Текст книги "Лапти"

Автор книги: Петр Замойский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 49 страниц)

– Ладно, черт вонючий! Найдутся и без меня.

– Шутишь! Некому, раз в моем доме член совета будет.

– Он тебя и прижмет.

– Мы с ним ладим. Я ему выходной дал.

На выборы сельсовета пришел и Лобачев. Пробрался он в угол, своей тушей чуть не придавил какую-то женщину, толкнувшую его, ругнулся и схоронил лицо за спины других. Скоро к нему протискался Нефед.

На сцене уже были партийцы, комсомольцы, члены сельсовета. Все они безмерно возбуждены и суетились, выдавая свое волнение. Только Алексей сидел за столом и, как казалось, спокойно поглядывал в зал. Устало поднялся, призвал всех к порядку, взял со стола бумажку.

– Товарищи, сейчас нам нужно выбрать президиум, а потом начнется отчетный доклад сельсовета. Прошу выслушать отчет и потом высказываться. Критиковать работу без всякого стеснения. Грехов много у сельсовета. Итак, товарищи…

Но к нему нагнулся Никанор, быстро о чем-то зашептал. Алексей заулыбался и поднял руку.

– Минуточку.

Оглядел весь зал, сотнями глаз вопросительно смотревший на него, и, все еще улыбаясь, объявил:

– Прежде чем избрать президиум, я должен зачитать вам добавочный список лишенцев. Прошлый год по недоразумению, а может быть, еще почему, пользовались правом голоса некоторые граждане, которым место было в общем описке с урядниками, стражниками и попами. Сейчас мы их в этот список включили, а райизбирком утвердил. По добавочному списку права голоса лишаются следующие лица: Поликарпов Нефед Петрович… Как известно, он имеет маслобойку, арендует землю, держит батрака…

Некоторое время испытующе глядел в зал, потом снова взялся за список.

– Сам Нефед тут! – крикнул кто-то.

– Вот он, я! – отозвался Нефед. Не обращая внимания, что некоторые смотрят на него с усмешкой, другие с удивлением, замахал рукой: – Дайте слово…

Алексей перебил его.

– Нефед Поликарпов, слова вам не даю и прошу сейчас же покинуть собрание.

– Маненечко погодите, – вскинулась рыжая борода. – Как общее собрание.

– Еще кто? – раздался нетерпеливый голос.

– Лобачев Семен Максимович, – объявил Алексей. – Заслуги у этого гражданина те же, что и у Поликарпова.

Лобачев, давя народ и сам задыхаясь, заорал:

– Ка-ак? Меня? Погодь! Давай-ка мне…

– Третий, – продолжал Алексей, – Карягин Дмитрий Фомич.

Митенька сидел на скамейке и о чем-то разговаривал с Ефимом Сотиным. Вздрогнув, он оборвал свой разговор на полуслове.

– Постой, постой…

– …лицо, арендовавшее восемьдесят десятин земли…

– Позво-оль, – перебил Митенька. – У кого арендовал? У государства. Культурник я… А закон земельного кодекса…

– …которую обрабатывал наемным трудом, эксплуатировал бедноту… срывал хлебозаготовки. Как вредный элемент, разлагающий население…

– Чего-о? Граждане, какой я алимент?

– …как провокатор, – тем же резким голосом продолжал Алексей, – подкупивший нищего, чтобы тот агитировал против артели. Препятствовал землеустройству…

Из зала послышалось:

– Оставить Митьку!

– Арендовал у государства!

Алексей моментально преобразился. Словно кнутом его кто стегнул. Выпрямился и черствым голосом произнес:

– Карягина Дмитрия прошу покинуть собрание.

– Оставить его! – закричало несколько голосов.

Но Алексей, сожмурив глаза и ударяя кулаком по столу, раздельно, как приговор суда, читал:

– Всех перечисленных в списке лишенцев еще раз прошу оставить собрание… В противном случае придется силой вывести.

– Попробуй! – рассвирепел Лобачев, чувствуя поддержку, оказанную Митьке. – Попробуй. Откуда такая птица заявилась, чтоб нас, односельчан, выводить! Я тебя вот еще какого знал, – показал Лобачев кукиш. – Я тебя сколько раз у себя в саду захватывал! Забыл, как крапивой тебе всыпал? «Дядя Семен, прости Христа ради-и».

Краской облило лицо Алексея, запрыгала левая бровь. Злобно крикнул Афоньке, стоявшему возле сцены:

– Товарищ Копылов, прошу сейчас же, сию минуту вывести кулака Лобачева с собрания.

Непонимающими глазами уставился Афонька на Алексея и растерянно что-то забормотал. А кто-то, радуясь такому случаю, воскликнул:

– Эко дело! Ну-ка, работник, хозяина за шиворот!

Больше из любопытства поддержало собрание предложение Алексея, и стали просить Афоньку:

– Выведи его, толстопузого, выведи. Чего боишься? Народ тебя просит.

Афонька, не помня себя, не смея поднять глаз на хозяина, подвинулся к нему и умоляюще упрашивал:

– Семен Максимыч, ну, уходи… Коль такое дело, ну, уходи. Ведь не я, народ просит…

– Ты что, в вышибалы попал?

– Народ, говорю, а не я.

– Холуй ты, как есть! А ежели народ велит тебе, дураку, нож хозяину в горло запустить? Аль запустишь?

– Ей-богу запущу! – озлился уже и Афонька, сильнее дергая хозяина за рукав.

– Ну, тогда ты – сатана! – двинулся Лобачев к двери. – Зря я тебе выходной день дал. А вам я припомню! – погрозился он в зал.

За Лобачевым два парня вывели сухопарого Митеньку, который непрерывно кричал то о декретах, то о земельном кодексе и собирался кому-то на кого-то жаловаться.

– Аблакат, паралик его хвати, совсем расстроился, – заметила Прасковья.

Нефед, видя такое дело, незаметно пятясь, сам вышел.

Начался доклад Степки Хромого о работе сельсовета.

Вновь избранные члены сельсовета собрались на заседание. Председателем сельского совета избрали Алексея, заместителями Ивана Семина и Прасковью. Афоньке поручили комитет взаимопомощи. Вернулся Афонька к Лобачеву поздно. В избу не пошел, а, заглянув в конюшни, где спокойно жевали овес лошади, вышел оттуда и сел в поднавесе на бревнах. Сел и задумался.

«Хозяин прогонит, – где буду жить?»

Потом начал дремать.

– Вот он где! – раздался над ним голос.

Испуганно вскинул глаза. Перед ним стоял Карпунька. С крыльца звал Лобачев.

– Ты что там уселся? Иди ужинать.

Голос Лобачева не был сердитым. Виновато улыбаясь, не смея поднять глаз на хозяина, Афонька боком шмыгнул в избу.

В такую непогодицу созывали уполномоченных по хлебозаготовкам.

Лишь к обеду, весь промокший и измученный тряской дорогой, доехал Алексей до Алызовского райсовета.

В просторной комнате сидели уполномоченные. Доклад делал сиротинский уполномоченный… Это был молодой рослый мужик с большими и длинными дугами бровей, крупным носом. С лица его, давно не бритого, текли ручьи пота, непричесанные волосы спустились на лоб. За длинным столом, покрытым, как в народном суде, красной материей, сидел председатель «райхлебтройки», он же заведующий земельным отделом, Вязалов. Лицо у него цвета золы, глаза серые, с злым выражением, голос хрипловатый, отрывистый.

По другую сторону, в белой с вышитым воротником рубахе, начальник милиции, он же член «райхлебтройки», Зорнер. Не поднимая глаз, все время старательно что-то записывал в ученическую тетрадь. Сухое лицо его с длинными усами внушало симпатию. Третий – Ванин, заведующий финотделом. Этот, совсем еще молодой парень, во время доклада то смотрел на докладчика, то на членов «тройки», будто опрашивая: «Как это вам нравится?» – и укоризненно качал головой: «Никуда не годится».

Окончательно вспотев, сиротинский уполномоченный тяжело вздохнул, оборвал свой доклад на полуслове и плюхнулся на пружинный диван. Первым тут же торопливо, путаясь и поправляясь, принялся говорить Ванин.

Говорил он и упрекал до тех пор, пока его не остановил председатель.

Сидящий рядом с Алексеем, указывая на «тройку», усмехнулся:

– Жучат нас здорово. Самим бы им ездить да выкачивать.

За плохую работу сиротинскому уполномоченному «тройка» постановила объявить строгий выговор и как о партийце дело передать в партийный комитет для взыскания. До этого все время потевший и робевший уполномоченный, услышав постановление, вдруг выпрямился, зачесал пятерней мокрые волосы и сурово заявил:

– Вот что, товарищи, я вам скажу: вы какие хотите выносите решения, но только заявляю – снимайте меня с работы. Везде я не могу поспеть. Я член сельсовета, председатель кредитного товарищества, уполномоченный по хлебозаготовкам и еще к каждой бочке затычка. А кто я такой? У меня нет подготовки. Все беру из своей головы. Газет читать – времени нет. Как хотите, а только работать больше не буду.

– Не расходись! – оборвал его председатель. – От коммуниста такие речи слушать – уши вянут. Ты должен был актив организовать возле себя, а не один. Твое дело руководить.

Сколько ни спорил уполномоченный, «тройка» решения своего не отменила.

– Кто еще там? Кажется, от Леонидовки Столяров приехал?

– Есть! – поднялся Алексей.

– Ну-ка, товарищ техник, расскажи, как у вас.

Оказалось, что работа Столярова была лучше всех в районе. А он этого и не знал. Вместо проборки, которую ожидал, председатель задал совсем другой вопрос:

– Как с артелью?

– Под яровое пар подняли и контрактацию заключили.

– Новые заявления есть?

– Да, но идут пока туго.

– Почему?

– Отчасти ждут, что еще получится, а отчасти известно: кулаки да шептуны обрабатывают.

Начальник раймилиции, одернув усы, заглянул в тетрадку и будто там вычитал.

– Плотину через Левин Дол решили соооружать?

– И мельницу строить… электрифицировать, – добавил Алексей.

– А с деньгами?

– Об этом хочу говорить в райкоме.

Заведующий финотделом, прищурив глаза на Алексея, наставительно заметил:

– На хозрасчет надейтесь, товарищ.

Но его перебил Вязалов:

– Раньше срока не путай.

Обращаясь к Алексею, проговорил:

– Вот окончим здесь, пойдем на заседание райкома партии.

В перерыве подошел к Алексею, взял его под руку.

– С моей стороны полная поддержка будет. Настаивать надо, чтобы в план пятилетки включили. Напирать, что постройкой плотины и электрификацией удастся организовать целый куст колхозов.

На заседании райкома партии Вязалов долго что-то шептал секретарю. Густобородый секретарь, слушая, то и дело поглядывал на Алексея, который притворился, будто этих взглядов не замечает.

– Вопрос сырой, – донеслось до Алексея.

– Ничего не значит… – быстро ответил Вязалов. – Сейчас мы заслушаем только в порядке информации, а потом предложим дать точные…

И, улыбаясь, перегнувшись через стол, опять что-то зашептал.

– Ладно, ладно! – отмахнулся секретарь.

Вязалов подошел к Алексею, сел сзади него и, улучив минуту, шепнул:

– Говори смелее. Цифр не бойся.

Алексей вынул записную книжку и быстро начал высчитывать.

Информацией своей Алексей удивил даже Вязалова. Выходило так, что в эти пять лет при помощи дешевой энергии удастся электрифицировать окружающие села; предприятия будут также обслуживаться током. Под влиянием всего этого быстрей пойдет коллективизация.

– И тогда наш, – подчеркнул Алексей, – Алызовский район окажется впереди всех районов области.

За Алексеем взялся говорить Вязалов. Начал он, как больной о своей болезни, о хлебозаготовках.

– В чем дело, товарищи? Почему плохо идут хлебозаготовки? Первая причина: население прибавилось, а земля не резина… Стала ли она родить больше? Нет. Почему? Тут вторая причина: единоличники не удобряют землю. Трехполка душит. Выход единственный; партия указала его. Это – коллективизация. Как она идет в нашем районе? Очень медленно. Поэтому к Леонидовке надо подойти исключительно. Сделать ее показательной. Стало быть, и строительству всячески пойти навстречу. Включить его в пятилетку, обеспечить кредиты.

Глядя на раскрасневшегося Вязалова, Алексей подумал: «Да ты, батюшка, сам энтузиаст колхозного дела».

А Вязалов все продолжал. Слушая его речь, секретарь райкома крутил густую бороду.

– Все, что ль? – прервал он Вязалова.

Тот, словно и сам удивившись своей длинной речи, выдохнул:

– Все!

Секретарь покрутил карандаш и, как почудилось Алексею, суровым голосом начал:

– Вам, товарищи, компресс надо прописать на голову. Чуть не до облаков фантазия! Высоко – убьешься. Коллективизация? Верно… это задача сегодняшнего дня. Партия это говорит. А постройка плотины и электрификация?.. Глядели вы в свой карман?.. Что у вас там? Нет, сначала колхоз хороший организуйте, работу наладьте, потом и за постройку принимайтесь.

– Одно другому не мешает, – вставил Алексей.

– А способствует, – поддержал Вязалов. – Гляди сюда…

И вновь начал говорить о «значении местного строительства». Напомнил слова Ленина об электрификации, постановление пятнадцатого съезда партии, заверил, что средства найдутся и на месте, хотя кредитовать тоже надо; напомнил секретарю о его поездке в Колхозцентр на совещание и еще что-то говорил такое, от чего секретарь все чаще подергивал бороду.

… Предложили Алексею представить устав товарищества по электрификации, смету на постройку плотины с мельницей и проект электростанции с полным расчетом эксплуатации.

Не так трудно было составить смету, как в двухнедельный срок организовать товарищество. Ежедневные поездки по селам, уговоры, созывы бедноты и середнячества. Но пять протоколов в кармане.

Алексей отвез все материалы в округ для регистрации. Начались хлопоты о кредите. А через некоторое время Алексей с Петькой поехали в округ.

В окрселькредсоюзе, просмотрев бумаги и устав товарищества, спросили:

– Заключение электронадзора есть?

– Зачем оно?

– Без него никаких кредитов не отпустим. Сходите в ГЭТ, принесите заключение о целесообразности постройки.

Пошли в ГЭТ. Долго объясняли председателю, а тот позвал к себе старшего инженера. С морщинистым лицом и насупленными седыми бровями, старичок внимательно выслушал их, зачем-то глянул на Петьку, просмотрел все материалы, чертежи, покачал головой и, вздохнув, принялся задавать Алексею вопросы.

Когда посыпались такие слова, как трансформатор, альтернатор, генератор, сервомотор да какая-то кулиса, Петьку бросило в дрожь. Этот с мохнатыми бровями старичок показался ему ядовитым пауком, землероем. Каждое слово его – укус. Вцепился паук в горло Алексею, поглядывает на Петьку и приговаривает:

– Реактивные турбины… Коэффициент полезного действия… Потенциальная энергия… Однороторные…

Злоба взяла Петьку. Обидно стало за Алексея. Видел он – не доверяет ему старичок. И хотелось Петьке размахнуться и так со всего плеча и прихлопнуть этого лохматобрового паука.

Но старичок ласково похрипывал:

– Спиральный конус… Периметр сечения… Умформер… Кулиса…

«Эх, пропало все дело! – вздохнул Петька. – Не вывернется Алексей».

И с сожалением посмотрел на своего старшего товарища.

Но что это? Алексей старичка теми же словами. На каждый вопрос – быстрый ответ.

И радостно стало Петьке: не путается Алексей, не заикается, а свободно швыряется этими страшными для уха словами.

Но старичок не сдавался. Вот уже засел он за стол и старательно принялся выводить что-то на бумаге. Глянул было Петька одним глазом на бумагу, да свет помутился в глазах. Крючки, закорючки, и всюду какая-то большущая буква, похожая на ижицу. Есть как будто и понятные буквы. Только почему-то «в» называлось «б», буква «с» как «ц», а самое обыкновенное «р» читалось «п».

«Совсем темные дела, – вздохнул Петька, – все буквы перепутали».

Председатель ГЭТа относился ко всему спокойно и, как показалось Петьке, даже вздремнул. Да и Петьке стало невтерпеж. Ему хотелось, чтобы Алексей послал старика к черту, заставил его написать что нужно и уйти с глаз долой.

Толкнув Алексея, он шепотом спросил:

– Что такое кулиса?

– Заслонка, – ответил Алексей.

– О черт! – вздохнул Петька.

Старичок вдруг остановился и в недоумении спросил:

– Позвольте, какой же у вас расчет? При таких берегах как вы можете рассчитать среднюю, чтобы не размыть откосы?

Алексей промямлил что-то и, насупившись, замолчал. Петька насторожился. Еще ехиднее старичок задал этот же вопрос. Даже улыбнулся, словно радуясь, что наконец-то поймал. Петька решительнее заглянул в цифры старичка, ему хотелось проникнуть в самое их нутро, понять, о чем они говорят, но у него закружилась голова. Так непонятны были для него эти цифры.

И ясно ему стало, что «всыпался» Алексей. Всыпался, стоит и жалко так моргает, а он, Петька, ничем ему помочь не может. То ли дело где-нибудь на собрании с мужиками! Уж там-то Петька не сдаст! Там каждая сердцевина мужика видна. Или ударить по ней, или добром уговорить, а тут – муть одна.

«Эх, ты! Хоть бы что-нибудь знать! Ну что-нибудь сказать».

И решил: будь что будет, а он, Петька, должен помочь своему старшему товарищу. Нельзя оставить его на съедение. Ведь сейчас, сию вот минуту, решается судьба леонидовской жизни с ее колхозом, плотиной, мельницей, и он, ни с того ни с сего, а будто тоже что-то смыслящий в этом деле, сердито взглянул на старичка и сурово заявил:

– Почва почве рознь, дедушка. Знать это вам не мешает.

Старичок подумал что-то, посмотрел на Петьку и спокойно ответил:

– Да, молодой человек, совершенно верно. Только, спрашиваю я, какое должно быть дно у реки, если средняя течения один метр в секунду?

Петьку как дубиной в лоб. Он покраснел, отступил, и мурашки пробежали по телу.

«Вот так сказанул!.. Вот так услужил другу! Сунулся с языком. Э-эх, горе! Видно, пропало все дело».

– Позвольте, у нас дно с крупным песком и гравием, – сказал Алексей.

– Стало быть, я ошибся, – поправился старичок.

– Ошибка в фальшь не ставится, – снисходительно произнес Петька, не выдав своего радостного волнения.

– Правильно, молодой человек. Не ошибается тот, кто ничего не делает…

– …Сказал товарищ Ленин, – быстро подхватил Петька и покосился на Алексея.

Потом шепнул ему:

– Ты управляйся один, а я пойду в окружком. В случае чего звони.

– Ладно.

Старичок спросил:

– А строить как хотите? С подрядом от нас или…

– Нет, мы хозяйственным способом. Так дешевле.

– Ага! – произнес старичок. – Но для осмотра и составления сметы с проектом, наверное, придется к вам инженера послать?

– Я сам гидротехник, – ответил Алексей. – Зачем нам лишние расходы? Артель пока слабая.

Старичок поднял мохнатые брови на Алексея, и едва заметная усмешка пробежала по его лицу.

– Бюрократы! – тихо проворчал Петька, притворяя за собой дверь.

В том здании, где до районизации помещался губком, теперь – землеустроительный техникум.

– Товарищ, где же окружком партии?

Белобрысый парень, видимо студент, с крупными веснушками, провел Петьку до угла улицы и начал подробно растолковывать, как ближе пройти к окружному.

В это время из-за большого дома, возле которого они стояли, раздался рев, похожий на коровий, а следом показалось желтое туловище.

Петька, удивленно оглядывая невиданную диковину, спросил:

– Что это такое?

– Автобус, – улыбнулся студент.

Потом добавил:

– Садись-ка в него, и как раз к окружному подъедешь.

Петька добежал до автобуса, взобрался на ступеньки и, войдя, растерянно оглянулся. Неожиданно машина дернула, от толчка Петьку шатнуло в сторону, и он, не сохранив равновесия, уселся на колени к нарядной женщине.

– Держаться надо, гражданин, – сердито посоветовала та.

– Спасибо, – испуганно ответил ей Петька и покраснел.

Усевшись на пружинную, мягкую скамейку, легко подскакивая от толчков, Петька осматривал внутренность автобуса, заглядывал в будочку шофера, удивляясь его ловкости, и никак не верилось ему, что это он, Петька Сорокин, едет на такой машине, а на него как будто с завистью смотрят люди, идущие по тротуару.

«Будет что рассказать ребятам и девкам…»

– Окружком партии! – выкрикнул кондуктор.

Петьке не хотелось сходить. Так бы проехал еще хоть немножечко.

И долго смотрел вслед автобусу, долго завистливо вздыхал, все повторяя: «Вот бы в деревню хоть на денек».

Если бы Петька не был взволнован, он бы сильно оробел, войдя в кабинет секретаря окружкома партии, но сейчас держался смело, будто бывал здесь каждый день. Поздоровавшись, уселся против стола и улыбнулся. Улыбнулся, глядя на молодого красивого парня, и секретарь.

Петька, не дожидаясь расспросов, сам принялся рассказывать о делах своего села, о том, зачем они сюда приехали. Секретарь, услышав фамилию Петьки, спросил:

– Случайно, не родственник Сорокина Степана?

– Родственник, – ответил Петька. – Где он сейчас?

– Директором совхоза в Самарском округе.

– Передам его родным, – не моргнув, ответил Петька и, чтобы перевести разговор, похвалился: – А я сейчас на автобусе прикатил. Качает, как в зыбке…

Секретарь засмеялся.

– Первый раз я. Эх, в деревню бы машины эти!..

– Подожди, скоро и в села пойдут автобусы. Только дороги там…

– Аховые! – согласился Петька.

– Сначала починить их надо. Или новые проложить.

– Правильно! – вновь согласился Петька и обещал:

– Будет и новый тракт. Отъездили по старым дорогам, поломали оси и колеса. Э-эх, только бы скорее, скорее!..

– Что скорее?

– Колхозы скорее везде организовать. Медленно дело идет. И литературы по этому совсем мало. Почитать нечего.

– Правда твоя. Да, кстати, – вдруг вспомнил секретарь, – вот я получил одно интересное письмо от товарища из района. Он тоже торопится. Желаешь прочитать?

– Если можно.

Секретарь вынул из письменного стола письмо, напечатанное на машинке, и подал Петьке.

В письме кто-то жаловался:

«Да, наш округ сильно отстал от коллективизации, главным образом потому, что пущено было на самотек. Голая агитация бесполезна. Делом надо агитировать. Одной из сильных мер агитации я считаю: на собрания крестьян надо приглашать членов из какой-нибудь крепкой артели. Вот пусть они расскажут, как у них поставлено дело и как изживаются все недоразумения, которые волнуют крестьян. Кроме того, надо экскурсии посылать в образцовые артели.

Мне еще хочется поговорить о добровольности организации колхозов. Дело тут что-то не совсем так. Ведь все равно, рано или поздно, а сельское хозяйство сплошь будет коллективизировано. Вопрос весь в сроках. Так вот эти сроки надо как-то сократить. Я сторонник некоторого, если можно так выразиться, побочного воздействия. Надо создать такие условия, что, кроме колхоза, никаких путей для сельского хозяйства нет и быть не может».

Петька окончил чтение, положил письмо и задумался.

– Ну как, товарищ Сорокин, – кивая на письмо, спросил секретарь, – согласен с такой установкой?

– А что ж, – решительно начал Петька, – я согласен. Конечно, пропаганду надо усилить, но только одной ей ничего не сделаешь. Без нажима не обойтись. Упорист мужик. Сватаешь, сватаешь в колхоз, а он топырится. И нянчись с ним, уговаривай. Но нажим не сторонкой, не побочный, а прямой. Подобрать бедноту, середняков и поднапереть на них. Ведь для их же пользы стараемся! Они после сами спасибо скажут. А раз такое дело, я стою за нажим…

– И плохо делаешь, – перебил секретарь. – Нет ничего вреднее для колхоза, как нажим. Это в тебе молодая кровь кипит. Повернуть мужика от единоличного хозяйства на коллективное – громаднейший труд. Мужику на опыте, на практике надо показать, что в колхозе ему будет выгоднее. Колхоз только тогда и будет крепким, когда крестьянин войдет в него не из-под палки, а добровольно.

– Это, может быть, и так, но кто же практику должен показать? Кто первые? И пока мы уговариваем одних, остальные разбегутся. И совсем никакой практики не будет.

– Ага! Боишься, разбегутся? А группы бедноты? В каждом колхозе надо создать ядро из бедноты, которое было бы колхозной идеей проникнуто. Вот на это ядро и опираться надо и помнить, что партия в колхозы не играет. Коллективизация – столбовая дорога к социализму. Поэтому и ты и другие не правы, что нужно вовлекать насильно. Дело гораздо сложнее. Действовать надо осторожнее.

Дверь распахнулась, и с красным от волнения лицом вошел Алексей.

– Что ты… такой? испуганно бросился к нему Петька.

– Отказали! – выпалил Алексей.

Поздоровался, и спокойно продолжал:

– Издевательство какое! Все проваливают.

– А в чем дело? – спросил секретарь.

– Высчитали, будто дефицитная затея. Врут, чтобы им пусто было. Свои интересы блюдут. Хочется инженера к нам для обследования прислать.

– Пусть шлют.

– А в какую цифру это нам въедет?

– Неужели только потому и отказали?

– Спросили еще, как строить будем. Подряд им сдадим или хозяйственным способом. Конечно, говорю, хозяйственным. Дешевле обойдется. Они и нос в сторону.

– Позвоните им, – обратился Петька к секретарю.

Задребезжал телефон. Не в пример разгоряченному Алексею, секретарь спокойно заговорил:

– ГЭТ?.. Председателя. Говорит секретарь окружкома. Да… У вас только сейчас был техник по вопросу электрификации. Он просил дать заключение, вы отказали. В чем дело?.. Почему явно убыточное?.. Ну, это строительство с хвоста, а не с головы. Перспективы не видите… Материал доставьте мне. Верю, верю… Только это ничего не значит…

– Так же, как говорил, спокойно положил трубку, долго молчал.

– Что говорит? – не вытерпел Алексей.

– Не берут ответственности. Если не верят им, пусть обратятся в Главэлектро ВСНХ.

– Это мы и без них знаем, – произнес Алексей.

– А материал я запросил от них. Рассмотрю сам.

Петьке жаль было Алексея. Он раскаивался, что оставил его одного на съедение этому старику.

– Ладно, не горюй, – весело проговорил Петька. – Дело мы сдвинем с места!

– Бюрократическая штучка! – задергал бровью Алексей. – Но мы этого так не оставим. В случае чего – прямо в Москву.

– Обязательно, – утешил Петька. – И я с тобой. Я теперь тебя одного не оставлю. Вдвоем мы живо оборудуем. Ты – слово, я – слово.

Потом снова обратился к секретарю:

– В Сельхозбанк мы просили бы вас позвонить. Мы туда подали смету на плотину с мельницей. Сами еще не заходили, но лучше будет, если позвоните.

– Звонить я не буду, а напишу.

Директор прочитал записку и сказал, что смета скоро будет рассмотрена и на место пришлют извещение.

– Что же мы ответим мужикам? – спросил Петька, когда они уселись в вагон.

Алексей посмотрел в окно, долго молчал, потом вздохнул.

– Сказ простой. Будем строить плотину и мельницу, а о динамомашине придется хлопотать через Москву.

И под мерный стук колес, под убаюкивающую качку вагона хорошо думалось Петьке, как они объединят всю Леонидовну в большой колхоз, как разобьют поля на широкие полосы, организуют бригады и как после довольны будут мужики, когда увидят, что их в самом деле звали не в болото к лягушкам, а к хорошей жизни.

– А шоссе мы построим. Обязательно построим, – шептал Петька, привалившись спиной к перегородке. – Построим шоссе, выложим камнем, утрамбуем, и пойдут по этому новому тракту автобусы… А на автобусах будем ездить мы из колхоза в колхоз по делам, а в дни отдыха тронемся в Дубровки, вроде на прогулку… и, конечно, с гармошкой.

В избе у Прасковьи, понуро обхватив руками голову, сидел Афонька. Увидев вошедших Алексея с Петькой, он сердито, чуть не плача, закричал:

– Вот выбрали, чтоб вас…

– В чем дело? – удивился Алексей.

– Хозяин по шее намотал. И сундучишко мой с барахлом выбросил. Вот он под ногами валяется. Говорил: зря в список включили меня. Хозяина надо было спросить. Да еще выгонять с собрания его заставили. Ровно на смех.

– Испугался! Э-эх ты, батра-ак! «Хозяин по шее намота-ал!» А ты что же думал, расцелует тебя твой хозяин? Подожди, не того еще жди от него. Он тебе первому враг. Пора понять.

Афонька полагал, что Алексей начнет утешать его, уговаривать, глядь – ругается. И еще ниже опустил голову. Но Алексей уже более мягким голосом спросил:

– Из-за чего же у вас сыр-бор вспыхнул?

Афонька, глядя на свои подшитые валенки, поведал:

– Поручили вы мне взять в комитет все мельницы, я и давай. С кого первого? С хозяина. И ведь, черт он толстый, добром я его уговаривал: «Отдай, мол, время такое», а он мешалку в руки: «Сколько тебе? В какое место?» Карпунька с кулаками. Вышвырнули меня, сундучишко вслед.

– И ты струсил? Эх ты, трус.

– Я трус? – вскинулся Афонька. – Это я – трус? Я завтра же у него все опечатаю. Я все его проделки знаю. В кулаке он у меня, только молчу. А ну-ка ответь: кому сдает гарнец? Коопхлебу? Вре-от, в Алызево на базар возит. А с дранки куда? А сколько дохода с чесалки? Я ему покажу, я ему уважу! И этому Хромому Степке попадет! Он узнает, как пишутся ведомости на гарнец! Я нашел концы. Я…

– Да не якай, – оборвал его Алексей, – не Яков. Вот лучше чайку сейчас попьем. Прасковью вон проси. Поможет тебе.

Века в нерушимом покое хранил Каменный овраг неисчислимые громады крепкого камня. Не хватало у человека смелости, и не было у него силы ворваться в туго набитую каменную пасть.

А вот пришли теперь к нему люди, смело – с кирками, ломами и лопатами – спустились на днище, буравят норы в неподвижных пластах, забивают мелкую крошку пороха, и гулко вздыхает каменный овраг, отворачивая и отдавая людям тяжелые глыбы.

Будут этим камнем выкладывать фундамент под мельницу, будут укреплять берега Левина Дола, мостить шоссе, выводить стройные быки, на которые ляжет перемет плотины.

А в Дубровках валятся могучие, будто литые, дубы. Слышно по лесу пение пил, звон топоров. Бунты сваленных деревьев громоздко залегли в просеках и ждут первого снега, по которому на дровнях будут подвозить их к берегу реки.

Третья партия землекопов подравнивает берега Левина Дола, закрепляет выбоины, углубляет место котлована, прокапывает отводящий кауз и роет колодец для турбины.

Ни одного дня нет Алексею отдыха. То заказы на арматуру, цемент и железо, то хлопоты о турбине со всеми к ней принадлежностями, то руководство подготовительными работами, Но усталости не чувствовал. Радовало, что удалось уговорить мужиков ломать камень, валить деревья и производить земляную работу.

Алексей с Петькой стоят над котлованом, где на дне его работают люди, вывозя на тачках глину.

– Тяжелая работа, – сказал Петька, – надолго хватит.

Алексей вздохнул:

– Да, много еще работы, друг дорогой, не тужи.

– Зачем тужить, если взялся служить, – складно ответил Петька.

– Кстати, в Алызове открываются краткосрочные курсы по агрономии. Не поступить ли тебе на них. Там поближе будешь к коммуне «Маяк». Узнаешь, как у них дело поставлено.

– А что ж! я согласен.

Приложив ладонь ко лбу, Алексей долго всматривался на бугор у Каменного оврага, где маячила какая-то фигура. Кивнув Петьке, опросил:

– Не узнаешь, кто там вышагивает?

Зоркий глаз Петьки сразу признал, кто идет. Мельком бросив взгляд на Алексея, он подмигнул и певуче ответил:

– Сердце сердцу весть подает. А опускается к нам сюда баба-яга, костяная нога. Иначе – пролетарья Дарья. Ну, ладно, оставайся, а я пошел в Дубровки дубы валить.

Алексей долго смотрел вслед уходящему Петьке, затем принялся наблюдать за приближающейся Дарьей. Та, крупно шагая и размахивая руками, быстро шла по косогору. У самой реки остановилась, посмотрела на мутную воду, через которую ей нужно переходить, перевела взгляд на берег, где стоял Алексей, и принялась махать ему рукой. Но он не отвечал ей. Тогда крикнула мужикам, копавшимся у берегов:

– Эй вы, где тут переход?

– Левей держись! Вон доски. Да гляди, подол не обмочи.

– А что? – опросила Дарья, уже ступив на гнущиеся доски.

– Ноги судорогой сведет.

– Найдется добрый человек, разогреет, – задорно ответила Дарья.