Текст книги "Правители тьмы (ЛП)"

Автор книги: Гарри Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 47 страниц)

«Прямо здесь? С Градассо снаружи?» Краста хихикнула. Возмутительность, рискованность часто возбуждали ее. Она уже задирала здесь килт Лурканио. «Ты хочешь этого?»

К ее разочарованию, ее альгарвейский любовник покачал головой. «Нет, не сейчас. Возможно, сегодня вечером, но сейчас у меня нет времени». Он вздохнул. "У меня действительно тоже нет времени спорить со своим адъютантом. Поскольку все больше и больше людей, которые помогали мне, уходят, все больше и больше работы ложится на мои плечи. Ибо работа должна быть выполнена, независимо от того, кто ее выполняет ".

Красте казалось, что тем, кто оккупировал Валмиеру, всегда жилось легко. Они жили хорошо, когда даже валмиерской знати часто было трудно сводить концы с концами. У них был свой выбор партнеров в постели – она знала это слишком хорошо. То, что они, или некоторые из них, тоже работали до изнеможения, не приходило ей в голову.

Лурканио спросил: «Ты спустился сюда, чтобы поковыряться в моих мозгах по поводу стратегии или приставать ко мне? Первое было интересным, второе доставило бы удовольствие, но я действительно слишком занят ни для того, ни для другого».

То, что над ней подшутили, сотворило маленькое чудо: это заставило Красту вспомнить, зачем она пришла на встречу с Лурканио, то, что напрочь вылетело у нее из головы еще до того, как она попала в его офис. Она сказала: «Что в конечном итоге решили ваши гончие насчет виконта Вальну? Он составлял более интересную компанию на большинстве празднеств, чем почти любой другой, кто мог прийти».

«О, да, действительно – Вальну очаровал любое количество людей, любого пола и предпочтений». Лурканио не потрудился скрыть свое презрение. "Он делает для меня очень мало, в чем я, кажется, почти уникален в городе. Но ты спрашивал о гончих. Должно быть, они не нашли ничего, заслуживающего упоминания, поскольку мне дали понять, что он снова на свободе ".

«Это он?» Краста выдохнула.

Должно быть, ее голос прозвучал более взволнованно, чем она намеревалась, потому что Лурканио рассмеялся над ней. "Да, так и есть. Почему? Это так много для тебя значит? Ты прямо сейчас бросишься и сделаешь ему то же предложение, что только что сделал мне? Я бы не советовал этого делать; подозреваю, что своей свободой он обязан не в последнюю очередь, э-э, энтузиазму некоторых симпатичных альгарвейских офицеров.

Это не особенно удивило бы Красту. Вальну делал то, что ему хотелось, с кем бы он ни чувствовал. Но она услышала резкость в голосе Лурканио и знала, что ей придется смягчить его. «О, нет», – сказала она, отчего ее глаза расширились с невинностью маленькой девочки. «Я бы и не подумал делать такое, не после урока, который ты преподал мне в прошлый раз».

К ее огорчению, это только заставило Лурканио снова рассмеяться. «Тебе бы и в голову не пришло делать такое, если бы тебя могли поймать. Не это ли ты имеешь в виду?»

«Я не знаю, о чем ты говоришь», – сказала Краста со всем достоинством, на какое была способна. Лурканио рассмеялся громче, чем когда-либо. Она показала ему язык. Она ненавидела быть прозрачной, и ей не нравился альгарвейец за то, что он показывал ей, какой она была. Когда он не переставал смеяться, она выбежала из его кабинета, хлопнув за собой дверью. Но она знала, что, когда он придет в ее спальню тем вечером, она не захлопнет дверь у него перед носом.

Десять

Сержант Пезаро свирепо посмотрел на альгарвейских констеблей, вытянувшихся по стойке смирно перед казармами в Громхеорте. «Слушайте сюда, болваны», – прорычал он. «Вам лучше послушать, потому что это важно».

Так незаметно, как только мог, Бембо переступил с ноги на ногу. «Сколько раз мы слышали подобные речи?» он прошептал Орасте, который стоял рядом с ним.

Орасте, казалось, был высечен из камня. Даже его губы едва шевельнулись, когда он ответил: «Слишком много проклятых».

«Заткнитесь, все вы!» Взревел Пезаро. Его челюсти задрожали, когда он очень широко открыл рот. «Вам лучше заткнуться, или вы чертовски пожалеете. Ты понял это?» Он выглядел таким свирепым, что даже Бембо, который знал его со времен грязи, решил, что должен отнестись к нему серьезно. После еще одного свирепого взгляда Пезаро продолжил: «Хорошо. Так-то лучше. Благодаря высшим силам мы нужны нашему королевству, и мы справимся».

По спине Бембо пробежала тревога. Одной из вещей, которых он всегда боялся, было то, что мясорубка войны может решить забрать констеблей и превратить их в солдат. Судя по испуганным выражениям лиц некоторых его товарищей, с ними тоже произошло то же самое.

Смешок Пезаро был каким угодно, только не приятным. "Ну вот. Я привлек твое внимание? Я выругался, что ж, лучше бы так и было. Что мы собираемся сделать, так это зайти в каунианский квартал, захватить как можно больше блондинок и отправить их на запад. Людям в окопах там понадобится вся магическая помощь, которую они смогут получить. Мы – парни, которые могут дать им то, что им нужно ".

«До тех пор, пока мы сами не отправимся в окопы», – пробормотал кто-то позади Бембо. Бембо сделал все, что мог, чтобы не кивнуть, как дурак, потому что именно так он чувствовал себя сам.

Стоявший перед ним констебль поднял руку. Когда Пезаро кивнул, парень спросил: «Что мы будем делать, если столкнемся с людьми, похожими на жителей Фортвежья?»

«Хватайте их в любом случае», – быстро ответил Пезаро. "Мы бросим этих негодяев в камеры предварительного заключения. Если днем позже они все еще будут выглядеть как фортвежцы, мы их выпустим. А если они этого не делают – что, спросите вы меня, гораздо более вероятно, – тогда они уходят. Если они в каунианском квартале, мы думаем, что они блондинки, пока они не покажут нам, что это не так ".

Другой констебль, молодой парень по имени Альмонио, поднял руку. «Разрешите поругаться, сержант?» У него никогда не хватало духу хватать каунианцев, которые были бы обречены на резню.

Но Пезаро покачал головой, отчего его челюсти снова задрожали, на этот раз из стороны в сторону. «Нет». Его голос был ровным и твердым. «Вы можете пойти с нами, или вы можете отправиться на гауптвахту. Это ваш выбор».

«Я приду», – сказал Альмонио несчастным голосом. «Это неправильно, но я приду». Бембо знал, что юноша напьется до бесчувствия при первой же возможности, которая ему представится.

«Ставлю свою задницу на то, что ты придешь». Пезаро не просто собирался добиться своего; он собирался ткнуть в это другого констебля носом, чтобы Альмонио больше не приставал к нему с сомнениями. «Эта война, которую мы ведем с Ункерлантом, затрагивает сейчас всех. Мы все боремся с ней, независимо от того, находимся мы на передовой или нет». Улыбка расплылась по его широкому, мясистому лицу – он явно считал это довольно милым.

В другом месте на плацу перед казармами другие сержанты обращались с речью к другим отрядам констеблей. Это согласуется с тем, что Бембо знал, или думал, что знает, о том, как ведут себя солдаты и их командиры перед битвой. Все сержанты закончили примерно в одно и то же время. Бембо подозревал, что это не было случайностью.

Капитан, который руководил налетом на многоквартирный дом, где скрывались приятели каунианского грабителя Гиппиаса, отвечал за это нападение на каунианский квартал. Бембо все еще не знал его имени. Он знал, что этот парень был из Трапани и испытывал огромное презрение не только к каунианцам, но и к фортвежцам и к своим собственным соотечественникам, которые имели несчастье быть выходцами из провинциальных городов.

«Мы достанем их», – заявил капитан, когда констебли направились к маленькому району, в который загнали блондинов. «Мы поймаем их, и мы научим их, что значит быть врагами Алгарве».

«В любом случае, он видит, что нужно делать», – сказал Орасте. Но затем капитан повторил свои слова, а затем повторил то же самое в третий, а вскоре и в четвертый раз. Орасте закатил глаза. «Хорошо. У нас есть блудливая идея».

Жители Фортвежья, увидев, что на них надвигается рота констеблей, благоразумно убрались с дороги так быстро, как только могли. Гордость заставила Бембо втянуть живот, расправить плечи и маршировать так, как будто марширование действительно имело значение. Как и любой альгарвейец, он считал, что быть частью парада – это единственное, что лучше, чем наблюдать за ним.

Но едва эта мысль пришла ему в голову, как констеблям пришлось остановиться. И остановили их не фортвежцы или каунианцы, а их собственные соотечественники. Пара полков солдат маршировали через город к лей-линейному караванному депо. Они не расхаживали с важным видом, как констебли; они просто топали вперед, намереваясь попасть туда, куда направлялись, – вероятно, обратно на фронт в Ункерлант. Те, кто не был худощавым, были откровенно тощими. Их туники и килты были выцветшими и залатанными. И у всех них был понимающий взгляд в глазах, взгляд, который говорил, что они были в местах и делали вещи, которые констебли не могли – и не захотели бы – представить.

«Разве они не милые?» – сказал один солдат другому, указывая на констеблей. «Разве они не милые?»

«О, да, они просто самые дорогие люди, которых я когда-либо видел», – ответил его друг. Оба мужчины расхохотались. Уши Бембо запылали от тупого смущения.

Другой альгарвейский солдат был грубее. «Бездельники!» он заорал. «Чей зубец вы отсосали, чтобы не ввязываться в настоящую драку?» Его приятели зарычали и погрозили кулаками констеблям. Один из них задрал килт и показал голые ягодицы – на нем не было подштанников.

«Назовите имя этого человека! Приструните его!» – крикнул капитан полиции марширующим мимо сержантам, лейтенантам и капитанам. Но, несмотря на его ярость, военные офицеры не обращали на него никакого внимания. Чем больше они игнорировали его, тем злее и громче он становился. Это не принесло ему никакой пользы.

Он все еще кипел, когда последний пехотинец наконец прошел мимо. Некоторые другие констебли тоже разозлились. Другие, как Бембо, просто смирились. «Солдаты никогда не будут в нас нуждаться», – сказал он. «Они завидуют тому, что им приходится идти вперед, а нам оставаться здесь».

«А ты бы не стал?» Орасте вернулся.

«Конечно, я бы так и сделал. Ты думаешь, я сумасшедший?» Сказал Бембо. «Но я не должен ревновать тебя ко мне, потому что я констебль, а не солдат».

У Орасте могло быть другое мнение о том, кем был Бембо. Если и было, то он держал рот на замке относительно них. В конце концов, двое констеблей были партнерами. Они шли дальше, пока не подошли к границе каунианского квартала. Там капитан разделил их на две группы: большую, которая должна была проникнуть в дома и магазины и вывести блондинов, и меньшую, которая должна была охранять их и не давать им ускользнуть в суматохе. Бембо и Орасте оба были в первой группе.

«Это за Алгарве!» – провозгласил капитан. «Это за победу! Идите туда и выполняйте свой долг».

Если бы констебли были новичками, они могли бы ворваться в Каунианский район с радостными криками, срывающимися с их губ. Но почти все они уже проходили через облавы раньше, как в Громхеорте, так и в окрестных деревнях. Им было трудно прийти в восторг по поводу еще одной.

Орасте, возможно, и не был взволнован, но ему нравилось вышибать дверь, когда никто не откликался после того, как он крикнул: «Каунианцы, выходите!» Ему нравилось все ломать и крушить. Облавы давали ему возможность повеселиться.

Но он перешел от злорадства к проклятиям, когда они с Бембо никого не обнаружили в квартире после того, как он вышиб дверь. Они пошли в соседнюю дверь. На этот раз Бембо крикнул: «Каунианцы, выходите!» Снова никто не вышел. Никто вообще не ответил. Орасте с рычанием приложил сапог к двери рядом с защелкой. Она распахнулась. Констебли ввалились внутрь с палками в руках, готовые стрелять. И снова, однако, они нашли только заброшенную квартиру.

«Силы свыше!» Воскликнул Орасте. «Неужели все эти вонючие блондинки наколдовали себя темной магией и улизнули, когда никто не видел?»

«Они не могли этого сделать», – сказал Бембо, хотя и без особой убежденности. «Кто-нибудь бы заметил».

«Тогда где они?» Спросил Орасте, и у Бембо не нашлось подходящего ответа для него. Он надеялся, что Долдасаи и ее семье удалось выбраться из каунианского квартала. Если бы они этого не сделали, он ничего не смог бы с этим поделать, если бы их снова схватили.

Они оба крикнули: «Каунианцы, выходите!» перед дверью в следующую квартиру. И снова никто внутри не вышел и не сказал ни слова. И снова Орасте вышиб дверь ногой – у него это получалось не только лучше, чем у Бембо, но и доставляло ему больше удовольствия. Однако на этот раз они обнаружили мужчину и женщину, прячущихся в шкафу под какими-то плащами. Судя по их внешности, оба они могли быть фортвежцами.

«Мы просто пришли в гости», – дрожащим голосом произнес мужчина на альгарвейском, – «и ваш крик напугал нас, так что...»

«Заткнись!» Сказал Орасте и ударил его дубинкой по голове. Женщина закричала. Он ударил и ее тоже. "Во-первых, я знаю, что ты лжешь. Во-вторых, мне наплевать. Приказано хватать всех, и мне плевать, как ты выглядишь. Шевелись, иначе я снова тебя поколочу ".

Когда несчастная пара, спотыкаясь, направилась к двери, кровь текла по их лицам и капала на потертый ковер. С отчаянием в голосе мужчина сказал: «Я дам тебе все, что ты захочешь, чтобы притвориться, что ты нас никогда не видел».

«Забудь об этом», – сказал Орасте. Бембо ничего не мог сделать, кроме как кивнуть. Орасте продолжил. "Продолжай, будь ты проклят. Не похоже, что кто-то будет скучать по тебе, когда ты уйдешь ".

Мужчина сказал что-то на классическом каунианском. Орасте не знал ни слова на этом языке. Бембо знал ровно столько, чтобы распознать проклятие, когда услышал его. Он ударил человека снова, на тот случай, если парень был достаточно магичен, чтобы заставить проклятие действовать, если ему удастся закончить его. «Ничего подобного», – отрезал он. «В любом случае, мы защищены от волшебства». Он надеялся, что обереги сработали хорошо.

Он и Орасте привели захваченную ими пару обратно к констеблям, отвечающим за содержание пойманных каунианцев. Другие констебли уводили еще больше каунианцев и предполагали, что каунианцы покидают тесный район. «Силы свыше, многие из этих ублюдков выглядят как жители Фортвежья и носят туники», – сказал Орасте.

Бембо смог только кивнуть. Почти половина пленников выглядели смуглыми и были одеты так же, как их соотечественники из Фортвежии. Настоящие блондины, носящие настоящие брюки, стали редкостью даже в каунианском квартале. «Мне действительно интересно, сколько из них ускользнули куда-нибудь, где никто не знает, что они за чертовщина», – сказал Бембо.

«Слишком много проклятых, вот что я тебе скажу», – сказал Орасте.

Капитан, ответственный за операцию, явно согласился с ним. «Вам придется придумать что-нибудь получше этого», – крикнул он своим людям. "Алгарве понадобятся тела для предстоящей битвы. Ты должен пойти туда и схватить их ".

«Теперь не так уж много тел, которые можно добыть», – сказал Бембо. «Мы уже схватили немало, и, вероятно, еще больше ускользнуло у нас из-за их колдовской маскировки». И снова он надеялся, что Долдасаи это сделал. Он бы не захотел вот так просто подставить свою шею под плаху.

«Они слишком правы», – согласился Орасте. «Но тех, кто остался, мы, черт возьми, должны откопать. Вперед». Он отправился обратно в каунианский квартал, намереваясь сделать все, что в его силах. Бембо и близко не мог сравниться с таким рвением, да и не очень хотел, но, тем не менее, последовал за ним. Какой у меня есть выбор? он задавался вопросом. Он слишком хорошо знал ответ: никакого вообще.

***

Плавный, как бархат, караван лей-линий скользнул к остановке на вокзале. «Скрунда!» – кричал кондуктор, переходя от вагона к вагону. «Все на Скрунду!»

«Прошу прощения», – сказал Талсу, поднимаясь на ноги. Мужчина, сидящий рядом с ним, свесил ноги в проход, чтобы Талсу, который был у окна, мог пройти мимо и дойти до двери, которая позволила бы ему вернуться в свой родной город.

Ему пришлось натянуть брюки, когда он шел по проходу. Они были бы ему впору, когда альгарвейцы впервые схватили его. Однако после нескольких месяцев в тюрьме они угрожали пасть с каждым его шагом. Он был готов держаться за них. Когда он вернется домой, он или его отец смогут перешить его одежду, чтобы она соответствовала его нынешнему тощему состоянию. И он мог бы снова начать правильно питаться, чтобы привести себя в порядок в одежде.

«Смотрите под ноги, сэр», – сказал кондуктор, когда Талсу спустился из вагона-фургона по небольшой лестнице, ведущей на платформу. Его голос был бесстрастным гудением. Сколько тысяч раз, сколько десятков тысяч раз он говорил в точности то же самое? Несомненно, этого достаточно, чтобы свести с ума человека, которому легко наскучить. Но он сказал: «Смотрите под ноги, сэр», человеку, стоящему за Талсу, тоже точно таким же образом.

У Талсу не было багажа, который можно было бы вернуть. Он считал себя счастливчиком, что похитители вернули ему одежду, в которой он был, когда они схватили его. Он выбежал со склада на улицы города, где прожил всю свою жизнь, пока его не призвали в армию короля Доналиту. Это обернулось не очень хорошо, ни для него, ни для Елгавы тоже. Хотя после нескольких месяцев в подземелье…

Он пересек рыночную площадь почти рысцой. Часть его говорила, что хлеб, лук, оливки, миндаль и оливковое масло, выставленные там, были тенями того, что продавалось до войны. Остальная часть, которая усердно думала о поедании тараканов, хотела остановиться прямо здесь и наесться до отвала, пока не сможет больше ходить.

Он остановился, когда кто-то позвал его по имени. «Талсу!» – повторил его друг, подходя, чтобы пожать ему руку. «Я думал, что ты...… ты знаешь».

«Привет, Стиклиу», – сказал Талсу. «На самом деле, был. Но они, наконец, отпустили меня».

«Неужели?» Что-то в лице Стиклиу изменилось. Перемена тоже была не из приятных. "Как… тебе повезло. Увидимся позже. У меня есть еще кое-какие дела. Пока. Он ушел так же быстро, как и появился.

Что все это значит? Талсу задумался. Но ему не нужно было долго размышлять. Стиклиу думал, что он продал свою душу альгарвейцам. Талсу нахмурился. Многие люди были склонны так думать. По какой другой причине он вышел бы из подземелья? Что бы он подумал, если бы кто-то из заключенных внезапно освободился? Ничего хорошего. Стиклиу тоже не думал ни о чем хорошем.

Пара других людей, которые знали Талсу, видели его по дороге в мастерскую портного и жилище над ней. Они не бросились к нему, чтобы узнать, как он. Они делали все возможное, чтобы притвориться, что никогда его не видели. Его хмурый вид стал еще глубже. Возможно, тюремщики не оказали ему такой огромной услуги, выпустив его на свободу.

Он вошел в мастерскую портного. Там, за прилавком, сидел его отец, вручную сшивая необходимый альгарвейский килт, прежде чем произнести заклинание, которое с помощью законов подобия и заражения свяжет всю одежду воедино. Траку оторвал взгляд от своей работы. «Доброе утро...» – начал он, а затем сбросил килт и выбежал, чтобы заключить Талсу в объятия. «Талсу!» – сказал он, и его голос дрогнул. Он взъерошил волосы своего сына, как делал, когда Талсу был маленьким мальчиком. «Хвала высшим силам, ты вернулся домой!» Его не волновало, как это могло произойти; он просто радовался, что это произошло.

«Да, отец». По лицу Талсу тоже текли слезы. «Я дома».

Траку едва не вышиб дыхание из Талсу. Затем отец Талсу поспешил к лестнице и позвал: «Лайцина! Аусра! Иди скорее!»

«Что на земле?» Сказала мать Талсу. Но она и его сестра Аузра оба поспешили вниз. Они оба завизжали – точнее, завизжали, – когда увидели стоящего там Талсу, а затем задушили его в объятиях и поцелуях. Через пару минут к ним вернулись связная речь и связные мысли. Лайцина спросила: «Знает ли Гайлиса, что ты свободен?»

«Нет, мать». Талсу покачал головой. «Я пришел сюда первым».

«Хорошо». Лайцина взяла руководство на себя, как у нее было заведено. «Аусра, сходи в бакалейную лавку и приведи ее обратно. Не называй никаких имен, по крайней мере вслух». Она повернулась к мужу. «Не стой просто так, Траку. Сбегай наверх и принеси вино».

«Да». Аусра и Траку сказали одно и то же одновременно, как будто обращаясь к своему командиру. Аусра выскочила за дверь. Траку бросился вверх по лестнице. В армии Талсу был только один офицер, который добился такого мгновенного повиновения от своих людей. Бедный полковник Адому продержался недолго; альгарвейцы убили его.

Траку спустился с вином. Он налил в кубки себе, своей жене и Талсу и поставил кувшин на стойку, чтобы подождать Аусру и Гайлизу. Затем он высоко поднял свой собственный кубок. «За свободу!» – сказал он и выпил.

«К свободе!» Эхом отозвался Талсу. Но когда он сделал глоток, красное вино, приготовленное по-елгавански с добавлением сока лаймов, апельсинов и лимонов, напомнило ему о тюрьме и капитане полиции Елгаваны, который дал ему столько вина, сколько он хотел, чтобы заставить его донести на своих друзей и соседей.

«Что в конце концов заставило их отпустить тебя, сынок?» Спросил Траку.

«Ты должен знать, как они забрали Гайлису», – сказал Талсу, и его отец и мать одновременно кивнули. Он продолжил: "Они привели ее в мою тюрьму и заставили написать список имен. Потом они сказали мне, что это сделала она, и что мои имена лучше соответствуют ее. Я знал, что она никогда бы не осудила никого, кто действительно ненавидел альгарвейцев, поэтому я записал людей, которым они нравились, но которые не особо выставляли это напоказ – вы понимаете, кого я имею в виду. И я, должно быть, думал вместе с ней, потому что они отпустили меня ".

«Умный парень!» Траку взорвался и ударил его в плечо. «Ты можешь много чего сказать о моей линии, но мы не растим дураков». Лайцина удовлетворилась поцелуем Талсу, что, вероятно, означало то же самое.

Его родители были довольны им. Они считали его умным парнем. Но что подумали бы о нем другие люди в Скрунде? Он уже почувствовал вкус ответа: они подумают, что он продался рыжеволосым. Будут ли они иметь с ним что-нибудь общее теперь, когда его освободили? Единственными, кто мог это сделать, были мужчины и женщины того сорта, которых он назвал антиальгарвейскими активистами. Это было забавно, если посмотреть на это с правильной стороны. Было бы еще смешнее, если бы он захотел иметь хоть какое-то отношение к этим людям.

Проблема казалась неотложной… на мгновение. Затем прозвенел звонок, и дверь снова открылась. Вошла Аусра, а прямо за ней Гайлиса. Жена Талсу уставилась на него, разинув рот, а затем издала в точности такой визг, какой мог бы издать семилетний ребенок, получая новую куклу. Она бросилась в объятия Траку. «Я в это не верю», – повторяла она снова и снова. «Я не могу в это поверить».

Талсу с трудом верилось в ощущение прижатой к нему женщины. Он думал, что его воображение и память сохранили это ощущение, но он ошибался, очень ошибался. «Я видел тебя однажды», – сказал он между поцелуями.

«А ты?» Ответила Гайлиса. «Когда они забрали меня в ту ужасную тюрьму? Я задавалась вопросом, сделаешь ли ты это, если это было причиной. Я тебя не видела».

«Нет, они бы тебе не позволили», – сказал Талсу. "Но я смотрел в глазок, когда они повели тебя по коридору. И когда они сказали мне, что ты написал донос, мне пришлось прикидывать, какие имена ты в нем напишешь, чтобы мои совпали. Думаю, я все сделал правильно, раз они меня отпустили ".

«Я назвала всех жирных, самодовольных ублюдков, о которых могла подумать, вот что я сделала», – сказала Гайлиса.

«Я тоже», – сказал Талсу. «И это сработало».

Кто-то – он не заметил, кто – принес и наполнил еще пару чашек. Его мать отдала одну Аусре; его отец отдал другую Гайлисе. Они оба выпили. Гайлиса обратила обвиняющий взгляд на его сестру. «Ты не сказала мне, почему я должна была вернуться сюда», – сказала она. «Ты только что сказала мне, что это важно».

«Ну, я был прав или я ошибался?» Спросила Аузра.

«Ты был неправ, потому что ты не приблизился к тому, чтобы сказать достаточно», – ответила Гайлиса. «Ты не приблизился». Она схватила Талсу за руку и посмотрела ему в лицо таким выразительным взглядом, что в любое другое время он бы смутился. Не сейчас. Теперь он упивался теплом ее привязанности, как растение, долго пребывавшее в темноте, упивается солнцем.

Немного позже, все еще держа его за руку, она повела его наверх. Аузра направилась за ними. Траку ухитрился встать у нее на пути. Тихим голосом – но не настолько, чтобы Талсу не услышал – он сказал: «Нет. Подожди. Что бы ты ни хотел там, наверху, это продержится некоторое время».

У Талсу загорелись уши. Его родители и сестра должны были знать, что они с Гайлизой будут делать в маленькой спальне, которая принадлежала ему одному до того, как он женился. Затем он пожал плечами. Если это не беспокоило их – а похоже, что не беспокоило, – он не собирался позволять этому беспокоить и его.

Гайлиса закрыла и заперла дверь в спальню. Затем она расстегнула застежки на тунике Талсу. «Какой ты тощий!» – сказала она, проводя ладонью по его ребрам. «Тебя что, ничем не кормили?»

«Немного», – ответил Талсу. Легкость, с которой спустились его брюки, доказывала это.

«Не волнуйся», – сказала Гайлиса. «Я позабочусь обо всем. Да, я позабочусь». Она позволила своей руке задержаться на мгновение, затем положила ее ему на грудь. Он перевернулся на спину на кровать. «Оставайся там», – сказала она ему, занятая застежками своей одежды. Как только она освободилась от них, Талсу смотрел и смотрел. Нет, память и воображение были всего лишь тенями рядом с реальностью.

Она легла рядом с ним. Их губы встретились. Их руки блуждали. Вскоре Гайлиса оседлала его и насадилась на него. «Ооо», – сказал он одним долгим выдохом. Как он мог так много забыть?

«Ты замолчи», – сказала Гайлиса. «Просто позволь мне...» И она сделала это, медленно, осторожно, с любовью. После столь долгого отсутствия Талсу не думал, что сможет продержаться долго, но она позаботилась и об этом. Когда он, наконец, застонал и содрогнулся, это было так, как будто он сразу наверстывал все потерянное время. Гайлиса наклонилась вперед и коснулась его губ своими. «Вот так», – пробормотала она, почти как ребенку. «Так лучше?»

«Да, лучше», – сказал он. Но он все еще был молодым человеком, даже если плохо питался, и его копье сохранило свой нрав. На этот раз он начал двигаться, сначала медленно, но затем с большей настойчивостью. Гайлиса откинула голову назад. Ее дыхание стало прерывистым. То же самое сделал и он. Она сжала его, как рукой. Он снова застонал. На этот раз она сделала то же самое.

От пота их кожи скользили друг по другу, когда они разделялись. Талсу надеялся на третий раунд, но не срочно. Он ласкал Гайлизу, снова и снова удивляясь тому, какой мягкой она была.

Снаружи прогрохотала тяжело груженная повозка, отвлекая его мысли от занятий любовью к менее восхитительным вещам. «Люди подумают, что я продался рыжеволосым», – сказал он.

«Они уже думают, что это сделала я», – ответила Гайлиса. «Силы внизу съедают их».

«Да». Рука Талсу сомкнулась на ее обнаженной левой груди. Каким-то образом разговоры о таких вещах, пока они валялись обнаженные и насытившиеся, были своего рода экзорцизмом, даже если современная тауматургия доказала, что очень мало демонов действительно существует. Он продолжил: «Ты знаешь, кто предал меня?» Он подождал, пока она покачает головой, затем произнес еще три слова: «Кугу, серебряных дел мастер».

«Классический каунианский мастер?» Гайлиса воскликнула в ужасе.

«Тот самый парень», – сказал Талсу.

«С ним должно что-то случиться». Его жена говорила с большой убежденностью.

«Может быть, что-то и произойдет», – сказал Талсу. «Но если что-то и произойдет, никто не сможет обвинить меня в этом». Гайлиса приняла это так же естественно, как если бы он сказал, что солнце встает на востоке.

***

Пекка лежал рядом с Лейно в большой кровати, где они провели так много счастливого времени вместе. Довольно скоро он снова будет готов, рассудила она, и тогда они начнут новый раунд того, без чего они оба слишком долго обходились. «Так хорошо быть здесь», – пробормотал ее муж.

«Так хорошо быть здесь с тобой», – сказал Пекка.

Лейно рассмеялся. «Так хорошо вообще быть здесь. По сравнению с землей Людей Льда...» Его голос затих. «Я сказал слишком много».

«Аввакум», – сказал Пекка.

Ее муж кивнул. "Да, Аввакум. Мне тоже не следовало ничего говорить об этом. А если бы я что-то сказал об этом, цензор никогда не должен был пропускать это. Но я сделал, и он сделал, и теперь мы должны жить с этим ".

«Фер ... один из других магов, который работает со мной, сказал, что это имя звучит так, как будто оно родом из страны Людей Льда». Пекка не хотела – очень сильно не хотела – упоминать имя Фернао, пока была в постели со своим мужем. Она побеспокоится о том, что это значит, и если это что-то значит, то в другой раз.

«Он был прав». Если Лейно и заметил ее колебания, то не придал этому большого значения. Терпимость была одной из причин, по которой она любила его. Он вздохнул и продолжил: «Я думаю, у тебя есть более интересная работа, работать с такими людьми, как Ильмаринен и Сиунтио… В чем дело сейчас?»

«Сиунтио мертв». Пекка знала, что ей не следовало так пугаться, но она ничего не могла с собой поделать. Ее муж не мог знать. Она не написала ему об этом; даже если бы она написала, кто-нибудь из цензоров, вероятно, не допустил бы распространения новости. Чем труднее людям Мезенцио было узнать, что они натворили, тем лучше.

«Неужели?» Лейно прищелкнул языком между зубами. «Жаль, но он с самого начала не был молодым человеком».

«Нет, не так мертвы». Пекка готова была поставить свою жизнь на то, что рыжеволосые никак не могли подслушивать, что происходит в ее спальне. «Погиб во время нападения альгарвейцев. Если бы он не отбил его, или, по крайней мере, отбил часть его, вся команда могла погибнуть вместе с ним».

«Высшими силами», – сказал Лейно. «Ты никогда ничего не рассказывал мне об этом раньше. Ты не мог, не так ли?» Пекка покачала головой. Со вздохом Лейно продолжил: «Думаю, я работаю над второстепенным шоу. Ты делаешь то, что действительно важно».

«Правда? Я надеюсь на это». Пекка прижалась к нему. Она не хотела думать о работе, от которой в конце концов сбежала. Ей было больше интересно думать о них двоих, о том, что они делали, и о том, что они скоро сделают снова.

Но Лейно пока не мог сделать это снова. Если бы он был в состоянии, он бы шевелился у ее бедра. Поскольку он пока не мог, его интересовало, чем занималась Пекка. «Альгарвейцы, должно быть, так думают», – сказал он. «Если бы они так не думали, они бы не стали утруждать себя нападением на вас. Как они это сделали? Драконы?»