Текст книги "Мятежный дом (СИ)"
Автор книги: Ольга Чигиринская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 66 (всего у книги 68 страниц)
– Я, – поднялся Шнайдер.
– Кто будет биться за ответчика?
Дик поднялся на негнущихся чужих ногах. Ох и затейливое же у Господа чувство юмора…
Ладонь Рэя придавила его к сиденью.
– Я, Порше Раэмон, буду драться за наше дело.
– Отвод, – спокойно сказал Шнайдер. – Физическое состояние ответчика Порше сделает поединок недостойным.
– Когда это вам мешали раны противника? – оскалился Рэй.
– Если бы я посчитал, что это совместимо с моим достоинством, я бы согласился принять ваш ответ на мой вызов. Если бы вы были истцом, а я ответчиком, мне также некуда было бы деваться. Но я – истец, и я могу выбирать из трех противников. Мой выбор – Йонои Райан или Суна Ричард или как он предпочитает называть себя.
– Я здоров! Я могу драться! – вскочил со своего места Гедеон.
– Недозрелый морлок, который не завершил даже подготовку рядового? – Шнайдер даже движением брови не удостоил эту пропозицию. – Суна Ричард.
На этот раз ему не помешали встать. Зал перешептывался и гудел.
– Условия поединка будут утверждены сегодня, – сказал арбитр. – Поединок состоится завтра.
Дика отвели в камеру, где он лег и погрузился в дремоту. Происходящее по-прежнему казалось невозможным, невероятным. Сейчас они передумают. Нельзя надеяться. Надежда обманет.
Он ни о чем не мог думать – это отнимало слишком много усилий. Спать тоже не получалось. Время измерялось только вдохами и выдохами, но считать их Дик не потрудился.
На звук открываемой двери он раскрыл глаза.
В дверь входил Шнайдер. За ним охранник нес сиденье – пластиковый табурет. Дик подумал и решил, что сесть надо, а вставать – жирно ему будет.
Он сел. Шнайдер сел напротив и знаком отпустил стражу. Дверь закрылась.
Тайсё успел переодеться после суда в свободную длинную тунику и что-то вроде плаща поверх нее. И то и другое – разных оттенков оливкового.
– Поединок состоится завтра, в шесть второй смены, на дуэльной площадке дворца, – сказал он.
– Хорошо, – Дик пожал плечами. Шнайдер мог передать это через слуг, но зачем-то пришел сам.
– Я так понимаю, что правила дуэли на флордах тебе уже знакомы, – Шнайдер усмехнулся. – Этот бой для меня будет бесславным, если кончится моей победой, и позорным, если я проиграю. Мало чести победить ребенка.
– Если вы победите, вам придется казнить не меньше сотни моих ровесников.
– Именно об этом я хотел поговорить. Тебе есть за что драться изо всех сил. Штаны рекомендую все-таки надеть. От них есть польза: если противник вспорет тебе живот, есть шанс, что они удержат кишки на месте.
Дик промолчал.
– Это бывает важно – продолжать драться и после того, как тебе вспороли живот. Если в судебном поединке истец погибает, его дело проиграно. Если при этом погибает и ответчик – он погибает оправданным.
Этого Дик не знал. За это спасибо, конечно, но это тоже можно было передать через слуг…
«Не понимаю…»
– Повторяю, мало чести мне будет победить тебя. И поэтому мне не нравится, как ты спишь в оглоблях.
– Я должен еще и вашу честь блюсти?
– Ты должен спасти своих людей, идиот.
– Я сделаю все, чтобы спасти их.
Шнайдер засмеялся. Смеялся он красиво. Есть люди, которые все умудряются делать красиво. Джез Болтон как-то наставлял, наполовину в шутку, наполовину всерьез: если тебя кто-то напрягает, вообрази себе, как он сидит на горшке и дуется. Тебе сразу станет смешно и он перестанет тебя напрягать.
Перед Шнайдером воображение пасовало.
– Чтобы спасти их, «всего» будет мало. Лет через пять тренировок с Ройе или со мной, может быть. Может быть, раньше, за счет пилотского дара. Но не сейчас. Сейчас твоя единственная надежда – эйеш. Только если ты нанесешь удар первым, ты можешь победить. Понятно?
Шнайдер встал. Видимо, это был знак – дверь открылась, охранник выпустил тайсё, другой вынес табуретку.
Дик снова лег, по-прежнему озадаченный вопросом «зачем приходил Шнайдер».
С одной стороны, он сказал чистую правду – только с эйеш у Дика и есть шанс. Ройе признавал Шнайдера как флордсмана равным себе, а против Ройе Дик выиграл бы только в первую секунду боя. Даже после операции, которая сильно удлинила ему дыхание. Точнее так: шансы убить Ройе в поединке были сильно выше нуля, но шансы самому выйти из поединка с Ройе живым – только эйеш, и никак иначе.
Конечно, и эйеш – трюк непростой, коварный. Сплошь и рядом случалось, что на дуэльной площадке оставались два трупа. Дик попробовал прикинуть, что будет, если и на этот раз выйдет два трупа.
Ему не понравилось то, что у него получилось.
– И гэ дяо вам, а не два трупа, – пробормотал он, и наконец-то заснул.
Разбудили его за час до боя, чтобы он успел размяться и разогреться. Принесли штанишки в обтяжку – только черные, черный же плащик и зачем-то бумагу с кистью.
– Это еще зачем?
– Если вы хотите написать кому-то письмо или сложить дзисэй, – объяснил стражник.
Дик представил себя в компании Масаока Сики, Вакаямы Бокусуя или там Грации Хосокава – ему стало смешно. Он подумал, на что не стыдно будет глянуть, если он останется в живых и что не стыдно будет оставить после смерти, и написал камбуном «Верую».
Ему снова сковали руки, вывели из камеры, и возле лифта он встретился с Рэем и Гедеоном. Наручники мешали обняться, так что они просто пожали друг другу руки и соприкоснулись плечами. Охранники больше не мешали им говорить, но слов как-то не было, и всю дорогу до дуэльной площадки они молчали.
Только наверху, уже на подходе к площадке, Гедеон сказал:
– Это нечестно. Морлок должен драться за морлоков.
– Я буду драться за людей, – сказал Дик.
Это было похоже и непохоже на дуэльную площадку в Доме Белой Ветви. Гладкий пол – но не черный, а белый. Штанишки в обтяжечку – но не белые, а черные. Генераторы силового поля – но свисающие с потолка. Ну и свидетели – но не горстка, а целая толпа.
А вот дуэльные флорды оказались совершенно такими же. Дик уже известным движением активировал и проверил выброс.
«Эйеш – твой единственный шанс…»
Юноша посмотрел в ту сторону, где стояли Рэй и Гедеон.
«Для того, чтобы спасти их, „всего“ будет мало…»
Посмотрим.
Шнайдер сбросил плащик и ступил на черный камень. Он был хорош, как бог. Дик посмотрел в другую сторону – на портшез, где, похожие на двух идолов, сидели в своих биометаллических масках Бет и царек. Разозлиться получилось.
Шнайдер на своем краю площадки принял оборонительную стойку. Дик сбросил плащ, прошел на свой край и встал в позицию «отаэ» – шедайинский вариант «верхнего щита» с вертикальной постановкой рукояти.
Эта позиция начисто исключала применение эйеш.
Арбитр подал сигнал.
Бой начался.
* * *
Бет не могла бы сказать по поводу этой дуэли ничего осмысленного, потому что все происходило быстрей, чем она успевала сообразить. В голове, как надпись на табло оповещения, пульсировал ответ, который Аэша Ли дала на вопрос «Если силы равны, кто победит?»
– Так не бывает, чтоб силы были равны, – сказала старая ведьма.
– Но все-таки…
– Победит тот, кто потеряет меньше крови.
– А кто… обычно теряет меньше крови?
– Тот, у кого больше масса тела.
Бет хотелось не смотреть на дуэльную площадку – и не получалось отвести взгляд. Там происходило что-то невообразимое. Спарринг между Шнайдером и Керетом она про себя назвала поединком человека и полубога. Сейчас в вихре стали кружили два полубога, меняя позиции, нанося и отражая удары так быстро, что глаз не успевал уследить за тонко взвизгивающей сталью. Кровь словно сама собой конденсировалась в воздухе из ниоткуда и мельчайшими брызгами била в силовое поле, чтобы, отскочив отнего, росой покрыть камень и тела бойцов. Раны поначалу были незаметны – тончайшие лезвия оставляли порезы шириной с волосок, но самые глубокие уже через несколько секунд стали кровоточить всерьез, и Бет увидела, что у Шнайдера таких всего две, на боку слева и на бедре справа, а у Дика, самое меньшее, пять и каждое мгновение появляются новые. Кажется, масса тела тут ни при чем. Кажется, Шнайдер просто дерется лучше… Бет осознала вдруг, что молится, почти без слов, одним только отчаянным «пожалуйстапожалуйстапожалуйста!»
Но Шнайдер поскользнулся первым и чуть не потерял равновесие. Дик метнулся в сторону, клинки дважды свистнули и один раз лязгнули, Бет вскрикнула и приподнялась на сиденье. Керет стиснул ее руку поверх подлокотника – наверное, государевой невесте не полагалось переживать за кого-либо; наверное, ей вообще не полагалось иметь сердце.
Дик, вместо того, чтобы использовать слабость противника, отскочил к другому краю площадки.
Бойцы перевели дыхание. Дядя стоял к Бет спиной, и она увидела еще одну сильно кровоточащую рану – наискось через спину, от лопатки до поясницы. Внизу она была до неразличимости узкой, а вверху Дик смахнул целый лоскут кожи. Кровь текла оттуда широким потоком, собираясь в ложбинку на спине, растекаясь оттуда по ногам и скапливаясь лужицей под пятками Шнайдера.
– Не нужно играть в благородство, мальчик, – проговорил тайсё.
– Я не играю, – ответил Дик.
До того, как шевельнулись его губы, он казался почти невредимым. Но тут с лицом что-то случилось – левая бровь поползла вниз, а волосы и ухо куда-то в сторону, Дик попытался удержать сползающий скальп рукой, но сделал только хуже: между пальцев брызнуло красное и тут же залило половину лица. Другая половина лица и тело то ли казались мертвенно-бледными, по контрасту, то ли Дик и в самом деле побледнел от страха и предчувствия смерти.
– Эйеш, – сказал Шнайдер, становясь в позицию. – Твой единственный шанс.
Дик тоже встал в позицию. То, что он сказал, было еле слышно. Бет показалось, что она различила по губам: «Домой».
Время взорвалось действием. Дик сделал резкое, невозможное движение – но не мечом, а всем телом. Он бросился вперед, прямо под лезвие Шнайдера. Бет вскочила и задохнулась прежде чем успела закричать. Дик поскользнулся в крови, колени его подломились и на миг Бет показалось, что Шнайдер снес ему голову: продолжая скользить вперед, он упал на задницу, потом пола коснулись лопатки и раскинутые руки – но когда о черный камень ударилась окровавленная голова, она оставалась на плечах. Глаза были закрыты. Флорд выскользнул из разжавшейся ладони, свернулся с резким шелестом, переходящим в свист, и скользнул к магнитному замку на поясе; щелкнул, вставая на место.
Шнайдер сделал два шага вперед и развернулся на пятках. Его шатнуло. Флорд отлетел куда-то в сторону, и вместе с ним глухо шлепнулась об пол отсеченная правая рука.
Бет плюхнулась обратно в кресло, потому что куда-то пропали коленные чашечки и все кости ниже.
Тишина была такая, словно кто-то нажал на паузу. Из обрубленной руки Шнайдера ударила толчком артериальная кровь. Зажимая рану свободной рукой, тайсё повалился на колени, а Дик заворочался на скользком покрытии и забормотал:
– Нет, нет, не будет так, я сказал, сейчас мы все сделаем как надо, – и, поднявшись на колени, быстро-быстро пополз к Шнайдеру, а клок скальпа так и висел, болтаясь уже где-то под челюстью, и кровь от этой раны заливала не только лицо, но и грудь, и плечо, и живот.
– Нет, нет… – продолжал бормотать Дик, подхватывая Шнайдера, готового завалиться набок, и обеими руками пережимая на отсеченной руке артерию. – Все будет хорошо, теперь все будет хорошо, теперь по-моему… Да отключите же вы наконец это гадское поле!
– Поле отключится только когда приборы перестанут фиксировать дыхание, сердцебиение и температуру одного из бойцов, – ровным голосом отозвалась Аэша Ли.
– Я знаю ваши правила! К черту их! Я победил, и правила теперь мои! Отключите это поле!
Шнайдер качнулся вперед, и Дику пришлось напрячь все силы, чтоб не дать ему упасть. Что-то щелкнуло – и в левой руке дяди Бет увидела флорд, снятый с пояса Дика.
– Нет, мальчик, – севшим голосом сказал тайсё. – Пока я жив, ты не победил, и правила мои. А такие бои по очкам не выигрывают.
У Бет из горла вырвался… не крик, а какое-то жалкое бульканье. Сейчас самый момент грохнуться в обморок, чтобы не видеть этого ужаса – но она и того не могла. Она не понимала, почему Дик не пытается бороться за флорд, а продолжает зажимать рану Шнайдера. Почему он впал в этот глупый ступор.
– Добейте его! – Керет подался вперед, глядя в глаза Шнайдеру. – Добейте!
– Полководец во время боевых действий поступает как считает целесообразным, не подчиняясь, когда того требует обстановка, даже приказам Государя, – дядя улыбнулся, поднял флорд и, приставив его себе под челюсть, активировал.
Дальше все взорвалось. Не только голова Шнайдера, брызнувшая на силовое поле кровью, волосами и мозгами. Все как-то одновременно что-то начали делать, закричали, забегали – Бет ничего не успела толком разглядеть, потому что ее сбросили с сиденья и развернули над ней силовой тэссэн, рядом тот же номер проделали с Керетом, и из-за его тела и закрывающих его тел морлоков все, что она видела – это Дик, все так же сидящий на коленях над трупом. Больше он не сделал ни одного движения – так и сидел, повесив руки, и смотрел в одну точку перед собой.
Если бы силовое поле сейчас отключилось, он бы погиб неизбежно – потому что началась стрельба. Но поле продолжало гудеть, и несколько плазменных зарядов расплылись по нему радужными пятнами, а несколько пуль, чиркнув, понесли смерть и боль в другие стороны. Бет не видела, кто и в кого стреляет – просто вокруг стреляли, кричали и падали, совсем недолго – она задержала дыхание на все это время, не нарочно, просто выдохнула, когда все кончилось, и поняла, что последний раз вдыхала до того, как началось. А задерживать дыхание дольше, чем на сорок секунд, у нее не получалось никогда. Значит, сорок секунд все это и продолжалось. Не больше.
Когда ее отпустили, мертвыми лежали господин Метцигер, несколько охранников, Роланд и еще кто-то из знатных господ, чьих имен Бет не помнила толком.
И еще одного звука не стало вместе со стрельбой: жужжания силового поля. Бет вскочила, задев бедром поднимающегося Керета, подбежала к Дику и попыталась, приладив скальп на место, палантином обмотать кровоточащую голову. На нем было еще с полдесятка ран, но именно эта пугала Бет больше всего.
Дурацкий палантин был огромен и не хотел держаться на голове, узлы скользили и развязывались, руки не слушались – и в довершение всего Дик повалился ей на плечо и так обвис. Его тело казалось холодным. Ледяным. И невыносимо тяжелым.
– Все в порядке, Бет. Я его держу, – Рэй поднял Дика на руки.
И тут раздался еще один выстрел. То есть, раздались три выстрела, слившиеся в один. То есть, не раздались – сделанные в упор, глухо прозвучали.
Два тела упали одновременно.
Сверху был юный морлок Гедеон.
Снизу – бабушка Альберта.
Гедеона подняли на руки и положили чуть в стороне – иглопули раскрошили все содержимое его грудной клетки в фарш. Он еще дергался, изо рта пенной волной хлынула кровь.
Бабушку подняли, держа за руки. Она была невредима – Гедеон только перехватил ее руку и направил оружие в себя, после чего оба повалились на пол. Аэша Ли взяла игольник из рук охранника-синоби, и оружие исчезло где-то в необъятном ее рукаве.
– Бедняга, – сказала она, глядя на труп юного морлока. – Он получил свое мученичество. Фрей Элисабет, встаньте. Сеу Порше, передайте мальчика медикам, а сами отправляйтесь в городскую тюрьму вместе с сеу Ройе, освободите заключенных именем Государя и ведите их сюда.
Рэй с сомнением посмотрел на нее, но все же положил Дика на носилки, заранее приготовленные для того из участников поединка, кто останется в живых.
– Именем Государя? – Керет уже стоял на подиуме возле своего сиденья. – Кто дал вам право делать распоряжения от моего имени?!
– Вы, – без колебаний ответила Аэша Ли. – Вашей подписью под решением суда о поединке. Победившая сторона объявляется невиновной, мятеж Гедеона – законным, все его участники – свободными людьми.
– И что все эти… свободные люди… будут делать здесь?
– Охранять вашу особу, к которой они питают величайшее почтение.
– От кого?
– Взгляните на господина Метцигера, ваше величество. Взгляните на господина Гиона. Они составили заговор с целью взять вас под свой контроль, женить на дочери господина Гиона и править от вашего имени. Их сообщники все еще на свободе и не знают о случившемся. Но как только узнают, предпримут попытку довести дело до конца. Именно поэтому нам не помешают здесь две сотни свободных людей с оружием в руках.
– Чтобы помочь вам сделать то, в чем вы обвиняли Метцигера и женить меня на Бет? Видимо, уже на Бет Ван-Вальден, а не Бет Шнайдер-Бон?
Бет развернулась и шагнула к нему так резко, что пропитанные кровью нижние юбки отлепились от колен.
– Никогда! – сказала она. – После того, что ты сказал, никогда я не выйду за тебя замуж, ни как Бон, ни как Ван-Вальден, ни как Мак-Интайр, ни как кто! Я не буду с тобой, даже если ты останешься единственный мужчиной на этой планете! Да во всей Галактике!
– Довольно, – Аэша Ли осторожно коснулась ее плеча. – Ваша приемная матушка, несомненно, будет рада вас видеть.
– Где? – у Бет словно мокрую нить протащили по горлу.
– Следуйте за носилками.
Не тратя времени, Бет побежала туда, куда увозили Дика. За ним уже закрылся лифт, но она знала, где во дворце медсектор, и помчалась туда по лестнице, большими прыжками. Она помнила, что бабушку заковали в наручники и увели куда-то, что тело дяди остывало на дуэльной площадке, а тело юного Гедеона – рядом с ним, но это все отодвинулось куда-то в сторону, главное было – Дик и мама.
Она догнала носилки у самых дверей и там же столкнулась с мамой, выходившей из кабинета.
И не придумала ничего умней, чем сказать:
– Ты… ты похудела.
Так. Спокойно. Перевести дыхание.
– Тебе так тяжело пришлось… Ты… Дик…
– Меня выгнали за недостаточную стерильность, – мама улыбнулась. Потом обняла Бет и прижала к себе. – А ты выросла, девочка. Как ты выросла!
Бет поняла, что она в самом деле выросла – мама смотрела на нее чуть снизу вверх.
– Давайте нежности отложим немножко на потом, – из-за какого-то поворота выскочила незнакомая чернявая девица. – О, ваши морлоки с вами, отлично. Возьмите оружие, – девица гостеприимно распахнула свой плащ, и Бет увидела, что ее пояс – настоящая оружейная лавка. – Что вам больше по руке? Я Шана, здравствуйте. Леди Мак-Интайр меня уже знает.
– Эта девушка – синоби, она охраняла нас, – пояснила мама. Девица повела плечами, и из-под ее плаща, теперь уже сзади, высыпался Джек.
– Мама! – заорал он, кидаясь леди Констанс на шею. А потом заметил Бет, но все-таки траекторию броска не поменял.
– А где Гус? – спросила мама.
– Они с Шастаром пошли другим маршрутом. Ну, знаете, яйца, корзина, все такое.
Послышался отдаленный грохот. Шана расслабила плечи.
– Так, переборки все закрыты… А где Ран? В смысле, Дик?
Не нравилась Бет эта девица. Откуда она знает Дика? Что за панибратский тон?
– На операционном столе.
– Что, так все серьезно?
– Поверхностные раны. Но их много.
– А-а, вечно он так – думает, что раз за шкуру не плачено, то и беречь ее не обязательно.
– Он только что убил вашего тайсё, – сама не зная почему, сказала она.
– Ага, – согласилась девушка. – Хороший был мужик. Ну, вы будете брать оружие, нет?
Бет цапнула первый же револьверник, проверила предохранитель энергоблок и кассету – и, только поймав взгляд мамы, поняла, что это движение стало привычным.
– Это мы в школе проходили, – сказала она. Мама продолжала смотреть вопросительно. – Ну, не только это. Я вообще не очень. Только так, чтобы защитить себя, если что… от не очень крутого противника.
– Сударыня? – девица Шана обратилась к маме, продолжая держать плащ нараспашку, как нелицензированная торговка.
– Благодарю, я… не так ловко обращаюсь с оружием.
– Мама, а можно мне? – тут же заканючил Джек. – Ну, мо-о-ожно?
– Нет, – Бет услышала в голосе мамы знакомую твердость.
– А почему Бет можно?
– Ты же слышал: Бет целый год училась этому в школе. Оружие – не игрушка, Джеки. Это опасная вещь. Она создана, чтобы убивать людей, и в неумелых руках она убивает без разбора.
– И в коридоре торчать – тоже не лучшая идея, – добавила Шана. – Давайте пройдем в комнату отдыха, а ваши морлоки пусть покараулят снаружи. Ой, простите, оговорилась. Ваши люди пусть покараулят снаружи.
Они сели на диванах в комнате отдыха. Девица передвинула один из диванов так, чтобы он стоял спинкой к двери, а другой – так, чтобы он стоял боком к каменной колонне. Теперь все, кто сидел на нем, были скрыты от взглядов – и выстрелов – из коридора. Девица выложила почти весь арсенал на стойку бара – вот оттуда под ее огонь легко попал бы любой прошедший через морлоков в коридоре.
– Кофе? – спросила она, открыв холодильник. – Пирожные? Обожаю пирожные.
– Сколько мы тут пробудем? – спросила Бет. – И вообще, что происходит?
Девица Шана уже заправляла кофейный автомат и жевала бустерное пирожное со вкусом шоколада.
– Дворцовый переворот, конечно, – пирожное оттопыривало щеку юной синоби.
– И на чьей мы… ты стороне?
Девица, не переставая жевать, приподняла луком выгнутые бровки, как бы обозначая этой гримаской всю меру идиотизма, содержащегося в вопросе. Но на Бет эти фокусы уже не действовали, и она продолжала пристально глядеть девице в глаза. Та сглотнула свой кусок пирожного и внятно сказала:
– На стороне Солнца-Государя Керета, конечно же.
* * *
Керету было так страшно всего лишь один раз в жизни – когда небольшой отряд наемников Лесана принял бой на улицах Пракрити, прикрывая отход беглой экс-императрицы и неучтенного наследника. Он не помнил деталей – лишь ощущение кромешного ужаса от поездки на безумной скорости по улицам пылающего города и по темным ущельям в горах.
Сейчас этот ужас вернулся. Немного позже был и стыд – он, взрослый парень двадцати лет, на несколько минут от страха потерял всякое соображение, и просто позволял морлокам-охранникам и синоби вести себя, как перепуганную овцу, по коридорам дворца. Его привели в «комнату безопасности» – небольшой бункер с прекрасно обороняемым входом и запасным выходом на крохотную глайдер-стоянку, спрятанную в скалах. Впрочем, бегства пока не планировалось.
Государыня Иннана уже ждала там.
– Что такое? Почему мы здесь, что происходит?! – когда мать одолевали сильные чувства, в ее голосе прорезались визгливые нотки. Керету это всегда было неприятно.
– Тысяча извинений, государыня, это сделано из соображений безопасности, – Аэша Ли совершила полное коленопреклонение и, почти касаясь губами пола, продолжала:
– Во дворце сейчас неспокойно, и лучше вам и Государю оставаться здесь пока все не уляжется.
С этими словами она встала, вынула из-за отворота платья сложенное письмо и, протянув его Керету, вновь совершила полное коленопреклонение.
Керет развернул бумагу и сразу узнал руку Шнайдера. Первая страница содержала полное титулование, и Керет поспешно перелистнул ее. Со второй начиналось:
«Будучи неспособен оправдать доверие Государя и недостоин Его милостей, я принимаю то решение, которое кажется мне в данной ситуации единственно возможным.
Государь, я передаю всю полноту власти в Ваши руки. Меня в этом поддерживают Северин Огата, Максим Ройе, Александр Кордо, Аэша Ли…» – Керету пришлось сморгнуть слезу и он не дочитал до конца списка, а это было полстраницы.
«…Если Ваш покойный слуга снискал хоть сколько-нибудь благоволения в Ваших очах, умоляю снизойти к следующим нижайшим просьбам…»
Нет, нет, нет, нет! Зачем ты так со мной, почему с своем последнем письме ты не говоришь со мной как с человеком?! Разве я этого не заслужил? Разве я этого не достоин?
«…Первое – приложить все усилия к заключению мира с Империей, как можно скорейшему, и для начала – к примирению с доминионами Ван-Вальденов и Мак-Интайров. Используйте юного Суну…»
Я не хочу его использовать. Я хочу заживо разорвать его лебедками в глайдер-порту. Он убил моих родителей. Моих единственных родителей, настоящих, а не тех, кто просто поставил две половые клетки. Он должен умереть как можно мучительней.
«…юного Суну, лорда Августина и Яна Шастара в качестве эмиссаров Своей высочайшей воли. Умоляю, не принимайте поспешных решений, продиктованных эмоциями. Не льщу себя надеждой, что успокоение моего недостойного духа будет занимать Ваше внимание, но все же осмелюсь сообщить, что дух мой не найдет покоя и память будет оскорблена, если Вы променяете мир на месть.
Если будет много непримиримых, следует споспешествовать как можно скорейшему их отлету к Инаре. Вождем их мог бы сделаться Бастиан Кордо. Не следует чинить им препятствий, напротив, величайшим благом будет, если они уберутся из локального пространства Картаго до того, как здесь появятся имперские корабли.
С гибелью Вашего недостойного слуги отпадает необходимость в Вашем браке с Элисабет Шнайдер-Бон. Пусть она избирает мужа себе по сердцу или остается одна, как ей больше захочется. Вас же я нижайше прошу обдумать возможный брак с одной из младших принцесс дома Риордан.
Словами не передать всю степень моего сожаления по поводу того, что приходится покидать вас в такое тяжелое время. Но судьба распорядилась так, что живой я представляю для вас значительно больше опасности, нежели приношу пользы, и потому лучше мне присоединиться к большинству.
Нижайше молю не возлагать на юного Суну вины за мой уход: он не более чем инструмент, выбранный мной для осуществления моего замысла наилучшим образом. От начала этого суда и до конца поединка все шло так, как я планировал, хотя это стоило мне многих трудов. Как говорил некий древний тиран на Старой Земле – „главное не как голосуют, а как считают“.
Помните: можно семь раз упасть и восемь раз подняться. Вавилон – не города и планеты, Вавилон – люди и идеи. Даже если мы заключим с Империей мир, наше дело не проиграно, пока живы люди и ходят корабли. Башня растет.
Уничтожьте письмо, как только прочтете. Не устраивайте травлю морлоков в честь моих похорон – только борьбу и только добровольцев. Не хороните моего морлока вместе со мной – пусть живет. Обяжите Ричарда Суну заботиться о нем.
Всем разумом и телом ваш, тайсё Рихард Шнайдер».
Керет уронил руки, письмо беззвучно упало на пол. Аэша Ли быстро подобрала его и одним незаметным движением скомкала, не дав государыне Иннане даже коснуться бумаги.
– Покажите, что написал моему сыну Шнайдер! – государыня нетерпеливо потрясла пальчиками. – Я требую!
– То, что тайсё изволил написать Государю – между ним и Государем, – тихо возразила Ли, и снова совершила перед Государыней полный поклон.
– Покажите мне письмо! – закричала Государыня и принялась пинать неподвижную синоби ногами. – Отдай письмо, старая паучиха!
Никто не смел пальцем шевельнуть – ведь то была сама Государыня. Керет понимал, что должен сделать прямо сейчас хоть что-то, но почему-то смог преодолеть ступор далеко не сразу, а только когда Государыня (он больше не мог называть эту женщину матерью даже про себя) уже отвесила Ли восемь или десять пинков под ребра. Тут он наконец-то спохватился и оттащил Государыню в сторону, обхватив поперек туловища.
– Отпусти меня! Отпусти, мальчишка! – закричала она. Чтобы лишить ее опоры, Керет чуть прогнулся назад. Он сам удивился своей силе – раньше он никогда не пробовал поднять и удерживать на весу человека. Государыня Иннана была, конечно, небольшой женщиной и следила за весом – но все-таки она вырывалась.
– Вы теряете лицо! – крикнул он. – Постыдитесь! Или я велю поместить вас в силовое поле!
Иннана перестала биться в его руках.
– Госпожа Ли я повелеваю уничтожить письмо, – продолжал Керет. – И ответьте мне немедля, как долго мы будем здесь находиться.
– Как только мне доложат, что стрельба закончилась, мы покинем убежище, – Ли, как ни в чем не бывало, поднялась с пола, вынутой из рукава салфеткой промакнула нос и щелкнула зажигалкой, превращая письмо Шнайдера из комка бумаги в горстку пепла. – Или как только мне доложат, что верх во дворце взяли противники прямого императорского правления, и нам придется бежать в космопорт Лагаш, чтобы ваше величество оттуда могло управлять армией и флотом.
– Вы так уверены в армии и флоте? – кисло усмехнулся Керет, отпуская Государыню.
– Люди, в которых покойный тайсё не был уверен, ныне пребывают с ним за пределом жизни, – Керета не оставляло ощущение, что за этим высокопарным ответом скрывается жестокая ирония.
– Что произошло? – теперь в голосе Государыни были интонации капризного ребенка, готового вот-вот заплакать. – Объясните мне наконец, что произошло?!
– Реставрация прямого императорского правления, которой мы с почтением ожидали с тех пор, как династией стали играть Адевайль, – и снова Керету послышалось тонкое издевателство; он жестом прервал Ли.
– Реставра… ция?! – до госпожи Иннаны доходило плохо.
– Я теперь настоящий Государь, ваше величество, – у Керета горлом пошел смех, и он опять ничего не мог с собой сделать. – Тайсё покончил с собой, чтобы я мог стать настоящим Государем…
Задыхаясь, он повалился на кушетку и спрятал лицо в рукавах.
* * *
Первое, что бросилось Бет в глаза – его ухо. Ярко-красное, воспаленное, на фоне смуглой кожи щеки и белой кожи там, где сбрили волосы, чтоб наложить швы. Один шрам тянулся к макушке, другой выползал на висок, третий – на подбородок. Если он не сделает пластику лица – а он не сделает – все будут видеть, что победа над Рихардом Шнайдером далась непросто. Что приз был взят с тяжкого боя.
Бет села на край кровати, вложив пальцы в раскрытую ладонь, лежащую поверх покрывала. Ладонь сжалась, Дик открыл глаза и сел. Она не знала, что сказать, и он, похоже, тоже не знал.
Наконец он разлепил губы и проговорил куда-то в сторону:
– Ты только подумай, как это смешно: все время я воображал себя жертвой.
Бет не видела ничего смешного.
– Ты себя в зеркале видел?
Дик усмехнулся, потрогал самыми кончиками пальцев мочку уха. Бет ухватила его за руку, прижала к покрывалу.
– Не хватай, а то еще отвалится.
Улыбка Дика стала еще кривей и шире.
– Твой дядя был настоящий мастер. Я бы так не смог. То есть… я знаю себе цену как боец, но это совсем другой уровень. Это годы и годы тренировок. У меня был шанс только в самом начале, если бы я использовал эйеш.
– Но ты не использовал.
– Чем сильно усложнил ему задачу. Дурак потому что.
Бет не могла разобраться, чего ей больше хочется: прижать этого идиота к себе и не отпускать, или взять подушку и бить по башке до тех пор, пока до него не дойдет, что он виноват меньше всех; уж во всяком случае, меньше взрослых, которые развели на планете бардак. Бить нельзя: разойдутся швы.
– Что там… творится? Уже зарезали всех, кто должен быть зарезан?
– Не знаю, нам не отчитываются в зарезанных, – это почему-то вышло резко. – Позвать маму? Джека?