Текст книги "Как приручить Обскура (СИ)"

Автор книги: Макс Фальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 57 страниц)

Криденс шагнул вперёд и встал вплотную.

– Простите, сэр, – тихо сказал он, опуская голову. – Я не думал, что вы хотите наказать меня иначе.

Я вообще не хочу наказывать тебя, мальчик мой, – подумал Грейвз. – Мы оба уже достаточно наказаны за то, что вовремя не услышали друг друга. Только вот я это понимаю, а ты – нет.

Он потушил сигарету в пепельнице, правой рукой взял Криденса за затылок и пригнул лбом к своему плечу, удержал так.

Это та самая мощь, которая едва не убила тебя, Персиваль. Это тот самый мальчик, который одновременно – чудовище, страшнее которого ты не видел и вряд ли увидишь когда-нибудь. Это плотный рой рваного дыма и клубящейся тьмы, который не знает ни границ, ни запретов. Дикая, ошеломительная тварь – в твоей власти. Это твой Криденс.

Он положил вторую руку ему между лопаток, погладил, медленно повёл её вниз, прижимая мальчишку плотнее.

– Никогда не гадай, чего я хочу, Криденс, – негромко сказал он. – Только я это знаю. Тебе можно просить у меня ответ… но нельзя решать за меня.

Ладонь ненадолго задержалась на пояснице, у края гладкой спинки жилета.

– Чтобы я был добр к тебе, – тихо сказал Грейвз, – ты должен мне подчиняться.

Криденс послушно затих, ничего не ответил. Он прижимался плотнее, следуя за нажатием ладони, будто стал мягким маслом, которое намазывают на хлеб. Будто весь бы хотел растечься по Грейвзу и заполнить каждую складку его одежды. Он ровнее дышал, упираясь в плечо твёрдым лбом, от него пахло сдержанной паникой и чуть-чуть – дневным потом.

Он вздрогнул и сжался, когда Грейвз с силой ударил ладонью по заднице. Вздрогнул и всхлипнул от второго удара. От третьего прижался теснее. Поднял руки, скомкал в пальцах атласные отвороты смокинга – как раньше вцеплялся в чёрно-белую мантию, с отчаянием пытаясь удержать его ещё ненадолго.

Грейвз бил тяжело, резко – левая у него была не слабее правой. Ладонь обжигалась о гладкую ткань брюк. Криденс вздрагивал от ударов, коротко всхлипывал в промежутках, жался теснее. Грейвз удерживал его за напряжённую шею, хотя мальчишка не пытался ни вырваться, ни отстраниться.

– Ты будешь делать, как я скажу, Криденс, – Грейвз дал ему передышку, погладил горячую плотную ягодицу. – Всегда.

– Да, сэр, – влажно выдохнул тот.

Грейвз погладил его по шее, скользнул правой рукой вниз. Шлёпать по заднице – это не письма писать, тонкость не требуется. Он отвешивал удары один за другим, сильно, размашисто. Криденс вскрикивал тихо, непроизвольно вздрагивая, не пытался ни уклониться, ни подставиться. С каждым ударом невольно толкался пахом в бедро Грейвза. С каждым ударом горячее становилась не только задница. Он застонал.

Значит, вот каким станет твоё наказание, мой мальчик, – понял Грейвз. – Твоё освобождение… Твоё и моё.

Он гладил и мял его ягодицы в перерывах между ударами, похлопывал снизу вверх, прижимался щекой к его лицу. Криденс стонал – сначала сдержанно, пытаясь прогнать удовольствие, явно считая, что наказание не для этого – но Грейвз не давал. Он позволял Криденсу привыкнуть к однообразному ритму, войти в него, ловил громкий стон – и вместо очередного удара опускал на ягодицу горячую ласкающую ладонь, не давая предсказать, когда она вдруг исчезнет, чтобы хлёстко впечататься снова. Криденс кусал губы, тёрся лбом о его плечо, жарко дышал в шею. Напряжение покидало его, меняясь на податливую покорность.

– Ты рассердил меня, – прошептал Грейвз ему в ухо. – Ты не послушался. Ты был злым.

– Пожалуйста, сэр… – выдохнул тот, прижав ладони к его груди. – Пожалуйста… пожалуйста…

Он повторял это, как в трансе, горячим дыханием, тёрся о бедро ощутимо напрягшимся членом. Зубами вцеплялся в ткань пиджака на плече и продолжал бормотать сквозь стоны – «пожалуйста… пожалуйста, сэр…»

Грейвз слышал его возбуждение, но сам оставался почти неподвижным. Он не любил причинять боль, он не хотел этого для Криденса, но и в нём самом каждый удар разрывал какие-то путы, и ему самому, непонятно с чего, становилось легче. Как будто он возвращал Криденсу то, что пережил – холодность, отчуждение, отчаяние, тоску – а тот принимал их, будто они давали ему сил.

– Я знаю, на что ты злился, – прошептал Грейвз, оглаживая его бёдра и притискивая мальчишку к себе, – я всё знаю. Но ты не можешь встать против меня. Ты ничего не можешь со мной сделать. Будь послушным… и я буду с тобой.

– Пожалуйста, сэр, – вздохнул Криденс. Кажется, у него осталось одно-единственное слово. – Пожалуйста…

Каждый удар толкал его ближе, он тёрся о гладкие брюки Грейвза и всхлипывал тихо, покорно, больше не вздрагивая. Персиваль знал эту особую, сладкую, глубокую покорность – он часто искал её в других, но находил редко. Она была похожа на забытьё или странный сон, когда лицо у другого человека становилось светлым и отрешённым, разглаживалось, и он подчинялся не просто приказу – взгляду и жесту.

– Расстегни брюки, – приказал ему Грейвз.

Криденс отстранился. Да, у него было именно это лицо. Он смотрел на Грейвза, не отрываясь, будто во всём мире для него больше ничто не существовало, кроме ответного взгляда, и даже он сам потерялся, оставшись только намёком на улыбку на губах.

– Тебе нравится делать вместе со мной то, что стыдно, – сказал Грейвз, погладив его по щеке.

– Да, сэр, – легко выдохнул Криденс, уронив свои брюки к коленям. Член торчал у него под рубашкой, покачиваясь от биения крови. Он опустил руки и смотрел Грейвзу в глаза, открыто и жадно.

– Покажи, – сказал тот, привлекая его обратно к себе. – Покажи, чтобы я поверил, что тебе нравится. Покажи, что тебе очень стыдно.

Криденс вспыхнул мгновенно и ярко, прильнул к выставленному бедру, потёрся со стоном. Голый член скользнул по чёрной ткани вверх и вниз, Криденс коленями сжал его ногу. Грейвз опустил обе руки ему на задницу – та горела от ударов – погладил, провёл пальцами между ягодиц. Криденс тихо вскрикнул от неожиданности, Грейвз шлёпнул его:

– Покажи.

По голой коже удары были звонкими, точными. Криденс стонал в голос от опьяняющей смеси боли, стыда и удовольствия. Персиваль знал – мальчишка бы не посмел, если бы ему не приказывали – но Грейвз приказывал, а Криденс всем собой хотел быть послушным. Даже если это означало откровенно получать удовольствие от наказания. Даже если это означало быть неправильным, испорченным и бесстыжим.

Грейвз подгонял его короткими, быстрыми шлепками. Криденс наваливался на него всем весом, дрожал, елозил по бедру членом. У него полились слёзы – от страха, от предчувствия искупления. Грейвз схватил его за волосы, прижал головой к плечу.

– Ты хочешь испортить мне брюки, Криденс, – прошептал он.

– Да, сэр!.. – в голос взмолился тот, всхлипывая от ужаса перед собственными желаниями.

– Хочешь оставить на мне свой след… свой запах.

– Да, сэр!.. – Криденс цеплялся за его плечи, мучительно кривясь от подступающего оргазма.

– Не смей делать это без разрешения, – шепотом приказал Грейвз.

– Нет, сэр!.. – Криденс тёрся об него часто и мелко, уткнувшись в шею, кусая воротничок рубашки. – Пожалуйста, сэр… пожалуйста… пожалуйста…

Грейвз считал его шумное судорожное дыхание. В бедро тыкался член, Криденс глотал слёзы и умолял. Он держался из последних сил, поскуливал, но не смел. Грейвз почувствовал, как под ладонью от напряжения сжалась задница. Скользнул пальцами между ягодиц, погладил промежность… Приказал, надавив пальцами:

– Можно.

Криденс закричал, хватаясь за его ворот так, что ткань затрещала. Он едва не осел на пол, растирая своим членом сперму по бедру Грейвза. Он кончал, обливаясь слезами освобождения, толкаясь так яростно, что чуть не опрокинул их обоих на стол, вздрагивая, задыхаясь… Затихая медленно и устало.

Грейвз глубоко вздохнул, когда тот успокоился в его объятиях, погладил по волосам, поцеловал в уголок глаза.

– Я больше не сержусь на тебя, – тихо сказал он и поцеловал его ещё раз.

– Спасибо, сэр, – с трудом выдохнул Криденс, привалившись к нему. Он был расслабленным, от него шёл ровный, спокойный жар. Грейвз поглаживал его по затылку, задевая кожу короткими ногтями, проводя по шее от коротких колких волос до выступающего острого позвонка.

– Криденс, – прошептал он, поняв, что в груди снова стало тепло, будто этот жар растопил внутри всё, что заледенело, и он снова чувствовал биение сердца, живое и гулкое. – Мальчик мой…

Он вдруг остро почувствовал, как же сильно губам не хватало этого обращения, этой особенной нежной интонации. Как он на самом деле скучал по теплу его тела, по жадным стонам и рукам, обнимающим за шею.

– Ты причинил мне сильную боль, Криденс, – негромко сказал он. – Чтобы я простил тебя – доставь мне удовольствие.

– Да, сэр, – выдохнул тот. – Научите меня.

Грейвз поцеловал его в губы и велел:

– Встань на колени.

Криденс посмотрел на него, как заворожённый. У него по губам скользнула улыбка, растаяла в уголке рта. Не надевая брюк, как был, он беспрекословно опустился на колени и встал, глядя на Грейвза снизу вверх, будто собирался молиться, со смирением и тишиной в глазах.

Грейвз опустил руку, большим пальцем утёр мокрые щеки. Криденс смотрел, держа руки у груди – ждал с надеждой, что сейчас Грейвз научит, покажет, расскажет – и мир станет понятным и простым.

– Я научу тебя, как просить у меня прощения, – негромко сказал Грейвз. Скользнул пальцами ему под затылок, потянул голову к своему паху, где под тонкими брюками виднелись очертания возбуждённого члена. – Поцелуй, – приказал он.

Криденс потёрся щекой, прикрыв глаза от волнения, положил ладони ему на бёдра, прижался красными искусанными губами к ширинке. Поцеловал ещё и ещё, почти благоговейно затаив дыхание. Грейвз направлял его голову лёгкими нажатиями пальцев, заставляя целовать себя через брюки, тереться щеками, подбородком, носом. Это было мучительно сладко – отвечать ему покачиванием бёдер, гладить себя его лицом, прижимать к себе припухшие губы. Он не торопился, позволяя себе длить удовольствие, чтобы не упустить ни одной тягучей волны предвкушения, поднимающейся из паха по животу, пробегающей по груди, чтобы лечь румянцем на щёки.

Он опустил руку, погладил член через брюки, сжав пальцы, выдохнул первый негромкий стон. Чуть шире расставив ноги, расстегнул ширинку, запустил руку внутрь, под бельё и рубашку. Криденс погладил его от коленей до паха, по чувствительной внутренней стороне, непроизвольно облизал губы, пересохшие от соприкосновения с тканью.

– Пожалуйста, сэр, – прошептал он, целуя его руку через тонкую ткань. – Позвольте…

Грейвз разрешил себе несколько длинных плавных движений, прежде чем сдвинуть бельё вниз и достать на ладонь член. Криденс тихо вздохнул, увидев его, потянулся к нему и замер, вскинул глаза, ища разрешения. Грейвз погладил мальчишку по затылку, оттянул пальцами тонкую кожу на стволе, обнажая головку.

– Криденс, – хрипло позвал он, направляя член к его губам, – поцелуй.

Тот прерывисто, глубоко вдохнул, прикоснулся шершавыми губами к краю головки, лизнул узкое отверстие на вершине. Провёл языком смелее. У него было горячее от слёз лицо, солёные дорожки подсыхали на щеках, стягивая кожу, мокрые ресницы казались длиннее обычного. Он закрыл глаза, целуя его, как всегда закрывал их, слизывая с пальцев сперму. Веки дрожали. Он потянулся и принял член в обе ладони, проводя измученными губами по стволу, возвращаясь к головке, целуя её со всех сторон.

Это было невыносимо. Нежно. Грейвз взялся за край стола, надеясь, что ноги не подогнутся.

Криденс вскинул радостные глаза, услышав стон.

– Не отвлекайся, – хрипло приказал Грейвз. – Я не разрешал останавливаться.

– Да, сэр, – тот спрятал дрожащую влюблённую улыбку, ладонью прижал член к пылающей щеке, лизнул у самого основания.

Грейвз выдыхал сдержанно и горячо, направлял его губы, перебирал пальцами гладкие волосы. Криденс старался, не торопясь, будто это он много месяцев мечтал об этой возможности, а не Грейвз будоражил себя сотней фантазий о том, как это будет.

Ни в одной из его фантазий не было – так.

– Смотри на меня, – Грейвз легонько шлёпнул его по щеке, когда Криденс начал явно погружаться в медитацию. Тот замер с приоткрытым ртом, поднял лицо, моргнул, будто только что очнулся. Грейвз придержал член, положил головку ему на губы, на горячее влажное дыхание. – Возьми, – приказал он. – Смотри на меня.

Криденс раскрыл губы, но недостаточно широко, пришлось надавить на зубы большим пальцем и придержать, чтобы направить член в рот. Мальчик был настолько неопытным, что даже не догадался сомкнуть на нём губы – только смотрел в глаза, не отрываясь.

– Если ты провинился – вот так ты будешь просить прощения, – тихо сказал Персиваль, проводя нежной головкой по ребристому нёбу. – Закрой рот и соси.

Криденс сжал губы и застонал вместе с Грейвзом.

– Дыши глубже, – приказал тот, взяв его за волосы и подталкивая голову на себя. – Я хочу заполнить твой рот. Ещё. Дыши медленно… Смотри на меня.

Криденс неумело обхватывал член губами, пытаясь вобрать поглубже, качал головой, придерживал внутри языком. Прямые тёмные брови разошлись в стороны, глаза жадно блестели. Грейвз придерживал его, надевая ртом на свой член, нетерпеливо постанывал сквозь зубы. Криденс блестел глазами и сам подавался вперёд.

Он старался как мог, сглатывая от напряжения, распахнув умоляющие глаза, будто боялся, что Грейвз остановится. Брал всё глубже, смелея – пока член не коснулся глотки, предсказуемо вызвав рефлекс. Криденс резко вдохнул, подавился и замер, не зная, как справиться – Грейвз подался назад.

– Знаю… Не бойся. Я знаю, – сказал он, глядя ему в глаза. Дал отдышаться, нажал на затылок, заставляя снова взять глубже: – Ещё раз, Криденс. Привыкай.

Тот старался привыкнуть, старался, прогоняя страх. Давился, испуганно закрывал глаза, краснел от приступов кашля, но ни разу не выпустил член изо рта. Грейвз стирал с его ресниц непроизвольные слёзы.

– Чтобы я простил тебя, Криденс – старайся как следует. Сделай вдох. И возьми мой член целиком, – приказал Грейвз.

Когда Криденс послушно втянул воздух носом – толкнул его голову на себя. Тот вцепился в бёдра с коротким стоном, замер, задержав дыхание.

И Грейвз замер, сжимая волосы в кулаке, удерживая голову Криденса.

Он получил, что хотел. Что всегда хотел. Что хотел почти целую вечность. Сотни раз представлял себе это именно так – мокрый от слюны рот, горячий язык, тесное горло… Он едва смог вернуть самообладание, перестал даже дышать – это было так остро и сладко, что он понимал: если хотя бы застонет – кончит прямо сейчас. Не удержится. Слишком долго этого ждал, нет, пожалуйста, только не так, не так быстро. Он не мог даже вдохнуть. Если Криденс хотя бы дёрнется, пошевелится, застонет – кончит ему в рот, и никакая сила воли не поможет ему сдержаться.

А зачем сдерживаться?.. зачем?.. Что за глупость – пытать себя своей выдержкой?.. Ради чего?..

Ради того, чтобы Криденс знал, какое удовольствие дарит.

Грейвз закрыл глаза, вдохнул глубоко и ровно. Плавно потянул Криденса назад.

– Мой мальчик, – прошептал он сухим ртом. – Теперь ты знаешь, чего я хочу. Сделай это.

Криденс с глухим влажным всхлипом рванулся вперёд, торопливо и резко. Грейвз вцепился ему в волосы, парой длинных размашистых движений ударил в нёбо и кончил с яростным громким стоном, почти сорвавшись на рык. Не давая опомниться, толкнулся в горло и удержал, дёрнув за волосы, притиснув к себе так сильно, что Криденс едва дышал. Застонал от внезапного опустошения, такого огромного, что даже глазам стало горячо.

Потом позволил ему отстраниться. Прочесал его растрёпанные волосы пальцами.

– Криденс, – хриплым шепотом позвал он. – Поднимись.

Тот встал с трудом, цепляясь за одежду Грейвза. Привалился к нему, безмолвный, с распухшими губами. Грейвз поцеловал их, угадывая собственный вкус.

– Криденс, – прошептал он. – Криденс… Я простил тебя.

– Сэр… – выдохнул тот, положив ему на плечо тяжёлую голову.

Грейвз обнимал его обеими руками, поглаживая по волосам, по плечам, по спине, а Криденс льнул к нему, вздыхая глубоко и тихо. Они целовались, как раньше – будто ничего не было – а если что-то и было, то уже прошло. Криденс лежал головой у него на плече, подставлял усталые губы.

– Я велел тебе выкинуть эту вещь, – сказал Грейвз спустя некоторое время. – Она больше никогда тебе не понадобится. Сделай с ней, что хочешь – сожги, закопай, утопи в озере… Только чтобы в доме её не было.

Криденс поднял руку и взялся за край чёрного галстука-бабочки, потянул, чтобы распустить. Подёргал, когда не получилось.

– Нет, Криденс, так это не развязывается, – сказал Грейвз. – Ты только затянешь узел.

– А как?.. – тихо спросил тот.

– Попробуй понять, – Грейвз поднял подбородок.

Криденс сосредоточенно сдвинул брови, взялся обеими руками.

– Я не хочу выкидывать, – негромко сказал он, распутывая шёлковый узел. – Я хочу оставить. Чтобы помнить, как было раньше… и как сейчас.

Он распустил галстук и поцеловал Грейвза в шею.

– Только подальше от моих глаз, – сказал тот и сдержал зевок, машинально прикрыв рот пальцами. – Идём. Тебе пора спать.

В комнате у Криденса не было ни одного удобного кресла. Её обстановка осталась почти неизменной с тех пор, как Криденс первый раз зашёл сюда. Прибавился только насест для филина, который сейчас был на ночной охоте, появилось несколько новых книг на подоконнике, и на комоде лежала какая-то мелочь из тех, что дарил Грейвз, вроде альбома и карандашей.

Грейвз поставил мальчишку перед собой, расстегнул его жилет, взялся за пуговицы рубашки. Тот стоял ровно, улыбался с лёгким смущением и косил глазами вниз. И всё-таки невозможно было представить, что этот почти кокетливый Криденс, и тот обжигающий чёрный вихрь – одно и то же существо. Они никак не складывались друг с другом. Грейвз развёл полы рубашки, скользнул пальцами по груди и рёбрам вниз, к животу, который тут же втянулся от прикосновения и щекотки, пригладил линию курчавых жестких волос, которая начиналась выше пупка и исчезала в брюках. По бледной коже, которая никогда не видела солнца, были разбрызганы родинки.

– Я хочу на тебя посмотреть, – сказал Грейвз, проводя рукой вверх, к груди. – Переоденься.

Криденс тихо улыбнулся, склонив голову к плечу:

– Да, сэр.

Удобное кресло пришлось создавать трансфигурацией. Грейвз задвинул его к стене, под одно из окон. Сел, вытянув скрещённые ноги, уткнулся локтем в подлокотник, прижался губами к кулаку, наблюдая за Криденсом. Тот вёл себя так, будто Грейвза здесь не было. Разоблачался аккуратно, спокойно, развешивая одежду по внутренностям безразмерного комода, куда легко можно было бы уместить слона, а не только скромный гардероб.

Криденс снял рубашку, спустив с плеч подтяжки. Разгладил её на вешалке, застегнул на все пуговицы. У него было красивое, гармоничное тело без признаков болезненной худобы. Если ещё научить его всё время держать спину ровно – от него нельзя будет глаз оторвать. Грейвз потирал губы костяшками пальцев и разглядывал его, как новое приобретение, перспективное, но пока до конца не понятное. Пытался представить, что будет, если одеть как следует, а не так, как сейчас. Научить манерам, огранить, как бриллиант… Как ярко он засияет?..

Криденс без стеснения снял брюки, положил в корзину для белья свои простые хлопковые трусы. Выпрямился, обнажённый и как будто полностью ушедший в свои мысли. На Грейвза он не смотрел, стоял к нему боком, будто забыл, что тот сидит рядом.

Зато Грейвз смотрел. На длинные ступни и длинные ноги, покрытые тёмными волосками, худые колени, стройные бёдра, спокойный сейчас член, который, соразмерно владельцу, был крупнее, чем у Грейвза. На небольшую едва округлую задницу, с которой ещё не сошла краснота от ударов. На тёмные волосы в паху, подмышках и на груди, плоский живот, едва проступающие под кожей рёбра, грудь с широко расставленными маленькими сосками. У него был прямой и строгий разлёт ключиц, сильная шея, гладкие плечи. Криденс не пытался ни закрыться, ни сжаться – хотя вряд ли раньше наедине с собой он был так же спокоен. «Я хочу тебя видеть», – говорил Грейвз, и Криденс слышал – «Не прячься».

Грейвз встал, взял с комода приготовленную пижаму. Криденсу удивительно шли эти модные японские мотивы – танцующие журавли, сосны и летящие по ветру иголки, трава, покрытая росой, цветы сливы, стрекозы, золотые карпы, которые, по легенде, могли превратиться в дракона…

– Надень, – он протянул ему пижамные штаны. Пока тот натягивал их, расстегнул мелкие пуговицы на пижамной куртке, приказал: – Повернись. Руки назад и в стороны.

Он помог Криденсу попасть в рукава, за плечо развернул обратно, лицом к себе, поправил круглый воротничок, начал застёгивать. С удивлением вдруг понял, что забыл про раненую правую руку. Пальцы всё ещё были слабыми и неловкими, но они не тряслись, как раньше, а лишь немного дрожали.

– Иди в постель, Криденс, – сказал он, застегнув последнюю пуговицу.

Когда тот лёг, Персиваль сел на край его постели, наклонился – Криденс обнял его за шею, привлекая к себе.

– Теперь я должен попросить у тебя прощения, – сказал Грейвз.

– Вам не нужно… – прошептал тот, без боязни прижимаясь к нему губами.

– Я тоже причинил тебе боль, – сказал Грейвз, отвечая на короткие поцелуи. – Ты думал, что больше не нужен мне. Тебе было страшно и одиноко. Я заставил тебя ревновать. Я отнял у тебя три недели спокойной счастливой жизни, – сказал Грейвз. – Прости, мальчик мой. Я верну их тебе. Каждый отнятый день.

Криденсу явно не терпелось доверить Грейвзу какой-то секрет, но чего это касается – он не говорил, опуская глаза и загадочно улыбаясь. Своими недоговорками он так разжёг любопытство Грейвза, что тот уже готов был приказать выложить, в чём дело, и сдерживался одной только мыслью, что не хочет портить нечто, к чему Криденс явно готовился.

После завтрака они ушли в холмы. Криденс шёл быстро, забегая вперёд и возвращаясь обратно.

– Я хочу вам кое-что показать, – волнуясь, сказал он, когда они добрались до вершины.

– Хорошо, – Грейвз сунул руки в карманы. – Покажи, что ты задумал.

– Только стойте здесь, – попросил Криденс, отходя от него подальше. – Я уже пробовал… Здесь… и даже в доме. Вчера. У меня всё получилось.

Он отошёл на десяток шагов, встал, опустив руки. Вздохнул.

И расплылся густым чёрным облаком, похожим на каплю чернил в стакане воды – медленным, плавным, пульсирующим. Оно колыхалось на одном месте, вращалось, перебирая щупальцами, будто медуза. Небольшое, ровно в человеческий рост. Потом оно словно вздохнуло и потянулось вверх, колыхаясь.

Грейвз смотрел, затаив дыхание, как оно растёт и ширится, заполняя всю вершину холма, клубится само в себе, растекается в стороны. Оно как будто пыталось найти опору. Оторвавшись от земли, медленно поднялось в воздух. Огромное, чёрное, чудовищное и прекрасное. Скользнув высоко над головой Грейвза, потянулось к умирающему дубу.

– Криденс, – прошептал Персиваль, глядя на него.

– Мистер Грейвз, – ответил чернильный дым, обвился вокруг дерева, скользнул по стволу и веткам.

Грейвз стоял и смотрел на него, замирая от ужаса и восхищения. Он его не боялся – хотя на пару секунд, пока Криденс плыл над головой, сердце сжалось от мысли, что тот сейчас может обрушиться сверху и убить прежде, чем Грейвз успеет даже понять это.

Криденс обнимал старый дуб, шелестел вместе с ним, будто по старой коре пробегали живые волны. Грейвз протянул к нему руку, и Криденс потянулся в ответ. Тонкие чёрные нити ткались в холодном воздухе. Обвились прохладой вокруг пальцев, обняли запястье, скользнули выше по рукаву. Чёрный туман собрался в человеческую фигуру. Криденс стоял, держа Грейвза за руку, и настороженно улыбался.

– Я научился это контролировать, – сказал он. – Я пробовал… каждый день, пока вы болели. Это больше не страшно. Я знаю, что если что-то случится – вы меня остановите.

Грейвз не был в этом уверен – сейчас, когда он знал, сколько мощи и ярости может крыться в этом проснувшемся мальчике. Он потянул его к себе, чтобы обнять.

– Я ведь говорил, что ты – магия, – сказал он. – Теперь ты сам в это веришь.

– Теперь вы сможете вернуться домой?.. – спросил Криденс.

– Нет… пока нет. Теперь ты будешь учиться заново, – Грейвз погладил его по затылку. – Ты не знаешь своих возможностей. И я их не знаю. Ты контролируешь себя – это твоя победа. Но чтобы владеть магией, этого недостаточно.

– Я буду учиться. Я больше не хочу никому причинять боль, – вздохнул Криденс.

– Будем надеяться, что он стал последней жертвой, – Грейвз усмехнулся.

Криденс вскинул голову, нахмурился, не понимая. Грейвз показал глазами на дуб.

Тот стоял, сухой и почерневший. Молодые листья истлели и рассыпались в пыль, он был голым, уродливым на фоне безмятежного неба.

– Я не хотел… – прошептал Криденс. – Я не хотел его убивать!..

Грейвз безразлично пожал плечами.

– Это же просто дерево. Он всё равно уже умирал. У него не хватило бы сил пережить зиму.

– Он бы прожил ещё целый год!.. – прошептал Криденс.

– Не год, – поправил Грейвз. – Несколько месяцев. Может быть, дотянул бы до середины осени.

– У него ещё было несколько месяцев… – повторил Криденс. – Он не увидит эту весну… и эту осень… Он мог бы ещё прожить!.. Это последнее, что у него оставалось…

– Это просто дерево, – мягко сказал Грейвз, не понимая, почему Криденс так огорчён. – Ему, наверное, четыреста лет, он был уже старым. Не грусти.

– Вы говорили, – тот вскинул голову, – говорили, что магии подвластна жизнь и смерть! Магия может помочь ему!

– Магия может поддерживать жизнь, – спокойно сказал Грейвз. – Она не может создавать её. Или возвращать. Это невозможно, Криденс. Он умер.

– Почему я убиваю, даже если этого не хочу?.. – тот смотрел в ответ со слезами. – Это была бы его последняя осень!.. Он ждал её!.. Он не хотел умирать – так!..

Криденс побежал к дубу, схватился за него, прижался щекой к жёсткой бугристой коре. Он гладил её пальцами, что-то шептал, из его рук струился едва различимый чёрный дымок.

Грейвз стоял в стороне, ждал, пока тот попрощается, будто дуб был его хорошим знакомым. Дуб был просто деревом, Персиваль не испытывал к нему никакого сочувствия. Это ведь не человек. Он и людей-то жалеть не умел, что уж говорить о дубах, рыбках и птичках.

Но что-то происходило.

В воздухе отчётливо пахло молодой листвой. Сильной, свежей, какая бывает в начале мая, когда почки на деревьях разрываются с отчётливым треском, и оттуда выстреливает упругий зелёный лист, остро пахнущий соком.

Грейвз поднял голову.

Дуб шелестел.

На глазах из засохших веток тянулись молодые побеги, к почерневшей коре возвращались краски, почки набухали и лопались, листья разворачивались к ветру. Даже трава у корней, едва очнувшаяся после зимы, воспряла и выпрямилась, расцвела золотыми одуванчиками с резными листьями.

Листва становилась всё гуще. Она закрыла все ветки, закрыла небо, весёлая, радостная… живая. Грейвз смотрел, задрав голову, и чувствовал, как по лицу текут слёзы. Первый раз за семнадцать лет – от непередаваемого никакими словами прикосновения к чуду. Потому что Криденс не знал таких заклинаний. Потому что таких заклинаний нет. Потому что заклинания не умеют возвращать жизнь. Потому что всё, что он знал раньше – не было магией.

Магией был Криденс.