Текст книги "Как приручить Обскура (СИ)"

Автор книги: Макс Фальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 57 страниц)

– Знаешь, не очень, – светским тоном ответил Грейвз. – Отдохнул от тебя, козла, выспался наконец, поправил нервы на свежем воздухе. Тебе бы тоже не помешало пожить в деревне, а то ты бледноват. Забот много?..

– Много, – согласился Гриндевальд. – Побольше, чем у тебя.

– Тяжёлая у тебя работа, – Грейвз покивал в знак согласия. – Результаты, правда, так себе, но хоть беготни много. Пока бегаешь, не чувствуешь себя жалким неудачником, да?

– Чувствую, говоришь по собственному опыту, – парировал Гриндевальд, насмешливо улыбаясь.

Грейвз отступил, взялся за спинку кресла с резным деревянным подлокотником, переставил поближе. Сел, положил ногу на ногу.

– Ну, а как твои дела, Геллерт? – спросил он, и снисходительная насмешка в его голосе проступила сама собой. – Всё трудишься, как пчела?

– Представь себе, – подхватил тот. Взмахом ладони подозвал к себе кресло от камина, уселся по ту сторону преграды. – Пока ты прохлаждался, я менял мир.

– Это как же? – с искренним интересом спросил Грейвз. – Диванную обивку поменял или стены покрасил?

Гриндевальд засмеялся. Он очевидно наслаждался их пикировкой. Он, очевидно, полагал, что знает, куда ужалить. Он думал, что знает о Грейвзе всё – ведь он выпотрошил его, как цыплёнка, изучил все его страхи, знал все секреты. И это действительно было так, но кое-чего Геллерт о нём всё же не знал. Он не знал, что Грейвз состоял не только из грязных секретов и страхов.

– Перси, дорогой мой, зачем же так явно демонстрировать своё мещанство, – снисходительно улыбнулся Гриндевальд. – Я понимаю, что тебе из твоей уютненькой норки было не видно, что происходит в мире, но отвлекись хотя бы ненадолго от интерьерных проблем, оглянись… Я так скучал по нашим разговорам о политике континентов, – он с сожалением вздохнул. – Не разочаровывай меня.

– Хочешь поговорить о политике? – спокойно поинтересовался Грейвз.

– Ну хоть капельку, – тот издевательски сощурился. – Разверни свой талант, вытряхни из него пауков. Ты же когда-то был таким интересным собеседником!..

– Почти как Альбус?.. – невинно поинтересовался Грейвз. – Извини, или он для тебя тоже был – Перси?..

Гриндевальд заметно вздрогнул, у него на лице промелькнул страх. Всего на миг, но Грейвзу было достаточно, чтобы заметить, как сжались зубы и прервалось дыхание. Он смотрел на Гриндевальда, будто тот сидел перед ним в комнате для допросов – внимательно, пристально, не упуская ни одной детали. Тот быстро справился с собой, надменно усмехнулся.

– Ревнуешь?.. Не надо, Перси. Ты для меня уникален. Второго такого осла трудно найти.

– Ну, так как там… политика?.. – невозмутимо поинтересовался Грейвз.

Он чувствовал молодую, весёлую злость. Столько лет он пытался менять мир, убеждал, льстил, уговаривал консервативных трехсотлетних чародеев Конгресса, что мир не стоит на месте, и нужно двигаться вслед за ним – но все так панически боялись перемен, были так запуганы внезапными и бессмысленными атаками Гриндевальда, что любые реформы приходилось проталкивать нежно и аккуратно, как хер в задницу излишне нервному мальчику. Одной рукой держишь, чтоб не вертелся, второй направляешь, третьей развлекаешь его, пощипывая за соски, чтоб не косился себе за спину, четвёртой поддрачиваешь ему, чтоб расслабился и впустил, и всё это – не затыкаясь ни на минуту, потому что стоит тебе закрыть рот, как он мгновенно забудет все ласковые уговоры, завизжит и кинется удирать.

Грейвз наконец получил возможность говорить открыто. Высказать всё, что накопилось, виновнику всех своих бед – не скрываясь за дипломатией, не выбирая выражений. Высказать правду, которую он давно носил в себе – и он почувствовал, как азарт впрыснулся в кровь, словно бензин в камеру двигателя не-маговского автомобиля.

– Я давно слежу за твоими успехами, Геллерт, – сказал Грейвз, покачивая ботинком. – И давно хочу спросить…

Он сделал паузу, будто собирался задать интимный, щекотливый вопрос, и чувствовал неловкость от того, что приходится говорить об этом вслух.

– Я помню, ты всегда говорил, что желаешь магам свободы…

– Неужели ты наконец догадался? – тот усмехнулся, но не стал перебивать. Грейвз покусал губу.

– Ты занимаешься этим уже… сколько?.. Почти десять лет?.. Прости за нескромный вопрос, но… где результаты, Геллерт?.. – проникновенно спросил он, глядя ему в глаза. – Ты носишься по миру, как курица с отрубленной головой: туда побежал, сюда побежал, там враги, здесь враги… А где свобода-то?.. Как-то её не прибавляется.

– Ты так ничего и не понял, – разочарованно ответит тот. Огонёк интереса в его глазах погас. – Такие, как ты, никогда не понимают. Даже если ткнуть вам ответ в морду.

– Ладно, – покладисто согласился Грейвз. – Пусть я не вижу. Пусть я слепой. Но покажи мне хоть одного зрячего. Хоть одного мага, который скажет: вот, вот стоит Геллерт Гриндевальд, человек, который изменил всю мою жизнь! Я был несчастен, а он открыл двери моей темницы, и теперь я счастлив!

– Продолжай, Перси, у тебя отлично получается паясничать, – бросил тот, усмехаясь с какой-то горечью. – Не останавливайся.

– Нет, в самом деле, Геллерт, – продолжал Грейвз. – Ты десять лет твердишь о том, что магам нужна свобода. А что ты сделал, чтобы дать её нам? Ты убиваешь не-магов, – он начал загибать пальцы, – взрываешь их дома, магазины, устраиваешь шумиху в их городах, ставишь магический мир на грань новой войны с не-магами… А потом приходят авроры, ликвидаторы, обливиаторы и подчищают за тобой это дерьмо. И весь твой террор улетает в трубу, – Грейвз взмахнул рукой. – Ты что, пытаешься спровоцировать их создать новую инквизицию? Чтобы они снова разожгли костры и начали охоту на ведьм?

– Ты думаешь, ты уел меня? Нет, ты просто расписался в том, что неспособен понять, чем я занимаюсь! – резко бросил Гриндевальд. – Чего ещё от тебя ждать!

Он уже не сидел спокойно – щурился, сжимал губы, кривил усмешку углом рта. Оперся локтем на подлокотник, зло уставился на Грейвза. Оборвать разговор и уйти он уже не мог – это бы означало, что слова Грейвза задели его. Что в них была правда. И он отвечал, изо всех сил стараясь не оправдываться, а нападать в ответ.

Ёрзай, ёрзай, – с удовлетворением подумал Грейвз. – Я только начал.

– Всё, чего ты добился за десять лет – научился эффектно убивать. Да и то, – хмыкнул он, – у меня Криденс убивает эффектнее. И безо всякой науки.

– Именно такие, как ты, – выплюнул Гриндевальд, – кто любит сидеть, сунув голову в песок – тупые чиновники, дерьмовые авроры – никогда не поймут моей работы. Вы пытаетесь уничтожить всё, что я делаю, но вы не сможете остановить то, что я начал.

– Что ты начал? – настойчиво спросил Грейвз. – Какую такую работу ты ведёшь? Десять лет, Геллерт, ты занимаешься бессмысленными, никому не нужными вещами.

– Бессмысленными? Никому не нужными? – не выдержал тот. – Я хочу разрушить Статут, ты, идиот! Магия – суть этого мира! А ты хочешь, чтобы мы и дальше жили в подполье, как крысы в канализации? Хочешь всё оставить, как есть? Оглянись, Перси!

Он вскочил, нервно прошёлся по своему кабинету.

– Мы, маги, сотни лет назад были хозяевами этого мира! Мы правили людьми, мы были богами! Магглы всегда боялись нас – и правильно делали! – воскликнул он. – Мы созданы, чтобы управлять этим миром! Мы можем постичь его тайны, мы можем управлять временем, жизнью и смертью! Мы обладаем великой силой! Почему мы должны прятаться? Почему мы должны их бояться? Зачем нам дана магия, если не для того, чтобы властвовать здесь по праву? По праву сильного! Это порядок вещей, созданный изначально! Но такие, как ты, никогда этого не поймут! Вы скорее согласитесь сдохнуть в безвестности, чем встать с колен!

Грейвз молчал, не перебивая, позволяя ему высказаться.

– Хочешь знать, чем я занимался? – яростно спросил Гриндевальд. – Я изучал магию. Настоящую, древнюю магию, не ту, что преподают в ваших школах. Хогвартс, Дурмштранг, Ильверморни – неважно! Всё это ничего не стоит. Нет никакой особенной магии в том, чтобы заставить вилки и ложки танцевать канкан. Нет никакого смысла в том, чтобы превращать мышь в тарелку и наоборот. То, чему учат в школах – это осколки, выжимки настоящего, подлинного искусства.

Он оборвал себя, испытующе глянул на Грейвза. Кашлянул, чтобы прочистить горло. Обуздал порыв гнева, вернулся к креслу и снова сел.

– Школы не учат магии, – с отвращением сказал он. – Школы делают из магов безмозглых ослов, которые боятся прикоснуться к по-настоящему грозным силам. И это везде. Сосредоточие этой тупости – твоя любимая Конфедерация, которая диктует каждому магическому правительству, как получше оболванить учеников. Современные маги толком не умеют пользоваться той силой, что им дана. Они просто привыкли облегчать себе жизнь, помахивая волшебной палочкой.

Он провёл рукой по губам, стирая омерзение, будто капли слюны, скопившиеся в уголках рта.

– Они используют магию, чтобы… чистить ботинки. Печь пироги. Переворачивать страницы в газетах!.. Древние маги, – с горечью сказал он, – были настолько могущественными, что… Я нашёл…

Он вдруг резко остановился. Прищурился, глядя на спокойное лицо Грейвза. Дёрнул головой, будто отгонял какую-то мысль.

– Я нашёл несколько артефактов, – спокойнее сказал он. – Одна волшебница создала их тысячу лет назад. Они были так прекрасны и так удивительны, что магглы до сих пор рассказывают о них сказки. Но эти вещи назвали опасными… и спрятали их. Я сумел найти крохи, разрозненные записи… У меня ушло, – с досадой сказал он, – пять лет, чтобы собрать вместе хотя бы часть и понять, как с ними работать. Пять лет, чтобы понять, как они связаны, что они делают, как их открыть! – он повысил голос. – Волшебница, которая создала их… ей было шестнадцать лет! Шестнадцать! – почти крикнул он. – Вот какой была магия!

Он снова завёлся, нервно потёр подбородок, вскочил.

– Вспомни Мерлина! – он ткнул в Грейвза пальцем. – Он был ближайшим советником короля! Ему не нужно было прятаться под корягой, он пользовался уважением, его боялись! Да, его боялись, и никто не мог ему возразить! А что теперь?.. – гневно спросил он. – А теперь вы сидите и дрожите, как бы магглы не увидели что-нибудь странное, как бы они не перепугались, как бы они не бросились воевать… Пусть бы бросились! – зло сказал он. – Их хватает! Перебить часть – не убудет! Зато они навсегда запомнят… навсегда запомнят, что это они должны бояться магов, они должны дрожать в страхе, почитать нас…

Он стиснул зубы, двинул челюстью, не отрывая взгляда от Грейвза, будто хотел ещё что-то добавить. Не выдержал борьбы с собой, бросил сквозь зубы с какой-то отчаянной злостью:

– Вот чего я хочу. Теперь ты доволен?

Грейвз расслабленно оперся на подлокотник, покрутил носком ботинка. Поднял глаза.

– Знаешь, в чём твоя ошибка, Геллерт? – спокойно спросил он. – В том, что ты идиот.

Гриндевальд фыркнул, недовольно и устало скривился. Опустился обратно в кресло, вымотанный своей вспышкой.

– Я ведь согласен с тобой, – сказал Грейвз. – Не во всём, но в главном – согласен. Магическому сообществу не хватает воздуха. Оно пронизано страхом и перед не-магами, и перед магией.

Гриндевальд снова фыркнул, скрывая удивление за пренебрежением. Сложил руки на груди.

– Удиви меня, Перси, – предложил он. – Скажи, что ты давно разделяешь мои идеи, а сопротивлялся исключительно из вредности. Или это деревенский воздух прочистил тебе мозги? – резко спросил он.

– Я давно считаю, что магическое сообщество нужно менять, – спокойно ответил Грейвз. – Но есть одна проблема.

– Боишься запачкать в крови свои белые манжетики? – язвительно спросил тот.

– Видишь ли, Геллерт…

Грейвз улыбнулся ему, снисходительно, как невоспитанному подростку, который пинает стул, об который ушиб палец. У Гриндевальда от ярости раздулись ноздри.

– Ты с твоим террором – политическое посмешище, Геллерт, – сказал Грейвз. – Ты говоришь – свобода… Свобода от кого? От не-магов? Ты пытаешься их запугать, а они понятия не имеют о твоём существовании. Благодаря аврорам они списывают все твои атаки на катаклизмы, пожары, взрывы газа и несчастные случаи. Ты убил десятки не-магов, а они тебя даже не помнят.

– Магглы просто средство, – Гриндевальд пожал плечами. – Статут удерживают маги.

– Да, Статут удерживают маги, – мягким тоном сказал Грейвз. – Так с кем ты воюешь за свободу, Геллерт? Сколько магов ты уже убил ради неё?

– Ради изменения порядка вещей мне не жаль пустить в расход парочку тупых авроров, – пренебрежительно ответил тот.

– Геллерт, маги не хотят менять порядок вещей, – не меняя ласкового тона, сказал Грейвз. – Ты стараешься зря. Авроры охотятся за тобой не потому, что им так велели тупые и злые начальники.

– Вроде тебя.

– Ты преступник, а не герой, потому что мир отторгает тебя. Маги не хотят этих изменений, они не готовы к ним. Они их боятся. И чем громче ты будешь устраивать свои фейерверки – тем сильнее тебя будут бояться.

– Может, этого я и добиваюсь?.. – с улыбкой спросил Гриндевальд.

Грейвз откинулся на спинку кресла, посмотрел на него холодно и жёстко, отбросив вкрадчивость.

– Чего бы ты ни добивался – добился ты только одного. Ты отбросил отмену Статута на десятки лет. Сейчас любой, кто заикается хотя бы о поправках, хотя бы о послаблении, автоматически объявляется твоим пособником и выкидывается из политики. Какой бы разумной ни была твоя основная идея, никто к ней больше не будет прислушиваться. И никто не пойдёт на реформы Статута, потому что идеи о «свободе магов» теперь тесно связаны с твоим именем. Ты испоганил их, – твёрдо закончил Грейвз.

– Реформы!.. – презрительно повторил Гриндевальд. – Не неси чушь. Конфедерация не допустит реформ, это стадо древних маразматиков, заросших плесенью. Им по триста, четыреста лет, они выросли в страхе и сдохнут в страхе. Единственное, что они умеют – это совать свой нос в каждую задницу и подставлять свою, чтобы как следует подлизали. И устраивать чемпионаты по квиддичу, конечно, – снисходительно добавил он.

– Конфедерация против реформ, потому что ты так запугал их своими выходками, – уверенно сказал Грейвз, – что даже самые либеральные маги будут молчать, лишь бы их имена не связали с твоими идеями. Ты сделал из себя пугало, Геллерт. Никто в своём уме не скажет: «Давайте обсудим ослабление Статута, давайте начнём работать с не-магами» – потому что ты, Геллерт, своими бессмысленными атаками уничтожил любую возможность дискуссии на эту тему. У тебя было десять лет, – жёстко сказал Грейвз. – За эти годы можно было бы горы свернуть! И если бы ты был поумнее, ты бы сейчас не передо мной распинался, а убеждал бы представителей Конфедерации на очередном созыве.

– Я могу объявиться на любом созыве Конфедерации в любой момент, – высокомерно сказал Гриндевальд. – Но зачем мне это делать, если все мои слова будут впустую? Они даже не попытаются меня выслушать.

– С чего бы это? – деланно удивился Грейвз. – Почему же они не прислушаются к человеку, который зарекомендовал себя как преступник и сумасшедший?

– Потому что они вообще ничего не хотят слышать! – Гриндевальд ударил ладонью по подлокотнику. – Они бы хотели залить глаза и уши воском, чтобы не видеть, что происходит. Статут расползается и жирнеет, как опухоль! В твоей стране, – он обвиняюще ткнул в Грейвза пальцем, – уже запрещено держать дома волшебных зверей! Ни в одной школе толком не учат магии! Дурмштранг был последним оплотом, который хранил старые традиции – но вы, ваше сообщество, ваша Конфедерация – вы изнасиловали его магию, кастрировали её, запретили её изучать! Я бы не удивился, если бы вы начали жечь книги! Как скоро ради поддержания Статута будет запрещено иметь дома магические вещи? Носить при себе палочку? Быть волшебником! – сорвался он. – Как скоро, Перси, такие, как ты, задушат магию в колыбели, и волшебников просто не останется? Когда это будет? Когда ради сохранения спокойствия магглов мы станем магглами сами?!

– Ты же помнишь, из-за чего был принят Статут, – спокойно сказал Грейвз. – Ты должен хорошо знать историю.

– Статут был отчаянной и в корне неверной попыткой остановить инквизицию, Перси, – издевательски ответил Гриндевальд. – Тебе ли не знать? Твой дедуля Гондульфус был одним из тех, кто помчался учить магглов уму-разуму. В твоей собственной стране была гражданская война, Перси, десятки магов были убиты, проданы в рабство, замучены до смерти! Видел бы он, как ты теперь заставляешь своих собратьев пресмыкаться перед магглами – встал бы из могилы и плюнул тебе в рожу.

– Гражданская война, – веско сказал Грейвз, – началась тогда, когда среди нас нашлись предатели. Именно они начали помогать охотникам на ведьм. Кто выдавал места, где мы живём? Кто помогал брать нас в плен, кто продавал нас в рабство, кто покупал? Не-маги? Нет, Геллерт, – жёстко сказал он. – Это были волшебники. Без них охотники были бессильны. И ты это знаешь, – с нажимом сказал он. – Настоящая проблема не в том, что не-маги боятся нас. Проблема в том, что у них до сих пор живы династии охотников на ведьм, и они хранят настоящие руководства, настоящие артефакты, настоящее оружие против нас. Передают из поколения в поколение, от отца к сыну, от матери к дочери. А мы – мы ничего не делаем, чтобы избавиться от них.

Тема была больная. Грейвз сжал подлокотники кресла, пружинисто вскочил. Сколько раз он спорил об этом с Серафиной, сколько раз он едва не до драки спорил об этом с осторожными, старыми, беззубыми стариками в Конгрессе. Здесь Геллерт был прав, и Грейвз соглашался с ним всем сердцем – у власти было слишком много плесневелых маразматиков, которые не позволяли молодым и горячим навести свой порядок.

– Ты знаешь, сколько раз, – с отчаянной досадой начал Грейвз, почти благодарный Гриндевальду за то, что наконец можно высказаться, не таясь, – сколько раз я убеждал Конгресс разобраться с Бэрбоунами?.. Я говорил – они опасны. Я говорил – за ними нужно приглядывать. Я говорил – пошлите к ним пару обливиаторов, прочистите мозги этой сумасшедшей… Знаешь, что мне каждый раз отвечали?

– «Нет!»

– Да! – обвиняюще воскликнул Грейвз. – Мы не можем! Нам нельзя вмешиваться в дела не-магов! Пусть она распространяет свой бред и дальше, пусть клеймит колдовство – какое нам дело?

Он сдержанно выдохнул, чувствуя закипающую в крови ярость – старую, многолетней выдержки.

– «Какое нам дело», – язвительно повторил он. – Откуда у Бэрбоун эти идеи о том, что кругом одни колдуны? Оттуда, что, вашу мать, это чистая правда!

Он с трудом сдерживался, чтобы не выложить Гриндевальду все свои мысли одним бурным, гневным потоком. Перевёл дыхание, прошёлся от окна к двери. Гриндевальд следил за ним с явственным любопытством.

– Я говорил им: вы только вдумайтесь в то, что происходит. Волшебники связаны Статутом по рукам и ногам, но среди не-магов ведут себя так, будто это не люди, а какие-то обезьяны, которые не способны разумно мыслить. Нам приходится в газетах – в газетах, Геллерт! – печатать объявления в каждом выпуске на первой полосе: «Пожалуйста, не забывайте использовать Обливиэйт! Будущее магического сообщества зависит от ваших волшебных палочек!» Уважайте труд обливиаторов, блядь! – не сдержался он.

Гнев кипел внутри, как обжигающее зелье, смешивался с бессильной досадой. Сколько раз, сколько раз он бился головой об эту стену.

– Когда я сам был аврором, нас гоняли на улицы по каждому пустячному поводу, – сказал он. – Я служил обливиатором, ты помнишь, я же рассказывал, – бросил он мимоходом, будто поделился этим в дружеской беседе за стаканчиком чего-нибудь крепкого, а не до тошноты накачанный Веритасерумом. – Мерлин, я до сих пор ненавижу эти полгода… Как-то раз, – с энтузиазмом начал он, – мне с ребятами пришлось прочесать несколько кварталов в Куинс, считай, почти весь Флашинг. Сотни многоквартирных домов и десятки офисных зданий, чтобы ты представлял масштаб. И каждого, каждого встречного подвергнуть обливиации. Потому что одна безмозглая ведьма, – он сжал кулаки, – повадилась по ночам летать над городом на метле, со свистом покидая дом через трубу. Она, видишь ли, думала, – язвительно сказал Грейвз, – что не-маги не умеют бодрствовать по ночам. Что как только солнце закатывается за горизонт, они засыпают, как птички, и до рассвета не открывают глаз.

– Что я могу сказать, – вздохнул Гриндевальд, – маггловедение у вас в Ильверморни преподают паршиво.

– Другой случай, – Грейвз не собирался съезжать с темы. – Группа молодых остолопов забралась в парк развлечений в Нью-Джерси и выпустила боггарта в аттракцион «Замок с привидениями». Когда Конгресс обнаружил это и дал делу ход, счёт погибших от сердечных приступов шёл на десятки. Другой случай, – продолжил он. – Один зельевар сделал всё, как предписано, поселился за городом, во время работы был крайне осторожен… Но испытывать свои зелья отправился на стадион во время бейсбольного матча! Несколько не-магов погибли, потому что их не успели расколдовать!

– Не повезло, – Гриндевальд равнодушно пожал плечами.

– Такие, как Бэрбоун и ей подобные, – сказал Грейвз, – следят за каждым странным случаем. В большинстве своём их головы забиты религиозной чушью, которую они сами сочиняют, но иногда они видят правду. А маги зачастую не считают нужным как следует прятаться. Зачем беспокоиться, если у Конгресса есть штат обливиаторов и ликвидаторов? Они всё поправят! Один Скамандер чего стоит! – с чувством сказал Грейвз. – Попадись он мне в руки со своим дырявым чемоданом… Я не знаю, что бы я с ним сделал. Выслал бы в Англию не-маговской почтой. В конверте.

Гриндевальд усмехнулся, с явным удовольствием слушая выстраданный монолог. Он следил за Грейвзом одними глазами, удобно устроившись в кресле, будто перед ним была сцена.

– У нас столько внутренних проблем, – тоскливо сказал Грейвз, – что нам с ними бы разобраться. Куда нам ещё воевать.

– Вот поэтому, – азартно сказал Гриндевальд, – и нужны такие, как я. Магам нужно встряхнуться, счистить с себя шелуху. Увидеть главное. Ты говоришь о проблемах, которые порождены самим наличием Статута…

– Демагогия, Геллерт, – отмахнулся Грейвз. – Да, я согласен, положение вещей нужно менять. Но то, что ты делаешь – это бессмысленная, неэффективная чушь!

– Положение вещей нужно ломать, – возразил Гриндевальд. – Я делаю то, на что ни у кого из вас не хватает смелости.

– Но зачем же делать это так тупо, Геллерт? – умоляюще спросил Грейвз. – Ты не сможешь отменить Статут, просто устраивая пожары то там, то сям, и убивая не-магов. Твой террор привёл тебя только к тому, что ни один здравомыслящий политик не поддержит твои идеи. А без поддержки ты не развернёшь эту махину.

– Ты так уверен, что у меня нет поддержки? – издевательски улыбнулся тот. – У меня везде есть свои люди. В самых разных кругах.

Грейвз терпеливо вздохнул.

– Конечно, у тебя есть слепые фанатики, которых ты очаровал своей харизмой, – в его голосе не было слышно насмешки, и это само по себе было насмешкой. – Но я говорю не о них. Я говорю о тех, кто обладает реальной властью. И если ты думаешь, что они поддерживают тебя ради твоих высоких идеалов…

Грейвз сделал паузу, посмотрел на Гриндевальда взглядом, полным снисходительного сочувствия.

– Ты так наивен, Геллерт. Пойми, что уже давно тебя никто не воспринимает всерьёз. Ты ненадёжен, агрессивен, непредсказуем, эмоционально нестабилен. С тобой опасно иметь дело, – Грейвз развёл руками. – Зато тебя очень удобно использовать.

– Твоя фантазия безгранична, как и всегда, – Гриндевальд усмехнулся. – Даже странно, что сейчас в ней нет Криденса.

Грейвзу стало смешно. Гриндевальд попытался уязвить его в старое место, не подозревая, что там больше нет кровоточащей раны. Неужели ему больше нечего было сказать в ответ?..

– Оглянись, Геллерт, – с улыбкой сказал Грейвз. – Кто твои сторонники?.. Как их зовут?.. Все знают тебя, ты на виду, на слуху, ты – пугало. А они – в стороне от твоих дел, чистенькие, незапятнанные, все в белом. Ты пачкаешь руки, убиваешь, похищаешь, пытаешь… А тебя просто используют, чтобы хапнуть побольше власти, побольше денег. Чтобы устранить конкурентов… Как Нокс, например, – вспомнил Грейвз. – Я же знаю его много лет. Это прагматичный, расчётливый эгоист. Ему нет дела до высоких материй. У него есть одна мечта – начать сбывать не-магам волшебные сувенирчики. Золотая жила! А я вечно ставил ему палки в колёса, потому что только не-магов с волшебными палочками мне не хватало. А тут подвернулся ты и сделал за него всю работу…

– Как, наверное, неприятно осознавать, что тебя дважды поимел тот, кого ты не принимаешь всерьёз, – издевательски сказал Гриндевальд. Грейвз пожал плечами:

– Неприятно. Но я как-нибудь переживу.

Они замолчали оба, поглядывая друг на друга. Грейвз нащупал в кармане пиджака портсигар, вернулся в кресло и сел, положив ногу на ногу.

– Знаешь, чего я боюсь, Геллерт? – задумчиво спросил он, крутя сигарету. – Есть у не-магов такое изобретение, называется пулемёт. Бьёт вот такими патронами, – он продемонстрировал Гриндевальду сигарету, зажав её двумя пальцами, – два-три дюйма длиной. Десять выстрелов в секунду. Десять! – резко повторил он, отбросив спокойный тон. – Представь, как десять кусков металла в полпальца длиной каждую секунду летят в твою сторону. Они летят так быстро, что ты их даже не видишь. А теперь представь, что тот, кто жмёт на гашетку, – Грейвз неопределённо махнул рукой в сторону, – находится от тебя в нескольких километрах. У тебя нет ни одного шанса увидеть, как тебя ловят в прицел. Пуля настигнет тебя за две, три секунды… и не одна пуля, а десять, двадцать. Ты не успеешь закрыться щитом, ты не успеешь аппарировать – ты ничего не успеешь сделать, Геллерт, – убеждённо повторил он. – Ты даже не успеешь понять, что случилось.

Он сунул сигарету в рот, и она сразу затлела.

– А теперь подумай, – Грейвз спокойно выпустил дым и провёл языком по губам, – если сейчас у не-магов есть пулемёт… что будет у них через год? Через десять лет? У них есть танки и самолёты, у них есть бомбы, у них есть иприт, фосген и чёрт знает что ещё. Ты хочешь воевать с ними?.. – насмешливо спросил Грейвз. – Они обгоняют нас технологически. Их наука развивается так быстро, что наши «учёные» не успевают за ними копировать. Что есть у нас, что не было бы украдено у них?.. И что будет, когда их наука разовьётся до такой степени, что магия больше не будет нас прятать?.. Что будет, когда они сами обнаружат нас какими-нибудь… радиоволнами?

– Представь себе, что ты не один тут такой умный, – Гриндевальд презрительно скривил губы. – Именно поэтому я делаю то, что делаю. Магглы опасны, и становятся опаснее с каждым днём. Наше преимущество перед ними тает, как дым. Именно поэтому я изучаю древнюю магию, тёмную магию – однажды окажется, что нам больше не на что положиться.

– Именно поэтому, Геллерт, важно сначала ослабить, а потом отменить Статут, наладить контакт с не-магами, начать с ними сотрудничать. Но пока ты резвишься, об этом не может быть и речи. Ты украл у нас десятки лет свободы, – обвиняющим тоном сказал Грейвз.

– Болтовня и бюрократия! – перебил Гриндевальд. – Ты предлагаешь не действовать, а рассуждать. Бесконечно говорить, говорить и говорить: можно сделать то, можно сделать это… Но никто никогда ничего не делает!

– Я лично, – резко ответил Грейвз, – сделал для защиты свободы американских магов всё, что было в моих силах!

– Таскаясь по переулкам за сиротками? – едко спросил Гриндевальд.

Грейвз посмотрел на него, подняв бровь. Дались же ему эти сиротки. Неужели так и не понял, что этот приём уже не работает?.. Гриндевальд смотрел вызывающе, с лёгким недоумением. Давай, давай, пусть до тебя наконец дойдёт, – подумал Грейвз.

Молчание затянулось. Грейвз смотрел спокойно, слегка изучающе, как флегматичный глава семьи смотрел бы на плохо воспитанного гостя, рассказавшего за столом непристойный и несмешной анекдот. Белоснежная скатерть, хрусталь в огоньках свечей, фарфор, шесть перемен блюд, тихие разговоры, и вдруг – «мы, ковбои, народ грубый – лошадей ебём».

Грейвз дождался, пока Гриндевальд отведёт взгляд, и продолжил, как ни в чём ни бывало:

– Если бы из-за тебя мне не приходилось осторожничать, чтобы мои предложения не связали с твоими идеями, поправки к Закону Раппапорт уже обсуждались бы в Конгрессе. Но я и без этого сделал достаточно. В каждой крупной не-маговской газете у меня есть свой человек. Газеты сейчас создают общественное мнение, не-маги верят всему, что в них пишут. Мои люди ведут аккуратную пропаганду, сейчас они сосредоточены на Рождестве. Это молодой праздник, но не-маги его любят. Мы наняли художников и журналистов, мы через десятые руки свели вместе Санта-Клауса и Кока-Колу, мы начали печатать рождественские истории для детей, мы создали новые традиции… И ты знаешь, что происходит?.. Не-маги начинают верить, что чудеса в Рождество – это нормально! – сказал Грейвз. – Не просто дети, а взрослые люди. В последние годы Отдел обливиации в конце декабря почти в полном составе прохлаждался без работы, потому что никто не пугался, случайно увидев магию. Без работы по обливиации, конечно, – усмехнулся Грейвз, – потому что я поручал им шляться по улицам и устраивать маленькие, крошечные, добрые чудеса. И это работало! – с внезапной злостью сказал он. – Пока ты мне всё не испортил!

Гриндевальд покачал головой.

– Какой же ерундой ты был занят всё это время, Перси. Лучше бы ты пришёл ко мне, я нашёл бы тебе занятие поинтереснее.

– Лучше бы ты пришёл ко мне, – жёстко сказал Грейвз. – Я серьёзно, Геллерт. Если бы десять лет назад ты пришёл ко мне и сказал: «Давай изменим мир, давай будем работать вместе» – я бы выслушал тебя и предложил бы тебе помощь. Если бы ты не был зациклен на своих пиротехнических увлечениях, а действительно хотел изменить мир, уже сейчас отмена Статута обсуждалась бы в цивилизованном обществе – политиками, промышленниками, учёными. Эти разговоры велись бы на светских приёмах, в Конгрессе, на кухнях. Мы бы нашли способ открываться не-магам постепенно, шаг за шагом. Люди хотят верить в чудеса, посмотри только на их религии. Они жаждут чудес. Мы бы дали им то, что они хотят.

– А как же охотники на ведьм, которых ты так боишься? Куда их? – насмешливо спросил Гриндевальд.

– Тем, кто будет упорствовать – стереть память, – ответил Грейвз. – Завербовать своих людей в маггловских правительствах по всему миру, начать лоббировать нужные нам законы. Да, это не быстро, – он кивнул. – И не так эффектно, как взорванный магазин. Но эти методы – работают. А твои – нет.