Текст книги "Мятежный дом (СИ)"
Автор книги: Ольга Чигиринская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 46 (всего у книги 68 страниц)
Клиника располагалась почти на склоне Хорай. Долина, закрытая от свирепых ветров скальной громадой, позволяла разбить на территории клиники самый настоящий парк. И это был не единственный парк – девять корпусов клиники, соединенные длинными переходами в подобие иероглифа «поле», образовали четыре внутренних дворика, в которых от души порезвился садовый маньяк вроде Этана Леева. Плохо придется тому, кто попытается срезать дорогу из корпуса в корпус напрямик через двор – заплутает бедняга в трех соснах, четырех кустах и грудах причудливых камней…
Окно Дика выходило не на эти внутренние садики, а на внешний парк, где гуляли цилини и драконы. Парк снаружи огораживала стена высотой метра в три, но окно Дика находилось выше, и поверх стены он видел море.
Он уже почти полюбил море. Если бы не существовало пространства – море было бы лучше всего.
Задернув штору, Дик упал на кровать и нащупал рядом на тумбочке визор для чтения. Но так и не надел его – уронил руку и остался лежать с закрытыми глазами.
Причина, по которой он не рассказал о синоби ни Хельге, ни Дельгадо, заключалась в том, что его попросил Ройе. Даже не попросил – потребовал. Категорически.
Когда Ройе забирал Дика от Леева и на глайдере перевозил на «Юрате», он, ясное дело, для начала потребовал объяснений. И Дик даже начал давать эти объяснения – в хронологическом порядке. То есть, начиная с Моро.
Однако, когда рассказ дошел до того места, где госпожа Ли сделала свое безумное предложение, он запнулся. На долю секунды, не больше – но Ройе эту запинку заметил.
– Так чего она от тебя хотела? – спросил он.
– Да ничего. Я сам не понял.
Я точно убогий, подумал он. Ройе продвигает в лидеры Огату, это надо было держать в голове с самого начала разговора, а не вспоминать на ходу.
– Подумай как следует, – Детонатор покосился на юношу.
– По-моему, – сказал Дик, – ей кажется, что у вас на меня есть, ну, какие-то дальнейшие планы. И она вроде как дает понять, что этим планам пока мешать не хочет. Она так и сказала – дескать, ничего особенного нам от тебя не нужно, учись, лечись, понадобишься – свистнем.
– Шана, маленькая дрянь, конечно же, работает на них.
– Работает. Только никакая она не дрянь, и вы ничего ей не сделаете.
– Не сделаю, боя, не сделаю. Главное, ты сам глупости не сделай. Не влюбись в нее.
– Я еще не свихнулся влюбляться в синоби.
– Ну вот и славно. И я требую, чтоб ты не рассказывал своим имперским друзьям ни о том, как тебя похитили, ни о том, кто такая Шана.
– Это еще почему?
– Потому что океан глубок, а имперцы не любят синоби еще сильней, чем мы.
– Имперцы не убивают детей.
– Да неужели? – в голосе Ройе было столько сарказма, что Дик не выдержал.
– Не стоит мерить людей по себе. Мир не состоит из одних Рива.
– Ладно, – Детонатор повел подбородком. – Тебе лучше судить, способен тот же Дельгадо убить подростка или же нет. Рискни ее жизнью, если хочешь.
Дик сжал зубы. Это был удар прямо под дых – но откуда Ройе узнал…?
– Да зачем нам вообще брать ее на навегу? – спросил он.
– Чтобы душенька госпожи Ли была спокойна, раз уж госпожа Ли решила за нами присмотреть. А ты подумай вот о чем, боя: госпожа Ли собственной персоной не будет охотиться за кем-то, только для того, чтобы с его помощью передать весьма невразумительное послание. Ты ей зачем-то нужен, ей лично, и по какой-то очень серьезной надобности. Не зря она попыталась тебя опутать девкой. Пораскинь умом как следует – чего она может от тебя хотеть.
Дик попытался изобразить мысленное усилие. Видимо, получилось плохо.
– Давай-ка я поделюсь с тобой своими выводами, – Ройе перевел машину в режим автопилота и откинулся в кресле, сложив руки на животе. – Чтобы понять, как мыслит человек, нужно для начала поставить себя на его место. Я ставлю себя на место бабки Ли и обнаруживаю, что там очень неуютно. Потому что мое дело – обеспечивать безопасность дома Рива, а в вилке между изоляцией и новым Эбером оба варианта одинаково гибельны. И тут мне на глаза попадается человек, который, если дать ему вырасти, мог бы взять на себя… ну, по меньшей мере, гемов. Которых тут самое малое полтора миллиона, и которых Шнайдер не собирается брать с собой. Как тебе такая идея?
– С чего бы синоби заботиться о гемах, – проговорил Дик, глядя в сторону.
– С того, что это рычаг нашей планетарной экономики. А Шнайдер собирается бросить планету вместе с ее экономикой и с гемами. И знаешь, что я еще думаю? Я думаю, что Ли поделилась с тобой этими соображениями. И теперь я ставлю себя на твое место и пытаюсь понять ход твоих мыслей. И твои мысли, похоже идут примерно так: «Ройе мог бы занять место Северина Огаты, но предпочел остаться на вторых ролях. Почему? Потому что Ройе мало поставить Огату во главе клана Сога. Его планы идут дальше, он видит в Огате человека, способного объединить всех, кто не собирается уходить со Шнайдером. То есть, не человека, а марионетку, которой он из-за спины будет управлять через умную женушку. Кроме того, Огата – идеальный кандидат на роль переговорщика с имперцами: свояк Райану Маэде, ветеран войны, провел несколько лет в плену – его имперцы хотя бы не сразу плазмой окатят, а сначала поговорят. И как же Детонатор, которому человека убить что муху шлепнуть, поступит с альтернативным кандидатом от синоби? Нет, промолчу-ка я на всякий случай, здоровее буду». Так? Или не так?
Дик промолчал. Соглашаться было глупо, отрицать бесполезно.
Ройе понял его молчание правильно.
– И за что же мне столько доверия? – поинтересовался он.
– Извините, – сказал Дик, глядя в сторону. – Мне здесь всю доверчивость отбили.
– Что, вот так-таки прямо и всю? Все только и делали, что обманывали тебя и продавали?
Не все, подумал Дик. Но большинству было просто все равно.
– У нас с вами была сделка, – сказал он вместо ответа. – Мы оба выполнили свои обязательства. Почему я должен был думать, что вы сделаете для меня что-то сверх?
– В принципе, – Ройе зачем-то снова перевел машину в режим ручного управления, – за такой ответ стоило бы тебе съездить в ухо. Но я сделаю скидку на то, что у тебя сейчас неважно с кровоснабжением головного мозга и за слова свои ты не отвечаешь. Или твой ответ отражает твою собственную систему воззрений? Ты бы ничего сверх обязательств не сделал для человека, который ради тебя и твоего дела посадил свое здоровье?
– Я здоровье раньше посадил, ради своего дела, – собственный голос Дика отчего-то звучал глухо как сквозь вату. – И дела у нас разные. Просто так получилось, что они пересеклись – а потом опять разойдутся.
– Значит, у нас с тобой – сугубо временный тактический союз?
– Выходит, так.
– И ты решил, что можешь представлять какую-то угрозу моим планам?
– Вам виднее.
– Вот именно. Мне виднее. И я хочу, чтобы ты молчал о синоби, пока я не переговорю со старухой сам.
– Хорошо, – Дик хотел этим ограничиться, но что-то подкатило вдруг к горлу и у него вырвалось: – И хватит разговаривать со мной, как с убогим!
Ройе резанул его косым взглядом и опять сосредоточился на управлении.
– Пока ты рассуждаешь как убогий, я буду с тобой разговаривать соответственно. Ты заподозрил меня Эрлик знает в чем без всяких оснований. Поскольку люди склонны судить по себе, мне остается думать, что либо сам ты человек в высшей степени ненадежный, либо у тебя просто временное помрачение в мозгах из-за болезни и пережитого стресса. О людях полагается думать лучшее, так что я предпочитаю трактовать это как проявление болезни.
– Извините, – юноше хотелось зажмуриться от стыда. – Если я вас обидел…
– Да при чем здесь мои обиды! – темперамент Детонатора взял, наконец, свое. – Ты понимаешь, что без трезвой оценки ситуации и партнера мы пропадем все к Кибеле-матери, и дело провалим?! Должен понимать, ложкой-то мимо рта не промахиваешься! Так почему ты не хочешь подумать немножко, вот сделать усилие и оценить все трезво?!
– Потому что я не знаю, как вас оценивать! – заорал Дик в ответ. – И что у вас трезво, а что нет! И что правильно, а что нет! Вы что, думаете, я не соображаю, почему Ли послала Моро за моей головой? Потому что точно знала – именно он меня не убьет! Знала, что он пошел вразнос и что его надо лечить – но отправила за моей головой! Да, он мразь, но он же должен быть ей своим! А его вот так подставили – это у вас можно?! Это у вас правильно?! Как мне вас судить? Что о вас думать?!
– Он не должен быть ей своим, – отрезал Ройе. – И никогда не был ей своим. Он был человеком Бона, теперь он человек Шнайдеров, а для синоби это недопустимо. Синоби лояльны не какому-то отдельному клану, а Дому Рива. Теперь у Ли есть официальный повод ликвидировать агента Шнайдера руками самого Шнайдера. Я разъяснил, кто кому свой?
– А я спрашивал не об этом! Я спрашивал – так правильно? Вы бы так поступили?
– В ситуации Ли? Пожалуй, нет. Я бы пристрелил его сам.
– Ну так чего вы после этого удивляетесь, что я вам не доверяю?
– Да потому что между вашими случаями дистанция измеряется парсеками! И твой случай нельзя мерить его меркой!
– Да ну?! А я думаю, что эта дистанция – вот, – Дик показал крохотный зазор между пальцами. – Лорел Шнайдер не вовремя понесло гулять, а так был бы я сейчас там же.
– Где ты был бы, – Ройе голосом подчеркнул «бы». Жирно так подчеркнул, двумя чертами. – Не имеет никакого значения. Имеет значение только то, что произошло реально. А в реальности он предался безумию, а ты – нет. Поэтому с тобой я буду работать и буду тебе доверять, когда ты придешь в себя, а с ним буду разговаривать только через прицел.
– Вы напутали, – Дик почувствовал, как под языком начинает скапливаться какая-то горечь. – Это как раз я предался безумию. А он вовсе даже наоборот – обратился… к разуму.
– Ни на секунду, – сквозь зубы сказал Ройе, – он не обращался к разуму. Все наши ценности он принимает только потому, что отвергнуть их означало бы признать, что его просто сломали силой. А так он может считать, что выбрал истину. Ну, ему пытки помогли ее выбрать. Намного красивее и вполне по-ортодоксально-христиански.
– Это, последнее… вы не подумав сказали, или специально хотели меня обидеть?
– Да примерно так же, как ты ляпнул, что у нас была сделка, и сверх нее я ничего тебе не обязан. Может, не очень продуманно, но вполне искренне.
Дальнейший путь до навеги они проделали в полном молчании. Да и о чем было теперь говорить.
…Дик услышал жалобный хруст и понял, что, кажется, раздавил визор. Поднял руку к глазам – точно, поперек визора пошла трещина. Включил прибор – так и есть, стереоскопическое изображение пошло в лес… Читать теперь придется одним глазом, и Шана ругаться будет…
И с Шаной получилось нехорошо. До того дошло, что Хельга однажды вызвала Дика и сделала ему втык: дескать, девочка о тебе убивается, бросила дом, на навегу нанялась ради тебя, можно хотя б не рычать на нее иногда? Хельге ведь не объяснишь, что девочка не убивается, а задание выполняет и легенду отрабатывает. Ройе был хоть отчасти, да прав: военнопленные до судорог ненавидели синоби – большей части из них пришлось пройти через руки доброй бабушки Ли и ее подчиненных. Может, Шану и не убили бы – но жизнь ей устроили бы веселую, это точно.
Помимо эколога госпожи Тэкке и Шаны, в команде «Юрате» имелась еще одна вавилонянка: Ариэль Шиман. Как заложница, она, конечно, не имела никакой ценности, но когда Ройе предложил переправить ее домой, она резко отказалась. Хельга не возражала оставить ее в экипаже, а на вопрос Ройе, что же так, девушка ответила исчерпывающе: «А меня здесь никто не зовет плоскозадой сукой».
Помощник эколога на «Юрате» уже имелся, так что Дик сделался просто палубным рабочим. С одной стороны это было хорошо – оказаться в подчинении госпожи Тэкке он не хотел бы. Госпожа Тэкке была глупа. Нет, не настолько, чтобы, как выражается Ройе, ложку мимо рта проносить – но интеллектом не блистала, и это мягко говоря. Она была, в общем, доброй теткой, но доброта ее была ограничена кругом «своих» – то есть, вавилонян, среди которых она числила Дика. Человек более проницательный скоро понял бы, что к чему (Дик не обольщался насчет своих актерских способностей), но не госпожа Тэкке. Она не интересовалась никем, кроме себя, в любом разговоре переходила на свою персону, и это, конечно, сильно облегчало Дику жизнь. Конечно, было неприятно выслушивать ее замечания об имперских пленных – не проходило дня, чтобы она не прошлась на чей-то счет. Дик впервые повстречал вавилонянку, которая с такой горячностью верила, что не просто вавилонские догматы (которые при этом не д о лжно считать догматами) лучше имперских, но и сами вавилоняне по такому случаю лучше имперцев. И она была свято убеждена, что по такому случаю вавилоняне на «Юрате» должны держаться вместе и поменьше якшаться с пленными. Нет, определенно он был рад, что не нужно работать под ее началом.
Но с другой стороны, это означало все время работать бок о бок с Шаной и быть объектом постоянных добродушных насмешек всего экипажа. Даже о Пауля Ройе с Хельгой, кажется, столько не чесали языки. И тем более обидно все это было, что напоминало те дни на борту «Паломника», в другой жизни, когда они с Бет… Нет, не стоило даже вспоминать о Бет. Эта ситуация была злой пародией на ту. Начиная с того, что Дик теперь вожделел к Шане не больше, чем к радарной мачте, и заканчивая тем, что сама Шана всего лишь выполняла задание. И при этом при всем – получать нагоняй от Хельги за слишком, вишь ты, жестокое обращение с влюбленной девой!
Нет худа без добра, понял он, пристраивая раздавленный визор на тумбочку. По крайней мере, здесь, в больнице Шана изображает его сестру. Лучше быть холодным братом, чем жестоким кавалером…
Он сунул руку за пазуху и положил на грудь, туда, где бьется сердце. Послезавтра доктор Ройе устранит неполадку в этом механизме, и Дик снова будет как новенький. Винтик приведут в порядок, и Ли найдет ему место в своей машине.
Дик вспомнил Нуарэ. Его внутренности, блеснувшие в длинной ране.
«Почему ты дрался так плохо? Почему не убил меня?»
* * *
Лорд Августин совершил побег из поместья Моро, руководствуясь в первую очередь любопытством: работает ли и в самом деле «правило правой руки» или же это просто курьез?
Конечно, он помнил, что правило «правой руки» работает безупречно только в односвязных лабиринтах, то есть, таких, где нет отдельно стоящих стен, не соединенных с другими стенами. Лабиринт под манором был естественного происхождения – а значит, скорее всего, многосвязным. В многосвязных лабиринтах работает алгоритм Люка. Чтобы прибегнуть к алгоритму Люка, если правило правой руки подведет, лорд Гус прихватил светящийся маркер.
Во вторую очередь лорда Гуса толкало на подвиги унизительное ощущение собственного бессилия. Он, взрослый мужчина, безвылазно и безвольно сидит в плену, в то время как совсем юный мальчик где-то там продолжает борьбу, и даже Констанс нашла себе занятие – стала изучать гемский язык и перетянула на себя часть хозяйства манора. Какое-то время лорду Августину удавалось укрыться от этой мрачной реальности в научных изысканиях, развлечься своей собственной умозрительной охотой на «двойного левиафана» – занятие дьявольски интересное и обещавшее новые открытия в физике сингулярности. Но настал момент, когда его разум запнулся, расчеты перестали сходиться, ряды уравнений утратили стройность и доказательства посыпались, обрушивая друг друга.
Вот тут-то лорда Гуса и обуяла жажда деятельности, и он решил заняться исследованием подвального лабиринта в рамках подготовки к побегу.
Нет, бежать в одиночку неизвестно куда, без защитной одежды, без запасов продовольствия и главное – без Констанс и Джека он даже не думал. Но следовало хотя бы подготовить почву для побега.
Делиться с Констанс своими замыслами он не стал – ему хотелось сделать сестре сюрприз, преподнести ей уже разведанный лабиринт. А дальнейшие планы, конечно, нужно обсуждать с ней – только ее практический и острый интеллект справится с этой задачей.
Лорд Гус неоднократно спускался в лабиринт еще до того, как начал планировать побег – там хорошо думалось, а пауков он совершенно не боялся и не понимал, отчего эти безобидные создания вызывают в сестре такое омерзение. Они совершенно не умели кусаться, стремились скрыться даже от самого тусклого света и были даже по-своему красивы: восковое тельце висело среди длинных ножек, таких, тоненьких, что при движении их было не углядеть, и казалось, что паучок плывет в воздухе.
Лорд Мак-Интайр знал, что его считают чудаком, блаженненьким, не от мира сего. В поместье это мнение разделяли даже гемы. Он с юных лет перестал на это обижаться, а сейчас оно и вовсе было на руку. Гемы то и дело ходили в лабиринт кормить пауков и собирать паутину – нужно было сначала попасться на глаза рабочим, побродить, как он обычно делал, а потом незаметно исчезнуть. Тогда его долго не хватятся – рабочие наверху будут думать, что он в лабиринте, рабочие в лабиринте будут думать, что он уже поднялся наверх.
Первый этап плана удался лорду Гусу в совершенстве. Оставалось только забраться в нерабочие секции лабиринта, где не были проложены газовые трубы для уничтожения огнем мутировавших генераций пауков – а заодно и непрошеных гостей. Лорд Гус не боялся, что его спалят живьем – он знал вою ценность как заложника, и по логике вещей, такие системы были настроены против вторжения снаружи, а не против того, кто хочет покинуть поместье. Такая лиса, как Моро, ни за что не захотела бы изжариться, покидая нору через запасной выход… Но все-таки в нерабочих секциях ему стало как-то спокойнее.
Пауки, конечно, забирались и сюда – Бог знает, чем они питались там, где гемы не разбрасывали корм, но время от времени лорд Гус замечал на стенах паутину и от света его люминофора по щелям разбегались восковые шарики на ножках. Пол здесь, конечно же, никто не выравнивал – лавовые напластования бугрились под ногами, идти приходилось очень внимательно, подвернуть лодыжку было самое плевое дело. Лорд Гус свернул в первый же открывшийся проход, пометив его косым крестиком, как и полагалось, следуя алгоритму Люка. Через одиннадцать шагов этот ход закончился тупиком, и лорд Гус по возвращении в основной коридор поставил рядом с первым крестиком второй: знак того, что здесь он уже был. Затем лорд Гумс свернул в следующий проход, пометив его крестиком… Потом в еще один…
Все шло, в общем, очень неплохо, но лорд Гус не учел одного: люминофор выдыхается через полтора часа. Нет, какое-то время он об этом помнил – и собирался вернуться, разметив лабиринт и нанеся его на схему, раньше, но потом так увлекся разведкой и разметкой, что опомнился только тогда, когда обнаружил, что люминофор практически не освещает листик бумаги, на который положен.
Лорду Гусу стало не по себе и он заспешил обратно. Но уже шагов через десять он вспомнил, что системы защиты могут сработать на того кто войдет в рабочие коридоры извне. Этого он как-то не продумал, составляя план.
Пока он колебался, решая, что же будет лучше – идти вперед или вернуться назад, люминофор окончательно выработал свой ресурс и лорд Гус очутился в кромешной темноте.
Когда его глаза адаптировались, он разглядел впереди слабое пятнышко света и наощупь двинулся туда. Осторожно ковыляя по лавовым надолбам, несколько раз ударившись головой о низкий потолок, лорд-астрофизик добрался до этой путеводной звездочки подземелья – и рассмеялся: это была его же собственная метка, оставленная светящимся маркером.
Что ж, теперь ничего не оставалось, кроме как двигаться по этим меткам. Лорд Гус поставил рядом с крестиком еще один крестик – и обнаружил, что новый много ярче первого.
– Неужели маркер выгорает так быстро? – пробормотал он. Потом пожал плечами, повернулся к отметке спиной и попробовал найти взглядом следующую. Он помнил, что старался ставить новые метки так, чтобы одна из старых непременно была в поле зрения. И в самом деле, когда его взгляд перестала отвлекать прежняя метка – впереди забрезжила новая…
Лорд Гус прошел их пять или шесть, каждый раз удивляясь тому, что старые метки выглядят полустертыми, и тут его запоздало осенило: это же не его метки! Кто-то, скорее всего Моро, оставил здесь эти вешки, чтобы по ним находить путь наружу.
Теперь оставалось только одно: двигаться вперед.
Лорд Гус побрел в кромешной тьме дальше. Он миновал еще несколько меток, когда услышал вдруг неясный шорох. Сначала в отдалении, потом ближе, ближе…
Ученый замер, пытаясь унять стук сердца, чтобы оно не заглушало чужие осторожные шаги. Кто это? Неужели Моро возвращается в свое владение тайным путем? Или…
Лорд Гус не успел додумать мысль – на него бросились, повалили и принялись, радостно поскуливая, облизывать подбородок.
– Ди… Динго? – изумился почтенный астрофизик.
– Динго? – прошептало рядом эхо.
Но черт возьми, здесь прежде не было никакого эха!
– Динго, где ты? – повторил шепот.
Кос дважды глухо гавкнул, не разжимая пасти – как будто негромко ударили в пустую бочку. В их сторону заспешили решительные шаги.
– Мастер Порше! – негромко отозвался лорд Гус. – Это я, лорд Мак-Интайр! Снимите с меня это животное побыстрее, не то оно залижет меня до смерти!
– Динго, ко мне, – скомандовал Рэй где-то уже совсем близко. Тяжесть мохнатого тела исчезла, и лорд Гус попытался выпрямиться.
– Боже правый, – огромная рука помогла лорду Мак-Интайру подняться на ноги. – Как вы здесь очутились?
– Я… похоже, что некоторым образом сбежал, хотя и не собирался, – признался лорд Гус. – А вы?
– Не место тут для разговоров, – Рэй повернулся спиной. – Садитесь ко мне на закорки, поговорим снаружи.
Путешествие верхом на морлоке по узким и низким коридорам было нелегким испытанием, даже при том, что Рэй изо всех сил старался не задеть своей ношей о стены. Но лорд Мак-Интайр перенес это испытание стоически, и только помассировал слегка рассаженные колени, когда Рэй вынес его на свет и опустил на землю.
На этом путешествие не закончилось – они еще километра два шли между скал по извилистой… тропинкой назвать это все-таки было сложно, тропинка подразумевает все-таки, что ее проложили люди, а Рэй, пролагая этот маршрут, явно не учитывал, что тут пойдет кто-то менее ловкий, чем он или Динго. Раза два лорду Гусу пришлось мириться с тем, что Рэй попросту перебрасывал его через особенно широкие трещины в лаве. Если помножить это на яростный ветер с дождем, станет понятно, почему лорд Августин несколько раз успел пожалеть о свой затее – хотя, конечно, и радовался встрече со старыми друзьями.
Наконец они прибыли на место назначения – к небольшой расселине на склоне цепочки холмов, который, судя по дугообразной конфигурации, был кратером погасшего вулкана. Кратер этот имел километров пятнадцать в поперечнике, и поместье Моро располагалось ближе к его западному краю. Сверху расселина была прикрыта упавшей глыбой, которая защищала от дождя и ветра.
– Это еще кто такой? – один из валунов вдруг зашевелился, и лорд Гус понял, что это не валун, а человек в плаще-«хамелеоне». Выпрямившись, человек отбросил плащ за плечи, и лорд Гус разглядел его лицо: аккуратная борода, курносый нос, светло-серые глаза чуть навыкате. – Кого на этот раз кос притащил?
– Один из пленников, лорд Августин Мак-Интайр, – отрекомендовал его Рэй. – Мастер Ян Шастар, друг покойного Эктора Нейгала.
Лорд Гус посчитал нужным отбросить назад капюшон плаща любезно уступленного Рэем, чтобы собеседник разглядел его лицо.
– Здравствуйте, – сказал он как можно дружелюбней, и протянул для пожатия руку.
Лицо мастера Шастара вдруг скривилось, исполнившись омерзения.
– Вы так ненавидите имперцев? – удивился лорд Августин.
– Паучище мерзкий, – процедил сквозь зубы Шастар. – Уберите его кто-нибудь отсюда!
– Секунду, – Рэй улыбнулся, запустил пальцы в волосы лорда Августина и извлек оттуда шелкового паука. – Что это вы, мастер Шастар, взрослый мужик – и пауков боитесь.
– И ничего я их не боюсь! – рассердился Шастар. – А просто мерзкие они, ползают, тьфу! Не смей его здесь выпускать, слышишь! Туда выбрось! Туда! Быстро!
Рэй высунул руку из расселины, и бедного паучка унесло ветром.
– Вот теперь здравствуйте, – с облегчением вздохнул Ян Шастар.
Лорд Мак-Интайр пригляделся к природной «амбразуре», в которую Рэй выбросил паучка, и увидел установленный там оптический прибор, назначение которого было совершенно прозрачно: господин Шастар наблюдал за манором. Место вообще выглядело… обжитым. Видимо, наблюдение велось уже не один день.
Лорда Гуса пригласили сесть и затеплили печь на термостержнях.
– Я так понимаю, – Шастар поставил на печь котелок с натекшей с потолка дождевой водой, – вы нам с концами испоганили идею попасть в манор через эти пещеры.
– Я вам испоганил возможность испечься заживо, – возразил ученый. – Неужели вы могли подумать, что Моро оставил это направление никак не прикрытым?
– Кидо первого класса выдержал бы пятнадцать-двадцать минут, – отмахнулся Шастар. – А за это время мы бы пробились. А теперь все. В маноре начался какой-то переполох. Теперь я понимаю, с чем он связан. Надо смываться, пока не накрыли.
– Так мы смываемся или пьем чай? – не понял лорд Гус.
– Кофе, – поправил Ян Шастар. – Потому что сначала они обшарят катакомбы. А вы пока расскажете мне, что там и как. Должна же и от вас быть хоть какая-то польза.
Через несколько минут рассказа Рэя лорд Гус понял всю меру досады Яна Шастара. Неудачливый кровник Моро уже не в первый раз пытался выследить врага, наблюдая за его домом, а еще больше его интересовал корабль, который, по его расчетам, должен быть спрятан где-то здесь. Обнаружив пещерный лабиринт и метки на стенах, Рэй и Шастар обрадовались – наконец-то найден отнорок из логова синоби. Осторожную разведку они вели уже четвертые сутки – и вот наткнулись на лорда Гуса. Шастар, который мог заниматься местью только в перерывах между рейсами, места себе не находил.
Допив кофе и тщательно за собой прибрав, невезучие мстители расчехлили снайк с грузовым прицепом, и Шастар пригласил лорда Гуса занять место в прицепе. После часа тряской езды они прибыли в поместье, планировкой весьма похожее на поместье Моро, но поскромнее.
– Здесь живет моя мать, – сказал господин Шастар, бесцеремонно взваливая на своего гостя часть груза. – И я вас настоятельно прошу, лорд как-вас-там, носа из дому не показывать. Потому что я вовсе не хочу, чтобы моя матушка умерла, как Нейгал.
– Что это там такое? – раздался из глубин дома грудной женский голос. – Ян, ты опять притащил какого-то имперского заморыша?
Шастар немного подумал и ответил:
– Да!
В глубине главного коридора поместья показалась женщина, от которой лорд Мак-Интайр, что называется выпал в осадок.
Когда-то в туманной юности он прочел старинную книгу игривого свойства, где мудрец-юбочник делил женщин на тех, которыми нужно любоваться и тех, которыми нужно наслаждаться. Матушка Шастар явно была создана не для любования. Ее массивное тело заполняло собой почти весь проем, и лорду Мак-Интайру мгновенно стало ясно, от кого Ян унаследовал курносый нос и серые, чуть навыкате глаза. Но это, честно говоря, нимало его не смутило – просто не для любования такие женщины и все тут. Глубокий вырез блузы говорил об этом яснее ясного. То, что он открывал, а особенно то, что он скрывал, не могло быть предметом чистого созерцания. Оно взывало к действию.
Матушка Шастар тоже провела мгновенную ревизию.
– Ну, этот хотя бы не морлок и не пятнадцатилетний младенец, – изрекла она и удалилась.
Лорд Мак-Интайр, подумав, решил, что вердикт был благоприятным.
* * *
Урок каллиграфии у госпожи Ли произошел в несколько напряженной обстановке. Дело не в городских беспорядках – они закончились, причем бунт не подавили – люди сами разошлись по домам, и устроил это, как ни удивительно, Керет. Как его ни отговаривали, а он лично приехал в Корабельный Город, чуть ли не прямо посреди толпы опустил крышу карта и, сорвав с себя золотую маску (случай, как поняла Бет, беспрецедентный) наорал на бунтовщиков в лучших традициях пиратских сходок, которые заменяли предкам Рива сенаты и парламенты. Апофеозом его речи стал момент, когда он сбросил свой цеотнотканый белый плащ и швырнул его в толпу со словами: «Раз вам так не терпится разорвать пополам дом Рива – разорвите сначала этот плащ, и меня вместе с ним!». Люди шарахнулись в стороны. Никто не мог помыслить даже того, чтобы коснуться одежд императора – не говоря уж о самой его священной особе. Народ шарахнулся в стороны и как-то сам расползся по кораблям.
Бет аплодировала перед экраном, скачав запись с инфосети. А вот матушка Керета закатила ему настоящую истерику, и Бет лишний раз убедилась в том, что ее будущая свекровь – непроходимая дура. Она выговаривала сыну не за то, что он мог подвергнуть свою жизнь опасности – ей тоже не приходило в голову, что кто-то дерзнет причинить Керету вред – а за то, что он обнажил лицо перед «черноголовыми», чем навлек на себя неслыханный позор.
Надо сказать, противостояние Керета и его матери Бет понравилось меньше, чем выступление перед толпой. Керет слушал, опустив голову и не возражал ни слова, ну прямо-таки барашек перед жертвенником. Бет не выдержала первой:
– Эти люди сражались и умирали за вас, а вы их презираете! – сказала она. – Как так можно?
– Хороши бы они были, если бы отказывались за нас сражаться! – изрекла вдовствующая государыня Иннана. – Это их долг!
– А в чем ваш долг? – разозлилась Бет. – Сидеть и наряжаться? Стишки сочинять?
Государыня Иннана от такой дерзости аж задохнулась, но прежде, чем она смогла вымолвить хоть слово, Керет сказал не терпящим пререканий тоном:
– Сударыня моя невеста, я требую, чтобы вы удалились.
Ничего не поделаешь, пришлось удалиться.
Бет пересказала эту историю Плато, думая, что тот одобрит ее; Плато нахмурился:
– Не стоило тебе так говорить.
– Почему? – удивилась Бет.
– Государыня недовольна Шнайдерами. Она полагает, что Шнайдеры испортили ее сына.
– О чем ты говоришь! Да только благодаря дяде Керет научился вести себя как мужик, хотя бы иногда.
– Да, только для государыни это никакое не достоинство. Пойми, Бет: мы, Рива, не совсем правильные вавилоняне. Чем-то мы больше похожи на вас, имперцев…
– Вас, имперцев, – фыркнула Бет.
– Ну хорошо, ты уже не имперка. Но все равно похожи. У нас, например, тайсёгун, как ваш… как император из рода Риорданов, обязательно должен быть первым среди равных. Но императору Вавилона никто не равен. Государыня никогда не будет думать о Рихарде Шнайдере как о равном. И ей не нравится, что ты должна выйти за Керета. По ее мнению, ты ему не пара, Шнайдеры недостаточно высокого рода – а ведь они не из «черноголовых». На меня бы вообще даже не посмотрели, в прежние времена государь ни за что не снял бы передо мной маску. Единственные, кто тут по знатности сгодился бы в императорскую родню – это, пожалуй, Кордо, ну еще Кимера и Дэвины, может быть. Государыня не в восторге от вашего с Керетом брака, и дай ей только хороший повод, против которого Шнайдеру нечего будет возразить – она расторгнет помолвку.
