Текст книги "Как приручить Обскура (СИ)"

Автор книги: Макс Фальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 57 страниц)

День суда был назначен на двадцатое января, и в этот день всё полетело к чёртовой матери.

Бывших авроров не бывает

День суда над Геллертом Гриндевальдом был морозным и ясным, как стеклянный шарик. На горизонте замерла фиолетовая дымка, автомобили и вентиляционные решётки исходили паром, будто испускали дух. Круглое яркое солнце переползало с крыши на крышу, цепляясь за холодное небо.

Персиваль Грейвз стоял на ступенях Вулворт Билдинг и курил самокрутку в коричневой папиросной бумаге, не снимая перчаток. Мороз покусывал за щёки, они даже слегка порозовели, и это было приятно.

Неприятно было, что в последние несколько дней у Грейвза разыгралась паранойя. Всё время казалось, что он упускал что-то совершенно очевидное. Вот только что?.. И где?..

Служебное расследование, затеянное Серафиной, забуксовало и увязло. Никто не мог доказать, что Грейвз был в сговоре с Гриндевальдом. Не нашлось никаких доказательств, что Грейвз попал в плен по своей вине. Он просто вышел из дома – и исчез на четыре месяца.

Допросы Гриндевальда об их связи тоже ничего не давали, судя по слухам. Грейвз узнавал о ходе следствия только из газет, а там писали полную ерунду.

Гриндевальда охраняли днём и ночью. На допросах он вёл себя вызывающе, охотно болтал, многословно рассуждал о своих идеях свободного и открытого магического мира. Грейвз ловил себя на том, что, к мерлиновой бабушке, видит в его идеях зерно истины.

Закон Раппапорт медленно и верно убивал американское магическое сообщество. Он оставлял за бортом таких, как Криденс – всех тех детей со способностями, которые рождались у не-магов. Им не приходили письма из Ильверморни, они не учились владеть своей силой, манифестация магии случалась у них довольно поздно и часто вообще проходила незамеченной, а со временем их неразвитые способности и вовсе исчезали. Если бы их брали в школы по примеру Хогвартса, Шармбатона и Дурмштранга, магическое сообщество постоянно получало бы свежую кровь. Но, замкнутое само в себе, оно медленно вырождалось.

Просто чудо, что Криденс оказался единственным обскуром в Америке. Его сила была… фантастической. Если верить газетам. Родись он в Европе – директора школ глотки бы друг другу перегрызли, чтобы заполучить такой феномен. Но он родился в Америке, а тут над покоем не-магов тряслись, как над истеричной маразматической тётушкой: только бы не расстроилась, а то у тётушки нервы и чугунный утюг под рукой.

Грейвз сплюнул горькую крошку табака, попавшую в рот. Да, в Европе, с Ньютом, Криденсу будет лучше. Там найдётся толпа желающих обучить мальчика. Интересно, как быстро он начнёт делать успехи?.. В какой области у него откроются таланты?.. Повезёт кому-то увидеть первый восторг в его глазах…

Криденс боялся магии. Боялся, но тянулся к ней. Грейвз рассказывал ему – скупо, сухо – прекрасно осознавая, что каждым словом нарушает проклятый закон. Не удержавшись, однажды достал из кармана брюк свою палочку и предложил ему взять – да, мать вашу, ну хоть не член дал в руки, хотя так и подмывало сказать «у меня есть ещё кое-что для тебя» и расстегнуть ширинку. Ему и так хватило головокружения на полдня от того, как Криденс взял палочку кончиками пальцев, будто она была раскалённой, и погладил чёрное лакированное дерево. После этого раскалённым стало кое-что кое у кого в брюках, так что Грейвз торопливо попрощался, вспомнив о крайне важных делах, и аппарировал нахрен подальше от Криденса, чтобы не наброситься на мальчишку прямо в подворотне. До сих пор при воспоминании о пальцах, неумело и робко погладивших рукоятку, Персиваля бросало в жар.

Он затянулся в последний раз, так глубоко, как мог, чтобы горячий дым обжёг губы. Облизнулся и выбросил окурок.

Чтобы зал суда вместил всех зрителей и участников процесса, его увеличили раза в три. Огромное вытянутое помещение с двумя колоннадами теперь легко могло бы вместить дирижабль. Ряды деревянных кресел, заполненные публикой, поднимались вверх, будто в опере. Над длинной трибуной членов Верховного суда колыхался от движения воздуха громадный флаг с эмблемой МАКУСА. Публики было столько, что даже несмотря на пространственную магию все желающие не могли вместиться в зал.

Грейвз привычно пробежался по стенам чарами обнаружения заклятий, забыв, что теперь это не его дело. Оглядел расставленных по залу авроров и испытал, выражаясь самым вежливым образом, крайнее замешательство. Подошёл к плечистому аврору выше себя ростом, который стоял за рядом колонн у стены. Оглядел пустой проход, качнулся на каблуках.

– Привет, Редж. Извини за вопрос – что ты тут делаешь?..

– Охраняю периметр, сэр, – мрачно ответил аврор.

– Вот здесь?.. Ты же за колоннами зала не видишь!

– Приказ мистера Нокса, сэр, – пробурчал тот и пожал плечами, мол, сам всё понимаю, но мы люди подневольные.

Грейвз покачал головой, зло усмехнулся. Нокс Валентайн в своё время был кусачим соперником – такой же амбициозный, как Грейвз, почти такой же богатый и в целом довольно сообразительный. Драка с ним за пост главы Аврората вышла знатной – Грейвз до сих пор вспоминал её с улыбкой.

Серафина тогда занималась внешней политикой и дрессировала европейских послов. Ей было далеко до президентского кресла, но они оба уже понимали, что скоро она туда сядет, и когда это случится, Грейвз будет ей нужен. Они сумели подвинуть Нокса, только когда объединили усилия, использовав все доступные средства, включая грязные. Нокс достойно сражался, но компромат, найденный Грейвзом, выбил его из гонки.

Он был хорошим политиком и очень толковым бизнесменом. Вот только директором отдела магической безопасности он был – никаким.

Грейвз за локоть потянул аврора за собой:

– Сдвинься ближе к трибунам, пусть тебя будет видно. Если что-то случится, ты не потратишь лишнюю секунду на то, чтобы шагнуть из-за колонны.

Редж послушно передвинулся ближе к судейской трибуне. Судя по всему, он сам считал, что так будет разумнее.

– А кто накладывал чары защиты?.. – спросил Грейвз.

– Кирстен, – ответил Редж.

– Кирстен!.. – изумился Грейвз. – Да она вчера из Ильверморни выпустилась!.. Почему не Джеймас, он же хорош в защитной магии?

– Мистер Нокс считает, что авроры должны исполнять приказы, а не рассуждать, – буркнул Редж и виновато добавил: – Сэр.

«Это теперь не твои проблемы», – напомнил себе Грейвз. – «Но они легко станут твоими, если что-то случится и выяснится, что ты вмешался».

Поздновато, конечно, было об этом думать, но оставить зал суда в таком вопиющем беспорядке Грейвз не мог. Он отыскал Джеймаса, которого зачем-то поставили на верхнюю галерею, и велел ему поправить защитные чары. По-своему перетасовал авроров, испытывая какой-то отчаянный азарт от грубого влезания не в своё дело. Его приказам подчинились далеко не все: часть парней в охране он никогда раньше не видел, и они не сдвинулись с места, даже когда он объяснил, где и почему им надо стоять.

Он сделал, что мог, и его совесть была чиста.

В процессе над Гриндевальдом он был свидетелем, а не жертвой – он отказался выдвигать против него обвинения, хотя список мог бы получиться довольно большим: похищение (Кодекс МАКУСА, том 19, глава 57, параграф 1201), незаконное лишение свободы (том 19, глава 38, параграф 806), пытки (глава 113, параграф 2340А), нарушение неприкосновенности частной жизни (глава 88, параграф 1801) и ещё с десяток других. Но едва он представил, как ему придётся перед зеваками, журналистами, судьями, перед людьми, которые знали его, слышали о нём, работали с ним – рассказывать, через что ему пришлось пройти – он понял, что скорее сдохнет, но на новое унижение не подпишется. Хватит с него одного Гриндевальда с вопросами.

Понимания в обществе это решение не встретило – наоборот, все уверились, что ему есть что скрывать. Грейвзу было положить моржовый хер на такие слухи, тем более что он знал, что Гриндевальда и так ждёт Озеро Забвения.

Грейвз вернулся за колонну к аврору Реджу, встал так, чтобы держать в поле зрения клетку для обвиняемого. Переглянулся с Серафиной, занимавшей центральное место на трибуне рядом с четырьмя деканами Ильверморни. Когда авроры аппарировали Гриндевальда прямо в клетку, Грейвз вздрогнул. Эта тварь пугала его. Он оперся рукой о колонну, прислонился к гладкому холодному мрамору, чтобы напомнить себе, что он больше не в плену.

Серафина встала. По залу прошёл ропот. После него на мгновение воцарилась тяжёлая тишина.

– Как Президент Магического Конгресса Соединённых Штатов Америки…

Стены зала суда вздрогнули и медленно вмялись внутрь.

Небоскрёб Вулворт Билдинг сложился сам в себя, как бумажный домик, смятый великанской рукой.

Грейвз выхватил палочку, метнулся к трибуне судей, к Серафине. Барьеры взметнулись, мерцая, сдерживая падающие стены.

Персиваль был хорош в атаке, а не в защите. Но кого тут было атаковать, в полном зале вопящих от ужаса людей, которые будто забыли, что они волшебники, и метались между креслами, как тараканы? Панические хлопки аппарации разрывали людей кровавыми брызгами. Люстры рушились с потолка прямо в толпу, вздыбившийся пол ходил ходуном. Жюри судей сползлось в кучку, накрытое многослойным сияющим колпаком. Грейвз беспомощно смотрел на кошмар в зале, пока обвалившийся потолок не отрезал их пыльной белёсой темнотой от чужих криков.

– Что происходит, Грейвз?.. – Серафина шагнула к нему, вскинула палочку, вплетая поток своей магии в его барьер.

– Не знаю, – беспомощно ответил он. – Я не знаю.

За границей магического щита грохотали обвалы. Обломки здания накрыли маленький купол, темноту разгоняло лишь его мягкое мерцание. Грейвз оглянулся на членов суда, пробежался по лицам, оценивая, не нужна ли кому-то помощь.

– Продержимся, – сказала Серафина.

Персиваль ответил ей длинным взглядом.

– Нас слишком много, – тихо ответил он. – Воздух может кончиться раньше.

– Сколько у нас времени?

Грейвз пожал плечами.

– Полчаса?..

Оказалось – десять минут. Он лежал на полу, из последних сил удерживая себя в сознании. В темноте было слышно только тяжёлое, со свистом, дыхание. Светящийся купол прогибался под весом обвала. Камни накроют их, как только исчезнет щит. Если повезёт – смерть будет лёгкой. Если не повезёт – кто-то будет умирать долго, раздавленный, как муравей. Может быть, это будет он. Может быть – Серафина. Может быть – декан Вампуса, пожилой статный волшебник, который едва дышал. В глазах была темнота, Грейвз не сразу понял, откуда вдруг взялся морозный ветер. Откуда взялись руки, грубо схватившие его за лицо, оттянувшие веки:

– Ещё жив. В госпиталь.

– Нет. Нет, этого – в наручники и под арест.

– Но, мистер Нокс!..

– Выполнять!

– Да вы издеваетесь, – сказал Грейвз.

Он сидел в комнате для допросов – без палочки и в наручниках, которые не позволили бы ему колдовать, и обвинялся в организации побега Геллерта Гриндевальда. Нокс Валентайн, новый глава Аврората, сидел напротив Грейвза и разглядывал его внимательно и серьёзно. У холодных железных стен стояла пара незнакомых авроров. Нокс постукивал пальцами по столу, то и дело срываясь с ритма. Перед ним лежал формуляр допроса.

– Ты приказал моим аврорам покинуть назначенный им пост, – сказал Нокс и многозначительно посмотрел на Грейвза.

– «Моим аврорам?» – оскорблённо переспросил тот. – Редж стоял за колоннадой, ему даже зал было не видно! Надо же было додуматься!..

– Ты приказал аврору Джеймасу изменить защитные чары в зале суда, – спокойно продолжил Нокс.

С первого взгляда он всегда казался обезоруживающе приятным человеком. У него было простое лицо, умные живые глаза и глубокие складки у рта, очерчивающие улыбку, как скобки. Над высоким лбом лежали гладко зачёсанные набок редеющие тёмные волосы. На вид ему было лет пятьдесят, его фигура уже начала оплывать, но он неплохо это скрывал довольно строгим костюмом.

– Ты на меня это не повесишь, – раздражённо сказал Грейвз. – Даже не пытайся. Защитные чары дали вам время сориентироваться, когда здание схлопнулось.

– Слушай, Персиваль… – Нокс сцепил пальцы, чуть подался вперёд. – Мне даже доказывать ничего не нужно, ты сам всё сделал. Ты и твои авроры были сообщниками Гриндевальда.

– Так они мои или твои?.. – не удержался Грейвз. – Или они твои на нижнюю половину, а мои – на верхнюю?..

Он не мог не задаваться вопросом, что бы было, если бы он всё ещё отвечал за безопасность. Был ли у него шанс предугадать, предотвратить?.. Если бы Гриндевальда охраняли лучше, если бы он сам выбрал ему охрану, если бы он сам вёл допросы?..

После недавних событий все были сосредоточены на том, как не дать Гриндевальду занять чьё-то место. И никто, ни одна собака не задумалась о том, что есть и другой вариант. Кто-то займёт место Гриндевальда в камере, приняв его облик.

Грейвз гадал: как далеко Гриндевальд просчитывал свои шаги?.. Это и был его изначальный план – дать схватить себя, дождаться суда, чтобы в зале собралась вся верхушка магического сообщества Америки – и одним ударом избавиться от неё?.. Чтобы обезглавленное сообщество ударилось в панику, чтобы не-маги начали настоящую, не газетную охоту на ведьм?.. Но ради чего?.. Что ему с этого?..

– Вот как всё выглядит, Персиваль, – задумчиво сказал Нокс, постукивая карандашом по столу. – Ты был союзником Гриндевальда. Может, уже очень давно. Может, с момента вступления в должность. Всем известно, что ты продвигал своих людей, у тебя были фавориты, ты раздавал должности по своему усмотрению… Ты подбирал тех, кто разделял эти дикие идеи о реформировании магического сообщества.

Грейвз закатил глаза и сложил руки на груди.

– Какой бред, – фыркнул он.

– Ты давно готовился к его появлению, – уверенно сказал Нокс. – И в нужный момент позволил ему занять своё место.

– Ты спятил, – спокойно сказал Грейвз. – И у тебя нет доказательств.

Лязгнула дверь, в допросной появилась Серафина. Она выглядела невыспавшейся и бледной, даже несмотря на смуглую кожу. Завитки светлых волос под тюрбаном лежали неровно.

– Нокс, – хмуро сказала она. – Дай мне его на два слова.

– Госпожа президент, – тот поднялся, кивнул ей, предлагая свой стул.

– Наедине, – добавила Серафина.

Грейвз молчал. Она тоже молчала, водила пальцами по лбу, разглаживая морщинку, пока за аврорами не закрылась дверь.

– Пришла позлорадствовать?.. – с сочувствием спросил Грейвз.

– Да, – устало сказала она. – Пришла позлорадствовать.

– Насколько всё плохо?..

Серафина промокнула уголки глаз согнутым пальцем, присела на край стола.

– Ты не выпутаешься, – сказала она.

Как-то так просто, буднично, что он поверил ей сразу. Удача кончилась. Вместо неё накатило спокойствие – медленное, даже торжественное.

– У тебя ведь были какие-то родственники в Европе? – спросила вдруг Серафина.

– В Нормандии, – помедлив, ответил он. – Боковая ветвь.

– Тоже Грейвзы?..

– Нет. Грейвзов больше не будет, – задумчиво протянул он.

Серафина болезненно поморщилась, посмотрела на лак на ногтях.

– Когда ты последний раз был в Нормандии?

– Лет десять назад… Приговор уже у тебя на столе? – спросил он со странным любопытством человека, которому осталось жить несколько часов.

– Я подпишу его сегодня вечером. Каждый сам за себя, Персиваль, – сказала она, немного повысив голос.

– Да… Конечно, – он кивнул, постучал кончиками пальцев по столу. – Каждый сам за себя… Я мог бы… – начал он, но Серафина оборвала:

– Нет. Нокс не даст тебе вывернуться. Именно потому, что ты слишком многое мог бы.

– Нам грозит война с Гриндевальдом, а он думает о своих амбициях?..

– Ты дал ему карты в руки, – Серафина пожала плечами. – Кто просил тебя вмешиваться в охрану зала суда?..

– Ты была бы мертва, если бы я не вмешался, – с досадой сказал Грейвз.

– Я, – Серафина смотрела на него в упор, – это знаю. Прощай, Персиваль.

Она встала. Помедлила у двери, обернулась.

– Кстати, не вздумай бежать. Город перекрыт, у тебя в доме обыск. Нокс старается нарыть всё, что может.

– Какая же ты циничная стерва, – с чувством сказал Грейвз и улыбнулся ей почти нежно, как в юности.

Серафина смерила его холодным взглядом и отвернулась. Её лицо, как всегда, оставалось непроницаемым.

Штаб Конгресса временно организовали в Бруклине. Верхние этажи больше всего пострадали от разрушения Вулворт Билдинг, нижним досталось меньше. Что уцелело, переместили в старую пивоварню, закрытую из-за строительства новой станции метро по соседству. Тюремные этажи, как ни странно, даже не затронуло.

На камеру были наложены все необходимые заклятья: антимагические, антиаппрационные, сторожевые чары. Без палочки у Грейвза не было шанса выбраться. Впрочем, с палочкой они тоже были сомнительными.

Сесть было негде, и он стоял. Так же, как привык стоять у себя в кабинете, на советах, перед подчинёнными – спина прямая, локти назад. Плечи расслаблены. Руки в карманах. Не дрожат, даже удивительно. Грейвз вообще чувствовал себя на редкость спокойно для смертника. У него была хорошая жизнь, ему почти не о чем было жалеть.

Рядом с решёткой стоял аврор – новый, из валентайновских. Странно было не знать его имени. Грейвз привык знать по именам всех своих.

Он же, наверное, отведёт Грейвза к Омуту Забвения. И все твои грязные мыслишки, все твои страстишки и грешки, Персиваль, выплывут на поверхность и растворятся в чужих воспоминаниях. Интересно, чьё лицо возникнет там, в зеркальной глади?.. Это будет отец – строгий, сухой и требовательный?.. Это будет мать – красивая, с холодной улыбкой?.. Или Криденс – скрюченный, вечно мёрзнущий, льнущий к руке?..

Не о чем было жалеть из того, что было.

Грейвз жалел только о том, чего не случилось.

Кто-то другой прикоснётся горячей ладонью между лопаток, заставляя выпрямиться, кто-то другой вложит в его руку волшебную палочку и научит первому заклинанию, покажет Криденсу тот мир, который тот робко обожал заранее… В который Грейвз не успел его привести. Он не увидит его первое восхищение, первую радость, он не направит его первые попытки волшебства. Он не будет у Криденса первым ни в чём.

Да, и его первым мужчиной он тоже не станет.

Грейвз устало прикрыл глаза. Он столько раз представлял, как это произойдёт впервые. У стены в переулке, где ветер крутит у ног обрывки газет, и где они топчут рассыпанные салемские листовки. Грейвз наступает на лицо Мэри Лу с отдельным удовольствием. Криденс тычется лбом в кирпичную стену, расстёгивает ремень своих куцых брюк, они падают до лодыжек. У него холодные бледные ягодицы, голая поясница покрывается мурашками от сквозящего ветра. Грейвз гладит его по бедру, второй рукой придерживает себя за член и проводит обнажённой головкой между ягодицами…

Или не так. Медленнее. С предвкушением своего головокружительного падения. Привести домой. Да, да, провести мальчишку мимо портретов своих уважаемых предков, пусть закатывают глаза и падают в обморок, если хочется. Пусть сурово сдвигают брови и поджимают губы. Идти мимо них, держа его за талию, недвусмысленно прижимая к бедру. Может, даже по-хозяйски поцеловать за ухо.

Потом накормить – немного, так, чтобы не осоловел от сытости. Раздеть. Голышом отвести в ванную, сунуть в тёплую воду, дать кусок мыла. Сесть на край ванны, строго глядя на него. Приказать оттереть себя мочалкой и смотреть, как он это делает. А если клочок пены случайно осядет на чёрные брюки и растает, оставив мокрое пятно – а он обязательно осядет от неловкого всплеска – нахмуриться, протянуть руку, взять мальчишку за подбородок и поднять его лицо к себе. Сказать: «Я хотел быть с тобой ласковым, Криденс, но ты расстроил меня. Посмотри, что ты наделал: облил меня мыльной водой. Чтобы я не сердился, сделай для меня кое-что».

Приказать ему выйти из воды и встать на колени, на этот мягкий пушистый коврик перед ванной. Рукой стереть пену с его шеи, потянуть лицом к паху. Достать член из брюк и заставить Криденса как следует вылизать. Держать за затылок, направляя голову… Приказывать смотреть в глаза. Приказывать целовать его сверху донизу, в основание, в головку – и снова вылизывать. Старательно. Снизу вверх. Глядя в глаза. Руки за спину. Хочешь, чтобы я простил тебя, Криденс?.. Открой рот, Криденс, я кончу тебе в горло. Открой шире. Возьми его глубже. Ещё… Да. Молодец, Криденс. Я больше не сержусь. Ты хорошо постарался.

Или нет. Не так.

Всё-таки в этих грязных переулках, так слаще. Где в трубах журчит водопроводная вода, ветер треплет обрывки афиш, из вентиляционных решёток поднимаются клубы пара. Криденс стоит посреди тротуара, втягивает голову в плечи, будто за каждую листовку получает пощёчину. Он вздрагивает, чувствуя на лице взгляд Грейвза, поднимает глаза. Грейвз манит его за собой, и Криденс идёт – покорно, одёргивая короткий пиджачок. Запястья с тёмными волосками торчат из рукавов, пальцы теребят листовки. «Смерть колдунам и ведьмам». Криденс знает, что Грейвз – маг. Они греховная тайна друг друга. Грейвз берёт его за руку, тянет за собой глубже в проулок, пряча от чужих глаз. Забирает листовки, и они с шелестом ложатся под ноги. Притягивает к себе, кладёт его голову себе на плечо, заставляя ссутулиться ещё сильнее, и…

И они стоят.

Грейвз гладит его бритый затылок, короткие волоски покалывают пальцы. Тихо шепчет: «Шшш-ш-ш…» Криденс цепляется за его мантию, перебирая руками выше, комкая тяжёлую ткань. На белой шелковой подкладке потом останутся следы от влажных ладоней. Грейвз закрывает глаза. Сдержанно дышит.

И они стоят.

Почему же больше ничего не вспоминается?.. Почему от этих сладких фантазий так больно? Почему они не рождают привычный жар в паху, а только стискивают грудь, как клещи, сжимают горло, заставляя сглатывать тяжёлый ком снова и снова?

Ведь была такая долгая жизнь, карьера, победы. Были даже романы – давно, в юности, но ведь были. Был даже влюблён. Ведь точно был, он помнит. Пока не поднялся слишком высоко, пока был молод – влюблялся, смеялся, горел, но сейчас только что-то жжёт тут, под галстуком.

Почему вспоминается только вот этот мальчик? У тебя времени до рассвета, Персиваль, а ты стоишь и думаешь о том, чего даже не было.

Может, потому и думается, что эту единственную прихоть ты себе не позволил?.. Всегда находил лазейки, чтобы совесть не просыпалась, всегда мог себя оправдать – не ты такой, жизнь такая. А тут не нашёл. Споткнулся. Нет тут способа не запачкаться. Либо стой и держись, либо падай. И сам не понимаешь, что же тебя удержало…

Что тебя удержало, Персиваль?.. Совесть?.. Ну себе-то не ври. У таких, как ты, совести не бывает. Извлечена из души давным-давно, сложена аккуратно и пристроена в дальний ящик, чтоб не повредить ненароком. Туда, к детским воспоминаниям, к холодной улыбке матери, к спокойному взгляду отца, к «Ты должен быть настоящим Грейвзом», «Я ждал от тебя большего, Персиваль», «Свои проблемы ты должен решать сам».

Вот твоя жизнь, Персиваль – красивая, успешная. Оправдал надежды, добился, заслужил… А оглянись – вспомнить-то нечего. Красивые костюмы? Светские приёмы? Чувство выполненного долга?

Ну-ка, ну-ка, и какой же долг ты выполнил?.. Страну удержал от хаоса?.. Магический мир защитил?.. Род продолжил?..

Всю жизнь, казалось, жил – будто ждал чего-то. Не дождался. Споткнулся на мальчишке, с которым даже не было ничего. И полетел вниз, сверкая белой подкладкой. Проморгал обскура, проиграл Гриндевальду – смачно проиграл, с треском.

Может, это тоже – магия?.. Думал, мальчишка забитый, беспомощный. Дрочил на эту слабость, почти безволие, на эту покорность. Опущенные глаза, испуганно сжатый рот, сжавшиеся плечи.

А мальчик сильнее тебя. Сильнее десятерых таких, как ты. Это первобытная, дикая, тёмная мощь. Как бы хотелось приручить этого зверя, подчинить своей воле, заставить осесть у своих ног, сказать – Криденс… Криденс, как ты прекрасен.

По каменному полу эхом разнеслись шаги, отразились от стен. Аврор у решётки развернулся, перехватил в пальцах палочку.

Грейвз открыл глаза. Тина. Хмурая, бледная, уставшая. С ней ещё четверо: Кит и Коррадо из президентской гвардии, Дороти и Паскалет из особых оперативников.

– Госпожа президент требует его, – Тина кивнула на Грейвза, – на оглашение приговора.

– Приказ есть? – спросил безымянный аврор. – Мистер Нокс распорядился никого не выпускать без приказа.

Тина взмахнула палочкой, в воздухе развернулся свиток с подписью Серафины Пиквери. Аврор придирчиво изучил его, кивнул:

– Хорошо.

Лязгнула решётка, Грейвз шагнул из камеры, оглядел нацеленные на него четыре палочки. Улыбнулся, подставил руки под зачарованные наручники.

– Плохо выглядишь, Тина. Много работы?

– Не разговаривайте, сэр, – сурово ответила она. – Идите за мной.

Двое шли впереди, двое – сзади. Тина цепко держала его за локоть, увлекая к дальним лифтам, наспех прокинутым по уцелевшим этажам. Грейвз шел спокойно, не дергаясь.

– Жаль, что именно тебе поручили… – начал он.

– Молчите, сэр, – перебила она, хмуря брови.

Заскрежетала решётка, открывая кабину лифта. Грейвз шагнул внутрь первым, обернулся. Авроры рассредоточились, Тина стояла снаружи. Ему в грудь упиралась его собственная палочка. Наручники, слабо звякнув, распались.

– Тина, – удивлённо сказал Грейвз, – ты хоть знаешь, сколько законов ты сейчас нарушаешь?..

– Нет, сэр, – сурово ответила она. – У меня всегда было плохо с зубрёжкой права. Зато вы наверняка отлично знаете.

Грейвз забрал свою палочку. Гладкая лакированная ручка привычно легла в ладонь. Авроры стояли спиной к ним и ничего не видели.

– Мадам Пиквери попросила передать вам ещё кое-что, – Тина выхватила из кармана маленький, но тяжёлый кошель, перекинула Грейвзу. – Она очень не любит быть в долгу. Особенно у вас.

– Я не могу вас бросить, – сказал он, оглядывая неподвижные спины авроров в кожаных плащах. Своих авроров. Своих воспитанников. – Вы же понимаете, что вас ждёт за то, что вы помогли мне.

– Мистер Нокс сейчас на совещании с мадам Пиквери, – быстро сказала Тина. – Это часов на пять. Сэр… Это не просто борьба за ваш пост. Мистер Нокс ведёт себя крайне странно. Мадам Пиквери думает, именно он был главным сообщником Гриндевальда, помог ему бежать, помог организовать… всё это, – тихо сказала она. – Он так старается повесить вину на вас, чтобы отвести подозрения от себя. Но пока ничего нельзя сделать. Нет доказательств, что он намеренно организовал слабую охрану зала суда. Нет времени разбираться с ним.

– Спасибо, Тина, – тихо сказал Грейвз. Шагнул вперёд и сжал её плечо. – Вы этого не запомните, но… спасибо.

– Лифт ведёт на крышу, – добавила Тина и коротко улыбнулась. – В городе вам оставаться нельзя. Вы знаете, что делать. Удачи, сэр, и… Будьте осторожны.

На сантименты не было времени. Грейвз взмахнул палочкой:

– Ступефай! Обливиэйт!

На крышу намело снег, ветер был резким, колючим. С высоты город казался мирным, только над крышами Манхэттена поднимались клубы чёрного дыма. Грейвз вдохнул холодный воздух и аппарировал. Прочь.