Текст книги "Как приручить Обскура (СИ)"

Автор книги: Макс Фальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 57 страниц)

– Расскажи, что с тобой, – вкрадчиво приказал Грейвз.

Он уже знал ответ, но хотел, чтобы Криденс признался. Чтобы дал ему повод. Мерлин, пожалуйста, просто повод!..

– Я могу потерпеть, не сердитесь, прошу вас, – умоляюще прошептал Криденс. В глазах у него собиралась влага, он часто моргал, почти готовый протечь слезами.

– Криденс, не надо меня бояться, – с мягким нажимом сказал Грейвз. – Я не буду наказывать за то, что тебе нездоровится.

Криденс прерывисто дышал, кусал губы. Зажав ладони между коленями, он попытался как-то так отползти задом от Грейвза подальше, чтобы головой остаться рядом с ним.

– У тебя что-то болит, – сказал Грейвз.

Криденс судорожно вздохнул и закрыл глаза.

– Покажи мне.

Тот затряс головой, лицо у него пылало так, будто его отхлестали.

– Криденс, – позвал Грейвз. – Покажи мне, что с тобой происходит. Сейчас же.

Тот прерывисто вздохнул, скомкал одеяло и потянул его в сторону.

Грейвз не ошибся.

Член топорщил пижамные штаны, приподнимая тонкую тёмную ткань в голубую полоску. Она слегка вздрагивала от пульсации крови. Мерлин!.. Бедный мальчишка, да что с ним не так?.. Он что, не умеет?.. Думает, что нельзя?..

Он терпел всё это время?..

Грейвз опустил руку Криденсу на колено, тот дёрнулся, закрыл пах ладонями, будто боялся удара.

– Простите, сэр…

Скулы у него заострились, ноздри раздувались, искусанные губы были пунцовыми.

– Я знаю. Это так грязно… Мне стыдно. Простите… Не надо…

– Тише… тише, мой мальчик, – Грейвз придвинулся ближе, огладил ладонью колено. – Убери руки.

– Сэр, я только… я не хотел!.. – Криденс вскинул глаза, испуганный, что естественный защитный жест будет сочтён попыткой сделать что-нибудь «грязное».

– Убери руки, – прервал его Грейвз.

Криденс послушался, положил их по швам, сморгнул невольную слезинку.

– Я знаю, как тебе помочь, – мягко сказал Грейвз и погладил его по бедру. – Ты не болен. Я покажу, что делать.

– Пожалуйста, – попросил тот, жалобно сводя брови, – не сердитесь.

– Я не сержусь, – Грейвз дотянулся до его лица, костяшками пальцев стёр слезинку. – Я знаю, что с тобой происходит, Криденс. Ляг ровно… на спину. Возьми меня за руку, если страшно.

Криденс мгновенно вцепился в его ладонь влажными пальцами, сжал так, что суставы едва не заныли.

– Хорошо… – отозвался Грейвз. – Я помогу тебе.

Свободной рукой Грейвз накрыл его член через пижамные штаны, Криденс охнул и дёрнулся от прикосновения, стиснул руку Грейвза ещё сильнее.

Грейвз погладил его ладонью, знакомясь, помял пальцами. Член был упругим, очень горячим и крупным. Грейвз гладил его сквозь штаны, слегка влажные между ног от пота. Криденс зажмурился, скомкал пальцами простыню. Он пах страхом, стыдом и возбуждением. Опьяняющее сочетание. Грейвз не мог устоять.

Он расстегнул крошечные пуговки и запустил руку в ширинку пижамных штанов, обхватил горячий тяжёлый ствол пальцами, сам едва не прикрыл глаза от острой, сладкой дрожи, волной взмывшей из живота. Сердце забилось чаще, жар коснулся лица.

А ты проворный, – с каким-то брезгливым удовлетворением заметил внутренний голос. – Зашёл пожелать спокойной ночи – и сам не заметил, как запустил мальчишке руку в штаны. Мерлиновы яйца, Персиваль, – как ты успел?.. Что тебе за дело вообще – умеет он, не умеет, стыдно ему, не стыдно… Ты его обещал магии учить – а сам что?.. Будешь демонстрировать волшебное обращение с членом?.. Других забот у тебя, конечно же, нет. Ну, давай, скажи, что тебе его стало жаль. Что хотел подарить мальчишке немного радости. Другой радости ты ему подарить не можешь – а вот за член подержать – это ты сходу повод найдёшь…

Криденс что-то невнятно всхлипнул, задержал дыхание.

– Простите… сэр, – сбивчиво прошептал он, не открывая зажмуренных глаз, что есть силы цепляясь за руку Грейвза. – Так стыдно, что вы… вам противно… я не хотел… Не хотел!.. ничего плохого… Я бы не стал… Пожалуйста… Не сердитесь…

– Криденс, – позвал Грейвз, и тот замер, перестав бормотать извинения. – Лежи спокойно. Я помогу.

Тот влажно и длинно всхлипнул, когда Грейвз сжал в кулаке головку.

– Больно не будет, – пообещал он. – Лежи. Ничего не делай.

Криденс испуганно выдохнул. Грейвз ласкал его, собрав пальцы в кольцо, неторопливо проходясь от основания до верхушки.

– М-м… ма… она говорила… – выдавил Криденс, – это нельзя трогать… это мерзко… и грязно.

– Вот пусть она себя там и не трогает, – с невозмутимым превосходством сказал Грейвз, – если у неё там мерзко.

В его тоне слышалась непоколебимая уверенность человека, каждый дюйм тела которого был прекрасен, священен и вычерчен по золотому сечению. Такой человек никогда в жизни не прикоснулся бы ни к чему недостойному. А значит… значит, всё, к чему он прикасался…

Криденс задышал чаще, осознавая эту простую логику.

Грейвз потянул руку наружу через ширинку, доставая член. Тот оказался красивым – прямой, длинный, с узкой заострённой головкой. Грейвз взвесил его на ладони, прошептал короткое заклинание, и между пальцев проступила бесцветная смазка – немного, только чтобы лучше скользило. Он расслабил запястье, поудобнее перехватил член, легко потянул его вверх. Криденс громко ахнул, непроизвольно подался бёдрами за рукой.

– Хорошо. Я хочу тебя слышать, – приказал Грейвз. – Ещё.

Криденс замычал сквозь сжатые губы, мучительно выгнул шею. Грейвз работал рукой в самой простой манере, чуть сжимая пальцы, когда она шла вверх, и отпуская, когда она шла вниз. Криденс стонал, вздрагивал, облизывал губы. Метался головой по подушке. Держал Грейвза за руку. Его пальцы то стискивались, влажные от пота и ужаса, то расслаблялись. Тяжёлый, густой стыд превращался в яркий здоровый румянец – ложился на щёки и острые скулы, на крылья носа, высушивал красные губы.

Грейвз ещё раз скользнул ладонью в ширинку, перебрал пальцами мошонку – Криденс ахнул, запрокинув голову, выгнулся под рукой.

– Открой глаза, – приказал Грейвз.

Тот блеснул взглядом из-под ресниц, не в силах ни подчиниться, ни проигнорировать.

– Ты должен видеть. Это очень красиво, – негромко сказал Грейвз.

– Красиво… – бездумно повторил за ним Криденс.

Грейвз вернул руку на член. На напряжённом стволе отчётливо набухли вены, головка вся покраснела, специфический мускусный, сладковато-солёный запах дразнил Грейвзу ноздри.

– Смотри… – велел он, ускоряя темп и мягко сжимая кулак. – Если тебе приятно – это не плохо. Не стыдно. Если приятно – это хорошо. Забудь, что Мэри Лу говорила. Она была злой и глупой. Она не знала, как это бывает… А я знаю. Я тебе покажу.

– Сэр… – выдохнул Криденс, приподнимаясь на локте, мутным взглядом отыскивая лицо Грейвза. – Мне очень… Пожалуйста!.. – умоляюще шепнул он.

– Я знаю, мой мальчик… – тот алчно смотрел ему в глаза, откровенно надрачивал – сильно, уверенно. Криденс, похоже, не замечал, как часто встречается взглядом с Грейвзом – ему уже было не до смущения.

– Сэр… Это очень… Я что-то… Сэр!..

– Не разговаривай, – коротко велел тот, ускоряясь. Мальчишка был так близко к оргазму, что Грейвз почти чувствовал, как тот зарождается у него внизу живота. – Не говори ничего. Покажи мне.

Криденс упал с локтя на спину. Он судорожно дышал, до самых рёбер втягивая живот, грудью выгибался над простынёй. Под пижамой были видны твёрдые соски.

– Я не… – задыхаясь, едва слышно повторял он, – это так… я не зна… Мистер… Гре…

– Сейчас!.. – жестко приказал Грейвз.

Криденса подкинуло над простынёй, он закатил глаза, вытянулся в струнку. Вены вздулись на шее, удерживая крик, и так и не выпустили – только выдох, напряжённый полустон, длинный, отчаянный. Криденс до хруста костей сжал его руку. Грейвз задержал дыхание, почувствовал на пальцах тёплую влагу. Новый запах коснулся ноздрей – сладковатый, густой, волнующий.

Он ласково прошёлся кулаком по опадающему члену, погладил, разжал пальцы. Криденс вдруг всхлипнул, свернулся в комочек, подтянул колени к груди. Он судорожно дышал, закрыв глаза. Плечи мелко дрожали.

Грейвз высвободил руку, изрядно помятую Криденсом, встряхнул, возвращая пальцам чувствительность. Подвинулся ближе, наклонился к его голове.

– Криденс… всё хорошо.

– Я вас запачкал… Я грязный… – отчаянно прошептал тот. – Так мерзко…

– Криденс. Посмотри, – Грейвз поднёс руку к его лицу.

Пальцы были в сперме, мутная полупрозрачная капля ползла по тыльной стороне ладони к запястью и белому манжету. Криденс посмотрел на неё, заворожённый ужасом. Грейвз негромко произнёс заклинание, и следы растаяли, будто их не было никогда. Только одна капля упрямо ползла вниз. Грейвз стёр её пальцем прежде, чем она добралась до рубашки.

– Ты очень приятно пахнешь, Криденс, – тихо сказал он. – Когда-нибудь пробовал себя на вкус?..

Криденс тревожно скосил на него глаза и кивнул.

– И тебе понравилось?.. – Грейвз поднёс палец к его губам. Криденс разлепил их, взял кончик пальца в мягкие губы, лизнул, втянув щёки. Грейвз едва успел подавить невольный стон. Этой невинной подлости он не ждал. Его собственный член, не будь он прикрыт брюками и полой халата, сейчас бы топорщился не хуже, чем у Криденса минуту назад. Какие мягкие губы…

– Наверное… – прошептал Криденс, выпустив облизанный палец. – Я не помню… Это было… не очень противно.

– Дай мне попробовать, – требовательно выдохнул Грейвз и поцеловал его, аккуратно скользнул языком в его рот. Криденс застонал в ответ, с готовностью раскрывая губы, чтобы впустить.

Грейвз целовал его долго и внимательно, самому себе разрешая побыть в тепле и покое. Гладил Криденса по волосам, по спине, по затылку. Тот отвечал неумело, настойчиво, ловил губами язык. Тихо постанывал.

– Ты очень хороший мальчик, Криденс, – ласково шептал Грейвз. – Хороший. Красивый.

Тот вздыхал и тянулся за новым поцелуем.

– Вы не сердитесь?..

– Нет… Ты меня порадовал. Мне было хорошо. И очень приятно. То, что с тобой происходит – не болезнь, Криденс. Получать удовольствие – не стыдно.

– Остаётся грязь…

– Нет, Криденс. Твои слёзы, твоя кровь, твоя сперма – это не грязь. Ты чудесно пахнешь. Ты приятен на вкус. Ты мне нравишься.

Криденс прерывисто вздохнул, уткнулся лбом в его колено.

– Теперь спи, – Грейвз поцеловал его в уголок глаза, последний раз провёл по волосам и отстранился.

Встать и уйти оказалось труднее, чем он думал. Он сидел, прочёсывал волосы Криденса сквозь пальцы, смотрел, как тот засыпает. «Ещё минуту», – говорил он себе. – «Ещё минуту». И смотрел на часы.

Плохие сны, хорошие разговоры

То, что кошмары вернутся, Грейвз понял пару недель назад, ещё в Нормандии. Он знал эти признаки грядуших бессонниц, отрешённо следил, как они проявлялись один за другим, возвращаясь из небытия.

То ему чудился чей-то взгляд, хотелось обернуться, обшарить лица людей: кто следит за ним?.. То вдруг казалось – сейчас что-то случится. Чашка выпадет из рук и расколется, земля провалится под ногами, пламя в камине пыхнет жаром прямо в лицо, нож соскользнёт и вонзится в руку.

Потом начал пропадать аппетит. Грейвз делал глоток виски и не чувствовал вкуса – только остроту алкоголя на языке. Не понимал, сколько сахара положил в чай: одну ложку?.. три?.. Потом перестал узнавать запах привычного одеколона. Подносил флакон к носу и слышал какую-то мешанину, а не стройное созвучие нот.

Потом начал просыпаться по ночам. От банальной фразы Криденса или Финли о чём-то простом, будничном, вдруг перехватывало горло, а к глазам подкатывала горячая волна.

Такое случалось не первый раз. Он знал за собой это свойство: в минуты опасности, когда необходимо действовать и решать, он не видел ни тени тревоги. Был азарт, злость, был холодный адреналин. Когда он кипел в крови, Грейвз действовал быстро, наверняка. И только потом, когда наступал покой, притаскивался, как опоздавший дементор, страх.

Холодный, липкий ужас перед тем, что могло случиться, гнал мурашки по коже и поднимал дыбом волоски на руках и затылке.

Что за глупость! – говорил себе Грейвз. – Ведь всё уже кончилось.

Кончилось. Он выбрался из плена, а не умер там, на острове, одурманенный зельями, привязанный к стулу. Он победил!.. Он остался жив. Он бежал от казни, отыскал Криденса, уговорил его уйти, нашёл им дом, начал новую жизнь. Начал медленно, осторожно выращивать доверие у мальчишки. Всё это – победы. За каждую из них он мог сказать себе – молодец!

Да, – шептал в его голове чей-то гнусный старческий голос. – Ты молодец. Молодец, что попался Геллерту в жадные лапы. Молодец, что не справился с ним. Разболтал ему всё, что знал – какой молодец!.. Позволил ему украсть своё имя, свою должность. Аврор!.. Не предвидел, не просчитал, отдал ему город, едва не погубил всю страну! А потом?.. Сбежал, поджав хвост, отказался от борьбы, бросил дом, потерял имя, карьеру, цель.

Молодец, Персиваль!

Такое уже бывало. Первый раз его накрыло после войны. Внезапно. Он едва вернулся с фронта – вернулся героем, жить бы и радоваться. И он радовался, принимал в доме гостей, был завсегдатаем чужих вечеринок – а потом в один прекрасный день проснулся и отчётливо понял, что больше никогда не хочет вставать с постели. Почти целый месяц он провёл, не выходя из дома. Потерянно бродил в распахнутом халате из комнаты в комнату (благо комнат в доме было достаточно и прогулки получались долгими), волоча за собой пояс. В ушах у него были крики и взрывы, по ночам его будил рёв драконов, рёв пламени, шипение мяса, лица, залитые кровью и грязью, с отвратительно белыми глазами.

Такое было после того громкого дела с мисс Мередит, которая баловалась магией вуду. Нью-Йорк полгода трясло от страха. Люди выходили из дома, чтобы забрать газету с крыльца – и пропадали. Забегали в кофейню – и больше никто их не видел. Отлучались на пять минут с рабочего места – и не возвращались. Потом авроры нашли её. Мисс Мередит, хорошенькая маленькая леди, возжелала составить голема из человеческой плоти. Голем к ней и привёл. Прямо к её дому. Внутри были полчища мух и крыс. Полы и стены, залитые кровью. Внутри была такая вонь, что даже бывалые авроры выходили на воздух подышать и покурить. А милая мисс Мередит, сложив ручки на коленях, в старомодном платьице с пионами, сидела на заскорузлом от крови старинном диване и улыбалась. Эта улыбка преследовала Персиваля года два, даже после того, как мисс Мередит казнили.

Такое было после гоблинской войны в Квинсе, когда несколько крупных кланов сцепились за власть. Всё началось как мелкое недоразумение: один юный гоблин забрёл повеселиться на чужую территорию, другой юный гоблин плюнул ему в рожу, превратил в ночной горшок и помочился в него, оскорблённый оказался отпрыском главы клана – и понеслось. Грейвз влез в самую гущу, пытаясь утихомирить их, но никто не хотел договариваться. Гоблины убивали друг друга прямо на улицах, посреди людей. Счёт жертв только среди не-магов шёл на десятки. Грейвз и сам провёл несколько очень неприятных минут, когда висел вниз головой на карнизе двадцатого этажа Флэтайрон-билдинг, пока гоблины из клана Перчатки спорили, убивать его за вмешательство в войну или послать клану Белоглазых в знак доброй воли, и пусть те сами его убьют.

Такое было после смерти Лоренса.

Его первый и последний роман.

Они оба были аврорами. Персивалю было двадцать пять, он едва-едва получил в свои руки отдел расследований. Лоренс уже работал там. Молодой, талантливый, въедливый, умный. До удивления некрасивый. Они невзлюбили друг друга с первого взгляда, они были противоположны друг другу, как луна и солнце. А потом из неприязни и раздражения какой-то случайный взгляд высек искру. И полыхнуло. Три месяца Персиваль был до беспамятства пьян от счастья.

Потом Лоренс умер. Попал под проклятие. Во время ареста. Такая работа. Бывает. Персиваль надел траур. И так и не снял. Семнадцать лет он не заводил никаких романов – ни на службе, ни вне её. Только случайные связи. Только симпатичные жадные юноши, честный обмен молодости на деньги.

За двадцать с лишним лет в аврорате таких историй набралось немало. Что будет дальше, Грейвз знал. Придут кошмары. Он станет рассеянным, раздражённым, мрачным. А у него в доме – опасная тварь, обскур, который нуждается в постоянном контроле. Криденса нужно учить, его нужно воспитывать. Ему нельзя показывать слабость. Если эта разрушительная сила, это чудовище в Криденсе почует, что Грейвз ослабел – может произойти всё, что угодно.

Грейвз смотрел в круглое зеркало и видел там чужое лицо. Лицо ухмылялось. Кроме него, в отражении всё было точным: белая плитка в кирпичик, чугунная ванна на когтистых лапах, чёрный холодный пол. Гриндевальд ухмылялся, топорща усы, и театрально аплодировал.

– Ты молодец. Отлично сработано, Перси! В Министерстве Магии я бы до него не добрался, но ты обо всём позаботился, оставил обскура безо всякий защиты. Не считая тебя. Но ты ведь не думаешь, что можешь его защитить?.. – Гриндевальд склонял голову набок, усмехался ещё мерзее. – Не можешь. Ты слаб.

– Хватит мне сниться, – говорил Грейвз, обеими руками упираясь в край раковины. Сил смотреть в разноцветные глаза не было, и он смотрел на чёрный изгиб крана.

– Не тебе это решать, мой дорогой, – ласково отвечал Гриндевальд из зеркала. – Ты думал, если сбежишь, всё закончится?.. Нет, Перси. Всё только начнётся…

Грейвз проснулся усилием воли. Долго лежал без движения, слушая колотящееся сердце. Лунный свет скользил по тёмной спальне, как живой, высвечивая посеребрённый геометрический узор обоев, бронзовое изножье кровати, переплетение линий на ковре. Грейвз дождался, пока утихнет стук в ушах, поднялся, набросил домашний халат. Спустился в столовую, где за ужином оставил свой портсигар. Прежний, серебряный с монограммой, остался там же, где и вся остальная жизнь – в Нью-Йорке. Новый был простым, даже скромным. Квадратный стальной корпус, фабричное клеймо на задней крышке, рифлёная поверхность. Похожий когда-то был у Тесея.

Не зажигая свет, Грейвз поставил стул боком к столу, сел, облокотился. В Нью-Йорке он двадцать пять лет покупал табак у одного и того же мастера. Индра Мукерджиран из рода нагов держал лавку на Чемберс стрит, в старой части Манхэттена. Персиваль заглядывал к нему раз в неделю, покупал жестяную коробку «Золотого ракшаса» и по вечерам крутил себе сигареты. Ему нравилось делать это вручную. Он садился за обеденный стол – почему за обеденный, кстати, и сам не знал, но за письменным столом в кабинете сигареты всегда выходили кривыми и лохматились – раскладывал табак и бумагу, ставил рядом стакан чистого вермута. Отмерял стружку мягкого табака на глаз, ровнял, заворачивал, облизывая клейкий край. За вечер получалось тридцать штук – как раз хватало заполнить портсигар на несколько рабочих дней. А если было лень или не хватало времени – там же, у Индры, покупал тонкие индийские сигариллы со сладковато-перечным запахом.

Пока он был в Лондоне, у него не было времени искать себе другую нажью лавку. А здесь, в Гленгори, продавали только обычный табак. Грейвз взял первый попавшийся, подороже, какую-то «Королеву Анну», понадеявшись, что цена обозначает качество.

Табак оказался почти безвкусным.

Впрочем, может, дело было не в табаке. Грейвзу сейчас всё было безвкусно, даже местный шотландский виски.

Сигарета затлела, едва он поднёс её ко рту. Грейвз выпустил дым, посмотрел, как тот клубится сквозь поток лунного света. Пристроил затылок на высокую твёрдую спинку стула. Поворошил мысли, отвлекая себя, привычно занимая себя делами.

Надо попросить Ньюта заглядывать сюда почаще. Его общество неприятно, но Криденс к нему привязан. И лучше злиться на Ньюта, чем всё время возвращаться мыслями к Гриндевальду.

Надо наладить связь с местным сообществом магов. В Гленгори полно волшебников, надо сходить к ним на встречу, собрание, ковен, шабаш или что они тут устраивают… Надо вытряхнуть Криденса из его чудовищных тряпок и дать ему приличной одежды. Надо найти для него учебники. Надо начать уроки. Надо, надо, надо…

Прежде всего надо взять себя в руки, – подумал Грейвз. – Переждать панику. Это временно, это пройдёт. Потом станет легче.

Забытый столбик пепла упал на крышку стола и исчез, едва коснувшись полированного дерева. Грейвз бросил окурок в массивную пепельницу из зелёного хрусталя, сразу потянулся за второй сигаретой. Невольно поднял взгляд, когда впереди почудилось движение.

Там.

В проёме двери, в тёмном коридоре стоял кто-то с белым лицом. Высокая тёмная фигура, едва различимая в тени. Страх ударил по нервам холодным огнём, Грейвз замер, готовый драться… Но это был всего лишь Криденс. Он стоял, покачивался, одним пальцем постукивая по косяку.

Дожил, Персиваль. Испугался мальчишки. Скоро от тени своей будешь шарахаться.

– Почему ты не спишь?.. – хрипловато спросил Грейвз, затянувшись.

– Простите, сэр, – привычно-виновато отозвался тот. После паузы добавил: – Я думал о Модести. Она мне снилась.

Грейвз выдохнул дым через ноздри. Модести. Ну, конечно. У всех есть дурные сны, каждый тащит воспоминания, которые хотелось бы вынуть. Его преследует Гриндевальд, а что преследует Криденса?.. Или кто?..

– Я помню её, – сказал Грейвз, задержав сигарету возле лица. – Твоя сестра, верно? Такая странная замкнутая девочка. Что с ней стало?..

– Я не знаю, сэр, – Криденс опустил глаза. – Я не видел её. С того дня.

С того дня?.. Грейвз покрутил сигарету, раздумывая, что за день для Криденса должен быть «тем». Наверное, тот, где он едва не разнёс полгорода? Да, пожалуй. После «того дня» он считался убитым. Тогда он покинул Нью-Йорк. Наверное, ему не хватает прежней семьи?.. Если только эту стаю беспризорников под крылом фанатичной истерички можно было назвать семьёй.

– Ты скучаешь по ней?.. – спросил Грейвз. – По твоей сестре.

– Я… – начал Криденс и почему-то замолк. – Да, сэр. Я бы хотел знать, что у неё всё хорошо.

– Ты можешь попросить мистера Скамандера написать Тине, – спокойным тоном предложил Грейвз. – Помнишь Тину?.. Ты её видел. Такая приятная молодая женщина, – Грейвз покрутил рукой возле уха, намекая на каре мисс Голдштейн, и сбил пепел, – она однажды устроила бардак у вас в церкви. Она могла бы отыскать твою сестру.

Кажется, Криденс чуть улыбнулся. В темноте было не разобрать. Но темнота чуть-чуть потеплела.

– Иди сюда, – велел Грейвз. – Раз ты всё равно не спишь.

Он уже собирался позвать Финли, чтобы тот принёс горячего молока и печенья – или что там дают детям, которые не могут заснуть?.. – но Криденс, приблизившись, не сел за стол. Он вдруг сложился и сел прямо на пол, у ног Грейвза. Едва заметно качнулся из стороны в сторону, нерешительно приткнулся острым плечом к бедру.

Он сел спиной, Грейвз не видел его лица – только затылок с ровной линией густых волос и подбритую шею, торчащую из мягкого ворота пижамы. Грейвз выдохнул, пытаясь перебороть внезапную сладкую тяжесть. Почти сразу сдался. Потянулся пальцами к торчащей шее, провёл по ней. Криденс подался назад, подставляясь под ласку, кажется, тихо вздохнул.

Грейвз положил руку ему на макушку. Погладил по волосам. Кончики пальцев как будто покалывало, и он прочёсывал тяжёлые чёрные пряди, чтобы избавиться от странного ощущения.

Криденс подобрал под себя ноги, прижался твёрдым виском к колену Грейвза. И совершенно точно вздохнул – спокойно, глубоко, как человек, который нашёл, что искал.

Грейвз сидел молча. Курил, гладил Криденса по волосам. Не мог остановиться. Пропускал густые гладкие пряди сквозь пальцы, они щекотали кожу, а он снова нырял в них, снова, снова.

– Вам грустно, сэр?.. – негромко спросил Криденс.

– Мне снятся плохие сны, – сказал Грейвз.

– Про этого человека?

Криденс упорно отказывался называть Гриндевальда как-то иначе, оставляя его безымянным, будто наказывая.

– Да, – сказал Грейвз.

– Что он с вами делал?

– Ничего. Держал в плену. Разговаривал.

– Он вас бил?..

Грейвз усмехнулся, услышав в вопросе скрытую за ужасом ярость. Мальчик был злопамятен и обидчив. Но, кажется, мальчик считал, что может злиться на Гриндевальда не только за свою обиду. Это даже польстило. Трогательное и смешное желание отомстить. Нет, мстить Грейвз собирался только своими руками.

– Нет, – сказал он. – Он не мог, даже если хотел. Магия, которая отдала ему моё лицо, отдала бы ему каждую мою царапину. Он бы чувствовал ту же боль, что и я. А он боится боли.

– Он лечил мне руки, когда ма… Мэри Лу наказывала меня, – негромко сказал Криденс. – Он не мог вылечить себя?..

– Нет, – сказал Грейвз. – Ему пришлось бы лечить меня, чтобы самому излечиться.

Он вспомнил осколок стекла, вспоротые руки, горячую слабость. Гриндевальд тогда еле успел. Но успел. Может, зря?.. Сейчас не было бы их обоих. Криденс жил бы у Ньюта, игрался с Хоуп. А мир был бы спокоен.

Криденс словно почувствовал его мысли, привалился плотнее. Голова у него была тяжёлой, волосы – гладкими. Грейвз чувствовал, как тепло медленно разливается по телу, поднимается по бедру от колена, согревает локоть, предплечье – будто Криденс был волшебным огоньком, у которого можно греться в морозную ночь. Тепло добралось до щёк, мягко разжало рёбра, разрешило дышать в полную силу.

– Как вы сумели сбежать, сэр?.. – спросил Криденс.

– Я не сумел, – сказал Грейвз.

Это признание далось ему странно легко. Никому в мире он не сказал бы, что не справился. Но Криденс с его простым и наивным языком задавал вопросы удивительно метко. Хочешь – не хочешь, а ответить придётся, хотя бы самому себе.

– Я пытался сбежать, – сказал Грейвз. – Много раз. Но Гриндевальд был очень хитёр. Я был на острове в океане. Я не мог колдовать, не мог связаться с аврорами. Не мог уплыть. Однажды я попытался ранить себя, так серьёзно, чтобы это отразилось на нём. Чтобы он умер от раны. Но не вышло.

Криденс сдавленно вздохнул, прижался к колену Грейвза переносицей.

– А вы бы тоже умерли от этой раны?.. – глухо спросил он.

– Да.

Криденс зажмурился.

– Я не хочу, чтобы вы умирали, – прошептал он. – Не хочу.

– Я и не собираюсь, – спокойно сказал Грейвз. – У меня слишком много дел.

Криденс повернул голову, подставился щекой под пальцы. Грейвз замолчал. Задержал ладонь на его лице.

– Я отвлёкся. Ты спрашивал не об этом, мой мальчик. Ты хотел знать, как я сбежал.

– Я хотел… – тихо повторил тот. – Я ничего о вас не знаю. Вы расскажете мне?.. О чём-нибудь. Какой у вас… любимый цвет?..

– Тёмно-зелёный, – сказал Грейвз, проводя кончиками пальцев по его виску, приглаживая бровь, спускаясь ниже по спинке носа к идеально вырезанным ноздрям, от них – к уголку губ и подбородку. – Я смог освободиться, когда Гриндевальда схватили. Когда его заклинания потеряли силу, я отправил сообщение госпоже Пиквери, и меня отыскали авроры.

– Тёмно-зелёный, – медленно повторил Криденс. – Как рождественский венок?..

– Или папоротник.

– Или мох?..

– Или павлиньи перья.

Криденс замолчал, опустил глаза. Грейвз мягко гладил его большим пальцем по краю уха.

– Вам было страшно, сэр?..

– Нет. Я был зол. На себя… на него. На моих коллег, которые за столько времени не разобрали подмену.

Криденс вздрогнул.

– Простите…

– Ты не виноват. Мы не знаем друг друга, ты не мог почувствовать разницы.

– Но я чувствовал, – глухо возразил Криденс.

Грейвз недоверчиво усмехнулся.

– Неужели.

Криденс замер от этого недоверия, будто оно ранило его, перестал дышать.

– Расскажи, – мягче предложил Грейвз, заметив свою ошибку. – Расскажи, что ты заметил. Он был другим?..

– Да… – несмело выдохнул тот. – Я всегда чувствовал, как вы на меня смотрите. И когда вы меня обнимали… было так тепло, будто у вас внутри горячая железная печка.

– Или костёр, – сказал Грейвз.

– Или камин, – даже по голосу было слышно, что Криденс улыбнулся. – Я заметил вас сразу. Когда вы вошли в церковь. В тот день, когда пришла мисс Голдштейн. Мисс Тина. И заколдовала ма… Мэри Лу. Я подумал, вы сейчас всё исправите. Всё неправильное. Вокруг. И во мне.

– В тебе нет ничего неправильного, мой мальчик, – сказал Грейвз. – Только магия, которая не знала выхода. И что… – он усмехнулся, понимая, что напрашивается на наивный и нелепый комплимент, но услышать о себе хоть что-то хорошее так хотелось, что он не смог промолчать. Смог только выдержать паузу, чтобы горькая усмешка сползла с губ. – Значит… тот человек был холодным?..

– Он тоже обнимал меня, – виновато сказал Криденс. – Говорил, я особенный. Обещал забрать. Он не был ко мне злым. Он был пустым. Всегда приходил на пару минут. Не разговаривал со мной… Никогда не забирал листовки, не гулял, не стоял рядом. Он всё время спешил. Я думал, я рассердил вас, что вы так изменились. Я так скучал, – сдавленно признался Криденс и еле слышно потянул носом. – Очень скучал.

Я тоже, мой мальчик, – подумал Грейвз, прижимая его голову к своему колену. – Я тоже.

– Мистер Грейвз…

– Да?

– Он приходил, потому что ему был нужен ребёнок. Обскур.

– Ты.

– Он всё время говорил об этом. Что я должен помочь и найти.

Криденс замялся. Грейвз не торопил его, чувствуя, как тот собирается с мыслями. Дымные завитки плавали по столовой, медленно таяли.

– Вы никогда ни о чём не просили, – прошептал Криденс. – Почему вы приходили ко мне?..

Грейвз тяжело выдохнул. Жаркий стыд плеснул на лицо, потёк вниз, по шее, за ворот халата. Ох, мальчик.

Соврать он не мог. Сказать правду?..

Да, скажи ему правду, Персиваль. Расскажи про свои фантазии, про всё, о чём думал сотни раз, как даже перед казнью, старый козёл, фантазировал, как поставил бы его на колени. Расскажи, как тебе было плевать на его жизнь, как наяривал после каждой встречи, как старался незаметнее прижаться стояком к бедру каждый раз, как обнимал. Расскажи об этом!..

– Я приходил к тебе, – медленно сказал Грейвз, – потому что ты мне нравился.

– Я нравился вам, сэр?.. – Криденс изумлённо поднял голову, повернулся, чтобы взглянуть в глаза – но на полдороге смутился, уткнулся взглядом обратно в пол.

– Ты нравился мне, – повторил Грейвз. – И сейчас нравишься. Я хотел помочь тебе. Ты родился волшебником. Я искал возможность вернуть тебя в тот мир, которому ты принадлежишь. Ведь я обещал, помнишь? Я приходил для того, чтобы ты знал: я тоже помню.

– А если я не смогу?.. – еле слышно спросил Криденс. – Стать волшебником?.. Вы вернёте меня обратно?..

– Нет, – резко сказал Грейвз. – Ты никогда не вернёшься обратно.

– А если у меня нет волшебства?..

– А вот это мы скоро проверим, – выдохнул Грейвз, с облегчением оставляя трудную тему. – Утром мы отправимся в Лондон. Тебе нужны учебники. И волшебная палочка. Пора начинать твоё обучение.

Криденс потёрся щекой о его колено.

– Я буду очень стараться, сэр.