Текст книги "Как приручить Обскура (СИ)"

Автор книги: Макс Фальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 57 страниц)

Грейвз глубоко вздохнул, чтобы дать себе хоть коротенькую передышку, но зелье не позволило ему прерваться.

– Я дрочил прямо там, – признался он. – Представлял его, понимал, что это неправильно, что я не должен, но это меня только подстёгивало. Всё было быстро, но… – Грейвз сглотнул, опуская глаза, чувствуя, как румянец на лице становится обжигающим, – когда я только представил, что кончаю ему на лицо, пока он спит… Как белые капли… как моя сперма падает ему на ресницы и брови, как они текут вдоль носа ко рту, а он не просыпается, он только вздыхает и машинально проводит по губам языком, как он слизывает…

Грейвз непроизвольно качнулся вперёд – эта фантазия, самая первая, самая острая, до сих пор будила в нём дрожь.

– Я кончил так, что врезался лбом в чёртовы полки и рассадил себе бровь. Я чувствовал, как кровь тянется по щеке и капает на рубашку, не знаю, почему, но от этого мне было только слаще…

– Да ты страстная натура, Перси, – усмехнулся Гриндевальд. Приподнявшись в кресле, он прищурился, вгляделся в его лицо: – И что, даже шрам остался?.. На брови?..

– Нет, – коротко ответил Грейвз. – Залечил.

– Зря, тебе бы пошло, – сказал Гриндевальд. – Говорил бы всем, что получил в бою. В бою с собственными страстями, – он усмехнулся, – конечно, не уточняя, что бой ты позорно проиграл. Ладно, давай вернёмся к делам, – он вдруг заговорил другим тоном, будто их разговор никогда не касался таких откровенных тем. – Я нашёл список твоих агентов в Германии. Он зачарован, дай мне ключ.

– Не поможет, – мстительно сказал Грейвз. – У меня только половина ключа. Вторая – у Серафины.

Что-то щекотное скользнуло от брови к носу, он вытер лицо ладонью, вдруг подумав, что, как и тогда, увидит на пальцах кровь… Но это был просто пот. И пальцы дрожали.

– Что мне сказать ей, чтобы его получить?

– Ничего, – выдохнул Грейвз, чувствуя облегчение хотя бы от того, что в своё время паранойя заставила его перестраховаться. Он, конечно, не предполагал именно такое развитие событий – он думал о том, что список просто могут украсть… В любом случае, это было предусмотрительно. – Список агентов подлежит пересмотру только в исключительных случаях. Если у нас заводится "крот", например.

– Ладно, оставим пока эту тему, – Гриндевальд постучал себя пальцем по губам. – Скажи мне вот что… Кто метит на твоё место?.. Три первые кандидатуры.

– Нокс Валентайн, Диана Кимберли, Джонатан Аредондо.

Гриндевальд глубоко вздохнул.

– Пожалуй, хорошенького понемножку. Спасибо, Перси. Можешь прекратить дозволенные речи.

Грейвз молчал, чувствуя себя измождённым.

– Кстати, чтоб ты знал, – Гриндевальд поднялся на ноги, стряхнул с пиджака пушинку. – Учитывая твоё живое воображение, в твоём-то возрасте… Чары запрещают только колдовать. Дрочить они не запрещают.

Расскажи мне…

Остров был маленьким. Персиваль облазил его вдоль и поперёк, пользуясь относительной свободой. Гриндевальд великодушно даровал её пленнику, чтобы тот убедился в невозможности побега. Остров был маленьким настолько, что на нём помещался, собственно, один только дом, окружённый рощицей, и узкий пляж. Обойти его можно было за десять минут или за шестьсот пятьдесят шагов по кромке воды.

На горизонте даже в самую ясную погоду не было видно ни земли, ни чужих парусов. Волны накатывали на берег крупные, морские. Остров явно был сотворён магией, а раз это было так, вспоминать географию было уже бесполезно: Гриндевальд мог поместить его буквально посреди океана. На полпути между Нью-Йорком и Азорскими островами, например. На полпути от Гавайев до Японии. Рядом с Галапагосами или островами Пасхи. Мало ли клочков суши, затерянных в океане!..

Деваться Персивалю было некуда.

Но и сдаваться он не собирался.

Укрываясь в тени дома от летнего солнца, он сидел лицом к морю и в который раз перебирал планы побега. Должен ведь найтись хоть один. Пусть безумный, пусть опасный, но должен.

От идеи трансфигурировать себе лодку он отказался. Даже если бы на нём не было перчаток с пыточными чарами, если бы не терял сознание от боли, пытаясь применить магию – куда ему было плыть без компаса, без запаса еды и воды?

Море безмятежно плескалось, выбрасывая на песок длинные плети бурых водорослей. Застревая в корнях незнакомых Персивалю деревьев (он никогда не был ни знатоком, ни любителем живой природы), они разлагались, щекоча ноздри запахом йода. Он сидел и вспоминал азбуку Морзе. Под водой звук распространяется на километры. Что, если поблизости найдётся колония русалок?.. Надо только найти два камня покрепче, сесть в воду и стучать одним об другой до тех пор, пока кто-нибудь не услышит…

Взвизгнули старые петли – Гриндевальд ударом руки распахнул окно. Грейвз даже не повернул голову, когда тот высунулся наружу и пристроил локти на подоконник.

– Вот ты где, Перси, – удовлетворенно заметил Гриндевальд. – Дышишь воздухом? Молодец!

Как он сам попадал на остров – было загадкой. Грейвз ни разу не видел, чтобы тот аппарировал или использовал порт-ключ. Гриндевальд всегда появлялся и исчезал вне его поля зрения, словно точно знал, где его пленник. Если бы за ним проследить, отвлечь его внимание…

– Я гляжу, ты здесь совсем обвыкся, – светским тоном продолжил Гриндевальд.

Грейвз, действительно, обвыкся. Подобрал раненую гордость, спрятал поглубже, извлёк старый, унаследованный от прадеда цинизм.

Гондульфус Грейвз, прародитель рода Грейвзов, был человеком острым на язык, любителем скабрезностей и правды-матки. Он происходил из прибрежных алгонкинов, а потому щедро приправлял свою речь моржовыми и тюленьими причиндалами. Персиваль унаследовал эту манеру в глубоком детстве, когда, шатаясь ночью по тихому тёмному дому, рано или поздно оказывался в портретной галерее и до утра болтал со своим знаменитым предком, который почему-то питал к малолетнему Перси необъяснимую нежность, а в приступе особенного умиления даже называл своей последней отрадой.

– Сарказм, Геллерт, тебе пока не даётся, – ответил Грейвз не менее светским тоном. – Перестань говорить банальности. Ты бы ещё пошутил, что у меня теперь много времени на размышления о своей судьбе.

Гриндевальд фыркнул и скрылся в окне. Через минуту скрипнула дверь, и он спустился с крыльца к узкому пляжу.

– А может, у тебя его мало? – спросил Гриндевальд. – Может, скоро ты станешь мне бесполезен?..

Теперь фыркнул Грейвз.

– Геллерт, это жалко. Умоляю, не порти мне репутацию, не шути так бездарно при моих коллегах. Кстати, о коллегах, – серьёзно продолжил он, – как продвигается подготовка соглашения с пакваджи насчёт их земель в Апалачах? Я работал над этим проектом несколько месяцев, и если ты своей некомпетентностью запорешь мою работу – я буду очень зол.

– Кстати, о коллегах, – сказал Гриндевальд, беспечно присаживаясь на песок рядом с Грейвзом. – Скажи, Перси, неделя пролетела совсем незаметно?.. И до сих пор никто ничего не заметил. Или твои авроры беспредельно тупы, или я прекрасный актёр, – он лучезарно улыбнулся. – Заметь, Персиваль, из одного уважения к тебе я не говорю, что тебя просто сыграть только потому, что ты ничего из себя не представляешь.

– А, теперь я уже «Персиваль», – язвительно отозвался Грейвз. – Осторожно, Геллерт, ты так скоро докатишься до «мистер Грейвз, сэр».

Гриндевальд звонко расхохотался, запрокинув голову.

– Ты дождёшься от меня только «хороший мальчик», если как следует постараешься, – он шутливо пихнул его локтем в бок.

Грейвз повернул голову и посмотрел на него с похабной ухмылкой. Они сидели так близко – он мог бы вцепиться ему в горло, если бы только был толк. Гриндевальд мгновенно прикроется Протего, а преодолеть щитовые чары без магии не стоит и мечтать.

– Мальчик, – издевательски повторил Грейвз. – Это что, была попытка оскорбить?.. Чтоб ты знал, в моём возрасте, – он демонстративно провёл рукой по волосам, поправляя потревоженные пряди, повернулся в профиль, – «мальчик» – это комплимент. Знаешь, как трудно при моей работе сохранять здоровый цвет лица?.. – снисходительно спросил он. – Я уже предвкушаю, каким бледным и запыхавшимся ты будешь сюда возвращаться.

– Ты просто не умеешь делегировать полномочия, Перси, – отозвался Гриндевальд. – Большую часть твоей работы могут выполнять другие люди. Ты стремишься влезть в каждую дырку, проконтролировать каждую мелочь – зачем?.. У тебя же три заместителя!

Грейвз мысленно застонал, вообразив себе, в каком бардаке он найдёт Департамент после того, как Гриндевальд там как следует «поработает».

– Слушай, Перси, – доверительным тоном спросил Гриндевальд, – а как ты расслабляешься?..

– Ковыряю в носу и дрочу под столом, – раздражённо сказал тот.

– Одновременно?.. – Гриндевальд был так серьёзен, словно принял это за правду.

Грейвз не сдержался. Вцепился ему в шею, повалил на песок – его тут же отшвырнуло заклятием. Он упал прямо в кучу дурно пахнущих водорослей, зелёно-бурая жижа промочила рубашку, ткань прилипла к спине. Грейвз передёрнулся от отвращения. Поднялся, начал расстёгиваться – рубашка у него была всего одна, вряд ли Гриндевальд будет так добр, что принесёт ему одежду на смену, а ходить в грязном… Лучше выполоскать в море и ходить в мокром.

Мерлин, какая же пустая чушь лезла ему в голову!..

– А я думал, мы нашли общий язык, – зло сказал Гриндевальд, отряхиваясь от песка. – Ладно, Перси, играем дальше.

С тех пор Грейвз ни разу не видел его лица. Только своё. Смотрел, как в отражении – как тот ходит, копируя манеру ставить ногу и поворачиваться на каблуках, стоять, сунув руки в карманы (локти назад, плечи расслаблены, спина прямая), поднимать брови, глядя чуть исподлобья, качать головой… Сука, тюлений хер, пиздюк ластоногий!..

– Не похож, – с ненавистью говорил Грейвз своему живому отражению, – кто тебе вообще может поверить.

– Кто?.. Да все, – Грейвз-Гриндевальд улыбался точь-в-точь как в зеркале, только другой стороной лица.

Он приходил то днём, то ночью, то утром, то на закате. Персиваль пытался отмалчиваться, но Грейвз-Гриндевальд под Империо заставлял его пить Веритасерум, и с молчанием как-то не складывалось. Персиваль пытался управлять потоком слов, выбирать выражения, искажать правду, недоговаривать – бесполезно. Грейвз-Гриндевальд по каждой важной теме задавал ему с десяток вопросов, и Персиваль выбалтывал всё, будто они были случайными попутчиками, и ему нестерпимо хотелось излить кому-нибудь душу.

Гриндевальд вскрыл его, как консервную банку. Грейвзу негде было спрятаться от его жадных вопросов, даже в самом себе ему некуда было пойти, укрыться хотя бы в мыслях – покров молчания сдёргивался с него без особенного труда, и он говорил, говорил, говорил, о своих планах побега, о своей ненависти, о бессилии и унижении, всеми мыслями, всеми чувствами выворачивался наизнанку.

Иногда он панически думал, что никогда не сумеет выбраться – и надеялся, что сойдёт с ума раньше, чем проживёт так несколько лет.

– Расскажи мне, как ты сегодня пытался сбежать, – начинал Грейвз-Гриндевальд, появляясь в доме на острове. Персиваль смотрел в своё собственное лицо, слышал собственный голос, и отвечал, побуждаемый зельем правды:

– Я видел акулий плавник. Это была сторожевая акула, таких заводят русалки. Я взял нож, подманил её ближе собственной кровью. Если бы мне удалось поймать её, оглушить и вырезать на боку послание, русалки заметили бы.

Гриндевальд искренне аплодировал его изобретательности и спрашивал дальше.

– Расскажи мне, как проходит отбор в авроры.

– Расскажи мне о мисс Порпентине Голдштейн.

– Расскажи мне о Серафине. Как ты зовёшь её наедине? Фима? Сима? «Госпожа президент, мэм»? Что, между вами правда ничего не было?..

– Расскажи мне, кого из Конгресса можно купить.

– Расскажи мне, где ты держишь досье.

– Расскажи мне, почему вы на ножах с этим Ноксом, он показался мне славным парнем.

– Расскажи…

– Расскажи…

– Расскажи…

Грейвз отвечал и смотрел ему в глаза. Представлял, как кулак врежется в это лицо, сплющивая губы, как из носа двумя струйками побежит кровь, закапает с подбородка на идеально белый, мать его была славная женщина, воротник.

– Расскажи мне про этого твоего мальчика. Сегодня хочу что-нибудь трогательное, – сказал как-то Грейвз-Гриндевальд, мановением палочки создавая в облупленной стене камин и устраиваясь у огня с чашкой кофе. – Что-нибудь… – он взмахнул в воздухе печеньем, макнул его в кофе, отгрыз кусочек и облизнул крошки с губ. – В общем, трогательное. Расскажи про свои добрые намерения, Перси. Есть же в тебе что-то человеческое?

Персиваль скользнул по нему взглядом, отстранённо думая, что начал уже привыкать видеть «себя» со стороны. Не позируя в зеркале, а вот так, в почти естественной обстановке. Как будто он раздвоился, и один Персиваль Грейвз, тот, который был циничным и беспринципным, захватил в плен другого – того, который никогда не мог прыгнуть выше своей головы.

Он гнал от себя эти мысли, понимая, что если поверит в это – сойдёт с ума. Он пытался сопротивляться и бунтовать, отвечал на издевательства издевательством, но как только Гриндевальду надоедали его трепыхания – он поил Персиваля Веритасерумом и продолжал собственную игру. У Грейвза не было ни одного шанса на победу в ней.

Так он пришёл к мысли, что имеет смысл попробовать новый путь. Сотрудничество. Он будет разговаривать с Гриндевальдом по своей воле, притворится покорным, усыпит бдительность, дождётся шанса… на что-нибудь.

Ему не давала покоя мысль, что до сих пор никто не заметил подмены. Неужели сыграть его было так просто?.. Даже Серафина не заметила, что он стал другим?.. А ведь он стал, Грейвз видел, что Гриндевальд преувеличивал, нахваливая свои актёрские способности.

А Криденс?.. Волнуется? Они не виделись уже две недели. Мальчик наверняка гадает, куда он пропал. Думает, что Грейвз оставил его?.. Или верит и ждёт?..

– Что-нибудь трогательное, – задумчиво повторил Персиваль, складывая руки на груди. Грейвз-Гриндевальд в кресле с энтузиазмом кивнул. Так странно было видеть чужую мимику на своём лице… Чужую ли?.. Грейвз не мог сказать, что в точности знает свою собственную манеру улыбаться, поднимать голову и щурить глаза. Он, конечно, имел пунктик на собственной внешности, но не настолько, чтобы репетировать перед зеркалом наиболее эффектные выражения.

Грейвз-Гриндевальд толчком ноги подвинул к нему стул, предлагая сесть рядом у камина и провести вечер, обмениваясь воспоминаниями. Грейвз сел. От огня было тепло, но по плечам почему-то всё равно пробегала дрожь. Из разбитого окна за правым плечом постоянно сквозило.

– Был холодный день. Конец марта, – сказал Персиваль.

Грейвз-Гриндевальд жевал своё печенье и с интересом смотрел ему в лицо. С очень похожим выражением внутренний голос иногда саркастично ронял своё «ну-ну». Персиваль уставился в камин.

– Я пришёл навестить Криденса во второй или третий раз. Он стоял у выхода из большого универмага. Как всегда, опустив голову, не глядя в лица людей. Протягивал листовку и ждал, пока кто-то возьмёт её. Иногда десять минут… полчаса. Потом протягивал новую.

– Бедный мальчик, – с гнусным акцентом сказал Грейвз-Гриндевальд и шумно отхлебнул кофе. – Дальше.

– Я подошёл, поманил его за собой. Он всегда следовал за мной, будто я вёл его на верёвке. Мы остановились в проулке, подальше от оживлённых улиц. Он протянул мне листовку – кажется, просто от растерянности. Но я тоже не знал, что сказать. Я взял её, он дал мне вторую. Я забирал у него листовки одну за одной, а он машинально протягивал новые. У него были красные окоченевшие пальцы… От сухости и холода растрескалась кожа.

– Да-да, морозный день, я помню, – кивнул Грейвз-Гриндевальд.

Заглядевшись на огонь, Грейвз потёр себя по плечам. Их как будто ломило от холода, даже суставы разнылись.

Был холодный, ветреный день. Криденс продрог так сильно, что ёжился даже под согревающими чарами. Грейвзу хотелось взять его руки в свои, согреть под своей мантией. Обнять его крепче, закутать, увести в тепло… Домой. Увести домой, сунуть в горячую воду, сесть на бортик ванны и смотреть, смотреть на него… На покрасневший и взмокший нос, на робко поджатые губы, на колени и широкие плечи, торчащие из воды – наверняка они все в родинках – на чёрные волоски на руках, обнявших колени, на стыдливо опущенное лицо, на тень от ресниц… Смотреть, пока сердце не перестанет биться, а потом протянуть руку, подцепить подбородок пальцем, поднять ему лицо, встретить губами…

– Пер-си, – недовольно протянул Грейвз-Гриндевальд. – Ты устал говорить? Веритасерум у меня в кармане, могу достать.

Грейвз покачал головой, ненадолго прижался губами к своему кулаку.

– Я забрал у него все листовки и превратил в стаю белых бабочек, – тихо сказал он после короткой паузы.

– Ну и какой ты после этого глава магической безопасности?.. – с упрёком спросил Грейвз-Гриндевальд. – Серьёзно, Перси. Нельзя нарушать Статут, если тебе просто так захотелось.

– Кто бы говорил! – огрызнулся Персиваль. – На тебе десятки нарушений помасштабнее!

– Ну, прости, вошёл в роль, – Грейвз-Гриндевальд широко улыбнулся. – Можешь не оправдываться. И что твой мальчик, впечатлился твоими бабочками?..

– Он испугался, – сухо сказал Грейвз. – Отпрянул от меня, прижался к стене. Опустил голову ещё ниже. Я видел, как у него дрожат пальцы, но он стоял там, как приклеенный. Не убегал. А бабочки кружились… над ним, над нами. Я чувствовал себя таким идиотом, – раздражённо сказал Персиваль. – Злился на себя. Сам не понимал, что я тут делаю. Зачем я к нему пришёл? Зачем пытаюсь его развлечь?.. Мы стояли, как два барана, он у одной стены, я у другой. Бабочки метались между нами, такие бессмысленные, бестолковые… По кругу, туда-сюда. Я уже хотел сжечь их и уйти, но тут Криденс поднял голову… посмотрел на меня исподлобья, как всегда это делал – подняв плечи, настороженно, будто боялся, что я ударю. А потом поднял голову – и посмотрел вверх.

Грейвз-Гриндевальд разглядывал лицо Персиваля с таким скучающе-отстранённым видом, будто просто зацепился взглядом за манекен в витрине, а мыслями был далеко. Но, стоило Персивалю сделать паузу, как он быстро и больно пнул его носком ботинка в щиколотку:

– Пер-си. Не отвлекайся.

Тот подавил вспышку ярости. Нет, Персиваль, нет. Дальше. Пусть расслабится, пусть думает, что ты подчинился. Терпи. Говори дальше…

– Он смотрел вверх, – сказал Грейвз. – На эту белую мелюзгу, на небо в просвете между домами. От удивления у него шире открылись глаза. Он вдруг показался мне таким… красивым. Я не мог отвести от него глаз. Он протянул руку, и бабочка села ему на палец. И он улыбнулся, – шепотом сказал Грейвз. – Впервые. Застенчиво, тихо… Не разжимая губ. И посмотрел мне в глаза. Как будто… с надеждой. Будто поверил, что я не причиню ему зла.

Этот взгляд в грязном проулке был светлее солнечного луча. Криденс, наивный, голодный, даже такую пустяковую мелочь воспринимал, как драгоценный дар, как чудо, достойное изумления. Грейвз был для него идеалом доброты уже потому, что не повышал голос и не замахивался, чтобы ударить. Назови его «хорошим мальчиком» – и Криденс будет готов целовать ему руки. Скажи ему «Криденс, порадуй меня» – и Криденс разобьётся в лепёшку, чтобы порадовать. Не имеющий достоинства, не знающий человеческого обращения, он с готовностью подставит рот, зад, что угодно, лишь бы его потом приласкали.

– Он смущённо спросил, что это за фокус, – продолжил Грейвз. – Я сказал, что я не фокусник. А волшебник.

– Перси, в тебе пропадает великолепный рассказчик, ты знаешь?.. – небрежно сказал Гриндевальд. Он наклонился вперёд, поставил локти на колени. – Болтаешь о какой-то ерунде, а впечатление такое, будто сокровенные тайны души выворачиваешь. Ну, что там было дальше с этим робким юношей?..

– Магия его напугала, – сказал Грейвз, не позволяя себе поддаваться гневу. – Он перестал улыбаться, замер, будто весь спрятался под пиджак. Забормотал, что ведьмы и колдуны забирают детей, совращают умы и весь прочий бред. Он говорил заученные фразы, повторял, что магия – это дьявольская сила, снова начал дрожать – от страха, от холода. Мне хотелось что-то сделать для него, но мне ничего не приходило в голову. Тогда я снял перчатки и отдал ему. Он не хотел брать. Я так напугал его всем этим – бабочками, магией, ещё и подарком, что он хотел просто сбежать. Я разозлился. Я ждал от него другого. Мне хотелось, чтобы он был благодарен мне, чтобы он был рад, чтобы он взял то, что я даю. А он пятился от меня и трясся, будто я собирался его избить. И я заставил его.

– Силой?.. – с интересом спросил Грейвз-Гриндевальд.

– Нет. Просто приказал. И он послушался.

– И всё?..

– И всё.

– И никакой благодарности?..

– Он сказал – «спасибо».

– А ты?..

– Я обнял его, – сказал Грейвз. – Он был таким замёрзшим, что я не смог устоять. От его волос и ушей пахло ладаном… и свечным воском. А одежда пропиталась автомобильным дымом, ещё у неё был специфический запах старого дома… ветоши. Дешёвой еды. Потом я узнал, что он работает на благотворительной кухне для беспризорников. Я гладил его по спине и слышал, как он перестаёт дрожать.

Мерлин… Этот запах. У Грейвза дрогнули ноздри, когда он вспомнил. Запах лежалой одежды, ладана, бензиновой гари, сладковатый запах старого дерева и дешёвого мыла. Он был неприятным, но как же он возбуждал. Персиваль стоял, обнимая Криденса, сгорал от желания толкнуть его к стене, прижать к ней всем весом, поцеловать грубо, пошло. Не давая опомниться, раздвинуть коленом ноги. Понимал ли Криденс, что будит в своём новом знакомом?.. Нет, конечно, не понимал.

– Поверить не могу, что ты такой сентиментальный, Перси, – сказал Гриндевальд. Его лицо сейчас отражало именно то отвращение, которое Грейвз испытывал к самому себе – и он смотрел, как в зеркало, заставляя себя не отворачиваться. – Значит, ты ему оторвал от сердца свои дорогущие перчатки. Потом обнял несчастную сиротинку. А дальше что? Только не говори, что опять ушёл ни с чем.

– Я ушёл, – сказал Грейвз. – Но сначала положил чары, чтобы перчатки сохраняли тепло даже в мороз.

Гриндевальд фыркнул, откинулся в кресле, побарабанил пальцами по подлокотнику.

– Знаешь, Перси, ты меня удивил. Я был уверен, что всё будет иначе. После твоих прошлых признаний… – он ядовито усмехнулся. – Думаю, ты врёшь. На самом деле всё было не так… Ты, конечно, пожалел пацана. Все жалеют сирот, это естественно, – он театрально взмахнул рукой. – Но! Но ты не просто так отдал ему перчатки.

У Гриндевальда зажглись глаза, он устроился в кресле удобнее.

– Вот как всё было. Ты стоял где-то поодаль, завернувшись в мантию. Смотрел, – он игриво подвигал бровями. – Смотрел на своего мальчика. А сам в это время – рукой в перчатке – залез себе в штаны и щупал свой член. Смотрел и щупал. Щупал и смотрел. – Гриндевальд весело улыбнулся. – Гляди-ка, краснеешь!.. Что, всё так и было?.. Ты смотрел на него и воображал, как потом он будет прикасаться этой перчаткой к своему лицу… А может, даже возьмёт её в зубы, чтобы стащить с руки, ммм?.. Ты надрачивал себя, глядя на него, и так увлёкся, что спустил себе в руку. И подумал – ведь так ещё лучше! Как следует растёр свой сюрприз по своим зачарованным кожаным перчаткам, чтоб впиталось и нежно пахло тобой – и пошёл дарить свой подарок с секретом… Так было дело, да?.. Что ты молчишь, персик мой?.. Так всё и было?..

– Нет, – с холодной ненавистью сказал Грейвз.

– Ну и дурак, – Гриндевальд пожал плечами и отвлёкся на пламя камина.

Грейвз сидел, подавляя бесполезную ярость. От унижения горело лицо.

С сотрудничеством всё было ясно. Никакого, нахрен, сотрудничества. Ты аврор, а не тюлений хер, ты соберёшь себя в кучку, Персиваль мать твою Грейвз, и найдёшь способ выбраться. Даже если он выпотрошит тебя и вывернет наизнанку – ты не дашь переломать себе хребет. Нечего расклеиваться. Подумаешь, нежный какой. Соберись! Подумай как следует – что-нибудь да найдёшь.

– Не найдёшь, – рассеянно сказал Гриндевальд, будто прочёл его мысли. – У тебя нет выхода. Мне больше не нужно твоё сотрудничество. Пойми, Перси… – он смотрел в огонь, склонив голову набок. – Тебе нравится смотреть, как убогий сиротка корчится от страха перед тобой… а мне нравится смотреть, как корчишься ты.