Текст книги "Собрание стихотворений и поэм"
Автор книги: Расул Гамзатов
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 62 страниц)
Солдат, прослывший храбрым малым, Что в прошлом не страшился пуль, В отставку выйдя генералом, Бояться стал магнитных бурь.
Одну имели мы валюту, Одни имели паспорта, В одну откликнуться минуту Могли друг другу неспроста.
Но нет теперь былой державы, И разделяют многих нас В ней пограничные заставы, Возникшие в недобрый час.
Гляжу: исполнен день лазури, Но нет друзей вокруг стола. Ужели от магнитной бури Мне тяжесть на сердце легла?
*
Помню: как-то у меня, бедняги, Онемела правая рука, И новорожденная строка Не запечатлелась на бумаге.
И сказала, в воздухе витая: «Не горюй, Гамзатов, – это впрок. У тебя и так огромна стая На страницах книг тисненых строк.
Ста пророкам, бывшим на вершине, Наложили на уста печать. Новые стихи писать ли ныне, Может, время – старые сжигать?
Ну, а если, как Адаму с Евой, Доведется с женщиной опять Быть тебе, то и рукою левой Сможешь эту женщину обнять».
А ТРОЙКА МЧИТСЯ…
Светлане Сорокиной
Вновь тройка белая заржала, И я, часов заслышав бой, На ней, как с гребня перевала, Скачу, чтоб встретиться с тобой.
И ты, прекрасная Светлана, Восходишь женщиной земной В небесном отсвете экрана Звездой вечерней предо мной.
И мне не раз перед экраном Припоминалося окно, Что ни годами, ни туманом Поныне не заслонено.
В него папаху, словно сваху, Метнул я к милой, но она Мою косматую папаху Вмиг вышвырнула из окна.
Что ж, до сих пор еще, как прежде, Я, ветеран сердечных ран, Смотрю в отчаянной надежде На изменившийся экран?
Он отрешился от обмана, От милосердия любви. Прости, прекрасная Светлана, За строки горькие мои.
Вот мчится тройка в чистом поле, Летит по горной вышине. Когда б в твоей то было воле, Ты боль утешила б во мне.
Событий искреннее эхо, Ты мне бы скрасила житье, Когда б из уст твоих утеха Слетела на сердце мое.
Но льется кровь, и нет лекарства Для бедных в наши времена. И на обломках государства Безумцев пишут имена.
Нести, прекрасная мадина, За то не можешь ты вины, Что превратившаяся в джинна Свобода не щадит страны.
Не откровенности ли ради, Когда ты смотришь нам в глаза, И в улыбающемся взгляде Мерцает тайная слеза?
А может, грянут дни благие, И я, воспев твою красу, Тебя, любя, стихи другие, Склонив колени, поднесу?
Поклонник твой, сижу в печали Я с мыслями наедине. Вновь кони белые заржали, И сделалось тревожно мне.
ЕСТЬ ЛИ ЖИЗНЬ НА МАРСЕ?
Есть ли жизнь на Марсе или нету? Кто мне приоткроет тайну эту?
В пурпур облаченная планета Римлянами древними воспета.
Сеют хлеб ли, как у нас крестьяне, Там на красных долах марсиане?
И вдоль рек, где красная вода, Красные пасутся ли стада?
Что там нынче на устах хабаров, И какие цены на базарах?
Есть ли страсть, как наша, там, что в силах Пылким буйством отзываться в жилах?
Есть ли ртам у нынешних поэтов Вольность без охранных амулетов?
Что о нас прознали марсиане? Есть ли между ними мусульмане?
Бог войны там с войском между делом Часто ли заходит к виноделам?
Честь земная, думается мне, И на Марсе быть должна в цене.
Равен год их нашим двум годам, Значит, я моложе был бы там.
Может, друг, нам к Палестине этой Путь направить с первою ракетой?
Но скажи, не ведомо ль тебе, Есть иль нет на Марсе КГБ?
Если есть, последует совету Не менять планету на планету.
*
Ночей и дней все нарастает бег, В Путь Млечный перейдет тропа земная. Что завещать мне людям, белый снег, Что завещать им, лошадь вороная?
Что в дар оставить: к милости призыв? Иль зов к отмщенью, кровника достойный, Чтоб говорили: видел сны покойный, Под голову оружье положив? Мы негодуем, мучаемся, любим, Я сам себе и раб, и государь, И, уходя, что мне оставить людям, Связуя воедино новь и старь?
Родов ли зависть, схожую с проклятьем, Вражду племен, коварство ли владык, Что должен я в наследство передать им, Покуда мой не окаменел язык?
Я не хочу, чтоб кровь лилась как ныне, И покорялся заново Кавказ. И кадий, необрезанный, в гордыне Звал с минарета совершить намаз.
И, обращаясь с укоризной к веку, Я говорю: – Пусть тот из мусульман Не совершить паломничества в Мекку, Который даже не прочел Коран.
И, проникавший в роковые страсти, Настанет час, – я упаду с седла, Где нет числа канатоходцам власти, Канат высок, но низменны дела.
Горит светильник, что зажжен когда-то Моим отцом вблизи ночных отар. И вместе со стихами – сын Гамзата – Его я горцам оставляю в дар.
*
Всему свой срок приходит. Под уклон Арба моя с вершины покатилась. Молю, Всевышний, окажи мне милость Своих зимой избегнуть похорон.
Затем чтоб на кладбище кунаки, Пронизанные стужей, коченели, И белые венчали башлыки Их головы под вихрями метели.
Не дай, Аллах, мне умереть весной, Чтоб, отложив любовные свиданья, Невесты гор толпились предо мной И черными их были одеянья.
Даруй мне тайно умереть, Аллах, Чтоб четверо могильщиков умелых Бестрепетно в отмерянных пределах Земле Кавказа предали мой прах.
Осознавать отрадно будет мне, Что друга не оставил я в кручине, А враг не оказался на коне, Лишившись вести о моей кончине.
Пусть спутники уверовают в то, Что я заснул под дождик колыбельный И вскоре догоню их на плато Иль в каменной теснине сопредельной.
И бороду седую шевеля, Старик промолвит, глядя на вершину: – Я видел сам: в священную Медину Ушел Расул проведать Шамиля.
И, улыбаясь, скажет обо мне Правдивая красавица аула: – Я нынче ночью нашего Расула Среди поэтов видела во сне.
ГАДАЛКА
Девять камушков гадалка Разложила предо мной. Дом, дорога, перепалка, Небо с бледною луной.
Бездна, венчанная тучей, У горы во шрамах грудь. Выпал жребий мне не лучший, Но с дороги не свернуть.
Я пера коснулся рано, И радела в облаках Мне осилить зов шайтана Мама с четками в руках.
Но велик соблазн проклятый, И казаться стало мне, Что, земной любви глашатай, Я летаю, как во сне.
Не рассказывай, гадалка, Как я жил себе во зло, Иль тебе меня не жалко? Не изменишь, что прошло.
Пред тобой ясней июля Тайна завтрашнего дня. Радость, слезы или пуля – Что, гадалка, ждет меня?
Все приемлю я, что будет, С Дагестаном в голове. И меня пусть небо судит По стихам, не по молве.
*
Воплощена в трех женщин жизнь моя, В одну из них влюблен безумно я, Да вот беда: прекрасная, она Со мною равнодушно холодна.
А женщина другая прямиком Ко мне бежит по снегу босиком, Но не мила она мне, не мила И никогда желанной не была.
А третья – незнакомка – шепчет мне: – Забудь тех двух и в яви, и во сне, Со мной познаешь рай наверняка, Смотри, как я красива и легка.
И сладостно и страшно. Кто она? Стоит за ней Аллах иль сатана?
*
Может, джинны спятили с ума, Иль себе природа изменила? Господи, когда же это было, Чтоб июль завьюжила зима?
И с тревогой в сизой вышине Говорю сосне вечнозеленой: – Знак благой подай душе влюбленной, Не сдаваясь белой пелене.
Возносясь над бешеным потоком, Ты скажи, свеча Кавказских гор, Почему раздорам и порокам Предаются люди до сих пор?..
На скалу холодную я руки Положил в летучих облаках И молю в отчаянье и муке: – Дай терпенье разуму, Аллах!
Видишь сам, что многое понять я Не могу в отеческой стране. Удержав от гнева и проклятья, В исцеленье ран содействуй мне.
Тут и там стреляют непрестанно, К злобному привыкнув языку. Разве мало нам Афганистана, Вильнюса, Тбилиси и Баку?
*
Прости меня, женщина, – грешен, – За то, что, подобный костру, Порою у белых черешен Я льнул не к тебе, а к перу.
От прошлого не отрекаюсь, В свидетели небо беру. Порою, о женщина, – каюсь, – Я льнул не к тебе, а к перу.
Свиданья любовного время, Ах, как же я был бестолков, Тщеславно менявший на стремя, Мне поданное с облаков.
Но было нередко иначе, И память о том я храню, Как в жертву любовной удаче Стихи предавались огню.
И женщинами преуменьшен Грехов моих был бы табун, Когда б из объятия женщин Не рвался в объятья трибун.
Во всех прегрешениях каюсь И счастлив под звездным шатром Льнуть к женщинам, годам на зависть, И не расставаться с пером.
*
Любил я женщин разного завета, И не кори за это страсть мою. Одна из жен была у Магомета Еврейка, обретенная в бою.
Уже Шамиль был венчан сединой, Когда он, брачным не томясь заветом, Армянку Анну объявил женой И дал ей имя Шуайнат при этом.
И для любви от сотворенья света Бог сделал женщин нации одной. В том самолично в молодые лета Не раз я убеждался под луной.
И, грешником прослывший неспроста, Я женщин обнимал и в дни поста.
Переводы Владимира Коркина
Патимат
Жизнь прожита. Былого не вернуть. А все ж вглядеться в то былое Нам Бог велит. О Патимат, наш путь Предсказан был единою судьбою.
Казниться лицемерно хуже лжи. Списать грехи на юность – грех умножить. Пускай прилюдно каются ханжи. Не пощажу себя наедине с тобой, о Боже!
Как я устал… Какой в душе разброд! Мой смех вчерашний обернулся плачем. Вокруг глаза взыскующих сирот… Зачем свой взор от взора их я прячу?
Не думал, что за все расплата ждет: За суету, за глупые раздоры? Сам виноват. Как тяжек жизни гнет… Как высоки и благородны горы!
*
Мне жаль, что, как отец, я не владею Божественным Корана языком. Отец, тебя я на Коран беднее, Хоть средь людей не числюсь бедняком.
Муллою с детства не был я обучен Молитвам предков. Не моя вина. Зато иные я познал созвучья. Иные имена и письмена.
Великий Пушкин. “Чудное мгновенье!..” “Я вас люблю…” Я, как в бреду, шептал. В тот миг к его живому вдохновенью, Как к роднику, губами припадал.
Прости, отец, что я сказать посмею: “Как жаль, что ты не повстречался с ним! Грущу, что ты на Пушкина беднее. О, как бы он тобою был любим!”
Мне зависть незнакома. Но, пожалуй, Прав, утверждая это, не совсем: Признаться, тоже завидно бывало, Когда, увы, я был, как камень, нем.
Когда? О, часто! Гостем безъязыким По свету шляться много довелось. Но в мире есть один язык великий – Поэзия! Ты с ним – желанный гость.
Понятен он и юноше и старцу, Когда Любовь поет, забыв про все. Шекспир, Петрарка, Гёте… Мне, аварцу, Ты новым братом стал, мудрец Басё.
Поэзия – Любовь. Иной причины Искать гармоний, верь, в природе нет. Незримо сходит Бог в тот час с вершины, Когда Он слышит, что поет Поэт…
Но стережет нас светопреставленье – Зубовный скрежет, дикий вой и рык. На мир упало умопомраченье: Язык войной поднялся на язык.
Вражду смирить ничто теперь не в силах. Бог удалился, оскорбленный, прочь. А ты, Поэт? Удел твой – на могилах Рыдать без слов, не зная чем помочь.
Нет, о любви ты петь уже не сможешь. Хоть и минует черная вражда. Убито сердце. Зря лишь растревожишь. В нем счастье не воскреснет никогда.
…Иной поэт придет невесть откуда, Мальчишка, шалопай, кудрявый бес. На языке Махмуда и Неруды Споет Любовь. И Бог сойдет с небес. А что потом – неужто все по кругу?..
*
О, шансов мы не упускаем Плевать минувшему вослед… А песнь иль злобу завещаем – Ужель о том заботы нет?
Мостов порушенных обломки – Наш путь. Он скорбен был и крут… Дай Бог надежду, что потомки – Где ложь, где правда – разберут.
*
Равнодушно пройти не дают Мне могил безымянных надгробья. Что печаль моя? – Прихотей зуд. Что тоска моя? – Стона подобье.
Шелестит на могиле трава. Что пред вечным безмолвием стою? Моя слава? – Слова, все слова. Мой талант? – Словоблудье пустое.
*
Красавицу увижу – вновь певцом Я стану вмиг. Коль встречусь с мудрецом, – Его речам внимая, бессловесен, Старею тотчас, голову повесив.
Налей вина – и вспыхнет песнь в груди. Нальешь мне чаю – скучных истин жди. Философ я, признаться, никудышный. Увы, таким создал меня Всевышний.
Что выберу теперь, на склоне лет, Не мудрствуя лукаво, я, поэт? Остаться б верным молодости шалой… До мудрости ж охотников немало.
Обнять старуху-мудрость? Бог, уволь. Не для меня сия благая роль. Нет, от любви мне никуда не деться… А мудрость – будь другим в наследство.
*
Свои стихи читать мне странно… Какой я, черт возьми, поэт, Когда в моей душе Корана Не просиял нетленный свет?
Но если будущий историк, Листая томик мой в тиши, Отыщет все ж среди риторик Живое слово – стон души,
И удивится в ту минуту, Готов раскрыть ему секрет: Аллах дарил нам почему-то, Невеждам, свой волшебный свет.
Хоть мы и верили, как дети, Своею “правдою” кичась, Что нет тебя, Аллах, на свете, Ты снисходил к нам в страшный час.
И мы, не ведая, что с нами, Вдруг обретали, пусть на миг, Родство живое с небесами И сквозь личину – божий лик.
Пред вами, древние поэты, Склоняюсь я, ничтожный прах: Вы знали мудрости заветы – Вам диктовал с небес Аллах.
*
Мстить прошлому, – круша надгробья? Отвага эта не по мне. На жизнь гляжу не исподлобья, Я верю завтрашней весне.
Но как из сердца выжечь ярость, Как выгнать призраки из снов?.. Любить хочу! Какая малость Осталась счастья, нежных слов.
*
Я жив. Зачем я уцелел, Когда, казалось, невозможно? Я песню лучшую не спел, Хоть много пел неосторожно.
Я жив. Какая в том нужда? Лишь громоздил ошибок гору… Любви вечерняя звезда, Прощальному откройся взору.
Переводы Елены Николаевской
Что же, наконец, осталось?
Столько пало халифатов, Столько сгинуло империй, И династии сменялись, И менялось все стократ… Что же, наконец, осталось, Кроме как «люблю» и «верю»? Что же, наконец, осталось – Кроме Патимат?
Развалились государства, Атлантида – под волнами, Высыхают океаны И – не повернуть назад. Что же, наконец, осталось? Только лишь вода да пламя… Что же, наконец, осталось – Кроме Патимат?
Чингисханы, Тамерланы, Бонапарты все исчезли, Как песком сыпучим, время Всех засыпало подряд… Что же, наконец, осталось, Кроме нежности и песни? Что же, наконец, осталось – Кроме Патимат?
И великое пространство Содрогнулось и распалось… Только бы хватило силы, Чтобы все пошло на лад!.. Что же, наконец, осталось – Колыбели и могилы? Что же, наконец, осталось – Кроме Патимат?
Над Землей, сто раз сожженной – Небо, рвущееся в клочья: Столько боли, столько крови Здесь текло века подряд… Что же, наконец, осталось, Кроме дня и кроме ночи? Что же, наконец, осталось – Кроме Патимат?
Обо мне не беспокойтесь, Так уж повелось на свете, Что прощанье неизбежно, – Нет спасенья от утрат… Я уйду, но перед этим Полный мне бокал налейте – Выпью жизнь свою до капли… И останется на свете Только Патимат.
Завещание
Когда в предутреннюю рань Наступит миг с землей проститься, Пускай ни в дерево, ни в лань Душа моя не превратится:
В меня, живого, столько раз Стрелок прицеливался меткий, И знаю я, как в черный час И рубят, и ломают ветки…
Когда в предвечной тишине Глаза сомкну и вас покину, Не оставляйте места мне В печальном клине журавлином:
От Дагестана вдалеке Путей проделал я так много, Что в журавлином косяке Я больше не пущусь в дорогу.
Не улечу от быстрых рек, От света облаков узорных. Хочу остаться здесь навек У родников высокогорных.
И пусть огнем живым горят Мои желанья ночью хмурой, И жилы пусть мои звенят Живыми струнами пандура.
Ночной снег
Я проснулся вдруг в ночной тиши Оттого, что лился свет в окошко. А часы стучали: не спеши, Не вставай, поспи еще немножко.
Это не рассвет, как мнилось мне: Излучая свет, в окно глядится Дерево в снегу, а в стороне – Олененок маленький из гипса.
Снег слетает, светоносный снег! Ну а век все стонет, словно старец: Веру потерял усталый век, А надежды все-таки остались…
Снег ложится ватой на хребты, Раны он врачует осторожно. Дагестан мой, не замерз ли ты? Ты ведь не из гипса придорожный
Олененок, устремленный ввысь!.. …Я проснулся. Льется свет в окошко, А часы стучат: не торопись, Это – снег… Поспи еще немножко.
*
Гром в небесах – это песня в пути, Стоны Али, что томится в пещере: В пропасть веревку бросаю – и верю В то, что смогу его все же спасти.
Молния – это желанье мое… Брошена – как Робинзон в океане. Лодку послал я туда, но в тумане Волны швыряют, как щепку, ее.
Ной! Возвращайся потопу на страх: Новый Ковчег ты построить обязан, Чтобы спасти человеческий разум, Тонущий в бешеных мутных волнах.
Что же послужит спасенью Земли? Кто в небеса восстановит дорогу, Чтобы поднять к всемогущему Богу Совесть и честь, что под землю ушли?
Чудо дождя – чистоты торжество, Господа Бога удачная шутка. Мир сотворил он всего за шесть суток – Люди столетьями рушат его.
Может, мечтам наступает конец? Рушатся стены, надежды и нравы… Словно игрушку, что дал для забавы, Жизнь у меня забирает Творец.
*
О нас с тобою позабудут, друг, Как о ручьях весенних забывают. А если вспомнят на мгновенье вдруг, То лишь случайно – так порой бывает:
Случайно вспомнят в некий смутный час Как о надгробьях сломанных, разбитых… Голодные не станут слушать нас, И мы завлечь ничем не сможем сытых.
Давай отыщем – не сочти за блажь! – Безлюдный остров средь пустыни водной. Из веток мы соорудим шалаш – Пусть для жилья не очень-то пригодный.
Снега, дожди, ненастная пора… А мы затихнем у пучины черной, Кипит она с утра и до утра, Как нынче наш Кавказ высокогорный…
Но где же лодки? Выше головы Валы взлетают мощи небывалой И прыгают с рычанием, как львы, И тут же разбиваются о скалы.
Не знаю, друг, быть может, это сон, – Три лодки я увидел в мгле рассветной. Три лодки приближались с трех сторон, Как три звезды – надежды знак заветный…
Одна надежда позвала: ко мне! И поплывем путем привычным к дому! Другая позвала: скорей, ко мне! Вдаль поплывем дорогой незнакомой!..
… Мы третью лодку выбрали с тобой, Чей борт и весла мы впервые тронем. Не знаю, послана ль она судьбой И мы на ней спасемся иль утонем?
О нас с тобою позабудут, друг, В родном краю и в землях отдаленных, А может, на мгновенье вспомнят вдруг, Как о надгробьях среди трав зеленых…
Но песенная лодка и вчера Спасала нас от мглы… И, может, снова На годекане или у костра О нас с тобой промолвит кто-то слово.
*
Не понимаю, как могло случиться, Но каждый наступивший день Земли Глядит глазами загнанной волчицы: Ее волчонка люди увели.
И стонет каждый наступивший вечер, И ночь слепая не скрывает слез, Как мать, которой и помочь-то нечем: Ее ребенка серый волк унес.
И плачет конь: скачок неосторожный – И вот уж всадник выбит из седла. Собака лает над щенком тревожно: Как быть, чтоб страх растаял без следа?
Мелеют реки. Век шумящий стонет: Как уберечь детей от всех невзгод? Как быть, когда в морской пучине тонет Моей надежды белый пароход?
Дорога ль, конь виновен – не пойму я. У всадника ль неладно с головой? Не мы ли сами ищем тень прямую От палки сучковатой и кривой?!
Песня
Женщины, вино и песни В день ненастный и погожий Мне друзей всегда дарили И врагов дарили тоже.
На каких весах их взвесить Было бы судьбе угодно? Видно, будут обе чаши Кланяться поочередно…
Опасаться стал я женщин И к вину не прикасался – Друг врагом вдруг обернулся, Враг же другом оказался.
Женщины, вино и песни И потом, как и в начале, Радости мне приносили. А случалось – и печали.
И печали, и удачи Я своею меркой мерю: На весах любви их взвесив, Тем весам надежным – верю.
Женщины, вино и песни! Я от вас не отказался – Только в друге я ошибся, Враг врагом не оказался…
*
Я друзей своих старых Боюсь повстречать, Хоть по ним столько лет Продолжаю скучать.
Кто – не знаю, – Я сам или время виной, Что топчусь у ворот, Обхожу стороной.
Приоткрыть не решаюсь Знакомую дверь… Как все было легко, И как трудно теперь!
Как без спроса вломиться Средь белого дня? И узнают ли жены И дети меня?
Много было друзей… А теперь, на беду, И они не зовут, И я сам не иду.
Не иду? Не зовут? Нет, причина не та: Стала лестница вдруг Высока и крута…
Как бывало когда-то – По ней не взбегу Гаснет сердца порыв, Как костер на снегу.
И откуда бы ветер Ни дул – все равно Барабанят корявые сучья В окно…
Гаснет в окнах ночных Задержавшийся свет – И в душе его нет, И меня уже нет…
И в знакомую дверь Я боюсь постучать, Своих старых друзей Я боюсь повстречать.
Прошу тебя
Я у тебя защиты не просил – И так ты даровал мне слишком много: И так мои грехи ты отпустил, Меня оберегая всю дорогу.
А я тебя порою забывал, Чрезмерно ликовал и унывал, Но ты был щедр и терпелив, Всевышний! И ты меня щадил и не карал, – Хоть это было бы совсем нелишне…
Сейчас не обо мне, Создатель, речь, – О птицах малых – неразумных детях: Как сохранить их? Как их уберечь От тех напастей, что их ждут на свете?
Не дай же задохнуться им в дыму Ошибок наших (мы о них забыли!). Взываю к милосердью твоему: Храни детей, пусть их окрепнут крылья.
Прошу тебя – оберегай детей И вразуми их на пути неровном. Что станут петь те птицы меж ветвей На нашем бедном древе родословном?
Какие песни станут петь они? Добра к ним будет жизнь или жестока? Их от чрезмерной радости храни, От снегопада в августе – до срока.
Ты научи их, выпавших из гнезд, Тем помогать, кто позади плетется, Ты научи их языку всех звезд, – Быть может, где-то применить придется…
*
Земля во хмелю или время кривое, А может, в пути поломалась арба? Гадаю на камешках… В шуме прибоя Гадаю: что нам уготовит судьба?
Проложит ли путь в буреломах, в завалах И скажет: сквозь дебри без страха иди? Беда обойдет ли нас – старых и малых? Ведь столько бушующих рек впереди.
И сбудутся ль сны поколенья иного – Рожденного в муках не так уж давно? … А мною рожденные песня и слово – Всего лишь мгновенье. Да было ль оно?
Земля оскудела, состарилась песня, И все же с надеждой, что еле жива, Как жалкий проситель, с мольбой в поднебесье Смотрю я, с трудом подбирая слова.
Я землю и небо прошу ежечасно Спасти от сиротства людей и зверей. Хоть верю, что время над чувством не властно, Я все хлопочу над любовью своей.
Прошу, чтоб превыше всего оказались Великие силы любви и добра, И чтоб не коснулись ни зло и ни зависть Рожденных сейчас – и рожденных вчера.
В зимнем саду
Брожу по больничному зимнему саду, Листва зеленеет здесь, не увядая. Здесь старая мудрость и страсть молодая Все спорят и спорят… А спорить не надо.
Я сам у себя выхожу из доверья: Из памяти строчки внезапно исчезли. И вот я остался стоять возле двери, За нею – здоровье – Пред нею – болезни.
Похоже, теперь вся земля, как больница, Мечтает о солнце суровой зимою. Как путник у ветхого моста – томится Рассвет ежедневно, соседствуя с тьмою.
Свирепствуют штормы, ревут ураганы, Порой не укрыться от ливня и града. Но можно ли вылечить старые раны, – Ответь мне, о зелень больничного сада!
О стонущий мир, мы и плотью, и кровью С тобою едины, мы – в общей палате. Коль ты безнадежен – зачем мне здоровье? Здоров ты – и я осенен благодатью.
… В больничном саду я ищу исцеленья Для всех, кто болеет на этой планете… А доктор напомнил мне: «В эти мгновенья Рождаются дети… Рождаются дети: Вот только что – двойня в моем отделении!»
*
На камешках гадали мне гадалки: Вот дом, вот путь, что выпали тебе… Но, лишь коснувшись потолочной балки, Я разобрался в собственной судьбе:
Я рос, я потолка уже касался, Но пред судьбою был и слеп, и мал. Кривым мой путь хваленый оказался, А конь-огонь отчаянно хромал.
Стократ перебирала четки мама: Вот день, вот ночь, вот спуск, а вот подъем. Но путь мой крив: судьба моя упрямо, Безжалостно стояла на своем.
Дни горько плачут, и смеются ночи – Кто может знать, что ждет нас впереди? Ты, горец, похваляйся, да не очень: Над пропастью стоишь – не упади…
Я понял, мне нелегкий выпал жребий. А было время – помню как сейчас: Под звуки бубна песни плыли в небе, А на земле под них пускались в пляс.
Но небо вдруг как будто раскололось, Дрожит земля в оковах темноты. Рванулся ветер и украл твой голос, Которому так слепо верил ты.
…Преодолев семь гор, не за горами Нашел любовь я – клевер на лугу… Как трудно сохранить живое пламя – Костер, зажженный нами на снегу!
*
Печально поле в серый день осенний, Печальней время, что ушло впустую. Ушло – и от печали нет спасенья: Пора понять ту истину простую.
Всего ж печальней человек унылый, Что ничего на свете не умеет: В воротах жизни, словно столб, застыл он, Входить – не входит и уйти не смеет.
*
«В одном я счастлив, друг, Сполна и до конца: Я не обидел мать, Не огорчил отца…
Такую держит речь Ровесник мой седой. …Я слушаю его, Поникнув головой.
*
Моя жизнь – это дерево: ствол искривлен, Листьев нет и не будет до лучших времен. Не придется им осенью на землю лечь, Если песни мои их не смогут сберечь.
Мои годы – как ветки сухого ствола, Рассыпаются в прах и сгорают дотла. Не воскреснут, наполнившись соками вновь, Коль не станет защитой им наша любовь.
Спасибо
Спасибо тропкам: свив из них веревку, Мир на спине несла ты, как кувшин. И радуга, горя, восстала ловко, Едва касаясь каменных вершин.
Спасибо – уцелел я в эту зиму, А лето быстро промелькнуло – жаль! Судьба не проносила чашу мимо – Пришлось испить и горечь, и печаль.
Дожди не обделили нас вниманьем, И солнце грело в меру – не сожгло. Спасибо почте: хоть и с опозданьем, Твое письмо с трилистником дошло.
Спасибо птице, что в окно стучала, Оповещая о начале дня: Стучала – озабочена немало Бессонницей, измучившей меня.
Друзьям души моей поклон мой низкий: Как мало их осталось – к рубежу… Я испытал не раз жестокость близких, Но им худого слова не скажу.
Любви спасибо, музыке и слову! О ссорах, о размолвках умолчу. Чинившим зло не пожелаю злого, Но вспоминать о них я не хочу…
Перевела с аварского Елена НИКОЛАЕВСКАЯ
Содержание
Что же, наконец, осталось? Перевод Е. Николаевской Завещание Перевод Е. Николаевской Ночной снег Перевод Е. Николаевской «Гром в небесах – это песня в пути…» Перевод Е. Николаевской «О нас с тобою позабудут, друг…» Перевод Е. Николаевской «Не понимаю, как могло случиться…» Перевод Е. Николаевской Песня Перевод Е. Николаевской «Я друзей своих старых…» Перевод Е. Николаевской Прошу тебя Перевод Е. Николаевской «Земля во хмелю или время кривое…» Перевод Е. Николаевской В зимнем саду Перевод Е. Николаевской «На камешках гадали мне гадалки…» Перевод Е. Николаевской «Печально поле в серый день осенний…» Перевод Е. Николаевской «В одном я счастлив, друг…» Перевод Е. Николаевской «Моя жизнь – это дерево: ствол искривлен…» Перевод Е. Николаевской Спасибо Перевод Е. Николаевской
Сказания Аварская сказка Ад Али, покинувший горы Ах ты, красная любовь, ах ты, черная любовь! Ахульго Базалай Баллада о волкодаве, о коне и о юной горянке по имени Айшат Баш на баш Возвращение Хаджи-Мурата Вступление Голова Хаджи-Мурата Горький мед Горящего сердца пылающий вздох Дагестанский петух Завет Махмуда Камалил Башир Кинжал и кумуз Кинжалы Шамиля Клятва землей Корзины Лестница Любовь Шамиля Неравный бой О бурных днях Кавказа Парень гор Песня про сокола с бубенцами Предание из аула Цовкра Свадьба Сказание о Хочбаре, уздене из аула Гидатль, о Кази-кумухском хане, о Хунзахском нуцале и его дочери Саадат Сказание о двуглавом орле Сказание о русском докторе Чаша жизни Четырехпалая рука На главную
Аварская сказка
«Будь славен, аллах!» – «Ваалейкум салам! Куда ты торопишься так, молодец?» – «Мое нетерпенье подобно крылам, Лечу через горы я в ханский дворец».
«Брать с места в карьер, ну какой в этом прок? К тому же дорога твоя нелегка. И может быть, будет полезно, сынок, Послушать вначале меня, старика?»
«Мне некогда, старец, спешу жеребца Над бездною бросить, ощерившей пасть. Я к ночи, даст бог, доскачу до дворца, Чтоб ханскую дочку оттуда украсть».
И скрылся седок торопливый вдали. И утро зажгло на востоке костер, И дни, и недели, и месяцы шли, Но не возвращался джигит из-за гор.
Известно, что мир языкат и не глух, А вести проходят сквозь щели бойниц. И вот долетел до родителей слух, Что сын их пасет на чужбине ослиц…
«Будь славен аллах!» – «Ваалейкум салам! Куда направляешься ты, удалец?» – «Затем прикипела рука к удилам, Что должен проникнуть я в ханский дворец.
Лежит на мне старшего брата зарок, Красавицу должен я выкрасть в ночи…» – «Совет тебе дать я желаю, сынок, Ты выслушай старца, а после скачи».
«Прости меня, старец, но время не ждет, Рад буду в другой тебя выслушать раз…» Коня полудикого бросил в намет, Взбил облако пыли и скрылся из глаз.
И шесть новолуний прошло с этих пор, Когда сквозь дувалы аульских дворов К родителям весть приползла из-за гор, Что доит их сын на чужбине коров…
«Будь славен аллах!» – «Ваалейкум салам! Куда твоя, парень, дорога ведет?» – «Туда, где сломалась она пополам У братьев моих близ дворцовых ворот.
И я на коране поклялся отцу, Что выкраду белую ханскую дочь». – «Пожалуй, смогу я тебе, удалец, В отчаянном деле советом помочь».
«Рад буду я выслушать добрый совет. – И, спешившись, парень откинул башлык. – Поможешь, готов до скончания лет Тебя поминать я в молитвах, старик».
«В одежде монаха явись во дворец И не проявляй чрезмерную прыть. С собой захвати три десятка колец, Чтоб дочери ханской прислужниц купить.
У каждой дружок среди стражников есть, Чья тоже легко покупается честь…»
В свой срок с быстротой верхового гонца Промчалась по горным селениям весть, Что выкрали ханскую дочь из дворца.
А парень умел свое слово держать, – В положенный час совершая намаз, Он в доме родном иль в дороге опять Добром старика поминал всякий раз. Ад
О том на Кавказе поныне Преданье живет неспроста, Что в проклятой богом теснине Разверзнуты ада врата.
От века за теми вратами Посмертно попавшие в ад С безмолвно кричащими ртами В огне языкатом горят.
Предел остановок конечных, И, вдаль устремившие взгляд, Два горца, два стража извечных, У врат преисподней стоят.
Черны на обоих одежды, Как тучи на склонах горы. Оставь на пороге надежды, Вступающий в тартарары!
И с огненной бездною рядом Я встал и спросил часовых: «Какие грехи наши адом Караются прежде других?
От предубеждений свободный, Слыхал я, что первыми в ад Бросают за грех первородный Всех прелюбодеев подряд.
А может, вначале пьянчужек Бросать туда дьявол горазд, Где бражникам пенистых кружек Никто никогда не подаст?
А может, почтенные стражи, Иной существует черед И воры возглавить за кражи Обязаны грешников ход?»
Ответил мне каменный стражник, Чья пепла седей борода: «И вор, и любовник, и бражник Не первыми входят сюда.
Тому предпочтенье, кто ближним Устраивал ад на земле, Кто действовал словом облыжным, В чужом восседая седле.
Кто сам от себя отрекался, Кто правды не высказал вслух, Кто плакал, смеялся и клялся Притворнее всех потаскух».
Затем разомкнулись второго Печального стража уста: «Лишь тех мы караем сурово, В ком совесть была нечиста…»
Я вижу, вы стражи что надо, Пусть в мире карается зло… А если и вправду нет ада, Создать его время пришло. Али, покинувший горы
С домом родным, с отцом, с очагом Не поладил гордец Али, «Уйду я от вас, найду себе дом», Коня оседлал Али.
Хурджин с едой к седлу привязал, Отправился в путь Али, На родные высоты утесов и скал Рукою махнул Али.
Птицы ему кричали с небес: «Опомнись, гордец Али!» Река шумела, шумел и лес: «Здесь лучше тебе, Али».
Ветер ему говорил в упор: «Не поздно еще, Али! Уйдешь на чужбину, вдали от гор Погибнешь, гордец Али».
