Текст книги "Собрание стихотворений и поэм"
Автор книги: Расул Гамзатов
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 62 страниц)
Время все унесло… Только песня жива О тебе – только песня в полете! Заседая ее сочинил – и слова Записал в депутатском блокноте.
*
Эта женщина замуж сегодня выходит – Доброй волей, обдуманно, не сгоряча… Но сжимается сердце, безмолвно крича, И в печальной душе моей гаснет свеча.
Эта женщина замуж сегодня выходит… Не могу себе места найти я с утра, И тоска безнадежна моя и остра… Где вы, юности звезды, где пламя костра?
Эта женщина замуж сегодня выходит… Те былые костры уж давно не горят, Звезды юности, слышится мне, говорят: «Из седин твоих сшит ее белый наряд…»
Эта женщина замуж сегодня выходит… Далеко мой аул и туманы кругом… В горле – ком, и пытаюсь сказать о другом, Но глаза ее блещут в тумане ночном.
Эта женщина замуж сегодня выходит… Обреченно молчу, никого не виня, И сомненья терзают и мучат меня… Где ты, молодость?.. Нет, не поймаешь коня…
Эта женщина замуж сегодня выходит… Как темна эта ночь! И в ночной тишине Наяву, не во сне так и видится мне, Что все звезды в одном замерцали окне.
Эта женщина замуж сегодня выходит… В волны Каспия я – что ж, беда – не беда! – Бросил девять цветков – пусть несет их вода, Их сорвал для нее – пусть плывут в никуда…
Эта женщина замуж сегодня выходит, И душа моя места себе не находит…
*
Я книжек записных в дорогу Не брал с собою никогда. Коль забывается тревога – Пусть исчезает без следа.
Свои волненья и заботы Не прятал ни в карман, ни в стол. Я страсть не заносил в блокноты И дневников любви не вел.
Возьмешь ли чувства на заметку В стремительности их атак?! А мысль – она приходит редко, Она запомнится и так…
Лишь то останется навечно, Что в сердце запечатлено, Как гравировка, как насечка, Как луч, ворвавшийся в окно.
Не о булавочном уколе – Я об ожоге речь веду, О сладостной и острой боли, Сулящей радость и беду…
На дневники не трать мгновенья, Секунду каждую лови И каждое сердцебиение Отдай любви, отдай любви.
ОЧЕРЕДЬ
И бесконечна и бессонна Та очередь: со всех сторон Вопросы, жалобы и стоны И вразнобой и в унисон.
Здесь все больны одной болезнью: Как справедливость отыскать? Она – как птица и как песня: Схватил – да вырвалась опять…
Одной идеей одержимы, Хоть к переменам склонен век… Не все на свете разрешимо – Не тает прошлогодний снег…
Да где же, где же правда эта? Я сам найти ее хочу… Ловлю ее, бродя по свету, Никак за хвост не ухвачу.
За ней гонюсь… Она хохочет: Да не было меня и нет! Пойми, напрасно всякий хочет Меня поймать, напасть на след…
А если буду – только малость: Тропа пойдет и вкривь и вкось… Ты погляди, что с теми сталось, Кому узнать меня пришлось.
Последуй моему совету: Лови высоких звезд огни, Не плачь, не жалуйся, не сетуй – Сядь у реки и отдохни…
…Я сел. Вгляделся в даль – и вижу: (Такой ей, верно, быть в веках!) Вот Патимат, она все ближе, С ребенком малым на руках…
И я шепчу себе: на свете Есть справедливость – назови Ее хоть счастьем: солнце, ветер, Дар жизни и тепло любви.
*
Отец твоей песни та мысль, без которой – пропасть: Не в наших горах ли она пребывала вначале? Мать песни твоей – вековечная нежность и страсть: Поют журавли не о том ли в минуты печали?
Ее сыновья – безоглядная смелость и честь: На белых конях, поглядите, сидят не они ли? У песни твоей – красота и достоинство есть, Они ее дочери: лани на скалах застыли…
И жизнь твоей песни – лишь правда, слышна и тиха, А лживое слово – не слово, а просто труха.
*
Снег, как бы слезы твои ни текли, Не убеждай, что весна наступила: Щебета тысячи птиц не хватило, Чтоб перечислить болезни земли…
Как бы рогами ни рыли быки Черную землю, но только нимало Не убедят, что зима миновала Всем календарным делам вопреки.
Как рассказать о недугах любви? – Жизни на это порой не хватает… Но все равно: снег темнеет и тает… Птицы, молчите! Весна, не зови!
*
На протяженье долгих-долгих лет Изобразить хотел я эти скалы… Но, видимо, мне красок не хватало, – Я так и не напал на верный след
Великой тайны, что зовут искусством… Но все же по уменью своему Я разделить пытался свет и тьму, Охваченный необоримым чувством.
И три наброска оставляю я: Вот первый – красоты изображенье… Я верю, есть в нем сила притяженья: Мой Дагестан родной, любовь моя.
Второй набросок: мужество, отвага, А имя то же: гордый Дагестан. Ночная мгла, предутренний туман, На скалах шрамы, и без них – ни шага.
Печаль моя – вот третий мой набросок: Еще бандиты не перевелись У нас в горах, – твою терзают высь, Мой Дагестан, утесы в горьких росах.
Хоть тайны мастерства не разрешу – Всю жизнь я Дагестан изображаю, Свою работу все не завершаю И знаю, что ее не завершу.
В БОЛЬНИЦЕ
В темном, как копирка, кабинете, В помощи нуждаясь и в совете, Распознать стремясь болезнь свою, Перед аппаратом я стою.
Врач мне говорит: «Больной, дышите!» И потом: «Дыханье задержите До тех пор, пока я не скажу…» То дышу я, то я не дышу…
Сердца ритм ослаблен и нарушен, Да недуг мой все не обнаружен. И хоть мне желают всяких благ, Не уловят боль мою никак…
Как и я, земля моя родная, Под рентгеном ежишься, больная… Пронизали и тебя лучи, У экрана – разные врачи…
Пульс твой бьется то слышней, то глуше. Говорит один: вдохни поглубже… А другой: дыханье затаи… Как болезни распознать твои?
Третий вновь: глубокий сделай вдох!.. Разберешься ль, кто хорош, кто плох? – Если ты и в гуле и в тиши Слышишь: то – дыши, то – не дыши.
Не дыши – и не сочти за труд… А лекарства все не подберут. На экране же – тревожный знак: Раны не рубцуются никак.
ПОСТАВИМ ПАМЯТНИК
Давайте памятник поставим Всем пересохшим родникам И вырубленный лес восславим, Воздавши честь былым векам.
И кладбищами обозначим Мы водопады в дебрях гор, По каплям канувшим поплачем Недавно сгинувших озер.
Могилы выроем – чего там! – Без колебаний, поскорей Реке, что сделалась болотом, А также – совести своей.
И выразим вершине горной Сочувствие от всей души, Где снег ложится только черный, С небес слетающий в тиши.
Поплачем по последней капле Потока, что сорвался вниз, По брошенной отцовской сакле, Где ветви намертво сплелись…
Как зеркало блестящей далью Твоей, мой Каспий, сколько раз Разбойники овладевали И разбивали в черный час.
Твое раскалывали чрево, Безжалостно пускали кровь… В бессилье праведного гнева Ты волновался вновь и вновь.
Большую рыбу пожалеем, – Ей к р а с н о ю не зваться впредь. Птиц перелетных пожалеем – Они боятся к нам лететь…
Помянем, им воздав сторицей, Коней убитых, племенных, И увезенных за границу… Как возместить утрату их?
Давайте памятник поставим Охотникам и, кликнув клич, Стрелков-добытчиков прославим, В горах не упустивших дичь.
Давайте памятник построим Молитве, песне, языку, Забытым мастерам, героям И амузгинскому клинку.
Давайте вспомним, бросив вызов Всем сочинителям чудес, Залив, что в Аграхане высох, И у Самура мертвый лес…
Какой Ермолов иль Паскевич Воздвиг завод, несущий яд?.. Грустнее не встречал я зрелищ, Чем зараженный виноград…
Поставим памятник убитым Годам и дням – не на войне, А на собраниях, открытых Пустой трескучей болтовне…
А может быть, еще не поздно Всем на защиту встать стеной? Над высью гор очистить звезды От черной накипи земной?..
Все силы, всю любовь, весь разум Собрать, чтоб с солнца снять нагар, Чтоб свод небесный над Кавказом Сиял, омытый, миру в дар…
Я РЕДКИЙ ГОСТЬ В РОДНОМ АУЛЕ
Стал редким гостем я в родном ауле: Приехал, огляделся и исчез: Спешу, спешу назад… Не потому ли, Что остается времени в обрез?
И сколько б ни слеталось приглашений, И как ни зазывала бы зурна, Мне свадебных не надо угощений, Я свою долю получил сполна.
Аул отцовский навещаю редко… Но если вдруг зовет меня беда, Переломилась родовая ветка – Без проволочек я спешу туда.
И горы мне по-прежнему желанны, И узнают меня наверняка, Болят незаживающие раны, Уходят чьи-то души в облака…
И захожу я к старому соседу: – Али, ты как?.. – Да ничего пока… – Течет неторопливая беседа, Как медленная полная река.
– Что ж, дни мои, конечно, сочтены… Но не о том… Меня другое мучит: Ведь наши дети взрослые больны, Не знаю, что их разуму научит.
Им, образованным, не до адатов… Аул – пустой. Вблизи – аэродром. И парни прочь летят, Расул Гамзатов, Оставив горы и родимый дом.
И забывают возвратиться птицы, И оседают где-то вдалеке… А если уж решают возвратиться – Чирикают на птичьем языке.
Тебя хоть редко, да могу я встретить, Расул, спасибо, что хранишь родство. А вот твои в Цада бывают дети? Поют ли песни деда своего?..
Мужчин осталось мало по соседству, Умеющих орудовать косой, Тех, кто на ишака садился в детстве И умывался утренней росой…
Другие, повзрослев, не задержались В ауле, устремились кто куда… Исчезли – разлетелись, разбежались, Разъехались – и скрылись без следа.
И девушки стремятся в институты, И запросто родной бросают кров. А надо овец пасти кому-то, И кто-то должен же доить коров?!
Таких, как твой отец, не сыщешь боле, Владеющих и словом и строкой! Но сам свое всегда пахал он поле И строки выводил своей сохой.
Расул, ты член правительства у нас – В Цада такого не было в помине… Но вот коню ты корму дал хоть раз? Но ты хоть раз разжег огонь в камине?
Как накормить голодную овцу? Как отыскать заблудшую в тумане?.. …Над старцами дозволено глупцу Подтрунивать теперь на годекане.
Чиновниками стали чабаны, Но тех уже не сделать чабанами! Конечно, нам начальники нужны, Но кто займется пашней и лугами?
К ничьей земле, заброшенной, пустой, Любовь исчезла, и исчезла жалость. Да что скрывать – той жалости простой Ни к дереву, ни к лесу не осталось…
Кто понимает нынче птичий свист? И отчего больна душа живая?.. Впрямь – насмехается мотоциклист Над рысаком, за ним не поспевая.
Не старину хвалю я… Но чисты Так были родники и так смеялись, Что с робостью гляделись в них цветы И возмутить прозрачность их боялись…
Не новое хулю я… Но дымят Все трубы вместе… Дымной пеленою С утра до ночи застилают взгляд… А лампы?.. Что ж, мерцают надо мною…
Чтоб было все прекрасно – без затей, Без сложностей, – по силам только Богу… Но кто научит разуму детей? Кто снимет постоянную тревогу?..
…Ушел Али, свое оставив слово… Спасибо, друг мой старший из Цада, За правду, что подчас была суровой, – Я твой урок запомню навсегда.
И повторю с тревогой и досадой: Кто молодежи преподаст урок Обычаев, порядка и уклада?.. В чьих это силах?.. Кто бы это смог?..
Теперь я редкий гость в своем ауле…
*
Волнуется море. Оно, Как время, в смятенье: Волнуется море, полно И света и тени…
На море смотрю – и троих Художников вижу… Хотел бы узнать я – из них Который мне ближе?
Вот первый ныряет во тьму Пучины кипящей: Одно лишь желанно ему – Успех предстоящий!..
Другой же заплыву не рад, В решенье поспешном Плывет, задыхаясь, назад К утесам прибрежным –
К знакомой, привычной земле Из дали безвестной… А третий – стоит на скале Над черною бездной.
Мечтает, задумчив и тих, До сути добраться… Но кто я из этих троих? Пора разобраться…
О ГОРЦЫ!
О горцы, объясните, что стряслось? Я с Шамиля начну – не обессудьте: На роль его актера не нашлось, – Похожих нет, ни внешне, ни по сути…
В Америке грузинский режиссер Готов искать аварского наиба: Тогда Хаджи-Мурата люди гор Хоть на экране увидать могли бы.
Друзья, кто вас без боя победил? На Ахульго взберетесь вы едва ли! Не высоту – низину, Ахбердил, Твои потомки для себя избрали.
Пред скачками испытывая страх, К коням подходят юноши робея… Чем больше электричества в горах, Тем свет любви и совести слабее…
О горцы, мы спустились с высоты… Но неужели не найти аварца, Чье сердце бы от женской красоты Вдруг не способно было разорваться?!
Скажите, горцы, это ли любовь, Что ни в стихах, ни в песнях не воспета? И песня ль это, если вновь и вновь Не источает ни огня, ни света?
О горцы, что случилось с вами вдруг? Ведь было же когда-то все иначе?! Того, кто пашет, усладит ли слух По радио мяуканье кошачье?
Мои нагорья, что произошло? Хоть вы космических коснулись пашен, Но ваше озабочено чело: Внизу – надежды и тревоги ваши.
О край мой горный, на детей взгляни, Они – твоя надежда и основа. Но дети не ответят, чьи они: Они не знают языка родного.
И дети виноваты без вины, Не ведающие отцовской славы… За храброго отца не мстят сыны, Иными стали времена и нравы.
О горы, может, сверху вам видней, Куда везет нас всех арба без страха?.. …За голову хватаюсь… А на ней – Велюровая шляпа – не папаха.
*
Если трус я – Любовь навсегда пусть минует меня. Если жаден – Толкните меня под копыта коня.
Если трус я – Вовек мне пандура не брать, не играть. Если жаден – Мне гвозди с подков на земле подбирать.
Если нет в моем сердце любимой, Былого огня, Средь живущих на свете Не надобно числить меня.
Если лжи хоть крупицу В изменчивом сердце таю, Вы оставьте над пропастью черной Меня – на краю…
Если нет Дагестана во мне – Так избейте меня, Как избили того бархалинца Средь белого дня.
Если нет во мне дара Над словом корпеть-ворожить, Плуг мне дайте, чтоб мог я Земле по-иному служить.
Если я бестолковым И здесь окажусь, – наконец, Надерите мне уши, Как некогда в детстве отец…
Но на возраст не делайте скидок, Прошу, никаких, Не спешите, прошу, отмахнуться От песен моих.
Задержитесь хотя бы на миг – Я вам душу отдам! Ведь от века любовь и стихи Не подвластны годам.
Как Махмуд родился – Сколько лет миновало с тех пор, А «безрадостный вздох» Все плывет и плывет среди гор.
КТО ВИНОВАТ ВО ВСЕМ?
Кто виноват? На ком лежит вина? Виной всему – былые времена… Вчерашний день, исчерпанный до дна… На тех вина – чье дело сторона…
Кто виноват? На ком лежит вина? На песнях, где воспета старина, На снеге, что слежался дочерна, Чью белизну обуглила весна.
Кто виноват? На ком лежит вина? Виновна разведенная жена, Чьих недостатков и не перечесть… Начальник бывший, позабывший честь…
Кто из людей виновен больше всех? Друзья, чьи жены в ссоре, как на грех, Два чудака, кого чужой успех Терзает и порой лишает сна, – Особенно профессии одной: Будь стихотворец или кто иной…
Кто виноват? На ком лежит вина? На госте, что с темна и до темна Гостил, – но все же отбыл наконец… Кто виноват?.. В недобрый час гонец…
Кто виноват? Порою – все кругом: И бывший друг, что сделался врагом, И твой сосед, что строит новый дом, Кто ж без греха? Отвечу я с трудом:
Безгрешен я… Безгрешен ты… Других, Пожалуй, больше не встречал таких, Не видел ни во сне, ни наяву И потому других не назову…
Сегодняшняя боль сойдет на нет, Сегодняшних не станет завтра бед, Болезней после смерти сгинет след… Вчерашний день всегда всему виной! Возможно ли найти ответ иной?..
*
Я на концертах давно не бывал, Хоть не утрачивал к ним интереса… В песню реки и мелодию леса Страстно влюблялся – и все забывал.
Очень давно не ходил я в кино… Вечером поздним, рассветною ранью Звезды считал на небесном экране – Все было звездами озарено!
И на музеи не тратил я дни: Разве заменят твой облик прекрасный, Краскам и кисти ничьей не подвластный, Изображеньем расхожим они?
Новых художников нужно ль корить, – Хоть толковать о них нынче и в моде? Только один есть создатель в природе, Тот, что твой образ сумел сотворить.
От театральной уйдя суеты, Понял я: вся моя жизнь – это сцена. Ты же – любви моей автор бесценный, И героиня любви моей – ты.
Новых стихов не читаю – нет сил! Пушкин… Не знаю поэта новее: Строки твержу я о чудном мгновенье, Что он когда-то тебе посвятил.
КОГДА УСЛЫШАЛ ПЕСНИ ПОЭТЕССЫ ШАЗЫ ИЗ КУРКЛИ
1
Едва я услышал те песни – как мне показалось: Весь мир – это дом безутешного плача и мук… В мелодиях Шазы – смертельная боль и усталость, В тех песнях печальных – отчаянья замкнутый круг.
И вдруг показалось: земля – это свадьбы раздолье, Мечты, что сбылись, у накрытого сбились стола: То песня заздравная Шазы рванулась на волю И людям надежду и светлую радость несла…
2
Тебя обманули, и нет твоей боли предела, Любимый тебя на сердечные муки обрек. Каким же он был недоумком, скакун оголтелый, Что мимо промчался – и свежей травой пренебрег!
Родители выгнали в ночь, и кляня и позоря, Из дома тебя – не самим ли себе на беду? Как Бог допустил, что злодейски срубили под корень Расцветшее дерево в собственном вешнем саду!..
Ты малых детей день и ночь в колыбели качала, Ты горько любила их – пусть родила не в любви… Ночами мелодия странная тихо звучала – Стон раненой лани? А может быть, песни твои?
Ты раненой ланью была… До чего же не скоро До нас твоя песня дошла и в сердца, и в дома… Нам души пронзала мелодией чистой и скорбной И радость дарила, которой не знала сама…
*
Не только лишь песня, а каждое слово Аварцев – сокровище, данное нам. Не слово, а слог из-под отчего крова За жемчуг и злато вовек не отдам.
Блестят не от солнца вершины и кручи – Без речи аварской нет гор для меня. Не мощными волнами море могуче: Напевом родным среди ночи и дня.
И тот не мудрец, кто чужое решает Скорей перенять, позабыв о своем… Сегодня и мертвый язык воскрешают, А мы – на живом языке не поем.
Веками в полях с сорняками воюют, – А сколько их в речи аварской у нас! Целители раны искусно врачуют, – Изранено слово родное сейчас.
Где песен Махмуда былая певучесть? Прозрачность озер? Птичий щебет и свист?.. Аварский язык!.. Тяжела его участь, Болят его зубы… Найдется ль дантист?..
МОЕЙ СТАРШЕЙ СЕСТРЕ ПАТИМАТ
Уже неделя, как не снились мне Отец и мать, укрыты мглой ночною. Два брата, что погибли на войне, Неделя – как не говорят со мною.
Не понимаю, в чем я виноват, Что не раскрыли мне свои объятья Отец и мать?.. Чем плох я, младший брат, Что стороной меня обходят братья?
Определит ли кто вину мою? Что допустил я, преступил, нарушил? Чем дома я или в чужом краю Честь запятнал? Кому я продал душу?
О горы, вы же знаете меня С тех пор, как здесь мне выпало родиться, Вы, реки, что бурней день ото дня: Чего скрывать мне и чего стыдиться?
Перебирая четки дней своих, В окно гляжу в надежде на прозренье: Когда я изменил, в какой же миг Свой цвет, чтоб чье-то заслужить презренье?
Я к старшим уваженья не терял, К больным я не утратил состраданья. Кому я льстил?.. Кому не доверял?.. Не оставлял ли женщин без вниманья?
Печальные вопросы… Кто теперь Мне объяснит, кого же я обидел? Сестра моя, открой скорее дверь, Ах, как же я давно тебя не видел!
…Корову подоила, молока Мне подала она и села рядом: Как мамина, тепла ее рука, Совсем как мама – ободряет взглядом.
Что вновь осиротел, что виноват Я в чем-то, – Говорил до самой ночи. Она в ответ мне: не печалься, брат, Сегодня же увидишь всех воочью…
И жизнь, что многозвучна и пестра, Как вехами, она обозначает: Мать в поле жнет… А старшая сестра Здесь, в сакле, колыбель мою качает.
Как я болел, как холили меня И как я выздоравливал, на счастье… И вся ей вспоминается родня, Все наши радости и все напасти.
Пока текли негромкие слова, Сгустилась тьма, Ночь дню пришла на смену… Коснулась тут подушки голова – И, как ребенок, я заснул мгновенно.
В сон погружаясь, Слышу вдруг: «Сынок…» Подходит мать и смотрит ясным взглядом. «Как хорошо, что вас найти я смог», – Сказал отец, с ней оказавшись рядом.
Родные, как случилось, что во сне Я не встречал вас целую неделю! …Тут оба брата подошли ко мне И рядом сели – будто в самом деле…
Сказали мать с отцом: чтить обещай Свою сестру, в ней – помощь и участье… И братья вслед за ними: навещай Ее за нас за всех – как можно чаще…
…И те слова, проснувшись поутру, Я записал, не ошибиться силясь: «Ты старшую не забывай сестру, Коль хочешь, чтобы мы тебе приснились».
ПРАВЛЕНИЮ СОЮЗА ПИСАТЕЛЕЙ ДАГЕСТАНА С ПРОСЬБОЙ ОСВОБОДИТЬ ОТ ДОЛЖНОСТИ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ
Мотор барахлит, И бензин на пределе. Как только душа моя Держится в теле?
Звонки и приказы, Разборы, раздоры… Пора бы все бросить! – Советуют горы.
И вторят им реки В расщелинах тесных: Оставить все это И вправду уместно.
Немало причин Для такого решенья: Мои недостатки, Мои прегрешенья.
Я грешен: Зачем я тогда соглашался? Я грешен, Что в срок отступить не решался.
Не раз на пиру В ресторане, бывало, Я видел: гостей Выгоняли из зала.
И как бы назад Посетитель ни рвался, Был путь перекрыт: Ресторан закрывался…
Я быть не хочу В этой жалостной роли, Отправлюсь домой я По собственной воле…
Еще до конца я не понял, Не скрою: Кто – Бог или черт – Мною правит порою?
Певец – это дар или долг, И не знаю: Чужда ему Всякая должность иная…
Хоть цену я знаю И слову и славе, Учить сочинителей Вовсе не вправе:
Могу ль наставленья давать И советы, Писать ли им очерки Или сонеты?..
Короче – портфель и ключи Забирайте, Но душу не прячьте И не запирайте!
Я в жизни таких Не писал заявлений: Здесь нет извинений И нет заверений,
Что я, мол, исправлюсь, Усталый и грешный… Но если понадоблюсь – Адрес мой прежний.
Вы подпись заверьте, Не споря, не ссорясь: Гамзатов Расул, Из Цада стихотворец.
*
Тебя проклинаю, цензура любви!.. Тебя отменили, когда постарел я… Когда же, юнец, и любил и горел я, Страдали любовные строчки мои.
Завеса снимается только сейчас, Когда так далек я от первых свиданий… Увидеть целующихся на экране Когда-то зазорным считалось у нас…
К дороге ли дальней колес перестук? Давно голова моя стала седою – Задолго еще до знакомства с тобою, О Дания, школа любовных наук.
Глаз чешется правый… Наверно, к добру, К дороге… Не лес ли Булонский я вижу? Гуляю не в Ботлихе я, а в Париже, В раю, засыпающем только к утру.
Моя голова укоряет меня: «Арба твоей страсти скатилась в ущелье…» Но я все мечтаю добраться до цели – В столицу любви, что сияет, маня.
Седой, я все тем же желаньем горю, И с разумом сердце никак не смирится, – Все рвется куда-то, куда-то стремится: – Возьму Копенгаген! Париж покорю!..
«Зачем Копенгаген тебе и Париж?.. Ведь я – и твой век и твое мирозданье!» – Смеется жена – как бы мне в назиданье… Согласен, – все правда, что ты говоришь…
РЕЖЕ СТАЛ Я ПИСЬМА ПОЛУЧАТЬ
Я проснулся и глаза протер: Тот же синий над землей шатер, Тот же синий ящик на стене – Открываю: что там пишут мне?
Всякий раз я шелесту страниц Радовался, как прилету птиц… А теперь свой оставляют след Буквы-зубы утренних газет.
Реже стали письма приходить… Да чего там раны бередить! Как теперь об этом ни жалей – Глуше голос белых журавлей.
Ах, как раскричались воробьи, Заглушив мелодии любви!.. Лирику – созвучие сердец – Топчет публицистики свинец.
Злостью обернулась злоба дня, Грозно наступает на меня. Зависть, поражая наповал, На исходе века правит бал…
Я хочу других предостеречь: Нелегко согласье уберечь, Чтоб звучала вновь и вновь во мне Музыка, рожденная в огне…
Прячущий – набрав мешок камней, Примеряет, как бы побольней, Поточнее кинуть и попасть И потом – порадоваться всласть!..
Реже пишут мне с недавних пор И не видят будто бы в упор Чистый взор твой, красоту твою, Все – о чем я столько лет пою.
Как слова признанья ни лови, Стало мало места для любви, Реже стали (мама, каюсь я!) Посещать могилы сыновья…
Реже письма пишут мне теперь: Будто кто-то вдруг захлопнул дверь… Рвутся связи – нити меж людьми: Стало мало места для любви.
Нынче письма реже пишут мне… Плеть чужая на моем коне Тяжких ран оставила следы – Грозный знак несгинувшей беды…
Но сказал мне близящийся век: Ты не падай духом, человек… Отгорит пожар, сойдет на нет – Снова станет виден белый свет.
Вновь любви живые огоньки Вспыхнут – негасимы и легки, И на остров песен – дай лишь срок! – Хлынет писем вновь живой поток.
В синем небе солнечный венец Вновь заметят люди наконец… Вечно будет солнце кочевать, Жизнь дарить и раны врачевать…
Ведь бессмертны свет и высота И твоей горянки красота!..
*
Любовь великие поэты Встречают в юные года. А к маленьким – и в зрелых летах Она приходит не всегда.
Случается и так, что все же Любовь совсем минует их, И на ворон они похожи, Сидящих на ветвях нагих…
Мне кажется, любовь со мною Одновременно рождена, Со мной ни летом, ни зимою Не разлучается она.
Не мал и не велик – нередко Я муки от нее терпел, Но никогда на голых ветках Любовных песен я не пел.
О МОИ ДРУЗЬЯ!
О мои друзья, мои друзья!.. Чуете, откуда ветер дует? Радуется или негодует – Дует, одобряя иль грозя?
О мои друзья, мои друзья! На опасных, на крутых высотах О нежданных ваших поворотах Узнаю из песен ветра я.
О мои друзья, мои друзья! Гляньте, как летит река в ущелье, – В тех рыбешках, что несет теченье, Узнаю иных знакомцев я.
Изменились времена… И что ж? Сколько ж их теперь, скажи на милость, Всяческих героев объявилось! С ходу их, пожалуй, не сочтешь!
Много их, почувствовавших власть, Тех, что в наглости трусливо грубой Хищнику, утратившему зубы, – Руки льву суют отважно в пасть.
Так вот и случается оно: Нет боеприпасов – нет вопросов: И едва ль не каждый здесь – Матросов, Только пулемет заглох давно…
О друзья! Под широтой небес Сколько воробьев средь нас, поэтов… Где орлы, стремящиеся к свету Ветру встречному наперерез?!
Знайте, рыба ценная плывет Не в потоке, а борясь с теченьем! Повторяю это со значеньем: Кто понятлив, думаю – поймет.
Ну а те, кого пленяет власть, Кто стремится к власти тихой сапой, Помните, у льва остались лапы: Стоит ли к нему – руками в пасть?
Ты – двойственна. В тебе две тайны. Но безоглядно все терпя, С тобой не спорю не случайно – Куда я денусь без тебя?
В тебе – два лика, две натуры, И я с обеими в ладу: Ведь коль с одной поссорюсь сдуру, – В другой – поддержки не найду.
В тебе Восток и Запад слиты, Соединились навсегда Святые башни, стены, плиты… А я мечусь туда-сюда.
Взгляну на Запад – вмиг осудит Меня Восток, непримирим, И долго, долго помнить будет Мои огрехи перед ним…
Ты – двойственна: зима и лето В тебе… «Не по душе зима? Что ж, в Африку беги!..» – советы Мне с легкостью даешь сама.
Нет, в Африку не собираюсь – Люблю в горах я снег седой… Будь в двух обличьях!.. Постараюсь Я быть в одном: самим собой.
ПРОРОКИ
Есть в моем отечестве пророки, Доводилось их встречать и мне, Где громокипящие потоки Рождены в безмолвной вышине.
И под силу им на годекане, Не из книг ученых исходя, Предсказать событие заране, Словно зарождение дождя.
И они, как древние пророки, Пашут землю и пасут стада И порою складывают строки, По которым движется звезда.
Брать уроки мне у них не ново. И в соседстве соплеменных гор Осаждаю собственное слово Перед словом их я до сих пор.
САН-МАРИНО
Угодив в объятья горных склонов, Где полно лазури и кармина, Я дорогой римских легионов Прибыл в государство Сан-Марино.
На гербе не лев и не волчица, А трех перьев яркое обличье, Из которых каждое годится, Чтоб представить миру Беатриче.
А на пьедесталах – не владыки, Не в лихих доспехах генералы, Матерей божественные лики Здесь вознесены на пьедесталы.
Сан-Марино горная Венера, Что всегда достойна звездной свиты. Двадцать два ее карабинера, Двадцать две высоких синьориты.
Бонапарт, что захватил полмира, Осадив коня у виадука, Сдался в плен при виде Сан-Марино, И Амур сразил его из лука.
Я и сам – поклонник женщин милых, Под сквозным шатром ультрамарина Нынче, очарованный, не в силах Взгляда отвести от Сан-Марино.
Розы расцветают у порогов, Тянет с моря запахом арбузов. Нет ни КГБ здесь, ни налогов, Тюрем и писательских союзов.
И в родных горах, чьи круче скаты, Пожелать имеется причина Всем меня избравшим в депутаты Магазинных полок Сан-Марино.
Дагестан мой, мне сегодня снилось: Что свободно с небом воедино На твоей ладони уместилась Вся страна, чье имя Сан-Марино.
*
«Великий Боже, окажи мне честь, Скажи, А много ль праведников есть Среди покойных, что погребены В подножье красной стрельчатой стены?»
«И там, – ответ был, – праведники есть, Но можно их по пальцам перечесть». Подумал я: «Покину мир, когда Найду приют на кладбище в Цада.
И праведников круг меня приемлет. И горная гряда, Венчая окоем, Пребудет в изголовий моем».
НЕ УВЯДАЙТЕ, ТРИ ЦВЕТКА
Лежать измучился в постели, А встать с нее – невмочь пока. В палате белой, как в метели, Не увядайте, три цветка.
Мне о любви напоминайте, Как будто о весне зимой. Молю я вас – не увядайте, Возвысьте дух ослабший мой.
Болят исколотые вены, В груди тревога и тоска, Моей любви, надежды, веры, Не увядайте, три цветка.
За окнами плывут, как плыли, По воле ветра облака. И хоть пера держать не в силе, Не увядайте, три цветка.
Три возраста моих со мною, Со мной три дочери мои, Кавказ, повитый вышиною, И неба звездные рои.
В душе живет неодолимо, Связуя дни, года, века, Все то, что свято и любимо… Не увядайте, три цветка.
Наверно, за мои страданья Навеяли вы этот стих. Подайте сердцу упованье, Я не окончил дел земных.
*
Россия, больно мне, не скрою, Бывает уроженцу гор, Когда чернит тебя порою Разноплеменный оговор.
В жилье иного азиата Погаснет пламя очага, И слышу: ты, мол, виновата, Твои метельные снега.
Меня охватывает горесть, Когда корит тебя со зла Нахальной молодости горец, По пьянке выпав из седла.
Обязан в отческом пределе Еще до первых школьных книг В уста входить нам с колыбели Отца и матери язык.
Но в дружбе клявшийся давно ли, Иной винит тебя, двулик, Что по твоей, Россия, воле Он предал собственный язык.
Хоть вознесла сама на кручи Ты громовержцев молодых, Но всей планеты видят тучи Они лишь в небесах твоих.
Судьбой прекрасна и кромешна, Ты перед нацией любой Была порою небезгрешна, Как небезгрешна пред собой.
Вражда людская будь неладна, И впредь любви связуй нас нить. Махмуду с Пушкиным отрадно Вовеки кунаками быть.
БЫЛИ ЛЮДИ МОЛОДЫЕ
Были люди молодые, Были, были, Да с коней они упали В клубах пыли.
Молодые люди были, Всадники державы, Да с коней они упали В клубах славы.
И когда я вижу скалы В незакатном свете, Предо мною возникают Люди эти.
Были люди молодые, Были, были. Я их глаз от звезд сегодня Отличить не в силе.
В их глаза смотрелось время Горя и отрады, Отражались лики женщин Пламенной плеяды.
Были люди молодые, Были, были. Ах, когда бы их лихую Удаль не забыли.
И со мной они, покуда Сам еще в седле я. С каждым годом, с каждым годом Мне они милее.
Были люди молодые, Не томясь тщеславьем. Всех имен не перечислишь, Нет числа им.
И когда я с ними встречусь, Позабыв тревоги, И меня помянет кто-то На земном пороге.
МОЕМУ УЧИТЕЛЮ ЗАЙИРБЕРГУ АЛИХАНОВУ, СОБРАВШЕМУ СЕМЬ ТЫСЯЧ АВАРСКИХ ПОСЛОВИЦ
Благодарю тебя, мой муаллим , За то, что ты, не ведая гордыни, Пред взором встрепенувшимся моим Сокровища свои являешь ныне.
Богатств я много видел на веку Из янтаря, из серебра, из злата. Я видел табуны, что на скаку Перелетали пропасти крылато.
Но твой табун в отеческих местах Хоть и летуч, но все же не таков он, Не потому ль, что звездами подкован У племени аварцев на устах?..
Благодарю тебя, мой муаллим! В горах забудут подвиг твой едва ли. И нет цены всем скакунам твоим, Где за коня полцарства отдавали.
