Текст книги "Мятежный дом (СИ)"

Автор книги: Ольга Чигиринская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 56 (всего у книги 68 страниц)

Траурная процессия сдержанно аплодировала, когда Бет сворачивала копию Государевой грамоты, увешанную всеми положенными печатями, со всей юридической силой подлинника, и подкладывала футляр к цветам. С тихим жужжанием вокруг ее головы облетел камеработ. Бет специально для него сморгнула слезу с ресниц – ты же хотела жить на публику, хотела оплакивать настоящими слезами Зигфрида и Каварадосси? Желания сбываются.

Вавилонский этикет не предполагал целовать покойного в лоб, и Бет с облегчением отошла от груды заледеневшей плоти. Она знала, что по каким-то причинам тело Пауля продержали в рефрижераторе почти месяц, откладывая похороны. Поговаривали, что Детонатор поклялся похоронить брата вместе с его убийцами. Бет решила не уточнять, что означает это «вместе» – попросту «одновременно» или Детонатор буквально планировал сложить убийц в ногах Пауля, как Сариссу положили в ногах Лорел.

То ли слухи врали, то ли Детонатор отказался от своего намерения – головы исполнителей, запаянные во флексиглас, выставили на главной улице между городом и портом. Бет видела эту инсталляцию, когда глайдером ехала во дворец. А может, он счел простых исполнителей недостойными таких похорон, а с самими похоронами решил не слишком затягивать.

Когда она отошла от гроба, Детонатор пожал ей руку, и, повернувшись к публике и камерам, добавил:

– Я от всей души благодарен Государю за этот подарок, который мой брат оценил бы в полной мере, будь он жив…

Это что, сарказм? – удивилась Бет.

– Со своей стороны могу просить сеу Элисабет Шнайдер-Бон только об одном маленьком одолжении: спеть на погребальных играх в память Пауля.

Бет уже знала из его прощальной речи, что вслед за Северином Огатой он отменил гладиаторские бои морлоков на погребальных играх: дескать, брат был атеистом, и самый лучший посмертный дар, который можно ему сделать – не громоздить трупы над его трупом. Таким образом, погребальные игры состояли из борьбы сумо между добровольцами, театрального представления и выступления певцов и танцоров. По лицам его родителей Бет поняла, что они отнюдь не рады такому решению – видимо, по их мнению Пауль был достоин похорон по высшему разряду, чтобы «все как у людей». Но решения сына они не оспорили.

Вслед за Бет у гроба встал Анибале Огата. Поскольку он представлял здесь отца, от себя он не сказал ничего, а просто зачитал по планшетке то, что написал Северин. Речь, отменно составленную, подпортило робкое исполнение. Когда Анибале с матерью встали слева от гроба, пришла очередь доктора Чэна, затем военных сослуживцев Пауля, первых лиц клана и всех остальных. По счастью, чем «остальнее» были ораторы, тем короче они говорили. Наконец печальная церемония кончилась, гроб закрылся и шестеро мужчин перенесли его с гравитележки на кремационную площадку. Черные электроды казались алтарем какого-то адского божества. Бет зажмурилась, когда ударил первый разряд, но, оказалось, напрасно: силовое поле, накрывшее зону кремации, мгновенно потемнело до непрозрачности. Бет почувствовала, как напрягся рядом Анибале и незаметно пожала ему запястье.

В несколько секунд все кончилось: поле погасло, электроды, теперь зловеще-багровые, ушли в камень. На площадке осталась груда пепла, удивительно маленькая для такого крупного тела и такого массивного гроба. Остался последний акт этой мрачной пьесы: служители собрали прах воздушной струей в специальную торфяную корзинку, корзинку погрузили в лунку на аллее кладбищенского парка, и в ту же лунку высадили саженец вишни. Могильную плиту установили заранее. Похороны делюкс в представлении клана Сога.

Затем был маленький поминальный банкет в саду Дома Белой ветви, где цвели те же вишни. Гербовый цветок. Бет, по совету Рина, держалась поближе к семье Огата – а именно к Анибале.

– Скорее бы это кончилось, – пробормотал юноша, передавая Бет бокал фруктового напитка.

– Мрак, – согласилась Бет. – Хотя и лучше, чем мои последние похороны.

– Я другом, – Анибале обвел бокалом сад. – Сейчас все, как в тот вечер, только цветет вишня, а не слива. Мне все кажется, что вот-вот вломятся наемники.

Бет не сразу нашлась, что ответить.

– Но ведь то были наемники твоего отца…

– Они забыли представиться. Какой-то здоровяк швырнул меня лицом вниз и наступил коленом на спину, и я не знаю сколько ждал, что он выстрелит мне в затылок.

– Он прикрывал тебя.

– Ага, только я чуть не обделался, пока понял это.

Бет немного помолчала, потом сказала:

– Когда рейдеры захватили манор Нейгала, я думала, что мою приемную маму уже убили, а меня превратят в банк органов для моей генетической матери. На моих глазах женщина Нейгала покончила с собой. Добро пожаловать на Картаго.

– Если бы мама решила остаться со мной на Сунагиси, ее бы просто убили. Или планетники, за то, что спала с офицером Рива, или тот же Нейгал. Везде так. Нет мира, где было бы иначе.

– Есть, – твердо сказала Бет. – Или будет.

– Иногда ты очень умная, а иногда очень наивная. – Анибале немного помолчал. – Расскажи о штурме манора Нейгала.

– Зачем тебе?

– Ну… по правде говоря, это полковник Ольгерд хотел знать, как умер его друг.

– Не знаю я, как он умер. Нас спрятали в оружейной, в подвале. Потом погас свет. Потом пустили газ, все. Когда я очнулась, я не знала, что с кем случилось. Слышала, как мама уговаривает госпожу Кассандру не кончать с собой, и тут вырубилась. Думала, маму и Джека убили.

– Что значит «думала»? Разве их не убили?

Трепло! – Бет в ужасе прикусила язык.

– Убили, конечно. Только я не знаю, когда и как. Хочется думать, что они живы, например, в плену – вот я и говорю о них, как о живых. Все это… тяжело.

Только бы он принял это объяснение!

– Да, я знаю. Мой отец тоже был в плену. А куда могла пропасть корабельная казна «Паломника»?

– Не… пфффф!.. знаю, – от неожиданного вопроса Бет хватанула слишком большой глоток игристого вина, и газ пошел у нее носом. – Последний раз я видела ее у Рэя, он тащил кейс. Наверное, при штурме манора ее взяли рейдеры. Эй, а чего ты вдруг расспрашиваешь о ней? Тоже Ольгерд попросил?

– Нет, Ройе, – Анибале опустил лицо, и Бет показалось, что бронзовые щеки чуть потемнели. – Понимаешь, деньги с «Паломника» всплыли. Ими расплачивались убийцы Пауля.

Бет мгновенно восстановила логическую цепочку.

– Рейдеры, – сказала она. – Да, эти могли. Слушай, у вас хоть кто-нибудь разговаривает без двойного дна, задней мысли и кукиша в кармане?

Анибале улыбнулся.

– Маленькие дети и гемы.

* * *

– Одним словом, ты переживаешь, что наорал на него, как на гема?

– Да. Он еще засмеялся так…

Сильвер откинулась на кресле.

– Ты наорал на него, как на человека. Ты наконец-то признал его равным себе.

Дик вспыхнул.

– Я всегда считал его равным себе!

– Нет. Ты всегда знал, что как настоящий христианин, должен считать его равным себе. Но у тебя не получалось, Дик. Я видела, как ты относишься к гемам – бережно, с боязнью обидеть, с неизменной вежливостью…

– Скажите еще, что это плохо.

– Я психолог, Дик. Мое дело – факты, а не моральные оценки, испытание совести я оставляю священникам. Факты же таковы: ты относишься к гемам как к существам эмоционально и умственно незрелым. У тебя есть основания – гемам действительно не дают созреть умом и душой, их искусственно удерживают в состоянии вечных детей. Твои убеждения велят тебе относиться к ним как к равным, а здравый смысл говорит, что еще рано, что они не готовы взять на себя ответственность за свои жизни. Поэтому тебя разрывает конфликт. Он должен был прорваться. И он прорвался, по счастью, как раз с человеком взрослым, без скидок. Я думаю, он тебе простил.

– Самое главное, было бы из-за чего, – Дик повел плечами. – Ведь среди нас… Есть, одним словом, среди нас человек, способный сложить два и два и в имперских законах разбирающийся…

Дик не стал уточнять, что это, скорее всего, несколько человек: Шана точно доложит бабушке Ли, а уж та сообразит, от какого хвоста какое перо. И Шастара будут пасти в сотню глаз, а значит, нечего бояться, что он совершит предательство, вот что надо было сказать Рэю… Нет, стоп. Тогда ему пришлось бы сказать, что Шана – синоби, а это не нужно знать ему и не нужно Сильвер.

– Словом, получается, на ровном месте поцапались, и теперь он ушел в Лагаш, и я волнуюсь – не схватят ли там его.

– А раньше не волновался?

– Как оно раньше было, я вчера вам рассказывал. Беречься смысла не было, поймают – стало быть, поймают…

Неудобно, неловко под этим все понимающим, но прохладным взглядом. А надо, надо, обещал пройти терапию – значит, надо… Симатта ё! Хорошо еще, что она так прохладна, так… профессиональна. Немного больше человеческого участия – и он бы сломался, как тогда, на «Юрате».

– Иногда мне… почти хотелось, – признался он. – Ну, чтоб поймали. Чтоб все закончилось.

– Давай сосредоточимся на этом. На твоем стремлении к смерти.

Дик усмехнулся.

– Если бы вы вели такую жизнь, как я, разве вам хотелось бы жить?

Сильвер покачала головой.

– В прошлый раз ты говорил мне о своих отношениях с Таракихи Матэпараэ и с Элисабет, на «Паломнике». В обоих случаях ты проявил тягу к саморазрушению, и это было еще до того, как твоя жизнь сделалась такой, что стремление к смерти начало выглядеть рациональным. Но даже и сейчас оно только выглядит таковым. Инстинкт самосохранения – базовый инстинкт. Человек на самом глубинном уровне хочет жить, как бы ни была жизнь плоха. Он сопротивляется смерти, осознавая ее неизбежность, до конца. Если он стремится к смерти – значит, он надорван где-то очень глубоко внутри, далеко в прошлом. Я хочу, чтобы ты вспомнил свое прошлое, Дик. Чтобы ты вспомнил Сунагиси.

– Я много раз пытался, сударыня. Я не могу.

– Ты сможешь, – Сильвер сняла с шеи образок и взяла его за цепочку, слегка раскачивая. – Смотри на него. Не пытайся что-либо вспомнить, по возможности вообще ни о чем не думай – просто откинься в кресле, расслабься и следи за медальоном. Я буду медленно считать с десяти до одного. Когда я скажу «один», ты закроешь глаза и уснешь. Десять…

Когда она сказала «один», Дик был уже в трансе. Сильвер передвинула стул поближе к его креслу.

– Райан, – тихо позвала она. – Ран. Ты меня слышишь?

– Да.

– Сколько тебе лет, где ты находишься?

– Шестнадцать или что-то вроде. Я нахожусь в Пещерах Диса, в исследовательском центре Кордо.

– Хорошо. Тебе двенадцать лет. Где ты находишься сейчас?

– В Палао, в лечебнице.

– Как ты себя чувствуешь?

– Мне плохо.

– Тебя обидели?

– Нет. Они не могут обидеть меня. Но Таракихи сказал, что я злой. Что меня боятся все гемы, я бью всех, кроме них, а теперь вот и убивать начал. Но я же ради них. Я же только потому что… – он задохнулся на секунду, потом твердо сказал: – Людоедам нельзя владеть людьми. Людоеды не должны владеть людьми.

– Тебе десять лет. Где ты находишься? Что ты чувствуешь?

– Я на опреснительной станции Уэнуа. Только что родился Билли. Тете Кэдди тяжело, поэтому я готовлю завтрак и вожу Салли и Тома в школу.

– Ты любишь Салли и Тома? Билли?

– Да. Они хорошие. Я всех маленьких люблю, они хорошие.

– А тётю Кэдди – нет?

– …Она хочет, чтобы я называл ее «мамой», а дядю Лена – папой. Но я не могу. У меня есть мама и папа. Там, на небе.

– Ты часто о них думаешь?

– Нет. От этого мне плохо, от этого тошнит, а тетя Кэдди сердится, когда тошнит. Они просто есть.

– Хорошо. Ран, тебе шесть лет. Где ты?

Ричард вдруг открыл глаза и серьезно, холодно посмотрел на Сильвер.

– Уважаемый коллега, – сказал он на безупречном астролате без всякого акцента. – Если вы пойдете дальше, вы должны быть уверены, что этот мальчик перенесет правду, которую я скрыл за блоком памяти. Если он вырос и возмужал, снимайте мою печать. Если он еще ребенок, лучше вам остановиться здесь. Десятая десантная манипула Синдэнгуми, штатный психотехник Киллиан.

– Снимаю печать, – твердо сказала Сильвер. – Ран, тебе шесть лет. Где ты?

Дик снова закрыл глаза и тоненьким голосом проговорил:

– Не знаю. Здесь темно.

– Темно – потому что ночь?

Дик помотал головой.

– Ты под землей? – догадалась Сильвер.

– Да.

– Ты прячешься?

Дик снова закивал.

– Почему ты так тихо говоришь? Ты боишься?

Снова кивок, и доверительное:

– Если его не будить, он спит. А когда он спит, он молчит. И не заставляет есть.

– Он заставляет тебя есть?

– Чтобы выжить, надо есть. Я не могу, болит живот. Но он заставляет. Говорит, я должен выжить. Говорит, не надо смотреть, надо просто есть. Но я смотрю иногда. Если не смотреть – то вдруг это мама или папа?

Сильвер сжала зубы, выпрямилась на стуле, привычно отгораживаясь от ситуации профессией. Участие, не более того. Врач, исходящий кровью, ничем не поможет пациенту.

– Ран, прошло время, ты на корабле Синдэна. Что с ним случилось? С тем человеком, который заставлял тебя есть?

– Не знаю. Наверное, он все-таки не выжил.

– Ран, сейчас ты заснешь, и во сне будешь видеть часы. Сейчас они показывают десять минут пятого. Когда на часах будет пятнадцать минут пятого, ты проснешься. Ты будешь помнить все, о чем мы говорили.

Дик послушно обмяк, опустил подбородок на грудь. Сильвер побарабанила пальцами по спинке стула. Триста секунд на выработку стратегии разговора и всей последующей терапии. И на то, чтобы справиться с собственными эмоциями.

Ее не готовили к психологии экстремальных состояний. Предполагалось, что она будет улаживать конфликты в экипажах исследовательских судов и станций. Как и все, она получила базовый курс работы с посттравматикой и депрессиями. Базовый. Самый общий. Конкретно работать с детьми, которых пытались выкормить человечиной, ее не готовили. И даже опыт, полученный на войне и в Салимее, не очень годился.

Сильвер подавила раздражение в адрес психотехника Синдэна, который не придумал ничего умней, чем запечатать эти воспоминания и перебросить ответственность на неизвестного «уважаемого коллегу». Раздражение ничем не поможет. Мяч остановился здесь.

.. Он жил сейчас в доме Кордо на странном положении. Чтоб не провоцировать движение среди гемов, его поселили не на остановленном заводе, где была база Салима, и не в особняке Кордо, а в исследовательском центре. Для всех работников он был помощником эколога, тестирующим «рыбьих пастухов» и занимался написанием отчета. На самом деле Роксана поселила его там ради терапии – и чтобы составить компанию доктору Монтеро.

Увидев его после рейса, Сильвер отметила, что он хоть немного отъелся, а от Рокс узнала, что он еще и разбогател слегка. В Салим он приехал на собственном глайдере, набив багажник подарками. Оставшиеся деньги отдал Рокс, а на ее попытки возражать сказал, что иначе попробует послать их анонимным переводом, и если попадется – она будет виновата.

На этом все хорошее о нем, в общем, закончилось. Он приехал ради терапии, так как сам понял, что пришел край. Краснея и пряча глаза, рассказал о ссоре с Ройе и о том, как она едва не перешла в поножовщину. Скованные движения выдавали страх человека, несущего на себе неразряженную мину.

Терапию он проходил явно не в первый раз: выдавала несколько заезженная речь, когда он рассказывал о детстве, о людях, заменивших ему родителей. Не отрепетированная ложь, нет – привычная и оттого несколько истершаяся неполная правда. Гладкость формулировок, позволяющая не вникать в смысл произносимого.

Сильвер сразу заподозрила ментальный блок. Она не удивилась: есть вещи, которые детям ради сохранения рассудка лучше и не помнить. Чаще всего рассудок справляется сам, вытесняя кошмар в подсознание. Бывает, что помогает психотехник. Но это не значит, что кошмар исчез. Это значит, что он бегает по самым темным углам разума, как таракан по коммуникациям, и устраивает там короткие замыкания.

У Дика замкнул контур «если ты выжил такой ценой, ты должен изо всех сил оправдывать свое существование». В целом, обычный «синдром выжившего», если бы не… открывшая только что специфика родительской фигуры.

Кто-то тихо постучал в дверь. Сильвер ругнулась про себя: она же просила не беспокоить во время сеансов! Разве что какой-нибудь форс-мажор…

Она открыла дверь и увидела Роксану Кордо.

– В чем дело? – несколько холодней, чем собиралась, спросила Сильвер.

Рокс ухватила ее за руку и выдернула из комнаты.

– Беда, – прошептала она. – Выручай. Я не знаю, что делать, как ему сказать и говорить ли вообще.

– Что случилось?

– Это пришло на мой терминал только что, – Рокс щелкнула по сенсору браслета и направила воспроизводящий луч на стену.

Сильвер увидела маленького чернокожего мужчину в военной форме, наговаривающего, судя по ракурсу, на свой браслет.

– Уважаемая госпожа Кордо! Вы единственная, к кому я могу обратиться. Ваша семья богата и влиятельна, а вы занимаетесь спасением гемов от жестокого обращения. Значит, это ваш случай. Вчера на территории нашей тренировочной базы был схвачен беглый боевой морлок, называющий себя Порше Раэмоном. Он проповедовал молодняку христианство, и вы сами понимаете, чем это должно было кончиться. Коммандер Джагара подозревает, что Порше знает, где скрывается Ричард Суна, и желает получить эту информацию любо ценой. На морлоков не действует большинство наркотиков, а шлем вызовет мгновенную смерть, так что сами догадайтесь, какие методы к нему применяют. Я мало что могу сделать, большинство офицеров поддерживает коммандера. Поторопитесь, Порше долго не протянет.

Изображение схлопнулось и погасло.

– О, нет, – прошептала Сильвер. – Только не сейчас…

– То есть, не говорить ему?

– Не сейчас, – повторила Сильвер. – Используй все законные и полузаконные способы выцарапать оттуда Рэя. Уговаривай, угрожай, подкупай. Дику мы скажем, когда придет время противозаконных способов. Или… когда даже для них будет поздно.

Рокс вытаращила глаза. Да, милая, да, я могу быть расчетливой сукой не хуже любой вавилонянки. Мальчик мог поругаться с другом вдребезги, но за друга он отдаст жизнь, а его жизнь нужна всем нам – и картагосцам, и пленникам, и рабам, и свободным, и хикоси, и планетникам. Если Рэй избрал мученичество и если мы не успеем ничего сделать – значит, так тому и быть.

– Времени мало, – поторопила она девушку. Рокс кивнула и удалилась, на ходу требуя транспорт. Сильвер закрыла за ней дверь как раз вовремя: Дик пошевелился, зевнул и проснулся.

– Ох и дрянь же мне приснилась, – пробормотал он. Потом выпрямился и посмотрел прямо на Сильвер. – Или не приснилась?

– Не приснилась.

Дик посмотрел в потолок и сжал пальцы.

– Странно. Я ничего не чувствую. То есть, я испугался поначалу, но тут же подумал: это было очень давно, и… тот человек уже умер. А у меня такое чувство, будто какая-то беда творится сейчас.

Выходя из транса, он мог что-то слышать.

– Это Картаго, – Сильвер пожала плечами. – Здесь все время творится какая-то беда.

* * *

Рокс почему-то воображала коммандера Джагара мужчиной средних лет, похожим на дедушку. А это оказалась женщина средних лет, похожая на дедушку. Не лицом и не фигурой – дедушка был красив, как и все высокородные, а госпожа Джагара… наверное, в лучшие времена ее можно было бы назвать хорошенькой. Если бы не выражение лица, можно было бы сказать, что у нее заурядная внешность. Как, например, у матушки Ашеры. Но выражение злобного торжества способно изуродовать любое лицо.

Роксана Кордо прежде считала, что обладает достаточным жизненным опытом. Ей было двадцать два года, она побывала в свитских заложницах к Лорел Шнайдер, за ней ухаживал император, и ей хватило ума ухаживания отвергнуть, она сама подняла лабораторию и наладила разваливающееся производство, и наконец, ей приходилось по делам Салима иметь дело с разномастным чиновничеством. Но только при встрече с госпожой Джагара она поняла, что в ее жизненном опыте имеется существенная брешь: раньше она никогда не находилась во власти человека злобного и этой властью упивающегося.

То есть, во власти госпожи Джагара находилась не она, а Рэй, но она готова была на многое, чтобы Рэя отсюда вытащить, и госпожа Джагара это чувствовала. Девушка из высокородных, дочь главы клана, пришла к ней как просительница – и коммандер Джагара пыталась вытянуть из ситуации максимум.

Ей даже не пришло в голову отрицать, что морлок находится в карцере ее тренировочной базы.

– Да, он здесь. Зачем он вам?

– У меня есть информация, что он подвергается жестокому обращению.

– От кого информация?

– У меня свои источники. Могу я увидеть этого морлока?

– Можете, почему нет. Идите за мной.

Рокс покосилась на двух других офицеров, находившихся в кабинете – лейтенанта-порученца и капитана. Оба старались не смотреть ей в глаза. Коммандер Джагара могла послать с Рокс любого из них, но она не могла упустить случая показать все самой.

Роксана постаралась запомнить дорогу к карцеру – на случай «противозаконного способа». Потом подумала, что Дик наверняка отлично ее знает. По правде говоря, она сбилась: все заборы и бараки были такие одинаковые.

Проходя мимо морлоков, несущих караул, она спрашивала себя: что они думают сейчас? В карцере сидит тот, кто пришел бороться за их души. Пробудил он хоть кого-то? Она всматривалась в неподвижные лица – и не видела ответа.

– Не волнуйтесь, они хорошо выдрессированы, не бросятся, – усмехнулась коммандер. – Ну вот мы и пришли.

Карцер представлял собой клетку, сваренную из арматуры. Эстетикой явно пренебрегли в пользу крепости конструкции: местами косо, местами криво, обрезано везде как попало, но зато надежно сварено. Пирамида – самая устойчивая из конструкций.

В этой клетке даже Рокс не могла бы выпрямиться во весь рост. Что там – даже коммандер Джагара, на голову ниже, не смогла бы. Казалось невозможным, что двухметровый морлок может там поместиться.

Но он там был. Стоя на коленях – скованные руки вздернуты над головой, через наручники продета арматурина – он как-то вписался в эту перекошенную пирамиду. Голый. На промозглом весеннем ветру. Покрытые рубцами бока шевелились беззвучно, как жабры выдернутой на берег акулы. Кое-где сквозь красное проглядывало белое – обнажились ребра.

Рокс была не из тех, кого тошнит или валит в обморок при виде увечий. Основы бионики невозможно изучить без практической анатомии – вскрытия трупов животных и людей. Если госпожа Джагара ожидала, что Рокс в ужасе бросится прочь или обмякнет, то ей пришлось разочароваться.

– Несомненно, этот морлок подвергается неоправданно жестокому обращению, и согласно Императорскому указу я его забираю.

Рокс достала сканер, протянула руку в клетку и считала клеймо со лба Рэя. Госпожа Джагара ни словом, ни жестом не возразила, и только считав показания сканера, сеу Кордо поняла, какую только что сделала глупость.

– И кого же вы собираетесь забрать у меня имперским указом? Морлока, который по записям сдох то ли восемь лет назад, то ли на празднике Волны? Его нет. Не существует.

– Кого же вы в таком случае пытаете?

– Никого, – госпожа Джагара улыбнулась во весь рот. – Здесь никого нет. Прелестная ситуация, не правда ли?

Так. Законными методами, кажется, ничего не добиться. Перейдем к полузаконным.

Рокс оглянулась – нет ли поблизости кого из офицеров? Нет, охрана госпожи Джагара стояла чуть поодаль.

– В таком случае, – сказала Рокс, понизив голос, – Салим мог бы выкупить у вас этого «никого». По стандартной цене боевого морлока. Без лишней возни с документами.

– Вы мне что, взятку предлагаете?

– Простите, – Рокс вымучила улыбку, – но взяткой называется незаконная плата за услугу. А какую услугу вы можете оказать мне, если у вас… ничего? Плата за ничто не может быть взяткой.

– Богатенькая сучка, – не переставая усмехаться, проговорила коммандер. – Думаешь, любого можно купить?

Рокс проглотила оскорбление. Спокойно. Сейчас важнее всего – Рэй, а не твои чувства.

– Этого – можно, – она показала на клетку. – В конце концов, армия их покупает, а если кто-то из офицеров выходит в отставку и хочет прикупить подстарка, то и продает. Он в плохом состоянии, он не проходит ни по каким документам, и я не вижу причин за него держаться.

– А я вижу, – отозвалась коммандер. – Он знает, где Ричард Суна. И он мне скажет.

– Почему вы решили, что он знает?

– Потому что они появлялись здесь вместе, – сеу Джагара присела перед клеткой. – Он хи-и-итрая тварь. Знал, что его считают мертвым и не опровергал. Сам вырос здесь, так что знал все ходя и выходы. Глупый молодняк думал, он является сквозь стены. А этологи думали, что щенки сочиняют – подхватили мем от тех, кто побывал в городе. Если бы кос не нагадил, я бы тоже думала, что это мем. Но мемы не срут.

– Кос? – Роксана попыталась выглядеть удивленной.

– Да. Интересная зверюга, я ее помню еще с тех времен, когда она приблудилась в первый раз – ее пригрел коммандер Дарьял. При Андраде он погиб, зверушка потерялась. Теперь понятно, что прицепилась к этому, – госпожа Джагара кивнула на клетку и встала.

– А коса вы тоже держите в клетке?

– Нет, он у нас в вольере на тренировочной площадке. Животных, которые знают свое место, мы не наказываем.

– А я уж было подумала – вы и его собираетесь допрашивать насчет Суны, – Рокс уже с трудом подавляла гневную дрожь.

– Ну, давайте же, барышня, – рот и глаза коммандера Джагара составляли какую-то замкнутую систему: чем шире расползался рот, тем уже сходились глазки, не глаза а смотровые щели. – Покажите норов. Ударьте меня. Попробуйте. Я же вижу, как вам хочется. Как у вас все горит, когда вы смотрите на это мясо. Я знаю вашу породу, хреновы богатеи. Вы уже сейчас мостите имперцам дорогу. Вы хотите сберечь свои корабли, заводики, шахты, продав имперцам Шнайдера и всех нас. Вы уже готовитесь под них лечь, и для этого устраиваете свои приютики. Когда я узнала, что вы хотите встречи, я навела справки и быстренько раскусила, что вы за фрукт. Та что попробуйте меня ударить. Дайте мне повод. И я с удовольствием разобью вашу мордашку об эти прутья.

По правде говоря, Рокс очень хотелось попытать счастья. Коммандер Джагара явно недооценивала ее – а в семье Кордо физической подготовке детей уделяли не меньше внимания, чем умственному развитию. Роксану растили с мыслью, что она должна уметь постоять за себя, уметь защитить свою жизнь даже ценой чужой. Она была хорошим флордсманом – не такого уровня как Шнайдер или дедушка Баст или Дик, но хорошим. И сейчас она впервые в жизни была не просто готова – а хотела убить. Хотела сделать с коммандером Джагара именно то, что та с таким сладострастием описала: схватить за волосы и бить лицом об решетку до тех пор, пока кровь палача не смешается с кровью жертвы.

Она не боялась находившейся поблизости охраны или физической силы самой Джагара. Не обманывала себя: низенькая плотная женщина, оскалившаяся ей в лицо – боевой офицер с длинным послужным списком и богатым опытом, и победа, скорее всего, останется за ней, даже без помощи коллег. Но Рокс еще ни разу в жизни не подвергалась физическому унижению и не знала, что это такое, а боли она просто не боялась. Еще секунда – и она бы сорвалась.

И в этот момент Рэй поднял голову и сказал:

– Нападение гражданского лица на офицера в военное время карается смертью. Не делайте этого, сударыня. Пусть тот, кто хочет погибели, гибнет один.

– Надо же, заговорил, – госпожа Джагара сняла флорд, выдвинула на длину вакидзаси и, просунув руку в клетку, полоснула морлока вдоль ребер. – Ты говоришь, когда я приказываю. И о том, что мне нужно. Все остальное время ты держишь пасть закрытой. Кричать – разрешаю.

Но Рэй не кричал, он не издал даже стона. Рокс много раз слышала, что у морлоков завышенный болевой порог, но Рэю было больно, его шея напряглась, челюсти сжались. Коммандер Джагара проявляла чувства более непосредственно. Мимика обычного человека существенно богаче мимики морлока.

Рокс поняла, что есть только одна возможность прекратить это – и пошла прочь. Проходя мимо двух офицеров, она бросила:

– Неужели вам это нравится?

Один отвернулся, другой ответил:

– Скотина получает свое, – но смотрел при этом в сторону.

Рокс пересекла базу, пробежала через административный комплекс и отдала на пропускном пункте свой временный пропуск дежурному морлоку. Лицо морлока ничего не выражало.

Рокс открыла дверь карта и села рядом с водителем.

– Что скажете? – спросила она.

Кейл пожал плечами.

– Отдельно стоящая клетка – это хорошо. Она приварена к основе?

– Нет, вся конструкция держится под собственной тяжестью.

– Нам понадобится летательный аппарат средней грузоподъемности. Вам – алиби. Желательно такое, которое никто не посмеет оспорить.

– У вас есть варианты?

– В Лагаш через полтора часа прибудет прыжковый катер Элисабет Шнайдер-Бон. Если вы будете среди встречающих, и весь следующий день проведете с фрей Элисабет, кто-то что-то заподозрит, конечно, но ничего нельзя будет доказать.

Рокс задумалась.

– Тот глайдер, что у нас появился недавно, «Сириус-6», подойдет?

– Вполне.

Если одолжить у Дика машину, он не сможет убежать и наделать глупостей, даже если страшные известия дойдут до него по «гем-почте». А потом когда все кончится… так или иначе… он будет даже рад, что послужила именно его машина.

– Сколько времени нужно на подготовку?

– Как минимум восемь часов глайдер будет добираться сюда. И мы все равно должны будем действовать в темное время суток. Так что от десяти до двенадцати часов.

– Он может не выдержать.

– Это уже не зависит от нас.

Рокс молча согласилась. Нарушила молчание лишь затем, чтобы отдать приказ о перегоне в Лагаш «Сириуса».

Но этого мало. Десять-двенадцать часов – слишком долгий срок для человека, которого держат голым в клетке на холодном ветру и медленно режут на части.

Гнев Роксаны… нет, не угасал – но становился более рациональным, рабочим. Подстегивающим мысль.

Попробуем все-таки еще раз обдумать законные и полузаконные методы.

Будь это кто-либо еще, кроме Порше Раймона, Рокс, не колеблясь, предала бы деяния коммандера Джагара огласке. Среди армейской верхушки аболиционистов не было, но мелочный садизм встретили бы в штыки. Рокс не знала, что такое штыки – но воображение рисовало что-то вроде заостренной арматуры.

Проблема в том, что именно по поводу Рэя нельзя поднять шум. Рэй и в самом деле слишком много знает о Дике – и, в частности, знает, что Дик в Салиме. Ну, не в самом Салиме, в исследовательском центре – невелика разница, все равно хватит, чтоб закопать и семью Кордо, и все дело.

Есть ли другие способы? Коммандер Джагара, может, и неподкупна – но вряд ли безупречна. Шантаж? Неизвестно сколько времени займет поиск порочащих сведений. Выход на командование, прямой приказ сверху? Опять все упирается в то, что это Рэй Порше. Впрочем, есть один человек, который может подсказать что-то дельное.