Текст книги "Лашарела. Долгая ночь"

Автор книги: Григол Абашидзе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 46 страниц)

Из находившихся в походе военачальников и ратников

почти никто не знал о кознях Мхаргрдзели, и войско воз¬

вратилось с пустыми руками, подавленное «понесенным

поражением». Не гнали, как обычно, ни пленных, ни ско¬

та, не вышагивали караваны верблюдов, навьюченные до¬

рогими гандзийскими шелками.

Далеко за город вышел народ навстречу дружине, и с

грустыо и удивлением взирали люди на опечаленного

царя, низко опустившего голову, ка хмурые лица воена¬

чальников.

Не гарцевали игриво кони в серебряной и золотой

сбруе. Всадники ехали, опустив поводья и предоставив

утомленных от долгого пути коней самим себе. Даже копья

ратников, всегда воинственно вздымавшиеся кверху, иа

этот раз устало клонились к земле.

Лишь дети как зачарованные глядели на убранство ко¬

ней, на блеск панцирей и лат, щитов и мечей, на реющие

в воздухе белые и алые знамена. Они бросали воинам цве¬

ты, дотрагивались руками до коней, улыбались знакомым

и криками приветствовали их. Народ выстроился стеной

по обе стороны дороги, пропуская мимо себя безмолвно

движущееся войско. Ни царь, ни амирспасалар не разбра¬

сывали пригоршнями золото и серебро. И горожане расте¬

рянным взглядом провожали ратников. Не слышно было

ни приветственных возгласов, ни гула рукоплесканий.

d55

Только один из военачальников неожиданно выкрик¬

нул:

–

Да здравствует победоносный царь Грузии! Ва¬

ша!.. – Замирающей волной покатился возглас от дружи¬

ны к дружине. Нерешительный и недружный, он не был

подхвачен народом, не перешел в крики ликования.

Лаша поднял голову и сурово взглянул на выскочку.

Тот придержал коня и отстал от свиты, смешавшись с

задними рядами.

Притихший, пристыженный, возвращался грузинский

царь с первой своей войны. При вступлении во дворец он

ощутил еще больший стыд: художники уже успели изо¬

бразить на стенах дворца победоносное возвращение Ла¬

ши, гордо восседающего иа белом коне. По одну сторону

от царя – Иванэ Мхаргрдзели, по другую – Шалва Ахал¬

цихели, а за ними – бесчисленные ряды доблестных вон-

нов, лес знамен и копий. У ног царского коня на коленях

стоял гандзийский атабек и молил о пощаде. Знатные го¬

рожане с ключами от городских ворот предлагали победи¬

телю драгоценные камни, шелка и ковры.

Гнев и стыд залили краской лицо Георгия.

–

Все стереть, чтобы я этого не видел! – в ярости

крикнул он, быстро удаляясь в свои покои.

Лаше было тяжело оставаться в городе. Чтобы избе¬

жать лишних встреч и разговоров, он решил уехать в Та-

бахмелу, летнюю резиденцию грузинских царей.

Лаша любил эти красивые тихие места. Прохладный

ветерок с лесистых Коджорских гор ласково овевал его

разгоряченный лоб, словно утешая и отвлекая от печаль¬

ных раздумий.

Лаша родился в Табахмеле. Тамар заботливо застраи¬

вала и украшала свою любимую вотчину. Холодная вода по

трубам поступала туда из далеких источников, вокруг рас¬

кинулись фруктовые сады и пышные цветники. Лаша и

Русудан часто жили в Табахмеле. Даже в самый разгар

лета здесь бывало прохладно.

Лаша вошел в светлые палаты, те самые, где впервые

открыл глаза. Ему хотелось запереться, побыть одному.

Комната была обита багряным шелком. В такой же

цвет были выкрашены пол и потолок. Родившиеся в крас¬

ных покоях дети царя считались наследниками престола.

Это было символом того, что в будущем им предстояло

носить царскую багряницу.

Царь прилег па широкую мягкую тахту. На противо¬

положной стене висел тканый ковер, изображавший на¬

родное ликование по случаю рождения престолонаследни¬

ка. Тамар, нежная и одухотворенная, походила на богома¬

терь, а младенец напоминал шаловливого амура.

Ковер на другой стене повествовал о взятии Арзрума.

Двенадцатилетиий наследник был изображен во весь рост

в военных доспехах, к его ногам покорно склонился арз¬

румский султан, а начальник крепости вручал царевичу

ключи. Рядом с наследником стоял его отец, Давид Сослан,

сияющий от счастья, а за ним теснились военачальники с

радостными лицами.

–

Не оправдал я ваших надежд! – вздохнул Лаша и

чуть не заплакал.

Неужели взятие Арзрума – первая и последняя его

военная удача? Тогда, еще совсем ребенок, он не понимал,

что происходило вокруг, не мог принимать участия в

сражениях, и вся церемония представлялась ему лишь

приятной забавой.

Но и теперь, когда он уже возмужал и стал владыкой

царства, когда держит в руках скипетр страны, когда серд¬

це стремится к ратным подвигам, его опять стараются

держать на положении несмышленого отрока, которому

победу даруют лишь тогда, когда это угодно другим.

Его все еще считают ребенком, не мешают играть и раз¬

влекаться, но и не спрашивают совета, не повинуются его

воле...

–

До каких пор это будет продолжаться? Что им от

меня нужно? – шептал Лаша. Рыдания душили его, он

зарылся лицом в подушки.

Он чувствовал себя созревшим для управления стра¬

ной, чувствовал, что может сам вести в поход войска. Но

князья и эристави не признавали за ним этого права и

мешали ему. Да разве один только Мхаргрдзели? Многим,

очень многим пришлось бы не по душе, если бы царь про¬

явил свою волю и силу. Они под Гандзой доказали это,

отступились от него и, хотя он и выиграл сражение, гро¬

зились покинуть его.

А разве Георгий совершил такой уж постыдный посту¬

пок? Он с небольшой дружиной подошел к стенам Ганд-

зийской крепости. Осажденные неожиданно вступили с

ним в схватку. В этом сражении царь одержал блестящую

победу, он преследовал убегающего врага до самых ворот

157

и чуть было не ворвался в крепость. Он вызвал ужас у

осажденных, перебил и взял в плен много врагов.

Разве амирспасалар Иванэ Мхаргрдзели, гневно обли¬

чавший царя, сам не совершил худшего поступка? И как

дорого обошлось его своеволие Грузинскому царству! Как

много пришлось заплатить хлатскому мелику, чтобы вы¬

купить пленного Иванэ!

Наверно, и сам Иванэ не забыл о своей опрометчивости.

Как он мог забыть, ведь его собственная дочь послужила

выкупом за его свободу. Он-то уж наверно помнит все это

очень хорошо! Так в чем же тогда он обвиняет царя? Упре¬

кает его, что он подорвал славу грузинского войска.

Все это только для того, чтобы унизить царя, ославить

на всю страну, как легкомысленного и своевольного маль¬

чишку, чтобы и впредь обеспечить себе управление царст¬

вом без вмешательства Лаши.

Другим вельможам тоже не очень нравится усиление

царской власти. Они стремятся не столь к единству, как

к тому, чтобы сохранить за собой полную свободу. Все они

лицемерят, прикидываются, будто озабочены делами госу¬

дарства.

Разве мало огорчений причиняли они царице Тамар?

В начале ее царствования они не раз отступались от нее,

навязывали ей вредные для страны решения. Разве не

потребовал обнаглевший от неисчислимых богатств и из¬

бытка власти Кутлу Арслан, чтобы для него поставили

шатер в самом Исани, рядом с царским дворцом? Если бы

царица согласилась на это, ей бы только и оставалось по¬

том, что скреплять своей печатью распоряжения, исходив¬

шие из этого шатра.

Но Тамар не позволила так унижать царскую власть,

она велела заковать в цепи дерзкого князя. Влиятельные

вельможи вступились за него и настояли на его освобожде¬

нии. Этим они добивались ограничения власти царицы.

Так начиналось царствование Тамар, которое и впо¬

следствии не избегло измен и предательств со стороны

феодалов. Только необычайным обаянием своим и муд¬

ростью сумела государыня обуздать эристави, удержать их.

от пагубных для страны распрей.

Могущественные грузинские князья изменой и загово¬

рами, своеволием и коварством не раз омрачали правление

отца Тамар, Георгия III. Да и царю Деметре за его не¬

долгое царствование приходилось не раз сталкиваться с

158

междоусобицей и распрями. А Давид Строитель всю жизнь

свою посвятил борьбе с непокорными феодалами и добился

наконец повиновения:

обуздал

самых могущественных,

расправился с чересчур возгордившимися, слабых поста¬

вил на колени.

А ныне родовитая знать опять не желает подчиняться

царю. Заметив законное стремление Георгия к власти,

князья поспешили оказать сопротивление.

Когда Лаша всерьез задумывался над положением в

стране, он видел, что необходимо покончить с самоуправ¬

ством эристави. Для этого он завел свою дружину под на¬

чальством Эгарслана, призвал в Грузию кипчаков. И когда

он был почти у цели, произошла эта история с красавицей

Хатуной, повлекшая за собой столько бедствий.

Кипчакское войско упущено. Им завладел враг. Сам

Лаша был вынужден воевать с теми, кто призван был

помочь ему в борьбе против внешних и внутренних врагов.

Вину за испытания, выпавшие на долю Грузии, атабек и

эристави возложили на Георгия, с этой целыо они подняли

такой шум вокруг неудачи под стенами Гаидзы.

Да, смутьяны хитры и коварны. Но и ему следует ве¬

сти себя благоразумнее. Впредь он будет подчиняться

лишь голосу разума. Жаль только, что единственный ра¬

зумный соратник царя, Шалва Ахалцихели, тяжело ранен,

а Библа Гуркели, Бека Джакели и Мемни Боцосдзе не

имеют никакого влияния и власти.

Что же теперь делать? На кого опереться? Как все же

обуздать дерзких вельмож, как вырвать у них кормило

власти?

Царь был растерян. Чувство одиночества и беспомощ¬

ности, сознание собственного бессилия овладели им.

Вдруг знакомый звонкий голос донесся до его слуха.

Ты думаешь, то свет горит? То лишь виденье, лишь обман,

Мир пыне в сумерки одет, весь мир покрыл густой туман...

И жизнь, как птица, улетят, ища далеких теплых стран,

А там, где прежде жили мы, из пепла вырастет бурьяп...

Песня приближалась. И вот дверь распахнулась, и на

пороге появились Турман Торели, Бека Джакели, Библа

Гуркели и Мемни Боцосдзе. Торели держал свой нераз¬

лучный чанги. Остальные в высоко поднятых руках несли

роги, чаши с вином и шашлыки на шампурах. Улыбка оза¬

ряла их лица.

159

–

Да здравствует царь!

–

Многие лета царю!

Молодые люди шумной гурьбой ворвались в царскую

опочивальню.

Георгий, только что готовый расплакаться, широко

улыбнулся друзьям. Он принял протянутую ему полную

чашу, без слов опорожнил ее и отбросил в сторону.

И снова беспечная гульба и кутежи заполнили дни

оскорбленного и униженного вельможами царя, потеряв¬

шего веру в свои силы.

В городе и за городом, на реке и на лугах, в тени лесов

и при свете факелов, днем и ночью развлекался Георгий

со своими сверстниками. Множество веселых красоток и

кутил-бездельников появилось при дворе.

Это было на руку атабеку и его приспешникам,– они

могли без помех управлять царством.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Такие есть Багратионы,—»

Напрасны все для них старанья,

Добра им сколько ты ни делай,

Они оставят без вниманья.

Иосиф Тбилели

Лаша был потрясен, увидев своего телохранителя,

оправившегося от ран. От лба Лухуми к подбородку через

всю щеку пролегала багрово-сизая борозда. Вместо право¬

го глаза зиял провал. Это придавало и без того суровому

лицу Мигриаули какое-то таинственное и мрачное выра¬

жение.

Царь с трудом заставил себя улыбнуться своему тело¬

хранителю, спасшему ему жизнь и так нещадно обезобра¬

женному. Георгий хотел сказать что-нибудь ободряющее,

теплое, однако язык не повиновался: смешанное чувсттзо

жалости, стыда, чуть ли не страха охватило его. Он снова

взглянул на Лухуми и тотчас отвел глаза, не в силах вы¬

держать вида этой страшной маски.

Стояло лето. Царский двор находился в местности Ко¬

ла. Царь охотился в дремучих лесах этого благодатного

края и время от времени принимал правителей зависимых

княжеств и царств, являвшихся к нему с дарами. Гостил

у него и хлатский мелик, прибывший с данью и подноше¬

ниями. После него приехал Тогрулшах, сельджукский пра¬

витель Арзрума.

Потомок могущественных когда-то султанов, а ныне

данник грузинского царя, магометанин Тогрулшах ехал

под знаменем, древко которого украшал святой крест гос¬

подний, а сам он, сын Килыч Арслана, был одет в халат,

пожалованный ему грузинским царем.

Долгие старания Тогрулшаха высвободить свою страну

из-под зависимости Грузии остались тщетными: и тогда

отг решил совсем покориться, чтобы с помощью сильной

6 Гр. Абашидзе

101

Грузии сохранить за собой престол и защитить Арзрум от

многочисленных вражеских нашествий.

Тогрулшах был наслышан о красоте царевны Русудан,

сестры Георгия, видел и портреты ее, и теперь он приехал

поглядеть на нее. Правитель Арзрума задумал женить,

сына своего Могас-эд-Дина на Русудан, чтобы породнить¬

ся с грузинским царствующим домом.

Едва успел царь проводить Тогрулшаха, как в Колу

тайно прибыл трапезундский кесарь Алексей Комнин с

небольшой свитой. Царь выехал навстречу Комнину, об¬

нял его и по-братски расцеловал.

Комнин торжественно поздоровался с царской свитой.

Однако, когда он очутился лицом к лицу с Лухуми, край¬

нее смущение охватило его и он отступил назад. Потом

резко повернувшись, он вскочил на коня и до самой цар¬

ской резиденции ехал рядом с Георгием.

Комнин, хоть и пытался сохранить внешний блеск, вы¬

глядел уже не так, как в свой прежний приезд. Все на¬

дежды на восстановление прежнего величия и на избав¬

ление от турецкого ига он возлагал только на грузинского

царя. То и дело он направлял к нему своих послов с бога¬

тыми дарами, и наконец сам прибыл к своему венценосно¬

му родственнику и другу просить помощи.

Казалось, что синопские события должны были бы сло¬

мить высокомерие Комнина, но он по-прежнему держался

кичливо, будто был не данником Кей-Кавуса, а самодерж¬

цем Византии, восседающим на престоле в Константи¬

нополе.

Такое поведение Комнина забавляло Георгия. Насмеш¬

ливо улыбаясь, он поглядывал на хорохорившегося авто-

кратора с турецким ярмом на шее.

За обедом Комнин снова увидел обезображенное лицо

царского телохранителя, безмолвно застывшего за спиной

своего государя. Холодная дрожь пробежала по спине ви¬

зантийца, и кусок застрял у него в горле. Он пытался

скрыть от окружающих свой страх и отвращение и про¬

должал есть, почти не подымая глаз.

Царь дал Лухуми какое-то поручение, и тот покинул зал.

–

Где ты выискал такое пугало, Георгий? – обратил¬

ся Комнин к царю.– Боже, до чего безобразен! Как ты

можешь все время видеть его перед собой!

–

Да это же мой телохранитель. Ты забыл, как он

спас тебя от кабана? Ты еще собирался памятник ему по¬

162

ставить на форуме в Константинополе,– улыбнулся Геор¬

гий.

–

Что же с ним сталось? Я не узнал его, он так ужас¬

но изуродован! – огорченно воскликнул Комнин.

–

Дважды он спас меня от смерти! Удар занесенного

надо мной меча он принял на себя – и вот как поплатился

за свою преданность!

–

Грузинские цари всегда щедро награждали предан¬

ных им людей. Ты, вероятно, жалеешь его и потому дер¬

жишь при себе. Но, согласись, неприятно иметь перед

глазами такого урода, особенно когда обедаешь!

Царь нахмурился и ничего не ответил. Ему не попра¬

вилась болтовня Комнина, хотя он должен был признаться,

что вид Лухуми ему самому был не очень приятен.

–

Что ты задухмался, Георгий? – не унимался Ком¬

нин.– Разве так трудно сменить его? Самое трудное дело

можно совершить, если заняться им спокойно, не торо¬

пясь. Твой покойный дядя, а мой дед, великий Андроник

Комнин, никогда не унывал и умел найти выход из любо¬

го положения. Даже когда император Мануил заковал его

в кандалы и бросил в самую мрачную крепость в Констан¬

тинополе, Андроник не только не отчаялся, но с первого

дня принялся обдумывать план побега. Под башней, в ко¬

торую был заключен мой дед, он обнаружил давно бездей¬

ствовавшую водопроводную трубу. Смелый и сообразитель¬

ный узник разрыл пол, втиснулся в трубу и старательно

закрыл щель в полу. В полдень стража заметила отсутст¬

вие Андроника. Кинулись обыскивать темницу, но следов

побега не обнаружили. Начальник крепости, зная, что ему

не избежать жестокого наказания, решился все же доло¬

жить о случившемся Мануилу. По всей империи были

объявлены розыски беглеца. Всю страну подняли на ноги,

перекрыли все пути и дороги. Но никому не приходило

в голову, что узник находится по-прежнему в крепости.

Отчаявшись в поисках, власти заподозрили в пособниче¬

стве побегу родных и близких Андроника. Схватили его

супругу и заточили в ту же камеру, где находился Андро¬

ник.

Как только стемнело, Комнин вышел из своего укры¬

тия и предстал перед своей женой. Та в ужасе вообразила,

что перед нею призрак, но дед быстро доказал ей, что он

вовсе не дух бесплотный. И вскоре после этого супруга

Андроника произвела на свет дядю моего Иоанна.

163

Все присутствовавшие хорошо знали полную преврат¬

ностей жизнь Андроника Комнина, но рассказ его внука

выслушали со вниманием и смеялись от души.

Георгий едва удержался, чтобы не спросить своего ро¬

дича, сохранял ли он присущее его деду спокойствие духа,

валяясь в ногах у румского султана, но пожалел и без

того униженного кесаря и, только насмешливо глянув

на него, трижды чокнулся с ним полной чашей.

Лухуми становился все более неприятен царю. Каждый

раз, вспоминая слова Комнина, Георгий впадал в дурное

настроение. Все в Лухуми стало его раздражать. Он ста¬

рался отделаться от телохранителя, часто отсылал его с

поручением куда-нибудь подальше, а сам в это время

поспешно уезжал из города. Но верный телохрани¬

тель, с обычной точностью выполнив поручение, воз¬

вращался и представал перед царем, где бы тот ни нахо¬

дился.

Никак не мог царь привыкнуть к уродству Мигриаули.

Как ни старался он призвать голос разума и совести, сколь¬

ко ни напоминал себе, чем обязан Лухуми, ничего не по¬

могало. Лаша не выносил его присутствия и все больше

отдалял беднягу от себя. Часто по целым дням Лаша не

выходил из опочивальни, лишь бы не видеть стоявшего у

двери телохранителя. В конце концов это стало сущим

мучением. Лаша не мог найти повода избавиться от пре¬

данного слуги.

Придворные и челядь, заметив такое отношение к Лу¬

хуми со стороны царя, также стали уклоняться от встреч

с несчастным телохранителем, при разговоре с ним отво¬

дили глаза в сторону, чтобы не видеть его изуродованного

лица.

Все тягостнее становилось царю выносить присутствие

Лухуми, и он был безмерно рад, когда тот обратился к

нему с просьбой разрешить ему уехать на несколько дней

домой.

–

Я еще не видел ни матери, ни жены с тех пор, как

меня ранили, и, если будет на то царское соизволение, я

съезжу ненадолго домой,– попросил соскучившийся по

родному дому Лухуми.

–

Можешь ехать не на несколько дней, а на несколько

месяцев, мой Лухуми! Отдохнешь дома, здоровье попра-

164

вишь, за хозяйством присмотришь! – с готовностью согла¬

сился Лаша.

И обрадованный Мигриаули покинул двор, к великому

удовольствию царя.

Перед домом Кетеван всадник придержал коня. Соба¬

ка с радостным визгом кинулась к нему, виляя хвостом.

Склонившаяся над тоиэ Кетеван подняла голову, вгля¬

дываясь в гостя. С первого взгляда этот одноглазый изу¬

родованный человек показался ей чужим.

–

Ты не узнаешь меня, мать! – улыбнулся ей Луху¬

ми и соскочил с коня.

Слезы залили глаза Кетеван, по она быстро утерла их

концом платка.

165

–

Лухуми, сынок! – вырвался у нее радостно-тревож¬

ный возглас, и она бросилась к сыну.

Кетеван вперила глаза в лицо Лухуми, и ужас и отчая¬

ние сковали ее, но, овладев собой, она принялась обнимать

и целовать его, прижимая к груди.

–

Сын мой, вернулся наконец! Слава богу, что жив

остался!.. Сегодня птичка нам пропела радостную весть,

вот и сбылось...– говорила без умолку Кетеван, не отда¬

вая себе отчета в том, отчего льются слезы из глаз: от

радости встречи с обожаемым сыном или от щемящей жа¬

лости, прихлынувшей к сердцу.

–

Как живешь, мама, как вы тут без меня обходи¬

тесь? – спрашивал Лухуми, оглядывая двор.

–

Хорошо живем, сынок, что с нами может приклю¬

читься! Только беспокойство за тебя донимало нас: меня

и твою бедную жену.

–

А где она, мать?

–

Лилэ? Да у соседей, должно быть. Сейчас я ее клик¬

ну! – засуетилась Кетеван.

–

Тандо! – крикнула она стоявшему у тонэ красноще¬

кому босоногому мальчугану. – Тандо, сынок, подойди сю¬

да, покажись дяде Лухуми! Это сын нашего соседа, хоро¬

ший мальчик, потешный такой,– тараторила Кетеван.

Тандо* не двигался с места.

–

Подойди, не стесняйся! – подбодряла его Кетеван.

Испуганно поглядывая исподлобья, Тандо переминал¬

ся с ноги на ногу, и было похоже, что он вот-вот распла¬

чется.

–

Здравствуй, Тандо! – приветливо обратился к нему

Лухуми.– Раз не хочешь первым знакомиться, я сам тебе

представлюсь! – И с шутливой улыбкой Лухуми двинулся

к мальчику.

–

Нет, нет! Не хочу! – заревел тот и бросился прочь.

–

Чего ты испугался, поди сюда! – Добродушно улы¬

баясь, Лухуми смотрел вслед мальчику.

Кетеван поняла, отчего Тандо убежал от ее сына, и

глухой стон вырвался из ее груди: «Горе твоей матери,

сынок ты мой несчастный!»

Она стала звать Лилэ.

–

Я здесь, мама! Что случилось? – Лилэ вышла на

балкон.

–

Ты дома, дочка? Иди скорей сюда, Лухуми при¬

ехал!

166

Лилэ выронила рукоделье и ближе подошла к пери¬

лам.

–

Здравствуй, Лилэ! – весело крикнул жене Лухуми.

Запрокинув голову, он радостно глядел на нее снизу.

Здоровый глаз его излучал счастье, но вместо второго

глаза зиял страшный провал, затянутый белесой пеленой.

Одна половина лица Мигриаули озарялась взволнован¬

ной, радостной улыбкой, а другая застыла в якуткой гри¬

масе.

Лилэ дважды навещала раненого мужа в Тбилиси, но

тогда лицо его было перевязано. Лекари говорили ей, что

он останется без одного глаза. Но никогда не думала она,

что Лухуми будет так страшен. Кровь заледенела у нее в

жилах, она хотела закрыться рукой, чтоб не видеть этого

ужаса, но опомнилась. Голос Кетеван настойчиво, с моль¬

бой, звал ее, просил спуститься вниз.

–

Спускайся, дочка, спускайся сюда!

Жалость к несчастному мужу волной залила сердце

Лилэ. Она заставила себя улыбнуться ему и сбежала по

лестнице вниз.

Не глядя на пего, кинулась к нему, обняла и спрятала

голову на его широкой груди.

Во дворе собрались соседи, ближние и дальние. Они

заставляли царского телохранителя пересказывать подроб¬

ности гандзийской битвы, просили повторять снова и сно¬

ва, как он спас жизнь царю, и как был ранен сам, и как

лечили его царские лекари.

Раз глянув ему в лицо, они уже не решались вторично

поднять на него глаза и слушали, низко опустив головы

или смотря в сторону. Расходясь по домам, они сокрушен¬

но качали головами и тихо переговаривались между со¬

бой.

–

Как его изуродовали, несчастного, этакого бога¬

тыря!

–

Как он еще жив остался!

–

Да уж лучше бы убили его, чем жить на свете

таким уродом!

–

Бедная Кетеван, несчастная Лилэ! – причитала ка¬

кая-то женщина.

–

Тяжелее всего ему самому, а красавица жена всегда

найдет утешекие! – мрачно пошутил кто-то.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Не пируй с человеком завистли¬

вым. Не приводи его к себе в дом и

не ешь с ним хлеб свой...

Библия

Лилэ всю ночь заставляла Лухуми рассказывать ей о

царе, его характере и внешности, о его нраве и привычках.

Лухуми привез домой большой портрет Лаши. Царь

восседал на золотом троне, украшенном драгоценными

камнями. Поверх белой шелковой сорочки с низким воро¬

том и белого атласного архалука на нем был синий корот¬

кий кафтан с расходящимися полами и распущенным поя¬

сом. На ногах – зеленые с золотыми крапинками ногови¬

цы и башмаки на высоких каблуках с загнутыми кверху

острыми носами. На плечах парчовая накидка, расшитая

золотыми цветами. Опершись на правую руку, левой царь

держал небольшой свиток. Золотой венец и скипетр, усы¬

панный драгоценными каменьями, лежали рядом на ни¬

зеньком столике. Глаза царя выражали равнодушие к зна¬

кам могущества и роскоши, окружающей его. Взгляд го¬

лубых глаз, мечтательно устремленный вдаль, подчеркивал

возвышенный образ царя, рано задумавшегося над тщетой

и суетой этого мира.

Царь представлялся Лилэ прекрасным молодым дерев¬

цем, сказочным цветком, причудливым и роскошным.

Слушая рассказы Лухуми, она вспоминала снова и

снова, как увидела Георгия впервые на лашарском празд¬

нике.

–

Он и раба зря не обидит, любит всех – великих и

малых. Светлый ум, доброе сердце у нашего царя, справед¬

лив он и великодушен,– с благоговением рассказывал Лу¬

хуми.

Лилэ слушала и верила, что именно таков Лаша.

Правда, Лухуми рассказывал еще о храбрости Лаши,

о его воинской доблести, о силе и ловкости, но это не ва-

1С8

залось с ее представлением о юном царе – как это такой

нежный и мягкосердечный царь мог убивать людей, хотя

бы даже в жестокой схватке.

Поэтому все, что говорил Лухуми о войне и об отваге

Георгия, не доходило до сердца Лилэ, словно все это ие

касалось того человека, каждая иная подробность жизни

которого, подобно магниту, притягивала Лилэ.

Крестьянской восторженностью и наивностью был про¬

никнут рассказ Лухуми о жизни при дворе, о знатных и

богатых сверстниках царя, но в воображении Лилэ ни один

из них не мог возвыситься до Лаши, все они казались ей

низшими существами по сравнению с ним.

–

Говорят, царь любит красивых женщин, это вер¬

но? – спросила Лилэ и сама испугалась своего вопроса.

–

Не больше, чем другие цари, разумные и благород¬

ные...– пробормотал Лухуми и даже покраснел, зная, что

говорит неправду.

–

А правда ли, Лухуми, что царь любит выпить и

часто сидит за чашей вина с кутилами? – снова нереши¬

тельно спросила Лилэ.

–

Разумеется, государь не гнушается вина, но не так

уж много он пьет, как об этом болтают. Разве что с горя

выпьет иногда...

–

Какое же у него может быть горе? Он ведь всех

сильнее, всех счастливее! – удивилась и встревожилась

Лилэ.

–

Почем нам знать, Лилэ! Мы люди простые, нам не

понять забот царских и высоких помыслов его.

Оба умолкли, думая каждый о своем.

Вдруг Лилэ тяжело вздохнула.

–

О чем ты вздыхаешь, милая! Отчего загрустила? —

спросил Лухуми.

–

Есть у меня одна забота, Лухуми, не знаю, как и

сказать!

–

Что ж это такое, если ты даже мне сказать не хо¬

чешь?

–

Я бы сказала, да боюсь, что тебе не понравится.

–

Любимая, разве могут у тебя быть думы, которых

бы я не одобрил!

–

Давай, Лухуми, позовем в гости царя!

Лухуми молчал, удивленный и растерянный.

–

Царя,– повторила Лилэ.

–

Куда? К нам?

169

–

К нам, в наш дом.

–

Как это так – пригласим царя! Да разве он прие¬

дет? Да нам его и не принять по достоинству!

–

Что ты, Лухуми, примем! Что тут невозможного?

Благодарение богу, у нас, по милости царя, всего много:

и птицы и скота, амбары наши полны зерном, а марани

вином...

–

А если не сумеем... – бормотал в растерянности Лу¬

хуми.

–

Это не твоя забота, Лухуми, ты доверься мне, а я

так приму царя, что он навсегда запомнит этот депь.

Я сделаю все сама, ты только об одном позаботься – при¬

гласи царя.

–

Пригласить-то петрудно, Лилэ, да я...

–

За остальное я в ответе. Разве ты не веришь мне?

Я не посрамлю ни тебя, ни себя! – говорила Лилэ, нежно

обнимая мужа.

Полночь миновала. Лухуми спал крепким сном здоро¬

вого мужчины. В темноте Лилэ не могла видеть изуродо¬

ванного лица мужа, она только слышала рядом с собой его

ровное дыхание.

Лухуми вернулся с войны прославленным воином, по¬

лучил много наград. Он казался Лилэ всемогущим. Он за¬

служивал того, чтобы его любили и гордились им. Лилэ

гордилась и тем, что она, маленькая, хрупкая женщина,

целиком владеет душой и телом этого исполина, гордилась

его любовью к себе и чувствовала себя обязанной отвечать

ему такой же любовыо и преданностью. В эту ночь Луху¬

ми казался ей таким близким и родным, что ей хотелось

всегда неразлучно быть с ним, никто не смог бы оторвать

ее от могучей груди мужа. Если бы ее спросили сейчас,

любит ли она Лухуми, счастлива ли она с ним, она, несом¬

ненно, ответила бы утвердительно. Во всяком случае, она

чувствовала, что несколько таких счастливых ночей могут

крепко и навечно привязать ее к Лухуми. Утомленная

Лилэ прижалась к спящему Лухуми и погрузилась в сои.

На другой день Лухуми рассказал матери о своих на¬

мерениях. Кетеван всплеснула руками: не нам звать в

гости царей, да и никому еще не приносили счастья такие

посещения...

Лилэ молча слушала этот разговор. Она понимала, что

свекровь права. После пережитого этой "ночью ей самой

стал казаться ненужным и даже опасным приезд царя,

вторжение его в их тихую обитель. Она равнодушно слу¬

шала спор Лухуми с матерью. Он уговаривал Кетеван,

чтобы доставить удовольствие жене. Лилэ неудобно было

отказаться от своего же предложения, а Лухуми был

упрям и настойчив.

Услыхав, что кахетинский эристави Бакур в ближай¬

шие дни собирался отбыть в Тбилиси, Лухуми поспешил

к нему.

–

Столько лет я живу во владениях твоих, а ты ни

разу не удостоил меня своим посещением. Окажи мне, на¬

конец, эту честь,– сказал Лухуми.

Бакур давно интересовался хозяйством все богатевше¬

го Мигриаули. Он с завистью следил за тем, как расширя¬

лись от царских щедрот земли телохранителя царя.

У всякого другого он давно бы отхватил хоть что-ни¬

будь, но тут алчного эристави удерживал страх перед ца¬

рем. Он пальцем не смел тронуть этого мужика и только

завидовал ему. Он так много слышал о прекрасных садагс

и виноградниках Лухуми, что ему не терпелось самому

взглянуть на его богатства. Слухи о сказочной красоте

жены Мигриаули еще больше разжигали его любопыт¬

ство.

–

Я буду рад посетить твой дом, дорогой Лухуми. Мы

соседи и должны чаще навещать друг друга. Я сам думал

пригласить тебя, но ты меня опередил. Отныне мы будем

частыми гостями друг у друга, – расточал любезности

Бакур.

К назначенному дшо Лухуми пригласил нескольких

соседей, чтобы развлечь важного гостя.

И вот Бакур отправился к Мигриаули.

То, что предстало перед взором изумленного эристави,

превзошло все его ожидания. Изгороди, окружавшей ви¬

ноградники Лухуми, казалось, не будет конца. За вино¬

градниками тянулись сады, ветви клонились к земле под

тяжестью сочных плодов. Наконец он подъехал к самой

усадьбе. Большие ворота вели во двор, раскинувшийся

ровным зеленым ковром. В глубине двора высился двух¬

этажный дом с открытым широким балконом. За домом —

конюшня, где стояли откормленные кони, дальше простор¬

ный хлев.

171

Богато и со вкусом накрытый стол ждал гостя. Не

успел Бакур наглядеться и надивиться на все, как в ком¬

нату легкой походкой вошла Лилэ.

Эристави не верил своим глазам. Он поднялся навстре¬

чу хозяйке словно зачарованный.

«Какой ангел достался этому олуху!» – подумал Ба¬

кур, пожирая взором жену Лухуми.

Пристальный взгляд смутил Лилэ. Она невольным же¬

стом плотнее затянула на груди концы узорчатой шелко¬

вой шали.

Гостей пригласили к столу.

Бакур всегда сам бывал тамадой, и на этот раз его не

пришлось упрашивать долго. Он потребовал большие

чаши для вина, и, когда хозяйка поднялась, чтобы подать

их, его жадный взгляд еще раз проводил ее. Пиршество

началось.

Могучий аппетит эристави не знал предела. Ел и пил

он за троих. За столом бедняка это было бы заметно, но