Текст книги "Принцы демонов. Умирающая Земля. Хроники Кадвола. Планета приключений. Книги 1 - 16 (СИ)"

Автор книги: Джек Холбрук Вэнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 133 (всего у книги 244 страниц)

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

Утром в Верд сатир Латуун выскочил на лужайку перед Лицеем, вскинул свои мохнатые руки, притопнул копытцами на ногах, затем издал на своей дудочке пронзительную витиеватую руладу и тем самым объявил начало Парильи. Выпрыгнув на проспект Венсей, он разразился новой нечеловеческой мелодией и, высоко подбрасывая ноги, подпрыгивая и взбрыкивая, как молодое животное, с важным видом повел костюмированное шествие вдоль проспекта. Подпрыгивая и приплясывая в такт музыке, Латууна, праздничная карнавальная толпа, с разукрашенными повозками, механическими монстрами, великолепными дамами и важными джентльменами на роскошных носилках, последовала за ним. Процессию сопровождали музыканты – кто пешком, кто стоя в движущихся праздничных повозках. Заигрывая с попавшимися на пути хорошенькими девушками шествовала фаланга Дерзких Львов, в рыжеватых меховых костюмах. Стайки ребятишек, одетых в костюмы Пьеро и Пульчинелл, бегали взад и вперед, иногда проскакивая чуть ли не под самыми ногами Латууна. Кто же был сатиром? Имя человека, скрывавшегося под этой маской по правилам должно было сохраняться в тайне, но кто бы он ни был, и маска и человек вполне подходили друг к другу. Существовало всеобщее подозрение, что под этой маской скрывается галантный повеса Намур.

Так начались три дня и три ночи веселья. По вечерам в Верд и Милден карнавальная труппа мастера Флореста представит небольшие интермедии, которые сам он называл просто каламбурами, а ночью в Смоллен будет разыграна главная фантасмагория. Затем последует кульминационный парад масок, который под важную и сладкую музыку паваны приведет Парилью к концу.

Таков установившийся за тысячелетие порядок.

2

Планы Глауена на Парилью были нарушены двумя не связанными друг с другом обстоятельствами, но оба они были неожиданными и досадными: обнаружение у йипи арсенала и прибытие нового Хранителя и его семьи в Дом Клаттуков. Глауен обнаружил, что он, как кадет Бюро В, обязан нести трехчасовое ночное патрулирование вокруг забора, окружающего общежитие йипи. Патрулирование должно предупредить возможную попытку йипи, достать новую партию оружия и устроить: гипотеза, по мнению Глауена, совершенно надуманная.

Шард полностью согласился с сыном:

– Ты абсолютно прав! Вероятность внезапного нападения йипи действительно чрезвычайно мала: возможно пройдет лет двадцать – двадцать пять, прежде чем мы будем, к своему удивлению, убиты взбунтовавшимися улыбчивыми йипи!

– Иногда мне кажется, что ты надо мной издеваешься, – проворчал Глауен, – иначе почему моим напарником оказался Кеди Вук?

– Да? А мне казалось, что Кеди тебе нравится.

– Я ничего против него не имею, если не считать того, что он зануда.

Хотя йипи остались столь же равнодушными и ленивыми, все полагали, что в душе они затаили обиду. Саркастичный и хладнокровный Намур на это заметил:

– Я очень рад, что меня это не касается. Приняв такое решение, я был бы высмеян и выгнан с работы.

– А тебя не удивила та куча оружия, которую мы обнаружили в общежитии? – поинтересовался Чилк, услышав такое замечание.

– Конечно, удивила.

– И в кого, ты думаешь, они собирались стрелять из этого оружия? В туристов?

– Я уже давно бросил всякие попытки понять йипи, – пожал плечами Намур. – Но что я твердо знаю, так это то, что они не смогут организовать и лягушачьи бои без того, чтобы не упасть с дерева.

– А может быть, им кто-нибудь помогает?

– Может быть. Но прежде, чем переворачивать все с ног на голову, я бы сначала хотел получить веские доказательства.

Кеди Вук, который родился на год раньше Глауена, считался старшим патруля. Он не прекращал ворчать все три часа.

– Чрезвычайная ситуация, если она вообще была с самого начала, позади, – заявил он лаконично и безапелляционно. – Так чего нам таскаться взад-вперед по темноте?

– Я знаю, почему, – сказал Глауен. – Потому что Бодвин Вук отдал такой приказ.

– Я-то уж точно тут не по собственному желанию, – фыркнул Кеди. – Они со своей осторожностью уже перегибают палку! Даже если считать, что йипи и могли бы поднять бунт, то они бы перерезали одну-две глотки, и все.

– А этого по-твоему недостаточно?

Кеди недовольно выругался.

– Мне что, надо все по полочкам раскладывать? Йипи никогда не делали такого раньше, так?

– Поэтому мы с тобой и стоим здесь.

– Не понял? – переспросил Кеди.

– Если бы йипи убили наших бабушек, то мы с тобой просто не родились бы.

– Ну-ну, – проворчал Кеди. – Когда ты в таком дурацком настроении, с тобой нет смысла говорить.

Глауен вдруг припомнил высказывание Утера Оффоу в отношении Кеди: «Не удивительно: Кеди просто раньше времени повзрослел» – «Я в этом не уверен, – с сомнением возразил Арлес. – Смотри, с каким он энтузиазмом играет в карнавальной труппе. Да и пошуметь с Дерзкими Львами он тоже не прочь» – «Может быть, все этого просто из-за его стеснительности», – пожал плечами Утер Оффоу.

– Интересно, как долго это патрулирование еще протянется? – проворчал Кеди.

– Пока не кончится Парилья. По крайней мере, мне так сказал отец.

Какое-то время Кеди был занят подсчетами.

– Значит, в Смоллен у нас с тобой поздняя вечерняя смена! И знаешь, что это значит? Это значит, что мы с тобой пропустим и фантасмагорию, и шествие масок!

К своему огорчению, Глауен сообразил, что Кеди прав, и понял, что Сессили в ее костюме бабочки ему не увидеть.

– Тут уж ничего не поделаешь, – уныло сказал он, – придется смириться.

– А ты обратил внимание, – продолжал ворчать Кеди, – начальство-то наше здесь по темноте не шляется, а только кадеты да младшие офицеры.

– Ну, это-то в порядке вещей. Я не считаю себя таким уж умным, но такое мне объяснять не надо.

– Я тоже это понимаю, только вот мне это не больно нравится… Ладно, нам осталось еще двадцать минут, а потом – домой и баиньки.

На следующее утро началась неделя Парильи. За завтраком Шард сообщил Глауену, что сегодня в Дом Клаттуков прибывает новый Хранитель.

– Так что хорошенько вымой уши и поупражняйся говорить «Да, леди Вейнесс» и «Совершенно верно, сэр Мило».

Глауен с удивлением поднял глаза, но тут понял, что отец шутит.

– И все равно, хотелось бы знать, что от них можно ожидать, – сказал он, – Можно ли с ними разговаривать, например, об экологии Кадвола? Должен ли я танцевать с девочкой?

– Конечно! – усмехнулся Шард. – Где твои галантные манеры? Или, может быть, ты предпочтешь танцевать с молодым человеком?

– Хм. Этого я тебе не скажу, пока не увижу эту девочку.

Шард всплеснул руками.

– Ну, после этого я молчу!

После завтрака Глауен позвонил в дом Ведеров и рассказал Сессили о своем несчастье.

– Ты должен патрулировать с Кеди! – с сочувствием воскликнула она. – Это ж со скуки можно помереть!

– Боюсь, что именно это мне и грозит. Хотя сам по себе он парень не плохой. Но это только вершина айсберга. В соответствии с расписанием мы должны быть в патруле вечером в Смоллен, так что мне не попасть на представление и не увидеть тебя с крылышками.

– Ха! Может, это и к лучшему, так как я не уверена, что эта конструкция выдержит весь спектакль.

– И это еще не все! Сегодня со Штромы прибывают мои незнакомые гости, и мне надо следить, чтобы они всю Парилью были сытенькими и довольненькими.

– Звучит интригующе.

– Думаю, интригующе – это не то слово. Я ожидаю парочку краснощеких Натуралистов, высоких, с трубными голосами, пропахшими рыбой и промасленной и проскипидаренной кожей.

– Да брось ты. Я никогда не встречала таких Натуралистов.

– А мне для полного счастья достанется именно такая пара.

– Корми их здоровой обильной полноценной пищей и выводи на пробежки вдоль берега. Но я уверена, что все не так плохо, как ты думаешь. Как их зовут?

– Мило и Вейнесс Тамм.

– Вполне возможно, что они очень интересные и умные, и тебе понравится их компания.

– Угу, – заметил Глауен. – Ты демонстрируешь завидное хладнокровие, созерцая мою агонию.

– У меня своих проблем по горло. Флорест стал просто невозможен. Чего только он от меня не требует, да еще и каждые десять минут меняет программу. Теперь я две ночи подряд должна играть с трио, а я еще не выучила пьес. И только из-за своих капризов он полностью поменял программу на ночь в Милден. Правда, в данном случае я ему только благодарна. Он планирует небольшую комическую сценку, в которой шесть нимф будут заигрывать с Латууном-сатиром, которого, конечно, будет изображать Намур.

– Не знал, что Намур интересуется представлением.

– Он и не интересуется. Ему просто хочется потискать нимф, тем более, что его костюм позволит ему некоторые вольности. Оказывается, он знает меня лучше, чем я бы того хотела, и, в связи с этим, сделал даже кое-какие предложения по поводу этой сценки. Но я сказала Флоресту, что я не могу одновременно и играть с трио и изображать нимфу. И он освободил меня от этой роли и назначил на нее Друсиллу.

– Кто это – Друсилла?

– Друсилла вне-Лаверти. Она постарше меня и работает в отеле.

– А, теперь я понял, кого ты имеешь в виду. Но она же для этой роли несколько тяжеловата.

– Меня это не трогает. У меня свои трудности: я пытаюсь научиться двигать в ритм крыльями бабочки. Знаешь, я даже прониклась уважением к этим существам – у них такие штуки получаются просто отлично!

3

Вечером Глауен снова позвонил Сессили.

– Это Глауен.

– О! А я весь день о тебе думала. Ну, что нового?

Глауену показалось, что Сессили устала и находится в каком-то подавленном состоянии.

– Ничего особого. Я погружен в исполнение долга.

– Что-то ты подозрительно весел.

– Наконец-то и мне привалило счастье. Чтобы я мог полностью отдаться заботе о наших гостях, меня освободили от патрулирования. И знаешь, кого поставили на мое место?

– Намура? Чилка? Флореста?

– Идеи хороши, но не верны. Счастливчиком оказался Арлес. Слышала бы ты, какой он поднял вой, когда услышал эту новость! Он превзошел самого себя. Спанчетта тоже не преминула высказаться.

– Веселенькое дельце.

– Но все напрасно! Сегодня Кеди и Арлес будут бродить в темноте и развлекать друг друга рассказами про Дерзких Львов.

– В костюмах Дерзких Львов, как я полагаю?

– Ни в коем случае! Подумай сама, что решат йипи, если увидят двух Дерзких Львов, шатающихся ночью у них под забором.

– Думаю, они решат охранять свое женское население.

– Ха! В общем, Кеди и Арлес включены в постоянное расписание Бюро В.

– Ну, для тебя эта новость не плохая. Ну, а как твои дела с гостями?

– Мы еще несколько официально относимся друг к другу, – осторожно заметил Глауен, – но, по крайней мере, у меня пропал страх перед ними.

– Значит, оказалось, что Вейнесс не пахнет рыбой?

– Ну, это была просто шутка. Она вполне нормальная девочка, и никакого запаха от нее не чувствуется.

– И она очень миленькая, да? Так что теперь я тебе кажусь старой метелкой, да?

– Что за ерунда! Ты самая милая метелка, которую я когда-либо встречал!

– Глауен! Это что, комплимент? Я что-то не совсем тебя понимаю.

– Задумывалось как комплимент. Ты чем сейчас занята?

– Ты бы лучше спросил, чем я сейчас должна бы была быть занята, а я бы ответила, что должна репетировать свою партию. Но ты лучше расскажи мне побольше про своих гостей. С ними легко или трудно?

– Совершенно не трудно! Они очень хорошо воспитаны.

– Хм. Натуралисты, которых я встречала на выездах казались несколько странными, как будто они думали не совсем так, как мы.

Глауен через плечо бросил взгляд в сторону стола в библиотеке, около которого, листая журналы внешнего мира, стояли Мило и Вейнесс.

– Особых странностей за ними не наблюдается, хотя я, наверное, понимаю, что ты имеешь в виду.

– А как они выглядят?

И опять Глауен начал тщательно подбирать слова.

– Я бы не сказал, что они некрасивы.

– Великолепно! Расскажи подробней!

– У них черные волосы, которые только подчеркивают белизну их кожи. Мило довольно хорошо сложен.

– А Вейнесс? Она тоже хорошо сложена?

– В определенном смысле – да. Она очень стройная. На самом деле у нее скорее мальчишеская фигура. Мило на дюйм выше меня и довольно симпатичен, и я бы сказал, довольно аристократичен.

– А Вейнесс, значит, не аристократична?

– В этом отношении они оба очень похожи. Оба очень следят за своим поведением.

– А во что они одеты?

– Да я на это не обратил внимания. Минуточку, я сейчас взгляну.

– Поспеши, а то мама уже зовет меня продолжать репетировать.

– На Вейнесс короткая серая юбочка, черные гольфы, не доходящие до колен, черная курточка и серая лента в волосах с двумя кисточками, темно-красной и темно-синей, которые свисают посередине сзади и доходят до шеи. А Мило…

– Оставь Мило в покое. Я уверена, что он вполне прилично одет.

– Да, вполне. Они все еще рассматривают журналы мод… Вот засмеялись, правда, не знаю над чем.

– Прибежала Ябеда, я имею в виду Миранда, меня срочно зовет мама. Я должна идти.

Глауен отвернулся от телефона. Несколько мгновений он следил за своими гостями, потом подошел к столу.

– Как вижу, я не так уж вам и нужен. Вы вполне обходитесь без меня.

– Да, но только благодаря этим глупым модам, – сказал Мило. – Ты только посмотри на это забавнейшее создание.

– Как ни печально, но это леди и она относится к этому вполне серьезно.

– Хм. Да, это мне напомнило: на меня произвела впечатление прическа твоей тети Спанчетты.

– Да, мы тоже очень гордимся ее волосами. К сожалению, кроме Спанчеттиных волос и журналов мод, здесь больше нет ничего интересного, – Глауен подошел к буфету и налил в бокалы вина. – Это наш собственный Зеленый Цоквель, Клаттуки уверяют, что именно это вино заложило начало Парильи.

Все трое подошли к диванчику и сели. Кроме них в библиотеке никого не было.

– Сегодня вокруг тишина, – заметил Глауен. – Все заняты своими костюмами. А что у вас? Нам надо будет найти что-нибудь и для вас.

– А все вокруг будут в костюмах? – поинтересовалась Вейнесс.

– Почти все. С завтрашнего дня и до конца Смолена. Но мы всегда можем что-нибудь найти в гардеробе театра. Мы завтра утром первым делом отправимся туда.

– Костюмы позволяют вести себя более расковано, – заметил Мило. – Не спрашивайте, откуда я это знаю: мне просто это сейчас пришло в голову.

– Я всегда считала, – сказала Вейнесс, – что люди выбирают себе костюмы в соответствии с тем, какими бы им хотелось быть.

– В общих чертах, вы говорите об одном и том же, – согласился Глауен. – На площадке всегда найдешь больше демонов и полуголых менад, чем маленьких красивых птичек или корзин с фруктами.

– А у тебя какой будет костюм? – озорно спросила Вейнесс. – Красивой птички?

– Нет, – ответил Глауен. – Я буду темным дьяволом, таким невидимым… ну, если, скажем, неожиданно выключить свет.

– В этом отношении я белая ворона, – сказал Мило. – Ни одной идеи, я в полной растерянности, тут все вопросы к психоаналитику.

– Ты очень хорошо будешь чувствовать себя в костюме Пьеро, – сказала Вейнесс. – Это не так будет бросаться в глаза, – и уже повернувшись к Глауену, добавила, – Мило считает, что желание выделиться говорит о бесцветности личности.

– Я об этом еще подумаю, – сказал Мило. – А теперь, если позволишь, я бы пошел спать.

– И я, – сказала Вейнесс. – Спокойной ночи, Глауен.

– Спокойной ночи.

Глауен отправился в свои комнаты. Шард окинул его взглядом с ног до головы и сказал:

– Похоже, для тебя задание было не труднее обычного экзамена.

– Все оказалось не так плохо, как я ожидал, – равнодушно ответил Глауен, – особенно, когда подумаешь, как Арлес марширует вокруг забора.

– Да, это самое большое утешение, – согласился Шард, – ну и что ты думаешь о своих краснощеких Натуралистах?

– Пока трудностей с ними не было.

– Уже легче.

– Сначала было не просто. Я думал, они начнут говорить об экологии или о питательных свойствах рыбного масла, но когда я об этом заговорил, то они не проявили никакого интереса. Наконец, я открыл бутылку Зеленого Цоквеля, и разговаривать стало проще. Но все равно, мне они кажутся еще какими-то скованными.

– Не у себя дома, да еще в незнакомом окружении, конечно, они чувствуют себя неуютно и стесняются.

– А чего им стесняться? – с сомнением покачал головой Глауен. – Они хорошо воспитаны и прилично одеты, и даже, можно сказать, довольно симпатичны. Хотя, девочка немного плосковата.

Шард поднял брови.

– Плосковата? У меня сложилось другое впечатление. Согласен, полногрудой ее не назовешь, но на нее приятно посмотреть… Ну, и какую тему для разговора вы, в конце концов, нашли?

– Я рассказал им про Сиско и ворованное оборудование. Их это очень заинтересовало… намного больше, чем я ожидал. Складывается такое впечатление, что на Штроме вопрос об йипи стоит в центре политики.

– Мне тоже так говорили, – согласился Шард, – одна из фракций уже готова изменить свои взгляды, по крайней мере, они уже признали силу и насилие как инструмент политики. Другая фракция состоит из старомодных Натуралистов, которых не так-то просто переубедить. Эти хотят, чтобы йипи или перестали плодиться, или покинули Кадвол, или и то, и другое вместе. Хранитель пока держит нейтралитет, но в частных беседах он, похоже, склоняется на сторону консерваторов.

– Мило в данном вопросе высказался еще более определенно, особенно после того, как внимательно выслушал теорию Чилка.

– Похоже, ты лучше информирован, чем я, – заметил Шард. – И в чем же заключается теория Чилка?

– Он считает, что йипи по кусочкам украли у нас целый флаер. Он говорит, что, согласно инвентаризационным ведомостям, хотя в них сам черт ногу сломит, произошло нечто подобное.

– Интересное замечание.

– Мило высказался следующим образом: «Если они украли флаер, то они хотят куда-то лететь, а если они украли оружие, то определенно собираются стрелять в кого-то».

– И все это из-за того, что ты нажал на курок незаряженного пистолета, – сказал Шард, потирая подбородок.

4

Утром Глауен повел Мило и Вейнесс по проспекту Венсей, мимо Лицея, к театральным складам, где хранились сценическое оборудование и костюмы. В здании никого не было. Все трое пошли вдоль вешалок с костюмами, рассматривая и примеряя их. Мило в конце концов выбрал себе костюм арлекина с черными и желтыми квадратами и с черной треугольной шляпой. Вейнесс отобрала с полдюжины костюмов и долго не знала, на каком остановиться, но наконец выбрала удобно облегающий руки и ноги розовый цельный костюм с черными помпонами впереди. Кроме того она подобрала узкий колпак с прорезанными для глаз щелочками и с вырезами для носа, рта и подбородка, увенчанный короной из изящных серебряных спиралей, которые охватывали ее волосы.

Без всякого стеснения Мило и Вейнесс скинули свои одежды и облачились в костюмы.

– Глауен сделал нас пестрыми и неузнаваемыми, – прискорбно сказал Мило, – и теперь мы, возможно, натворим всяких безобразий. Наверняка у Глауена в голове куча подобных планов.

– О приличиях можно не беспокоиться до тех пор, пока тебя не узнают, – заметил Глауен. – Поэтому будь осторожен или, по крайней мере, старайся быть неприметным.

– Очень симпатичный костям, и я в нем прекрасно выгляжу, – сказала Вейнесс, рассматривая себя в зеркало. – Я похожа на изящного розового зверька.

– Ты выглядишь скорее как розовая воздушная фея, что и было задумано с самого начала.

– Нам так и остаться или переодеться снова в свои одежды?

– Оставайтесь так. Я сейчас тоже одену свой костюм, и мы пойдем на поиски приключений.

В Доме Клаттуков Глауен превратился в темного демона и позвонил Сессили.

– Мы все уже в костюмах и готовы к выходу. Нам за тобой зайти?

– Бесполезно. С Кассиопеи приехали мои родственники, и я вынуждена была до полудня гулять с ними по городу.

– Встретимся за обедом в «Старом дереве».

– Постараюсь подойти. Если нет, то вечером встретимся за столиком под фонарями. Во что одеты твои друзья?

– Мило нарядился арлекином, в черную и желтую клетку. Вейнесс – в костюме розовой воздушной феи. А ты в чем?

– Еще даже не знаю. Миранда решила поразить всех своим костюмом Пьеро. Я, возможно, сделаю то же самое, по крайней мере, сегодня.

Утро прошло очень приятно. В полдень все трое нашли себе столик в «Старом дереве» – ресторане, или скорее таверне под открытым небом. Как следовало из названия столики стояли вокруг старого дерева, окруженного сиренью и увитого местным плющом. Из таверны открывался вид на площадь, по которой сновало множество людей в карнавальных костюмах.

Чуть позже появилась Сессили, одетая не в костюм Пьеро, а в какой-то фантастический наряд, сделанный из всего, что попало ей под руку. По ее словам, это был наряд танцовщицы из храма Кали на древней Земле.

– Так вот как они выглядели, – сказал Мило.

– Это совсем не обязательно, – возразила Сессили. – Этого я не гарантирую… Что мы будем есть?

– А что ты предложишь? – поинтересовался Мило.

– А здесь все хорошо. Мне особенно нравится мясо на шампуре с горячим соусом и хлебом.

– И к этому очень хорошо подойдет холодное пиво, – добавил Глауен.

– Только не мне, – возразила Сессили, – Флорест опять все поменял, и мне к Милдену до полудня нужно выучить две новые пьесы. Они не трудные, но займут все мое время… Смотрите! А вон он и сам идет!

Сессили указала на высокого человека с острыми чертами лица и с мягкими пышными кудрями, который вышагивал по площади на длинных тонких ногах.

– Все, включая и его самого, признают, что он гений, – сказала Сессили. – Он хочет построить новый большой «Орфей» и привлечь туда артистов и публику со всего Хлыста. Он продал бы даже свою бабушку, лишь бы получить финансирование.

– А какую музыку ты исполняешь? – спросила Вейнесс Сессили.

– Самую разную. Вечером в Верд я буду играть вместе с квартетом на флейте и цимбалах. Вечером в Милден я просто сыграю несколько пьесок на клавикордах. Ну, а ночью в Смоллен, когда будет фантасмагория, я буду играть в оркестре на флейте, пока не наступит мой выход на сцену в роли бабочки. Ну вот и все.

– Мне бы такие способности, – сказала Вейнесс. – А вот я не могу так. У меня пальцы бегают сами по себе.

– Твои пальцы тоже бы забегали, если бы твою маму звали Фелайс, – мрачно усмехнулась Сессили.

– Правда? И больше ничего не надо?

– Ну… не совсем все. Музыкальные инструменты, как иностранные языки, чем больше знаешь, тем легче освоить новый, если, конечно, есть хоть какая-то сноровка. А мама по имени Фелайс научит тебя, как надо тренироваться и упражняться. Мне еще надо радоваться, что ее никогда не восхищали укротители львов или люди, которые ходят по углям.

– Оставим это для Ябеды, – сказал Глауен, – а что касается укротителей львов, то смотри, кто сюда забрел.

– Вы о чем это? – спросила Вейнесс.

– Это называется Дерзкий Лев. Восемь таких львов образуют закрытое общество.

– На группу трезвенников это не похоже, – высказал свое предположение Мило.

– Ни в коем случае. Один из них пьян настолько, что еле-еле тащит свой хвост по земле. Похоже, в одном из них я узнал своего очень дальнего родственника Арлеса Клаттука.

– Хо, хо! – воскликнула Сессили. – Видишь ту Императрицу Рубинов на площади? Это его мать Спанчетта. Бедняга Арлес! Она его увидела.

– Еще хуже, – заметил Арлес. – Она собирается поговорить с ним.

Спанчетта вошла в таверну и подошла к Арлесу. Бежевые плечи сгорбились, массивная голова Дерзкого Льва подалась вперед.

Спанчетта сделала какое-то резкое замечание, на что Арлес издал некое подобие ворчанья, что Глауен прокомментировал так:

– Арлес сказал: «Сейчас что, не Парилья, что ли? Дай ты цветам цвести свободно!»

Спанчетта сказала что-то еще, затем развернулась на каблуках и вышла из «Старого дерева». Арлес вернулся к своему столу, и ему подали рыбную солянку.

Спанчетта вернулась на площадь, села на скамейку и там к ней вскоре присоединился кто-то одетый сатиром, с рожками и с волосатыми ногами и копытами.

– Это Латуун, – сказала Сессили, – На самом деле это Намур, который, как говорят, поддерживает с ней какие-то личные отношения.

– Это только слухи, – сказал Глауен. – И все же… сидят-то они вместе.

К их столу подошла маленькая девочка в свободных белых панталонах, белой блузке и высокой конической белой шапке. Ее лицо было скрыто под слоем белой краски и замаскировано большим горбатым носом.

– Обратите внимание на прибытие некой Миранды, – сказал Глауен, – которую еще недавно звали Ябедой, но теперь так не зовут.

– Как ты меня узнал? – поинтересовалась она.

– Я узнал тебя по очертанию твоего носа.

– Ты не можешь видеть мой нос! Он спрятан под картонным.

– Ну извини. Ошибся.

– Глауен! Мой нос не такой большой и горбатый! Ты-то должен это прекрасно знать!

– Правильно! Теперь я вспомнил! Ну, какие новости?

– Сессили, тебя зовет мама.

– Легче было бы напиться, как Арлес, – вздохнула Сессили, – подойти к маме, шатаясь, и издать какой-нибудь нечленораздельный звук, когда она с тобой заговорит.

– Давай, Сессили! – воскликнула Миранда. – Я тоже с тобой напьюсь! Мы сделаем это вместе. Мама не посмеет убить нас сразу обеих.

– Я бы на твоем месте не была в этом так уверена, – заметила Сессили. – Ну, ладно, мне пора. Пошли, Миранда.

– А может, Глауен напьется вместе со мной?

– Убери свои жадные ручонки от Глауена. Он мой! – отрезала Сессили, вставая. – Пойдем, мерзкое созданье. Пошли искать маму.

День прошел, подошел к концу и вечер. Прежде чем пойти спать, Глауен позвонил Сессили.

– Ну, какие еще изменения внес твой Флорест?

– Всего одно небольшое изменение, но я от него в восторге. Мне не надо будет играть ночью в Смоллен с Багтауновским оркестром. Но я все еще не могу заставить крылья двигаться как надо. Я никак не могу скоординировать движения. Мне надо тренироваться и тренироваться.

– У бабочек это получается без всякой тренировки.

– Бабочкам не надо стоять на сцене в разноцветных огнях, когда весь зал смотрит только на тебя.

– И то верно.

– Я попросила Флореста, если я начну делать ошибки, выключить свет. Между прочим, что это ты мне наплел, что Вейнесс плоская и сложена, как мальчик?

– А разве нет?

– Я увидела нечто другое.

– Наверное, я просто не заметил.

– Ну, ладно. В общем, я устала и иду спать. Завтра мы не увидимся, но в Глиммет мы, возможно, опять пообедаем в «Дереве».

– Надеюсь. Так ты не передумала идти со мной на карнавале масок?

– Конечно! Как только я сниму крылья, я буду ждать тебя с краю у оркестра, рядом с контрабасом.

Прошел Инг, затем Глиммет, а утром в Верд Латуун повел колонну вдоль проспекта Венсей на официальное открытие последних трех дней Парильи.

Повсюду царило веселье. Вдоль проспекта Венсей расположились виноторговцы, которые продавали великолепное вино станции Араминта покупателям с ближних и дальних миров от бутылки до бочонка и даже до дюжины бочонков. Каждую ночь участники празднования обедали за открытыми столами, выставленными на краю площади, как раз рядом с открытой сценой Старого Орфея. Вечерами в Верд и Милден Сессили выступала в представлениях карнавальной труппы: первый вечер она играла в трио, а на следующий вечер она аккомпанировала на клавикордах выступлению группы карнавальных мимов.

В Смоллен вечером Парилья должна была достигнуть своей кульминации с банкетом и фантасмагорией, поставленной Флорестом, за которыми должно было последовать большое карнавальное шествие масок, заканчивающееся около полуночи под торжественную музыку Прощальной паваны. После этого, когда часы начнут бить полночь, Латуун должен был спрыгнуть со сцены и побежать сквозь толпу, которая будет швырять в него виноградом, как только сатир скроется в темноте, закончится и Парилья. С окончанием Парильи участники снимут маски и, напевая грустные народные песни, начнут расходиться по домам спать, на площади в ожидании рассвета останутся только те, кто перебрал спиртного.

Планы Глауена, которые он строил в отношении себя и Сессили, рушились на глазах, частично из-за Фелайс Ведер, которая очень хотела, чтобы ее дочка произвела приятное впечатление на приехавших издалека родственников, частично из-за его собственных обязанностей, связанных с Вейнесс и Мило Тамм.

Глауен прикладывал фантастические усилия, чтобы выровнять ситуацию. На банкете он сидел рядом с Вейнесс, по другую сторону от которой сидел Мило. Арлес, чувствующий себя не в своей тарелке из-за надетой на него формы кадета Бюро В, сидел за соседним столом рядом со Спанчеттой. Из-за патрулирования он должен был пропустить большую часть банкета, фантасмагорию и карнавальное шествие масок, и весь его вид выражал недовольство и возмущение. Время от времени он тянулся к своему бокалу, чтобы наполнить его, но каждый раз на полпути его останавливал предупреждающий жест Спанчетты и напоминание, что трезвость является обязательным условием добросовестного и бдительного патрулирования.

Наблюдавший за этим Глауен сказал Вейнесс:

– Арлес все пытается налить себе вина, но Спанчетта этого не допускает. От этого Арлес только звереет с каждой минутой. Он с Кеди вполне может спрятаться в кустах с бутылкой и наплевать на патруль. Мы узнаем об этом только когда йипи с визгами выскочат на площадь и начнут резать нам глотки.

– Йипи не отважатся на такую дикость во время Парильи! – с сомнением покачав головой, ответила Вейнесс. – За это их осудят даже люди из ЖМС.

– Что такое ЖМС?

– Жизнь, мир и свобода. Так называется одна из фракций на Штроме. Нас они называют аллигаторами. Но я не хочу говорить сейчас о таких вещах.

Глауен внимательно посмотрел на ее профиль.

– Ты здесь хорошо провела время?

– Конечно! – она бросила на него быстрый взгляд. – А что, на твой взгляд, должно было мне не понравиться?

– Ну, что-нибудь. Я не был уверен, что тебе понравится станция Араминта. Или я, например.

Вейнесс рассмеялась.

– Ну, ты был безупречен. А что касается станции, то когда я только приехала сюда, то думала, что все здесь такие серьезные, что я на их фоне буду казаться наивной и глупой.

– Ну и как?

– Все оказалось по-другому. Спасибо, что поинтересовался.

– Не за что.

– Я все думаю, каково учиться у вас в Лицее. Это очень трудно?

– Если постоянно заниматься, то совсем не трудно. Тому хорошим примером является Арлес. Он хочет стать виноделом, а потому, чтобы получать хорошие отметки, опустошал бутылку за бутылкой вина. Естественно, его начинание провалилось.

– Интересно, а какое отношение это имеет ко мне?

– Я просто хотел сказать, что, например, пьянство не делает учебу легче.

– Хм. И Арлес исправился?

– В какой-то мере… Вон он идет, прекрасный молодой кадет, отправившийся патрулировать вдоль заднего забора.

– Бедный Арлес! Он пропустит фантасмагорию.

– Он видел ее раньше. Хочешь верь, хочешь – нет, но он был поклонником театрального искусства. Кстати говоря, Кеди тоже.

– А ты?

– У меня никогда не было такого желания. А у тебя?

– У нас не бывает никаких спектаклей или представлений.