Текст книги "Лашарела. Долгая ночь"

Автор книги: Григол Абашидзе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 46 страниц)

один с Чингисханом, снова приходилось бежать, снова

все повторялось, чтобы кончиться и повториться снова.

Правда, они из вежливости приглашали Джелал-эд-Ди-

па и его войска в свои крепости, но султан видел, что эти

приглашения идут не от чистого сердца и что все они

понимают: чем дальше будет от них Джелал-эд-Дин, тем

меньше гнева обрушится на их головы со стороны мон¬

голов и их предводителя.

Он не шел в их крепости, потому что знал: никакая

крепость в отдельности против Чингисхана не устоит.

Нужно соединиться всем, укрепиться в сердцах своих и

совместно заступить дорогу монгольской лавине.

Но напрасно призывал Джелал-эд-Дин правителей, по¬

корных раньше его отцу, к единым и героическим ратным

трудам.

Пять лет бежал Джелал-эд-Дин от монголов, и ни разу

за эти годы он хотя бы косвенно не показал Чингисхану

остроты и блеска хорезмийской сабли. И вот взят Тбили¬

си – столица Грузии, прославленного могучего государ¬

ства. Это первая большая победа за все пять лет. Она

должна не только напомнить всем странам ислама, что у

них по-прежнему есть защитник и покровитель в лице

наследника хорезмийского трона, но и внушить Чингис¬

хану если не страх, то уважение к преследуемому врагу,

у которого, оказывается, еще сохранились силы и возмож¬

ность совершить ратные чудеса. Чиновники хорезмий¬

ского султана подсчитывали грузинскую казну, гонцы раз¬

носили во все стороны весть о великой победе, а сам побе¬

дитель внутренним взором видел ставку ненавистного

Чингисхана и то, как ему докладывают о покорении Гру¬

зии, и как он меняется в лице, и как смятение охватывает

душу этого рыжебородого желтокожего идола. Он думал,

что мы при последнем издыхании, а мы разгромили и

покорили сильнейшее государство на всем Востоке, какое

государство! Мы покорили Грузию, о которую обломали

зубы лучшие воины Чингиса – Джебе и Субудай. Это

ведь от границ Грузии они отступили, не приняв повтор¬

ного боя.

524

Султан проснулся в прекрасном расположении духа.

Из-за края коричневой горы появился огромный красный,

словно налитой кровью, диск солнца. Поднимаясь, он те¬

рял свою красноту, превращаясь из кровавого в золотой.

«Так и есть. Кровь, пролитая в этих боях, обернулась

для меня золотом,– подумал султан.– Это солнце – зна¬

мение того, что колесо судьбы совершило оборот и моя

точка пошла подниматься кверху. Восходит солнце моей

победы, моих успехов, моей судьбы».

Султан облачился в самые лучшие одежды, надел иа

себя самые драгоценные благородные камни. Во время

завтрака он много говорил со своими приближенными,

хвалил о/личившихся в бою. Все знали, как немногосло¬

вен султан, и теперь дивились его красноречию. Все зна¬

ли, что султан только улыбается краешком губ, когда во¬

круг умирают со смеху. Но в этот день, к удивлению при¬

ближенных, султан и говорил, и смеялся, и улыбался всем,

распространяя вокруг себя веселье и милость.

Выходя из-за стола, он сказал вполголоса своему визи¬

рю Шереф-эль-Молку:

–

Что-то мне сегодня очень весело. Как бы не случи¬

лось со мной какой беды.

Между тем плотники заканчивали строительство лест¬

ницы на купол Сионского храма, главного храма Тбилиси.

Султан еще вчера приказал сшибить с него крест, а на

самой вершине купола установить трон. Оттуда, с высоты

христианской святыни, султан собирался судить неверных

грузин.

Построили и узенький, только одному человеку прой¬

ти, мостик через Куру. На мостик бросили икону богоро¬

дицы, вынесенную из того же Сионского храма. К мостику

согнали тбилисцев: стариков и женщин, юношей и деву¬

шек, маленьких и больших детей. Того, кто пройдет по

мостику и наступит на икону божьей матери, султан при¬

казал считать отрекшимся от христианской веры, очи¬

стившимся и перешедшим в ряды правоверных. Того, кто

не захочет топтать святыню, султан приказал рубить и

сбрасывать с моста в Куру.

По всему Тбилиси, от края до края, слышались душе¬

раздирающие крики и вопли: тбилисцев силой сгоняли на

берег Куры – на страшное испытание, на страшный суд,

Выйдя из шатра, султан окинул взглядом Куру. Она

текла, казалось, леииво, ей некуда было спешить, некого

Г)25

было догонять, не от кого убегать, некого казнить или

миловать. Что она видела за свои века? Какие люди гля¬

дели в нее? Какая кровь лилась на ее берегах, отблески

каких пожаров уносила она на своих волнах? Вот и снова

пожары, и снова запекшаяся кровь на прибрежных кам¬

нях, а она все течет, как текла тысячелетия назад, как

будет течь через тысячу лет, когда не будет не только хо¬

резмийцев и султана на ее берегах, но и сама память о них

улетучится.

Султан смотрел на Куру. Но все же он каким-то кос¬

венным зрением увидел, что ему подвели оседланного,

взнузданного гнедого коня. Не оборачиваясь, он приказал:

–

Не этого... Оседлайте белого, моего.

Поняв, что султан задумался и не скоро сойдет с этого

места, ему подставили стул, и он сел.

Султан глядел па Куру, и все видели, что он глядит иа

Куру, но никто не мог знать, что в эту минуту расплески¬

ваются у ног султана волны пенящегося Инда, далекой

реки далекого Индустана.

Пять лет назад Джелал-эд-Дин оказался на скалистых

берегах этой реки. Были до этого небольшие стычки с от¬

рядами монголов, а потом и более серьезные победы над

тридцатитысячным войском, которым командовал люби¬

мец Чингиса Хутулу. Но так тогда не везло султану, так

карала его судьба, что даже победа не пошла на пользу.

Когда делили добычу, два союзника Джелал-эд-Дина,

Эмин и Аграк, поссорились из-за чистокровного арабского

копя. Эмин так разошелся в споре, что хлестнул кнутом

по лицу Аграка, и оскорбленный Аграк в ту же ночь поки¬

нул лагерь султана вместе со всем своим войском.

Это было бы полбеды, но пример Аграка оказался дур¬

ным. Вслед за ним и другие ханы один за другим снялись

с места и разъехались в разные стороны. Султан остался

с горсткой турок и хорезмийцев. О сражениях с войсками

Чингиса на время нужно было забыть. Хорошо, если успе¬

ешь унести ноги куда-нибудь подальше от этих мест.

Джелал-эд-Дин метнулся сначала к Газне, а оттуда на

Инд.

Узнав о неудачах Хутулу и о последующем бегство

султана, Чингисхан рассвирепел и пустился в погоню.

Чингисхан сам скакал впереди войска, таково было его

нетерпение наказать султана. Преследователи почти не

отдыхали, не разводили костров, чтобы приготовить пищу,

526

холодное мясо ели на скаку. Хан понимал, что если хорез¬

мийцы перейдут Инд, то их уже не возьмешь. С другой

стороны, если они не успеют перейти, то им некуда деться.

Инд широк, местами он разливается подобно морю.

Прижать к его берегам хорезмийцев и изрубить всех до

последнего человека, чтобы больше не нужно было о них

думать,– эта мысль манила и гнала хана вперед.

Хорезмийцы уже строили плоты и собирали лодки,

когда монголы настигли арьергард и разметали его, как

овец.

Кое-как успели спустить один корабль. Погрузили на

него детей и женщин. Но бешеный Инд разбил корабль

о скалистый берег, и люди стали тонуть. Послали было

лодки к ним на помощь, но и лодки кидало, как скорлупу,

так что оставались только мокрые жалкие щепки.

Пока возились со всем этим, монголы врезались, как

нож, вдоль самой кромки воды и отрезали Джелал-эд-Дина

от Инда. Остались только судьба да сабли, на них и поло¬

жился султан. Он перестал думать о спасительном бегстве

и принял бой. Ему удалось оттеснить монголов от воды,

и обозначилось следующее расположение войск: монголы

обложили Джелал-эд-Дина полукругом, их линия напоми¬

нала лук, тетивой которого служил берег Инда.

Так прошла ночь. На рассвете Чингисхан отдал при¬

каз смешать с землей все, что в полукольце. Но вместе

с тем он запретил убивать и даже ранить самого султана.

Сеча началась на правом крыле, и через час его не ста¬

ло. Еще через час была уничтожена левая часть султанова

войска. У Джелал-эд-Дина осталось не более семисот че¬

ловек. Находясь в середине этой обреченной кучки, Дже¬

лал-эд-Дин бросался из стороны в сторону, пытаясь про¬

рваться сквозь плотную массу врагов. Там, где появлялось

знамя Джелал-эд-Дина, начиналось смятение, бешеная

рубка. Остервенелой, отчаявшейся горстке удавалось вру¬

биться клином в плотную стену, но стена в конце концов

отталкивала храбрецов назад, а на земле оставались

трупы.

Исполняя приказ Чингисхана, воины не смели поднять

меч на самого султана, не смели навести на него стрелы.

Пользуясь безнаказанностью, султан рубил направо и на¬

лево, рубил самозабвенно, словно опьянев от крови, словно

это была не игра со смертью, а потешное состязание в

силе.

527

Так кружился он в водовороте, в зыблемой массе вра¬

гов до тех пор, пока солнце не встало в самой верхней

точке. Усталость начала брать свое. Да и не было надежды

закончить эту игру благополучно. Кольцо все сжималось

и сжималось. Он рассекал своей саблей волны врагов, но

они снова сливались в одно, и приближалось время, когда

волна должна была поглотить Джелал-эд-Дина, залив его

с головой.

Султан окинул взглядом поредевшие ряды своих храб¬

рецов, внезапно перескочил на белого жеребца, который

все это время стоял на привязи у самого берега, закинул

за спину щит, бросил оружие и повернул коня мордой к

реке.

Сыновья Чингиса, руководившие поимкой султана, по¬

няли, что если он бросится в волну, то живой ли, мертвый

ли все равно ускользнет от них, и не видеть им тогда его

ни живого, ни мертвого. Они подскочили к отцу.

–

Прикажи стрелять,– крикнули сыновья Чингисха¬

на.– Разреши или ранить, или убить,– уйдет.

Но Чингисхан, казалось, не слышал своих сыновей,

настолько его увлекло это зрелище: белый, сверкающий

на солнце жеребец, скачущий к высокой отвесной скале

над Индом. Нетерпеливым жестом хан приказал замол¬

чать своим щенкам; впрочем, и тех заворожило необык¬

новенное зрелище.

Белый конь прыгнул, и полы султановой одежды раз¬

дуло ветром. Долго летел белый конь, пока не брызнула

вверх вода и все не скрылось на время в бурных волнах.

Потом все увидели, что жеребец быстро плывет к про¬

тивоположному берегу. Как ни широка была река, можно

было различить, что султан вышел на берег, поцеловал

коня в лоб, выжал одежду и, подняв кулак, погрозился

в сторону Чингисхана. Чингисхан обронил своим щенкам:

–

Вот какого сына должен иметь отец.

Да, в бою под Индом Джелал-эд-Дин был разбит. Но

бывают поражения, которые стоят иной победы. Впечат¬

ление, которое оставил султан в сердце Чингисхана своей

отвагой и ловкостью, перетянуло на весах войны проиг¬

рыш во время сражения. Чингисхан, выросший и поседе¬

вший на коне, хорошо знал цену отваге, если даже это

была отвага его врага. Он не мог скрыть своего восторга

и даже поставил Джелал-эд-Дина в пример своим тоже

ловким и тоже отважным сыновьям.

528

Одновременно Чингисхан понял, что, пока такой муже¬

ственный воин держит в руках саблю, его обидчик не мо¬

жет спать спокойно. Поэтому он снова начал неутомимое

преследование султана. Пять лет он рыскал за ним, не

давая покоя ни беглецу, ни себе.

Султан чудом оказался на другом берегу Инда и

остался жив. Но он остался один, не считая своего спаси¬

теля – белого жеребца. Если начинать, то все нужно было

начинать сначала. Даже свой гарем с юными и красивей¬

шими наложницами и вообще весь обоз с женщинами, с

детьми и золотыми запасами султан приказал утопить в

Инде, чтобы не достался врагу.

Одиноким и нищим отправился султан в дальнейший

путь по земле и жизни. Но жеребец не только спас жизнь

хозяина, он в дальнейшем приносил ему удачу за удачей.

Султан снова начал обрастать войском, появилась добыча,

появились юные красавицы, золото, появилась власть.

Много времени прошло с тех пор в бегстве, в собира¬

нии войск, в стычках с врагом. Султан и ест и спит на ко¬

не, но на другом коне. Ни разу он не приказывал оседлать

себе белого жеребца. Особые конюхи холили жеребца, всю¬

ду его водили за султаном, но султан не хотел садиться иа

этого коня. Он дал себе слово, что сядет на него в тот день, который пять лет мерещится ему и в мечтах и во сие, в

тот день, стремление к которому сделалось единственным

смыслом всей жизни султана.

Когда-нибудь повернется колесо судьбы и улыбнется

удача, сойдутся они с Чингисханом в равном бою, и от¬

платит Джелал-эд-Дин за все обиды, за все оскорбления,

за всю кровь.

...И тогда на белом коне въедет он в столицу своего

отца, в родной Ургенч.

Но запаздывает желанный день. Все новые и новые

города Хорезмийского царства попадают под меч Чингиса,

разметаются пеплом по земле, поднимаются кверху стол¬

бами дыма, расточаются по песчинке по бескрайним

степям.

Счастье по-прежнему было на стороне врага. Оно не

изменило своему избраннику – рыжебородому идолу Чин¬

гисхану. Но Джелал-эд-Дин не был сломлен. Он верил,

что однажды из-за края горизонта выкатится огромный

красный диск, и это будет солнце его победы, его удачи.

Над Тбилиси поднялся огромный солнечный шар, пре¬

529

вращаясь постепенно из кровавого в золотой. Услужли¬

вые прорицатели, дервиши, гадалки и шеихи один перед

другим провозглашали, что солнце предвещает неслыхан¬

ные победы доблестному солнцеподобному султану.

Да, думал и сам Джелал-эд-Дин, здесь, в столице пе¬

реднеазиатского государства, должны закончиться мои

злоключения. Я прошел до конца дорогу скитаний и уни¬

жений, отныне предо мной открывается путь победы и

славы. И я начну этот путь на том самом коне, который

был свидетелем моего величайшего поражения и на кото¬

ром я преодолел бурные волны Инда.

Нетерпеливое ржанье коня вывело султана из долгой

задумчивости. Два молодых здоровенных конюха едва

сдерживали застоявшегося гладкого, лоснящегося жереб¬

ца. Отвыкший от седла, он играл на одном месте, танце¬

вал, раздувал ноздри, прядал ушами и встряхивал бело¬

снежной гривой. Стремянный поддержал стремя, и султан

легко вскочил на коня. Конь тронулся с места, и вслед за

ним двинулись ряды знамен и лес копий.

Когда внутри осажденного города началась резня

между ее защитниками и мятежными мусульманами, ко¬

гда в крепость ворвались хорезмийцы и Боцо Джакели

повел остатки грузинских войск через Куру в Исанскую

крепость, Ваче находился среди этих войск. Под ним уби¬

ло коня, и он, пеший, как мог, отбивался от наседавших

врагов. Потом ему прокололи плечо, рука сразу онемела,

в глазах затуманилось, и он упал. Сеча прокатилась над

ним, не затоптав, не затронув, не нанеся новых ран. Ваче

видел, как скрылись в Исанской крепости остатки грузин,

как задвинулись тяжелые ворота, как хорезмийцы бес¬

новались около этих ворот, тщетно пытаясь сокру¬

шить их.

Сознание у Ваче то затуманивалось, то прояснялось.

Во время очередного проблеска он огляделся и увидел,

что лежит на ступеньках лестницы. Бой на улице прекра¬

тился, было тихо, в безмолвии полыхали пожары. Ваче ка¬

залось, что огонь горит совсем близко, потому что ему

было жарко. По всему телу разливался расслабляющий

непривычный жар. Глаза закрывались сами собой. Хоте¬

лось ни о чем не думать, не двигаться, задремать. Какие-

то зыбкие волны подхватили его и понесли, мягко покачи¬

530

вая, убаюкивая, унося все дальше и дальше от шума, от

мыслей, от самой жизни.

Потом снова Ваче открыл глаза. Что-то привело его в

сознание, что-то заставило его опереться о землю рука¬

ми – он пытался подняться. Под ладонью было тепло

и скользко. «Моя кровь,– подумал Ваче,– я истекаю

кровью».– И тут же раздался голос:

–

Ты истекаешь кровью, подожди, я тебя перевяжу.

Пересилив дремоту, Ваче открыл глаза и увидел Цаго.

–

Что ты здесь делаешь? – спросил он.

–

Ищу ребенка. Только на минутку отлучилась за во¬

дой, оставив его одного, а он исчез.

Теперь Ваче разглядел, как испугана и бледна Ца¬

го. Глаза у нее блестели, как у пьяной или у помешан¬

ной.

–

Иди ищи. Оставь меня. Я – ничего.– Но Цаго ви¬

дела, что лицо Ваче перекосилось от боли. Она сняла ко¬

сынку, разорвала ее на полосы, расстегнула пуговицы ар¬

халука и отыскала рану, осторожно наложила повязку.

Пока Цаго перевязывала, Ваче озирался вокруг; он обна¬

ружил, что лежит возле лестницы нового дворца Ру¬

судан.– Цаго,– прошептал он, теряя силы,– будь добра,

затащи меня во дворец.

Первым стремлением Цаго было унести Ваче к себе до¬

мой, то есть в тот глухой подвал чужого дома, где она пря¬

талась. Но до ее убежища было далеко. По улице на ко¬

нях рыскали мародерствующие победители. Ей и одной

было бы опасно пробираться к дому, тем более с раненым

воином на плечах. Все же она попробовала взвалить Ваче

себе на плечи, но упала под тяжестью большого обмяк¬

шего тела. Опустив Ваче на землю, она волоком потащила

его вверх по лестнице, кое-как добралась до внутренних

покоев дворца к уложила раненого.

–

Подожди,– прошептала она,– сейчас найду ребен¬

ка и вернусь.

Но Ваче не слышал ее шепота, он ничего не слышал,

вокруг него была тихая глубокая ночь. Цаго выбежала из

дворца.

Очнувшись, Ваче почувствовал, что немного окреп. Он

не знал, сколько времени продолжалось беспамятство, и

не мог припомнить, где он теперь и как сюда попал. Огля¬

девшись, увидел, что находится в новом дворце царицы

Русудан, как раз в той палате, которую еще так недавно,

531

с таким воодушевлением он расписывал. Перед ним под¬

нималась стена, на которой он изобразил царицу Русудап,

едущую па коронацию в сопровождении блестящей свиты.

Эта степа осталась незаконченной, не было написано лицо

девушки, стоящей около осла: ее тело, руки, вся фигура —

все уже было, не хватало лица, лицо обозначалось не¬

сколькими условными штрихами.

Рушился мир, горел Тбилиси. Неизвестно, заживет ли

рана у Ваче, или он умрет от нее. А если и вылечится от

этой раны, выживет, разве не зарубит его первый же

встречный конник? Да и эти палаты, наверное, не устоят.

Все пожрет ненасытный огонь. Ему все равно, что пожи¬

рать, простые бревна или творения прославленных зодчих

и живописцев.

Кому сейчас дело до того, что осталось ненаписанным

лицо девушки, стоящей возле осла! Во всей Грузии и во

всем мире никому нет до этого никакого дела, кроме ху¬

дожника, который это лицо не дописал. Стремление к за¬

конченности, стремление к совершенству, которое живет

в каждом настоящем художнике, дрогнуло и в сознании

Ваче. Не заметив как, почти механически, он взял кисть

из валявшихся около стены, окунул ее в краску, тронул

кистью там, где должна быть бровь. Мазок ложился к маз¬

ку, постепенно жар работы, жар творчества овладел жи¬

вописцем, и он, не помня себя, не помня, что теперь проис¬

ходит вокруг, начал писать, как будто ничего не случи¬

лось в мире и сейчас войдет его друг Гочи Мухасдзе, и ста¬

нет сзади, и, помолчав, произнесет слова одобрения и во¬

сторга.

Десница мастера вселяла жизнь в лицо девушки, сто¬

ящей возле осла. Долго жило это лицо в сердце художника,

а теперь чудесным образом переселилось из сердца на сте¬

ну, ожило само и оживило все остальное, написанное иа

стене.

Немного раскосые глаза, смелый и резкий разлет бро¬

вей. Глаза становились все живее, все ласковее, румянец

проступал сквозь смуглую кожу щек, весь мир исчез для

Ваче, осталось только это лицо, и вот оно воскресает па

стене, в споре со смертью, царящей вокруг него.

Помимо своего сознания, Ваче спешил. Он чувствовал,

что силы его могут иссякнуть в любое мгновение, а карти¬

ну хотелось дописать. Живописец писал, а смерть стояла

над ним, у него за плечами, замахнувшись своей косой.

532

Но всей силой страсти, всей жаждой красоты жизни ху¬

дожник презирал ее, стоящую за плечами и ожидающую,

быть может, последнего, заключительного мазка.

Вот и последний мазок. Живая Цаго, точно такая, ка¬

кой она стояла тогда, прислонившись к стене мастерской,

точно такая, какой ее всю любил Ваче, Цаго живая, весе¬

лая, лукавая, глядела со стены на своего создателя, на

своего творца, и Ваче сам удивлялся ей, такой живой и та¬

кой красивой. Он шагнул к ней навстречу, кисть выпала

из рук, боль от плеча пронзила все тело, и снова нахлыну¬

ла темнота.

На этот раз Ваче пришел в себя от каких-то диких, не¬

человеческих воплей. Прислушавшись, он разобрал, что

где-то очень близко плачут женщины и дети. Кое-как при¬

поднявшись, он дотащился до окна.

На берегу Куры перед узким мосточком волновалась

большая толпа. Не весь ли Тбилиси согнали сюда – и жен¬

щин с детьми, и стариков, и подростков, и мужчин? Со¬

бравшимся приказывали по одному пройти по мостику, по

которому нельзя было пройти иначе, как наступив на все-

грузинскую святыню – икону божьей матери из Сион¬

ского храма.

Кое-кто осмеливался и робкими шагами переходил че¬

рез роковую черту и оказывался на другом берегу. Но в

большинстве люди не хотели идти, упирались, пятились

назад. Подталкивание и плети пе могли их продвинуть

вперед. Каждого, кто не решался наступить на христиан¬

скую святыню и перейти на другой берег, тут же рубили

саблями и сбрасывали в Куру.

Высоко на куполе Сионского храма был установлен

трон. На троне восседал победоносный султан Джелал-эд-

Дин. Это он творил суд над несчастными побежденными

тбилисцами. Или отрекись от своей веры, или смерть —

таков был его короткий беспощадный приговор.

От ужасных воплей и криков у Ваче снова закружилась

голова. Он закрыл глаза и заткнул уши, но картина казн и

все равно стояла перед глазами, и даже еще явственнее,

чем если б глаза были открыты.

Ваче открыл глаза и зачем-то смерил расстояние от

окна до купола Сиони и до султана, восседающего на нем.

До купола было недалеко. Хорошо обученный и сильиый

воин мог бы достать до него смертоносной стрелой. Но

где достать стрелу и где взять силу? Раненый оглядел зал

533

и не увидел ничего, кроме

кистей и красок, разбросан¬

ных там и сям. Но он вспом¬

нил, что на месте, где он

упал, должны были остаться

его лук и колчан, потому что

они были у Ваче до того, как

ои потерял сознание, до того,

как Цаго затащила его в эти

палаты.

И точно – колчан и лук.

И одна-единственная стрела

в колчане. Одна, не израсходо¬

ванная на врагов стрела, она

может сразить самого глав¬

ного врага, и, значит, она од¬

на сейчас стоит всей страны

и всего грузинского войска.

Надо было теперь доползти до

лестницы, а потом сно¬

ва подняться наверх и добраться до окна. А добравшись

до окна, нужно было собраться с силами и метнуть эту

единственную стрелу, и докинуть, и попасть в цель. Хватит

ли на все это сил у истекшего кровью Ваче? Должно хва¬

тить.

Каждое движение приносило нестерпимую боль, от

каждого движения темнело в глазах. Шаря рукой по сте¬

не, Ваче кое-как спустился вниз на лестницу. Но это было

легко по сравнению с карабканием обратно наверх. Липкая

испарина выступила на лице и по всему телу, в горле пе¬

ресохло, как будто он много дней не пил.

Должно быть, прошло немало времени, пока Ваче хо¬

дил за луком. Народ на берегу поредел, хотя по другую

сторону моста прибавилось немного. Султану, должно

быть, надоело это ужасное зрелище, или он уже насытился

кровью – трон был пуст. Восседавший на троне спокойно

спускался с купола Сионского храма на землю. Святыня

попрана, народ унижен, чего же ему еще?

Ваче сделалось досадно, что он упустил такую хорошую

возможность. Но все равно надо успеть собраться с сила¬

ми, пока султан не скрылся из глаз. Скорее, скорее опе¬

реться спиной о косяк окна, напрячься, собрать все остат¬

ки сил, все, что можно. Одна-единственная стрела. Вот

султан спустился ка землю. Ему подали белого, как лет¬

534

нее облако, коня. Вот конь заржал. Нужно еще больше

силт чтобы стрела достигла цели, еще больше, еще... Еще...

В то мгновение, когда Джелал-эд-Дин коснулся стре¬

мени, стрела со свистом прорезала воздух. Стрелявший не

увидел ее полета, потому что снова лишился сил. И хоро¬

шо, что не видел,– огорчился бы, что все-таки дрогнула

рука, привыкшая больше к кисти, чем к луку. Стрела вон¬

зилась в белого коня султана, около самого уха. Конь жа¬

лобно закричал и упал на передние колена. Султан успел

соскочить, и его плотным кольцом окружили верные ма¬

мелюки.

Султан глядел, как умирает его белый конь, свидетель

и участник его величай¬

шего поражения и его ве¬

личайшей победы. Конь

плакал, слезы катились

из огромных выразитель¬

ных глаз. Плакал и сул¬

тан. Но недолго. Джелал-

эд-Дин закусил губу, от¬

вернулся и быстро пошел

прочь, окруженный все

тем же плотным кольцом

охраны.

Смерть белого коня

Джелал-эд-Дин понял как

дурное предзнаменование.

Если бы в боях за Тбилиси

грузины уничтожили по¬

ловину султанова войска,

он и то не печалился бы

так сильно. Не для этого

он берег и лелеял своего

любимого коня, не для

этого содержали его в

лучшем стойле, кормили

лучшим кормом, не смели

ударить или оседлать.

Джелал-эд-Дин ждал по¬

беды. На этом коне в сла¬

достный час победы он

мечтал въехать в родной

Ургенч и в Самарканд.

И вот теперь, когда судьба, кажется, повернулась к

султану лицом, когда повсюду разнеслась весть о его пер¬

вой большой победе, его любимец пал так бесславно. Ни¬

когда не увидит ои Хорезма, никогда не ударит копытом

о священнуй) землю дедов и отцов. Может быть, и самому

султану написана такая же бесславная смерть на чужби¬

не, может быть, и ему не видеть родных земель и родных

городов, может быть, и он однажды неожиданно будет

сражен и погибнет, не сведя счетов с проклятым рыжим

врагом.

Весь гнев султана обрушился на покоренный город.

Мало крови было пролито на его камни, мало было огня.

Султан приказал оцепить все улицы, обыскать каждый

дом и, если убийца коня не будет найден, сжечь весь го¬

род, чтобы не осталось камня на камне.

Словно бешеные собаки, бросились во все стороны кара¬

тели Джелал-эд-Дина. Они рушили, тащили, пытали, ру¬

били, жгли. Вскоре нашелся предатель. Он упал в ноги

перед воинами Хорезма и клятвенно заверил, что видел,

как один грузин целился в султана из узкого окна новых

палат царицы Русудан и как из этого окна вылетела

стрела.

Джелал-эд-Дин сам бросился по указанному следу. Ор-

хаи, Шереф-эль-Молк и Султаншах устремились за ним.

Дворец был окружен, и воины бросились в покои. Тбилис¬

ские персы особенно усердствовали, дабы заслужить ми¬

лость нового победителя. Они быстро напали на следы

крови и но этим следам нашли Ваче, забившегося в самое

укромное место. Они, как жители Тбилиси, тотчас узнали

в Ваче придворного художника, о чем и сообщили Джелал-

эд-Днну.

Ваче был без сознания. Но лук и колчан валялись

возле и пятна крови вели от окна к последнему убе¬

жищу живописца. Поглядели в окно. Сиони был близко

и весь на виду. Никакого сомнения быть не могло:

из этого окна и пущена роковая стрела, лишь по сча¬

стливой случайности не задевшая султана, но зато сра¬

зившая его любимца. Кто-то из персов недоуменно вос¬

кликнул:

–

Как можно было на таком расстоянии не попасть

в цель?

–

Мы ведь не знаем,– может быть, это была первая и

последняя стрела, выпущенная живописцем.

536

–

Кругом лужи крови. Он сильно ранен. В его состоя¬

нии и это прекрасный выстрел.

Взбешенный, жаждущий мести Джелал-эд-Дин быст¬

ро вошел в новый царский дворец. «Где он? – казалось,

говорил весь его лик.– Покажите мне скорее, чтобы я мог

задушить его своими руками, чтобы я мог скорее передать

его в руки палача для истязания и пыток!» Свита едка

поспевала за султаном. Перед дверьми в хоромы Джелал-

эд-Дин невольно остановился. Ему показалось, что под

ногами вода, и он приподнял полы халата. Но, вовремя

поняв фокус, решительно опустил халат и твердым шагом

ступил на хрустальный пол. С презрением поглядел он на

приближенных, вышагивающих на цыпочках, с высоко

задранными халатами. Второй раз остановился султан,

взглянув иа расписанную Ваче стену палаты. Он не видел

всей живописи в целом. Он не мог отвести глаз от Цаго,

изображенной хотя и правее царицы, но являющейся

центральной фигурой в росписи. Казалось, султан забыл

про своего белого коня. Еще бы, ои объездил весь Восток,

в его гареме собраны красивейшие женщины, но такой

красавицы он не только не видел никогда, но и не знал,

что она может существовать на земле.

–

Какая красавица! – невольно вырвалось у него.—

Недаром мне расхваливали грузинских женщин. Скажите

виновнику, если он приведет мне эту красавицу, я подарю

ему жизнь.

Ваче и без перевода понял слова султана, ои только

сцепил зубы и отвернулся к степе.

– Эта женщина существует,– поклонился Султан¬

шах,– я ее знаю. Она жена придворного поэта Торели. Ее

муж погиб от вашей сабли в Гарнисских горах.

Но у Джелал-эд-Дпна резко переменилось настроение,

и он жестко и сурово сказал:

–

Пророк запрещает изображать одухотворенные су¬

щества. В день Страшного суда изображения живописцев

сойдут с картин и потребуют, чтобы художники вселили в

них души. Вселять же душу может один бог.– Султан

прошел мимо лежащего на полу Ваче.—Ты, живописец,

в Судный день не сможешь вдохнуть живые души в свои

творения, и поэтому ты уже сейчас обречен гореть иа веч¬

ном огне. Лютой будет твоя казнь.– Султан подпял глаза

кверху, лицо его отобразило злое наслаждение, как будто

он уже видел этот адский огонь, а также и мучения убий¬

537

цы своего коня.– Эта кара придет, но это будет там, а

здесь... здесь я твой бог, и я тоже покараю тебя.

–

Вряд ли он доживет до казни,– вставил словцо Ор¬

хан,– тяжело ранен, давно истекает кровью.

–

Я вижу и повелеваю своему врачу вылечить его во

что бы то ни стало. Пусть он будет так же здоров, как до

ранения, лишь тогда его коснется наш гнев. Ну-ка скажи,

Орхан, какое наказание будет для него самым тяжелым

и горьким?

–

Наверное, его нужно наказать путем лишения дес¬

ницы. Живописец без правой руки – ничто. Он не сможет

взять кисть и будет мучиться до конца своих дней. Вот

почему это будет самое тяжелое наказание.

–

Слышал и я, что в некоторых странах художникам

отрубают правую руку. Но разве это беда? Правую руку

отрубают также ворам.– Султан перевел глаза на Ше-

реф-эль-Молка. Визирь понял, что его очередь гово¬

рить.

–

В Греции, как я слышал, художникам, совершив¬

шим преступление, выкалывают глаза,– медленно выго¬

ворил визирь и поклонился Джелал-эд-Дину.

–

Выколоть глаза! В этом наказании содержится ве¬

ликая мудрость. Пожалуй, для художника нет большей

кары, чем потерять глаза. Для него будет потеряна вся

красота мира, а что такое художник, не созерцающий кра¬

соты? Приказываю: исцелить этого человека, сделать его

вполне здоровым, чтобы мы могли выколоть ему глаза.

Джелал-эд-Дин поднял руку в знак того, что он кон¬

чил говорить и что решение его окончательно, резко по¬

вернулся и быстрым шагом вышел из палат грузинской

царицы.

Визирь Шереф-эль-Молк пропустил мимо себя всю

свиту и последним вышел из дивного дворца. Своим цеп¬

ким глазом ои старался углядеть, что можно здесь взять

и увезти. Хорошо, что султан был разгневан, не глядел по