Текст книги "Как приручить Обскура (СИ)"

Автор книги: Макс Фальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 57 страниц)

Утром в постели моей

Однажды вечером заглянул Ньютон, остался до ужина и после ужина. Они с Криденсом исчезли в зверинце всего на час – Криденс впервые позвал Грейвза с собой, но тот вежливо отказался, объяснив, что никогда не умел находить общего языка с хвостатыми, пернатыми, чешуйчатыми и прочими тварями. Ньют проверил, как заживает рука, не нашёл сильных изменений, но не расстроился: она всё равно действовала лучше, чем в прошлый раз. Они провели втроём на удивление приятный вечер – а потом Ньют кое-что вспомнил.

– Авроры приходили на следующий день, – сказал он, и никому не стоило уточнять, на следующий день после чего. – Город был взбудоражен. Я наплёл им, что это баньши вырвался из-под холма, но… Криденса видели. Если слухи дойдут до…

– Я понял, – оборвал Грейвз.

– Вы уедете?.. – спросил Ньют, потирая ладони.

– Я не хочу никуда уезжать, – сказал Криденс.

– Мы не будем от него бегать, – ответил Грейвз. – Это бессмысленно, мы только потратим время. Если он придёт сюда – пусть приходит, мне есть чем его встретить.

– Он опасен и очень умён, – тихо сказал Ньют.

– Я тоже опасен, – усмехнулся Грейвз. – А уж как опасен Криденс – не мне вам рассказывать, вы видели. Сейчас у меня есть шанс держать руку на пульсе событий, – добавил он. – Я не стану от него отказываться.

– Будьте осторожны, – попросил Ньют. – Вы же знаете, что он ни перед чем не остановится.

– Не рассказывайте это мне, – сухо сказал Грейвз. – У меня было четыре месяца, чтобы изучить его методы. Я лучше кого бы то ни было знаю, на что он способен.

Ньют посмотрел на него, подняв светлые брови.

– Очень странно, – сказал он, хмурясь. – У меня всё время выскальзывает из памяти, что вы были в плену. Это может быть какое-то заклятие, которое он на вас оставил.

– Это двадцать пять лет службы аврором, – сказал Грейвз. – На мне нет его заклятий, это проверяли во время расследования. Я едва уговорил не разбирать меня на части, чтобы проверить отдельно каждую клетку.

– Но в Дурмштранге… – начал Ньют.

– Лет пять назад я лично завербовал нескольких специалистов по Тёмной магии, закончивших Дурмштранг, – сказал Грейвз. – В Америку едет много эмигрантов, и далеко не все они сохраняют лояльность своим школам. У нас есть отдел, в котором вместе работают выпускники Хогвартса, Шармбатона, Колдовстворца, Махотокоро, Кастелобрушу и Уагаду. Я не могу позволить себе рисковать своими людьми… только из-за того, что мы недостаточно внимательно присматриваемся к методам соседних школ. На мне нет чужих заклятий, – сказал он.

– Вам виднее, – сказал Ньют. – Я лучше разбираюсь в магозоологии, чем в политике и всех этих… играх.

– Хорошо, что я разбираюсь, – сказал Грейвз. – Думаю, в ближайшее время Гриндевальд будет осторожен. Его ищут. И я собираюсь помочь его отыскать. Надеюсь, у меня получится сделать это раньше, чем он найдёт нас.

Прощаясь, Ньют замешкался, поманил Грейвза за собой из дома.

– У вас получилось… – спросил он, глядя в сторону, – найти общий язык с Криденсом?.. Вы смогли помириться?

– Да, – сказал Грейвз. – Не волнуйтесь за него.

– Я волновался не только за него, но и за вас, – тихо ответил тот, неуверенно улыбнувшись клумбе с фиолетовыми крокусами.

– Мы пришли к пониманию, Ньютон, – сказал Грейвз и коротко сжал его за плечо. – Он не нападёт на меня второй раз. Он верит, что я заинтересован в нём лично, а не только в его возможностях.

– И это правда?.. – Ньют поднял глаза.

– Да. Это правда, – сказал Грейвз.

– Хорошо, – тот быстро улыбнулся, быстро отвёл взгляд. – Я… я рад.

Грейвз отправил Легиона с посланием к Смит-Каммингу, подтверждая готовность сотрудничать во всём, что будет касаться Гриндевальда. Он не рассчитывал, что британская разведка откроет ему все карты, но предполагал, что новой информации в любом случае будет достаточно, чтобы работать вместе. Неизвестно ещё, кому повезло в этой ситуации больше – ему или Смит-Каммингу, заполучившему в своё распоряжение бывшего директора американского Департамента магической безопасности.

Следующие несколько дней пролетели так быстро, что он едва успевал оглядываться. День начинался с занятий с Криденсом. Тот овладевал магией с какой-то феноменальной скоростью. Прежние успехи не шли ни в какое сравнение с тем, чего Криденс добивался теперь. Тренировки на свежем воздухе давались ему сложнее, он вообще был к ним непривычен, но зато он был упрямым. Пробежки вдоль озера и гимнастические упражнения очевидно приносили ему радость. Грейвз вспоминал, как гонял юнцов в аврорате, и с каждым днём чувствовал себя всё моложе.

После обеда он отправлялся в Министерство, постепенно вникая в курс дел и изучая секретные сводки агентов со всей Европы. Он догадывался, что ему скармливали далеко не всю информацию, но ему хватало и того, что он узнавал. В ответ пришлось поделиться со Смит-Каммингом методикой вычисления шпионов Гриндевальда, которую Грейвз разработал сам. Те всегда действовали по отлаженной схеме – в отличие от американцев, которые отдавали секретной службе лишь часть времени, как Гудини, а в обычной жизни были простыми предсказателями, зельеварами и торговцами. Небольшая ставка агента была для них не самым важным вознаграждением. Грейвз отбирал тех, кого интересовала возможность быть полезным своей стране. Он не верил в лояльность за деньги – всегда может найтись тот, кто предложит больше, хотя иногда и ему приходилось сотрудничать с профессионалами, которые напоминали путешествующих коммивояжёров, просто вместо артефактов и оберегов они торговали тайнами. В качестве связных и курьеров Грейвз использовал девушек – они редко возбуждали подозрение, особенно когда мастерски прикидывались дурочками. Гриндевальд собирал под крыло только амбициозных магов, не обращая внимание на пол. Грейвз же не гнушался простушками и кокетками. Мужчины нередко брезговали вытряхивать содержимое дамских сумочек, так что в пудреницах, расчёсках или в стопках гигиенических принадлежностей его агенты носили по Европе множество тайн.

Система перекрёстного допроса привела Смит-Камминга в восторг. Каждый агент Гриндевальда, выпущенный из школы, следовал раз и навсегда установленным правилам. На этом их и ловили – несмотря на идеально составленную легенду, они держались слишком спокойно, выпаливали показания без запинки там, где простой человек, ни в чём не замешанный, путался в словах от волнения, краснел, бледнел, заикался и пытался соврать. То, что казалось подозрительным – на самом деле было естественным.

Грейвз проводил в Министерстве по три, четыре, шесть часов, иногда запаздывая к установленному собой же времени ужина. Криденс всегда дожидался его, не садясь за стол, когда бы он ни вернулся. Вечера заканчивались шахматами, прогулками, поцелуями и куда более откровенными ласками, чем прежде. Криденс не боялся ничего и был готов ко всему. Но Грейвзу было мало простого согласия. Ему было нужно, чтобы Криденс научился отвечать – всем собой, всем телом. И он учил.

В первый раз он сам испытывал волнение – от предвкушения. Сердце билось чаще, в брюках стало тесно, когда он завёл Криденса к себе в спальню, которая снова вызывала у мальчишки благоговение.

– Сядь, – сказал Грейвз, отпустив его руку, и закрыл дверь. Щёлкнул замком. В доме никого не было, кроме них – но это был символический жест: быть закрытыми в комнате с тёмными стенами и огромной кроватью, вдвоём, в тишине. Отгородившись от мира. Между ними происходило что-то важное, чего нельзя было высказать в словах. Даже Грейвз не знал этих слов. Он мог только чувствовать, как в каждом из них копится напряжение, и когда они приближаются друг к другу – вспыхивает сияющая вольтова дуга, ослепляя и обжигая обоих.

Криденс облизал пересохшие губы, сел на край постели и положил руки на колени. Он не выглядел ни смущённым, ни растерянным, ни напуганным – но его волнение чувствовалось лёгким привкусом озона и чёрного дыма в воздухе. Грейвз подошёл к нему вплотную, положил руки на плечи.

– Я хочу научить тебя доставлять мне самое большое удовольствие, – сказал он.

Криденс поднял к нему лицо, ничего не ответив – они оба знали, что ответ и так ясен. Криденс мечтал научиться.

– Это не навык тела, – сказал Грейвз, поглаживая его по плечам и по шее. – Его ты освоишь быстро. Это умение раскрываться для меня целиком. Впускать меня не только в твоё тело, но ещё глубже… – он прикоснулся к его груди. – Ты понимаешь меня?..

– Да, – тихо сказал Криденс, глядя ему в лицо обманчиво спокойными глазами, на дне которых клубилась тьма.

Грейвз одной рукой расстегнул его жилет, стянул с плеч. Криденс подался вперёд, выскальзывая из него, но остался сидеть на месте. Грейвз за локоть поднял его на ноги, не расстёгивая, спустил вниз подтяжки.

– Сколь еще долго украдкой мы будем с тобой целоваться,

Тайные знаки любви взором друг другу дарить? – негромко сказал он, развязывая ему галстук и с шелестом вытягивая его из-под воротника. Криденс тихо вздохнул, расправив плечи. Грейвз взялся за пуговицы рубашки, по одной, не торопясь, выталкивая их из петель. Правая рука подводила его, но он уже приноровился действовать левой. Криденс стоял ровно, опустив глаза, сдержанно дышал. Беглая улыбка то появлялась, то исчезала у него на губах, словно дрожащий огонёк.

Грейвз развёл полы рубашки в стороны, прикоснулся к его груди ладонями, погладил по рёбрам, обвёл большими пальцами соски – те напряглись от прикосновения. Криденс вдохнул, сжал губами улыбку. Он уже знал, что Грейвзу важен каждый его ответ, даже самый слабый, и позволял телу реагировать так, как оно желало само, не прячась.

Грейвз спустил рубашку с его плеч, прогладил ключицы и мышцы. Расстегнул ему брюки, подцепил пальцами вместе с бельём и стянул вниз. Присев на корточки, крепко взял за щиколотку, снял с Криденса обувь и носки. Хлопнул ладонью по икре, чтобы тот вышагнул из брюк.

– Развяжи мой галстук, – велел он, поднявшись, и заметил, как у Криденса вздрогнул член, отзываясь на приказ возбуждением.

Прикусив губу, Криденс распутал шёлковый узел – медленно, растягивая удовольствие. Развязал и оставил лежать на шее, тайком улыбнувшись, будто это было верхом бесстыдства.

– Жилет, – скомандовал Грейвз, вложив руки в карманы, и Криденс явственно покраснел – хотя в полумраке спальни это скорее угадывалось, чем было отчётливо видно. От волнения пуговицы скользили у него в пальцах, но Грейвз не помогал. С каждым мгновением промедления Криденс краснел всё сильнее, член у него поднимался всё выше, пока не коснулся головкой брюк Грейвза. Криденс на секунду закрыл глаза, пошатнулся и расстегнул последнюю пуговицу с коротким выдохом.

– Сними, – подсказал Грейвз, когда Криденс замер, вцепившись кулаками в края чёрного жилета. Переведя дыхание, тот снял его с Грейвза, качнувшись ближе, и выронил на пол, случайно разжав пальцы.

– Пожалуйста, сэр, – хрипло прошептал он, положив горячие ладони ему на грудь, – можно ещё?..

– Что ты хочешь ещё?.. – тихо спросил Грейвз, пристально глядя ему в лицо.

– Ру… рубашку, – выдохнул тот, короткими ногтями легонько царапнув в грудь.

– Можешь расстегнуть у ворота, – разрешил тот. – На одну пуговицу.

– Можно на две?..

– На одну, – твёрдо сказал Грейвз.

Криденс скользнул ладонями выше, к плечам. Заметно сглотнул, взявшись за твёрдый воротничок и коснувшись пальцами шеи. Грейвз немного поднял подбородок.

– Сколь еще тешиться долго одними словами придется,

Изо дня в день промедлять в том, что уже решено? – негромко проговорил он, зная, что Криденс почувствует пальцами вибрацию горла. Криденс почувствовал, прерывисто вздохнул. Его член мягко ткнулся Грейвзу в пах упругой головкой. Персиваль смотрел ему в лицо, чуть щуря глаза.

– Криденс, – сказал он, и тот едва вздрогнул от голоса, который и чувствовал, и слышал. – Не возись. Если взялся – расстёгивай.

Тугая петля наконец поддалась, воротничок разошёлся в стороны. Криденс опустил руки, пересчитав пальцами оставшиеся пуговицы. Тонкая белая ткань отозвалась тихим шелестом. Криденс посмотрел на гладко зачёсанные волосы.

– Нет, – ответил Грейвз на незаданный вопрос. – Но если ты будешь стараться меня порадовать – они выбьются сами. Ты будешь знать, что это твоя заслуга.

– Да, сэр, – с предвкушением выдохнул тот, глаза у него зажглись. – Я хочу вас порадовать…

– Ложись, – сказал Грейвз.

Криденс сел на тёмно-синее, почти чёрное покрывало, прошитое серебряной нитью, сдвинулся в центр кровати. Машинально погладил его пальцами, опустился на спину, расставив руки. Распахнув глаза, уставился в потолок. Он глубоко дышал, напряжённый член лёг ему на живот, заметно вздрагивая от пульса. Криденс ждал, что будет дальше, готовый принять и боль, и поцелуй, а ещё лучше – их вместе.

Грейвз шагнул к краю постели, заставил его согнуть колени и руками потянул их в стороны. Криденс поддался легко и чутко – согнул, развёл, раскрываясь без капли стеснения. Любое стеснение Грейвз отменял своей волей. Криденс просто подчинялся и доверял ей, выполняя любое требование.

Он доверял. Знал, что в ответ получит ласку. Наедине с Грейвзом не могло быть стыда и страха – Грейвз не стыдил и не угрожал. Он был предельно честен, каждый приказ был предельно прост. Подчиняться было легко и естественно. И Криденс подчинялся, не задавая вопросов, не сомневаясь.

Персиваль удивлялся каждый раз, когда видел, как быстро мальчик соскальзывает в этот особенный транс, становясь мягким, как масло. Сколько облегчения отражается у него на лице, когда оно разглаживается, как иногда это невыразимое, невыносимое облегчение собирается в уголках глаз маленькими слезинками и срывается вниз по вискам, а губы складываются в благодарную улыбку.

Грейвз погладил его обеими руками, от колен до щиколоток и обратно, обхватывая ладонями икры, чувствуя жёсткие колкие волоски. Криденс отозвался расслабленным вздохом. Он смотрел в потолок широко раскрытыми глазами. Руки раскинуты в стороны, пальцы перебирают покрывало. Криденсу не нужно было сейчас смотреть на Грейвза, чтобы следовать за его волей. Взгляды глаза в глаза им нужны были лишь в самом начале, когда Грейвз каждый раз заново ломал хребет его сопротивлению, замешанному на старом стыде и страхе. Когда они исчезали, исчезало и сопротивление.

Склонившись, Грейвз поцеловал его под колено. Криденс тихо ахнул – без изумления, просто отвечая на прикосновение губ. Грейвз накрыл его мягкими ласковыми поцелуями, и выше, и ниже, и с внутренней стороны, где было чувствительнее всего. Несколько десятков точно таких же поцелуев достались второму колену, прежде чем Грейвз, потеревшись о них щекой, словно лесной кот, оставляющий метку своей территории, двинулся выше. Он целовал стройные светлые бёдра, языком поднимал дыбом волоски на них, поднимался по ногам всё выше и выше, по внутренней стороне бёдер приближаясь к паху. Криденс отвечал стонами – тихими, длинными, как дыхание.

Опираясь на руки, Грейвз остановился над его членом. Тот лежал наискосок через живот – крупный, плотный, покрасневший от прилива крови. Под тонкой кожей змеились тёмные вены. Грейвз наклонился, провёл по нему кончиком носа от основания до уздечки, вызвав у Криденса громкий вздох. Качнулся на руках назад к паху – и провёл по горячему члену горячим языком. Криденс конвульсивно сжал пальцы на покрывале и ответил таким громким стоном, что Грейвз решил дать ему передышку – мальчик рисковал кончить от этих ласк немедленно. Он гладил его по внешней стороне бёдер, целовал, избегая самых чувствительных мест, хотя это было непросто – раскрываясь и подчиняясь, Криденс становился чувствительным весь. Он подставлялся под руки и губы, постанывал, едва ли не хныкал от нетерпения, но Грейвз, двумя пальцами пережав основание члена, успокаивал лаской, а не возбуждал, и Криденс постепенно начал дышать ровнее. Грейвз короткими дразнящими поцелуями прошёлся от мошонки до уздечки, лизнул упругую, сладко и терпко пахнущую головку, и качнулся выше.

Он чувствовал жажду тела Криденса, как острую физическую потребность. Недостаток еды вызывает чувство голода. Недостаток воды – жажду. Для недостатка Криденса не было подходящего слова. Грейвз не назвал бы его ни любовью, ни страстью, ни похотью. Это было что-то звериное. Древнее. И голод, и жажда, и страсть одновременно, и щедрая горсть безумия. Может быть – одержимость?..

Что чувствует рысь, сжимая челюсти на горле косули? Способна ли она чувствовать торжество от удачной охоты? Грейвз определённо чувствовал, что его охота была удачной – что Криденс, которого он так долго выслеживал, приманивал, приручал – Криденс был добычей, которая достанется ему одному. Безраздельно.

Грейвз целовал его жадно, поднимаясь к груди, Криденс стонал и вздрагивал, будто губы обжигали его. Он потянулся к члену, Грейвз остановил его:

– Нет. Сегодня будет не так.

– Мистер Грейвз, – бессильно прошептал тот, соглашаясь и умоляя одновременно. Вцепился пальцами в покрывало, подставляясь под горячие поцелуи.

Грейвз опустил руку вниз, мимо члена, погладил промежность. Криденс приподнял бёдра, позволяя проникнуть дальше, Грейвз нажал пальцами на вход, погладил вокруг, по ягодицам и между ними.

– Только напрасно мы время прекрасное тратим с тобою:

Речи пустые должна в дело любовь превратить, – прошептал он.

– Я не могу называть ваши речи пустыми, простите, – внезапно с тихим стоном сказал Криденс, закрыв глаза. – Если пустые они, то и небо тогда уж пустует, – продолжил он, и Грейвз замер, понимая, что не ослышался: тот отвечал чистым гекзаметром. – Тёмное, звёзд и луны лишено, безнадёжно слепое… Как же тогда я сумел солнце увидеть на нём?

– Криденс… – выдохнул Персиваль, но тот только тихо улыбался, покачивая бёдрами, тёрся о его руку и, кажется, даже не собирался оценивать произведённый эффект.

Грейвз потянулся к его лицу, поцеловал в раскрытые губы. Криденс обвил его за шею руками, будто это было знаком позволения прикоснуться к Грейвзу.

– Посмотри на меня, – прошептал Персиваль, и Криденс повиновался, выныривая на звук его голоса из своего сладкого забытья. – Поэтическое состязание мы продолжим позже, – сказал Грейвз, чуть улыбнувшись. – У тебя прекрасное чувство ритма.

Он гладил Криденса по ягодицам, и тот прижимался к руке, постанывая и хмуря брови. Грейвз стоял над ним на коленях, между широко разведёнными ногами, упираясь ладонью в покрывало за плечом Криденса.

– Сейчас ты будешь слушать меня и мои руки, – сказал он. – Подними бёдра выше. Не так высоко, – поправил он, когда Криденс потёрся членом о его живот. – Это время для других ласк. Трогать член ты сегодня не будешь.

– Да, сэр, – ответил Криденс, сдержанно выдыхая.

Грейвз погладил его между поднятыми ягодицами, легонько похлопал по ним:

– Не сжимай.

Криденс постарался расслабиться. Грейвз гладил его по заду, помогая разжать мышцы, раскрывая ягодицы, оттягивая их в стороны. Криденс постанывал от каждого прикосновения пальцев к промежности, непроизвольно сжимался от ласки. Грейвз гладил медленно, проминал напряжённые мышцы в паху. Криденс старался, но, стоило его расслабить в одном месте, как он напрягался в другом.

Грейвз знал, что так будет. Криденс так долго жил под грузом стыда за себя – за эрекцию, за наличие члена, за смутные телесные желания – что над ним придётся долго работать, прежде чем он сумеет избавиться от воспоминаний, застрявших в теле.

– Не торопись, мой мальчик, – сказал Грейвз, заметив, что тот начал хмуриться от досады, – у нас впереди вся ночь. И эта… и все остальные.

Криденс выгнулся навстречу руке, будто впервые поверил, что Грейвз хочет его.

– Я хочу быть вашим… – прошептал он, устремляя взгляд в потолок. – Вашим всегда… Я хочу…

Он прервался, жалобно поднял брови, шаря глазами по потолку, будто пытался найти там слова.

– Я столько всего… – начал он и опять остановился. – Я никогда… Я не знаю, – беспомощно выдохнул он.

– Я знаю, – ответил Грейвз, глядя ему в лицо. – Я знаю, чего ты хочешь. Я сам всегда этого хотел. Я думал о тебе с нашей первой встречи. Я не знал тебя, но хотел тебя. Вспомни, как тебе было тепло.

– С вами… – выдохнул Криденс, балансируя на грани транса от спокойного негромкого голоса.

– У меня было много желаний, – сказал Грейвз. – Все – о тебе.

– Я хочу их все, – прошептал Криденс, закрывая глаза, пытаясь задержать его пальцы, сжав ягодицы.

– Расслабься, – тихо сказал Грейвз, – или ты не сможешь дать мне то, что мне нужно. Ты должен стать открытым… мягким. Свободным.

Криденс глубоко вздохнул, его лицо разгладилось, он опустил бёдра, коснулся задом покрывала – и Грейвз почувствовал, как напряжённые мышцы проминаются, расслабляются, будто внутри распускаются слишком туго натянутые струны.

– Свободным… – прошептал Криденс, уголки губ у него дрогнули.

Грейвз негромко произнёс безотказное заклинание, и его пальцы увлажнились.

– Очень хорошо, мой мальчик, – сказал Грейвз, целуя его в жёсткую линию челюсти, мягко нажимая пальцами на промежность сразу за мошонкой. – Запомни, что ты сейчас чувствуешь.

– Счастье… – прошептал Криденс. – Я такой лёгкий…

Грейвз провёл рукой ниже, погладил, щедро увлажняя смазкой вход, и скользнул внутрь указательным пальцем, аккуратно и плавно, сразу на всю длину. Криденс тихо вскрикнул и выгнулся, прижимаясь задницей к покрывалу. Он резко дышал, будто какой-то из страхов вернулся к нему. Грейвз не шевелился, давая ему время привыкнуть. Тесные мышцы сжали палец у основания с такой силой, что он чувствовал собственный пульс.

Конечно, проще было бы всё время поддерживать Криденса в сладком покорном забвении, тогда не пришлось бы ему ничего объяснять, не пришлось бы даже учить – можно было просто приказать, и в этом подобии гипноза Криденс расслаблялся бы полностью. Но Грейвзу было нужно, чтобы мальчик осознавал всё, что с ним происходит, не только телом, но и сознанием. Чтобы он научился владеть собой – а не привыкал быть только бездумно, бесстрашно послушным. Покорность – изысканное удовольствие, Грейвз не собирался ограничиваться только ею.

– Не бойся, – сказал Персиваль, пригибаясь к нему, чтобы Криденс чувствовал тепло его тела.

– Я… не боюсь… – судорожно выдохнул Криденс, уцепившись за его плечи. – Я не боюсь… Мне не больно… Я только…

– Я знаю, – сказал Грейвз, ласково касаясь губами его груди. – Ты не привык. Это кажется странным. Не бойся, – повторил он. – Я хочу тебя именно так.

Криденс глубоко вдохнул, выпустил из стиснутых пальцев рубашку.

– Покажите… – попросил он.

Грейвз медленно вынул палец почти целиком, погладил ощутимо напряжённое кольцо мышц, втолкнул снова. Криденс вздрогнул от толчка всем телом, мотнул головой набок, закусил костяшку пальца. Волосы мягкими кольцами закрыли его лицо – сомкнутые дрожащие ресницы, изломанные острые брови, яркие шершавые губы, светлую родинку на спинке носа. Раскинутый на гладком покрывале, на тёмно-синей ткани с матовым отблеском, он казался почти светящимся. Если бы талантливый художник увидел его – если бы Грейвз позволил хоть одной живой душе увидеть Криденса вот таким – никакая загадка никакой Моны Лизы не сравнилась бы с этим краешком губ, приоткрывших белые зубы.

Грейвз медленно скользил одним пальцем наружу и внутрь, наблюдая, как непривычные, поначалу неудобные ощущения зажигают в Криденсе удовольствие. Тот постанывал, тянул бёдра вверх, предлагая войти глубже. Скользнув одной рукой по груди, потёр ладонью сосок, провел по животу, задержав дыхание – и увёл ладонь в сторону, на бедро, не коснувшись члена.

– Молодец, мальчик мой, – прошептал Грейвз, целуя вздымающуюся от вздохов грудь. И скользнул внутрь двумя пальцами. Криденс запрокинул голову с беззвучным стоном, скомкал в кулаках покрывало, надеваясь на пальцы, обхватывая их так сильно, как только мог.

– Разожмись, – тихо скомандовал Грейвз. – Мягче… Учись раскрываться.

– Я… – прошептал Криденс, выгибаясь волной и сжимаясь ещё теснее, – я не знаю, как… я не умею…

Грейвз прижал его к кровати всем весом, Криденс распахнул глаза, раскрыл губы, ошеломлённый такой близостью. Грейвз медленно отстранился, оставив его распластанным.

– Представь, что ты не удерживаешь мои пальцы, а выталкиваешь, – негромко сказал он.

Криденс слегка покраснел, сдвинул брови. Попытался – но почти безуспешно.

– Ещё, – спокойно сказал Грейвз, легонько поглаживая его изнутри. – Смелее.

Криденс глубоко вздохнул, продолжая заливаться краской.

– Простите… – прошептал он, выпадая из сказочного мира новых удовольствий в робость и неуверенность.

– Криденс, тебе нечего бояться со мной, – негромко сказал Грейвз, нависая над его лицом. – Сделай, как я сказал. Я жду.

Тот вздохнул ещё раз, закрывая глаза, – и Грейвз почувствовал мягкое сопротивление. Он позволил пальцам выскользнуть почти полностью – и резко толкнул их обратно, сквозь сжатые мышцы. Криденс вскрикнул от неожиданно острого наслаждения – и расслабился.

– Запомни, как ты это сделал, – негромко сказал Грейвз. – Теперь понимаешь, чего я хочу?..

– Да, – глубоким голосом выдохнул Криденс. – Я понимаю…

– Тогда повтори, – сказал Грейвз. – Покажи, что ты понял.

От сильных движений пальцев Криденс стонал в голос, сжимая и отпуская их, следуя за темпом, который задавал Грейвз. Поднимал бёдра, упираясь пятками в кровать, раскрывался, впускал в себя, коротко всхлипывал. Становился горячим. Грейвз проводил языком по его груди, прихватывал соски зубами, облизывал, целовал. Длинные плавные толчки менял на короткие и глубокие, поглаживал подушечками пальцев, нажимал, раздвигал пальцы, расширяя его внутри и растягивая мышцы у входа. Криденс задыхался от стонов, насаживаясь на его руку, пытался вобрать глубже, вскидывал бёдра, скользя спиной по гладкому покрывалу.

– Перевернись, – шепнул ему Грейвз, лизнув в шею, – ляг на живот.

Криденс нетерпеливо застонал, когда он убрал пальцы. Подобрал коленки, перекатился, лёг, подложив руки под голову и раздвинув ноги. Грейвз встал позади него на колени, крепко взял за пояс и дёрнул вверх, вынуждая выставить задницу. Сунул руку ему под живот, отогнул член и вытянул наружу. Криденс протестующе застонал, но Грейвз не собрался позволять ему кончить, как следует потёршись о покрывало. Он хотел научить во всех смыслах глубокому удовольствию.

– Положи сюда руки, – Грейвз похлопал его по круглым ягодицам. – Раскрой себя.

Криденс упёрся лбом в покрывало, дотянулся и развёл ягодицы в стороны, открываясь для взгляда. В промежности и вокруг влажно блестела смазка. Покрасневший от прикосновений зад был туго сжат – послушно подчиняясь приказу, Криденс всё равно ещё испытывал смущение и неловкость. Он быстро от них избавится, когда привыкнет и научится отдавать себя. Когда они оба забудут, что это такое – стыд, и зачем он придуман.

Грейвз погладил его между ягодицами, большими пальцами раскрывая их сильнее. Криденс испуганно застонал и сжался под короткими беглыми поцелуями, которые достались заднице – принимать настолько откровенную ласку он явно не был готов. Грейвз не стал заставлять. Собрав пальцами побольше смазки у входа, он втолкнулся внутрь резким и аккуратным движением, и, нависнув над спиной Криденса на локте, больше не давал ему передышки.

Криденс о ней и не просил.

Грейвз трахал его, прикрыв глаза, в забывчивости надолго приникая губами к лопаткам и шее. Глубоко, сильно. Пальцами было легко менять угол проникновения, он искал самый лучший, прислушиваясь к непрерывным глухим стонам Криденса. Тот держался зубами за покрывало, вилял задом, толкался назад, ловя ускользающие пальцы. В его стонах начал прослеживаться ритм. Грейвз слушал его тело, плавно ускоряясь. Хлопнул его по плечу, позволяя убрать руки с задницы. Криденс подтянул их под голову, ткнулся лбом в локти. У него покраснела шея. Он дышал влажно и тяжело, с короткими стонами, похожими на резкие вскрики. Задница начала напрягаться.

– Нет, – отрывистым шёпотом приказал Грейвз ему в ухо. – Не сжимайся. Дыши глубже. Мне мало тебя… Я хочу ещё.

Криденс с мучительным стоном прогнулся, растёкся по кровати всей грудью, выпятив зад. Он что-то бормотал в ответ, но слишком тихо и сбивчиво, чтобы Грейвз мог понять.

– Я хочу тебя слышать, – потребовал Персиваль сквозь зубы. Волосы упали ему на лицо. Он толкал свою руку бёдрами, будто брал Криденса не пальцами, а членом.

Тот всхлипнул, приподнял голову.

– Скажите, что я ваш… – шепотом взмолился Криденс. – Скажите, что я ваш!..

У него дрожал голос. Он расслаблялся так основательно, что Грейвз, если бы захотел, мог бы легко добавить к двум третий палец. Он был почти готов.

– Хочешь быть моим, Криденс?.. – прошептал Персиваль ему в шею, и тот вскинулся от горячего дыхания.

– Я хочу… Я хочу!.. – повторял он, запрокинув голову, натягиваясь на пальцы почти до костяшек и судорожно комкая в кулаках покрывало.

– Криденс… – Персиваль впитывал его сбитое дыхание, и, тесно прижавшись к нему – грудью, животом, бёдрами – накрыв его тело своим, мягко, ритмично и сильно толкался подушечками пальцев внутри, задавая темп. Криденс задыхался, беспомощно скулил, вымаливая «Скажите…». – Мой мальчик, – прошептал Грейвз, и ударил пальцами жёстко, размеренно: – Мой. Мальчик.

Плотные мышцы стиснулись вокруг пальцев – непроизвольной пульсацией, дрожью, которую нельзя было спрятать. На выдохе Криденс закричал. Грейвз упал на него всем весом, придавив к постели, помогая почувствовать каждый миг оргазма, отвечая пальцами на каждый стон. Криденс ударил его в скулу затылком, запрокинув голову, и даже не заметил. Он с криком царапался в покрывало, яростно подбрасывал зад – обессилел только тогда, когда стоны перешли в хрип. Уронил голову на руки, попытался приподняться на дрожащих локтях, но не смог. Он едва дышал, сипло втягивая воздух раскрытым ртом.

Аккуратно высвободив пальцы, Грейвз торопливо расстегнул ширинку, резко бросил:

– Ноги шире. Подними зад.

Криденс попытался, но безуспешно. У него не осталось сил, чтобы повиноваться, он мог только лежать, дрожащий и обнажённый. По разгорячённой спине побежали мурашки от прохладного воздуха.

Грейвз приподнялся над ним, опираясь на руку. Он давно был готов, давно сдерживался, не обращая внимания на член, распирающий ширинку. Когда Криденс научится… Когда Криденс научится…

Его вдруг ударило осознание. Он замер с выпущенным членом в руке, старый стыд накрыл удушающей волной. Бесполезный и осязаемый. Таким он видел его в фантазиях. Послушным. Голым. Даже тогда, перед несостоявшейся казнью, стоял в клетке, ждал рассвета и думал о нём. Жалел, что не будет первым. Хотел распять это тело, взять короткими мощными ударами, подчинить себе, прогнуть под себя. Не научить, а заставить. Войти в него, ломая робкое сопротивление, приручить и обмануть. Запятнать собой. И вдруг фантазия стала реальностью, а реальность сломалась и уплыла. Остался Криденс, сжимающий плечи от холода, как от страха, спрятавший лицо, беспомощный. Остался Грейвз, одурманенный вожделением и властью.