Текст книги "Лашарела. Долгая ночь"

Автор книги: Григол Абашидзе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 46 страниц)

Все, что задумал Ваче, было одобрено, и он пересе¬

лился во дворец. Он выбрал себе трех помощников из луч¬

ших живописцев страны. Каждый получил по стене. Ваче

вмешивался во всякую мелочь, советовал, подправлял, на¬

мечал рисунок, заставлял переделывать, если что-нибудь

выходило не по его. Но зато к четвертой стене он никого

не подпускал.

Долго обдумывал и вынашивал Ваче каждую деталь

грандиозной композиции. В его воображении мельтешило

несчетное количество лошадей и людей, все это он пере¬

ставлял, менял местами, распределяя по пространству

стены, пока все не встали на свои единственные места,

образуя стройное целое, где каждый штрих связан с дру¬

гим штрихом картины и ничего нельзя изменить в одном

углу без того, чтобы это не потребовало изменения в уг¬

лу противоположном.

389

Юная, прекрасная Русудан на белом жеребце направ¬

ляется на коронацию. Блестящая свита сопровождает ее.

Улицы полны народа. Купцы, ремесленники, женщины,

дети – весь город высыпал на улицы посмотреть на свою

царицу. У притворенных ставней мастерской, мимо кото¬

рых уж проехала царская свита, видны прижатые толпой

к стене калека на осле и девушка в белом платье. Одной

рукой девушка держит за уздечку осла, другой отстраня¬

ется от толпы. Лица девушки Ваче пока что не наметил,

но и так было видно, что она смотрит вслед удаляющейся

торжественной процессии. От свиты отстал один всад¬

ник. Повернувшись в седле, он смотрит туда, где должно

потом возникнуть лицо девушки.

Все – и празднично украшенные улицы, с коврами,

вывешенными на балконах, и толпа, и сама царица —

все это изображалось как бы увиденным с плоской кры¬

ши дома. На крыше тоже много народу, все толкаются,

протискиваются вперед, тянутся на цыпочках, чтобы раз¬

глядеть. Только один юноша безучастен к происходящему.

Он стоит вполоборота, и на лице его выражение пока еще

не самой потери, но предчувствия потери, не самого горя,

но ожидания его.

Как весной из однотонной бесцветной земли начинают

прорастать зеленые травы, алые маки, тюльпаны и все

другие весенние цветы, так постепенно проступала на сте¬

не живопись Ваче, так постепенно оживала и расцветала

холодная доселе, слепая стена.

Икалтоели частенько заглядывал в этот зал. Подолгу

он стоял перед росписью, хорошо понимая, что на его гла¬

зах создается нечто величественное, вечное, что может

составить славу Грузии и пронести ее через века. Учитель

был счастлив, ведь это он сделал из неотесанного парня

такого вдохновенного художника. Нет для учителя выс¬

шего счастья, чем увидеть в расцвете сил и в блеске сла¬

вы своего любимого ученика.

Ваче увлеченно писал, сидя на длинной – вдоль всей

стены – скамье. Он не сразу увидел, что в зал вошел

Деметре. В другое время мастер еще издали, с порога

окликнул бы юношу, сказал бы ему что-нибудь веселое,

пошутил бы, а подойдя, одобрительно похлопал бы по

плечу.

Теперь Деметре шел, держась за стену, как пьяный,

лицо его пылало в сухом жару, и не было сил, чтобы по¬

390

звать на помощь. Ваче, услышав шаги и зная, что прийти

больше некому, сказал, не отрываясь от живописи:

–

Рановато сегодня пришел ты, мастер.

Но, не получив ответа, оглянулся. Подскочил он к ма¬

стеру в то мгновение, когда обмякшее тело готово было

сползти и рухнуть на пол. Ваче подхватил учителя на ру¬

ки, позвал своих помощников, и больного бережно понес¬

ли домой.

Схватила лихорадка, которую Деметре подцепил где-

нибудь на чужбине. Ваче пригласил самых лучших вра¬

чей, но те только разводили руками. Снадобия не помо¬

гали, Деметре угасал на глазах.

Поняв, что приходит конец, старый художник позвал

Ваче к себе и велел сесть поближе.

–

Ты был мне дороже сына, я тебя любил и сделал

для тебя все, что мог. Теперь ты мастер, ты знаменит, пе¬

ред тобой все пути. А я ухожу, жить мне осталось недол¬

го. Исполнишь ли ты одну мою просьбу?

–

Не проси, но приказывай. Есть ли на свете что-ни¬

будь, чего я не сделал бы для тебя? – Ваче побледнел,

ближе пододвинул стул, чтобы можно было расслышать

каждое слово. Но Деметре долго не мог отдышаться

и только смотрел на Ваче взглядом, в котором мольба

и просьба горели светом молитвы.

–

Завещаю тебе мою дочь. На тебя, Ваче, вся надеж¬

да. Она не уродка и хорошо воспитана. Если сердце твое

ко протестует, то вот мое последнее слово: ты ее муж, Ле¬

ла – твоя жена.

–

Как скажешь, мастер.– Ваче припал к руке учи¬

теля.

–

Но если сердце твое говорит тебе другое, пе надо,

не порть себе жизни из одного лишь уважения к старому

Деметре.

–

Что говоришь, отец! От чистого сердца я твой сып,

твой зять.

–

Позови Лелу.– Деметре оживился, даже припод¬

нялся на постели.– Лела, дочь моя...

Лела смотрела то на Ваче, то на отца, стараясь понять,

что происходит.

–

Дети, дайте друг другу руки.

Лела и Ваче взялись за руки.

–

Отныне вы муж и жена, благословляю вас, дети...

Будьте счастливы... Ныне, присно и во веки веков.—

391

Деметре иерекрестмл молодых людей и обессиленно опус¬

тился на постель.

Деметре чувствовал надвигающуюся на него непро¬

глядную тень, Деметре спешил. Он хотел увидеть еще

своими глазами и свадьбу. Он заставлял приглашенных

петь и плясать, и все выполняли приказы умирающего,

но настоящего веселья не получалось. Тень, надвига¬

ющаяся на хозяина дома, омрачала и великий обряд люб¬

ви. Через два дня Деметре скончался.

После смерти старого художника у Ваче прибавилось

заботы не только потому, что появились собственная

семья и собственный дом. Но и то, что не успел сделать

Деметре по росписи дворца, Ваче пришлось взять на се¬

бя. К нему перешло руководство всеми художниками,

которые расписывали дворец. И главная забота при этом

была – не умалить, не уронить славного имени Деметре

Икалтоели, известного каждому человеку в Грузии.

Но силы Ваче были в расцвете. Оп всюду поспевал —

и во дворце и дома. Ои приходил с работы поздно, уста¬

лый, но тотчас его окружала такая радость, такое тепло

домашнего очага, что, каким бы усталым ои пн пришел,

каким бы плохим ни было его настроение, все отлегало от

сердца. На страже его спокойствия и счастья, как ангел-

хранитель, стояла Лела.

Когда мир и порядок в семье, работается лучше. Поэто¬

му и во дворце Ваче трудился так, как никогда еще не тру¬

дился до сих пор. Люди со всей Грузии приходили глядеть

и а работу Ваче. Молодые художники стояли толпой перед

росписью, разговаривая вполголоса, а те, что постарше и

поопытнее, разъясняли им pi глубину замысла, и особенно¬

сти композиции, мастерство исполнения. Говорили о значе¬

нии и месте той или другой лилии, того или другого красоч¬

ного пятна.

Когда-то почитатели живописи так же окружали рабо¬

тающего Деметре. Ваче слышал за спиной разговоры на¬

блюдавших и понимал, что он достиг теперь того положе¬

ния, о котором когда-то лишь мечтал, находясь в тени Де¬

метре, да и мечтал про себя, тайно, сам не веря в свою мечту.

Имя Ваче узнали далеко вокруг. Греческие художники

из Трапезунда и Византии приезжали посмотреть на рабо¬

ту грузина, не видя для себя в там никакого унижения.

Надо ли говорить, что в Грузии Ваче знали все. Его уважа¬

ли и при дворе и в народе. Но художник как будто не за¬

392

мечал всеобщего внимания и восторга, он оставался таким

же скромным, краснеющим при всех случаях, душевным

и добрым.

Вот эта-то скромность, сочетавшаяся с огромной внут¬

ренней силой и неутомимостью в работе, больше всего под¬

купила придворного зодчего Гочи Мухасдзе.

Со дворца давно убрали леса, но Гочи все еще ходил во

дворец каждый день, бродил по его покоям, любовался сво¬

дами, арками, переходами, лестницами, окнами, орнамен¬

тами. Так, вероятно, по многу раз перечитывает про себя

поэт только что написанное удачное стихотворение.

С первого же дня, как только во дворце появились жи¬

вописцы, Гочи начал приглядываться к ним. Впрочем, Де¬

метре Икалтоели он хорошо знал и верил в него. Но зод¬

чему показалось, что старый мастер поступил не очень

осторожно, доверив молодому художнику роспись самой

главной дворцовой залы. Гочи тогда ничего не сказал Де¬

метре, но опасения были, и зодчий ревниво присматри¬

вался к работе Ваче.

Понемногу мнение архитектора о молодом художнике

стало меняться. Бывало, что он подолгу стоял за спиной

живописца и смотрел, не пропуская ни одного движения

кисти. Незаметно для себя Гочи стал как бы тайным со¬

участником творчества, и смотреть на работу Ваче пре¬

вратилось для него в потребность. Чем дальше продвига¬

лось дело, тем больше восхищался Гочи и силой таланта

художника, и силой его духа, и мощью вдохновенья, и

правильностью выбора, который сделал старый Деметре.

Ваче тоже привык к тому, чтобы рядом за спиной стоял

столь тонкий и опытный наблюдатель. Два вдохновенных

художника постепенно сблизились и полюбили друг друга.

Ваче нравился этот благородный человек, воспитанный

при дворе и получивший блестящее образование, наделен¬

ный широтой и глубиной взглядов. Об искусстве Гочи умел

судить тонко и смело. Свои взгляды он излагал так точно,

что и для собеседника они становились бесспорными и

обязательными. Это зависело не только от блеска и точно¬

сти речи, но и от силы собственной убежденности зодчего.

То было время расцвета разносторонних дарований.

Конечно, Гочи Мухасдзе не имел себе равного среди зод¬

чих в пределах Грузинского царства. Но он был и умным

советником двора, и храбрым полководцем. Он был оди¬

наково хорош и на лесах нового здания, и во время

393

застольной беседы, и в жаркой сече. Он считался желан¬

ным гостем во всех высокопоставленных домах могучего

цветущего царства.

Ваче очень любил беседовать с Гочи Мухасдзе. После

работы одинокий Гочи частенько принимал приглашение

своего юного друга, и они шли в дом Ваче, где их привеча¬

ла всегда радушная, гостеприимная Лела. Бывали случаи,

что друзья проводили вечер в какой-нибудь харчевне под

громкий говор подвыпивших разгоряченных мужчин.

Ваче, сложив инструмент, снимал передник, когда Го¬

чи, по обыкновению, зашел за ним.

–

Ну, что мы будем делать сегодня вечером?

–

Устал. Надо бы отдохнуть.

–

А мне как раз привезли из деревни лекарство от

усталости. Домашнее вино. Короче говоря, нужен застоль-

ник. А где же мне найти лучшего застольника, чем

ты? Пойдем ко мне. Придут еще двое друзей. Возможно,

ты с ними незнаком, но вообще-то знаешь...

–

Ну что ж, пошли.

Когда подходили к дому Мухасдзе, на порог вышла

мать Гочи. Она упрекнула сына:

–

Нехорошо, сынок, опаздывать. Неудобно приходить

позже гостей. Торели давно уж дожидается тебя в твоем

доме.

Ваче смутился, услышав имя придворного поэта. Он ис¬

пугался, что, может быть, и Цаго здесь и придется встре¬

титься и сидеть за одним столом, смотреть друг на друга

и разговаривать. И хотя сердце забилось и кровь прихлы¬

нула к лицу, Ваче с радостью повернул бы от порога, что¬

бы очутиться рядом со своей милой, тихой женой.

Если бы даже и Цаго вспыхнула вся при встрече, если

бы и у нее дрогнуло сердце, все равно это все не имело

уже смысла, и для обеих сторон оказалось бы не минутами

радости, но ненужной, излишней неприятностью.

Думая так, Ваче невольно приотстал от хозяина дома.

Гочи пришлось повернуться и позвать:

–

Заходи, что же ты топчешься у порога, словно сте¬

сняешься, проходи.

В комнате у окна стоял Торели. Он резко повернулся

и пошел навстречу, пожал Ваче руку, глядя прямо в глаза.

–

Знаю, слышал, да и как не слышать, коли все го¬

ворят.

Ваче хотел сказать что-нибудь в ответ, вроде того что

394

они слегка знакомы, но, почувствовав, что получается не¬

внятное бормотание, он покраснел и опустил голову.

Стол был накрыт на четверых. Гочи пояснил:

–

Должен прийти еще Аваг, сын нашего славного Ива¬

нэ Мхаргрдзели. Не подождать ли, вот-вот придет.

–

Куда нам спешить,– решил за всех Торели и сел

на стул, предупредительно пододвинутый хозяином. Опу¬

стился и Ваче. Он сидел, по-прежнему не поднимая голо¬

вы, и чувствовал, что Торели тоже смотрит на него. От

смущения Ваче даже забарабанил пальцами по столу. Это

дало возможность Торели отметить, какие у художника

длинные красивые пальцы.

Стесненное молчание длилось недолго. За окном послы¬

шался звон копыт. Гочи метнулся по лестнице вниз, на¬

встречу новому гостю, распахнул ворота и обнял князя.

Сын некоронованного царя Грузии Аваг, выросший иод

одной кровлей с царицей Русудан и почитаемый царицей

за родного брата, встретился с собравшимися будто с ро¬

весниками, которых давно не видел и с которыми так ра¬

достно чокнуться тяжелыми кубками.

Правда, Аваг, Торели и Гочи действительно были рове¬

сники, но .все же бедным царедворцам не дотянуться было

до сына наипервейшего вельможи во всем государстве. Вот

почему Ваче удивился той простоте и легкости, с которой

Аваг вошел в дом и поздоровался с друзьями.

Аваг поздоровался с хозяином дома, с Торели и подо¬

шел к Ваче. Художник смутился – их разделяло не толь¬

ко происхождение, Ваче был много моложе Авага.

–

Имя твое знакомо,– ободрил Мхаргрдзели молодо¬

го человека.– Многие хвалили мне твое искусство, и я с

удовольствием посмотрел бы своими глазами на твою живо¬

пись, если ты и Гочи согласились бы мне ее показать.

–

И я не видел,– подхватил Торели,– и я не поле¬

нюсь посмотреть на новые царские палаты.

–

Когда угодно... Хоть завтра же... Большая радость...

–

Завтра-то, может быть, и нет,– вмешался Гочи,—

но вот на днях сама царица пожалует в новые палаты. Вам

все равно придется ее сопровождать. Тогда вы поневоле

увидите и мою работу, и живопись нашего друга Ваче.

А сейчас пожалуйте к столу.

Во главе стола посадили Мхаргрдзели, на другом кон¬

це сел хозяин, по бокам друг против друга оказались Ваче

и Торели.

.395

–

Ты, Гочи, раз как-то упрекнул меня,– сказал То¬

рели, усаживаясь иа свое место.– Ну, что же, я заслужил

этот упрек. Давно пора бы мне взглянуть на твое творение.

Снаружи я им уже любовался, но внутрь зайти до сих пор

не нашел досуга. То визиты к вельможам, то при дворе. Та¬

кова участь бедного поэта: к каждому явись, каждому ска¬

жи что-нибудь приятное. К тому же – прибавление семей¬

ства. С тех пор как родился сын, некогда писать стихи, не

могу наиграться с малышом.

Мать Гочи приподняла уж над столом блюдо с яствами,

но, услышав последние слова Торели, не преминула всту¬

пить в разговор. Даже блюдо она поставила на старое

место.

–

Говорят, сын ваш – вылитая мать. Не смогла я по¬

видать его, когда он народился. А теперь, наверное, боль¬

шой.

–

Пошел третий год. Но если вы видели Цаго, то сын¬

ка и смотреть не надо – воистину вылитая мать.

Ваче сидел, опустив голову. Никто не знал, что в это

время было у него на душе.

Гочи между тем наполнил большую чашу и передал ее

Мхаргрдзели. Аваг поднялся и провозгласил здравицу за

родину и царицу. Выпил, передал чашу придворному

поэту и сел, возгласив аллаверды.

–

Теперь ты должен поднять чашу за счастье нашей

прекрасной родины, за ее процветание и могущество,– до¬

бавил Аваг, садясь.– Я так потому говорю, что не мино¬

вать войны, а война будет трудной.

–

Да неужели трудной будет война? – усмехнулся То¬

рели, принимая чашу.– Что может сделать могучему

Грузинскому царству беглый султан Хорезма Джелал-эд-

Дин? У него нет земли, нет владений. Он не держится

корнями за землю. Сорвавшись со своей земли, ои вот уж

сколько времени бежит, сам ие зиая куда, только бы спас¬

тись от нахлынувших монголов.

–

О ком вы говорите? – спросил Ваче.

–

О султане Хорезма, сыне великого Мухаммеда. Этот

несчастный бежит от тех самых монголов, которых мы че¬

тыре года назад прогнали, как овец. Он бросил родную

землю, катится, как перекати-поле, по всему исламскому

миру и нигде не может укорениться. Хоть бы осмелился

сразиться с монголами. Бросается из стороны в сторону со

всеми чадами и домочадцами. Монголы же гонятся за ним,

396

как собаки за оленем или лисицей. Как это можно – от¬

дать страну, ни разу не приняв боя, достойного настоя¬

щего мужчины и воина?

–

Не все, по-видимому, так,– неуверенно вставил Ва¬

че.– Когда я работал в Хлате, много слышал о Джелал-эд-

Дине. О нем говорят как о храбром и сильном муже. И сра¬

жения с монголами были. И не раз монголы бежали от

меча султана. Весь исламский мир боится проклятых языч-

ииков-монголов, весь исламский мир надеется только на

Джелал-эд-Дина. Говорят, что только он спасет...

–

Когда же он спасет? Он отдал весь Хорезм и полови¬

ну Ирана. Теперь у него ни казны, ни войска. II вот его

план: он знает, что Грузия богатая страна. Он надеется

одолеть нас одним ударом, забрать все наше золото и се¬

ребро, отъесться на наших харчах, а потом уж, отдохнув

и окрепнув, повернуть против главного своего врага. Но он

жестоко просчитается. Мы дадим ему такой поворот от во¬

рот, что война с монголами покажется развлечением и

праздником.

–

Дай-то бог,– внятно произнес Мухасдзе, когда все

затихли после боевой речи Авага.– Но не слишком ли про¬

сто мы рассуждаем? Джелал-эд-Дин собрал всех мусуль¬

ман и надвигается на Грузию, как черная туча.

–

Ха, да где же они, мусульмане?! Иран оп упустил

из рук. Ирак не повинуется Джелал-эд-Дииу. Вероятно, он

собрал кочующих туркменов. Плохи его дела, если дошло

до этих кочевников.

–

Говорят, четыреста тысяч войска,– гнул свою ли¬

нию Мухасдзе.

–

Откуда! Такого войска не соберет и багдадский ха¬

лиф. Этот слух распространяют лазутчики Джелал-эд-Ди¬

на, чтобы запугать нас, грузин. Но вот что я скажу: вопрос

не в том, большое ли войско у султана. Плохо, что война

надвигается не в добрый час. Не все благополучно в цар¬

ском дворце.

В разговор вмешалась мать Гочи. Она обратилась к

сыну:

–

Правда ли, сынок, у царицы с царем какая-то ссо¬

ра? По всей Грузии ходит недобрый слух.

Гочи опустил голову, отодвинул еду и ничего не отве¬

тил. Ответил вместо него Аваг:

–

В народе говорят правду. Венценосцы в ссоре. Ца¬

рица Русудан хочет избавиться от мужа – Могас-эд-Дина.

397

Дело государственное. Одна она делать такой шаг не впра¬

ве. Моего отца и некоторых крупных визирей ей почти

удалось уговорить. Но возражают Шалва и Иванэ. Поду¬

майте сами: если отпустить Могас-эд-Дина, то арзрумский

султан станет нашим врагом. Наших друзей на южной

границе он тоже настроит против нас.

–

Но почему царица хочет расстаться с мужем, он

ведь, кроме всего, отец ее ребенка? Она сама выбра¬

ла его в мужья и цари. Он красив, добр, воспитан. Принял

христианство, свыкся с грузинами как с родными, да, су¬

дя по всему, и полюбил нас.

–

Научился прекрасно говорить по-грузински. По-мо¬

ему, он Грузию любит теперь больше родной земли.

–

Эго, дорогой Турман,– резко вмешался Гочи,– бу¬

дет видно, если, не дай бог... Одним словом, настоящие дру¬

зья познаются в беде. Персы и турки любят нас, пока боят¬

ся.– Голос Гочи становился все жестче и злее.– Могас-эд-

Дин недостоин царицы Русудан. Прекрасно сделает, если

прогонит его от двора.

Говоря все это, Мухасдзе покраснел еще больше. Аваг

понимающе, но снисходительно улыбнулся. В Гочи говори¬

ла не столько злость к Могас-эд-Дину, сколько давняя и

тайная любовь к Русудан. Впрочем, какая же тайная, если

знают все при дворе.

Было время, когда Русудан, тогда еще вовсе не царицу

Грузии, но всего лишь сестру царя, хотели отдать в жены

ширваншаху. Юная красавица не хотела выходить замуж

за пожилого человека, к тому же некрасивого, к тому же

слывшего жестоким, к тому же не христианина, к тому

я^е в чужие земли.

Русудан плакала по ночам, но идти наперекор реше¬

нию царя и дарбази было бы невозможно. Оставалось при¬

мириться и ждать дня свадьбы, дня приезда ненавистного

жениха. В эти самые горькие, самые отчаянные для нее

дни нашелся рыцарь, влюбленный и дерзкий, который упал

к ногам обреченной и предложил решительный план: кони

готовы, ночь темна, нужно мчаться подальше в горы. Брач¬

ный договор будет расторгнут, а любящий брат простит.

Русудан едва не согласилась, но тотчас поняла, какой

позор принесет она царю и стране. Чувство долга, жившее

в сердце этой девушки, превозмогло соблазн, и она хоть и

с благодарностью, но с решительным отказом отпустила

безрассудно влюбленного рыцаря.

398

Гочи Мухасдзе вышел из опочивальни Русудан словно

раненый, схватившись рукой за сердце. В этот же день

подтвердилась старинная истина о том, что в царских двор¬

цах даже стены имеют уши. К вечеру по приказу царя не¬

задачливого рыцаря бросили во дворцовую темницу.

Со дня на день ждали приезда жениха. Русудан, ве¬

роятно, никогда не узнала бы о судьбе верного и самоот¬

верженного Гочи Мухасдзе, но все повернулось по-друго¬

му. Неожиданно скончался царь. Эта внезапная кончина

вызвала в свое время много подспудных толков, ибо царь

отличался крепким, цветущим здоровьем. При дворе на¬

чались распри. Братья Ахалцихели, Варам Гагели и Ба¬

курцихели стояли за воцарение малолетнего наследника,

в то время как другие вельможи требовали воцарения

Русудан.

Распри обострялись с каждым днем и, верно, принес¬

ли бы немало хлопот целому государству, если бы Русудан

не проявила мудрости и предусмотрительности. Неожидан¬

но она пригласила во дворец братьев Ахалцихели, то есть

своих противников.

–

Вы верны моей матери и моему малолетнему пле¬

мяннику. Благодарю. Конечно, он должен править Гру¬

зинским царством. Но он младенец. Чтобы прекратить

раздоры, сойдемся на следующем: я взойду на престол,

и ваши противники будут довольны. Как только наслед¬

ник станет совершеннолетним, я уступлю ему трон и цар¬

ство. Значит, будете довольны и вы.

Ахалцихели упали перед Русудан на колени уже как

перед царицей Грузии. При дворе наступил мир.

Впоследствии, взойдя на престол, Русудан не забыла

сговорчивости Ахалцихели. По какому-то другому поводу

ока подарила Ахалцихели Двин. Не остались без царской

милости и их единомышленники. Всех одарила, всех успо¬

коила царица, и жизнь в государстве потекла мирно, своим

чередом.

Гочи Мухасдзе, разумеется, был освобожден из темни¬

цы и сделался придворным зодчим. Тайная любовь его к

Русудан перестала быть тайной. Стесняться ли было такой

любви, если половина грузинских витязей и рыцарей были

откровенно влюблены в блистательную царицу.

Правда, никто из них, в том числе ж придворный зод¬

чий, не мог мечтать о большем внимании со стороны вен-

ценосицы, нежели милостивая улыбка. Гочи прекрасно

399

понимал, что его любовь (как бы ни относилась к нему

Русудан) никогда не будет разделена. Но от этого он

еще больше завидовал судьбе Могас-эд-Дина. У него в

сердце гнездилась какая-то нечеловеческая ненависть к

иноземному царевичу, сделавшемуся мужем его возлюб¬

ленной.

Аваг хорошо понял, почему покраснел Гочи Мухасдзе

и почему такая жестокость прозвучала в его голосе, когда

он говорил о Могас-эд-Дине. Он решил прервать разговор

и вновь заговорил о возможности скорой войны.

–

Эмиры из прилегающих к нам земель пожаловались

Джелал-эд-Дину, что мы их притесняем и заставляем от¬

казываться от магометанской веры. Джелал-эд-Дин будто

бы в мечети на Коране поклялся отомстить неверным гру¬

зинам за все притеснения магометан.

–

Лучше бы он мстил монголам за те неисчислимые

муки, за истязания, которые терпят магометане от Чингис¬

хана. Джелал-эд-Дин лицемерит. Его интересует не месть

грузинам, а грузинское золото. Хорошо. Пусть он потом по¬

делится с адарбадаганскими хмуллами всем, что ему до¬

станется от грузин!

–

Самонадеянность напрасна. Джелал-эд-Дин уже у

границ нашего царства. Завтра он может двинуться па

Тбилиси.

–

А что же мы? Ведь большая война требует больших

приготовлений.

–

Ну! Нашим полководцам известен каждый шаг сул¬

тана. В Адарбадагане есть наши люди, а у них есть глаза

и уши. Наши полководцы собирают огромное войско. Вме¬

сто с леками и джиками наберется восемьдесят тысяч че¬

ловек.

–

Надеюсь, мы встретим врага пе у самых стен Тби¬

лиси?

–

Кто их допустит до столицы! Сражение произойдет

где нибудь иа южных границах Грузии. Наши полководцы

Мхаргрдзели и Ахалцихели знают южную границу, как

свою ладонь.

–

Согласен, что в этой войне мы можем победить без

труда. Но нужно смотреть дальше. Вожди Грузии заду¬

мали далекий и трудный поход.

–

О чем вы говорите, князь?

–

Повсюду на Востоке разлад и смута, в том числе и в

Адарбадагане, во владениях атабека Узбега.

400

Адарбадаганом должны владеть мы, грузины. Что там

делать Джелал-эд-Дину, беглецу из далеких своих земель?

Мы прогоним султана, и весь Адарбадаган будет наш. По¬

сле Тавриза нам откроется путь на Багдад. В Иране и

Ираке неразбериха. Нет единой твердой руки. Мы возьмем

Багдад, низведем халифа и посадим на его место главу хри¬

стианской церкви. Мы распространим власть Грузии на

Восток и Запад.

Аваг говорил так убежденно, будто и Тавриз уже взят,

и халиф низвергнут. Ваче забыл про еду и во все глаза с

восторгом глядел па разошедшегося Авага, воодушевив¬

шись его дерзкой идеей, которая здесь, за столом, каза¬

лась такой осуществимой.

–

Но возможны ли такие дальние походы? Возможно

ли покорить столько стран?

–

Расстояние – не преграда. Александр Македонский

дошел до Индии. Да что Македонский! Мой дядя Захария

и мой отец Иванэ завоевали Хорасан, Казвин и Ромгур.

А ведь тогда на Востоке не было такой смуты и безнача¬

лия. А сегодня... Сегодня нет силы, которая могла бы оста¬

новить наши войска. Никогда еще Грузия не была так мо¬

гуча, а ее враги так слабы.

И Аваг и Торели оказались хорошими собеседниками.

Они пили вино неторопливо, но с чувством ели и походя,

словно бы шутя, решали мировые проблемы.

Ваче смотрел на Авага и думал, как он похож на свою

сестру, хлатскую царицу Тамту. Сходство было не только

в чертах лица. И характером и нравом Аваг походил на

венценосную сестру, был так же прост, общителен, так же

располагал к себе. К концу вечера Ваче не робел уж перед

родовитейшим из князей.

Аваг наконец поднялся. Чаша в руках была полна с

краями,

–

За грузинскую мощь! – залпом опрокинул он ча¬

шу и перевернул ее вверх дном, чтобы показать, что в ней

не осталось ни единой капли.

Было за полночь, когда собеседники вышли из дома.

Тбилиси мирно спал. Ветерок с высот Коджори приятно

охлаждал разгоряченные ужином лица. Тбилиси был весь

на виду, как игрушечный, хотя это был огромный город,

протянувшийся по обоим берегам Куры. Не уместив¬

шись в узком речном ущелье, он заползал и на склоны

горы.

401

Лунный свет слегка серебрил Тбилиси. Кое-где мерца¬

ли слабые огоньки. И только новый дворец на Метехской

скале светился весь, словно там был большой торжествен¬

ный праздник.

Мухасдзе сказал друзьям:

–

Русудан торопится переселиться в новые палаты.

Мастеровые работают и по ночам. Впрочем, все почти сде¬

лано. Остались разные мелочи.

–

Ничего подобного этому дворцу никогда не воздви¬

галось в Тбилиси. Сомневаюсь, чтобы были лучшие двор¬

цы и в иных странах.

–

Дворцы-то есть,– ответил поэту зодчий,– но они

другие. Есть величественные, есть грандиозные дворцы, но

мой более соразмерен и воздушен. Что такое наш мцхет-

ский Джвари по сравнению с константинопольской Софи¬

ей? Игрушка! Но глядя на него, я забываю о всех храмах

мира.

–

Ты прав, Гочи,—поддержал и князь,—Джвари —

венец на высокой Мцхетской горе. Точно так же твое со¬

оружение венчает Метехскую скалу. Просто удивительно,

что грузины до сих пор не возвели на этой скале подобного

здания. В течение веков скала просила, требовала от лю¬

дей естественного себе завершения. Теперь она его обрела.

Втиснутый в ущелье город получил необходимый, тоже за¬

вершающий штрих. Высоту. Корону.

Уселись на камнях. Наименее разговорчивый Ваче

вдруг восторженно заговорил:

–

Посмотрите, город похож на рисунок художника.

Он похож на карту, в которой ничего нельзя ни убавить,

ни прибавить. Все на месте. Одно обусловлено другим.

Помолчали, созерцая прекрасный город.

–

Должно быть, я устал,– заговорил Гочи после не¬

которого молчания.– Мне снятся дурные сны. То я вижу

землетрясение, и рушатся стены моего дворца. То Кура

выходит из берегов, и мутные воды переливаются через

дворцовую крышу, то Тбилиси горит, и огонь равно по¬

жирает и хижины бедняков, и мастерские ремесленников,

и палаты царей. Иногда, проснувшись, я бегу к окну, что¬

бы скорее убедиться: все на месте, и дворец, как прежде,

на Метехской скале. Иногда я медлю посмотреть в сторону

дворца, боюсь, а вдруг он исчез, растаял, как облако, как

утренняя легкая дымка.

402

Грузинское командование держало в тайне угрозу на¬

двигающейся войны. Но все же на юг отправлялись войска,

и передвижение войск не могло остаться незамеченным.

Вскорости только и говорили, что о войне.

Грузинский двор знал от лазутчиков о каждом шаге

Джелал-эд-Дина. Он навис над Грузией действительно, как

огромная черная туча. Предстояли жестокие сечи, и окон¬

чательный ход войны был неясен.

Чем торопливее, чем тревожнее готовились к войне, тем

больше спокойствия напускали на себя для любых посто¬

ронних глаз. Царица чуть не каждый день устраивала пи¬

ры и приемы, выезжала за город в сопровождении блестя¬

щей свиты и вообще вела как будто бы рассеянный и безза¬

ботный образ жизни. Неожиданно она явилась осмотреть

новые царские палаты.

Она застала мастероЕ за работой. При входе в зал, рас¬

писываемый Ваче, царица невольно приподняла подол пла¬

тья. Но пальцы ног встретили твердую опору, и царица

расхохоталась.

–

Что за чудо, Гочи?

–

Это хрустальный пол, царица. А в центре зала два

фонтана, чтобы создалось полное впечатление бассейна.

Сопровождавшие царицу вельможи тоже задрали было

полы своих одежд и теперь тоже смеялись над своей оплош¬

ностью.

Ваче почти закончил роспись зала, только иа стене, где

Русудан со свитой торжественно едет на коронацию, был

недописан один угол, да и то не угол, а лицо одной девуш¬

ки возле калеки, сидящего на осле. Ваче почему-то все

медлил, все ке заканчивал эту часть картины.

Впрочем, царедворцы даже не заметили незавершен¬

ности. Они смотрели на изображение Русудан, отыски¬

вали в толпе себя, восторгались, обещали награды живо¬

писцу.

Русудан буквально пропорхнула великолепный зал. Ца¬

редворцы устремились за ней. Только Торели остановился

перед своим изображением. Йереведя взгляд иа Цаго, у

которой не было пока лица, подошел к Ваче, порывисто

обнял его, пожал руку и тоже вышел вслед удалявшейся

царице.

А через два дня еще один отряд грузинских воинов ухо¬

дил из Тбилиси на юг. Гочи и Ваче остались пока в сто¬

лице, чтобы закончить работы во дворце. Но придворный

403

поэт на боевом коне уже покидал город. Ка выезде из

Тбилиси ему вспомнились почему-то страшные сны Мухас-

дзе. Он подумал: «А вдруг больше не увижу ни родного

Тбилиси, пи великолепного дворца, венчающего его?» Он

резко обернулся, словно желал убедиться, что город цел и

невредим, красуется на берегах Куры между горами.