Текст книги "Мятежный дом (СИ)"
Автор книги: Ольга Чигиринская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 41 (всего у книги 68 страниц)
Организацию «побега» он возложил на Пауля и Северина – в экономике те понимали крайне мало, а представительские функции оставляли Огате сравнительно много свободного времени. К решению вопросов с собственностью Сога Ройе привлек Баккарин. Точнее, Карин Судзуки-Огата, принявшую свое настоящее имя. У него с самого начала было предчувствие, что женщина, сумевшая на чужой, враждебной планете с нуля поднять дело, справится – и это предчувствие его не обмануло.
На пятый день после переворота к нему в кабинет без стука вломился Дельгадо, который в последнее время был на подхвате у Торвальда, и без предисловий сказал:
– Дик сбежал.
– Что-то вы быстро, – Ройе даже не поднял головы от терминала. – Не спешите. Дайте Северину отъехать в столицу.
– Вы не поняли, – Дельгадо положил на терминал ладонь, – он сбежал. Без Пауля, без поддержки, без всего.
– Боже мой, – вырвалось у Карин. – Он что, спятил?
– Спасибо, Карин, именно это я и хотел сказать, – Ройе откинулся в кресле. Мелкий паршивец все-таки решил, что это будет чертовски благородно – сбежать самому, чтобы ни дом Сога, ни навегарес не отвечали за этот побег. Идиот самовлюбленный.
– Он не мог сделать этого один, – сказала Карин, и Ройе заметил в ее глазах тревогу. Совершенно понятную тревогу – юный Анибале, по ее словам, целые дни проводил с пленником, и она была не против. По ее мнению, общество юного Суны для любого другого подростка могло быть только полезным.
Но если Анибале помогал в побеге…
– Не мог, – согласился Дельгадо. – Вместе с ним бежали два ваших морлока, Скимитар и Фламберг.
– Идиот, – прошептал Ройе, сжимая кулаки. – Проклятый маленький идиот!
– Нет, он тут совершенно ни при чем, – холодно продолжал Дельгадо. – Третий морлок – кстати, тоже ваш, Дайто, – явился с повинной, как только они скрылись. По его словам, их обратил и научил устроить побег какой-то гем, юдан. Это, кажется, раб, ориентированный на сексуальное обслуживание…
– Пусть только попадется мне, – пробормотал Ройе, чувствуя, как весь его аболиционизм куда-то испаряется. – Я его, сукина сына, ориентирую снежных троллей через пролив переправлять. На спине.
– Вы хотите сами допросить Дайто?
– Еще бы, – Ройе встал. – Куда идти?
– Никуда. Он здесь, под дверью ждет. Я же сказал – сдался с повинной, сам. Процитировал при этом ту строчку из Послания, кажется, к ефесянам… Где рабы должны повиноваться со страхом и трепетом.
– Это точно не Дик, – сказала Баккарин.
– Да, – сказал Дельгадо. – Совсем на него не похоже. А похоже на попытку гасить огонь встречным палом.
Ройе открыл дверь и увидел своего морлока. Без всякого конвоя, смирно пришедшего к хозяину и смирно ждущего своей участи.
Жестом Ройе велел ему войти в кабинет. Едва войдя, тот немедленно совершил полный поклон и остался ожидать решения своей участи на коленях.
– Ты… – Ройе сплел пальцы за спиной, опираясь на стол. – Ты принял христианское крещение?
– Да, господин.
– Как давно?
– Сегодня, господин.
– Какое имя тебе дали?
– Осия, господин.
– Кто крестил?
– Тэнконин-сама. Ричард Суна. Как и предсказал Азур.
– Кто?
– Юдан по имени Азур, господин. Он предсказал, что придет Тэнконин и даст нам имена.
– Расскажи о нем все, что знаешь. Как можно подробнее.
Из рассказа Дайто-Осии выяснилось следующее: таинственный юдан появился в Шоране незадолго до Нового года, начал проповедовать и предсказывать появление Тэнконина – Идущего-по-небу. Проповедовал он христианское учение в его вполне традиционном формате, но утверждал, что он только предтеча, а настоящее упование гемов должно быть связано с появлением пришедшего с неба юноши, который будет творить чудеса и давать подлинные человеческие имена. Описание Тэнконина было в определенной степени образным и противоречивым – например, он должен быть и неописуемо красив, и, при желании, невзрачен, чтобы скрываться от своих врагов, да и красоту его можно разглядеть только просветленным взглядом. Но в описании характерных черт, по которым должно было узнать Тэнконина, имелись и реальные особые приметы: шрамы, выцарапанный на груди крест, виртуозное владение флордом. Прийти, по словам юдана, посланник Божий должен был с моря.
Поначалу морлоки относились к проповеди с великим скепсисом, тем более что среди гемов несколько раз вспыхивала ложная тревога, Тэнконин объявлялся то здесь, то там, но каждый раз Азур объявлял, что это не тот, и что подлинный Тэнконин явит такие знамения, в каких уже никак нельзя будет сомневаться.
И тут господин Ройе приволок с моря юношу, который показал великое мастерство во владении флордом, а на теле имел знаки, о которых говорил юдан.
Морлоки были не то чтобы потрясены – но изрядно заинтригованы. Одно только не совпадало: Азур утверждал, что Тэнконин принесет слово Божье, а гость господина Ройе не проявлял никакого желания миссионерствовать.
Юдану описали его внешность, и тот сообщил, что на сей раз Тэнконин, несомненно, явился, а не проповедует лишь потому, что время его не пришло и потому, что желает испробовать веру своих новых братьев на прочность. От свидания с Тэнконином Азур уклонялся, аргументируя это тем, что сначала должно быть знамение, и если поспешить – то можно все испортить. В любом случае, сказал он, нужно ждать Сэцубуна. Но чем бы ни кончилось дело в Сэцубун, наставлял Азур, Тэнконин окажется либо в темнице, либо в бегах, и вот тут-то его верным друзьям будет нужно его выручать.
И я, подумал Ройе, вот этими самыми руками знамение обеспечил. Ну не прекрасна ли эта жизнь, Эрлик ее побери?
– Что ж, – сказал он, когда морлок закончил. – Ты считаешь себя человеком, и я дал клятву Тэнконину обращаться с вами как с людьми. Поэтому я, как человек человеку, говорю тебе: вы болваны. Вы поддались на самый примитивный обман и подставили Тэнконина, предав его в руки врагов. Вы подставили нас, потому что теперь получается – мы не смогли его защитить. И у вас есть единственная возможность исправить дело – указать мне, где скрывается Азур и куда вы переправили Тэнконина.
Морлок поднял голову. На его простецком лице было написано самое настоящее потрясение.
– Господин Ройе, – сказал он. – Вы говорите точно так, как было предсказано! Азур говорил, что дьявол будет вам нашептывать эти слова – и не ошибся.
Глава 14
Сделка
Примерно через час после того, как Скимитар и Фламберг увели Дика через подземные коммуникации, до него дошло, что это ошибка, что главный дурак во всей ситуации – он сам и что он понятия не имеет, как все исправить. Потому что если он начнет стучаться в ворота Дома Белой Ветви с просьбой «возьмите меня обратно в плен» – то как бы не подставить всех еще хуже.
Если бы он шевельнул мозгами немного и сообразил, что к Ройе не имеет отношения не только странный юдан, о котором говорили морлоки, но и весь этот побег – он бы, конечно, никуда бежать не стал. Но у него что-то перемкнуло в голове – раз морлоки принадлежат Ройе, значит, и побег готовит Ройе. Проповедуя гемам, он знал, как бывает сложно подвигнуть их на самостоятельное мышление, и уж никак не ждал такого мышления от гемов, не затронутых проповедью.
Ну вот и влип, сказал он себе. Жаловаться не на кого.
Сидя в одном из закутков купальни для гемов, он обдумывал теперь дальнейшие действия.
Во-первых, познакомиться с умным до невозможности юданом Азуром. И кое-что ему растолковать.
Во-вторых, после темноты как можно быстрей и незаметней пробраться в порт и пролезть на «Вертихвостку».
Вот и все, в общем. Дело за малым: выполнить намеченное.
– Тэнконин-сама! Вы будете говорить нам? – робко спросил Скимитар.
– Может, подождем еще? – без особенной надежды спросил Дик. Ему не хотелось говорить дважды: для Азура и всех остальных.
– Азур придет в любой момент, – сказал Фламберг. – А мы ждали вас.
– Ладно, – Дик вздохнул. – Ладно.
Он встал, бросив свой рюкзачок у стены. Прошелся по берегу горячего водоема. Достал сигареты, закурил. Пауль Ройе не запретил ему курить совсем – решил, что это будет слишком большой стресс; но взял с Дика обещание сократить дозу до трех-четырех сигарет в день. Дик, которому на навеге доводилось ужиматься до одной в день, согласился. Не так уж это было и тяжело. Обычно он делал пять-шесть затяжек и гасил сигарету – но сейчас ему нужно было собраться с мыслями, и он докурил до конца.
Геммы смотрели на него с мостков, перекинутых над онсэнами, с бортиков большого бассейна и из воды. Это место было чем-то вроде Лабиринта в Пещерах Диса – с той разницей, что предназначалось оно не для одних морлоков. Здесь гемы проводили толику свободного времени, которую разрешали иметь хозяева. Здесь был центр сплетен, развлечений и какой-то примитивной меновой торговли. А поскольку в Шоране все было поставлено намного легкомысленней, нежели в Пещерах, видеонаблюдения за этим местом никто не вел. Полагались на дисциплинированность и миролюбивость гемов.
Дик прошел по мосткам до центра купальни – бетонного островка, служащего опорой центральному столбу купола. Взобрался на нижнюю секцию.
– Всем меня слышно?
Гемы, что были поближе, закивали. Гемы, которые нашли, что им слышно плохо, попрыгали в воду и начали тихо грести к островку. Нет, понял Дик, когда к ним присоединились десятки тех, кто сидел ближе – они хотят не просто слышать и видеть его, они хотят находиться рядом, чтобы таинственная сила, о которой наболтал этот Азур, будь ему трижды неладно, коснулась их.
– Послушайте, – сказал он громко. – Не теснитесь и не толкайтесь. Вы, там, сидите как сидели, не скачите в воду, вам и так все будет видно и слышно. Да, я и вам говорю тоже. А вы… ладно, раз уж решили тут изображать гёдза в супе – валяйте, только не хватайтесь друг за друга… Пусть между каждыми двумя будет такое расстояние, чтобы можно было расставить локти, вы все меня слышали? – он показал, как. Подождал, пока они рассредоточатся. Боже правый, их тут сотни. Три-четыре, если не все пять…
– Вот так, хорошо, – Дик встал. Отовсюду на него смотрели оливково-золотистые лица, и на каждом, как жуткий третий глаз, блестело клеймо. – А теперь вот, что я вам скажу… У меня ничего нет.
Он развел руки в стороны, подтверждая свои слова.
– Кроме этой одежды, и та не моя. Кроме этой плоти, и та уже мало на что годится. Я не умею творить чудеса, мне просто везло. Я не лучше любого из вас, наоборот, хуже. Скажем так – я не лучше любого из ваших хозяев, по большому счету. Правила, по которым я живу, они лучше, да, – но это не моя заслуга, меня просто вырастили люди, которые приучили меня их держаться. И то, у меня не получается. Я не хожу по небесам. Я грешник. Дзайнин. Понимаете, что это значит, нет? Конечно, не понимаете, вас не учат читать кандзи. А если сказать «цумибито», «виновный человек» – так понимаете? Ну вот, это одно и то же. Я говорю вам – вы люди, такие же, как и я. Это благая весть, я верю в это. Но быть человеком, «хито», в этом мире – означает быть и грешником, «цумибито». Вы ждете, что я дам вам имена. Ничего в этом сложного нет – это может сделать любой из вас для другого. Для этого не нужно быть «идущим по небу», для этого не нужно быть свободнорожденным или естественнорожденным. Для этого даже не нужно быть крещеным. Я сегодня дал имена троим морлокам, двое из них здесь – покажитесь, ребята! Они получили крещение и прощение грехов, но я не успел им сказать толком, что такое грех, и почему он прощается. Вы рабы людей, потому что люди украли у вас свободу знать закон, принимать закон, и иметь возможность нарушить закон. Они придумали много способов сделать так, чтобы вы не могли ни нарушить закон, ни даже задать себе и им вопрос, откуда он исходит и почему нужно подчиняться. Подчиняться нужно, потому что наденут шлем и дадут стрекалом пониже хребта, верно? – в подтверждение его слов над водой порхнул робкий смешок. – Вот, это всем нам хорошо знакомо. Но не это делает вас рабами. То же самое можно сотворить и с человеком. С любым из них. Со мной это делали. Меня покупали и продавали, как всех вас. Меня заставляли убивать, как морлока. Держали под шлемом и били, как тэка. Со мной… обходились так, как с юданами и юдзё… – Дик задохнулся на секунду и потрогал сначала затвердевшее место на груди, куда Пауль ввел капсулу, а потом – браслет. Вроде пока не вибрирует и не пищит, нормально. Вдох и выдох. – Я не стал рабом. Кто тут сказал, что дело в том, что я не гем? Фунния! Люди модифицируют свои гены столетиями. Ваша будущая императрица, дочь тайсёгуна Бона и племянница Шнайдера – я её очень хорошо знаю. Она десять лет носила феномодификацию, такой же цвет кожи, как у вас. Все гемы одного потока – генетические близнецы? Так и среди людей рождаются близнецы, сами по себе, просто так. Нет. Дело не в этом. Дело в том, что раб подчиняется закону, потому что его заставляют. И не выбирает, какому закону подчиняться. Но если вы согласитесь принять имена – вы выберете иной закон, не закон ваших хозяев. И вы будете познавать «цуми», вину, не тогда, когда скажет хозяин и не тогда, когда вас ударят. А когда вам скажет об этом разум, – Дик постучал себя по лбу. – И сердце, – он указал на грудь. Узнав свободу, вы узнаете вину и стыд – и это будет сильнее, чем когда вас раздевают и бьют перед всеми, или когда товарищи не хотят с вами говорить. Хотя закон, которого держусь я – добрее и лучше, чем закон ваших хозяев. Клянусь вам, еще не поздно сдать назад. Вот, возьмите Скимитара и Фламберга. Пока они не приняли крещения, они могли убивать тех, на кого укажет хозяин, и не чувствовать «цуми». Хозяин скажет – «Хорошо, добрый и верный раб», и ты ложишься спать, довольный убийством. Теперь они так не могут. Что вам за знамение обещал этот Азур? Что я убью плохого человека? Большое дело. Я убил человека, и кто я после этого? Цумибито, грешник. Да, нехорошего человека убил, злого и подлого – но вина все равно на мне. Потому что я свободный человек, и сам выбрал этот закон и эту вину. Понимаете вы меня?
Большинство оливковых голов закивало, блестя во все три глаза, но для Дика это была не первая проповедь, и даже не сто первая – он прекрасно знал: все они кивают, чтобы сделать приятное человеку, существу высшего порядка. До понимания им еще жевать и жевать.
– Всем, что для меня дорого, я вам клянусь, – сказал он. – Если вы хотите спокойной жизни, если вы хотите не знать этой вины – то лучше вам оставаться как есть! Бог не станет любить вас меньше, чем меня или ваших хозяев. Стать человеком? Вы и так люди. Нисколько не меньше, чем я. Что у меня не так, как у вас? Я ем, пью и хожу в туалет. Меня можно ранить и убить, я могу заболеть и сам. По утрам у меня смердит изо рта, когда покурю – тоже. Быть свободным – не значит избавиться от того, что ты человек. Все, чего вы ждете от меня, уже находится в вас. Вы люди. Вы просто… пока еще спите. Но вы и проснуться сможете только сами. Я всего лишь… всего лишь будильник. Можно просто встать, выключить и спать дальше. Этот парень, Азур, говорил вам о законе?
Десяток-другой голов кивнули.
– А что именно он говорил?
– О, он говорил много! – с воодушевлением сказал молодой тэка. – Так много и красиво говорил! Они, говорил, красивей, чем золото и слаще, чем мед, эти самые законы!
– Хм… – Дик был озадачен. От юдана в принципе можно было ожидать начитанности и независимости мышления – это была наиболее образованная каста гемов. Но после знакомства с господином Вальне у Дика появилось недоверие к тем, кто по любому поводу цитирует Писание.
– Ну, а в чем они состоят, эти законы – он говорил?
– Не помню, – простодушно улыбнулся гем.
– Какой ты бестолковый, Кику, – покачала головой молоденькая дзё. – Дайте я скажу, господин Тэнконин! Самый главный закон – это то, что на небе есть Бог и он послал Тэнконина к нам!
Дик прикрыл глаза. Ну что ты тут будешь делать! Впору головой о бетон колотиться.
– Давай остановимся на том, что на небе есть Бог, – предложил он. – Да. Это самый главный закон… Мне трудно говорить вам о законе. Вы и так не крадете, не можете убивать… в основном… не способны на ложь… А чтобы вы поняли, что такое прелюбодеяние, вам сначала нужно объяснить, что такое брак… Хозяева дали вам свой закон – и еще подстраховались, чтобы вы не могли его нарушить. Потому что они создавали вас не из любви к вам, а себе на потребу. Но любовь не живет там, где нет свободы. Нет смысла говорить о Законе тем, кто не способен ни нарушить его, ни держаться его по собственной воле. Нужно прежде помочь им обрести свободу. Найти ее в себе, вот здесь, – Дик коснулся груди и увидел, как сотни повторили его жест.
– Но вы должны знать, что когда вы сумеете ее найти – ваши хозяева это заметят и станут преследовать вас. Они боятся, что вы пожелаете мстить за зло, которое они вам причинили. Что вы перестанете для них работать. А самое главное – что с вами придется делиться правами и властью. Знаете, этим делиться никто не любит. Я тут почитал из нашей собственной истории – ужас, каких только пакостей не делали, чтобы не делиться. Так что если вы научитесь быть свободными – большинство этого вам не простит. Однако знаете, что я думаю? Я думаю, что у нас нет другого выхода и что у нас очень мало времени. Когда сюда придут имперцы, кто-то должен будет защитить ваших хозяев. И это некому сделать, кроме вас. Просто некому. Я знаю, что вы пришли сюда в поисках вечной жизни. Но не я даю вечную жизнь, она уже принадлежит вам, по праву, с рождения. Важно только то, что вы с ней сделаете.
Он замолчал, оглядывая свою аудиторию – и увидел: у самого входа стоял высокий гем. Лицо он, как часто делают сёфу в возрасте, прикрывал платком. Большинство сёфу, особенно юдзё, все же носят совершенно прозрачные вуали, но этот то ли был то ли сурово предан хозяину, то ли просто стеснялся старости: он оставил открытыми только глаза и клеймо.
– Оро, – пробормотал Дик. – Ты и есть тот самый Азур? Иди сюда, нам нужно поговорить!
Юдан пошел вперед – и Дик ощутил вдруг, что тут что-то не так.
Против воли он сделал два шага назад, встал на мосток, ведущий к тому борту, где лежали его вещи, и выбросил в ладонь флорд, который носил в подрукавной петле.
– Стой, – велел он, и юдан остановился. – Покажи лицо.
Юдан медленно поднял руку – и высвободил тот конец головного платка, что был обернут вокруг лица.
– Видишь, – сказал он. – На что пришлось пойти, чтобы отыскать тебя. Неужели ты меня убьешь, даже не выслушав?
Юноша узнал даже не лицо – а улыбку.
– Еще как убью, – проговорил он немеющими губами, и, еще не договорив, знал, что на глазах всех этих гемов, которым только что говорил о любви и законе – не сможет, просто не сможет.
– Я безоружен, – Моро развел в стороны руки. – У меня тоже нет ничего. Мне приказали тебя убить, но я здесь не за этим…
Дик отступал на мостик, а Моро шагнул на островок. Браслет задрожал, потом запищал, чуть ли не завизжал – и Дик ощутил даже не один толчок в вену, а короткую очередь.
– Если тебе так будет спокойнее, – сказал Моро, – прикажи морлокам меня держать, пока я буду говорить то, что должен сказать. Прикажи им, если хочешь, меня разорвать после этого, они все твои. Я постарался…
Дик ударил трижды – вверх, справа и слева от себя. Свет погас, перерубленный световод какое-то время был виден на потолке желтеющей паутинкой – но потом погас и он. Тросы, на которых держался подвесной мостик, лопнули, десятка два гемов посыпались с него как горох, и Дик вместе с ними.
– Бегите все! – крикнул он. – Это шпион!
Как он и думал, началась суматоха. Геммы загалдели и начали толкаться в воде, пробиваясь кто к бортику, кто наоборот – пытаясь залезть под мостки. Хлопали дверцы шкафчиков, вскрикивали те, кому товарищи отдавили пальцы. Наиболее благоразумные остались в воде, просто прижавшись к бортикам. Те, кто уже был одет и во время проповеди в воду не лез, потихоньку пробирались к выходам.
– Тебе нет смысла никуда бежать, потому что я не собираюсь тебя ловить, – сказал Моро. – Мне нужно всего лишь, чтобы ты меня выслушал.
Дик, стиснутый со всех сторон мокрыми горячими телами, старался дышать как можно бесшумней, широко открытым ртом – и все равно ему казалось, что воздух со свистом вырывается из его глотки. Сердце прыгало где-то в горле, руки дрожали. Он боялся активировать флорд, чтобы не поранить кого-то из гемов.
– У тебя есть все основания меня ненавидеть, – продолжал Моро. Дик не мог его видеть, но по голосу слышал, что тот перемещается по мосткам. – У тебя есть все основания мне не верить. Но я пришел сюда с единственной целью: помочь тебе.
«Знаем мы твою помощь», – подумал Дик.
– Тэнконин-сама! – крикнул откуда-то Скимитар. – Нам схватить его? Убить его?
Дик не ответил. Вместо этого он взял за плечо гема, дрожащего у бортика рядом и прошептал ему (или ей) на ухо:
– Ты помнишь, где лежит мой мешок с вещами?
– Да, Тэнконин-сама, – ответил тот.
– Принеси его сюда.
Гем уложился в каких-то пятнадцать секунд. Дик осторожно, стараясь не шуметь, достал из бокового кармана рюкзака контейнер для контактных линз.
Те карнавальные контакты, что выдали ему Ройе и Карин, помогали видеть в инфракрасном диапазоне. На всякий случай. Если у Моро такие же, то ему трудно будет различить в теплой воде человеческие тела и узнать среди них Дика. А вот его на фоне каменной стены будет видно прекрасно.
Дик благополучно утопил одну из линз, но сумел-таки вложить в правый глаз вторую. Левым он видел теперь только темень, зато в правом мир преобразился. Теперь тепло виделось как свет. В озерцах сияния плавали светлые до полупрозрачности создания. Чуть менее светлые прижимались к стенам, торопливо натягивая одежду или просто прижимая ее к себе. Моро, оглядывающий купальню с ажурного навесного мостка, казался призраком: вися как бы почти ни на чем, мерцали ладони и лицо. Фламберг и Скимитар его тоже явно видели, но, растерянные, не атаковали, а просто ждали у выключателя.
– Если бы я хотел исполнить приказ, который мне дали, – сказал Моро, – если бы я хотел тебя убить – мне было бы довольно бросить в эту воду ампулу с токсином. Пойми, я не собираюсь ни убивать тебя, ни сдавать синоби. Ты уже знаешь, что твоя патронесса жива, верно? Я хочу помочь вам бежать с этой планеты, только и всего.
Это уже интересно, подумал Дик. Но с этим ты опоздал месяца на четыре, даже если говоришь правду – а ты наверняка врешь, потому что иначе синоби просто не могут… Еще четыре месяца назад я бы попался, а теперь я тебя просто убью…
– А вот чего ты не знаешь – это что последней моей миссией были переговоры с Брюсом.
Не поддаваться, – Дик стиснул зубы. Не поддаваться. Правда это или нет – с дьяволом нельзя идти на сделку, нельзя!
Он нырнул – и вынырнул в соседнем водоеме, потеряв Моро из виду. Бассейны располагались вокруг центрального как бы лепестками, и сообщались друг с другом при помощи подводных перемычек – чтобы вода нагревалась равномерно. Юноша затеял дальний обходной маневр, но это должно было окупиться, если Моро по-прежнему разглагольствует, повернувшись лицом туда, где Дика в последний раз видел.
Приступ паники уже прошел. Лекарство подействовало. Дик был спокоен и холоден – (настолько, насколько возможно в горячей ванне). Он слышал, как гемы один за другим улепетывают из купальни. Он намеревался дождаться, пока уйдет последний и выпустить из Моро всю кровь.
– Может быть, тебе легче будет поверить мне мертвому, – сказал Моро – На этот случай доступ к кораблю тебе обеспечит человек, который сдал тебе информацию о твоей патронессе. Без меня тебе будет тяжелее выбраться с планеты, но это задача вполне решаемая. Оборонные системы планеты знают мой корабль и опознают его как своего. У меня, правда, нет кодов для прохода через сектор, перекрытый Крылом или станцией «Солнечный ветер». Живой я мог бы достать эти коды, но тебе придется брать резкий разгон от самой орбиты и уходить в дискрет. Однако я уверен, что ты справишься. Другой корабль сожгли бы, но «Ласточка» уйдет. А дальше… ты инициирован до имперского пространства и сумеешь найти путь. И никто не будет обрушивать базу данных, – судя по голосу, Моро улыбнулся. – Вот. Ты знаешь самое главное. Тебе остается только добраться до моего манора и спросить, где корабль. Если ты оставишь меня в живых, это, конечно, получится быстрей и легче, но я верю в тебя: ты справишься и так.
Дик опять нырнул и преодолел еще одну секцию. Осталась третья – а потом центральный водоем и заход из-под опорного «островка» к Моро в тыл. И помоги нам… кто-нибудь.
– Ключ-карту ты найдешь на моем теле, она висит на шее. Там же и патрон с остальной информацией. Пойми меня правильно, я все еще желаю тебя больше, чем… чего угодно в этом мире. Но я никогда не был настолько глуп, чтобы ожидать взаимности. Я мог бы выторговывать у тебя твою душу понемножку, в обмен на мелкие уступки. Право увидеть леди и ее сына, право поговорить с ними – в обмен на объятие, ласку… и так далее, до самого конца. После того, что ты сделал для Ройе – это было бы нетрудно, да? Кстати, о Ройе – мои поздравления. Для непрофессионала сработано великолепно. Да и ты был изумительно хорош. Хотя тебя наверняка уже тошнит от похвал твоему искусству убивать. Но это похвала скорее мне и моей интуиции. Я предугадал в тебе синоби – и не ошибся.
Ты не ошибся, сукин ты сын. О, да, ты прямо в яблочко попал… Еще один сектор… Самым тяжелым было восстанавливать дыхание после долгих нырков, при этом дыша беззвучно и медленно.
– И опять-таки о Ройе – этот гребаный моралист хоть понял, что сделал с тобой? Он вообще способен это понять? Мне кажется, нет. Они тут многого неспособны понять, мой капитан, а есть вещи, которые и вовсе понимаю один я. Поэтому я хочу вернуть тебе все, что могу: корабль и твою доминатрикс. Улетай. И приводи сюда Империю. Эту планету давно пора почистить как следует. Экхарт Бон думал, что с Вавилоном можно что-то сделать. Он верил в это – верил даже в тот момент, когда выпускал себе кишки перед всей этой придворной сволочью. Я не хочу, чтобы ты закончил так же. Ты меня слушаешь? Я все еще жив, значит, слушаешь. Знаешь, о тебе начали болтать, что ты новое воплощение Экхарта. В этом что-то есть, как ни смешно. Ты тоже до конца веришь в свою истину. Но смотреть второй раз, как эта вера губит… человека, который… которого… к черту. Улетай. Забирай своих и улетай.
Дик, без шума и плеска подобравшийся под самый мосток, ощутил вдруг, что спокойствие сменяется острой жалостью к этому… существу. Если и в самом деле Моро любил Бона и вынужден был отдать его сначала женщине, из политических соображений, а потом – смотреть, как он приносит себя в жертву… О, Господи…
– Ты тут говорил о Законе и свободе, – голос звучал теперь прямо над головой, и Дик закрыл глаза. – Тогда послушай. Когда я был ненамного старше тебя – мне обещали свободу. Возможность быть собой. Не стыдиться своей любви. Хах… – Моро издал горлом странный звук. – Потому что когда человек свое естество жертвует сверхценническому Богу – это не-хо-ро-шоооо… – Моро коротко засмеялся.
– Они только об одном умолчали. Тактичненько так умолчали. То, что от тебя больше не потребуют жертвы Богу – не значит, что не потребуют жертвы вообще. Напротив, потребуют. С каждым разом все больше и больше. И когда ты пожертвуешь последним – ну или предпоследним… Когда все, что останется – это плоть… Они перестают подавать тебе руку. Потому что благодаря твоему бесчестью сохранили свою честь и оч-чень, понимаешь ты, высоко ее ценят…
Моро опустился на колено. Дик на секунду испугался было, что Моро заметил его, и в горячей воде почувствовал взрыв холода в животе.
Но глаза Моро были закрыты.
– У тебя и в самом деле очень мало времени, – сказал он, преодолев слабость и выпрямляясь. – Следующие переговоры с доминионом Брюсов буду вести уже не я. Ты промахнулся с Бессмертными, ты промахнулся с Ройе – и тебе некогда делать еще одну попытку.
Моро встал.
– Улетай!
Дик осторожно выдвинул лезвие флорда, сделал короткое движение рукой, убрал лезвие.
Просунул пальцы сквозь мостки и взял кусочек ткани. Стиснул его в кулаке, снова нырнул.
Его не интересовало, что Моро скажет дальше. Моро сошел с ума – видимо, еще тогда. Или раньше. Просто этого еще никто не заметил, потому что в доме Рива, где такие, как Нуарэ, сходят за нормальных, надо очень сильно сойти с ума, чтобы это заметили…
То один, то другой гем, набравшись смелости, выскакивал из воды и либо кидался к шкафчику и хватал первое попавшееся тряпье, либо вовсе удирал голым. Было очень легко раздеться в воде и притвориться одним из них. Выскочить стремглав из бассейна и, прижимая к животу флорд, завернутый в мокрую одежду, удрать в боковой проход.
Моро не погнался. Он что-то еще говорил и говорил – но Дик не слушал. Он второпях оделся и помчался на свет.
…Через несколько часов, дождавшись, пока почти все окна в доме Шаны погаснут, он прокрался во внутренний дворик, подтянулся на руках к открытому окну ее комнаты, перевалился через подоконник и кувыркнулся внутрь.
Шана мгновенно включила ночник.
– Я так и знала, что ты появишься, – прошептала она. – Днем полиция приходила, и неизвестно, чего больше боялась – найти тебя или не найти тебя. Что это за глупости? Ты зачем сбежал?
– Да тут такая фунния случилась… – Дик хрустнул пальцами, не зная, что ей можно говорить, а что – нет.
– Баккарин просила передать, чтобы ты, если появишься у меня, переночевал спокойно, а она договорится переправить тебя на экостанцию. Ты есть хочешь?
Через десять минут Дик, одетый в ее купальный халат, вовсю орудовал палочками, поглощая рамэн, а Шана развешивала его вещи в своем шкафу.
– А папа твой как… знает?
– С одной стороны да, – Шана повела плечами. – А с другой – что-то он слишком дружен с этим Ринальдо Огатой. Так что я не буду – как это у вас говорят? – вводить его в искушение.
Дик ее одобрил.
– Ой, а это что за тряпочка? – спросила она, и показала лоскуток, отрезанный от одежды Моро.
Дик с усилием протолкнул в горло рамэн.
– Это… – сказал он, пытаясь как-то справиться с комом горячей лапши, – долго объяснять. Скажем так: один синоби меня таки нашел. И я не убил его.
– Смог только тряпочку отрезать?
– Нет, ты не поняла. Он спятил вконец и вообще-то хотел, чтобы я его убил. А я не убил его… Закурить есть?
– Нет и не проси. Откуда у меня. А почему ты решил, что он спятил?
Дик подумал и объяснил:
– Похоже, он считает, что я – это он. Или как-то так.
– Ты шутишь.
Дик покачал головой.
– Я так шутить не умею. Я… вообще почти никак не умею, – руки у Дика задрожали, пришлось отложить палочки и чашку. – Видишь…
