Текст книги "Правители тьмы (ЛП)"

Автор книги: Гарри Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 47 страниц)

Прежде чем Фернао успел сказать что-либо еще, Пекка вошел в трапезную и заговорил звенящим голосом: «Мои собратья маги, мы отправляемся в блокгауз через четверть часа. Вы будете готовы». Глагол Kuusaman имел форму, которая выражала абсолютную уверенность; Пекка использовал ее тогда.

И Фернао был готов через четверть часа – позавтракал и облачился в меха, которыми не побрезговал бы человек из Народа Льда. Одеваясь, он задавался вопросом, сможет ли Ильмаринен, который задержался в столовой, добраться до входной двери общежития в назначенное время. Но он нашел Ильмаринена там раньше него. Мастер-маг высокомерно ухмыльнулся, как бы говоря, что он знал, что одержал верх над Фернао.

Там были все: все маги-теоретики, которым предстояло провести следующий эксперимент, основанный на единстве, лежащем в основе Двух Законов, второстепенные маги, которым предстояло применить свое заклинание к животным, маги, которые не давали животным замерзнуть, пока заклинание не сработает, и контингент магов, которые сделают все возможное, чтобы защитить магов-теоретиков от любого нападения из Альгарве.

Пекка не выглядела довольной, обнаружив, что все готовы вовремя. Она выглядела так, как будто это было не чем иным, как ее заслугой. Возможно, именно это и означало лидерство. «И мы отправляемся», – сказала она. «Сегодня очень хорошая погода».

Она, конечно, была родом из Каяни, что на южном побережье Куусамо. Это означало, что ее стандарты отличались от стандартов Фернао. Насколько он был обеспокоен, снаружи было чертовски холодно. Но несколько других куусаманцев кивнули, так что он предположил, что он был здесь лишним человеком.

Странный человек или нет, он был рад уютно устроиться в санях под большим количеством мехов. Он также был рад уютно устроиться под ними рядом с Пеккой. Все, что он сделал, это прижаться к ней. Без единого слова, без жеста она ясно дала понять, что все остальное будет стоить им дружбы, которую они построили с тех пор, как он приехал в Куусамо. Он не думал, что это потому, что она не была заинтересована в нем. Напротив – он думал, что она была заинтересована, и строго не позволял себе быть такой.

Абстрактно, он восхищался этим… что делало это не менее неприятным. И все же он не предполагал, что хотел поставить ее мужа Лейно в ситуацию, подобную той, из которой не удалось выбраться бедному, невезучему Корнелу. Нет, он совсем этого не хотел. Все, чего я хочу, это лечь с ней в постель. Если бы только все было так просто. Но он слишком хорошо знал, что это не так.

Пекка сказал: «Несмотря ни на что, мы действительно добиваемся прогресса. Мы будем посылать энергии дальше от места колдовства, чем когда-либо пытались раньше». Она сделала паузу, прежде чем добавить: «Почти достаточно далеко, чтобы быть полезной в полевых условиях».

«Почти», – сказал Фернао. Но его комментарий был гораздо мрачнее, чем ее: "«Почти» – одно из самых печальных слов в языке – в любом языке. Это говорит о надеждах, которым нечего показать ".

«Мы уже высвобождаем своим колдовством почти столько же энергии, сколько альгарвейцы своим смертоносным волшебством», – сказал Пекка. «И наша магия намного чище их».

«Я знаю», – ответил Фернао – последнее, что он хотел сделать, это оскорбить ее. «Но у них все еще больше контроля над своими, чем у нас над нашими. Мы пока не знаем, как перебросить энергию нашего заклинания, например, через Валмиерский пролив, и мы слишком хорошо знаем, что маги Мезенцио могут.»

Как обычно, разговор на классическом каунианском придавал беседе некую отстраненность – некоторую, но здесь недостаточную. Дрожь Пекки не имела ничего общего с ледяным воздухом, сквозь который скользили сани. «Да, мы знаем это слишком хорошо», – согласилась она с гримасой. «Если бы это было не так, Сиунтио все еще был бы на нашей стороне, и не проходит и дня, чтобы я не скучал по нему».

«Я знаю», – снова сказал Фернао. Он мог вытащить Сиунтио из блокгауза, когда тот начал разрушаться и гореть во время альгарвейской колдовской атаки. Вместо этого он утащил Пекку. Она все еще не понимала, что он был ближе к Сиунтио, чем к ней. Неважно, как сильно он хотел уложить ее в постель, он никогда бы ей этого не сказал.

Куропатки отпорхнули от саней, свистя крыльями, когда они взлетали. «Сейчас они в полном зимнем оперении», – сказал Пекка. «Кролики и хорьки тоже будут белыми».

«Так они и будут здесь», – сказал Фернао. «Вверх по Сетубалу – и на Дерлавайском материке дальше на север тоже – многие из них останутся коричневыми на всю зиму. Интересно, откуда они знают, что нужно становиться белыми здесь, где снега выпадает больше, но не там, где зимы мягче.»

«Ученые долгое время ломали голову над этим», – сказал Пекка. «Они еще никогда не находили ответа, который удовлетворил бы меня».

«Я тоже», – согласился Фернао. «Меня почти соблазняет мысль, что в животных скрыта какая-то врожденная колдовская сила. Но если это и есть, то ни одному магу никогда не удавалось это обнаружить, и это заставляет меня не верить ни во что подобное.»

«Ты современный рациональный человек, и я чувствую то же, что и ты», – сказал Пекка. «Неудивительно, однако, что наши суеверные предки думали, что звери обладают таким же потенциалом для использования магии, как и люди».

«Совсем неудивительно», – сказал Фернао.

Прежде чем он или Пекка смогли сказать что-нибудь еще, водитель натянул поводья и произнес два слова на куусаманском: «Мы на месте».

Фернао слез с саней и протянул Пекке руку в перчатке. Выходя, она вложила свою руку в его руку в перчатке. Это был контакт обычной вежливости, и она не уклонилась от него. Даже через два толстых слоя валяной шерсти ее прикосновение согрело его.

Жаровни согревали блокгауз – далеко не так хорошо, насколько это касалось Фернао. Заполнение его магами сработало лучше: на самом деле, сработало слишком хорошо. Люди сбрасывают плащи и куртки. Фернао начал потеть после того, как снял пальто. Он присоединился к ворчанию по поводу того, как здесь тепло. Но затем голос Пекки четко прорвался сквозь это ворчание: «Давайте начнем, не так ли? Кристалломант, пожалуйста, будьте так добры, проконсультируйтесь с магами, которые занимаются животными. Все готово?»

Она заговорила с женщиной на Куусаманском, но Фернао обнаружил, что ему не составило труда следовать за ней. Через мгновение кристалломант ответил: «Они готовы, когда вам будет удобно, госпожа».

«Хорошо», – сказала Пекка и процитировала древние фразы, которыми куусаманцы предваряли каждое колдовство. Другие маги в блокгаузе повторили эти фразы вместе с ней – все, кроме Фернао. Никто не беспокоил его за то, что он не присоединился к ритуалу, хотя тот или иной маг иногда поддразнивал его по этому поводу в общежитии.

Прежде чем Пекка успел произнести само заклинание, Ильмаринен издал резкий предупреждающий лай: «Осторожно!» Голова Фернао поднялась. Он посмотрел на север, как будто мог разглядеть Валмиерский пролив, не говоря уже о том, чтобы пересечь его. Он не почувствовал никакого колдовского возмущения, пока. Мгновение спустя, однако, один из магов, которым была поручена защита от альгарвейского колдовства, также воскликнул.

И тогда Фернао тоже почувствовал это – это колдовство, в котором был привкус железа, серы и крови, так много крови; которое пахло силами свыше, только известно, сколькими открытыми могилами. Он не мог присоединиться к магам Куусамана в их защите от нее – их пути были не его. Его пути, к его стыду, были ближе к школе волшебства, которая породила такое чудовище.

«Нет!» – крикнул он на лагоанском, крик неприятия, почти не отличающийся от его альгарвейского эквивалента. Он запустил свое собственное гневное контрзаклятие в магов Мезенцио. Он не думал, что от этого будет много пользы, но и не представлял, как это может навредить. Затем, к своему удивлению, он почувствовал, что его заклинание снято, усилено. Он был настолько поражен, что прервал пение. Ильмаринен махнул ему, чтобы он продолжал. Пекка сделала то же самое. Она яростно пела заклинание.

Но она нацелена не на альгарвейцев, подумала крошечная часть его разума. Она продолжает использовать магию, которую все равно бы попробовала. Он не стал зацикливаться на этом. Он не думал ни о чем, кроме своего собственного магического мастерства, и об удивительном усилении, которое придавал ему Ильмаринен. Он не мог видеть Валмиерский пролив, нет, но он чувствовал, что может достичь его и пересечь.

Он хотел выпустить свой заряд колдовской силы, но почувствовал, что кто-то – снова Ильмаринен? – задерживает его, заставляет сдерживаться. Тогда он больше не мог медлить – но когда он запустил его, он также выпустил всю огромную энергию из заклинания, созданного Пеккой. В отличие от куусаманцев, альгарвейские маги были готовы только к нападению; им и в голову не приходило, что им придется защищаться. Фернао почувствовал, как колдовской контрудар сокрушил их. Он торжествующе вскрикнул и рухнул лицом вперед в обмороке.

***

«Мы сделали это!» Пекка воскликнул примерно в десятый раз с тех пор, как маги вернулись в свою гостиницу. «Мы действительно сделали это! Я не думал, что мы сможем, но мы сделали это!»

«Так мы и сделали». Фернао говорил на классическом каунианском, а не на куусаманском. Он все еще выглядел бледным и осунувшимся, хотя пара кружек эля в какой-то степени вернули ему цвет лица. «Не совсем тот эксперимент, который мы имели в виду, когда отправлялись в блокгауз, но успех никогда не бывает сиротой: только неудача должна искать отца».

«Это был твой успех», – сказал Пекка. «Все остальные думали только о том, чтобы сдержать альгарвейцев. Ты был тем, кто нанес ответный удар».

Он пожал плечами. "Ильмаринен здесь помогал. И во мне течет альгарвийская кровь, и я обучен магии в альгарвийском стиле. Я надеялся, что они докажут, что у них только меч и никакого щита, и мне посчастливилось оказаться правым. На самом деле все получилось лучше, чем я думал ".

«Все получилось лучше, чем я могла мечтать», – воскликнула Пекка. Она отпила из маленького бокала бренди, приправленного миндальной пастой. «Альгарвейцы не попытаются снова нанести нам удар в ближайшее время, по крайней мере таким способом».

Ильмаринен бросил на нее кислый взгляд. «Если ты еще хоть немного выплеснешь, моя дорогая, ты превратишься в горячий источник».

Она напомнила себе, что Фернао нуждался в помощи мастера-мага, чтобы применить свое контрзаклятие против магов Мезенцио. Сейчас это помогло ей сохранить самообладание. «Это альгарвейцы сейчас льют горячие слезы», – сказала она. «Сегодня мы вывели из строя многих их колдунов».

«Что ж, мы так и сделали». Но даже это не произвело особого впечатления на Ильмаринена. Он продолжил: «Однако это не вернет к жизни убитых ими каунианцев».

«Разве я говорил, что так будет?» Пекка вернулся. «Но это может дать им меньше причин убивать больше из них. Это тоже кое-что значит».

Возможно, из-за бренди она почувствовала, что ее самообладание выходит из-под контроля, хотела она того или нет. Если бы Ильмаринен продолжал спорить, она бы его обожгла. К ее облегчению, он этого не сделал, или, во всяком случае, не очень сильно. Он сказал: «Да, я полагаю, это правда, не то чтобы бедным светловолосым ублюдкам, которых они принесли в жертву на этот раз, от этого было что-то хорошее». Затем он залпом допил остатки эля в своей кружке, грохнул ею об стол и гордо удалился.

Фернао уставился ему вслед. «Я почти думаю, что он был бы счастливее, если бы мы проигрывали, чем нанести альгарвейцам серьезный колдовской удар», – заметил лагоанский маг.

Со вздохом Пекка ответил: «Боюсь, вы совершенно правы. Он чувствовал бы себя более нужным, если бы это было так, и мы были бы более склонны проводить эксперименты такого рода, которые он хочет». Она пожала плечами. «Как обстоят дела, я тот, кто судит, что важно, а что нет, и я говорю, что то, что мы сделали здесь сегодня, было одной из самых важных вещей, которые мы когда-либо делали».

«Я думаю, вы правы», – сказал Фернао. «Мы доказали, что можем распространять эту силу далеко – намного дальше, чем мы бы попытались, если бы альгарвейцы не подталкивали нас».

«Все, что мы делали до сих пор, мы делали потому, что альгарвейцы давили на нас», – сказал Пекка. «Однако на этот раз мы нанесли ответный удар».

«Да». Фернао повернулся в своем кресле так, что оказался лицом к северу и чуть западнее. Он указал в том же направлении. «По этому пеленгу – это направление, с которого пришла их атака, и направление, в котором мы нацелили наш ответ. Если бы мы послали дракона летать вдоль этой линии, интересно, что увидел бы его пилот после того, как он долетел до побережья Валмиеры.»

«Мы должны это сделать», – сказала Пекка и нацарапала себе записку. «Мы должны выяснить, что наша магия делает в полевых условиях, а не на испытательном полигоне, как мы использовали ее здесь».

«Как ты думаешь, когда мы действительно начнем использовать это в полевых условиях?» Спросил Фернао. Он провел тыльной стороной ладони по лбу, как будто вытирая пот. «Я не знаю, как часто какой-либо маг хотел бы служить каналом, по которому течет эта энергия. Думаю, одного раза для меня было достаточно».

«Этот удар был временным», – сказал Пекка. «Возможно, было бы проще, если бы мы спланировали его более заблаговременно».

«Возможно». Но Фернао не казался убежденным.

Пекка продолжал: «Я пока не могу ответить на твой вопрос, не совсем. Однако я могу сказать вот что: прежде чем мы начнем работу в полевых условиях, нам придется обучить больше магов использованию этих заклинаний – обычных практических магов, я имею в виду, а не магов-теоретиков, подобных тем, кого мы собрали здесь. Это займет некоторое время». Она нацарапала еще одну записку. «Это то, о чем нам следует подумать с самого начала, не так ли?»

Фернао кивнул. «Вполне может быть».

Она расслышала ответ лишь наполовину. Обычные маги-практики, подумала она. Маги вроде Лейно, за которым я, так уж случилось, замужем. Мог ли он сделать то, что Фернао сделал там сегодня? У него могло бы быть – скорее всего, было бы – присутствие духа. Хватило бы у него силы, воли?

Разозлившись на себя за то, что задала вопрос в таких выражениях, она залпом допила остаток бренди. Фернао поднял бровь. И что это значит? спросила она себя. Он удивлен, увидев, что я так много жру, или он надеется, что я делаю это, чтобы дать себе повод что-то с ним сделать?

Вот почему я это делаю?

Пекка поднялась на ноги – действительно, почти вскочила на ноги. Трапезная слегка покачнулась, когда она это сделала: конечно же, она выпила больше бренди, чем думала. «Я, – заявила она, – иду наверх, в постель. Спать», – добавила она, чтобы не оставить у Фернао никаких сомнений относительно того, что она имела в виду.

Если он предложит сопровождать ее… Мне придется притвориться злее, чем я есть на самом деле, подумала Пекка. Но Фернао кивнул. «Я намерен сделать то же самое через некоторое время», – сказал он. «Хотя я еще недостаточно выпил».

«Постарайся утром не быть слишком тупоголовым», – предупредил Пекка. «Тебе нужно будет составить отчет о том, что мы сделали сегодня».

«Я помню», – ответил Фернао, и Пекке пришлось побороть смешок. Лагоанский маг мог бы на месте Уто послушно сказать: «Да, мама». Пекка поднялась на ноги и поспешила прочь. У нее много раз возникала эта мысль об Ильмаринене. Что это значило, когда у нее также возникли подобные мысли о других магах, с которыми она работала? Ты думаешь, что быть ответственным за них означает быть их матерью? Она не была уверена, что ей это нравилось. Она была уверена, что им бы это не понравилось, если бы они узнали об этом.

Она почти побежала к лестнице, словно убегая от собственных мыслей. Будь у нее такие длинные ноги, как у Фернао, она бы поднималась по ступенькам, перепрыгивая через две за раз. Как бы то ни было, она просто взбиралась по ним так быстро, как только могла. Этого оказалось достаточно быстро, чтобы напугать двух людей, обнимавшихся на полпути ко второму этажу.

Ильмаринен и… Linna? Пекка задавалась вопросом, достаточно ли она выпила, чтобы начать видеть вещи. Затем Ильмаринен потребовал: «Тебе обязательно было приходить в самый неподходящий момент?» и его раздражение убедило ее, что ее воображение все-таки не разыгралось.

«Я не собирался», – ответил Пекка. «Ты же знаешь, мне разрешено подниматься в свою комнату».

«Полагаю, да». Ильмаринен говорил так, как будто ничего подобного не предполагал. Он повернулся обратно к служанке. «А как ты смотришь на то, чтобы подняться в мою собственную комнату?»

«Это лучше, чем блокировать лестницу», – сказал Пекка.

Линна ничего не сказала сразу. Пекка надеялась, что ей не придется выслушивать мольбы Ильмаринена. Это не соответствовало ее представлению о том, как должен действовать мастер-маг. Конечно, многое из того, что делала Ильмаринен, не соответствовало ее имиджу, и его это ни на йоту не волновало. Но унижение почему-то казалось хуже, чем безобразие.

Тогда Линна ответила: «Ну, почему бы и нет? Я уже зашла так далеко». Ильмаринен просиял и взбрыкнул пятками, как резвый молодой северный олень. Пекка подумал, что отнес бы Линну наверх по лестнице, если бы она выказала хоть малейший признак того, что хочет этого. Следующий вопрос был в том, будет ли он соответствовать, когда ляжет рядом с ней? Пекка надеялся на это ради него самого. Если бы он этого не сделал, его ждало бы опустошение.

Она позволила им двоим подняться по лестнице впереди себя. Теперь, когда она сбежала от Фернао, дальнейшая спешка казалась бессмысленной. Она прошла мимо комнаты Ильмаринена по пути к своей собственной, но взяла за правило не прислушиваться к тому, что там происходило. Официально это было не ее дело. И отношение Илмаринена, когда она увидит его в следующий раз, в любом случае скажет ей все, что ей нужно было знать.

Внутри ее собственной комнаты, голой и убогой, было не самое гостеприимное место, в котором она когда-либо оказывалась. Надеясь затеряться в запутанном деле, пытаясь записать события точно так, как они произошли, она обмакнула ручку в чернила и начала писать. Но, написав пару предложений, она покачала головой и отодвинула листок бумаги в сторону.

«Он спас твою жизнь дважды, может быть, уже трижды», – сказала она вслух, как будто кто-то отрицал это. «В этот последний раз он, возможно, спас все. Тогда почему ты убегаешь от него?»

Часть ее знала ответ на этот вопрос. Остальная, большая часть, доказала, что не хочет думать об этом. Выглянув в окно, она увидела, что снова идет снег. Она провела пальцем под воротником своей туники. В общежитии было неприятно тепло – определенно, в ее комнате. Она отложила ручку. Со вздохом, который был близок к рыданию, она встала и направилась в трапезную.

Когда она проходила мимо комнаты Ильмаринена, хихиканье Линны заставило ее остановиться. Действительно, это почти заставило ее убежать обратно в свою комнату. Но она покачала головой и продолжила идти. Она задавалась вопросом, столкнется ли она с Фернао на лестнице, и что произойдет, если она это сделает.

Она этого не сделала. И когда она вернулась в трапезную и огляделась, она тоже не увидела его там.

Она стояла у входа, оглядываясь по сторонам, пока к ней не подошла одна из служанок и не спросила: «Могу я вам чем-нибудь помочь, госпожа Пекка?»

Пекка подскочила, как будто женщина спросила ее о чем-то постыдном. «Нет», – сказала она громче и резче, чем намеревалась. «Я просто… искала кое-кого, вот и все».

"А". Служанка кивнула. «Мастер Фернао поднялся в свои покои пару минут назад».

«Неужели он?» Спросила Пекка, и женщина снова кивнула. Она знает, кого я буду искать, не так ли? Она, вероятно, тоже знает, почему я буду искать его. И она, вероятно, знает почему лучше, чем я сам.

«Да, он сделал». Женщина снова кивнула. Ее голос звучал очень уверенно – более уверенно, чем была сама Пекка. О, она поняла, почему она могла быть – нет, почему она искала Фернао. Чего она не знала, так это того, хотела ли она что-нибудь сделать со своим пониманием.

Служанка с любопытством посмотрела на нее, как бы говоря: «Я говорила тебе, где он был. Почему ты тратишь здесь свое время?» Когда Пекка повернулась, чтобы уйти, краем глаза она заметила, как другая женщина кивнула. Она тоже покачала головой. Вы можете думать, что знаете все, что происходит, но на этот раз вы ошибаетесь.

Она действительно вернулась наверх, но не в комнату Фернао. О чем бы она ни думала, она не была готова к такой наглости. Не совсем, сказала она себе, то ли с облегчением, то ли с разочарованием, даже она сама не могла сказать. Когда она снова взялась за отчет, на этот раз всерьез, она проделала большую работу.

***

Теперь у капитана Рекареда был новый крик: «Держите их!» Сержант Леудаст с удовольствием повторил его. Ункерлантцы окружили Херборна кольцом по всему периметру. Если бы они могли держать дверь плотно закрытой, альгарвейские силы, запертые внутри, забили бы себя до смерти, пытаясь вырваться наружу.

«Держите их!» Крикнул Леудаст. Вместе с остальными солдатами полка он проделал огромное количество маршей, чтобы продвинуться на восток так далеко и так быстро, как только мог. Теперь он снова повернулся лицом к западу, чтобы не дать рыжеволосым и их марионеткам Грелцер вытащить пробку из бутылки, в которой они находились.

Яйца поднимали облака снега, когда взрывались в деревне Грелцер, которую удерживала его компания, и вокруг нее. Осколки металла от яичной скорлупы со свистом рассекали воздух. Но вместо того, чтобы покрыть землю кратерами, как это было бы летом, яйца только проделали в ней отверстия размером и глубиной с небольшое корыто для мытья посуды; она была слишком сильно заморожена для чего-то большего.

«Вот они идут!» – крикнул кто-то.

Леудаст выглянул из хижины, в которой он укрывался. Конечно же, альгарвейцы и грелзерцы пытались довести до конца свою атаку на деревню. Теперь у них было лучшее снаряжение, чем в первую зиму войны в Ункерланте: все они были в белых комбинезонах и почти все в снегоступах. Некоторые из них кричали: «Мезенцио!» Другие, предположительно грелзеры, кричали: «Раниеро!»

«Еще много времени», – крикнул Леудаст своим людям, когда враг с трудом продвигался по заснеженным полям за пределами деревни. «Убедитесь, что у вас есть хорошая цель, прежде чем начать стрелять».

Еще до того, как альгарвейцы и грелзерцы приблизились к деревне на расстояние выстрела, ункерлантские яйцекладущие начали их избивать. Леудаст познал минутную абстрактную жалость к врагу. Поскольку земля была твердой, как железо, солдаты там не могли хорошо вырыть ямы, в которых можно было укрыться от яиц. Им приходилось принимать все, что могли предложить ункерлантцы.

Каменно-серые драконы обрушились с неба на рыжеволосых и предателей, сражавшихся на их стороне. Лопнуло еще больше яиц, они попали с предельной точностью и разлетелись всего в нескольких футах над головами врагов. Пламя, желтое, как солнце, – и гораздо более горячее, чем зимнее солнце здесь, в Грелзе, – вырвалось из пасти драконов. Леудаст наблюдал, как альгарвейец в килте чернеет, корчится и съеживается, словно мотылек, только что залетевший на костер.

Раздался свисток Рекареда. «Вперед – немедленно!» – крикнул командир полка. «Если мы ударим по ним изо всех сил, мы сможем сломить их».

Немногим более года назад, сражаясь под обломками Сулингена, Леудаст рассмеялся бы при мысли о том, чтобы сломить альгарвейцев. Подавить их, конечно. Но сломить их? Заставить их бежать? Это казалось невозможным. С тех пор многое произошло. «Да!» – крикнул он. «Мы можем это сделать, клянусь высшими силами! Урра! Король Свеммель! Урра!»

Ункерлантцы вырвались из деревни и бросились на рыжих. Яйца продолжали падать на врага, помогая пригвоздить его к месту. Некоторые альгарвейцы все равно попытались сбежать, но были отброшены в сторону, когда поблизости лопнули яйца. Другие бросили свои палки в снег, подняли руки и довольно охотно пошли в плен. И некоторые рыжеволосые, хорошие, упрямые, находчивые солдаты, какими они были, держались так долго, как могли, чтобы позволить своим товарищам сбежать.

Бок о бок с солдатами Мезенцио сражались люди, похожие на Леудаста и его товарищей, но на которых под белоснежными балахонами были темно-зеленые туники, а не серые, как камень. Несколько грелзерцев попытались сдаться. Немногие из тех, кто пытался, преуспели. Люди, которые предпочли Раньеро Свеммелю, обнаружили, что ункерлантцы не очень заинтересованы в том, чтобы брать их живыми.

«Держите глаза и уши открытыми», – предупредил Леудаст солдат своей роты. "Если увидите кого-то, кого не знаете, следите за ним, особенно если он говорит с грелзерским акцентом. Предатели снимут с наших мертвых туники, чтобы у них был шанс улизнуть из боя ".

Он знал, что был не единственным ункерлантцем, передавшим это предупреждение. Он также знал, что несколько совершенно преданных ункерлантских солдат, случайно прибывших из Грелца, будут сожжены за то, что их соотечественники набросились на палки, не потрудившись сначала задать вопросы. Его широкие плечи поднялись и опустились, пожимая плечами. Пока грелзеры были искоренены, его не очень заботило, что еще произойдет.

Капитан Рекаред был не единственным командиром, отдавшим приказ о контратаке. Выкрикивая «Урра!» и имя короля Свеммеля, ункерлантские солдаты бросились вперед по всей линии. Вместо того, чтобы пытаться вырваться из котла вокруг Херборна, в котором они оказались в ловушке, альгарвейцам и грелзерцам пришлось пытаться сдерживать врага, который превосходил их численностью в людях, яйцекладущих, лошадях и единорогах, бегемотах и драконах.

Они пытались. Они храбро пытались. Но они не могли удержаться. То тут, то там они выстраивались в линию и сражались с ункерлантцами перед ними, останавливая их – на некоторое время. Но тогда солдаты Свеммеля нашли бы способ обойти один фланг или другой, и альгарвейцам и грелзерцам пришлось бы снова отступить: либо это, либо быть перебитыми на месте.

Успехи, достигнутые соотечественниками Леудаста, слегка ошеломили его. В тот вечер он поужинал ячменными лепешками и чесночной колбасой, украденными у захваченного им сержанта-альгарвейца. Поджаривая на палочке над огнем кусок сосиски, он сказал: «Будь я проклят, если они не начинают разваливаться».

Капитан Рекаред тоже съел немного колбасы. Он снял ее с огня, осмотрел, а затем сунул обратно, чтобы поджарить еще. «Да, это они», – согласился он, пока колбаса шипела и с нее капал жир в огонь. "Завтра к этому времени они поймут, что не смогут пробиться сквозь наше кольцо. Они начнут пытаться прокрасться небольшими группами. Мы должны уничтожить как можно больше из них. Каждый солдат, которого мы убьем или захватим в плен сейчас, – это еще один, о котором нам не придется беспокоиться позже ".

«Я понимаю, сэр», – сказал Леудаст. «И когда они голодны и напуганы, а в их палочках мало заряда, с ними намного легче иметь дело, чем когда они подняли свои клювы».

«Это верно. Это совершенно верно». Рекаред кивнул. Он снял сосиску с огня и снова посмотрел на нее. Еще раз кивнув, он начал есть.

Он оказался хорошим пророком, ибо в течение следующих двух дней дух альгарвейцев действительно испарился, подобно воде, вытекающей из треснувшего кувшина. Они перестали противостоять ункерлантцам и начали пытаться сбежать, когда и как только могли. Когда они не могли убежать и спрятаться, они в спешке сдались, радуясь сделать это до того, как с ними случится что-нибудь похуже.

Через пару дней Леудаст стал таким богатым, каким он никогда не был за все время своего рождения. Он не предполагал, что это продлится долго; когда он доберется до места, где сможет потратить деньги, полученные от пленных альгарвейских офицеров, он, вероятно, так и сделает. Но тяжелая сумка на поясе тоже была не самой худшей вещью в мире.

Один из его людей спросил: «Сержант, что нам делать с монетами, на которых изображен фальшивый король Раниеро?»

«Ну, Киун, на твоем месте я бы потерял грелзерскую медь», – ответил Леудаст. «Сама по себе она никогда ничего не будет стоить, если ты понимаешь, что я имею в виду. Но серебро есть серебро, даже если на нем выбито остроносое лицо Раниеро. Кто-нибудь переплавит его для тебя и даст тебе столько, сколько оно стоит в металле, даже если не в монетах.»

"А". Солдат кивнул. «Спасибо. В этом есть смысл».

На следующее утро рота Леудаста наткнулась на следы отряда мужчин, пытавшихся пробиться на восток. При покрытой снегом земле идти по следу было детской забавой. Вскоре его солдаты догнали убегающих альгарвейцев. Двое мужчин открыли огонь по рыжеволосым. Как только из окружающего их дыма поднялся пар, альгарвейцы подняли руки в знак капитуляции.

«Да, у вас есть мы», – сказал один из них на довольно хорошем ункерлантском, когда Леудаст и его люди подошли: лысый парень средних лет, одетый в полковничью форму. «Мы больше не можем бежать».

«Тебе лучше поверить в это, приятель». Леудаст склонил голову набок. «Ты забавно говоришь». Акцент офицера был не типичным альгарвейским акцентом, а чем-то другим, чем-то знакомым.

«Во время последней войны я был полковником полка фортвежцев на альгарвейской службе», – ответил рыжеволосый.

«Это оно, конечно же». Леудаст кивнул. Его собственная родная деревня, на севере, находилась не так далеко от границы с Фортвежией. Неудивительно, что он думал, что слышал этот акцент раньше – он слышал.

«Сержант...» Киун, парень, который спрашивал его о деньгах Грелцера, дернул его за рукав. «Сержант, силы небесные, сожри меня, если это не Раниеро собственной персоной».

«Что?» Леудаст встряхнулся, высвобождаясь. «Ты вышел из своего прелюбодеяния...» Но его голос затих. Он сделал пару шагов вбок, чтобы посмотреть на альгарвейца в профиль. Его губы изогнулись в беззвучном свисте. У пленника в форме полковника определенно был правильный крючковатый нос. «Вы Раниеро?»

Двое товарищей пленника воскликнули что-то по-альгарвейски. Но он покачал головой и выпрямился очень прямо. «Да, имею такую честь». Он поклонился. «И кому я представляюсь?»

Леудаст в оцепенении назвал свое собственное имя. Он махнул своей палкой. «Ты пойдешь со мной». Что бы они дали человеку, который только что захватил короля Грелза? Он не знал – он понятия не имел, – но ему не терпелось выяснить. Он также помахал паре своих людей, которые широко раскрытыми глазами смотрели на Раниеро. «Вы, мальчики, тоже пойдете с нами». Он не хотел, чтобы его пленника увели у него из-под носа. Он убедился, что включил Киуна – солдат тоже заслуживал награды.