Текст книги "Как приручить Обскура (СИ)"

Автор книги: Макс Фальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 57 страниц)

Чёрный, белый, синий

Они сидели напротив друг друга за овальным столом, рассчитанным на шестерых человек. Грейвз сам не знал, откуда он возьмёт столько знакомых в этой глуши. Возможно, в данных обстоятельствах такой размах был излишним, но за столом меньших размеров ему было бы неуютно. Он не привык стеснять себя.

Криденс спустился к ужину без пяти минут семь, притихший и как будто уставший. Обилие новых впечатлений наверняка утомило его, и Грейвз решил не приставать к нему с разговорами.

Да он и не знал, о чём с ним говорить. Воспоминания о прежнем знакомстве смазались, перепутались с фантазиями, пересказанными Гриндевальду. Сейчас Грейвз с трудом отличал, что было на самом деле – а что он придумал. Скупая история их отношений и так была крайне запутанной – а теперь усложнилась ещё больше.

Потому что у него никого не осталось, кроме тебя, – хмурясь от горького сожаления, думал Грейвз. – Бесполезный учёный – и ты, старый козёл, вот и весь его круг знакомств.

Криденс ел молча, очень аккуратно, не поднимая глаз. Держал изящную вилку так, будто она обжигала ему пальцы. Столовыми приборами Грейвз гордился: серебро, белая эмаль, тонкое чернение – они с Финли поняли друг друга с полуслова. А вот Криденс не понимал. Его пугало такое обилие красивых вещей. Он так старался не звякать приборами по тарелке, что от любого шума задерживал дыхание и замирал, будто ждал, что сейчас Грейвз поднимет голову, пронзит его мрачным взглядом и прикажет выметаться из-за стола.

Грейвз, конечно же, не собирался приказывать ничего подобного. Он был занят газетой, раскрытой возле локтя. Ну, или очень правдоподобно делал вид, что занят, не обращая на Криденса никакого внимания. Он решил, что подобное игнорирование всего того, что Криденс считал своими промахами (что вообще-то являлось обыкновенными признаками жизни) благоприятно повлияет на мальчишку и тот расслабится.

Не тут-то было. Молчание, кажется, пугало Криденса не меньше.

Грейвз тоже тяготился этой неловкой тишиной, накрывшей столовую, как пыльная штора, но делал вид, что ничем не обеспокоен. Не глядя, он накалывал на вилку запечённый картофель, окунал в соус и отправлял в рот, в десятый раз перечитывая одну и ту же дурацкую заметку о выращивании мандрагоры. Он ел медленно и без аппетита, хотя Финли оказался неплохим поваром.

Проблема была серьёзной.

Ему стало намного уютнее в доме, которого коснулся дух американской современности, а вот Криденсу изменения явно пришлись не по вкусу. Пока Финли под руководством Грейвза преображал дом, Криденс с огромным любопытством ходил за ними по пятам и смотрел на то, как меняется обстановка. А теперь он даже на стуле сидел на самом краю, чтобы случайно не испортить новенькую обивку своей задницей.

Если он будет бояться лишний раз выйти из комнаты, потому что вокруг слишком красиво… Ну, молодец, Персиваль, что. Расстарался. Думай, что теперь делать – сразу начать прививать Криденсу любовь к прекрасному или попрощаться с собственным комфортом и подстраивать дом под чужие привычки.

Вот поэтому ты и водил в дом только фантазии, Персиваль, – подумал он. – От реальных людей одни проблемы. С ними надо считаться. У них есть своё мнение. Даже у Криденса. Он, конечно, ничего не скажет, он даже не понимает, что случилось. Но он так скукожился, что и без легиллименции можно понять: «Здесь слишком хорошо для такого, как я». Это только в фантазиях ему было плевать на обстановку. Ты же занимал его там другими приятными вещами…

Грейвз сжал в кулаке вилку и подавил вздох. От мыслей у него готова была разболеться голова, нежный грибной соус горчил.

Он надеялся, что Криденс, попав в дом, где всё радует глаз, где никто больше не поднимет на него руку – что Криденс осмелеет и начнёт оттаивать. Но пока было ровно наоборот, и Грейвз чувствовал… беспомощность. Он понятия не имел, как действовать с этим жалким подобием человека. Что ему сказать? Что ему дать, чтобы он перестал выглядеть таким забитым?..

Время… Время, Персиваль, время. Время и терпение. Терпение и доброта. Доброта и строгость.

И что-нибудь… что-нибудь, что его порадует. Что ему понравится. Чтобы он понял своим раненым умом, что это не клетка. Это теперь и его дом тоже. Надолго, возможно – на годы.

– Какой у тебя любимый цвет? – спросил Грейвз, отрываясь от газеты, которую всё равно не читал.

Криденс вздрогнул от неожиданности, со звоном выронил вилку на пол. Застыл, оглушённый всем сразу: взглядом и голосом Грейвза, вопросом, своей неловкостью. Плечи поджались, будто он в любой момент был готов выставить руки в защитном жесте.

Грейвз жестом левитировал вилку обратно, коротким заклинанием уничтожил шмякнувшуюся на пол половинку картофелины, брызги соуса на полу, на столе и на колене Криденса. Машинально призвал из буфета новую вилку. Та выпорхнула из ящика, стрелой метнулась к столу и опустилась возле неподвижной руки Криденса. Грейвз, конечно, мог тем же заклинанием очистить прежнюю – мог и не очищать, пол был безупречен – но ему даже думать было неприятно, что Криденс станет есть приборами, побывавшими на полу.

– Итак, – сказал он, разобравшись с этим маленьким происшествием. – Криденс. Какой у тебя любимый цвет?..

Криденс сидел, ни жив, ни мёртв. Держа руки на коленях, он смотрел покрасневшими глазами в скатерть и не моргал.

– Криденс, тебе нечего бояться, – терпеливо сказал Грейвз. – Я не выгоню тебя из дома за такую мелочь. Я вообще не собираюсь выгонять тебя, – спохватился он. – Ты мне нужен, запомни.

Криденс отмер, выдохнул, еле заметно кивнул.

– Простите, сэр, – шепотом сказал он.

– Так у тебя есть любимый цвет?..

Криденс на мгновение поднял глаза. Через секунду опустил их – но вы подумайте, какой прогресс!.. Он становился смелее.

Найти ответ на вопрос ему это не помогло, так что Грейвз повторил:

– Просто скажи мне. Цвет, который тебе нравится. Какой он?..

– Яркий, – ответил Криденс и покраснел.

Разговор грозил затянуться надолго. Грейвз подлил себе вина, отодвинул тарелку. Криденс тут же выпрямился, положил вилку. На его лице промелькнули испуг и досада.

– Тихо-тихо, не дёргайся, – сказал Грейвз, растирая пальцами складку между бровей. – Доедай спокойно.

– Но вы…

– Делай то, что я говорю, – прервал его Грейвз, не собираясь выслушивать очевидное объяснение. В приюте они ели по команде, как собачки. И если не успел проглотить порцию вовремя – пеняй на себя. Когда Мэри Лу вставала из-за стола, вставали все. – Сиди и ешь, если ещё не сыт, – велел Грейвз. Отпил вина и на всякий случай уточнил: – Ты ведь поймёшь, когда будешь сыт?..

Криденс кивнул. Хвала Мерлину, одной проблемой меньше. А то от этих пуритан-сектантов можно было всякого ожидать…

– Ма… Мэри Лу говорила, нельзя разговаривать за столом, – зачем-то сказал Криденс.

– Плевать я хотел на то, что говорила твоя Мэри Лу, – искренне сказал Грейвз. – В этом доме мои правила.

На Криденса, как ни странно, эта банальность подействовала успокоительно. Он снова взялся за вилку, потянулся к блюду с запечённой рыбой. Грейвз помолчал, чтобы не спугнуть. В начале ужина ему пришлось два раза повторить, что Криденсу можно брать всё, что стоит на столе, прежде чем тот решился добавить себе на тарелку что-то помимо гарнира и куска карпа.

Вопрос с любимым цветом оставался открытым. Знал ли сам Криденс, что это за «яркий» цвет?..

Ты же аврор, – подсказал внутренний голос, в котором вместо привычной язвительности чувствовалось любопытство. – Допроси его. Аккуратно. Разговори, предложи десять вариантов, посмотри, на каком он дёрнется или выдаст что-нибудь личное. Заодно укрепишь доверие. Двух зайцев одним ударом – это же твой стиль.

Технику допроса, конечно, придётся адаптировать…

– Я знаю одну игру, – сказал Грейвз. – Ты умеешь играть во что-нибудь?..

– В «преисподнюю», – ответил Криденс, торопливо проглотив курок рыбы. – Модести чертила на полу десять квадратов и прыгала на одной ноге. Наверху был адский котёл, – оживлённо сказал он и смутился от собственного энтузиазма, снова потупился.

Грейвз знал эту игру. В Ильверморни её называли «инквизицией». Напрыгнул на линию – сгорел в костре.

– Хорошо, – сказал он. – Но это другая игра. Я буду называть цвет, а ты будешь называть предмет. Например, я говорю – белый. Ты отвечаешь – бумага. Я говорю – чёрный. Ты говоришь – уголь.

– Я не слышал про такую игру, сэр, – насторожился Криденс.

– Она простая. Ты ведь различаешь цвета, верно?..

– Да, сэр.

– Значит, ты сможешь ответить, когда я назову цвет. Вспомнишь что-нибудь белое, чёрное, зелёное, красное – и назовёшь.

– А если я ошибусь, сэр?.. – с какой-то обречённой тревогой спросил Криденс, будто ждал ответа «тогда я тебя выгоню тебя из дома».

– Как ты можешь здесь ошибиться, мальчик мой?.. – терпеливо вздохнул Грейвз.

– Вы скажете – чёрный… А я отвечу – бумага…

Грейвз положил локти на стол и пристально посмотрел на мальчишку.

Какой абсурд.

Такой абсурд, что против воли Грейвз начинал проникаться сочувствием. Криденса было жаль. Страшно жаль. Чудовищно жаль. Какой эпитет ни приставь – будет мало. Его жизнь сама была «преисподней». Стоит нарушить правило, ошибиться, наступить на меловую линию – и возмездие найдёт тебя. Криденс так привык к вечному кругу из ошибок и наказаний, что теперь, когда прежняя жизнь кончилась, ему было ещё страшнее. Он не знал, за что и как он будет наказан по новым правилам. Что он получит за ошибку в игре – пощёчину?.. удар по губам?..

Грейвз прижал костяшки пальцев ко рту, подавляя вздох.

Этот несчастный ребёнок, он же теперь всё время будет рядом, и это надолго. Он будет жить, жить рядом с тобой, Персиваль. Затравленно смотреть на тебя с надеждой и страхом. Молчать. Бояться тебя. Смотреть на тебя исподтишка. Спать будет в соседней комнате. Будете трижды в день встречаться за столом. А потом ты начнёшь учить его держать палочку… Сильно рискуешь, Персиваль. Твои эротические фантазии могут сбыться в самом ближайшем будущем. Кстати, не забудь купить ему палочку, старый хрен – как учить-то будешь?..

Вот он сидит и прячет глаза. Он никуда не уйдёт – ему некуда. У него никого нет, кроме тебя, козла. Он сделает всё, что прикажешь, лишь бы ты не прогнал. Будешь с ним ласковым – да он к тебе в ширинку сам полезет за лишнюю похвалу. Тошно от самого себя, правда?

Ведь сам знаешь, что не удержишься. Как бы ни крепился – не устоишь. Легко держаться, если встречаешься с мальчишкой пореже. А если он тут, под рукой?.. Куда деваться?..

Когда ты к нему первый раз пришёл?.. Через неделю после той заварушки, что устроила Тина. Криденс тебе тогда чуть на шею не кинулся – подумал, ты сейчас заберёшь его в волшебный мир. Как он погас, когда понял свою ошибку – помнишь?.. Пришлось мямлить, отговариваться, объяснять… Как он тогда сказал – «Разве вы не волшебник?» А ты стоял и сам думал – ведь правда. Ты же волшебник. Так почему нет никаких подходящих заклинаний для этого случая?.. Где тогда разница между магами и людьми? Должен же быть в этом какой-то смысл. У людей есть паровые двигатели, электричество, нефть – а у вас есть магия. Для чего она, если нельзя помочь тем, кто несчастен?

Не совался бы ты, Персиваль, в ту церковь, не стремился бы разбирать промахи подчинённых – глядишь, знать бы не знал ни про какого Криденса. Спал бы спокойнее. Сидел бы себе в Нью-Йорке, снимал молоденьких не-магов и горя не знал бы.

А теперь – вот оно, твоё искушение. Рядом. Живое. Так сладко зависимое от тебя. Постарайся хоть пару дней член в брюках удержать. Сумеешь?..

– Если ты ошибёшься, – спокойно сказал Грейвз, – я ещё раз повторю цвет, и ты дашь мне другое слово.

– В неё можно выиграть?.. – осмелев, спросил Криденс.

Грейвз улыбнулся. Ум у мальчишки был пытливым, задавать важные вопросы он отлично умел.

– Выигрывает тот, кто отвечает на все вопросы. А ещё он получает приз.

– Какой? – с любопытством спросил Криденс.

Он бросал на Грейвза короткие взгляды исподлобья – похоже, тон разговора его ободрял, раз ему хватало на это смелости. Грейвз на секунду задумался, подбирая подходящий «приз».

– Тот, кто выиграет, после ужина пойдёт со мной гулять к реке и смотреть на мельницу.

– А тот, кто проиграет?.. – с волнением спросил Криденс.

– Тот, кто проиграет, останется со мной дома. По-моему, очень простые правила.

Криденс в замешательстве вскинул глаза, опустил снова. Ему эти правила наверняка не казались простыми. Что это за выбор, когда оба варианта кажутся безопасными? Можно выбрать из хорошего и плохого, но как выбрать из хорошего и хорошего?..

– Чёрный, – сказал Грейвз, не давая ему времени на размышления.

– Уголь, – с запинкой сказал Криденс.

– Белый.

– Бумага.

– Красный.

– К-кровь, – ответил Криденс, помедлив.

– Хорошо. Жёлтый.

– С-солнце.

– Розовый.

Криденс задумался, потом тихо сказал:

– Кукла.

– Хорошо, – Грейвз спокойно кивнул, – оранжевый.

– Огонь.

– Зелёный.

– Трава.

– Синий.

Криденс вздрогнул, зажался. Спрятал руки под стол. Попытался что-то сказать, но только раскрыл рот и закрыл снова.

Вот оно. Грейвз подобрался. Что у него связано с синим цветом? Что-то плохое или что-то хорошее? Синее платье Мэри Лу? Синяя лента сестры? Обложка книги? Карандаш? Цвет глаз?

– Криденс, – мягко сказал Грейвз, – ты знаешь что-нибудь синего цвета?..

– Шарф, – прошептал тот и покраснел.

Шарф.

Грейвз снова прикрыл лоб рукой. Ну-ну. Шарф. Ты, Персиваль, знаешь кое-кого, кто их любит. Одного так точно не раз видел – в зеркале живёт.

Грейвз потёр глаза пальцами.

– Хорошо. Хватит.

Взгляд у Криденса был настороженный и вопросительный:

– Я ошибся?..

– Нет, – сказал Грейвз. – Ты правильно отвечал. Но когда ты отвечаешь, ты не ешь. Будем снова играть, когда встанем из-за стола. Вспомни пока побольше разных цветных вещей.

Грейвз откинулся на спинку стула, подтянул газету поближе, сложил другой стороной. Об американских событиях в Англии писали мало. Британия была занята своими внутренними делами, на взгляд Грейвза – довольно мелкими. Он налил себе чаю, взял миндальную меренгу. Криденс медленно ковырял карпа, складывая кости на край тарелки с чёрно-золотым ободком. Он ел медленно – то ли был уже сыт, то ли не хотел никуда торопиться, раз Грейвз не объявил, что ужин закончен. Второй вариант выглядел правдоподобнее, а кроме того, после происшествия с вилкой Криденс старательно следил за руками.

Итак, синий. Раз это любимый цвет Криденса, нужно внести его в интерьер.

Грейвз любил глубокий кобальтовый оттенок, аквамарин, бирюзу, цвет морской волны. Они отлично впишутся акцентами в строгий чёрно-белый мир с проблесками золота, и тогда Криденсу будет здесь немного уютнее. А со временем он привыкнет и к остальному. Грейвз пристально посмотрел на обои, припоминая простейшую трансфигурацию – по стенам побежала голубая волна, вытесняя холодную белизну.

Февральские сумерки были сырыми, но не холодными, звёзды влажно перемигивались сквозь туман. Река в темноте была почти не различима, и только если прислушаться, до холма доносилось мерное журчание воды под мельничным колесом. Пахло дымом из печных труб, мокрой землёй и овцами.

Грейвз накинул на плечи мантию, Криденс сунул руки в карманы старого коричневого пальто, которое досталось от Ньюта. Они переговаривались вполголоса, продолжая игру. Тропинка тянулась над берегом, ширины едва хватало, чтобы идти рядом.

– Красный, – сказал Грейвз.

– Яблоко, – ответил Криденс.

– Зеленый.

– Другое яблоко…

Грейвз усмехнулся. Неожиданный поворот. Это что такое – проблески чувства юмора или недостаток воображения?..

– Другое яблоко, – чуть насмешливо повторил он.

– Да, сэр.

Криденс опустил голову, но плечи к ушам не вздёрнул. Какой молодец. В его положении это должно называться «твёрдо выразил мнение». Грейвз улыбнулся, положил ему ладонь между лопаток:

– Выпрямись… Хорошо. Белый?..

– Дым.

– Голубой?..

– Небо.

– Ты молодец, Криденс. Давай попробуем наоборот. Ты называешь цвет – я называю слово.

Криденс помялся немного, потом спросил:

– А если вы выиграете, мне нужно придумать вам приз?..

Грейвз резко остановился, будто с разбега врезался лицом в стену. Он даже прикрыл глаза – несвойственная ему, жалкая попытка бегства.

Приз. Конечно же, приз. Молчи. Молчи, молчи, молчи, сволочь. Тебе полагается приз!.. Закрой рот. Не смей. Я хочу приз!.. Прикуси язык!

– Да, Криденс, – удивительно спокойным голосом сказал он. Старый ты козел, Персиваль, дождался, да?.. Дождался повода?.. – Если я выиграю, – он едва запнулся, но продолжил ровно, не сбив дыхания: – ты меня поцелуешь.

Криденс смутился. Кивнул.

Грейвз почувствовал, как замерло сердце. Согласился!.. Зачем?.. Почему?.. Да что ему в этом такого?.. Он не понимает, что нельзя соглашаться?.. Или боится, разозлить отказом?.. Персиваль, Персиваль, твою ж мать!.. Дважды подумай, трижды. Что ты творишь?.. Остынь, есть ещё время. Проиграй ему. Не трогай его. Пожалей мальчишку.

Да ладно, – вкрадчиво вмешался внутренний голос. – Один поцелуй. Что тут плохого?..

– Красный, – шепотом сказал Криденс.

– Рубин, – ответил Грейвз.

Они свернули к старому каменному мосту через реку, медленно пересекли его. Вода тихо журчала под гулким сводом, в вечерней тиши её было отчётливо слышно. А может, у Грейвза вдруг с чего-то обострились все чувства, и он ощущал на лице лёгкую прохладу ветра, слышал и воду, и отдалённое конское ржание, и чей-то свист высоко в небе. Мир будто раздвинулся перед ним, и он как впервые, смотрел на дальние бугры холмов, чёрные на фоне неба, и на острые звёзды над ними.

– Зелёный, – сказал Криденс.

– Павлиний хвост.

– Белый.

– Мрамор.

– Что такое мрамор… сэр?..

– Камень. Очень красивый, я покажу тебе. Если отполировать – блестит, как зеркало.

– Белый блестящий камень, – повторил Криденс себе под нос, будто запоминая.

– Он бывает разных цветов. Я вспомнил белый. Дальше?..

– Чёрный.

– Ночное небо.

– Розовый.

– Помада.

– Помада?..

– Краска для губ.

– Раскрашивать лицо – грех, – монотонно пробормотал Криденс не своим голосом.

– Это ещё почему? – удивился Грейвз.

Он неточно помнил христианские заповеди, но насчёт украшения себя Библия не была сильно строга.

– Мэри Лу говорила, что это грех. Это привлекает мужчин.

Грейвз пренебрежительно фыркнул.

– Однажды Честити получила пощёчину за то, что заговорила на улице с незнакомым мужчиной. А Модести было запрещено играть с мальчиками. Только со мной.

– Криденс, – терпеливо сказал Грейвз, – Мэри Лу была злобной и жестокой стервой. Нравиться другим людям – это естественное желание. Украшать себя помадой, румянами, пудрой, одеждой – это не грех. Остановись.

Криденс застыл, сутулясь и чутко вслушиваясь в то, что говорит Грейвз. Тот снял с себя лёгкий шарф из тонкой шерсти и накинул на Криденса.

– Вот так, – он пригладил концы, чтобы лежали ровнее по обе стороны от воротника. – Теперь ты стал…

– Красивым, – шёпотом подсказал Криденс. Казалось, он улыбается – на опущенном лице было не разглядеть.

– Что?.. Нет!.. – возразил Грейвз и тут же поправился, чтобы Криденс не понял его неверно: – Ты уже красивый. А теперь стал ещё и модным.

Он одёрнул пальто на его плечах, чтобы сидело ровнее, убрал руки.

Ох уж эти пуритане. Как они вообще размножаются с такими запретами?.. Раз в год в миссионерской позе?.. С мальчиками не играй, красивое не носи… Додумались же объявить грехом такие чудесные вещи, как секс и флирт. Они бы ещё еду запретили.

Грейвз вспомнил скудный благотворительный рацион для беспризорных детей и грустно вздохнул.

– Дальше, Криденс?..

– Фиолетовый.

– Закат.

– Синий.

– Хоуп.

Криденс издал какой-то тихий звук. То ли хмыкнул, то ли попытался хихикнуть, но подавил порыв и опустил голову. Улыбнулся.

Перебрасываясь словами, они пересекли мост. Придуманная игра оказалась увлекательной. Грейвз подбирал ассоциации, вороша всю свою жизнь, а Криденс хитрил, видимо, стараясь растянуть удовольствие.

– Жёлтый.

– Золото.

– Золотой?..

Грейвз усмехался и отвечал – «кольцо».

На башне с часами ударил колокол, звон поплыл, растворяясь в сумерках. Они повернули к городу по другому берегу реки, мимо рядов тонких осин. От зеленовато-серой коры пахло свежей горчинкой, под ногами лежали прошлогодние листья, схваченные морозцем. Река тихо плескалась совсем рядом, убегая к озеру за холмы.

– Вы выиграли, сэр, – сказал Криденс. – Я больше не знаю цветов.

Грейвз остановился. Отвёл от лица тонкую узловатую ветку с бурым листиком, чудом пережившим зиму. Машинально облизнулся, сунул руки в карманы. Какие у Криденса губы?.. Последний шанс представить перед тем, как ты это узнаешь, Персиваль. Должно быть, шершавые. Обкусанные. Тёплые. Какой он на вкус?.. Какое у него дыхание? Умеет ли он целоваться? Да нет, кто бы его учил – сёстры, что ли?

Мгновение трепетало, затягиваясь в петлю. Вот сейчас… Всего один поцелуй. Не так уж и много. И руки, руки в карманах держи… А то ты себя знаешь. И не заметишь, как завалишь парня прямо здесь, под осинки.

– Я хочу мой приз, – хрипловато сказал Грейвз. Сердце билось медленно, во рту собиралась слюна. Как же сладко растягивать предвкушение – будто сдерживать долгожданный оргазм. Ещё секунда, ещё одна, вот сейчас, вот уже почти, и мгновения – как медовые капли, которые ловишь ртом – тягучие, прозрачные, сладкие.

Криденс шагнул к нему, оказался так близко, будто хотел обнять. Грейвз поднял лицо. Криденс был едва выше, сейчас он качнётся вперёд, и…

…и Криденс неловко прижался губами и носом к щеке.

К щеке?..

Грейвз раздражённо выдохнул. Да что это за издевательство! То есть, этот несчастный запуганный мальчишка ещё и не соображает, что Грейвз ходит рядом и едва сдерживается, чтобы не тянуть к нему руки?.. Он идиот или притворяется?.. Или он настолько невежественный, что не способен догадаться, на какой поцелуй намекал Грейвз?.. А все эти объятья, вздохи, прислонённая к плечу голова – это что, нежные сыновьи чувства и ничего больше?..

Разочарование было отрезвляющим и холодным. Грейвз застыл, почувствовал, что губы Криденса всё еще прижимаются к щеке. Ему нужно разрешение перестать, что ли?..

– Спасибо, Криденс, – сухо сказал он.

Тот вздрогнул, качнулся назад, подобрал руки к груди.

– Простите… Я сделал что-то не так, сэр? – растерянно спросил он.

– Я рассчитывал на другой поцелуй, – сдерживая злость, сказал Грейвз.

Нет, Персиваль, сам себя накрутил – сам на себя и злись. Мало ли на что ты рассчитывал. Не было уговора про поцелуй в губы. Подавись своим призом.

Грейвзу казалось, он и правда сейчас подавится. Горло сжалось, будто в нём что-то застряло. Нет, ни в коем случае нельзя срываться на Криденсе. Он не при чём, он не виноват.

– А какой… вы хотели? – потерянно спросил Криденс. Он не отступил ни на шаг, Грейвз чувствовал его зажатое дыхание у себя на шее.

Какой!.. Он даже не понимает, что ты пытался с ним флиртовать. Он этого даже не понимает, Персиваль. Твои сладкие фантазии – чушь. Настоящий, живой Криденс ничего не поймёт. Он ничего тебе не подставит, даже если приказать ему снять штаны. Он слеп от невежества. Ты его лишь напугаешь, если хоть что-то сделаешь.

Мерлиновы яйца, во что ты ввязался, Персиваль?.. Учи его, воспитывай, поднимай на ноги, спасай его, спасай людей от него – за просто так, за «спасибо». Даже минет в благодарность тебе не светит.

– Сэр?.. – тревожно позвал Криденс. Он так и стоял вплотную, чуть ли не прижимаясь щекой к щеке, и от его близости, от его тёплого запаха из ворота пальто у Грейвза начинала кружиться голова. – Мистер Грейвз… Я не знаю других поцелуев. Только такой.

Грейвз шумно выдохнул, сам не понимая, то ли ему смешно, то ли хочется убивать.

Он невинен, как младенец, понимаешь, ты, старый хрыч?.. Он не знает других поцелуев, потому что никто никогда его не целовал, козёл ты похотливый. Может, сестра чмокала в щёку перед сном, и другой ласки он не знал. Пока ты не появился со своими навязчивыми фантазиями.

Давай, устрой ему первый поцелуй, научи. Просвети. Не удержишься ведь. Не сможешь. Силы воли устоять не хватит, правда, Персиваль?.. Как тут устоишь, когда он сам чуть ли не просит?..

– Я говорил про другой поцелуй, – с расстановкой сказал Грейвз и взял его лицо в ладони. Криденс замер, явно не зная, к чему готовиться. Ресницы у него задрожали – до чего длинные, с ума можно сойти. Точёные скулы, прямые брови, нос как у римских статуй. Красив так, что дыхание останавливается.

Грейвз закрыл глаза и прижался к его рту. Криденс непроизвольно вдохнул, губы раскрылись. Грейвз от случайного приглашения не отказался – поцеловал нижнюю губу, захватил верхнюю. Медленно, не торопясь. Короткими тихими поцелуями прошелся от одного уголка губ до другого. Криденс выдохнул ему в рот и попытался ответить.

Грейвз не заметил, когда Криденс прильнул к нему, положил руки на грудь. Он целовал его мягко, уверенно. Придерживал за затылок, чтобы тот не тыкался в губы, как щенок, и не дёргал головой. Нежно прикусывал, аккуратно касался языком, посасывал, увлекаясь. Криденс начал тихо вздыхать. Он жался к Грейвзу, напирал на него, глубоко дышал, цеплялся скрюченными пальцами за мантию.

Да его это возбуждает, – с изумлением понял Грейвз. – Может, он не соображает, что происходит, но тело у него реагирует, как надо. Его можно завести одним поцелуем!.. Ну ладно, не будем преуменьшать – одним очень умелым и настойчивым поцелуем. И что будешь делать дальше, Персиваль?.. Поведёшь его в спальню, прикажешь раздеться и встать на карачки?..

Криденс навалился на грудь Грейвзу, бросил попытки отвечать. Он тяжело дышал.

– Сэр… простите, сэр, – бормотал он, так невнятно, будто у него онемели губы. Он крупно и нервно вздрагивал, полыхал жаром, как уголь в камине. – Мне кажется… Мне немного… Нехорошо.

Нехорошо?.. Что тут может быть нехорошего?.. Грейвз, сам ошеломлённый не меньше, молчал. Ему самому не мешало бы прислониться к чему-то, но тут был только Криденс, который глотал воздух и прятал лицо.

Ох, Мерлин.

Криденс принимал возбуждение за болезнь. С его-то невежеством другое в голову не придёт. Вдруг накатывает жаркая слабость, голова идёт кругом, в паху тяжесть и неудобство – поди не испугайся, что с тобой что-то не так.

Грейвз обнял его, Криденс прильнул горячо и тесно, но только грудью. Зад оттопырил, чтобы не прижиматься к бедру Грейвза. Бесполезная предосторожность: стояло у него так, что не заметить было нельзя.

– Всё хорошо… – прошептал Грейвз, поглаживая Криденса по затылку. – Всё хорошо, мой мальчик. Просто дыши глубже.

Криденс прерывисто вздохнул, стиснул его обеими руками, сунулся лбом в плечо.

– Простите, сэр. Я всё испортил, – глухим шёпотом сказал он.

– Ты ничего не испортил, Криденс.

– Я вам помешал, – в голосе слышалась чуть ли не обида. Чем он расстроен – тем, что пришлось прерваться?.. Или тем, что надо терпеть до дома, чтобы вздрочнуть?.. Пожалуй, им обоим хорошо было бы сейчас оказаться дома.

По отдельности.

– Ты мне не помешал, – мягко сказал Грейвз.

– Я не умею, – прошептал Криденс.

– Не умеешь, – согласился Грейвз. – Потому что тебя никто раньше не целовал.

– Нет, сэр, – глухо подтвердил Криденс и, кажется, облизал губы. – Никто.

Он замолчал. Его горячее дыхание постепенно выравнивалось, ложилось на шею Грейвза, как нежная ласка. Они молча стояли, пока колокол на часовой башне не ударил ещё раз.

– Сэр, – позвал Криденс. – Вы позволите…

Он замолчал, не решаясь продолжить.

– Говори, – велел Грейвз.

– Можно мне тоже выигрывать поцелуй?.. – глухим смелым шепотом спросил Криденс. – Иногда.

Иногда. Совсем немного. Кусочек тепла. Проси меньше, чем хочется, чтобы на тебя не обозлились. Проси лишь то, что не жалко отдать. Возьмите листовку. Проиграйте мне поцелуй.

– Понравилось?.. – тихо спросил Грейвз.

– Очень, – отозвался Криденс.

Грейвз усмехнулся своему внутреннему голосу. Ну, и кто тут теперь выиграл больше всех?..

Голос сурово молчал.

– Можно выигрывать, – сказал Грейвз. – А можно договориться. Хочешь, я буду целовать тебя вечером, желая спокойной ночи?..

Криденс замер.

– Да, сэр, – выдохнул он, и вцепился в края его мантии. – Да, сэр!.. Пожалуйста!..

– Хорошо, – тихо сказал Грейвз. – Договорились.

Договорился он, старый хрен. Показал голодному кусок хлеба и спросил: хочешь, я буду давать тебе каждый день такой же?..

Он закрыл глаза, сглотнул. На губах остался чужой вкус – чуть резковатый, пряный, немного сладкий. Томный восторг от поцелуя схлынул, возбуждение таяло, оставляя после себя тошную горечь.

Какой ты ублюдок, Персиваль. Сделаешь себе игрушку из мальчика, послушную собачку. Научишь доставлять себе удовольствие… И правда, почему бы не научить – не силком ведь?.. Ты же умеешь быть ласковым, ему же понравится – вон как поплыл с одного поцелуя, а это ты ведь вполсилы старался, языком ему в рот не лез. Оправдывай себя, оправдывай. Воспитывай себе волшебную тварь. Питомца.

– Тебе лучше?.. – спросил Грейвз, когда Криденс перестал сопеть ему в плечо, как напуганный дельфин.

– Да, – выдохнул тот. – Спасибо, сэр.

– Тогда пойдём. Я обещал показать тебе водяную мельницу, помнишь?..

Криденс разжал руки, покачнулся, будто до сих пор нетвёрдо стоял на ногах. Несмело уцепился за локоть Грейвза. Что тут ещё оставалось делать?..

Он вздохнул и позволил Криденсу взять себя под руку.

Перед сном Грейвз зашёл в его комнату. Криденс лежал в постели, скрючившись в странной позе, держа руки поверх одеяла. На лице была мука, искусанные губы вспухли и покраснели. Грейвзу было бы лестно думать, что это последствия поцелуя – но он точно знал, что дело в чём-то другом.

Он присел на край постели, Криденс виновато улыбнулся, глядя в сторону.

– С тобой всё в порядке, мой мальчик?.. – спросил Грейвз, поправляя на коленях полы атласного домашнего халата, накинутого поверх рубашки и брюк.

– Да, сэр, – хрипло сказал тот, снова кусая губы.

– Ты хорошо себя чувствуешь?.. – положив ему руку на голову, Грейвз ласково пригладил тёмные волосы.

– Немного нехорошо, – Криденс густо покраснел, отвернулся, будто хотел выскользнуть из-под руки. – Простите, сэр… Это пройдёт.

– Что пройдёт, мой мальчик?..

Криденс вёл себя странно. Странно даже для самого себя. У него пылало лицо, он хмурился, будто от внутренней боли, ёрзал – и постоянно кусал губы. Кусал, облизывал, снова кусал. Комкал в кулаках одеяло, натягивал на себя, будто хотел спрятаться.

Стыд. Возбуждение.

У них был специфический пряный запах. Стоило Грейвзу узнать его, позволить ему влиться в ноздри – как он сдался ему, алчно и отчаянно. Больше не было сил ждать и терпеть. Он не мог больше ждать.

Стыд. Возбуждение. Как хорошо он сам знал этот коктейль!..

– Я не могу это… – жалобно прошептал Криденс. – Пожалуйста. Не сердитесь. Я очень старался, – отчаянным шепотом добавил он. – Я ничего не трогал!..