Текст книги "Собрание стихотворений и поэм"

Автор книги: Расул Гамзатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 62 страниц)

Вы скроетесь скоро из глаз, Прекрасные птицы надежды, Я путник, похожий на вас – Вот только без крыльев мятежных.

Я тоже по свету иду, Но только земными путями. …Я новую песню найду, Как та, что летит вслед за вами.

Три сына

Где скалы пронзают седой небосклон, Где тропы узки и пустынны, Жил хан, говорят. Был он молод, умен. И было у хана три сына.

Но молодость быстро проходит, мой друг, И нету страшнее потери. Состарился хан. И тяжелый недуг Неслышно вошел в его двери.

Что делать? И вот он зовет сыновей И еле скрывает волненье: – Мой тяжкий недуг с каждым днем все сильней, Но есть от болезни спасенье…

– Спасенье? Какое? Скажи нам скорей! Отец, ты нас тайной не мучай! Обшарим глубины далеких морей, Поднимемся к солнцу и к тучам.

Мы сделаем все, но тебя мы спасем – Ни жар нам не страшен, ни холод, – Любое лекарство тебе принесем, И будешь здоров ты и молод!

– Так знайте, болезнь роковая моя Исчезнет, когда не словами – Делами докажут мои сыновья, Что славными стали мужами.

– Ну что ты, отец! Разве мы не мужи? Усы у нас словно у тигров. И каждый владеет кинжалом – скажи, Ужель это детские игры?

– Да что там усы! – отвечает отец.– Растут у котов они тоже. Кинжалом владеет порой и подлец – И этим гордиться негоже.

Я дам поручения вам, сыновья, – Есть прихоти этой причина, – Коль справитесь с ними, поверю и я, Что вы уж не дети – мужчины!

Так вот вам заданье: средь сумрачных скал Под каменной глыбой седою Пробился родник, зазвенел, засверкал Прозрачной живою водою.

Целебная струйка бежит и бежит – И в солнечный день, и в ненастье. Но этот чудесный родник сторожит Дракон с огнедышащей пастью.

И чтоб удостоиться званья мужчин, Умеющих спорить с бедою. Вы мне принесите оттуда кувшин С холодной живою водою.

Вторая задача, пожалуй, трудней – Решить ее сможет лишь сильный. На голой скале среди вечных камней Пылает огонь негасимый.

Он молнией гордой зажжен нам на страх, Но если помочь мне хотите – К нему отыщите тропинку в горах И мне тот огонь принесите.

Трудна будет третья задача моя, И первым двум с ней не сравниться: У снежных вершин, где бесплодна земля, Посейте, взрастите пшеницу.

Сожните ее, размелите в муку, Чурек из нее испеките И дайте чурек этот мне, старику. …Ну что ж, мои дети, идите.

Ушли… И сомнения хана грызут, И встать он с постели не может. И, как черепахи, минуты ползут, А дни – на недели похожи.

И вот наконец возвращается сын – Усталый, босой, запыленный. И держит в руках он огромный кувшин С водою прозрачной, студеной.

Старик улыбнулся и сделал глоток, Чуть-чуть приподнявшись с постели. – Вода хороша. Только жалко, сынок, Что не был ты в дальнем ущелье.

Хоть ростом уже ты, пожалуй, с быка, Полно мое сердце кручиной. Ты вырос, и все же не стал ты пока, Мой сын, настоящим мужчиной…

И вновь ожиданье. И вновь он один. Но что за огонь там во мраке? В воротах второй появляется сын И держит пылающий факел!

Но горестно сыну старик говорит: – Ну что ж, поздравляю с победой. Прекрасный огонь. И красиво горит. Да жаль, он из печки соседа.

Хоть скоро упрешься ты лбом в облака, Полно мое сердце кручиной. Ты вырос, и все же не стал ты пока, Мой сын, настоящим мужчиной…

А самого младшего сына все нет – И смотрит старик на дорогу, И меркнет в глазах угасающих свет, И сил остается не много.

Все меньше надежды, все больше морщин… Прошли, пролетели все сроки. Но кто там стучится? Не младший ли сын? Ну да! Он стоит на пороге!

– Отец, мне казалось, прошел уже век, К тебе я летел словно птица. Решил я задачу… Отведай чурек Из горной, из сладкой пшеницы.

Дрожащей рукою старик разломил Чурек – и глаза посветлели. И, полный откуда-то взявшихся сил, Он твердо поднялся с постели.

Спокойным и радостным стал его взор, И молвил он, глядя на сына: – О, слушайте, слушайте, жители гор, Мой сын – настоящий мужчина!

Достиг я сегодня вершины вершин, И смерть не страшна мне, поверьте, Коль дело твое продолжает твой сын – Ты в нем обретаешь бессмертье!

Пусть всем наукой будет

Всех виноватых все равно Постигнет наказанье! …Жил-был старик давным-давно, Гласит одно сказанье. Однажды в поле он с утра Работал вместе с сыном. Была весенняя пора, Цвели, цвели долины. И вот еще не схлынул зной Среди страды горячей, Пришел домой едва живой Старик – и чуть не плачет. – Сейчас на поле столько дел, Чего ж ушел ты с поля? – …А он как будто онемел От горя и от боли. – Да что случилось? Сын твой где? – Посыпались вопросы. …А у него по бороде Текут обильно слезы: – Зачем караешь ты меня Так беспощадно, боже? И до сегодняшнего дня Зачем, зачем я дожил! Ах, сын мой, сын… Когда б я знал… – Так плачешь ты о сыне? Быть может, в бездну он упал Или погиб в пучине?.. – Он жив…– И головой поник.– Беда страшней, поверьте! – Да что ты говоришь, старик? Что в мире горше смерти? – Меня ударил сын родной,– Старик с трудом ответил.– Скорей бы смерть пришла за мной – Как жить теперь на свете?..

– О, пусть утихнут песни рек! Пусть онемеют горы! Наш гордый край не знал вовек Подобного позора! Кто руку поднял на отца – Того жалеть не смейте! Мы предадим, как подлеца, Его позорной смерти. Он должен быть казнен, распят, Он смерть найдет в ущелье. В грехе он страшном виноват – И нет ему прощенья! – Был гнев народа так велик, Что горы задрожали. …Но тут заговорил старик, Исполненный печали: – Хотя меня ударил сын, К нему явите милость. Виновен только я один В том, что со мной случилось. В те дни, когда я юным был, Страстям давал я волю И тоже честь свою убил На том же самом поле. Отца, седого старика, Ударил я когда-то… Вот эта самая рука В несчастье виновата. Никто не знал про тот позор – Ни мать, ни сын, ни братья. Но не забыл я до сих пор Отцовского проклятья! Сказал он: «Будет прям твой путь, Без горя, зла и жажды. Но пусть твой сын когда-нибудь С тобой поступит так же!» Сбылось проклятье давних дней – Нас судят наши дети. Я понял, что вине моей Прощенья нет на свете!.. Моя великая беда Пусть всем наукой будет…– Никто в горах и никогда Тот случай не забудет. Я не устану без конца Твердить врагу и другу: Позор тому, кто на отца Поднять посмеет руку!

Цада – Цадастан

Тепло гранитного гнезда, Вершин высоких острия. Ты – колыбель моя, Цада, Ты – песня первая моя.

Цада – сто крыш и сто дворов. Вспоил меня ты и вскормил. Храня на сердце отчий кров, Объездил я стоцветный мир.

Снега неслись из темноты – Я холода не ощущал. Своим теплом и светом ты Меня в дорогах защищал.

И пусть в какой-нибудь стране Аварца видели впервой, Клянусь: понятен был вполне Язык твоей любви живой.

Он будто музыка звучал В любви немыслимой дали. Я братьев по любви встречал На всех материках Земли.

Взглянув на мир со всех сторон, Я убедился навсегда: Не сто дворов, а миллион Объединил аул Цада.

Гнездо из камня и тепла, Частица доброго огня, Источник, где, звеня, текла Вода, вспоившая меня.

Ты Родиной влюбленным стал. Тебя я всюду узнаю. Моя держава—Цадастан, Тобой живу. Тебя пою.

Я тебя не забуду

По планете немало постранствовал я, Уходил в никуда, приходил ниоткуда… Ты – мой посох в судьбе, ты – дорога моя. Я тебя никогда и нигде не забуду.

Все, кого я встречал, оставались в душе. Кто – на несколько лет, кто – всего на минуту… Ты была в моем сердце с рожденья уже. Я тебя никогда и нигде не забуду.

Много раз улыбались красавицы мне, Были эти улыбки похожи на чудо… Но в глазах твоих я утонул по весне. Я тебя никогда и нигде не забуду.

Спел я множество песен в кругу земляков, Слышал песни, подобные древнему гуду… Только ты – будто лучшая песня веков. Я тебя никогда и нигде не забуду.

Ни о чем другом…

Ни о чем другом я слышать не желаю! О красавицах давай поговорим… Все другие разговоры – скука злая. Все другие разговоры – это дым. Разговор не о любви – пустая люлька, Не качавшая ребенка никогда. Без любви вино – клянусь любовью, люди! – Просто кислая и мутная вода. Ни о чем другом на свете петь не нужно, Пойте только о любви, хоть двести лет. Даже сказку я считаю никчемушной, Если в сказке о любви и слова нет. О любви щебечут птицы надо мною. Их любовь согрета солнечным лучом. Даже лань в лесу таинственном весною О любви поет, а больше ни о чем! Корабли, которых буря укачала, О земной любви тоскуют вновь и вновь. Даже в небе самолеты величаво Машут крыльями, приветствуя любовь. Буду петь я об одной любви – поверьте! Этой песней я закончу жизнь свою, Только даже и потом, и после смерти, Если девушку увижу – запою!

Наши имена

Всем имена при рождении дали, Мы в чистоте сохранить их должны. Имя твое среди звезд отыскали, Имя мое – на дорогах войны.

Дни уходили, куда – неизвестно. И в подтвержденье, что время летит, Скоро тебя называли невестой, А про меня говорили: джигит!

Строки любви прошептал тебе я, Люди поэтом назвали за это. Если поэт я – ты песня моя, Та, что останется после поэта!

Вместе с тобою и вместе со мною Мчались года, закусив удила. Счастлив я тем, что однажды весною Ты меня мужем своим назвала.

Патимат

Ты малюсенькой крошкой пришла В мир, который огромней громад. Мать кормила тебя, берегла: Патимат, Патимат, Патимат.

Над твоею кроваткою – сны. В них ручьи молодые шумят. И дрожит отраженье луны: Патимат, Патимат, Патимат.

Мчатся годы своим чередом. Две косички бедой мне грозят. Я шепчу под знакомым окном: «Патимат, Патимат, Патимат…»

Мне объездить весь мир довелось, Тот, который и нищ, и богат, А за мною, как эхо, неслось: Патимат, Патимат, Патимат…

Наши дочки, чисты как родник, На тебя восхищенно глядят. Словно доброе солнце для них – Патимат, Патимат, Патимат.

Красоте твоей радуюсь я И твержу похвалы невпопад. Ты судьба и молитва моя: Патимат, Патимат, Патимат.

Помнишь ли?

Я в восемнадцать лет в тебя влюбился И твой отказ услышал, голову склоня. Скажи мне: кто тогда любви твоей добился? Незабываемая, помнишь ли меня? Я бегал за тобой, я жил надеясь. Не замечал я ночи и не ведал дня. Послушай, девушка, скажи, куда ты делась? Незабываемая, помнишь ли меня? Женился я. И подрастают дети. И у тебя свой дом, семья, родня. Скажи, а помнишь ли тот юношеский ветер? Незабываемая, помнишь ли меня? Стареет память, отдыха не зная, Года летят быстрее доброго коня. О восемнадцатой весне я вспоминаю… Незабываемая, помнишь ли меня?

Теперь я снова…

Теперь я снова становлюсь поэтом. Наивным в детстве был мой стихотворный лад. Когда-то мне – вы знаете об этом – Дарован был судьбой бесхитростный талант.

Я начал в жизни постигать науку, В тугом потоке стал барахтаться, и мне Одни, крича, протягивали руку, А кое-кто хотел, чтоб я лежал на дне.

Я повзрослел не поздно и не рано И – вопреки всему – на берег вышел свой. Стою я в синяках, порезах, шрамах, Стою израненный, но все-таки живой!

Не канула любовь былая в бездне. Застыла бы земля – навек потрясена, Когда б я смог создать такую песню, Которая была б моей любви равна!

И пусть мне по моим плечам громада – Не зря я падал и не зря терпел беду. На берегу мне помогать не надо. Не надо охать надо мной, я сам пойду.

Звучит мой голос для иных жестоко. Любви планету воздвигаю я свою. Тех, кто толкал меня на дно потока, Схватив за ворот, друг о друга бью!

Вопросы и ответы

– Ты кто? – Влюбленный горец из Цада… – Профессия? Работа? – Неустанный Певец любви. Пою о ней всегда На языке влюбленных Цадастана… – Ты кончил вуз? Ученость прояви… – Мой путь в науку сладок был и горек. Учусь я в академии Любви. Всю жизнь учусь. Но до сих пор – как школьник… – Есть родственники? – Много! Дело в том, Что мне как родственник – Любой влюбленный… – Был под судом? – Я вечно под судом Любимой. К ней одной приговоренный… – Ты воевал? – Всю жизнь веду войну Со злом и клеветой разнообразной… – Ты был в плену? – Я и сейчас в плену! В плену любви. И это плен прекрасный… – Стихи любимейшие назови. О чем они?.. – Да о любви, конечно!.. – Чему подвластна мысль твоя? – Любви!.. – Чем награжден? – Одной любовью нежной… – Владеешь ли сокровищами? – Да! Сокровище – любви земная радость. Под знаменем любви иду всегда… – Из шелка знамя соткано? – Из радуг!.. – Какою клятвой клялся на крови? – Сберечь планету трепетной любви… – Чем жизнь твоя освящена? – Любовью, Которая бессмертно молода! (Не веришь мне,– Тогда спроси любого В ауле под названием Цада…)

***

Птицекрылый караван, Ты летишь из дальних стран? Караван поет, курлычет: «Даге-Даге-Дагестан…»

Птицекрылый караван, Как там дышит Дагестан, Как там солнце в небе ходит, Светит месяца шафран?

Мне с небес ответил хор: «В Дагестане до сих пор Из-за гор восходит солнце И – заходит между гор».

Птицекрылый караван, Как там дышит Дагестан? Как там бьют в горах фонтаны? Как фиалки пьют нарзан?

Мне с небес ответил хор: «В Дагестане до сих пор Плещут крыльями, как птицы, Родники в теснине гор.

Там в траве – как в облаках! Там у солнца в тайниках До сих пор фиалки пахнут – Все потоки в лепестках».

Птицекрылый караван, Как там дышит Дагестан? Как там женщинам, мужчинам, Детям как живется там?

Птицекрылый караван, Стой!.. Куда ты сквозь туман?.. А он летит, а он курлычет: «Даге-Даге-Дагестан…»

***

Благодарю кремнистый край родной – За то, что воспитал меня так строго, Пастушью плеть повесил надо мной, Чтоб о себе не мнил я слишком много.

Кремнистый край родной благодарю – Он отучал от нюнь, от кислой мины, Он брил без мыла голову мою Опасной бритвой поперек щетины.

Моих незрелых виршей тиражи Он чабанам вручил на самокрутки. Он научил меня народной шутке. Он полуправду ненавидел пуще лжи.

Благодарю кремнистый край родной – Из леденящих рек, летящих с ревом, Он дал мне вырваться горящей купиной. Пылая нежностью и мужеством суровым, Благодарю кремнистый край родной.

Берегитесь лести!

Не сгоревшие в огне на войне кровавой, Не сраженные штыком, пулями и славой, Храбрецы, друзья мои, берегитесь лести: Эта ложь как вынет нож – так убьет на месте!

У нее коварный шаг, воровская хватка, Скажет слово – мед в ушах, улыбнется сладко. Ах, во рту ее кишат змеи черной лести, Чтобы самых-самых-самых задушить на месте!

Чуть поближе подойдешь и над этой ямой Станешь слушать, как хорош, как ты – самый-самый, Сам же в петлю попадешь самой грубой лести, Сам погибнешь ни за грош, почернев на месте!

Все пропало – никакой речью покаянной Не отмоешь черноты этой окаянной! Ей бы только в сердце влезть, этой черной лести, Очернить бы совесть, честь – в духе черной мести!

И героя – нет как нет! А мотив медовый Льется вновь кому-то вслед, все идет по новой. Храбрецы, друзья мои, берегитесь лести, Ей не дал бы в сердце влезть я на вашем месте!

***

Киноаппараты, телеаппараты, фотоаппараты – Черные пираты. Это автоматчики, стихоперехватчики, В их присутствии стихи свернуты в калачики.

Вот я не взъерошен, в пиджаке хорошем Телеулыбаюсь, а музами заброшен. Чудный телеголос у Телерасула – Свежий телеветер из телеаула! Только песня оба уха пальцами заткнула…

Эй! Не телегоры Теледагестана Воспевал я в детстве, просыпаясь рано! Разве киносакли или кинобурки Я увидел, когда вылез на траву из люльки?

Нет, на свет родился человек Гамзатов Не от кинофототелеаппаратов, А от превосходной пары азиатов! Я летал по небу с этим человеком, Со скалы срывался, плыл по темным рекам…

Вам его не видно, когда его не слышно. Вам его не слышно, когда его не видно. Мертвого, живого (тебя, тебя, проклятого!), Ох, я знаю как никто этого Гамзатова…

***

Говорят мне птицы, говорят: Подожди весны – и вот тогда Мы вернемся в горы, в города И споем тебе как никогда. О весна моя, иди сюда!

Говорит мне роща, говорит: Подожди весны – и вот тогда Раскудрявлюсь, буду молода, Так стройна, свежа как никогда. О весна моя, иди сюда!

Говорят ручьи мне, говорят: Подожди весны – и вот тогда, Грудь свою освободив от льда, Бросимся к тебе как никогда. О весна моя, иди сюда!

Говорит мне солнце, говорит: Подожди весны – и вот тогда Я пойду сквозь облаков стада Для тебя сиять как никогда. О весна моя, иди сюда!

Но мои ушедшие года Говорят, ныряя в никуда: Сколько б раз весна ни возвращалась, Мы не возвратимся никогда. Молодость моя, иди сюда!

Отвечает молодость на это: – Что ты, что ты! Моя песня спета, Я свое взяла и отлюбила, На одном дыханье оттрубила! Время исчезает навсегда…

…Как перо, потерянное птицей, В зимнем небе плавает звезда. Разлетелись птицы кто куда, А метель из перьев их кружится И ложится снегом, снегом, снегом, И кругом бело как никогда. О весна моя, иди сюда!

***

Я ехал к тебе, а мой конь ревновал: – Не надо, вернись, там другой ночевал, Другие садились на спину мою – Я эти ворота в лицо узнаю!

Огрел я хлыстиной коня своего, А будь он мужчиной – убил бы его! Что будет с двуногими, если под нами Четвероногие станут лгунами?!

Обратно – ни шагу, к воротам иди И ржаньем скорее же всех разбуди!.. …И конь мой прекрасный заржал в тишине, И свечка в твоем задохнулась окне.

И звезды погасли на небе моем, И мир покачнулся, как чаша весов, И головы мы опустили с конем,– Не дрогнул в воротах железный засов.

Ах, нету бесстыжих лгунов средь коней, Ведь кони – не люди… А дождь все сильней! Прости, вороной, удила не грызи И к выси родной поскорей увези.

***

Будь я проклят, все тебе к лицу, Все в руках твоих – сверканье, свет! А я… с неба падаю, как снег, А я… ливнем с неба вниз лечу.

Сколько раз держал я про запас Камни твердых беспощадных слов! Но слезинки из лукавых глаз – И язык я проглотить готов!

Взмах ресниц ли, мраморная твердь Век прикрытых – я иду ко дну, В двух озерах сразу я тону, Задыхаюсь, рвется сердце… смерть!

Впереди слышны иль позади Эти флейты сладостных шагов – Все едино, я платить готов Жизнью, дико бьющейся в груди!

Хочешь правду знать? Когда вот так Близко-близко мы стоим с тобой, Я готов – подай лишь тайный знак! – Для твоих наивных тленных благ Жертвовать нетленною судьбой.

Боже мой, да я горю огнем, На меня напала слепота! От ладони на плече моем – Жгучий свет! Не я с тобой вдвоем – Горная пылает высота!

Я погиб! Вселенная, прощай… Женщина моя пришла за мной, Чтоб водить меня из ада в рай, Из земного края в неземной.

Знаю я, что женщина сильна Уводить от жизни далеко. Но меня, меня… она одна Возвращает к жизни так легко!

***

Земля – это люлька людская. Качается люлька с людьми. Веками качается, нам намекая, Что мы остаемся детьми. А в люльке веками скулят не смолкая, Веками ревут и ревут… Качается люлька, такая людская, Где маму веками зовут!

Одни в этой люльке от голода плачут – Веками хотят молока, Другие – веками от радости пляшут, Любимую куклу схватив за бока! А третьи хотят кувыркаться все время, Устраивать трам-тарарам! А эти все время сражаются с теми – Как петухи по дворам!

Земля – это крепкая люлька людская. Качается люлька с людьми, Веками качается, нам намекая, Что мы остаемся детьми. А в люльке одним улюлюкает вьюга В то время, как жарко другим… И мы донимаем веками друг друга То смехом, то плачем своим.

Просящий, дающий, скулящий, поющий, Всяк сущий, какой-никакой, Однажды – не дважды, не на ночь – навеки Уснет в этой люльке людской.

***

Я знаю отлично, что сотня глупцов Не может сломить одного мудреца! Но видел я лично, как сто мудрецов Бегут, оставляя простор для глупца. Какое раздолье глупцу-молодцу, Как славно живется ему, храбрецу, Когда мудрецы от него удирают, Забыв, что подобное им не к лицу!

Я знаю отлично, что речь мудреца,– Одно его слово – в конце-то концов! – Способны пресечь словоблудье глупца И сотен трескучих глупцов-близнецов! Но видел я лично, как сотня глупцов Способна пресечь мудреца и певца, На музыку цыкнуть, на песню прикрикнуть И плюнуть в колодец и в душу скворца.

Я знаю отлично, что жалок глупец,– Ведь он искалечен страшней, чем скопец! Ведь он от природы обижен творцом Страшнее, чем тот, кто родился слепцом! Я знаю, что должен глупца пожалеть, Но свищет его беспощадная плеть. Жалеть же того, кто сечет меня плетью,– Для этого надо совсем ошалеть!

Истолкование сна

Мне теленок ласковый приснился, Он лизал мне руки сколько мог. А когда к нему я наклонился,– Он схватил за горло, как бульдог.

Чтоб узнать – какая тут загадка, К двадцати друзьям потопал я. Толкований разных два десятка Дали сну туманному друзья.

А под вечер на хмельной пирушке Трус, который льстил мне, сколько мог, Расхрабрился после первой кружки И меня облаял, как бульдог.

Я не ждал подобного зигзага! Что бы значить мог такой фасон? Это – стограммовая отвага! Это – сон мой в руку! В руку – сон!

Я в лицо обидчику не плюнул, А сказал: – Спасибо! Молодец! Ты завесу сновиденья сдунул И открыл мне правду наконец!

Если б моя мама песен мне не пела…

У меня бы не было языка родного, Собственного имени, голоса, лица, В странствиях далеких я давным-давно бы Заблудился, словно в космосе овца… Я б не знал, как сильно, нежно, страстно, смело Ты, любовь, способна вспыхивать во мне,– Если б моя мама песен мне не пела, Колыбель качая, как лодку на волне.

Эти песни птичьи в океанах неба, Над ущельем – струны скрипок дождевых, Запах свежих листьев и родного хлеба, Снятого с горящих угольков живых,– Где бы взял я силы для такого дела: Этим всем наполнить сердце, что во мне,– Если б моя мама песен мне не пела, Колыбель качая, как лодку на волне.

Разве стал бы этот мир таким родимым, Жизнь такой бесценной, чтоб над ней дрожать, Человек бы разве стал таким любимым, Чтоб его хотелось к сердцу вдруг прижать, Вечное с мгновенным разве бы сумело Так нахлынуть, слиться, так бурлить во мне,– Если б моя мама песен мне не пела, Колыбель качая, как лодку на волне.

Песня о любви

Крылья птицу берегут под метелью и дождем, Птица крылья бережет под метелью и дождем, Мои крылья – ты, любовь, я тобой преображен, Под метелью и дождем мы друг друга бережем.

В очаге горит огонь, сбереженный очагом, В очаге он не зачах, сберегая наш очаг. Ты, любовь, – очаг с огнем под метелью и дождем, Под метелью и дождем мы друг друга бережем.

Без ребенка колыбель – холодна, как в стужу ель. В колыбели – рай ребенку, даже в зимнюю метель. Колыбель, дитя и песня – ты, любовь, пока живем! Под метелью и дождем мы друг друга бережем.

Темно-синий небосклон ночью звездами зажжен, Звезды горной вышины небосклоном зажжены, Я зажег тебя, любовь, и тобой навек зажжен,– Как звезда и небосклон, мы друг друга бережем.

Родила земля ручьи, чтобы чище, звонче жить, Родились в земле ручьи, чтобы землю освежить. Совесть делает людьми – нас, покуда мы живем! Под метелью и дождем нашу совесть бережем.

Ты, любовь,– моя судьба и вселенная моя, Честь и гордость, нежность, твердость, жизнь бесценная моя! Берегу свою любовь под метелью и дождем, А меня моя любовь убивает с каждым днем.

***

Валентину Гольцеву

Мои годы, годы, годы, Вас все меньше, и похоже – Вы умчались друг за другом В край, где все меня моложе.

Мои птицы, птицы, птицы, В край, где все меня моложе, Улетели и поете О любви – другим, о боже!

Мои песни молодые Перед окнами красавиц!.. Там другим теперь другие В окна камушки бросают.

Мои годы, годы, годы, Снег седой, мороз по коже… А красавицы гуляют – Даже лучше и моложе!

***

Этот пестрый клубок, разноцветная пряжа Уползает в узоры судьбы. Извивается нить, разрывается, вяжет Узелки, что на ощупь грубы. Скоро-скоро клубок истощится, и ляжет Желто-красно-зеленый ковер… Я не смог его сделать ни ярче, ни глаже – Хоть полжизни на это извел!

А холодное сердце тиктакает жадно В ненасытных часах на стене, И к стене прижимает меня беспощадно Сердце, бьющееся во мне! И, мельчайшее чадо огромного века – Я приперт, я вмурован живьем В стену прожитых дней, где грызут человека Муки совести ночью и днем!

Голубые мечты моей розовой юности, И охапка надежд золотых, И высокая вера – что в силах я вынести Все во имя порывов святых, И привольная песня, которая спета На заре, в молодые года – Стали пыткой ночной, вымоганьем ответа! И огонь в очаге увядает, как лето, Но вовсю разгорается в небе звезда. Вдохновительница не спать до рассвета!

О небесная, огненнокрылая дочь! Только ты, пролетая, видала, Сколько я лабиринтов сумел превозмочь, Сколько счастья и боли я выплакал в ночь, Сколько сердце мое отстрадало! Не твое ли сиянье цвело между строк Моих детских стихотворений? И не ты ли дитя увела за порог, В океанскую глубь откровений, Где горянка кувшин проносила с водой И на крыше стоял мой отец молодой, И пока я не скрылся за ближней горою, Он смотрел, как я шел за безумной мечтой! Был он царствен в овчинном тулупе своем… Я прочел его мысли! И с песней вдвоем Я пошел по тропе, узкой, словно веревка, Привязавшая к пропасти горный подъем.

Я карабкался, рыскал, бежал за добычей – Как наивный охотник! И вдруг – Проворонил полжизни! С повадкою птичьей Упорхнуло полжизни из рук… Как стремительно тает клубок разноцветный, Меркнут нити, сужается круг!..

Горская легенда

В моем краю, в долине горной, Один певец когда-то жил И рокот славы неповторной Своим талантом заслужил.

Как только он въезжал в аул, Народ от счастья лез на крыши: Восторга неуемный гул Приветствовал посланца свыше:

Ведь выше хана был певец, Который искренним искусством Пронзал толпу живых сердец, Давая волю сильным чувствам!

Он пел для нищих и сирот Во времена событий грозных, Когда он уезжал, народ Вовсю палил из ружей в воздух!

Но вдруг, о ужас, что за весть: Спасая собственную шкуру, Он в песнях расточает лесть Злодею, хану, самодуру!

Быть может, козни подлеца, Угроза страшного удела Толкнули храброго певца На низкое такое дело?!

Но беспощадно и навек Народ отпрянул от бедняги, И больше этот человек Не смог явить своей отваги —

Как ни старался, как ни лез Из кожи вон! Его забыли, Как будто заживо зарыли! Он, словно грязный снег, исчез…

Такой вот горестный рассказ Я от отца слыхал. Но странно – Зачем, как солнце из тумана, Он вспыхнул в памяти сейчас?

Сокровенный час

Если хочется, чтобы умершая мать, Если хочется, чтобы умерший отец, Навестили раздумья твои или сон, Ты не должен для этого крик поднимать И не должен терзать их нетленных сердец, В небо им посылая несдержанный стон.

Ни рыдающих губ, ни заломленных рук! Вздох молчанья глубокого нужен, мой друг. Растворись в тишине – и она не соврет, И, прозрачную мать пропуская вперед, Твой прозрачный отец тихо явится вдруг…

Спросит мать на заре – тайной речью, без слов: «Хорошо ли тебе тут живется, сынок?» И развяжешь, распутаешь столько узлов, Сколько ты без нее никогда бы не смог. Ночью спросит отец: «Хороши ли дела?» Ты ответишь молчком: «Так себе, ничего». И развязку найдешь для такого узла, Что иначе никак не распутать его.

…Сквозь тяжелую землю могилы сырой Прорастут и придут друг за дружкой они. Словно сок тишины под могучей корой, Не дыша и мерцая в глубокой тени, В час глубоких раздумий, полночной порой Приплывут из таинственной глуби они.

Будут тихо, на цыпочках, в двери входить, Будут вечно бояться тебя разбудить. Их улыбка печальна… Они – облака… Посидят у постели твоей на краю, И при этом прозрачная чья-то рука Подоткнет одеяло тебе под бока, Отведет полегонечку горечь твою. …И уйдут потихонечку в вечность свою.

Я слыхал, будто есть у пророка свой час, Когда бог его слышит, а он говорит… Этот час и меня бы от многого спас – От всего, что в бессмысленной спешке горит. Должен все-таки каждый живой человек Сокровенный свой час обрести для бесед, Чтобы, глядя в себя из-под сомкнутых век, Разговаривать с теми, кого уже нет.

Ах, от этого крупно бы всем повезло! Возросло бы Добро, и уменьшилось Зло. До зарезу нам нужен таинственный час, Благотворный, священный для чутких сердец, Чтобы, разом от всей суеты отлучась, Вдруг услышать, как входит прозрачный отец И прозрачную мать пропускает вперед… Кто не слышит умерших, тот – сущий мертвец, В нем душа умерла, а земля не берет!..

***

Мы встретились, как птицы в небесах. Струна, прошу тебя, не раздавайся, Окаменейте, стрелки на часах, Цвети, густая ночь, и раскрывайся.

А вы, мои ревнивые стихи, Не врите ангельскими голосами, Что вы могли бы сами, сами, сами Выделывать такие пустяки – Игра бровей над черными глазами!

А между тем ее бездонный взор Уже играет светлые мотивы Озер и солнца в глубине озер, Впитавших ливня бурные разливы!

А вы, мои ревнивые стихи, Не врите ангельскими голосами, Что вы могли бы сами, сами, сами В такую ночь с закрытыми глазами Ответить на такие пустяки:

Кого считать безвинно виноватым За то, что так трепещет горячо? Мою ли руку на плече крылатом Или ее крылатое плечо?

Мы встретились, как птицы в небесах. Окаменейте, стрелки, струны, строки! Ведь на часах судьбы и на весах Двум жизням равен этот миг высокий!

***

Не сновиденье ты, не сказочная повесть – Сны забываются ведь поздно или рано, А сказки мне известны наизусть. Ты – свет любви, ее живая совесть, Ее незаживающая рана, И боль, и милосердие, и грусть!..

Не блеск надежды, не огонь мечты отважной – Мечты сбываются ведь поздно или рано, И разбиваются надежды так легко! Лишь две мечты имел я, как ни странно: Мечтал я увидать тебя однажды, Увидел – и мечтал увидеть дважды, Так я в мечтах вознесся высоко!

Ты – не из песен, я прошу их быть потише, Когда я пью и не напьюсь твоею речью, Ведь родничок ее – так свеж и говорлив. Ну, кто ты, кто? Не знаю. Не отвечу. Но повторяю, правды нет и выше, Закон природы к нам несправедлив: Зачем живу, пока тебя не встречу, И почему как раз потом я должен Вдруг умереть, тебя не разлюбив?

***

Сначала сбросил конь меня – дорога скверная была, Потом я сам упал с коня – погода скверная была. То сбросит конь, то сам свалюсь, – но что-то не было ни дня. Чтоб я остался на коне! Всю жизнь я падаю с коня.

Ты не пришла ко мне в тот раз – дорога скверная была, Потом опять не добралась – погода скверная была. Сейчас сижу наедине и думаю, по чьей вине Ты не придешь, любовь моя, сегодня вечером ко мне?

Погода ясная стоит, дорога нынче хороша, Я на коне, а конь грустит – он знает, чуткая душа: Когда по ясному пути так трудно вовремя прийти, – Так ведь почти исключено на Млечном встретиться Пути.

***

В глазах возлюбленной увидел я врага, Пошел я к другу – враг сидел у очага, Я сам – свой враг, и враг в стихи мои пробрался,– Нет места, где бы не прошлась его нога!

Лжет не возлюбленная, и хитрит не друг, А наглый враг, совсем отбившийся от рук! Он сочиняет эти строки, он зарвался, Он в душу влез, он сеть развесил, как паук!

Иду гулять, а зверь несется на ловца: На двадцать встречных – три, четыре подлеца, И в трех домах я был – в одном подлец попался,– Везде враги, со всех сторон, им нет конца!

Каким же чудом я остался жив и цел? Ах, места нет, где я бы друга не имел: В глазах возлюбленной и даже в этих строчках Такого места враг найти бы не сумел!

***

Если правда, что любовь – слепая, Почему ты зоркая такая? Если ухо у любви – глухое, Как ты слышишь обо мне плохое?