Текст книги "Принцы демонов. Умирающая Земля. Хроники Кадвола. Планета приключений. Книги 1 - 16 (СИ)"

Автор книги: Джек Холбрук Вэнс

– О, Наварх! Это тот человек, которого Фогель винил во всем?

– Да, к сожалению. По-моему, Наварх был просто шарлатаном, мистификатором, человеком более чем сомнительных качеств.

– А что стало с Навархом?

– Я думаю, он все еще где-то здесь, хоть и не тот, что тридцать лет назад. Люди набираются ума, а декаданс больше не производит такого впечатления, как в годы моего детства. Фогель, конечно, тогда испытал потрясение и делал странные вещи, чтобы сравняться с кумиром. Нет, нет, если кого-то и обвинять в том, что устроил Фогель Фильшнер, так сумасшедшего поэта Наварха.

Глава 5

 
Я виски пинтами глушил,
Как молоко, его лакал.
Еще бы кварту осушил
Да Тим Р.Мортис помешал.
 
 
Ах, многоженство хоть и грех,
Но я всегда любил скандал
И сих изведал бы утех,
Да Тим Р.Мортис помешал.
 
 
Хор:
Тим Р.Мортис, Тим Р.Мортис,
Нет вернее друга.
Если я решусь уснуть,
Он пожмет мне руку.
Тим Р.Мортис, Тим Р.Мортис,
В холоде и зное,
Наводящий ужас Тим
До конца со мною.
 
 
Раз, помню, море переплыть
Я эскимоске обещал.
Успел лишь ноги замочить,
Как Тим Р.Мортис помешал.
 
 
Мой талисман меня хранить
Не стал. И я его загнал.
Хотел я денежки пропить,
Но Тим Р.Мортис помешал.
 
 
Хор (пощелкивая пальцами
И пристукивая каблуками):
Тим Р.Мортис, Тим Р.Мортис,
Нет вернее друга.
Если я решусь уснуть,
Он пожмет мне руку.
Тим Р.Мортис, Тим Р.Мортис,
В холоде и зное,
Наводящий ужас Тим
До конца со мною.
 

Наварх

На следующий день Джерсен нанес повторный визит в редакцию «Геликона».

Досье на Наварха оказалось обширным. Оно изобиловало скандальными историями, сплетнями и самыми разными отзывами, скопившимися за последние сорок лет. Первый скандал разразился, когда университетские студенты поставили оперу на стихи Наварха. Этот опус объявили надругательством над устоями, премьера с позором провалилась, и девять студентов получили волчий билет. С тех пор карьера Наварха шла то в гору, то под уклон, пока не рухнула окончательно. Последние десять лет он обитал на борту брандвахты[7]7
  брандвахта – судно, служащее жильем для экипажа дноуглубительного судна, земснаряда, водолазной станции и др.


[Закрыть] в устье Гааза около Фитлингассе.

Доехав подземкой до станции Хедрик, на бульваре Кастель-Вивьенс, Джерсен очутился в торговых кварталах Амбуле. Район бурлил: здесь помещались агентства, гостиницы, конторы, рестораны, винные лавочки.

Нельзя было шагу ступить, чтобы не наткнуться на фруктовый лоток, газетный киоск или книжный развал. В порту, в устье Гааза, гудели баржи, разгружаемые роботами; по бульвару ездили грузовики; из-под земли доходила вибрация тяжело нагруженной подземки. В лавке-кондитерской Джерсен спросил, как попасть на Фитлингассе, и вскочил в автоматический открытый вагончик, перевозивший пассажиров по бульвару вдоль Гааза. Через пару миль фешенебельные строения и небоскребы сменились ветхими домишками из каменной крошки в два-три этажа. Стекла в узких проемах окон потускнели от времени, а стены, некогда радовавшие глаз сочной терракотой, поблекли из-за солнца и морского ветра. Затем потянулись пустыри, поросшие бурьяном. За ними проступали очертания высоких зданий, сгрудившихся на холме, выше бульвара Кастель-Вивьенс. Там лежали северные районы.

Фитлингассе оказалась серой узкой аллеей, спускающейся с холма. Джерсен вышел из вагончика и сразу увидел высокую двухэтажную брандвахту, пришвартованную к причалу дока. Из трубы вился дымок – на борту кто-то был.

Джерсен огляделся. Устье Гааза заливал яркий солнечный свет. На дальнем берегу ровные ряды домиков, крытых коричневой черепицей, доходили до кромки воды. Везде валялись кучи ржавого железа, гниющие канаты. Рядом стояло питейное заведение, красно-зеленые окна которого выходили на реку.

Девушка семнадцати-восемнадцати лет сидела на берегу и швыряла в воду гальку. Она окинула Джерсена быстрым недружелюбным взглядом и отвернулась.

«Если эта брандвахта и есть резиденция Наварха, нельзя сказать, что он наслаждается приятным видом», – подумал Кирт… Яркий солнечный свет не мог рассеять меланхолии, которую навевали коричневые крыши Дюрре, гниющие доски, тусклая, с жирным блеском вода. Даже девушка в короткой черной юбке и коричневом жакете казалась грустной не по годам. Ее черные волосы растрепались – то ли взлохматил ветер, то ли юная особа не интересовалась своей прической. Джерсен подошел к ней и поинтересовался:

– Наварх сейчас на брандвахте?

Девушка невозмутимо кивнула и с отстраненным любопытством натуралиста наблюдала, как незнакомец карабкается по трапу и перелезает через ограждение на переднюю палубу брандвахты.

Джерсен постучал в дверь – раз, другой. Наконец дверь медленно отворилась. На пороге покачивался заспанный небритый мужчина неопределенного возраста, худой, длинноногий, с горбатым носом и шевелюрой, цвет которой не поддавался описанию. Его глаза, хотя и хорошо посаженные, казалось, смотрели в разные стороны, манеры же оставляли желать лучшего.

– Что, в этом мире уже не осталось права на личную жизнь? Выметайся с корабля немедленно. Только прилег отдохнуть, как тупая скотина врывается сюда и стаскивает меня с койки. Что стоишь? Я неясно выразился?

Предупреждаю: я знаю приемчик-другой.

Джерсен попытался вставить слово, но безуспешно: Наварх двинулся на него с угрожающим видом. Оставалось поспешно ретироваться в док.

– Минутку вашего времени! – взмолился Джерсен. – Я не официальное лицо, не коммивояжер. Меня зовут Генри Лукас, и я…

Наварх замахал тощей рукой:

– Ни сейчас, ни завтра, ни в обозримом будущем я не хочу общаться с вами. Идите прочь. У вас лицо человека, который приносит дурные вести, зловещий, издевательский оскал. С вами все ясно: на вас печать рока! Я вообще не хочу вас знать. Убирайтесь! – И со злорадной ухмылкой подняв трап, поэт скрылся в недрах брандвахты.

Джерсен вздохнул и поинтересовался у девушки, сидевшей на том же месте:

– Он что, всегда такой?

– Это же Наварх, – ответила девушка таким тоном, словно это все объясняло.

***

Джерсен отправился в бар, где выпил пинту пива. Хозяин, флегматичный здоровяк с солидным брюшком, либо ничего не знал о Навархе, либо предпочитал молчать. Джерсен не вытянул из него и полслова.

Поразмыслив с полчаса, Кирт взял телефонный справочник и перелистал его. В глаза бросилось объявление:

Джобал – спасение на воде и буксировка.

Буксиры. Грузовые баржи. Водолазное снаряжение.

Для нас нет работы слишком большой или слишком маленькой.

Джерсен позвонил и объяснил, что ему нужно. Он был уверен, что заказанное им оборудование будет к его услугам.

На следующее утро тяжелый океанский буксир зашел в устье, развернулся и пришвартовался к причалу рядом с брандвахтой Наварха на расстоянии трех футов.

Поэт выскочил на палубу, задыхаясь от ярости.

– Что, обязательно швартоваться так близко? Уберите отсюда эту лоханку!

Вы что, хотите, чтобы я врезался в док?

Перегнувшись через перила буксира, Джерсен улыбнулся разгневанному Наварху:

– О, кажется, мы вчера перебросились парой слов?

– Как же! Я вас выпер, но вы опять здесь и причиняете еще больше неудобств, чем вчера.

– Не окажете ли вы мне любезность уделить пять минут вашего времени?

Возможно, для вас это будет выгодно.

– Выгода? Да я пинком отшвырнул больше денег, чем вы за свою жизнь потратили. Убирайтесь!

– Конечно, конечно… Мы здесь остановились на несколько минут. – Наварх приосанился, торжествуя победу, и не заметил, как рулевой, нанятый Джерсеном, ловко перебрался обратно на буксир с брандвахты. – Мне очень важно поговорить с вами. Если бы вы были так добры…

– Плевать я хотел! Выметайтесь отсюда со своим корытом!

– Уже, – сдался Джерсен и кивнул рулевому. Тот нажал кнопку.

Под брандвахтой прогремел взрыв; она содрогнулась и накренилась на бок.

Наварх в ярости заметался по палубе. С буксира сбросили кошки, которые зацепили поручни брандвахты.

– Похоже, у вас в машинном отделении взрыв, – участливо заметил Джерсен.

– Как это могло случиться? Раньше никаких взрывов не было. Здесь даже нет машины. Я сейчас утону.

– Пока вас держат кошки – нет. Но мы вот-вот отплываем, придется обрубить швартовы.

– Что? – Наварх простер руки. – Я уйду на дно вместе с кораблем. Этого вы хотите?

– Если помните, вы приказали мне отплыть, – укоризненно сказал Джерсен и повернулся к команде:

– Рубите швартовы. Мы отплываем.

– Нет, нет! – вопил Наварх. – Я утону.

– Вот если бы вы пригласили меня на борт, помогли со статьей, которую я пишу, – вкрадчиво начал Джерсен, – я бы вошел в ваше положение, даже оплатил бы ремонт.

– Что?! – взорвался Наварх. – Да это вы виноваты во взрыве.

– Осторожней, Наварх! Это очень смахивает на клевету. Тут полно свидетелей.

– Ба! Вы пират и террорист. Написать статью – ну уж дудки! Хотя… почему вы сразу не сказали? Я тоже пишу. Заходите на борт – поговорим. Я всегда рад новым знакомым. Человек без друзей все равно что дерево без листвы.

Джерсен перепрыгнул на брандвахту. Наварх, сама любезность, усадил его на палубе под лучами бледного солнца и принес бутыль белого вина.

– Располагайтесь поудобнее.

Поэт откупорил бутылку, разлил вино и развалился на стуле, с удовольствием потягивая из стакана. Лицо Наварха излучало такую безмятежность, словно горькая мудрость поколений прошла мимо его сознания, не оставив следов. Как и Земля, Наварх был стар, ко всему безразличен и погружен в меланхолию.

– Так вы пишете? Я бы сказал, вы не соответствуете стандартному образцу.

Джерсен протянул журналистское удостоверение.

– Мистер Генри Лукас, – прочел Наварх, – специальный корреспондент.

Почему вы пришли ко мне? Я теперь не на коне, все успехи в прошлом.

Заброшенный, безнадежный. И почему? Хотел представить правду во всей наготе. А это опасно. Смысл маскируют, чтобы не обидеть читателя, не высмеять его обычаи. Мне есть что рассказать об этом мире, но неприятие росло год от года. Пусть себе живут и умирают, мне до них нет дела. О чем ваша статья?

– О Виоле Фалюше.

Наварх заморгал:

– Интересная тема, но при чем тут я?

– Вы знали его как Фогеля Фильшнера.

– Гм… Ну да. Вообще-то, об этом мало кто знает. – Наварх подлил еще вина. Рука его дрожала. – Чего именно вы хотите?

– Информации.

– Я бы предпочел, – неожиданно взвился Наварх, – чтобы вы получили информацию из первых рук.

Джерсен согласно кивнул:

– Совет хорош, если знаешь, где искать. На Краю Света? Во Дворце Любви?

– Нет. Он здесь, на Земле. – Вся любезность поэта испарилась, он хмурился в раздражении.

Джерсен откинулся на стуле. Его сомнения и неуверенность исчезли.

Фогель Фильшнер и Виоль Фалюш – одно и то же лицо. Здесь, перед ним, сидел человек, который знал обе личины.

Наварх же становился все более агрессивным.

– Есть множество людей куда более интересных, чем Виоль Фалюш.

– Откуда вы знаете, что он на Земле?

Поэт презрительно хмыкнул.

– Откуда знаю? Я – Наварх! – Он показал на облачко дыма в небе:

– Я вижу это и знаю. – Потом кивнул на мертвую рыбу, плавающую кверху брюхом:

– Я вижу это и знаю. – Наконец поднял бутыль с вином и поглядел сквозь нее на солнце. – Я вижу это и знаю.

Джерсен молчал, озадаченный.

– Я не собираюсь критиковать вашу теорию познания, – нашелся он наконец. – Я просто не понимаю ее. У вас есть более достоверные сведения о Виоле Фалюше?

Наварх попытался приложить указательный палец к носу, но промахнулся и ткнул себя в глаз.

– Есть время для бравады и время для осторожности. Я до сих пор не знаю, какую цель преследует публикация статьи.

– Это будет обвинительный документ, строго объективный, без передержек.

Пусть факты говорят сами за себя.

Наварх скривил губы:

– Опасное предприятие. Виоль Фалюш – самый чувствительный человек в мире. Помните принцессу, которая почувствовала горошинку под сорока перинами? Виоль Фалюш может услышать даже фальшивую нотку в ежеутренних песнопениях к Кальзибе. С другой стороны, миры меняются, ковер знаний развертывается. У меня нет причин быть благодарным Виолю Фалюшу.

– Вы полагаете, что его личность носит негативный характер? – пробормотал Джерсен.

Наварх забыл об осторожности. Он отхлебнул вина и вскинул руку в величественном жесте.

– Очень негативный. Будь я у власти, какое наказание я мог бы придумать? – Он откинулся на стуле, вытянул костистый палец, словно указывал на поверженного врага, и размеренным, сухим голосом судьи произнес:

– Погребальный костер, высокий, как гора. На верхушке – Виоль Фалюш. Платформа окружена десятью тысячами музыкантов. Единым взглядом я вызываю пламя. Музыканты играют, пока их мозги не начинают вскипать, а инструменты – плавиться. Виоль Фалюш поет сопрано… – Поэт подлил еще вина. – Потрясающее зрелище, но едва ли мои глаза насладятся. На худой конец пусть эту мразь утопят или отдадут на растерзание львам.

– Вы действительно очень хорошо знакомы.

Наварх кивнул. Его взгляд блуждал в прошлом.

– Фогель Фильшнер читал мои стихи. Юнец с воображением, хоть и без ориентиров. Как он изменился, как распространился! Он добавил власть к воображению. Теперь он великий художник.

– Художник? В какой области?

Наварх отмел вопрос, как не стоящий внимания.

– Он никогда не смог бы достичь теперешнего положения без таланта, без чувства стиля и пропорций. Не смейтесь! Как и я, он простой человек с ясными целями. А вот вы… вы сложная и опасная личность. Я вижу в вашем мозгу темное пятно. Вы землянин? Нет, не говорите мне ничего! – Наварх замахал руками, словно отбрасывая любой ответ, который мог придумать Джерсен. – В этом мире уже слишком много знания, мы используем факты и пренебрегаем чувствами. Факты – фальшивка, логика – пустышка! Я знаю лишь одну систему познания – чтение стихов!

– А Виоль Фалюш тоже поэт?

– Он не слишком силен в обращении со словами, – проворчал Наварх, не желающий возвращать беседу в обыденное русло.

– Когда Виоль Фалюш посещает Землю, где он останавливается? Здесь, с вами?

Наварх удивленно уставился на Джерсена:

– Нелепая мысль.

– Так где же?

– Там, тут, везде. Он проникает повсюду, как воздух.

– Как вы разыскиваете его?

– Я никогда не делаю этого. Иногда он меня находит.

– И когда он это сделал в последний раз?

– Недавно. Да, да, да. Может, хватит? Почему вы так интересуетесь Виолем Фалюшем?

– Странно, что факты имеют значение для вас, – усмехнулся Джерсен. – Но это не секрет. Я представляю журнал «Космополис» и хочу написать статью о жизни и деятельности Фалюша.

– Хм… Он жутко тщеславен, этот Виоль Фалюш. Но почему бы вам не задать все вопросы ему самому?

– Я бы не прочь. Но как познакомиться с ним?

– Нет ничего легче, – фыркнул Наварх. – Если вы уплатите некоторую сумму.

– Почему бы нет? Я получаю деньги на непредвиденные расходы.

Наварх вскочил, неожиданно исполнясь энтузиазма.

– Нам нужна красивая девушка, молодая, веселая. Она должна проявить некоторую восприимчивость, страсть, настойчивость. – Он огляделся, точно в поисках потерянной вещи. В доке сидела замарашка, которую Джерсен видел вчера. Наварх сунул пальцы в рот, резко свистнул и жестом приказал ей подняться на палубу. – Эта подойдет.

– Это веселая восприимчивая девушка? – удивился Джерсен. – Она больше смахивает на беспризорника.

– Я слаб и скрытен, – хихикнул поэт, – но я – Наварх. Хоть я и стар, женщины расцветают от моего прикосновения. Посмотрите!

Девушка поднялась на борт брандвахты и молча выслушала программу Наварха.

– Мы идем обедать. Расходы ничего не значат, мы выбираем все самое лучшее. Оденься как следует, не забудь о драгоценностях, умастись благовониями. Это богатый джентльмен, наилучший из людей. Как вас зовут? Я запамятовал.

– Генри Лукас.

– Генри Лукас. Ему не терпится развлечься. Иди, подготовься.

Девушка пожала плечами:

– Я готова.

– Ты прекрасна и в этом, – согласился Наварх. – Побудь с ним, пока я посоветуюсь с зеркалом. – Он глянул на небо:

– Желтый день, ночь желта. Я буду в желтом.

Наварх препроводил гостей в каюту, вся обстановка которой состояла из стола, двух кресел резного дуба и полок с книгами, украшенных статуэтками и вазой с несколькими стебельками ковыля. Он притащил из кабинета вторую бутыль вина и водрузил на стол вместе со стаканами. «Пейте!» Затем поэт исчез. Джерсен остался с девушкой и оглядел ее с головы до ног: все та же черная юбка, рубашка, тоже черная, с открытым воротом, сандалии, ни драгоценностей, ни макияжа, вопреки земной моде. Черты лица правильные, но волосы по-прежнему растрепаны. Или абсолютно глупа, или ко всему безразлична. Джерсен, повинуясь импульсу, взял щетку Наварха и принялся расчесывать ей волосы. Девушка взглянула на него и опустила ресницы, отрешенная, спокойная. Что делается у нее в голове? Такая же полоумная, как Наварх?

– Теперь, – заметил Джерсен, – ты меньше похожа на оборванца.

Наварх возвратился в необъятном темно-бордовом пиджаке и желтых ботинках.

– Вы не попробовали вина. – Он наполнил три стакана. – Впереди у нас приятный вечер. Мы три острова в море, каждый остров – затерянная душа. Мы сойдемся вместе – и что отыщем?

Джерсен пригубил вино. Весьма приличный мускат. Он выпил. Наварх опрокинул стакан в глотку с такой скоростью, словно опорожнял мусорную корзину. Девушка потягивала янтарную жидкость так, будто не ощущала вкуса.

Странное создание… Наверное, застывшая маска лица скрывает очарование.

Но как вытащить его наружу? Что заставит ее улыбнуться?

– Вы готовы? – Наварх перевел испытующий взгляд с девушки на Джерсена, отворил двери и учтиво пропустил их вперед. – На поиски Виоля Фалюша!

Глава 6

Каждый Властитель Зла должен как-то решать проблему известности. Каждый из них достаточно тщеславен (Аттель Малагате – исключение), чтобы жаждать самой широкой популярности. Однако практические соображения требуют анонимности и безвестности, в особенности когда Властители Зла посещают миры Ойкумены. Виоль Фалюш не исключение.

Подобно Малагате, Кокуру Хеккусу, Ленсу Ларку и Говарду Алану Трисонгу, он ревниво охраняет тайну своей личности, и даже гости Дворца Любви никогда не видели его лица.

В некоторых отношениях Виоль Фалюш наиболее человечный из всех Властителей Зла, во всяком случае, его дела находятся на уровне человеческого понимания. Ему чужды невероятная жадность Кокура Хеккуса, змеиное коварство Малагате, мегаломания Ленса Ларка, злобное озорство Говарда Алана Трисонга. Злое начало в Виоле Фалюше проявляется как паучья мстительность, чудовищное самолюбование и инфантильная чувствительность.

Виоль Фалюш, как ни странно, обладает привлекательными чертами. Самые бескомпромиссные моралисты не могут отказать ему в некой доле теплоты и идеализма. Вот что сказал сам Виоль Фалюш, обращаясь к студентам Университета Сервантеса (естественно, его выступление передавалось в записи):

"Я несчастный человек. Меня преследует невозможность выразить невыразимое, определить неизвестное. Тяга к красоте, разумеется, является одним из основных психологических стимулов. В стремлении к совершенству, попытке соединиться с вечностью,неутомимости исследователя, возможно, и заключена высшая правда для человечества.

Я захвачен этой правдой. Я творю. Однако – и это парадокс – страдаю от убеждения, что достижение цели будет катастрофой. Путь важнее цели. Не буду описывать моих исканий, темной стороны моего "я", моих желаний, моих утрат – вы сочтете их непонятными или, хуже того, странными.

Меня часто величают злодеем. Не стану сдирать этот ярлык, но в сердце своем не считаю себя таковым. Зло – вектор, устремленный в одном направлении, и часто вред, причиняемый одним, оборачивается благополучием других.

Меня часто расспрашивают о Дворце Любви, но я не собираюсь удовлетворять праздное любопытство. Скажу только: я отдаю себе отчет в том, что там происходит, и не вижу ничего худого в ублажении чувств, хоть сам я аскет, что, возможно, удивит вас. Дворец Любви не единое строение, но обширный и сложный комплекс садов, павильонов, залов, башен, прогулочных аллей и видовых панорам. Его обитатели молоды и прекрасны и не ведают иной жизни, кроме той, что делает их счастливейшими из смертных".

Так говорит Виоль Фалюш. Злые языки, тем не менее, приписывают ему одержимость эротическими актами. Одна из его любимых игр, как говорят, поселить вдали от мира молодую девушку и воспитывать ее в сознании, что к ней сойдет чудесное существо, которое будет любить ее, а затем убьет… И наступает день, когда она оказывается на маленьком островке, где ее ожидает Виоль Фалюш.

Из книги Карла Карфена «Властители Зла», выпущенной издательством «Просвещение», Нью-Вэксфорд, Элойз, Вега.

Отель «Принц Франц-Людвиг» недаром пользовался славой самого шикарного места в Ролингшейвене. Главный зал – огромное пространство, двести футов от стены до стены и сто футов в высоту, – заливал золотистый свет двенадцати светильников. Мягкий ворс золотисто-коричневого ковра глушил шаги. Стены были обиты бледно-голубым и желтым шелком, а потолок украшали мастерски выписанные средневековые куртуазные сцены. Меблировку выдержали в стиле благородной старины: солидно, но изящно, обивка из розового или желтого атласа, всюду резное дерево, позолота. На мраморных столах возвышались восьмифутовые вазы с цветами, а у каждого столика стоял навытяжку мальчик в униформе. Такой роскоши Джерсен не видывал нигде, кроме старой Земли.

Наварх выбрал кресла поближе к нише, где импровизировали музыканты, подозвал официанта и заказал шампанское.

– И здесь мы ищем Виоля Фалюша? – спросил Джерсен.

– Я видел его тут несколько раз, – сказал Наварх. – Будьте настороже.

В этом царстве мрамора и позолоты более чем скромный наряд девушки, ее обнаженные загорелые ноги и сандалии, как ни странно, не казались нелепыми или неуместными. Джерсен диву давался: что за удивительное превращение?

Наварх говорил о том, о сем, девушка изредка роняла пару слов. Джерсен предоставил событиям идти своим чередом. Он даже поймал себя на том, что наслаждается вечером. Девушка влила в себя изрядное количество вина, что, впрочем, не оказало на нее никакого действия. Она лениво следовала взглядом за людьми, проходящими по большому залу, но не обнаруживала никаких эмоций. В конце концов Джерсен не выдержал:

– Как твое имя? Я не знаю, как к тебе обращаться.

Девушка не спешила ответить, тогда вмешался Наварх:

– Зовите как хотите. Такой у меня обычай. Сегодня она Зан Зу из Эриду.

Девушка улыбнулась – краткая вспышка удовольствия. Должно быть, она все же не полная идиотка.

– Зан Зу, а? Это твое имя?

– Оно не хуже любого другого.

– С шампанским покончено. Отличное вино. Переходим к обеду! – Наварх поднялся, подал руку девушке, и они по четырем широким ступеням спустились в обеденный зал, который был ничуть не меньше гостиной.

Наварх знал толк в еде. Джерсен никогда не пробовал таких великолепных блюд и сожалел, что желудок не резиновый. Поэт смаковал изысканные кушанья. Зан Зу едва прикасалась к ним, равнодушно отламывала кусочки, будто из вежливости. Джерсен исподтишка рассматривал ее. Может, больна?

Или недавно перенесла какое-то горе, потрясение? Прекрасно владеет собой, даже слишком, если учитывать, сколько она выпила – мускат, шампанское, разные вина, которые Наварх заказывал к обеденному столу… Впрочем, не его это дело, решил наконец Джерсен. Его цель – Виоль Фалюш. Здесь, в отеле «Принц Франц-Людвиг», в компании Наварха и Зан Зу, Виоль Фалюш казался фантомом, а дела – скучной обузой. Черт, как быстро его расслабила роскошь, золотой свет канделябров, изысканная еда…

– Если мы не найдем Виоля Фалюша здесь, где вы собираетесь его искать?

– У меня нет четкого плана, – объяснил Наварх. – Мы должны повиноваться предчувствию. Не забывайте: для Виоля Фалюша долгие годы я был примером.

Разве не разумно предположить, что его программа пересечется с нашей?

– Звучит резонно.

– Проверим теорию.

Отдав должное кофе с ликерами и нежнейшим пирожным, Джерсен оплатил счет на двести севов, и компания покинула золотые чертоги.

– Куда теперь? – спросил Кирт.

Наварх колебался.

– Мы вышли немного рано. Однако в кабаре Мик-Мака всегда найдется на что посмотреть, даже если это лишь добрые горожане в живописном окружении.

Из кабаре Мик-Мака они двинулись в «Парус», затем перекочевали в «Летучий Голландец» и, наконец, в «Голубую жемчужину». Каждое следующее увеселительное заведение оказывалось классом ниже. Или так только казалось? Из «Голубой жемчужины» Наварх направил стопы в кафе «Закат» на бульваре Кастель-Вивьенс, затем – в пивной бар и танцзал. Во «Всемирном рандеву Зейделя» Джерсен решил положить конец изысканиям Наварха:

– Мы здесь будем ожидать Виоля Фалюша?

– Где же еще, как не здесь? – вопросил безумный поэт, теперь слегка пьяный. – Здесь, в сердце Земли, где бьется густая кровь! Густая, пурпурная, дымящаяся, как кровь крокодила, кровь убитого льва. Не беспокойся – увидишь своего парня. Так о чем я? Моя молодость, моя загубленная молодость! Я как-то работал на «Транзит Теллура», исследуя содержимое потерянных чемоданов. Тогда я и получил самые глубокие знания об устройстве человеческой души…

Джерсен откинулся в кресле. В настоящих обстоятельствах оптимальным состоянием была бы пассивная настороженность. А он, кажется, слегка навеселе, хоть и пытался придерживаться умеренности. Краски, музыка, болтовня Наварха пьянили сильнее алкоголя. Дьявол, а Зан Зу все так же бесстрастна и непроницаема! Искоса поглядывая на нее весь вечер, Джерсен гадал: какие мысли бродят в голове этого скрытного создания? Что она надеется взять от жизни? Мечтает ли о чем-то? Например, о красивом возлюбленном? Или путешествиях, внешних мирах?

С древней ратуши на Фламандских высотах донеслись двенадцать глухих ударов басовитого колокола.

– Полночь бьет, – прокаркал Наварх. Он, покачиваясь, поднялся на ноги и переводил взгляд с Джерсена на Зан Зу из Эриду. – Продолжим?

– А где? – спросил Джерсен.

Наварх указал через улицу на длинный низкий павильон с крышей странной формы и гирляндами зеленых лампочек:

– Предлагаю кафе «Небесная гармония», место встреч путешественников, космоплавателей, странников из внешних миров и просто любопытных, вроде нас с вами.

В кафе «Небесная гармония» Наварх принялся сетовать на оскудение жизни в сегодняшнем Ролингшейвене:

– Мы загниваем, постепенно приходим в упадок! На Земле остаются больные, скорбные духом, униженные, искалеченные, мыслители, возделыватели устричных грядок, параноики, эпикурейцы, медиевисты.

– Вы путешествовали по Ойкумене? – спросил Джерсен.

– Никогда моя нога не отрывалась от земной почвы.

– А мы, по-вашему, к какой категории относимся?

Наварх взмахнул рукой.

– Я не признаю категорий! Мы в кафе «Небесная гармония». Мы прибыли в разгар вечера!

Они сели за столик, и Наварх немедленно потребовал море шампанского.

Кафе было переполнено. Голоса и звон посуды мешались со звуками бурных джиг, исполняемых струнным квартетом, к восторгу посетителей, которые отплясывали, кружась и подпрыгивая. Длинная стойка, расположенная на возвышении, тянулась от стены до стены здания. Оранжевые и зеленые огни, освещающие бар, позволяли разглядеть лишь силуэты людей, устроившихся возле нее. За столами в зале сидели мужчины и женщины всех возрастов, рас, разного социального происхождения и в разной степени опьянения.

Большинство публики следовало европейской моде, но некоторые носили костюмы других континентов и миров. Официантки – на жалованьи и добровольные – сновали, разнося выпивку, успокаивая расшумевшихся гуляк, разменивая ассигнации. Музыканты сменили инструменты и теперь играли на лютне, виоле, флейте и тимпане, аккомпанируя группе акробатов. Наварх вливал в себя шампанское с завидной настойчивостью.

Зан Зу из Эриду постоянно озиралась. Из интереса, неловкости или беспокойства – Джерсен не знал. Когда она взяла бокал, костяшки ее пальцев побелели. Неожиданно девушка повернула голову, встретила его взгляд, и по ее губам скользнул призрак улыбки. Или раздраженной гримасы? Она подняла бокал и отпила шампанского.

Веселость Наварха достигла высшей точки: он подпевал музыкантам, постукивая в такт пальцами, чем раздражал официантку, которая отступила в сторону со скучающим видом.

Словно пораженный неожиданной мыслью, поэт оглядел Зан Зу, затем Джерсена, всем своим видом давая понять, что огорошен непредприимчивостью нового незнакомца. Кирт не смог удержаться и взглянул на Зан Зу еще раз.

Вино ли, цветные огни или магия вечера ударили ему в голову, но оборванка, швыряющая гальку в воду, исчезла. Джерсен смотрел во все глаза, потрясенный метаморфозой. Рядом сидело волшебное создание необычайной привлекательности.

Внезапно радость Наварха угасла. Джерсен обернулся. Поэт быстро отвел глаза. «Что я делаю? – удивился Джерсен. – Что делает Наварх?..» Кирт вновь попытался сосредоточиться на цели, заставившей его проделать долгий путь, но мысли разбегались.

"Зан Зу из Эриду глядит внутрь бокала. С удовольствием? Грустью?

Скукой? Что, черт побери, она думает? Что вообще происходит?"

Джерсен ощутил укол горькой злости и вскинул глаза на Наварха, который с тупым безразличием встретил его взгляд. Зан Зу потягивала шампанское.

Наварх подпевал музыкантам:

– Одна лишь единая ягода на жизненном древе растет, и цвет нашей крови неведом, пока не надрезан плод.

Джерсен поглядел поверх столов. Наварх наполнил его бокал. Кирт выпил… "Поэт прав. Чтобы погрузиться в мир такой магии, такого наслаждения, нужно бросить все, сжечь все мосты. И что мне Виоль Фалюш?

Высокое предназначение?" Словно угадав эти мысли, Наварх сжал его руку:

– Он здесь.

Кирт очнулся:

– Где?

– Здесь. У стойки.

Джерсен оглядел людей у бара. Их силуэты были почти неотличимы. Кто-то привалился к стойке и держит в руке стакан или рюмку, кто-то облокотился на стойку – вот и вся разница.

– Который из них Виоль Фалюш?

– Видишь человека, разглядывающего Зан Зу? Он не замечает больше никого. Он очарован.

Джерсен вновь оглядел ряд людей и усомнился, что кто-нибудь из них обратил внимание на Зан Зу. Наварх прошептал возбужденным голосом:

– Она знает! Она ощущает это даже лучше меня!

Джерсен взглянул на девушку, которая, похоже, чувствовала себя неловко.

Ее пальцы дрожали на ножке бокала, а взгляд так и притягивала одна из темных фигур. И как она заметила, что ей уделяют внимание?

Официант приблизился к девушке и прошептал что-то ей на ухо. Зан Зу опустила глаза на бокал с шампанским, крутя его ножку между пальцами…

Наконец она пришла к какому-то решению и поднялась. Джерсена окатила волна ярости. «Я не позволю. Этому не бывать! Что со мной?.. С каких пор я тревожусь о том, что мне никогда не принадлежало? Уже слишком поздно?!»

Внезапный приступ ужаса заставил его метнуться вперед. Джерсен схватил тонкое запястье, потянул девушку на себя. Зан Зу бросила на него удивленный взгляд, словно внезапно пробудилась:

– Зачем вы это сделали?