейки Уносишь с собой с белогрудых высот?
Люблю я стоять на крутом берегу В ущелье, где твой начинается бег. Твой голос глухой отличить я могу В звучании хора из тысячи рек.
Высоки преграды. Весь путь твой – борьба. Теснят тебя скалы со всех сторон, В истоке ты скована и слаба, Твой жалобный рокот походит на стон.
Но крепнет твой голос (в нем сила, не гнев), Ты смело вступаешь со скалами в спор, И, песню свободы и счастья запев, Выносишь ты воды свои на простор.
И я одного не пойму до сих пор, Повадки и сущность твою разгадав: Взяла ль ты характер у жителей гор, Иль жители гор переняли твой нрав?
КАСПИЙ
Скажи, родимый Каспий, на каком Из сорока наречий Дагестана Ты говоришь? Язык звучит твой странно, Он непонятен мне, хоть и знаком.
Он мне напоминает гул, который Я на базарах слышал до сих пор, Когда звучат все языки, все сорок, Единым языком народов гор.
Я прихожу твои услышать речи, Постичь твои повадки человечьи. Ты покачнешься вдруг – едва-едва, То зашуршишь, как на лугу трава, То вдруг, как птичья стая, защебечешь.
То стонешь, как на кладбище отец, Прощаясь с сыном, со своей надеждой, То утихаешь, как больной мудрец, Осмеянный удачливым невеждой.
Мне кажется, что сердце у меня Напоминает чем-то это море: В веселый час оно поет, звеня, И глухо бьется в час большого горя.
И, зная это сходство, может быть, Ему я доверяю тайны свято, И без его воды солоноватой, Как без воды, я не могу прожить.
НА ДОРОГЕ
Однажды в горах всадник встретился мне: Он важно и гордо сидел на коне… В зубах – папироса, за поясом – плеть, На пеших он даже не хочет смотреть! А сзади плетется по кручам пешком Усталая женщина мелким шажком. Она, задыхаясь, ребенка несет, Как слезы, с лица ее капает пот. Я вспомнил: из Чоха и он и она, С базара торопятся муж и жена… Смотрю, от стыда и от гнева горю – Четвертый десяток идет Октябрю!.. Так долго стоял я и вслед им глядел, – Как много еще недоделанных дел Тебе предстоит, мой бичующий стих, Чтоб нам не краснеть за джигитов своих!
*
Я снова к тебе тороплюсь, дорогая, Считаю часы, машиниста ругая, Как медленно тащится скорый состав! Как жаль, что не мчится он, птицею став, Как жаль, что не мчится он ветра быстрее, Что вдаль не стремится он мыслью моею!.. Щеку подперев, я сижу у окна, Ругаю дорогу за то, что длинна. Вот солнце восходит, вот солнце садится, Вот полдень, вот полночь в окошко глядится. А дома с тобой я не видел, бывало, Как солнце садилось, как солнце вставало… Уж сердце давно у тебя на пороге, Лишь сам я трясусь по железной дороге, А звезд миллионы горят, не сгорая, К тебе провожают меня, дорогая. Больших городов полыхают огни, Дорогу к тебе освещают они. И синие тучи в окне проплывают: «А как там она без меня поживает?» И солнечный луч проскользнет вдоль окна, В глаза мне заглянет: «А как там она?» И я говорю, расстоянья кляня: «А как в самом деле, ты ждешь ли меня?»
*
Снег и снег – покуда хватит взора, Резкий ветер борется со мной. Снег ложится на сады и горы Бесконечной белой пеленой. Хмурый день, но дня милее нету, Хоть метель и кружится, трубя: Ведь когда-то в день декабрьский этот Мать в ауле родила тебя.
*
Закрыто наглухо твое окно. Смотрю, под ним трава растет давно, Трава длиннее, чем моя рука, И зеленее, чем Койсу-река. «Открой окно!» – я вдруг проговорил, Но мне никто окна не отворил. Трава густеет под твоим окном – Как быстро миновали день за днем! Траве расти я раньше не давал. Я утром, в полдень, в полночь здесь бывал, Топтал песок я, не жалея ног, Здесь виден был лишь след моих сапог.
*
Вот я вернулся с дороги И встретил твой ясный взгляд. Как будто вижу впервые, Как эти глаза горят! Вот я вернулся с дороги, В милый наш дом вхожу… И, словно впервые в жизни, Руки твои держу. И кажется мне, впервые Я слышу твой тихий смех, И в сотый раз понимаю, Насколько ты лучше всех! И в сотый раз повторяю, Как счастливы мы с тобой, Что вместе прожить не месяц – Всю жизнь нам дано судьбой, Что вместе встречать нам весны, Рвать на полях цветы, Что я не спешил родиться И не опоздала ты.
КОСЫ
Других таких, наверно, больше нет, Они бровям, глазам твоим под цвет, Их тонкой ниткой разделил пробор, Чтоб вниз бежали, как потоки с гор. На стул садишься – и у самых ног Коснется пола темный их поток. А если на ночь расплетешь потом, Всю комнату укроешь, как ковром. Но знаю я, с теченьем быстрых лет Меняют волосы свой прежний цвет. О, если б уберечь я только мог Тебя, дружок, от горя и тревог, Чтоб сохранить на много-много лет Тяжелых кос твоих полночный цвет.
*
Всей душой хочу я счастья для подруг твоих! Вот бы замуж поскорее, что ли, выдать их! Сколько с ними ты проводишь золотых часов, Так бы взял и двери дома запер на засов! Сколько раз от стенки к стенке я ходил с тоской, Ждал, чтоб совесть в них проснулась, чтоб ушли домой, На часы смотрел, но стрелки замедляли бег… И сидят недолго гости, – кажется, что век. Я таких неугомонных раньше не видал: День болтают – не устанут, я за них устал. Если мы вдвоем решили вечер провести, Хоть одна твоя подруга, но должна зайти! Так поэт, стихи задумав, трудится чуть свет, Но придет болтун-бездельник, и пропал поэт… И сейчас я жду, что кто-то постучится вдруг. Вот бы взять и выдать замуж всех твоих подруг!
*
Есть у меня в селе старик сосед. Однажды мы сидели над рекою, И я спросил: «Скажи, до скольких лет Любовь не оставляет нас в покое?» Старик ответил, что не знает он, Хоть он и сединою убелен, Чтоб я спросил у старшего об этом… И до сих пор я не нашел ответа.
Пускай я буду старым и седым – Любовь моя вовек не постареет, Своим дыханьем, вечно молодым, Теплом своим тебя она согреет. И если спросит кто – до скольких лет Горит любви животворящий свет? Я так же, как и старый мой сосед, Отвечу всем: не ведаю, простите, Кого-нибудь постарше расспросите…
*
Я шел один по улице вчера, Я говорил, что уезжать пора, А если уезжать – то навсегда, Чтоб никогда не приезжать сюда. Твердил, что ты, конечно, не права, Ругал тебя за все твои слова И повторял: другую я найду, Такой-сякой назло и на беду. То замедлял я шаг, то шел быстрей – И очутился у твоих дверей.
*
Несерьезны наши ссоры – Подтвердит тебе любой, – Если даже хмурить брови Не умеем мы с тобой, Если мы причину ссоры Забываем через час И не можем скрыть привета Улыбающихся глаз. Верно, то любовь большая, Не боясь пролить слезу, Ветерок едва заметный Принимает за грозу, Или хочется порою Без особого труда От любви сердцам влюбленным Отдышаться иногда.
*
В маленькой рамке на белой стене Ты уже год улыбаешься мне. И в одинокой квартире моей Мне от улыбки твоей веселей. Только мне мало улыбки дразнящей, Мне не хватает тебя настоящей. Ну-ка, скажи мне, по совести, честно: В рамке тебе неужели не тесно? Не надоело ль тебе, дорогая, Видеть, как я без тебя пропадаю? Выйди ко мне, улыбнись наяву. Я покажу тебе нашу Москву, Улицы, парки, театры, мосты… Но, как всегда, улыбаешься ты.
Девушки есть, словно карточка эта: Год не услышишь ни слова привета. Может, и ты равнодушная тоже?.. Нет! Ты совсем на портрет не похожа!
*
Если б каждая дума моя о тебе Стать могла стихотворной строкой, Я уверен, что книги большой о любви Ты второй не сыскала б такой. Но пока эта книга мала и тонка, Ведь над ней я не часто сижу, Потому что мне жалко стихам отдавать Те часы, что с тобой провожу.
ТВОИ ГЛАЗА
Я видел разными твои глаза: Когда затишье в них, когда гроза, Когда они светлы, как летний день, Когда они темны, как ночи тень, Когда они, как горные озера, Из-под бровей глядят прозрачным взором. Я видел их, когда им что-то снится, Когда их прячут длинные ресницы, Смеющимися видел их, бывало, Печальными, глядящими устало… Склонившимися над моей строкой… Они забрали ясность и покой Моих невозмутимых раньше глаз, – А я, чудак, пою их в сотый раз.
*
Спокойно прохожие мимо шагают. Их, видно, твоя не волнует краса. И зрячие люди слепцами бывают, – О, если б я мог одолжить им глаза!
*
Был я недавно в ауле родном, В дом твой зашел, побыл в доме моем. Гнезда пусты, в наших окнах темно – Мы, как птенцы, улетели давно… Наши дома расположены рядом – Садик мой с вашим сплетается садом, Можно измерить простыми шагами Все расстояние между домами… Только мой путь до тебя был тяжел, Через долины и горы он шел, Горя и счастья видал я немало, Всякое, милая, в жизни бывало. Сколько столиц мне пришлось обойти, Чтобы в ауле соседку найти! Трудно досталась ты мне, дорогая, Но уж зато, как беречь тебя, – знаю.
*
Я был уже большим в тот год, Когда ты родилась: Я знал в ауле каждый сад И бегал в первый класс. И если мама занята Твоя порой была, То за тобою присмотреть Меня она звала. И хоть за это от нее Подарки получал, Но помню, до смерти тогда У люльки я скучал…
Промчались годы, и опять В ауле я родном. Какие косы у тебя! Как быстро мы растем! И я, как в детстве, снова жду, Что мать ко мне войдет И за тобою присмотреть, Как прежде, позовет. Я сам сейчас бы преподнес Подарок ей любой… Я жду – пусть лишь откроет дверь, – О, как бы хорошо теперь Смотрел я за тобой!
*
В журнале о тебе стихов не приняли опять: Сказал редактор, что народ не станет их читать. Но, между прочим, тех стихов не возвратили мне: Сказал редактор, что возьмет их почитать жене.
*
Мы ссорились дождливым днем, Мрачнели наши лица: «Нет, мы друг друга не поймем! Нет, нам не сговориться!..» И, подавляя стук сердец, С тобой клялись мы оба, Что это наконец конец, Что мы враги до гроба. Под дождь, летящий с высоты, Не оглянуться силясь, Направо я, налево ты Ушли и не простились. Пошел, руки тебе не дав, Я к дому своему… Не важно, прав или не прав – Конец, конец всему!.. Вошел я с этим словом в дом И запер дверь на ключ. Дождь барабанил за окном, Темнели крылья туч. Вдруг вспомнил я, что ты идешь С открытой головою, Что ты, конечно, без калош, Что нет плаща с тобою! И, плащ схватив, я в тот же миг Под дождевые всхлипы Сквозь дождь помчался напрямик Спасать тебя от гриппа.
*
Твои взгляд с усмешкой не люблю – не нужно так смотреть, Как будто для тебя нет тайн, нет и не будет впредь. Как будто знаешь наперед ты все мои мечты, Как будто сердце навсегда взяла в ладони ты. Как будто, где я ни бреду, куда я ни стремлюсь, Мой каждый день, мой каждый шаг ты знаешь наизусть. Как будто ты стихи мои, что лишь задумал я, Уже давным-давно прочла, зевоты не тая. Как будто нечего тебе теперь мне рассказать, Как будто все, что ждет меня, ты можешь угадать. Ох, до чего я не люблю усмешку этих глаз! Послушай новые стихи – я кончил их сейчас.
*
Ловчий голову клонит понуро, Грусть охотничью как не понять, Если сам златорогого тура До сих пор не сумел я поймать.
Человеческих чувств не сокроешь, И себя все надеждою льщу, Что однажды заветных сокровищ Я волшебный сундук отыщу.
Там, где тропы кружить не устали, Все пытаюсь найти я родник, Чтобы сердцем к нему, как устами, Вы припали хотя бы на миг.
И ложатся слова на бумагу, Я над ней, как над люлькой, дышу. Сладкой каторге давший присягу, Снова мучаюсь, снова пишу.
ГОРЦАМ, ПЕРЕСЕЛЯЮЩИМСЯ С ГОР
Горцы, вы с новой свыкаясь судьбою, Переходя на равнинный простор, Горство свое захватите с собою, Мужество, дружество, запахи гор.
Перед дорогою, на перепутье, Перебирая нехитрый свой груз, Говор ущелий в горах не забудьте, Горскую песню, двухструнный кумуз!
Не оставляйте своих колыбелей, Старых, в которых баюкали вас, Седел тугих, на которых сидели Ваши отцы, объезжая Кавказ.
Земли щедрее на низменном месте, Больше там света, тепла и красот… Чистой вершины отваги и чести Не покидайте, спускаясь с высот.
Вы, уходящие в край, напоенный Солнечным светом, водой голубой, Бедность забудьте на каменных склонах. Честность ее заберите с собой!
Вы, оставляя родные нагорья, Не переймите изменчивость рек. Реки бегут и теряются в море, – Сущность свою сохраните навек!
Горцы, покинув родные жилища, Горскую честь захватите с собой – Или навечно останетесь нищи, Даже одаренные судьбой.
Горцы, в каких бы лучах вы ни грелись, Горскую стать сохранить вы должны, Как сохраняют особую прелесть Лани, что в горном краю рождены.
Горцы, кувшины возьмите с собою – Вы издалека в них воду несли, С отчих могил захватите с собою Камня осколок, щепотку земли!
Горцы, внизу вам судьба улыбнется. Встретит вас слава на новом пути. Горцы, храните достоинство горцев, Чтобы и славу достойно нести!
ПРОКЛЯТИЕ
Проклятье бурдюку дырявому, В котором не хранят вино, Проклятие кинжалу ржавому И ржавым ножнам заодно.
Проклятие стиху холодному, Негреющему башлыку, Проклятье вертелу свободному, Нежарящемуся шашлыку!
Проклятье тем, кто и понятия Иметь о чести не привык, Проклятие, мое проклятие Унизившим родной язык.
Тому проклятье, в ком прозрения Не знала совесть на веку. Пусть примет тот мое презрение, Кто дверь не отпер кунаку.
Будь проклято в любом обличии Мне ненавистное вранье. Забывшим горские обычаи Презренье горское мое!
Будь проклят, кто на древе замысла Боится света, как сова, И тот, кто клятвенные запросто Бросает на ветер слова.
В кавказца, как бы он ни каялся, Проклятьем выстрелю в упор, Когда бы он начальству кланялся, А не вершинам отчих гор.
Будь проклят, кто забыл о матери Иль в дом отца принес позор. Будь проклят тот, кто невнимателен К печали собственных сестер.
Проклятье лбу, тупому, медному, И тем, кто лести варит мед, Проклятие юнцу надменному, Что перед старцем не встает.
Проклятье трусу в дни обычные, Проклятье дважды – на войне. Вам, алчные, вам, безразличные, Проклятье с трусом наравне.
Мне все народы очень нравятся. И трижды будет проклят тот, Кто вздумает, кто попытается Чернить какой-нибудь народ.
Да будет проклят друг, которого Не дозовешься в час беды! И проклят голос петь готового В любом кругу на все лады!
*
Не прибегая к притчам, В горы пришла весна, Соломинку в клюве птичьем, Ликуя, несет она.
Играет потоком грозным, Расплавившая снега. И бык, раздувая ноздри, В землю вонзил рога.
Глаза заливает охра, Но голову к облакам Вновь поднял он, и присохла Парная земля к рогам.
И внучкою, может статься, Со старцем сидит весна, И гладит бороду старца Теплой рукой она.
Веснушчатая, полощет Белье в голубом ручье И льет серебро полночи У дерева на плече.
Сделалась первой свахой, И нежно звучат слова, И кружится под папахой Влюбленного голова.
Весна, поклоняясь грозам, Над лермонтовскою тропой Подкрасила губы козам Молоденькою травой.
Пахотой увлеченная, Полем идет, вольна, И справа ложится черная, Лоснящаяся волна.
И радуюсь не во сне я, И, солнце прижав к груди, В горах говорю весне я: «Надежда моя, входи!
Входи ко мне в трелях птичьих, В мокрой траве лугов, Входи на кончиках бычьих, Черненных землей, рогов».
*
Зеленеют поля и полянки, Блещут зеленью долы и луг, Словно их постирали горянки, А потом расстелили вокруг.
Зеленеют поля и полянки, Ну а мы все седеем, мой друг.
Заалела заря, заалела, Стало облако розовым вдруг. И на головы бычьи умело Брошен пурпур из огненных рук.
Заалела заря, заалела, Ну а мы все седеем, мой друг.
Голубеют сквозные просторы, Синей бездны заоблачный круг, Синий сумрак, окутавший горы, Колокольчика синего звук.
Голубеют сквозные просторы, Ну а мы все седеем, мой друг.
Молодеют поля и долины… Не лукавь, ну какой в этом прок, И не лги, будто пух тополиный, А не снег на виски наши лег.
Мы с тобой не поля, а вершины, Что белы даже в летний денек.
ВРЕМЯ
Время скалы покрыло морщинами, Ранит горы, летя как поток, Расправляется даже с мужчинами, Их сгибая в положенный срок.
Это время – травою зеленою Опушило заоблачный луг. Это время – слезинкой соленою По щеке проползло моей вдруг.
На цовкринца смотрю: не сорвется ли? По канату идти тяжело. Мне с цовкринскими канатоходцами Время сходство давно придало.
Это время – хвостами не лисьими Заметает следы наших ног, Но опять над опавшими листьями Лес весеннее пламя зажег.
Бьют часы на стене и за стенкою. Радость, к сердцу людскому причаль И дружи с часовою ты стрелкою, Пусть с секундною дружит печаль.
*
А. Райкину
…И на дыбы скакун не поднимался, Не грыз от нетерпения удил, Он только белозубо улыбался И голову тяжелую клонил.
Почти земли его касалась грива, Гнедая, походила на огонь. Вначале мне подумалось: вот диво, Как человек, смеется этот конь.
Подобное кого не озадачит. Решил взглянуть поближе на коня. И вижу: не смеется конь, а плачет, По-человечьи голову клоня.
Глаза продолговаты, словно листья, И две слезы туманятся внутри… Когда смеюсь, ты, милый мой, приблизься И повнимательнее посмотри.
МОЙ ВОЗРАСТ
Как в детстве я завидовал джигитам! Они скакали, к седлам прикипев, А ночью пели у окон закрытых, Лишая сна аульских королев.
Казались мне важнее всех событий Их скачки, походившие на бой. Мальчишка, умолял я: «Погодите!» Кричал: «Возьмите и меня с собой!»
Клубилась пыль лихим парням вдогонку, Беспомощный, в своей большой беде Казался я обиженным орленком, До вечера оставленным в гнезде.
Как часто, глядя вдаль из-под ладони, Джигитов ждал я до заката дня. Мелькали месяцы, скакали кони, Пыль сединой ложилась на меня.
Коней седлают новые джигиты; А я, отяжелевший и седой, Опять кричу вдогонку: «Погодите!» Прошу: «Возьмите и меня с собой!»
Не ждут они и, дернув повод крепко, Вдаль улетают, не простясь со мной, И остаюсь я на песке, как щепка, Покинутая легкою волной.
Мне говорят: «Тебе ль скакать по склонам, Тебе ль ходить нехоженой тропой? Почтенный, сединою убеленный, Грей кости у огня и песни пой!»
О молодость, ужель была ты гостьей, И я, чудак, твой проворонил час? У очага пора ли греть мне кости, Ужели мой огонь уже погас?
Нет, я не стал бесчувственным и черствым, Пусть мне рукою не согнуть подков, Я запою, и королевам горским Не дам уснуть до третьих петухов.
Не все из смертных старятся, поверьте. Коль человек поэт, то у него Меж датами рождения и смерти Нет, кроме молодости, ничего.
Всем сущим поколениям ровесник, Поняв давно, что годы – не беда, Я буду юн, пока слагаю песни, Забыв про возраст раз и навсегда.
*
Мне ль тебе, Дагестан мой былинный, Не молиться, Тебя ль не любить, Мне ль в станице твоей журавлиной Отколовшейся птицею быть?
Дагестан, все, что люди мне дали, Я по чести с тобой разделю, Я свои ордена и медали На вершины твои приколю.
Посвящу тебе звонкие гимны И слова, превращенные в стих, Только бурку лесов подари мне И папаху вершин снеговых!
СОБРАНИЯ
Собрания! Их гул и тишина, Слова, слова, известные заранее. Мне кажется порой, что вся страна Расходится на разные собрания.
Взлетает самолет, пыхтит состав, Служилый люд спешит на заседания, А там в речах каких не косят трав, Какие только не возводят здания!
Сидит хирург неделю напролет, А где-то пусты операционные, Неделю носом каменщик клюет, А где-то стены недовозведенные.
Неделю заседают пастухи, Оставив скот волкам на растерзание. В газетах не печатают стихи: Печатают отчеты о собраниях.
Стряслась беда, в селенье дом горит, Клубами дым восходит в высь небесную, А брандмайор в дыму собранья бдит, Бьет в грудь себя и воду льет словесную.
В конторе важной чуть ли не с утра Сидят пред кабинетами просители, Но заняты весь день директора, Доклады им готовят заместители.
Езжай домой, колхозник, мой земляк, Ты не дождешься проявленья чуткости, Не могут здесь тебя принять никак – Готовят выступления о чуткости!
Собранья! О, натруженные рты, О, словеса ораторов напористых, Чья речь не стоит в поле борозды, Не стоит и мозоли рук мозолистых.
Пошлите в бой – я голову сложу, Пойду валить стволы деревьев кряжистых, Велите песни петь, и я скажу То, что с трибуны никогда не скажется.
Хочу работать, жить, хочу писать, Служить вам до последнего дыхания… Но не окончил я стихов опять: Пришли ко мне – позвали на собрание!
ДЕТСТВО
Детство мое, ты в горах начиналось, Но я простился с землею родной, И показалось мне: детство осталось В крае отцовском, покинутом мной.
Мне показалось, что, умный и взрослый, Глупое детство оставил, а сам Туфли надел я, чарыки я сбросил И зашагал по чужим городам.
Думал я: зрелостью детство сменилось. Слышалось мне: грохоча на ходу, С громом арба по дороге катилась, Лента мелькала, и время кружилось, Словно волчок на расчищенном льду.
Но, завершая четвертый десяток, Взрослым не стал я, хоть стал я седым. Я, как мальчишка, на радости падок, Так же доверчив и так же раним.
Раньше я думал, что детство – лишь долька Жизни людской. Но, клянусь головой, Жизнь человека – детство, и только, С первого дня до черты роковой!
ОСЕНЬ
1
Мы затворили окна поневоле И не бежим купаться на заре. Последние цветы увяли в поле, И первый иней выпал на дворе.
Касатки с грустью маленькие гнезда Покинули до будущей весны. Пруд в желтых листьях: кажется, что звезды В его воде и днем отражены…
От спелых яблок ломятся базары. Открыл букварь за партой мальчуган, И слышно, как спускаются отары С нагорных пастбищ, где лежит туман.
Гремя, как меч в разгаре поединка, Летит поток седой Кара-Койсы, В нем маленькая первая снежинка Слилась с последней капелькой грозы.
Уже в долинах зеленеет озимь, Шуршит листва на дикой алыче, В плаще багряном к нам явилась осень С корзинкой винограда на плече.
С улыбкой на охотника взглянула, Присела с чабанами у огня. Я возвращаюсь в город из аула. Будь щедрой, осень: вдохнови меня!
Дай мне слова о милой, ненаглядной, О ярком солнце, о земной любви, Как ты даешь из грозди виноградной Вино хмельное. Осень, вдохнови!
2
Словно нехотя падают листья, И пылает огнем мушмула. Всюду шкуры расстелены лисьи: Вот и осень пришла.
С тихой грустью касатка щебечет, Уронила пушинку с крыла. И цветы догорают, как свечи: Вот и осень пришла.
Курдюки нагулявшие летом, Овцы сходят к долинам тепла. Горы хмурые смотрят вослед им: Вот и осень пришла.
И печальна она и прекрасна, Как душевная зрелость, светла. И задумался я не напрасно: Вот и осень пришла!
Помню весен промчавшихся мимо Зеленеющие купола. Лист упал, и в груди защемило: Вот и осень пришла.
Впереди будут долгие ночи, Будет стылая вьюга бела, В печках красный поселится кочет: Вот и осень пришла.
Затрубили ветра, как пророки, И слезинка ползет вдоль стекла. Лист иль сердце лежит на пороге? Вот и осень пришла.
НАДПИСЬ НА КАМНЕ
Я б солгал, не сказав, сколько раз я страдал, На Гунибе стоял с головою поникшей, Видя надпись: «На камне сем восседал Князь Барятинский, здесь Шамиля пленивший…»
Для чего этот камень над вольной страной, Над моею советской аварской землею, Где аварские реки бегут подо мной, Где орлы-земляки парят надо мною?
Я к реке, чтоб проверить себя, припаду Всеми струями – странами всеми своими. Мне вода столько раз, сколько к ней подойду, Прошумит Шамиля незабытое имя.
Нет вершин, где б он не был в ночи или днем, Нет ущелий, куда б он хоть раз не спустился, Нет такого ручья, чтобы вместе с конем После боя он жадно воды не напился.
Сколько кровью своей окропил он камней, Сколько пуль по камням рядом с ним просвистало! Смерть с ним рядом ходила, а он – рядом с ней, И она все же первой устала.
