Текст книги "Мятежный дом (СИ)"
Автор книги: Ольга Чигиринская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 52 (всего у книги 68 страниц)
Глава 17
Возвращение
– Упырь, – вполголоса сказала Хельга. – Как есть упырь.
Дик вцепился в поручни палубной надстройки. Его разрывало надвое при одном только взгляде на Максима Ройе. Совесть требовала возразить: люди разные и горе их проявляется по-разному, и Максим Ройе совсем не такой человек, чтобы рвать на себе волосы и одежды. Но голос обиды был громче, и он вторил словам Хельги. А еще вернее – обида у них с Хельгой была одна на двоих. Может, даже на троих, но Шана держалась в стороне и скрывала свои чувства, пожалуй, не хуже, чем Детонатор. Выучка синоби, не пропьешь и не выбьешь.
– У нас про таких говорят: порежешь – не текут ни слезы, ни кровь, – сказал Дик, глядя на широкую спину Ройе, командующего подъемом глайдера убийц.
Вообще говоря, никто из них не рыдал и не бился о палубу – ни Хельга, ни Дик, ни тем более Шана. То есть, Хельга-то поплакала, но одна, в своей каюте. Поплакала, выпила швайнехунда и пошла устраивать подъем с глубины. Дик и хотел бы заплакать – да не получалось, почти как в детстве. Может быть, Ройе тоже хотел заплакать и не мог – но почему он вел себя так, словно ни Хельга, ни Дик отношения к Паулю не имели? Словно у него тут монополия на горе, а он ею и сам пользоваться не намерен, и другим не даст?
Никто из них не заговорил о Пауле с того момента, как его тело нашло временный приют в холодильной камере. Как будто они не любили убитого – а были соучастниками преступления.
– Он… наверное хуже всех нас себя чувствует, – слова были как табачная крошка на губах. – Он просто… ну, не может, наверное…
– Он просто думает, что мы рылом не вышли, – Хельга нехорошо оскалилась. – Если ты ему скажешь то, что мне вчера сказал – так он, небось, еще и спляшет, что со мной родниться не пришлось.
Дик скрипнул зубами. Слова Хельги прозвучали весьма гнусно – но юноша не смел ее упрекнуть, потому что у него внутри звучал тот же голос. Детонатор не имеет права смотреть на нас так, будто мы и ему, и Паулю никто. Только не он. Потому что три к одному – целились именно в него, а значит, он должен чувствовать себя виноватым, мы же чувствуем! Хельга – за то, что не выжала из старого корыта больше тринадцати узлов, как ни билась, я – за то, что целиться могли и в меня…
Отсутствие Пауля в мире ощущалось как выбитый зуб. Все время хочется трогать языком и бередить это место, а если удается забыться – то при первой же попытке что-то жевать кровавая дырка о себе напомнит. Дик попытался вспомнить, как он жил, когда погибла команда «Паломника». Ведь жил как-то… Нет, тогда было иначе. Тогда все время нужно было что-то делать: прокладывать курс, обучать гемов, на ходу учиться самому… А сейчас он просто торчит на палубе и смотрит на Детонатора. А Детонатор смотрит на монитор слежения Кендры, а Кендра контролирует спуск водолазов. Наблюдение наблюдающего за наблюдающим. Дик закрыл глаза. Хотелось курить – просто чтобы занять чем-то руки и рот. Хотелось уснуть – просто чтобы ни о чем не думать.
Кендра подняла руку и показала большой палец: есть. Хельга спустилась по трапу.
– Зачалили здесь и здесь, – Кендра показала на экране. – Поднимать или для верности спустим третий трос?
Хельга, видимо, хотела ответить, но Ройе опередил ее:
– Спускаем третий. Торопиться нам некуда.
Кендра покосилась на Хельгу, и та кивнула: спускаем. Кендра взяла управляющий пульт третьей лебедки и нажала кнопку. Под тяжестью крюка трос пошел вниз, в морские пучины. Впрочем, не такие уж и пучины: вражеский глайдер затонул на глубине семнадцати метров.
– Мастер Ройе, – сухим до треска голосом сказала Хельга. – Это мой корабль, и я здесь решаю, торопимся мы или нет. Вообще-то у нас отстрелены и мотаются по волнам две секции. Вообще-то нам дали штормовое предупреждение на двадцать часов. И если вы не забыли – за вами может еще быть погоня из Киннана.
Ройе какое-то время смотрел на нее сверху вниз, потом согласился:
– Да, прошу прощения. Превысил свои полномочия. Что вы намерены предпринять?
– Если у нас не получится поднять глайдер с первой же попытки – мы поднимем только трупы.
Ройе опять какое-то время смотрел на нее, сжав челюсти, потом снова согласился:
– Резонно.
Хельга развернулась к своему лейтенанту.
– Ты слышала. Если напряжение на лебедке превысит расчетное – бросаем эту жестянку, поднимаем только трупы. И ходу отсюда: Габо уже беспокоится.
Торопясь на помощь Паулю, Хельга отделила ходовую секцию навеги от заводской и складской. Теперь они болтались в океане – огромный плот, лишенный управления и хода. Состыковать их снова было занятием трудоемким и в шторм почти невозможным, а ветер уже начинал задувать крепко.
То, что делала и чем рисковала Хельга, – было не ради Макса Ройе, но ради Пауля. Ради Детонатора она бы и пальцем лишний раз не двинула, и он ради нее, в общем, тоже. Неприязнь их была старой и взаимной. Нет, Макс, конечно, не стал бы плясать из-за того, что теперь ему не придется родниться с Хельгой. Но когда он узнал, что брат и Хельга были любовниками (Дик не сказал ничего, но Ройе все равно узнал, потому что знал весь экипаж), его это не обрадовало. Но ему волей-неволей приходилось с этим считаться: Хельга рисковала кораблем, уловом, оборудованием, потому что любила Пауля, и не меньше, чем Детонатор, хотела рассчитаться за его смерть. А для этого нужно было узнать, кто нанял убийц, а для этого – поднять и опознать их трупы – а также, по возможности, глайдер. Так что Ройе никуда не деться было от этой связи между Хельгой и братом – и, похоже, это его напрягало пусть меньше, чем смерть Пауля – но ненамного. Он был здесь один, среди чужого и отчасти враждебного окружения. Работы по подъему велись не из симпатии к нему и не из обязательства перед ним – но ради Хельги и отчасти Пауля, который многим на «Юрате» успел понравиться. Он был обязан тому, кого не сумел уберечь – и тем, кого в некоторой степени презирал.
И вот за это Дик на него страшно злился. Потому что, отбросив свое превосходство и обнажив свое горе, Ройе нисколько не потерял бы ни в чьих глазах на «Юрате». Здесь ведь никто не цеплялся за «стаю», «клятву» и все такое прочее, здесь и Пауля полюбили за то, что он чихать на все это хотел, он просто был со всеми на короткой ноге.
С нарастающим ужасом Дик понимал, что его последний бастион – это не вера, не любовь и не надежда – а страх перед превращением в морозильную камеру добродетелей, стальной монумент чести и гордости, подобный Детонатору. Если такова в Вавилоне добродетель (очень кстати вспомнилась еще и госпожа Элайна) – но ну ее в болото, лучше быть грешником.
Работа шла медленно – Хельга опасалась нагружать ветхие лебедки в полную силу. Наконец серая туша искалеченного глайдера показалась над черными волнами. Потоки воды стекали с нее, вода заполняла фонарь кабины, и Кендра бормотала себе под нос – «Полегче, полегче, ребятки!» – и смотрела, как уровень воды за стеклом понижается и тело пилота, болтавшееся под потолком, опускается вниз.
– Подтягиваем, подтягиваем к борту! – скомандовала Хельга. Водолазов отпаивали на камбузе горячим чаем и растирали швайнехундом – сивухой несло на всю палубу. Скрежетали палубные тали, изуродованный глайдер вполз на обшивку и замер, истекая водой.
– Ну что, – оскалилась Хельга. – Вскрывайте машину, вынимайте этих красавчиков.
Убийц оказалось трое – двое мужчин, одна женщина, все в одинаковых черных комбо, какие обычно носили портовые рабочие и нижние чины администрации. Документов не было ни у кого, но у людей есть ДНК, а у транспорта и оружия – серийные номера. Дик взял универсалку и присоединился к тем, кто разбирал глайдер на части. Это был способ занять себя и поменьше думать.
Разбор шел весьма споро – по договоренности между Хельгой и Ройе все, что он не забирал в качестве улик, считалось добычей экипажа. Запчасти к глайдеру легко продать – тем более что запчасти-то новехонькие, глайдер с иголочки. Убийцы действовали наверняка – для погони выбрали надежную новую машину. Тем проще будет их отследить, подумал Дик, азартно орудуя универсальным ключом. Особенно с учетом того, что… где же я видел это клеймо?
На ящиках с оружием производства Сога, вот где я его видел. Дик на коленях выполз из-под туши глайдера, волоча за собой двухпудовый трансформатор поля. Выволок, вытер пот и, увидев над собой Ройе, показал на клеймо универсалкой.
– Да, я знаю, – кивнул Детонатор. – Оружие – тоже наше. Но я это знал еще когда в нас стреляли: атмосферные ракеты «Игла» ни с чем не спутаешь. Их покупает армия, ну и рейдеры… Это нам ничего не дает.
Дик скрипнул зубами. Это нам ничего не дает. Действительно. Нас убивают изделиями наших собственных рук – что это может нам дать?
– Конечно, мы отследим первое звено перепродажи, – кажется, Ройе неверно понял выражение лица собеседника. – Может быть, второе. Но ключевого посредника наверняка убрали.
Дик снова скрипнул зубами и полез назад, под корпус глайдера, высматривая, где бы еще чего отковырнуть.
Навегарес, курочившие глайдер, были похожи на муравьев, облепивших труп стрекозы. То здесь, то там звякало, грохало и трещало, когда от машины убийц отваливался очередной трансформатор, компенсатор или просто кусок обшивки. Дик забылся в этой оргии разрушения, пока от глайдера не остался один остов. Время от времени юноша сталкивался с Ройе – когда подтаскивал ему очередную деталь, чтобы тот считал серийный номер; но они не перекинулись ни словом. Когда глайдер закончился, Дик со свинцовыми от усталости руками доковылял до кубрика и повалился там на койку. Как жаль, что нельзя проспать год, два и три, проспать всю эту потерю…
Кто-то осторожно присел на койку в ногах. Шана. Дик, не открывая глаз, узнал ее по прикосновению мягкой ладони.
– Мы их обязательно найдем, – сказала она с легким нажимом на «мы».
– Это не вернет Пауля.
– А раз не вернет, так эти гады пусть так и ходят по земле?
– Нет, конечно… – Дик поморщился. Он уже знал, что месть… она пустая внутри. Не осушает слез и не помогает жить дальше.
– Знаешь, я… – Шана сжала его руку, – решила стать медиком. Оказывается, это очень страшно – смотреть, как человек умирает и не знать, что делать. Я больше так не хочу.
Дик решил не говорить ей, что как раз медики и сталкиваются с такими случаями чаще всего. На сто, двести, пусть даже на тысячу раз, когда ты что-то можешь, приходится один, когда ты не можешь ничего…
Вместо этого Дик сказал:
– Здорово. Ты молодец.
Шана засмеялась коротко и невесело.
– Ты так ничего и не понял, да? Ран, настоящее образование медика на Картаго получить нельзя. Мы тут не заводили ни университетов, ни цеховых школ, ничего. Все учились в Галактике. То есть, у нас есть своя школа… Но это не то. Я раньше… мне нравились изоляционисты. У нас тут все свое, мы обойдемся сами, и провались они вместе – и Империя, и Вавилон, который нас предал… До меня в клинике потихоньку начало доходить, а теперь вот совсем дошло. Нам нужно вернуться в Галактику, мы без этого пропадем.
Как хорошо, что можно было ничего не говорить, а просто пожать ей пальцы. Ему было, что сказать, но он не готов был говорить сейчас, так скоро после смерти Пауля. Он решил дать себе передышку – хотя бы до того дня, когда ходовая часть «Юрате» воссоединится с основной платформой, а Максим Ройе сообщит о своих дальнейших действиях. Верней, после этого молчать будет просто нельзя.
Но до этого – можно.
* * *
Прошла неделя, а Бет так и не смогла поговорить с дядей о леди Констанс и Джеке: То Шнайдер был очень занят, то она не знала, с чего начать. Наконец, они совершенно случайно столкнулись в коридоре дворца, и шпионка увлекла девушку на галерею.
– Я вижу, вы так и не смогли извлечь пользу из тех сведений, что получили от молодого Суны.
– Потому что я не знаю, как из них извлечь пользу, – Бет задела рукавом аротатическую свечу, та завалилась набок и погасла. – Если я скажу ему напрямую, он тут же спросит, откуда я это знаю – и что мне делать? Не могу же я признаться, что опять виделась с Диком!
– Почему?
– Но ведь… тогда я выдам вас!
– Я рада, что вы так заботитесь обо мне, – очаровательно улыбнулась бабушка Ли. – Но неужели вы полагаете, что я могла подготовить такого рода операцию и задействовать вас, не рассчитывая на то, что эти сведения дойдут до тайсёгуна? Боги мои, сеу Эльза! Вы, конечно, уже и вполовину не так наивны, как были раньше – но я, кажется, ожидала от вас слишком многого. Прошла уже неделя. Уже почти поздно поднимать эту тему в разговоре с Рихардом, завтра будет совсем поздно. Не бойтесь скомпрометировать меня. Поверьте, я могу объяснить каждый свой шаг оперативной необходимостью.
– А я?
– А что вы? Разве вам есть в чем себя упрекнуть? Вы же порвали с Суной. Думаете, Рихард не рад будет это услышать?
– Он не рад будет услышать, что я вообще с ним виделась!
– Тем не менее, вам придется поговорить с ним. Так и быть, разрешаю валить все на меня. Время дорого.
– Отчего же вы сами с ним не поговорите?
– Оттого, что мне важно его доверие к вам, бестолковое вы создание! Ступайте, я не могу разговаривать дольше.
Бет не знала, что там у нее случилось, но что-то явно случилось, поэтому с галереи она пошла прямо в библиотеку и села за терминал.
Новости, которые она искала, буквально обрушились на нее сразу же – Дика в Киннане попытались арестовать, он бежал с треском, плеском и кровопролитием, и сейчас Киннан переворачивали кверху дном в поисках юного крамольника. Маловразумительно описывали инцидент с братьями Ройе и резиденцией клана Сога. Бет вспомнила рыжего великана с удивительно тонкими для такого верзилы пальцами. Посмотрела на свое кольцо – бота, которого она теперь носила, не снимая. Да, что-либо скрывать от Рихарда теперь совершенно бессмысленно, а лучший вид обороны – это наступление. Бет выскочила из библиотеки и на крейсерской скорости двинулась к кабинету дяди. Да, именно так – чем спонтанней и взбалмошней, тем лучше. Ли переоценила ее – это решение следовало принять неделю назад.
В приемной ее, конечно, задержали – Шнайдер вел с кем-то удаленные переговоры. Но уйти не попросил, это обнадеживало. Через десять минут Бет пропустили в кабинет.
– Что у тебя? – Рихард явно пребывал в хорошем настроении.
– Я… просмотрела только что новости из Киннана.
– Да, интересные новости, – тайсёгун посмотрел на нее, чуть склонив голову. – И что?
Бет слегка прокашлялась, а потом выпалила:
– Я встречалась там с Ричардом. Я… эту встречу устроила Ли, но по моей просьбе. Я хотела уговорить его… исчезнуть. Прекратить борьбу, не беспокоить ни тебя, ни… нас, одним словом. Я поняла, что… больше не люблю его, и…
– И думала, что кампания в защиту гемов ведется им ради твоих прекрасных глаз, – Шнайдер покачал головой и засмеялся. – Эльза, какое же ты все-таки еще дитя. Ли устроила эту встречу по моей просьбе. Потому что я был в ней заинтересован.
– З-зачем? – не поняла Бет.
– Затем, что мальчишка оказался хорошим камнем раздора для Кимера и Сога. Бет, ну ты же не думаешь, что за тобой следила только наша служба безопасности?
По правде говоря, Бет именно так и думала. То есть не то чтобы именно этими словами думала – а просто ей и в голову не приходило, что синоби не прикроют ее от СБ Кимера. Хотя нет – ее-то как раз прикрыли…
– Почему ты не сказал мне, что леди Ван-Вальден и мой бра… Джек живы? – перешла она в наступление.
– Потому что не считал нужным, – отрезал Рихард. – Тебе в любом случае предстояла вечная разлука с ними, лучше бы ты сразу притерпелась к мысли, что никогда их не увидишь. После обмена до тебя дошли бы новости о том, что с ними все благополучно – и этого достаточно.
– Неужели? Даже если бы их продали Брюсам?
Шнайдер, чуть склонив голову в сторону, побарабанил пальцами по столу.
– Я признал это нецелесообразным, – сказал он. – Лорд Ван-Вальден – гораздо более перспективный партнер, чем лорд Брюс. Хотя бы потому что он не желает вреда тебе. Не волнуйся, как только мы придем к приемлемым для обеих сторон условиям соглашения – они отправятся домой. Если у тебя все – можешь идти.
– Что… что ты сделаешь с Ройе?
– Ничего. Мне довольно того, что союз между Кимера и Сога теперь невозможен. Зачем мне трогать Ройе?
Бет помолчала еще немного, потом сказала:
– Я хочу их видеть. Леди Констанс и Джека… и лорда Августина, – спохватилась она, но Шнайдер заметил паузу.
– Значит, тебе уже известно, что он бежал, – дядя улыбнулся. – Что ж, тогда отпадает вопрос, откуда информацию взял Суна. Он, видимо, просто пообщался с беглецом.
– Я хочу их видеть, – уже не с таким напором повторила Бет.
– Нет, – улыбнулся дядя. – Ты их не увидишь. Эльза, подумай не только о себе. Подумай о мальчике, для которого это будет очередной травмой. Подумай о своей приемной матери. Она уже свыклась с мыслью о том, что потеряла тебя…
Он что-то еще сказал, но Бет не расслышала толком, потому что в ухо заговорил автосекретарь, и когда он закончил говорить, Бет так изменилась в лице, что Шнайдер тоже сразу замолчал.
– Анибале Огата просит отпустить его на несколько дней, – повторила Бет то, что услышала от машины. – На похороны Пауля Ройе.
Шнайдер явно собрался что-то сказать, но застыл на несколько секунд с поднятой рукой – видимо, теперь заговорил его автосекретарь.
– Какое совпадение, – Шнайдер опустил руку и сел за стол. – О том же самом просит его отец.
– Что… что я должна передать Анибале?
– Передай, что я даю разрешение одному из них, и пусть они сами решат, кому именно. Можешь идти.
* * *
– Дела обстоят так, – мнемопатрон щелкнул в пазу считывателя, Ройе вызвал на вирт-экран данные. – При захвате Тэсса были взяты предназначенные на продажу гемы, около трех тысяч голов.
– А конкретней? – поднял подбородок Грегор
– Конкретней – две тысячи девятьсот сорок три. Сейчас они по-прежнему содержатся на Тэсса, и Совет кланов понятия не имеет, что с ними делать. Обычно в таких случаях гемов продают с торгов, но, во-первых, три тысячи сразу – такого еще не было, а во-вторых, существует чисто юридический вопрос – кому, собственно, они принадлежат?
– А в чью пользу конфисковано все остальное имущество рейдеров? – спросил Дельгадо.
– В пользу Дома Рива.
– Ну так в чем сложность?
– В том, что Дом Рива не может быть собственником рабов. Это записано в Хартии Ледового братства.
– Чего-то я не понимаю в этой жизни, – сказала Хельга. – У вас же куда ни плюнь, попадешь в гема-раба. И тут оказывается, что Хартия запрещает вам держать рабов. Это как понимать?
Ройе испустил терпеливый вздох учителя начальной школы для умственно отсталых.
– Хартия, – сказал он, – запрещает иметь рабов в коллективной собственности дома Рива. Но каждый отдельный субъект, образующий Дом, вправе держать гемов в своей собственности. Морлоки, например, находятся не в собственности Дома, а в собственности армии. Гемы-чернорабочие в городах принадлежат городским коммунам. И так далее.
Грегор обозначил отношение к этому вавилонскому крючкотворству коротким носовым звуком.
– Насколько я понимаю, есть какие-то препятствия и к тому, чтобы объявить этих гемов армейской собственностью, – спокойно предположил Торвальд.
– Армия просто не знает, что делать с таким количеством рабочих рук. Их потребности полностью обеспечены. Они в ужасе.
– А перепродать? Неужели нет механизма перепродажи трофеев?
– Есть, и он сейчас перегружен. За последние годы на армию не сваливалось столько трофеев одновременно. У Тэсса были пришвартованы два десятка кораблей, живыми были захвачены тридцать два пилота. За них уже идет грызня между кланами. На этом фоне рабочие гемы… просто балласт. Но советники Огата и Кордо выдвинули предложение передать этих гемов в Салим по символической цене в пять дрейков за голову, и Совет согласился.
– А мы тут при чем? – пожала плечами Хельга.
– А ваша роль ключевая. Потому что этих гемов берет у Салима в субаренду дом Сога, за пять дрейков годовой оплаты, плюс расходы на транспортировку и адаптацию. Адаптацией и транспортировкой, предположительно, займетесь вы.
– Адаптация – это синоним «работорговли»? – спросил Вальне.
– Адаптация – это синоним первого шага к освобождению гемов, – сказал Ройе, выпрямившись. – Помимо арендной платы, гемы будут получать на руки определенную сумму на личные расходы. Потратить ее можно будет в специализированных торговых точках Салима. Это даст гемам часть необходимых социальных навыков. И кто-то должен будет проследить, чтобы не возникали злоупотребления со стороны арендаторов. Чтобы гемы не подвергались жестокому обращению, чтобы деньги на личные расходы никто не смел прикарманить и так далее. Одним словом, речь о приспособлении к социальной жизни в условиях свободы.
– Которая наступит когда? – Вальне вскинул подбородок. – После Второго пришествия?
– Я полагаю, раньше, – спокойно и холодно возразил Ройе. – Либо Империя найдет-таки Картаго и захватит, навязав нам свой политический режим, либо Шнайдер благополучно уберется отсюда вместе с армией и Крылом, оставив изоляционистов управляться как умеют…
– Почему я все равно не нахожу никаких отличий от работорговли? – пожал плечами Вальне.
«Потому что дурак», – подумал Дик.
Габо Дельгадо явно подумал то же самое.
– Я хочу, чтобы это отличалось от работорговли, – Ройе начал обходить комнату по кругу. – Поэтому и обращаюсь к вам. К тем, кто называет себя аболиционистами и христианами.
– Вы переоцениваете нашу… принципиальность, – медленно поговорил Габо Дельгадо. – То, что мы христиане, вовсе не гарантирует отсутствие злоупотреблений.
– Выберете из своей среды тех, кто сможет… гарантировать. У вас же есть человек, которому можно доверить сторожить сторожей, – Ройе, не глядя, показал на Дика.
Пора, сказал себе юноша. Это было тяжело, невыносимо тяжело, но он встретил взгляд Детонатора и отчетливо сказал:
– Нет. Я не могу в этом участвовать. Извините меня, пожалуйста.
– Вот видите… – торжествующе проговорил Вальне.
– Замолчите, – оборвал его Дик. – Вы ничего не поняли. То, что господин Ройе предложил – это лучший путь. Пока что. Это… правильно. Если мы хотим что-то сделать для гемов, то это и нужно. Но я должен уйти.
– Почему вдруг? – Хельга даже привстала. – Что это на тебя нашло?
– Во-первых, нельзя, чтобы меня даже случайно с этим делом связывали, понимаете?
– А что во-вторых? – спросил Ройе. – Твое «во-первых» – это никакое не препятствие. Мы можем спрятать тебя надежно.
– Спасибо… – Дик опустил голову, – но я не могу все время надежно прятаться и одновременно дело делать. Я для этого дела должен быть тем, кто я есть, Ричардом Суной, Апостолом крыс… но я не могу им быть. Вот это вот и есть «во-вторых».
– Объяснись, – Ройе не отводил взгляда, и Дик сделал над сбой еще одно усилие.
– Я не знаю, смогу ли объяснить это… В Шоране Моро воспользовался моим именем, чтобы создать себе… агентуру среди гемов. Так я узнал, что я для них… больше, чем просто человек, а это неправильно. Теперь, если я начну этим заниматься, они будут верить в меня. Так не должно быть.
– По-моему, самый лучший способ предотвратить это – быть среди них, как ты делал раньше, – мягко сказал Торвальд. – Что лучше убедит их в том, что ты просто человек?
– Вы сами знаете, что «просто люди» здесь так не поступают, – Дик чуть прикусил пересохшую губу и зубами осторожно снял с нее тонкую пленку отслоившейся кожи. Слизнул выступившую кровь. – В том-то вся и штука. Пока я остаюсь единственным и особенным, я никого ни в чем убедить не смогу.
– Прекрати обкусывать губы, – Детонатор постучал пальцем по столу.
– И это тоже, – Дик выпрямился. – Вы хотите, чтобы я контролировал взрослых, а сами приказываете мне как маленькому. Вы уж… решите для себя.
– Я сказал это не потому, что считаю тебя маленьким, а потому что дурацкие привычки нужно бросать, – поморщился Ройе.
– Вы сказали бы это кому-то еще здесь? Кроме меня? Таким тоном?
– Взрослые люди не обижаются на тон.
– О, ньет, – покачал головой доселе молчавший Лапидот. – Взрослие люди могут обьижаться на тон, но оньи гльотают обьиду, если так нужно. Есть одьин вопрос, сеу Ройе: сколько обид может прогльотить одьин человьек?
– Ну, если дело только в этом… – пожал плечами Ройе.
– Дело совсем не в этом, – Дик закатил глаза. – Поймите же вы: я не могу, я не должен в этом участвовать!
– Почему? – Хельга взмахнула руками. – Можешь ты объяснить наконец, в чем дело? Или тебе просто в голову что-то вступило?
– Я уже объяснил.
– Плохо объяснил! Все это, что ты говоришь, – оно поправимо. Если Детонатор берется тебя запрятать, значит, он сумеет. А уж второе твое объяснение вовсе никуда не годится… Может, ты испугался?
– Хельга, Хельга… – тихо проговорил Габо.
– Нет, – медленно сказал Дик. – Я не испугался.
– А что тогда?
Дик глубоко вздохнул и с безнадежным видом сказал:
– Этого не хочет Бог.
Все застыли. По лицам было видно, что к такому объяснению люди оказались не готовы. Только не к этому.
Первой пришла в себя Хельга.
– Ты что, головой ударился? – нарушив общее безмолвие, почти нежно проговорила она. – Какой еще Бог? Откуда?
Смех Детонатора грохнул в переборки ударной волной. Ройе хохотал, запрокинув голову, закрыв глаза правой ладонью, а левой хлопая о стол так, что крепления повизгивали жалобно. Этот жутковатый смех давно уже покрыл иронию ситуации, очевидную всем, и также всем было очевидно, что эта ирония не вызвала, а только стронула с места разрядившееся в хохоте напряжение – так случайный звук срывает лавину. Но сопротивляться этой лавине оказалось невозможно: один за другим офицеры трех кораблей срывались в хохот вслед за Ройе.
Не смеялись только Дик и Вальне. Юноша молча встал и вышел из каюты, Вальне откинулся в своем кресле и забросил ногу за ногу, ожидая с демонстративным спокойствием окончания общей истерики. Того, как они молча обменялись враждебными взглядами, никто не заметил.
– Так, – вытирая слезы, Лапидот добрался до «гнезда», где сидел кувшин с выводком стаканов, и налил себе холодной воды. Все еще пофыркивая, он сделал два глотка, потом набрал в рот воды, передал стакан Дельгадо и прыснул в лицо Келлеру.
– Спасибо, – тот вытерся ладонью и взял себя в руки. – Больше не надо.
– Кого тоже надо поливать? – спросил Лапидот. – Кендра?
– Спасибо, я лучше выпью, – женщина сделала несколько глубоких вдохов и резких выдохов. Ройе попросту вылил воду себе на голову.
– Ох, – сказал он, отдуваясь. – Простите меня, пожалуйста. Это вышло совершенно… ненамеренно.
– Ты обидела мальчика, Хельга, – глядя в потолок, сообщил Торвальд.
– Я не хотела, – огрызнулась женщина. – Я не виновата, что он понес чушь. И не я одна смеялась тут, как припадочная.
– Пожалуйста, не надо, – устало проговорил Ройе. – А то меня опять разберет.
– Христиане, – сухо до хруста обронил Вальне. – Очень хорошо. Очень.
– Это стресс, – Дельгадо, вертя в руках опустевший стакан, смотрел прямо на Ройе. – Получилось некрасиво, но никто из нас не железный, и, я думаю, мальчик поймет. Но прежде чем Хельга пойдет извиняться, давайте закончим с нашим вопросом.
– Я извиняться не пойду, – капитан «Юрате» скрестила руки на груди. – Воля ваша, а с парнем что-то не так.
– Все мы знаем, как это называется, – Вальне чуть подался вперед. – Но боимся признаться себье, что это льибо хула на Духа Святого, льибо дьявольская прелесть. Впрочьем, одно не лучше другого.
– Забавно, – глядя в стол перед собой, сказал Торвальд. – Как мы, христиане, – при этом слове он усмехнулся, – стремимся исключить третий вариант.
– Тор, я думала, что из всех нас ты рехнешься последним, – Хельга покачала головой. – Парень нам нужен. Гемы ему доверяют. Да и куда он денется, в конце концов, если уйдет от нас? Ему же податься некуда. Да в конце концов, мы же хорошее, правильное дело делаем! Что Бог может иметь против?
– Ран не сказаль, что Бог можьет что-то имьеть против нашего дельа, он сказаль, что нье дольжен брать участие, – рассудительно заметил Лапидот.
– Ран немножко… устал! – раздраженно выпалила Хельга. – Его дважды за три дня чуть не прикончили, в конце концов. Он отдохнет, успокоится и перестанет валять дурака!
– Хельга, прошу тебя, хоть на секунду попробуй принять во внимание, что это решение мальчика – не дурь и не блажь, – Дельгадо на миг прикусил губу, потом продолжил: – Будь, в конце концов, последовательной: если он, как ты заявляешь, устал, или того хуже, спятил – его тем более нельзя подключать к делу, которое требует полного и сознательного самоконтроля.
Он обвел взглядом кубрик.
– Мы все здесь взрослые люди. Но как же мы по-идиотски выглядим, показывая, что не сможем поднять дело без шестнадцатилетнего подростка. Да, в нем полно харизмы. Да, он умеет убеждать и вдохновлять, потому что делает то, во что верит и верит в то, что делает. Но мы не можем жить его харизмой все время. Этап харизмы в нашем деле вообще закончился, настало время планирования и логистики.
– Да, но куда мы его денем? – спросил Грегор.
– Что значит «куда»? – повернулся к нему Детонатор. – Вы хотите сказать, что если он не нужен вам как эмиссар между людьми и гемами – то и вообще не нужен?
– Нет, что вы, – ответил за Грегора Дельгадо. – Капитан Гория хочет сказать, что мальчик находится в розыске, а три навеги – неважное укрытие. Если бы он согласился быть эмиссаром, его трудней было бы отследить, так как он бы все время перемещался между навегами, Биакко и разными экостанциями. Но в качестве одного из палубных рабочих он попросту мишень – а с ним и навега, и весь проект… И, похоже, никто из нас не продумывал никакого запасного варианта.
– Нам и в голову не приходило, что он может отказаться, – усмехнулся Торвальд. – Потому что он и в самом деле был бы идеальным эмиссаром.
– Но он отказался. Примем это как данность.
– Зачем? – Хельга ударила по столу ладонью. – Он успокоится, отдохнет, и мы его уговорим.
– Будем исходить из того, что не уговорим, – покачал головой Торвальд. – Что тогда?
– Тогда нам нужен человек, который может сторожить сторожей. Говорящий на тиби, аболиционист по убеждениям, честный, – Дельгадо обвел глазами присутствующих. – Почему не пригласили господина Бадриса?
* * *
– Я тебя убью, – сказала Шана. – Тебе как, штормовое предупреждение не писано?
Шторм и в самом деле нарастал: навега, изгибалась по всем сочленениям, переползая с волны на волну, ветер срывал пенные брызги и бросал их на палубу.
Таким образом, можно было уже не опасаться возможной погони: никакой глайдер не вышел бы в полет над недобро настроенным океаном, и уж тем более не смог бы опуститься на пляшущей палубе.
Что Дику надоело сидеть взаперти – Шана и сама могла бы понять.
