Текст книги "Собрание стихотворений и поэм"
Автор книги: Расул Гамзатов
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 62 страниц)
*
В Индии считается, что змеи Первыми на землю приползли. Горцы верят, что орлы древнее Прочих обитателей земли.
Я же склонен думать, что вначале Появились люди, и поздней Многие из них орлами стали, А иные превратились в змей.
*
Вот родился маленький джигит, – Мне мерещится, что я родился, Где-то свадьба пляшет и шумит, – Мне мерещится, что я женился.
Где-то в поле человек убит, Где-то мать над павшим сыном стонет, Где-то плачут женщины навзрыд. Мне мерещится: меня хоронят.
*
Поэт обходить не научен беду, А радости сами проносятся мимо. И я – Ленинград в сорок первом году, И я – в сорок пятом году Хиросима.
Еврея – в Треблинке сжигают меня, Я в Лидице – чех, я – француз в Орадуре. Где б ни был пожар, не уйти от огня, Где гром ни гремел бы, я гибну от бури.
*
Хоть и давно я слышал сказку эту, Она мне вспоминается опять: Взяв за руку, водил по белу свету Скорбящий сын свою слепую мать.
Он шел и шел и вылечил старуху, И свет дневной увидела она… Земля слепая, дай скорее руку, Пойдем со мною, ты прозреть должна.
*
Все хлопают, все поздравляют стоя Меня с очередною из наград. А я не рад, я вижу: эти двое Глядят в глаза мне и меня корят.
Они за мною следуют повсюду, Их лица и мое – лицо одно.. Один старик, тот, кем я скоро буду, Другой – мальчишка, кем я был давно.
*
На камушках гадалка мне гадала, Судьбу мою гадалка предсказала. «Прекрасна цель твоя, – она сказала, – Но в жизни у тебя врагов немало».
Постой, гадалка, не трудись напрасно, Ведь ясно без гаданья твоего: Когда у человека цель прекрасна, Противников немало у него.
*
Я негр своих стихов. Весь божий день Я спину гну, стирая пот устало. А им, моим хозяевам, все мало: И в час ночной меня гонять не лень.
Я рикша, и оглобли с двух сторон Мне кожу трут, и бесконечна тряска, И тяжелее с каждым днем коляска, В которую навек я запряжен.
*
Поэзия, ты сильным не слуга, Ты защищала тех, кто был унижен, Ты прикрывала всех, кто был обижен, Во власть имущем видела врага.
Поэзия, с тобой нам не к лицу За сильным возвышать свой голос честный, Ты походить не можешь на невесту, Которую корысть ведет к венцу.
*
Самосохранение – забота. Люди, нам сопутствует боязнь. Слышишь: в доме том, страшась чего-то, Плачет человек, едва родясь.
Вечная боязнь куда-то гонит По земле весь человечий род. Слышишь, в этом доме тихо стонет Старый горец в страхе, что умрет.
*
Двадцатый век сурово хмурит брови, Мы дети века, стыд нам и позор: Ведь никогда так много лжи и крови Не проливалось в мире до сих пор.
Двадцатый век устало щурит веки, Мы дети века, честь нам и хвала: Быть может, никогда, как в нашем веке, Мир не боролся против лжи и зла.
*
Я ничуть не удивляюсь, что ж – Будет так и было так от века: Яд и злоба, клевета и ложь Насмерть поражают человека.
Но никак понять мне не дано, Почему порою так бывает – И любовь, и правда, и вино Тоже человека убивают.
*
Буддисты верят – смерти нет для них, Что все равно душа их воплотится В существ земли каких-нибудь других – Не в человека – так в цветок иль птицу.
Каков бы ни был – малый иль большой, Я, стихотворец, мог ли не стремиться К тому, чтобы при жизни стать душой И человека, и цветка, и птицы.
*
«О снежные горы и снежное поле, Как я одолел вас ненастной порой?» «Ты смог одолеть нас не оттого ли, Что песня и друг были рядом с тобой?»
«О горная речка с крутым водопадом, Как мог перейти я твой бурный поток?» «Когда бы не песня, не спутник твой рядом, Вовек ты меня одолеть бы не смог».
*
Я хочу, чтобы люди давали ответ На эти вопросы всегдашние: «Холодно вам?» – «Нет» «Страшно ли вам?» – «Не страшно».
Я шел по земле, где беда и нужда, Встречал я людей озабоченных. «Холодно вам?» – «Да». «Голодно вам?» – «Да». «Страшно ли вам?» – «Очень».
*
Компрессы, шприцы и кислород из трубки, Воюют жизнь и смерть, и до утра Хлопочет, словно белая голубка, У изголовья моего сестра.
О песнь моя, написанная кровью, Мучительно я думаю порой: Ты хоть однажды в чьем-то изголовье Была ли милосердною сестрой?
*
Наш мир – корабль. Он меньше и слабей Его одолевающего шквала. И в трюмах много женщин и детей, А тех, кто может плавать, очень мало.
И если вспыхивает на борту вражда, И если драку матросня затеет, Что станет с кораблем, что ждать тогда Всем слабым, всем, кто плавать не умеет?
*
Смирись, Кавказ, идет Ермолов. А. Пушкин
Нет, не смирялись и не гнули спины Ни в те года, ни через сотню лет Ни горские сыны, ни их вершины При виде генеральских эполет.
Ни хитроумье бранное, ни сила Здесь ни при чем. Я утверждать берусь: Не Русь Ермолова нас покорила, Кавказ пленила пушкинская Русь.
*
На лбу твоем алеющий кружок Горит, как на письме печать, о Индия. Я вскрыл конверт и по дорожкам строк Иду, хочу тебя понять, о Индия.
Я вижу всюду нищие дома. Я много писем получал, о Индия. Но горестнее твоего письма До сей поры я не читал, о Индия.
*
Вот Тадж-Махал. На этой башне старой В далекие столетья при луне Слагали песни пленницы Акбара И плакали по отчей стороне.
Те песни и теперь не отзвучали, Хоть от рожденья их прошли века. Как долги и длинны пути печали! Как радости дорога коротка!
*
Проносят жениха на свадьбе в Дели, И музыканты проявляют прыть. Родные лет пятнадцать скудно ели, Копя гроши, чтоб свадьбу оплатить.
И молодым еще придется годы Пот проливать, чтоб вылезть из долгов. Порой свобода малого народа Оплачена, как свадьба бедняков.
*
Когда б жестокосердье человечье Могло бы превратиться в снег и лед, Была бы на планете стужа вечной От южных и до северных широт.
Когда бы стала доброта людская Водою родниковой, то всегда На всей земле от края и до края Журчала бы прозрачная вода.
*
Порой мне кажется: я целина. То прогибаюсь я от урожая, То чахну я и сохну, не рожая Ни колоска, ни стебля, ни зерна.
Мне мнится: – я хранилище зерна, Оно от хлеба ломится порою, Порой зимою в нем лишь ветер воет. И всем грозит голодная весна.
*
Везде поэты ропщут, что стихов Не ценят люди и не понимают, И тещи разных стран своих зятьев За невниманье к женам укоряют.
Равно клянут шоферы всей земли Полицию со злобою привычной. Я понял, что у всех людей земли Гораздо больше сходства, чем различья.
*
Если бы сочувствие людей Стать могло бы для голодных пищей, На камнях калькуттских площадей Не было б изможденных нищих.
Если бы сочувствие людей Стать могло бы крышею огромной, Камни истамбульских площадей Не были бы домом для бездомных.
*
Когда-то в старину карали строго Людей, дерзавших рисовать людей. Считалось: подобает только богу Все смертное творить рукой своей.
У человека много черт, которых Не передаст ни краска, ни узор. Ведь на картинках даже лес и горы Бледнее истинных лесов и гор.
*
В Хиросиме этой сказке верят: Выживает из больных людей Тот, кто вырежет, по крайней мере, Тысячу бумажных журавлей.
Мир больной, возьми бумаги тонкой, Думай о бумажных журавлях, Не погибни, словно та японка, С предпоследним журавлем в руках.
*
Долго я ходил по белу свету. Видел много совершенных книг. А сама великая планета – Рукопись, вернее, черновик.
Сколько в ней неправильных заглавий, Сколько строчек заключают зло! Вот бы все изъяны в ней исправить, Все переписать бы набело.
*
Говорят, что раньше сотворенья Прозвучало слово в первый раз. Что в нем было: клятва ли, моленье? Что в нем было: просьба ли, приказ?
Чтобы мир спасти от разрушенья, Может, слово надо нам сейчас. Пусть в нем будет клятва и моленье, Пусть в нем будет просьба и приказ.
*
Что слепому все темно кругом, Вовсе не безлунье виновато, И не виновато поле в том, Что живет крестьянин небогато.
Что зимой босому нелегко, Стоит ли винить мороз проклятый? Что людское горе велико, В этом сами люди виноваты.
*
На уроке учитель мне глобус вручал. Хоть порой и грешил я неверным ответом, Не холодный картон я к груди прижимал, А весь мир, уместившийся в глобусе этом.
Мир теперь умещается в сердце моем, Он во мне весь как есть – от позора до славы. Это в сердце моем дальний слышится гром, И шумят города, и враждуют державы.
*
Я возвратился из далеких странствий, И матери погибших сыновей Спросили, не встречал ли дагестанцев На дальних берегах чужих морей.
И согрешил я ложью неподсудной, Сказал: мол, встретился земляк один. И матери замолкли, веря смутно, Что это их давно пропавший сын.
*
За синим океаном, в дальней дали, Я видел розы дивной красоты, Мне каждый раз они напоминали Цадинские весенние цветы.
За морем люди с разным цветом кожи Мне часто улыбались, и всегда Я был уверен, что они похожи На аульчан из нашего Цада.
*
Уж двадцать лет, как двое братьев милых Погибли в неизвестном мне краю, И двадцать лет во сне на их могилах Я – третий брат – стою и слезы лью.
Весь мир исколесив, сумел понять я: В любом краю земли, в любой стране Все люди мира – тоже третьи братья Погибших и пропавших на войне.
*
Шар земной, для одних ты арбуз. На куски Разрезают тебя и кромсают зубами. Для других ты – лишь мяч, и, толпясь, игроки То хватают тебя, то пинают ногами.
Шар земной для меня не арбуз и не мяч. Шар земной, для меня ты – лицо дорогое, Я слезинки твои утираю – не плачь, Кровь смываю твою и пою над тобою.
*
В горах у нас, – так люди говорят, – Была межа границею наделов, Но если вдруг обрушивался град, Сметая все, на межи не глядел он.
Разделена границами земля, Но если град иль буря разразится, Они не спросят, чьи это поля, И не посмотрят, где идет граница.
*
Летят по небу голубые птицы. Пытаюсь я их сосчитать с земли; Две, три, четыре, десять, двадцать, тридцать… Не досчитал, все расплылось вдали.
Как стая птиц, летят года за горы, Я их считаю, провожая вдаль: Два, три, четыре, десять, двадцать, сорок… И не понять мне, стая велика ль.
*
И снова, снова черный ворон ищет Жилье, откуда не выходит дым. Как вестник смерти кружит над жилищем, Покинутым хозяином своим.
О люди, пусть ваш дом достатком дышит, Пусть озарят его покой и труд, Пусть не кружится воронье над крышей, Пусть ласточки над крышей гнезда вьют.
*
Я побывал под тысячью созвездий, Я видел мир, лежащий под луной. И мир большой, который я изъездил, Теперь повсюду следует за мной.
Сейчас светает, я лежу в больнице. Я тяжко болен вот уж много дней, И мир огромный, что во мне таится, Лежит со мною: он меня больней.
*
Стремились люди в солнечные дали И оставляли холмики могил, Еще под Перекопом умирали Те, кто дорогу к звездам проложил.
Достигли дальних звезд не все герои, И, Валя Терешкова, ты склонись Над прахом Лизы и могилой Зои, Без них и ты бы не взлетела ввысь.
*
О нашем крае всем краям подлунным Я, как хотелось, рассказать не мог, С собой носил я полные хурджины, Да вот беда – их развязать не мог.
И звонкой песни на родном наречье Я о подлунном мире спеть не мог. Я кованый сундук взвалил на плечи, Но сундука я отпереть не мог.
*
Капли на щеки поэта упали. На правой щеке его и на левой. То капля радости, капля печали. Слезинка любви и слезинка гнева.
Две маленькие капли, чисты и тихи, Две капли бессильны, пока не сольются, Но, слившись, они превратятся в стихи, И молнией вспыхнут, и ливнем прольются.
*
Я видел все, объездив белый свет: Картины, корабли и храмы божьи. И говорили мне: «Такого нет, Чего содеять человек не может!»
Я шел, я видел: рушились в огне Картины, корабли и храмы божьи. «Такого нету, – говорили мне, – Чего содеять человек не может!»
*
Птицы, оперившись, улетают, Прочь спешат из отчей стороны. И порою люди умирают Не на той земле, где рождены.
Человек живет и вдаль стремится, Хочет он догнать свою мечту. Так и умирает, словно птица, Сердце надорвавши на лету.
*
Помню, я в чужом краю гостил, Видел, как поэты состязались, Как друг друга, не жалея сил, Перепеть любой ценой старались.
Был мне непонятен этот спор. Что за блажь перепевать друг друга! Сильному уступишь – не позор, Слабого осилишь – не заслуга.
*
Есть друзья, что не клянутся в дружбе, Но они с тобой в твой черный час. Чувство дружбы – свято, и не нужно В верности божиться всякий раз.
Есть поэты, что писать не смеют И не написали ни строки… Мудрые, они не разумеют Тех из нас, что, снявши с неба, клеют Звезды на бумажные листки.
*
Сперва тебя я другом называл, Но был ты лишь лжецом себялюбивым, Потом, что ты мне враг, я полагал, Ты оказался подлецом трусливым.
Ну что ж, не плачу я, судьбу кляня, С тобой не знаясь нынче, как бывало. На свете, слава богу, у меня И без твоей вражды врагов немало!
*
Оставьте одного меня, молю, Устал я от дороги и от шума, Я на траве, как бурку, расстелю Свою заветную мечту и думу.
О люди, подойдите же ко мне, Возьмите в путь, – я никогда не думал, Что будет страшно так наедине С моей мечтой, с моей заветной думой.
*
Однажды утром мать меня спросила: «Сынок, скажи мне, быть ли вновь войне? Я нынче слезы видела во сне, Я слышу шум, я двери затворила».
«Не бойся, мама, этот шум иль шорох Пускай твоих не беспокоит снов: То жабы квакают в своих гнилых озерах И напугать хотят степных орлов».
*
Утро и вечер, солнце и мрак – Белый рыбак, черный рыбак. В мире как в море; и кажется мне: Мы, словно рыбы, плывем в глубине.
В мире как в море; не спят рыбаки, Сети готовят и ладят крючки. В сети ли ночи, на удочку дня Скоро ли время поймает меня?
*
«Радость, помедли, куда ты летишь?» «В сердце, которое любит!» «Юность, куда ты вернуться спешишь?» «В сердце, которое любит!»
«Сила и смелость, куда вы, куда?» «В сердце, которое любит!» «А вы-то куда, печаль да беда?» «В сердце, которое любит!»
*
Люди, мы утром встаем и смеемся. Разве мы знаем, что день нам несет? День настает, мы клянем и клянемся; Смотришь, и вечер уже у ворот.
Наши сокровища – силу и смелость – День отнимает у нас, уходя… И остается спокойная зрелость – Бурка, надетая после дождя.
*
Даже те, кому осталось, может, Пять минут глядеть на белый свет, Суетятся, лезут вон из кожи, Словно жить еще им сотни лет.
А вдали в молчанье стовековом Горы, глядя на шумливый люд, Замерли, печальны и суровы, Словно жить всего им пять минут.
*
Когда пороком кто-то наделен, Мы судим, и кричим, и негодуем, Мы пережитком дедовским времен Все худшие пороки именуем.
Тот карьерист, а этот клеветник, Людей клянущий в анонимках злобных. Но деды здесь при чем? Ведь наш язык В те времена и слов не знал подобных!
*
На сабле Шамиля горели Слова, и я запомнил с детства их: «Тот не храбрец, кто в бранном деле Думает о последствиях!»
Поэт, пусть знаки слов чеканных Живут, с пером твоим соседствуя: «Тот не храбрец, кто в деле бранном Думает о последствиях!»
*
Не верю в чудеса и провидение, Но пусть вступает смерть в свои права, Пускай возьмет меня в свои владения И, взяв, отпустит года через два.
Чтоб, возвратившись из предела дальнего, Я мог оставленное оглядеть, К тебе вернуться, если ты печальная, А если нет, так снова умереть.
*
Кипит котел, но пища не готова, Судить о ней пока что не пора, Поскольку вкус хинкала или плова Нельзя узнать по запаху костра.
Пандур играет то сильней, то тише, Но не спеши с сужденьем, погоди. Покуда слов ее ты не услышал, О песне торопливо не суди.
*
В ауле созывают джамаат, Пусть праздник будет после трудных буден. Сперва, как полагается, доклад, Потом веселье: и пандур, и бубен.
Проходит время, тянется доклад Об алкоголе, о труде, о счастье, Не слыша бубна, и пандуры спят, А люди ждут художественной части.
*
Вина приготовь, сухарей захвати – Поделишься с другом в пути, С собою кинжал поострей захвати – Спокойнее будет идти!
Я вышел в дорогу, я вышел давно, Лишь песню с собою взял. С друзьями она – сухари и вино, С врагами она – кинжал.
*
«О горные орлы, что вас влечет Сюда, где снег в любое время года?» «Мы ни тепла не ищем, ни щедрот, Здесь высоту дарует нам свобода».
«О земляки мои, что вас влекло Сюда, где трудно обуздать природу?» «Нас привели не благо, не тепло – Нам высота сулила здесь свободу!»
*
Пусть море говорит, а ты молчи, Не изливай ни радости, ни горя. Великий Данте замолкал в ночи, Когда у ног его плескалось море.
Людьми заполнен берег или пуст, Дай морю петь, волнам его не вторя. И Пушкин – величайший златоуст – Молчал всегда, покамест пело море.
*
Я у окна сижу дождливым днем. За стеклами туман; на стеклах капли. Дождь льет и льет, омыто все дождем: Вдали хребты, вблизи дворцы и сакли.
Невидимо за сеткою густой Ни то, что далеко, ни то, что ближе, – Льет дождь, и, кроме жизни прожитой, Закрыв глаза, я ничего не вижу.
*
Поэма окончена. Соткан ковер. Но хвастать пока погодите: Расправьте углы, оглядите узор, Отрежьте торчащие нити.
Поэма дописана. Клин яровой Запахан, но труд свой вчерашний Еще огляди и пройди бороздой – Остались огрехи на пашне.
*
Сидели старцы, сдвинув бурки с плеч. Когда я слышал речи их и споры, Я понимал, что, вдруг обретши речь, Друг с другом так же говорили горы.
Когда я утром слышал смех детей, Который оглашал весельем дали, Я думал, речки родины моей, Обретши речь, вот так бы лепетали.
*
«Ты играть разучилась, зурна. Где былая певучесть и сила?» «Нет, как исстари, песня звучна, Это уши тебе заложило».
«Ты, зурна, мне теперь не мила, Ты поешь равнодушней, чем пела». «Я осталась такой, как была, Это сердце твое очерствело!»
*
Рокочут ручьи, и гремит водопад, Вдали исчезая где-то, Смеются потоки, и реки шумят, Как подвыпившие поэты.
Зачем ты шумишь и смеешься, вода, Навеки свой край покидая?.. Я с печалью всегда, я молча всегда Ухожу из родного края.
*
Много чувств бурлит в моей груди, До сих пор ни с кем не разделенных. Слов немало спит в моей груди Лучше слов, уже произнесенных.
Выросший на зависть всем цветам Дорогой цветок держу под спудом. Золото, что я еще раздам, Прячу в тайнике еще покуда.
*
Писал поэт стихи жене: «Ты свет мой, и звезда, и зорька. Когда ты рядом – сладко мне, Когда тебя не вижу – горько!»
Но вот жена – звезда и свет – Явилась, встала у порога. «Опять ты здесь, – вскричал поэт, – Дай мне работать, ради бога!»
*
Песня о любви большой Не бывает велика. Чувство краткое порой Долгую рождает речь.
Сделав круг, орел степной Улетает в облака. Чтоб чирикать день-деньской, Прилетает воробей.
*
Нетрудно в горе слезы проливать, Но слезы в час беды сдержать трудней. Прошедшее нетрудно проклинать, О нем правдиво рассказать трудней.
Как гости, годы к нам приходят в дом, И так бывает, – кто ж тому виной? – Гостей хвалой встречаем, а потом Клеймим и проклинаем за спиной.
*
Эй, человек с широкою спиной, Уйди, не стой перед моим окном, Не заслоняй собою свет дневной, Уйди, не стой перед моим окном.
Там в мире – горы снежной белизны, Там в море – парус в мареве дневном, А мне видна лишь тень твоей спины, Уйди, не стой перед моим окном!
*
Если дни – стволы древес, Жизнь людская – это лес. Сколько уж погублено, много ль еще не срублено Деревьев в лесу моем?
Если день – один скакун, Жизнь людская – весь табун. Сколько их разбежалось, а много ль еще осталось Коней в табуне моем?
*
Вот я у камина в доме дедовом, Где огня давно не зажигали, Кто когда-то здесь сидел-беседовал, Те сюда воротятся едва ли.
Но во тьме темнеют камни сонные, И садятся в полукруг мужчины, Памятью моею озаренные, Словно прежним пламенем камина.
*
Напрасно плачешь ты, меня ревнуя, Несправедливо ты меня коришь. Я, может быть, и вспомню ту, другую, Когда мне ты обиду причинишь.
Верь, не она – хоть ты ее не хвалишь – В моей судьбе играет злую роль. Она и помнит обо мне тогда лишь, Когда другой ей причиняет боль.
*
Кажется мне: все тускнеет и старится. Все, что мне нравится, все, что не нравится, Все разрушается день ото дня, Все изменяется, кроме меня.
Жизнь отрезвляет нас время от времени, Возраст карает нас время от времени: Больно, когда замечаешь ты вдруг, Как постарел твой ровесник и друг.
*
Горной речки глупая вода, Здесь без влаги трескаются скалы, Почему же ты спешишь туда, Где и без тебя воды немало?
Сердце, сердце, мне с тобой беда, Что ты любящих любить не хочешь? Почему ты тянешься туда, Где с тобою мы нужны не очень?
*
«Ранние гости недолго гостят», – У нас говорят в народе. Любовь еще утром явилась в мой сад, Уж вечер – она не уходит.
«Я дал тебе, гостья, хлеб и вино, Скорей уходи, не мешкай!» «Я не гостья твоя, хозяйка давно», – Отвечает она с усмешкой.
*
С чем мне сравнить мою любовь? Бог весть! С письмом на промокательной бумаге, Где очень просто обнаружить знаки, Но далеко не просто их прочесть.
С чем мне сравнить мою любовь? Бог весть! С первоначальным шепотом ашуга, Когда поет он, не рождая звука, Когда еще нет слов, но песня есть.
*
Только я подумал: нет сейчас Удали, царившей здесь когда-то, Как в андийской бурке мимо нас Лихо пролетел джигит усатый.
Может статься, прав я не вполне И не так уж безнадежно дело… Те, кто рядом шел, сказали мне: «Это был инспектор финотдела!»
*
Не печальтесь, кумык и эстонец, Что народ ваш числом не велик. Можно видеть из малых оконец Океан и большой материк.
Пусть пространством одарен не щедро Отчий край с незапамятных пор, Могут быть необъятными недра Невысоких разрушенных гор!
*
Зачем кривить душой, когда не раз Бывало так, что шли мы на уступки? Нас время гнуло, время било нас, Мы совершали мелкие поступки.
Пусть будет жизнь трудна и не сытна, Бери меня в любые переделки, Но не прощай, Великая страна, Ты никому из нас поступков мелких.
*
«Где, горянка, твои наряды, Что ты ходишь в старом платке?» «Я нарядам своим не рада, Все лежат они в сундуке».
«Для чего им, горянка, мяться, Для того ли они нужны?» «Тот, пред кем бы мне наряжаться, Не вернулся ко мне с войны!»
*
Я на земле, как в море, – то всплываю, То вниз иду, где не видать ни зги. Произношу какие-то слова я, А вместо них лишь пена да круги.
Мы на земле, когда бывает туго, Как в море, где не ходят корабли, Плывем, и нет спасительного круга, Нет маяка, нет берега вдали.
*
Люди, почему вы так медлительны? Черепахи скупы на движенья, Их медлительность не удивительна: Черепахам жить сто лет, не менее!
Люди, почему вы так стремительно Скачете, как зайцы в чистом поле? Торопливость их не удивительна: Зайцам жить всего пять лет, не более.
*
Махая над землей платком широким, Нас поутру приветствует восход. Махая над землей платком широким, Прощальный знак закат нам подает.
Мне кажется: клонясь к земле все ближе, Не солнце – сам я плавлю небосвод И, опускаясь ниже, в свете рыжем Сквозь слезы вижу свой былой восход.
*
Сердце джигита – горящий костер. Девушка, будь осторожна: Можно огонь погасить, разорить, Искрой обжечься можно.
Сердце джигита – острый кинжал. Девушка, будь осторожна: Можно кинжал уронить, затупить, Руку поранить можно.
*
Такие вершины и скаты бывают – С утра до заката их свет озаряет. Бывают такие ущелья и слоны, Куда проникает лишь свет отраженный.
О солнце мое, золотое светило, Чей склон, чье жилье ты собой озарило? В какой я теснине на дне поселился, Что свет твой поныне ко мне не пробился?
*
Жалко парня: дождик все сильней, Дождь такой, что к ночи не уймется. Должен парень с милою своей Встретиться, да, видно, не придется.
Жаль девчонку: у своих ворот Ждет она, девчонке не до смеха. Дождик льет, и милый не идет. Неужели дождь ему помеха?
*
Если бы мужчины гор Обладали бы крылами, То среди орлиных гор Были бы они орлами.
Если женщины у нас Обладали бы крылами, Славился бы мой Кавказ Горлинками – не орлами.
*
Что делать мне с сердцем моим? Оно Твоей подчинилось воле, С ним сладить теперь тебе мудрено, А мне и тем боле.
Как ребенка, сердце мое брала Ты в руки еще недавно. Но ты его удержать не могла, А я и подавно.
*
В горах ручьев и речек изобилье, В ручьях и речках чистая вода. Из ручейков и речек воду пили Отары туч и облаков стада.
Я ждал тебя, прислушивался, ты ли Идешь к ручьям, где чистая вода. Но ты не шла к ручьям. К ручьям спешили Отары туч и облаков стада.
*
С туч свинцовых белой стаей Снег летит апрельским днем, Но, увидев землю, тает, Прилетает к ней дождем.
Я к тебе крутой тропою Шел – сердитый человек, И растаял пред тобою, Как в апреле тает снег.
*
И снова плачет в дождь скала у моря, О чем она, понять я не могу. Скала не женщина, но сколько горя Ей довелось увидеть на веку!
Смеется поле вешнее спросонок, Играя с теплым ветром в чехарду. О чем оно? Хоть поле не ребенок, Что это поле знает про беду?
*
В селенье нашем не одно столетье Петляет змейка маленькой реки. Когда-то в ней плескавшиеся дети Теперь уже седые старики.
А речка эта по лугам и склонам, О времени забыв, на зависть нам, Летит, журчит, смеется, как ребенок, Звенит, лопочет, скачет по камням.
*
Дети плачут, а мы не можем Их спросить и понять почему. Я сегодня горюю тоже, Отчего – я и сам не пойму.
Что-то жалобно воет ветер, Дождик что-то не так идет. В небе солнце что-то не светит, У тебя что-то голос не тот.
*
Я лежу на траве. Издалека я На аул гляжу в вечерний час. В отдаленье огоньки мелькают – Этот загорелся, тот погас.
Множество огней мерцает красных, Множество мерцает золотых. Светятся одни, другие гаснут, Как сердца товарищей моих.
*
Даже незаметные песчинки Ногу до крови сотрут в пути, Попадут в чарыки иль в ботинки – Вытрясай, а то нельзя идти.
Я, мой друг, стихов твоих до точки Дочитать не мог, сказал: «Уволь». Неуклюжие слова и строчки, Как песчинки, причиняют боль.
*
В селенье, место отыскав повыше, Я строил саклю, с корнем рвал траву. Построил, пожил, а трава на крыше Растет и словно шепчет: «Я живу!»
Как ни срывай в траву, она воскреснет Не под ногами, так над головой. И я сказал свое любимой песне: «Будь схожа, песня, с горною травой».
*
Сердце мое – это праздничный стол, Где пир всегда разливанный, Я друга позвал, и друг мой пришел, Ты пришла нежданно, незванно.
И встали мы пред тобой, молодой, Как при торжественном тосте. Ты стала хозяйкою, тамадой, А сам я всего лишь гостем.
*
Я думал, деревья в цвету белоснежном, А ближе подъехал – деревья в снегу. Я думал, ты любящей будешь и нежной, Попал я впросак, а уйти не могу.
Помчался я тропами горного края И бурку не взял, а в ущельях дожди. Моя дорогая, моя ледяная, Скажи мне, что делать, согрей, пощади!
*
С тех пор, как встретились мы на земле, Угомонились снегопады злые, Растут цветы такие в феврале, Как мы искали, встретившись впервые.
Весь год в садах весна белым-бела Свой цвет роняет с яблонь к нам на плечи. Я помню: на земле зима была В последний раз до нашей первой встречи.
*
«Чего опечалился, что ты затих, Мой попутчик, мой новый друг? Что сдвинул папаху с бровей густых, На полслове осекся вдруг?»
Так спросил я друга вечерней порой, И друг мой к окошку прильнул: «Есть гора за той далекой горой, А за ней мой родной аул».
*
Как чабаны, вершины на рассвете В больших папахах белых облаков, И ручейки в снегу звенят, как дети, Освободясь от ледяных оков.
Чуть слышится невнятный звон капели, А в сакле на постели, у стены, Старик больной вздыхает: «Неужели Не будет больше на земле весны?»
*
Любовь, давай себя сравним с пандуром! Я – дерево пандура, ты – струна… Не быть ему ни радостным, ни хмурым, Он мертв, пока не зазвучит она.
Любовь, давай себя сравним с кинжалом! Ты – лезвие, а я твои ножны. Я легковесен без тебя и жалок, Ножны пустые в деле не нужны!
*
Твои слова – слова хорошие, На сердце попадают мне, Как гривенники, в воду брошенные, Блестящие на самом дне.
И отражается несмелая Твоя слеза в глазах моих, Как в речке куропатка белая, Что прячется в кустах густых.
*
Кругом говорят, я в любви тороват, Кругом говорят, погулял я немало. С одной, говорят, и с другой, говорят, Грешил, говорят, добавляют «Бывало!»
Не верь, не грешил я, грешить не умел С тех пор как я помню себя, дорогая, Тебя лишь одну я любил и жалел, Хоть так и не знаю, кто ты такая.
*
Мой сосед, глаза прищурив карие, Говорил, мы слушали рассказ. Вдруг с кувшинами горянка старая Тяжко прохромала мимо нас.
И тогда старик, рассказ свой комкая, Взглядом ту старуху до угла Проводил и прошептал вдогонку ей: «До чего же хороша была!»
*
Моя любовь – чинара – два ствола. Один зачах, другой покрыт листвою. Моя любовь – орлица – два крыла, Одно взлетает, падает другое.
Болят две раны у меня в груди. В крови одна, рубцуется другая. И так всегда: то радость впереди, То вновь печаль спешит, ее сменяя.
*
Я нравом неунылый человек, Я грустен по твоей недоброй воле. Когда метель зимою сыплет снег, Она сгибает тополь в чистом поле.
Я нравом далеко не весельчак, Но я согрет твоим теплом лучистым. Когда весна рассеивает мрак, Вновь оживает тополь в поле чистом.
*
Я не хочу тебе петь колыбельной, Чтоб ты спокойно спала, Встать я хочу над твоею постелью И простоять досветла.
Буду я ночью осеннею, длинною Молча хранить твой покой. Кленом, склоненным над спящей долиною, Тихой скалой над рекой.
*
Я о тебе, кто мне всего дороже, Боюсь писать стихи. Вдруг, их прочтя, Другой, меня достойней и моложе, Тебя полюбит тоже не шутя.
Я о тебе, кто мне всего дороже, Боюсь писать. Вдруг кто-нибудь любя, Заговорит с другой, любимой тоже, Словами, что нашел я для тебя.
*
Ты права, с годами я мрачнею, Нет у нас того, что раньше было. Раньше я с тобой делился всею Радостью, что юность мне дарила.
Верь, не стал я хуже, хоть делюсь И не всем с тобою, как вначале, Просто огорчить тебя боюсь, Разделив с тобой свои печали!
*
Слово скажи, погляди на меня, Знак мне подашь – я взойду на вершину, Скажешь – я брошусь в объятья огня, Брошусь в морскую пучину.
Я обойду половину земли. Имя прославлю твое, дорогая. Сделаю все, только ты повели Да поцелуй, провожая.
*
Если бы любовь на дно Бросил бы я в море, Пересохло бы оно, Рыбакам на горе.
Если б страсть мою взяла Эта ширь без края, То сгорела бы дотла Вся земля родная.
*
Высокие травы родимого края Июльское солнце сжигает дотла. И я, как трава, увядаю, сгораю, Хоть мне твоего не хватает тепла.
От ливня июльского никнет пшеница, Всплывает на озере донная муть. А мне бы напиться, а мне бы напиться, А мне бы в бездонных глазах утонуть.
*
Целуются пары под старыми вишнями, Мне слышится вечером шепот невнятный. О, первые встречи и клятвы чуть слышные, Уже вы далеки, еще вы понятны!
Весеннее вишенье, ночи безлунные, Те ночи, когда мы чисты и крылаты, На скверах деревья состарились юные, Где первые клятвы шептал я когда-то.
*
Когда, бывало, опускался вечер, Набросив шубу на громады скал, Своим тулупом мне окутав плечи, Отец меня на крышу поднимал.
Белеют на висках моих седины, Но, кажется, гляжу я до сих пор, Укутанный в отцовскую овчину, Все с той же крыши на громады гор.
*
«Эй, красавица, я не пойму, Что глядишь ты грустно и сурово?» «Чтобы выйти к другу своему, Нет платка, нет платья дорогого!»
«Ну, а ты, дурнушка, что грустна, Шаль твоя нова, шелка искрятся?» «Что шелка, зачем мне шаль нужна, Если не пред кем мне наряжаться».
