Текст книги "Как приручить Обскура (СИ)"

Автор книги: Макс Фальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 57 страниц)

– Ньютон, – негромко сказал Грейвз. – Здесь не о чем спорить.

– Это вы так считаете, – отозвался тот, пряча глаза. – Вам обязательно с кем-то воевать? Рисковать своей жизнью… и чужой?

– Криденсу ничего не угрожает, – ответил Грейвз. – Он нужен Гриндевальду живым.

– А вы?.. Вам не приходит в голову идея, что он сначала убьёт вас, а потом заберёт Криденса?

– Меня трудно убить. Но если это случится…

– Это безумный план, – перебил Ньют и покачнулся, когда рунеспур начал свиваться кольцами. Бока змеи тёрлись друг о друга с хрустящим шелестом, Ньют раскинул руки в стороны, чтобы удержаться на спине, перепрыгнул ближе к хвосту, побежал дальше. Нужно было подрезать шкуру в тех местах, где она загрубела, чтобы, лопнув, она снялась целиком, а не повисла ошмётками на громадном теле змеи, причиняя раздражение новой нежной и мягкой чешуе.

– Это единственный план, который реален, – сказал Грейвз в темноту пещеры, повысив голос. – Я не буду сидеть на месте всю жизнь и гадать, когда Гриндевальд появится на пороге. Он всё равно появится, и лучше я сам выберу время и место.

Ньют фыркнул, ловко орудуя режущими чарами. Разговаривать с Персивалем Грейвзом было труднее, чем с гиппогрифом: нужно постоянно кланяться и выражать уважение. Эту манеру держаться и стремление диктовать свою волю, будто у других людей она напрочь отсутствовала, Персивалю с Тесеем выдали поровну. Им обоим было трудно смотреть в глаза, с каждым из них постоянно казалось, что тебя сейчас приколотят взглядом к стене, да так и оставят. Оба резкие, упрямые и высокомерные. Вот бы кому стоило родиться братьями, причём близнецами. Пусть бы дрессировали друг друга, позволив остальному миру жить своей жизнью без их бесценного мнения…

Единственным местом, где Ньют не чувствовал себя перед Грейвзом, как провинившийся мальчишка перед директором школы, был чемодан. Особенно поближе к какому-нибудь громадному зверю. Тогда уже неловко чувствовал себя Грейвз, хоть и не подавал вида.

– План безумен, – повторил Ньют, появляясь из темноты. Ему под руку нырнула мечтательная голова рунеспура, он машинально почесал её между ноздрей. – Вы рискуете и собой, и Криденсом.

– Криденсу ничто не угрожает, – повторил Грейвз, с неудовольствием глядя на облако мелкой песчаной пыли, взметнувшееся в воздух от сквозняка, и отступил от него на шаг. – Давайте пропустим ту часть, в которой вы уговариваете меня передумать, и сразу перейдём к делу.

– Хорошо… говорите, – отозвался Ньют, не желая спорить.

Грейвз опять обернулся через плечо, к выходу из пещеры. Криденс, мокрый по пояс, обнимал за шею морского коня и смеялся. На белой рубашке остались бурые разводы от водорослей, на рукаве блестела крупная чешуя, но Грейвз будто не замечал этого безобразия.

– Я стал его опекуном, – негромко сказал он. – Подобрал ему новые документы. Если со мной что-то случится – помогите ему вернуться в Америку и принять наследство.

– Какое наследство?.. – Ньют поднял брови. – Вы нашли его родителей?..

– Нет, – мрачно сказал Грейвз и со значением посмотрел на Ньюта, будто ждал, что тот догадается сам.

– У его приёмной матери были сбережения?..

– Нет, – настойчиво повторил Грейвз и дёрнул уголком рта.

– Тогда… о чём вы говорите?.. – запутался Ньют. – Какое наследство?..

– Моё, – сказал Грейвз.

Криденс – наследник Грейвза?.. Ньют высоко поднял брови, хлопая глазами. Чаще всего Грейвз был просто невыносим, особенно когда считал, что знает всё и прав во всём – то есть, почти всегда. Но иногда он вдруг делал и говорил что-то такое, что напрочь разрушало иллюзию его несокрушимого и бесчувственного всемогущества. Будто у него тоже были человеческие чувства, а не сплошной самоконтроль.

Во время их первой встречи – первой встречи с настоящим Персивалем Грейвзом – он произвёл на Ньюта впечатление неприятного, но разумного человека, который хорошо знает, что делать. Время показало, что действительно знает: каким-то чудом Грейвз совершенно преобразил Криденса. Из загнанного в угол, напуганного, безвольного существа вдруг на глазах вырос улыбчивый молодой человек, немного застенчивый, но любознательный и упрямый. Это было похоже на магию – и Ньют бы решил, что это она и есть, если бы не знал более подходящее слово.

Он до сих пор винил себя за то, что влез между ними и едва не разрушил их странную хрупкую связь – особенно когда видел, как Грейвз неловко управляется с правой рукой. Из всех троих Грейвз заплатил самую высокую цену, хотя виноват был меньше всех. И как будто не считал это несправедливым. А теперь…

– Ваше наследство, – растерянно повторил Ньют.

– Я написал завещание. Если со мной что-то случится, он хотя бы будет обеспечен.

– Я не позволю вам пожертвовать собой, – быстро заявил Ньют. Грейвз поднял брови и усмехнулся после короткой заминки. – И я не дам вам обещания позаботиться о Криденсе. Заботьтесь о нём сами. Я не стану. Пусть это заставит вас быть осмотрительнее. Я не буду ему помогать ни с вашим наследством, ни с возвращением в Америку.

– Вы не сможете, – недоверчиво сказал Грейвз. – Он считает вас другом. Вы не оставите его одного.

– А вы умрёте и не узнаете.

Грейвз рассмеялся. Как-то тихо и радостно, будто ему сообщили отличную новость. Даже взгляд стал легче и теплее – хотя казалось, он не умеет смотреть на людей не как на преступников.

– Вы меня шантажируете, – улыбнулся он.

– Да, – Ньют сердито кивнул для верности. – Вас бесполезно уговаривать. Я бы и не смог. Вас можно только припереть к стенке.

– Со мной можно договориться, – сказал Грейвз, всё ещё улыбаясь.

– Договаривайтесь с собой сами, – предложил Ньют. – А я вам гарантирую, что от меня Криденс получит только охапку сена под крышей, – он мотнул головой на хибару. – Ничего больше того, что я предлагал ему до вашего появления. Хотите устроить его судьбу получше – занимайтесь этим самостоятельно.

Грейвз смотрел на него и смеялся. Улыбка у него оказалась открытой и немного неловкой, будто он не до конца был уверен в своём умении показывать радость.

– Вам нужны союзники, чтобы справиться с Гриндевальдом, – сказал Ньют. – Я готов помочь, но даже втроём шансов мало. Я видел его в бою, Персиваль.

– Союзников нет, – жёстко сказал Грейвз, убрав улыбку. – Мы можем рассчитывать только на себя.

– Я знаю одного человека, который способен помочь. Альбус Дамблдор.

– Профессор трансфигурации? – с сомнением спросил Грейвз. – Чем он будет полезен?

– Он очень сильный маг… И он когда-то был знаком с Гриндевальдом.

Ниффлер вылез из-за валуна и уставился на Грейвза. Подобрался поближе, взволнованно поводя носом. Он чуял запах драгоценного металла – скорее всего, его привлекли блестящие запонки на манжетах.

Рунеспур с громким шорохом скользнул по камням мимо, в темноту пещеры. Грейвз проводил его взглядом, опять обернулся назад, на Криденса. У него каждый раз менялось лицо, когда он смотрел на него. Ньют разглядывал с любопытством: вот сейчас – уголки губ опустились, выгнулись в намёк на перевёрнутую улыбку. Брови дёрнулись к переносице, чтобы нахмуриться, но не столкнулись друг с другом, так и застыли в напряжении. Грейвз качнул головой: подбородок вниз, лоб – вперёд, будто собрался бодаться. Губы сжались.

Ньют опустил глаза и улыбнулся сам себе. Грейвз не был похож на человека, который собрался героически умирать. Он был похож на того, кто станет драться до последнего, а если нечем будет ударить врага – вгрызётся в глотку зубами.

Ниффлер чёрной пушистой тенью скользнул к ногам Грейвза. Жадно уставился на руки, убранные в карманы. Его было трудно заметить, даже если он забирался к вам на голову – настолько деликатным и невесомым он был. Ниффлера можно было увидеть – но не почувствовать. Он взволнованно засопел, поднялся на задние лапы, потянулся вверх – но его маленького роста было недостаточно, чтобы достать хотя бы до колена Грейвзу.

А тот, как назло, шагнул в сторону выхода из пещеры:

– Если вы закончили, мы можем вернуться?

– Я закончил здесь, но у меня ещё много работы. Если поможете, я освобожусь раньше.

Ньют на всякий случай примирительно улыбнулся. Ниффлер обиженно тянул лапки за Грейвзом. На его мордочке отражалось искреннее непонимание, как этот бессердечный человек может прятать такие чудесные блестяшки у себя в карманах, не желая поделиться.

– Я не кормлю зверей, – недовольно сказал Грейвз. – Мне хватает филина, который пытается воровать из моей тарелки.

– Вы не пробовали предложить ему что-нибудь с рук?

– Не пробовал и не собираюсь, – твёрдо сказал Грейвз.

– Не хотите помочь – ждите, пока я закончу, – Ньют прошёл мимо. Грейвз покусал губу и последовал за ним.

– Почему вы доверяете Дамблдору? – спросил он. – Вы хорошо его знаете?

– Он друг нашей семьи. Я знаю его с детства… Тесей учился с ним вместе, – отозвался Ньют, пробираясь сквозь папоротники вглубь тропического леса, к гнездам огнедышащих колибри. Грейвз пробормотал какое-то проклятие, увернулся от изумрудной птахи, плюнувшей сгустком огня. – Дамблдор – мудрый и дальновидный человек.

Ньют скользнул между деревьями на поляну, Грейвз вынырнул из папоротников следом и остановился. Огляделся, поднял голову.

Гроздья белых и фиолетовых орхидей каскадами падали вниз, у цветков сновали крошечные длинноклювые птички. В косых солнечных лучах, копьями пробивающих листву, они сверкали, как горсть драгоценных камней, подброшенных в воздух. Ниффлер подскочил к Грейвзу, взялся лапкой за штанину, чтобы залезть наверх, но застыл, как всегда, заворожённый их блеском. В его глазах колибри были сапфировыми, изумрудными, рубиновыми. Он однажды попытался спрятать одну себе в карман, но разъярённая птица едва не прожгла его насквозь – с тех пор он облизывался на них издалека.

Заметив, что Грейвз отвлёкся, ниффлер вскарабкался ему на плечо, обнюхал ворот рубашки, сунулся в подмышку, сполз ниже к карману и выдернул запонку. Грейвз даже не заметил маленького наглеца. Только дёрнул плечом и почесал щёку, когда ниффлер с добычей перескочил с его головы на низкую ветку.

– Тесей всё ещё работает в аврорате? – спросил Грейвз.

– Да… насколько я знаю. Мы редко видимся, – сдержанно сказал Ньют.

– Я не хочу втягивать в это вашего брата и его друзей, – признался Грейвз. – Тесей предан букве закона, а я собираюсь действовать в обход правил. Не думаю, что разумно сообщать ему об этом.

С удивлением заметив расстёгнутый манжет, он машинально глянул себе под ноги, развернулся, нахмурившись.

– Да вы настоящая жадина, Персиваль, – внезапно сказал Ньют.

– Что?.. – Грейвз оторвался от поисков пропавшей запонки.

– Вы пытаетесь вытащить на себе то, что не под силу одному человеку.

Ньют чарами подрезал увядшие стебли орхидей, тут же выращивая новые на их месте.

– Если это будет стоить вам жизни – кто будет счастлив? – спросил он.

– Я должен хотя бы попытаться.

– Попытайтесь найти здесь друзей!

– Я не хочу взваливать эту ответственность на других.

– А взваливать на Криденса жизнь в одиночестве вы хотите?.. – спросил Ньют. – Вы никогда не теряли дорогих вам людей?.. Не испытывали ужаса от беспомощности, когда ничего не исправить?..

У Грейвза застыло лицо, застыла поднятая рука, побледнели губы. Он зажал белый манжет пальцами, будто стянул края раны, через которую могла хлынуть кровь.

– Вы всегда решаете за других, как будет лучше, – добавил Ньют, отворачиваясь, чтобы не видеть его лица. – А вы спросите, чего хочет Криденс – сражаться или просто жить?

Грейвз молчал, будто его обездвижило заклинанием. Напряженно сведя брови, хмуро смотрел в пространство, в одну точку, видимую ему одному. Ньют забеспокоился, шагнул ближе:

– Персиваль?..

– Вы правы, – хрипло сказал тот, дёрнув уголком рта. Посмотрел на манжет, отпустил его, встряхнул рукой. Скривился, зажал снова. Чертыхнувшись, расстегнул второй рукав и сунул запонку в карман брюк (через мгновение туда проникла маленькая мохнатая лапка и извлекла добычу). – Вы правы, – повторил он. – Я не должен заставлять Криденса проходить через это. Хотя я уверен, что риск невелик…

– С чего вы взяли?

– Гриндевальд не убьёт меня, – сказал Грейвз, аккуратно закатывая рукава до локтя и не поднимая глаз. – Я интересен ему живым. Трепыхающимся. Он обрадуется возможности снова залезть ко мне в голову.

– Хотите провести у него в плену всю жизнь?.. – негромко спросил Ньют. – Вы ведь тогда так и не сумели сбежать.

– Тогда было не к кому, – коротко ответил Грейвз и поднял взгляд. – Хорошо. Я встречусь с Дамблдором.

Очевидные вещи (Криденс Бэрбоун)

Прозрачные солёные волны набегали на берег и шипели, растворяясь на обкатанной гальке. Берег был пёстрым: рыжим, белым, серым, кирпично-красным, опаловым, жемчужным. Нагретые солнцем камни ласково жалили босые ступни. А в мелкие округлые камешки можно было зарыться пальцами ног. Волны упруго ударяли в щиколотки, щекотались пеной, отступали, чтобы снова нахлынуть. Солнце припекало голову, бриз пах свежестью и простором.

Криденс знал теперь столько новых слов, столько новых ощущений, что иногда ему хотелось кричать от счастья. В мире оказалось столько невыразимого удовольствия, о котором он не подозревал раньше, что ему безо всякой магии хотелось раствориться в этом вкусном и свежем ветре, в этих волнах, в солнечном свете – и просто быть, впитывать радость кожей, жадно ловить каждый луч, каждый глоток воздуха.

В чемодане Ньюта солнце, море и ветер были созданы магией, но чувствовались в точности как настоящие. Чемодан Ньюта был самым главным магическим чудом, хотя думать так было неловко – Криденс смутно ощущал что-то неправильное в том, что волшебные существа впечатляли его куда сильнее, чем магия мистера Грейвза. Может быть, потому, что мистер Грейвз использовал магию, как инструмент, а волшебные существа просто… были. Без цели, причины и предназначения, и в самом их существовании было что-то волшебное.

Криденс был бесконечно благодарен Персивалю за то, что тот разрешил навещать зверинец Ньюта. Он бы сильно скучал по своим друзьям, если бы с ними нельзя было увидеться – с морскими конями, с окками, с выводком лечурок, с проказливым ниффлером. Они никогда не говорили о том, почему Криденсу здесь так нравится. Персиваль не спрашивал, он просто разрешил, но Криденсу страшно хотелось, чтобы однажды он спросил: «Криденс, почему тебя так тянет сюда?..»

И он бы рассказал, сколько волнения испытывает, заходя в отгороженное тентом пространство. Ведь здесь был весь мир. Вот плещется тёплое море – а рядом вздымается горный хребет, укутанный снегом. Вот солнце прокаливает пустыню – а вот прохладная, тихая, сухая пещера огромной змеи. И всё – рядом, надо сделать лишь пару шагов, чтобы попасть на пологие холмы из густого леса, а из леса – на плоскую, как стол, равнину, где свищет ледяной ветер.

Наобнимавшись на прощание с морскими конями, Криденс вышел из воды, на ходу раскручивая брюки и высушивая рубашку. Персиваль стоял на дощатом помосте рядом с Ньютом, они разговаривали вполголоса. Криденс подошёл ближе, встал рядом, поймал короткую улыбку. Заметил закатанные рукава рубашки, насупился: Персиваль никогда не позволял вовлечь себя в уход за волшебным зверинцем, хотя Криденс не раз предлагал.

– Ньют уговорил вас помочь?.. – ревниво спросил он.

– Не смотри так, – Персиваль улыбнулся, тронул его за затылок. – Где-то обронил запонку, пришлось снять вторую.

Он сунул руку в карман и нахмурился, не найдя, что искал.

– Это наверняка Плюш, – сказал Криденс. – Он любит всё блестящее. Я сейчас отыщу его.

– Кто такой Плюш?.. – спросил Грейвз.

– Ниффлер, – отозвался Ньют, смущённо улыбаясь своим пальцам. – Извините, Персиваль, я же говорил, – не все здесь хотят вас сожрать.

– Некоторые хотят просто обчистить? – тот усмехнулся. – Пусть вернёт, обещаю, что не сделаю из него воротник.

Криденс сбежал по ступенькам к гнезду ниффлера – тот как раз любовался своим новым приобретением, пристраивал его то так, то сяк на кучу другой блестящей драгоценной мелочи.

– Плюш, – шепотом позвал Криденс. – Верни сейчас же! Или мистер Грейвз очень рассердится. Знаешь, что он сделает, когда рассердится? Отшлёпает тебя, вот что. Прямо по хвосту.

Ниффлер состроил жалостливую мордочку и сжал запонки в кулачках. Криденс протянул руку:

– Дай сюда.

Плюш взволнованно замотал головой, моргая чёрными глазками.

– В следующий раз я принесу тебе бусы. Длинные бусы из блестящих камешков, – пообещал Криденс. – Они будут сверкать, как радуга. Хочешь бусы?..

Ниффлер засопел, сомневаясь, потянулся спрятать запонки в карман.

– Защекочу, – пригрозил Криденс, хмурясь. – Или даже… знаешь что?..

Он повернул ладонь вниз, сосредоточился – с пальцев потянулись стрелы тонкого чёрного дыма. Ниффлер испуганно округлил глаза, задышал чаще. Криденс коснулся его – Плюш пискнул, подпрыгнул, шерсть вздыбилась, как иголки у сердитого ёжика.

– Отдай запонки, – с угрозой прошептал Криденс, – а то заколдую – будешь таким всегда.

Ниффлер жалобно заскулил, прижав кулачки к груди.

– Считаю до трёх, – Криденс протянул к нему ладонь. – Один… Два…

Ниффлер швырнул запонки ему в руку, метнулся в уголок и начал нервно приглаживать шерсть лапками.

– И не смей больше ничего красть у мистера Грейвза, – предупредил Криденс, вставая.

Ветер гулял по траве. С одной стороны щеку грело солнце, с другой – над холмами висела огромная луна. Иногда Криденс гадал, можно ли уйти в это пространство так далеко, что потеряешься и не найдёшь дорогу назад?..

Когда-то ему хотелось потеряться здесь. Давно, когда он только встретился с Ньютом, когда его ещё пугали волшебные существа, он ушёл далеко в пустой луг с холмами на горизонте. Шёл так долго, что устали ноги. Он не знал, зачем он ушёл, просто ему хотелось побыть одному, чтобы никто не смотрел на него, чтобы не слышать ничего, кроме шелеста ветра по траве и свиста невидимых птиц за облаками.

Облака и солнце висели на одном месте. Он шёл и шёл, по горячему лугу, полному незнакомых травяных запахов, а потом понял, что у него нет ни воды, ни еды, и он не знает дороги назад. Тогда он сел прямо на землю, обхватил колени руками и подумал, что умрёт здесь, и никто никогда не найдёт его. Ему было так грустно, что он тихо плакал, обнимая колени. У него не было сил, чтобы пойти назад.

Но Ньют нашёл его, потому что на самом верху было не небо, а край полотнища и деревянные рейки под потолком чемодана. Ньют однажды пытался объяснить, как работает эта странная магия, но Криденс так и не понял, то ли они все в чемодане становятся ужасно маленькими, то ли чемодан становится ужасно большим.

Ньют перелез через тент и спрыгнул совсем рядом с Криденсом. Подобрался ближе, сел рядом, обнял за плечи. Криденс молча плакал, не шевелясь. Ему было ужасно хорошо, что Ньют нашёл его, и можно больше не умирать. И ужасно грустно, что раньше никто не сидел с ним так, обнимая за плечи и прислонившись головой к голове. И ужасно, ужасно жалко себя.

С Ньютом было легко: он говорил тихим голосом и почти никогда не смотрел в глаза. Он разрешил Криденсу жить в деревянном сарайчике, где сушились травы, а на полках стояли разноцветные пузатые склянки и жестяные банки. Ньют приходил, уходил, приносил еду. Он всегда разговаривал с Криденсом, глядя в сторону, будто говорил сам себе.

Потом Криденс подружился с Хоуп – она была смешной и очень красивой. Он подружился с морскими конями, с лунтелятами, с маленьким рунеспуром и даже с ниффлером, который обожал всё блестящее. Потом Криденс начал помогать Ньюту следить за порядком в зверинце, а когда Ньют уходил, он бродил из одного вольера в другой. Разговаривать с Ньютом было очень тяжело. Разговаривать с теми, кто отвечал, курлыкая и бодаясь в колени, было намного легче.

А потом его нашел мистер Грейвз.

Когда он пришёл за ним, Криденс едва не умер от страха. Ньют успел рассказать ему про злого колдуна Гриндевальда, который украл мистера Грейвза и притворился им так, что никто не мог отличить его от настоящего. И правда, Криденс помнил, что однажды мистера Грейвза как будто подменили. Он стал странным. Чужим и холодным. Приходил ненадолго, задавал странные вопросы, заискивающе смотрел в глаза. Когда он обнимал Криденса, становилось ещё холоднее, и Криденс изводил себя мыслями, что он сделал не так, что мистер Грейвз так изменился.

Когда Ньют рассказал про злого волшебника, Криденс понял, что мистера Грейвза действительно подменили – но где он теперь?.. Что с ним стало?.. А вдруг Гриндевальд убил его?..

Перед сном, стоя на коленях у набитого соломой тюфяка, Криденс молился, чтобы мистер Грейвз оказался жив. Он надеялся, что, если он будет молиться усердно, это поможет. Иногда он даже позволял себе подумать, что его молитвы как-нибудь спасают мистера Грейвза. Он представлял, будто на гладковыбритую щёку ложится тёплый солнечный луч, и всё становится хорошо, и мистер Грейвз поднимает голову, смотрит на облака и тихо говорит: «Криденс…»

Ньют иногда приносил газеты. Или, точнее – он иногда заворачивал в газеты еду, которую приносил с собой – сэндвичи, четвертинки сыра, варёные яйца, сладкие пирожки, яблоки, ветчину. В газетах были зачарованные фотографии, которые двигались, как живые. Однажды Криденс увидел на одном обрывке часть заголовка: «…ит П. Грейвз». Он сразу догадался, что речь идёт о его мистере Грейвзе, но не осмелился развернуть и прочесть дальше – ему было страшно, что «…ит» означало «убит». С тех пор он молился ещё усерднее, иногда даже шёпотом, а не про себя, будто отгонял беду от мистера Грейвза.

А через неделю мистер Грейвз пришёл за ним.

Настоящий мистер Грейвз.

Тот самый мистер Грейвз, который смотрел тёмными глазами в самую душу, который пах горьким табаком и чем-то резким и сладким, который обнимал горячими руками и держал у своей груди, будто Криденс был для него кем-то особенным.

Криденс испугался, что сейчас мистер Грейвз отругает его за то, что Криденс уехал из Нью-Йорка. Может быть, мистер Грейвз искал его, а нашёл только развалины церкви, и очень разозлился? Но мистер Грейвз сказал:

– Посмотри на меня, – и Криденс поднял глаза на мгновение, и не заметил гнева. Хотя он совсем не знал, каким мистер Грейвз бывает, когда сердится. Раньше мистер Грейвз никогда не сердился на него. Раньше мистер Грейвз всегда был к нему добр. Но раньше он не знал, что Криденс – чудовище…

– Я видел тебя последний раз прошлым летом. В начале августа, – спокойно сказал мистер Грейвз, и от его голоса захотелось плакать. Это был настоящий мистер Грейвз. Его мистер Грейвз. Криденс не понимал, как мог его с кем-то спутать. – Был вечер жаркого дня, – продолжал тот, и Криденс, как во сне, видел ограду Ботанического сада, серый асфальт под ногами, чужие ботинки, чужие руки… И руки мистера Грейвза, который остановился прямо перед ним и взял листовку.

У мистера Грейвза были такие красивые руки, что хотелось их целовать. На них не было ни одного шрама, у него были аккуратные, блестящие, ровные ногти, на тыльной стороне ладони виднелись тёмные волоски. Когда Криденсу удавалось увидеть запястья под манжетами рубашки, он замечал, что там они росли гуще, и это почему-то волновало его до дрожи в коленях. Мистер Грейвз прикасался к нему своими красивыми руками – поправлял галстук или воротник, мог снять пушинку с тесного истрёпанного пиджака, а ещё он обнимал ими Криденса, привлекал к себе и удерживал, так что у Криденса трепыхалось сердце и темнело в глазах. Криденсу хотелось умереть от стыда каждый раз, когда от листовок на подушечках пальцев мистера Грейвза оставались уродливые грязные пятна. Но мистер Грейвз знал одно заклинание, как избавиться от них. Тергео. Когда Криденс мыл посуду в церкви или скрёб шваброй пол, он твердил его про себя, будто оно могло помочь ему справиться с работой. Будто он умел колдовать так же, как мистер Грейвз. Тергео. Тергео.

– Это был жаркий день. К вечеру у тебя потрескались губы. Я увёл тебя в парк, – сказал мистер Грейвз.

Это был долгий, жаркий день. Криденс провёл на солнце пять часов, у него подгибались ноги и кружилась голова от слабости, он вспотел и устал, но у него оставалась почти половина листовок, и поэтому он продолжал стоять. Мистер Грейвз остановился рядом с ним. Взял одну листовку. Затем вторую, которую Криденс машинально протянул следом. Потом забрал всю пачку – всё, что оставалось.

– Ты давно здесь стоишь?.. – тихо спросил мистер Грейвз. Он никогда не здоровался с Криденсом и никогда не прощался, и Криденс радовался этому, будто это означало, что они не расставались, когда мистер Грейвз уходил.

Мистер Грейвз приложил ладонь к его лбу и сказал:

– У тебя жар. Тебе нужно в тень.

Он взял Криденса за запястье и увёл за собой в парк. Криденс шёл за ним, и сердце прыгало у него в груди до самого горла, от волнения его даже подташнивало. Ещё ему ужасно хотелось пить, в пиджаке было тесно, на спине и в подмышках всё намокло от пота, шея чесалась от тугого воротничка. Криденс шёл за мистером Грейвзом, опустив голову, и старался очень незаметно, чтобы никому не помешать, смотреть по сторонам.

Здесь по широким ровным дорожкам гуляли люди в красивой одежде, с зонтами от солнца и коротколапыми собачками на поводках. Тут были зеркально гладкие пруды, тихие и звонкие ручьи, а над ними – уединённые мостики. Тут были фонтаны, и ветер сдувал с них водяную пыль, освежая лицо, так что Криденс мог вдохнуть поглубже. Тут на него со всех сторон смотрели цветы, а над головой поднимались деревья с резными листьями. Здесь через пруды плавали разноцветные утки и большие белые лебеди. Утки крякали друг на друга, а лебеди шумно хлопали крыльями, вытягивая шею. Здесь было так красиво, что Криденс старался не очень сильно наступать на землю, чтобы случайно не оставить следов.

Мистер Грейвз купил ему большой стакан сладкой воды со льдом, и Криденс вспомнил, что ужасно хотел пить. Он выпил всё почти сразу, в стакане остался только колотый лёд, который шуршал, если его поворошить трубочкой, и немного сиропа на дне.

– Хочешь ещё? – спросил мистер Грейвз, и Криденс затряс головой, боясь показаться жадным. Но мистер Грейвз понял, что Криденс обманывает, и вернулся к лотку, чтобы купить второй стакан. В этот раз Криденс пил медленно, чтобы мистеру Грейвзу не пришлось тратиться на него снова, и чтобы запомнить восхитительный ледяной вкус лимонада. Чтобы освежить рот, Криденс часто облизывал холодным языком горячие губы, которые болели от солнца, а мистер Грейвз пристально смотрел на него и чуть-чуть щурился, улыбаясь сжатыми губами.

Они вдвоём ушли в дальнюю часть парка, мистер Грейвз остановился на мостике с каменными перилами, под которым ручеёк бежал в пруд. Он оглянулся, вынул волшебную палочку, и Криденс с замиранием сердца понял, что сейчас будет колдовство. Мистер Грейвз швырнул листовки в воздух и прошептал:

– Навикула чартариус.

На тихую воду пруда опустились белые корабли – почти настоящие парусные корабли, только маленькие, бумажные. Медленное течение уносило их от каменного мостика на простор. Криденс зажал рот рукой, чтобы не засмеяться. Мистер Грейвз весело посмотрел на него, подобрал из-под ног камешек и предложил:

– Бросай.

Криденс попятился, опустил руки: он не мог бросить камень в чудесные корабли, ему бы хотелось, чтобы они плавали по этому пруду вечно, как лебеди. Тогда мистер Грейвз размахнулся и сам швырнул камень. Тот пробил бумажный парус, сломал мачту – кораблик зачерпнул носом воду и начал раскисать.

– Я утоплю эти проклятые листовки все до одной, – негромко сказал мистер Грейвз. – С тобой или без тебя.

С берега в воду кинулась рыжая собака. Криденс возненавидел её в одну секунду за то, что она хотела схватить своей пастью и разорвать волшебные корабли, но мистер Грейвз повёл рукой, и они вильнули в сторону, будто их подхватило течение. Они описали широкий круг по пруду, собрав оживлённое внимание людей с собачками и зонтами.

– Я не могу, – Криденс виновато поднял брови, когда мистер Грейвз снова предложил ему камень. – Они такие красивые…

– На них написано, как распознать колдуна, – сказал мистер Грейвз, совсем не рассердившись. – Ты же не хочешь, чтобы кто-то выловил листовку, прочёл её и догадался, кто я такой?..

– Нет, сэр, – прошептал Криденс.

– Тогда бросай, – и мистер Грейвз протянул ему руку.

Криденс попытался взять камешек у него из пальцев, но оказался таким неловким, что уронил его мистеру Грейвзу в ладонь. Ладонь раскрылась – ровная, твёрдая, сильная. Криденсу больше всего на свете хотелось прижаться к ней губами, но он запретил себе даже думать об этом. Он взял камешек, встал у перил. Замахнулся от локтя, прицелился, немного отведя руку назад. Швырнул – камень описал широкую дугу и пробил борт корабля. Тот медленно завалился набок, намочил паруса и расплылся смятым листком бумаги в зеленоватой воде.

– Практиковался на голубях?.. – с довольной улыбкой спросил мистер Грейвз.

– Да, сэр, – смутился Криденс. – И… на крысах.

– У тебя твёрдая рука, – мистер Грейвз погладил его по затылку, встав ближе. Криденс тут же попятился и прижал руки к бокам, чтобы мистер Грейвз случайно не заметил у него запах пота. От мистера Грейвза всегда пахло приятно, и когда он обнимал Криденса, казалось, что запах табака ненадолго задерживается на его одежде. А когда он курил, Криденс всегда старался встать так, чтобы дым тянулся в его сторону. Потом, дома, он прижимал к носу ворот пиджака, вдыхая чудесный и слабый аромат.

Мистер Грейвз тут же шагнул за Криденсом, взял его за локоть.

– Ты куда-то торопишься? – спросил он, нахмурившись.

– Нет, сэр, – прошептал Криденс, ужаснувшись от мысли, что мистер Грейвз мог подумать, будто Криденс хочет уйти от него.

– Тебя ждут дома? Когда ты должен вернуться?

– К восьми часам, – сказал Криденс, опустив голову.

– У нас ещё почти час, – мягко сказал мистер Грейвз, и Криденс не посмел поднять на него глаза.

Мистер Грейвз за локоть потянул его к себе, Криденс невольно шагнул ближе, от ужаса сгорбился ещё сильнее. Рядом с мистером Грейвзом его всегда охватывала непонятная слабость, в груди становилось тесно, а в брюках – неудобно.

– Ты весь красный. Тебе нечем дышать, – тихо сказал мистер Грейвз, поднял ухоженные руки и расстегнул одну пуговицу у горла Криденса. Коснулся шеи кончиками пальцев, расправляя воротничок. Ослабил узел узкого галстука. Криденс стоял, покачиваясь, не смея остановить его.

– Так будет лучше, – тихо проговорил мистер Грейвз, убрал руки, спрятал их за спину. Криденсу в самом деле стало легче дышать, но неудобство в брюках становилось всё сильнее, а пиджак был слишком короткий, чтобы это скрыть, и Криденс боялся пошевелиться, чтобы его ужасное положение не стало слишком заметным. Он бы умер от стыда, если бы мистер Грейвз узнал, что в его присутствии эта штука между ног иногда распухала сама по себе, и возникало такое чувство, будто у Криденса там что-то болит.