Текст книги "Принцы демонов. Умирающая Земля. Хроники Кадвола. Планета приключений. Книги 1 - 16 (СИ)"

Автор книги: Джек Холбрук Вэнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 182 (всего у книги 244 страниц)

– Все будет хорошо, – ответил он. – Марин просто будет проводить время с детьми, станет их товарищем по играм, это должно очень помочь им. Еду она будет приносить с собой и не причинит вам ни малейшего неудобства. Я хочу, чтобы она понаблюдала за детьми в их естественных проявлениях, в обычной жизни, с момента, когда они встают, до укладывания в постель.

– Это похоже на вмешательство в частную жизнь, доктор Оливано, – заметила Ирена.

– Как хотите. Впрочем, лично ваша частная жизнь не затрагивается никоим образом. Но иначе мне придется просто забрать Лиду и Мирона в клинику. Если вы соберете вещи, я готов сделать это сейчас же, и вам не надо будет волноваться о вторжении в вашу частную жизнь.

Ирена посмотрела на Оливано как-то затравлено, а Клара, окинув всех своим хитрым взглядом, проковыляла в кухню, словно решившись больше не вмешиваться ни во что.

Лидия и Мирон смотрели на них из комнаты, и Уэйнесс показалось, что они оба ужасно беспомощны и не беззащитны как птенцы в гнезде.

– Я не знаю, право… – медленно произнесла Ирена, снова оглядывая Уэйнесс. – Дети должны остаться со мной.

– В таком случае, оставьте нас, и я сам представлю их Марин.

– Нет. Я останусь. Я должна знать, что вы им скажете.

– Тогда сядьте вон там, в углу и молчите.

VIII

Прошло три дня. Стоял теплый вечер. Следуя инструкциям Оливано, Уэйнесс позвонила ему домой в Монтальво, что находился в тридцати милях от Помбареалеса. На экране появилось лицо миловидной белокурой женщины.

– Сафи Джайру слушает.

– Это Уйэнесс Тамм, позовите, пожалуйста, доктора Оливано.

– Минутку.

Появилось и лицо Оливано, который поприветствовал девушку без тени удивления.

– Это моя жена, – пояснил он. – Она музыкантша и совершенно не интересуется патологической психологией. Итак, каковы новости из Каса Лукаста?

Уэйнесс собралась с мыслями.

– В зависимости от того, о ком вы спрашиваете. Что касается Ирены, то плохо, Клары – никак, а меня – я не нашла пока ничего, даже места, где можно было бы что-то поискать. Откровенности от Ирены ждать нечего, она едва разговаривает со мной и с трудом выносит мое присутствие.

– Ничего удивительного. А дети?

– Здесь новости хорошие. Кажется, я им понравилась, хотя Мирон и очень осторожен. Лида не так умна, как брат, но она вполне деловая девочка с неожиданным чувством юмора. Она смеется над тем, что мне кажется совершенно обыкновенным, над скрученным листом бумаги, например, над птицей, над песчаными замками Мирона. Ей нравится, когда я протыкаю ухо брата травинкой, это для нее самая лучшая шутка, и даже он сам неожиданно начинает выражать чувство удивления от такой забавы.

Оливано сдержанно улыбнулся.

– Я вижу, вы от них пока не устали.

– Совершенно! Но Каса Лукаста мне не нравится. В каком-то смысле дом даже пугает меня. Я боюсь и Ирены, и ее матушки, они словно ведьмы в пещере.

– Вы выражаетесь весьма цветисто, – сухо заметил Оливано.

Из-за экрана послышался голос Сафи:

– Жизнь многоцветна, мой милый! – Оливано повернул голову.

– Что ты хочешь сказать, Сафи?

– Ничего особо серьезного. Я подумала, что вам надо непременно напомнить о том, что жизнь действительно многоцветна, но это, увы, и так все знают, и это вовсе не является никаким открытием.

– А жаль, – вздохнула Уэйнесс. – Вот в Каса Лукаста тайн немеряно. Сколько точно я сказать не могу, поскольку некоторые из них, вероятно, составляют части одной.

– Тайн? Например?

– Например, сама Ирена, Утром она выходит собранная, аккуратная и холодная, как айсберг, а возвращается днем в диком состоянии, лицо безумное, измученное…

– Да, это действительно так. Но в нынешних обстоятельствах рассуждать на эту тему не берусь. Хотя… это может оказаться самой простой из всех тайн.

– Что касается детей, то я просто удивлена, как они изменились за те несколько дней, пока я с ними! Я не уверена, конечно, но они стали более живо реагировать на окружающее, сделались более отзывчивыми, более чуткими. Лидия говорит мне, как через нее проходит какой-то импульс, и, мне кажется, я ее понимаю. Она, по крайней мере, понимает это точно. Сегодня – и это мой триумф – она спокойно ответила на несколько моих вопросов вполне разумно. Мирон предпочитает не замечать наших разговоров, но все время наблюдает и думает. В целом, он предпочитает свободу, при которой можно создавать собственные миры. Но на нас с Лидией он постоянно смотрит, и когда наши занятия становятся для него достаточно интересными, иногда соблазняется присоединиться.

– А что думает по поводу всего этого Ирена?

– Я говорила с ней сегодня и сказала приблизительно то же, что и вам. Она в ответ пожала плечами и заявила, что у детей бывают фазы улучшения, но перегружать их все равно не следует. Иногда мне кажется, что она старается держать их от меня подальше, чтобы не жаловались.

– Это обычное дело.

– Вчера я принесла бумагу, карандаши и картинки и пыталась поучить их читать. Мирон все понял с полуслова, но очень быстро устал. Лидия написала слово «кот, лишь когда я показала ей картинку. Мирон тоже прочел, но только когда я очень его попросила и с видом презрительного равнодушия. Ирена заявила, что мы тратим время впустую, поскольку читать им все равно неинтересно.

Потом мы сделали воздушного змея и пускали его, что понравилось всем. Но скоро змей сломался, и дети приуныли. Я пообещала сделать им нового, но сначала надо научиться читать. Мирон в ответ проворчал нечто презрительное – это был первый звук, который я от него слышала. Когда Ирена вернулась с работы, я предложила Лидии почитать для мамы, но она быстро занялась другими делами. Тогда Ирена и сказала, что я зря трачу время. И добавила, что поскольку завтра воскресенье и мадам уйдет по собственным делам, Ирена сама будет с детьми весь день, станет их купать, готовить воскресный обед и так далее. Словом, чтобы завтра я к ним не приходила.

– Купать? – изумился Оливано – Воскресный обед?! Неслыханная программа! – Он потер подбородок. – Так, в гости она никого не ждет, с ней никто не общается… Значит, она не хочет, чтобы вы были рядом и очень не хочет.

– Я вообще ей ни в чем не верю, более того, я теперь сомневаюсь, что она их родная мать. По крайней мере, ни один из них на нее не похож.

– Интересная мысль. Кстати говоря, может быть, она и наиболее истинна. – Оливано снова потер подбородок. – Надо будет взять у детей кровь на генетическое исследование. Впрочем, это мало что даст, их болезнь все равно останется загадкой – еще одной загадкой из многих. Вы звоните из отеля?

– Да.

– Я перезвоню вам через несколько минут.

Экран погас. Уэйнесс подошла к окну и посмотрела на площадь. В этот субботний вечер все жители Помбареалеса, от высших классов до низших, надели свои лучшие наряды и вышли на променад. Для молодых людей мода предписывала черные узкие брюки полосатые рубашки необыкновенных расцветок, например, лилово-серые, бирюзовые, песочные, да еще и с жилетами, зеркально повторяющими полосы рубашек. Наиболее модные щеголяли в низко сидящих черных шляпах с широкими полями, лихо заломленными набок. Девушки носили длинные платья с короткими рукавами и вставляли цветы в прическу. Откуда-то доносилась веселая музыка, и все вокруг представляло собой настоящий большой карнавал.

Раздался телефонный звонок, и на экране появилось чем-то опечаленное лицо Оливано.

– Я говорил с Иреной, но ничего убедительного по поводу нежелания видеть вас завтра она мне, конечно, не сказала. Я попытался объяснить, что время у вас ограничено, а мне нужно, чтобы вы побыли с детьми как можно дольше. В конце концов, она нехотя согласилась, так что завтра идите туда, как обычно.

Утром Уэйнесс пришла в Каса Лукаста в обычное время. Дверь открыла Ирена.

– Доброе утро, мадам Портилс!

– Доброе, – ледяным тоном ответила хозяйка. – Дети еще спят, они плохо себя чувствуют.

– Это нехорошо. Как вы думаете, что с ними?

– Вероятно, съели что-нибудь не то. Вы ведь угощали их вчера пирожными или конфетами?

– Я принесла им по кокосовому пирожному, и ела вместе с ними. Однако, я в полном порядке.

Ирена кивнула.

– А вот они слегли и сегодня не встанут, я уверена. И хлопот с ними не оберешься.

– Могу я посмотреть на них?

– Не вижу в этом смысла. Они все равно не встанут. Ночь прошла нехорошо, и теперь они спят.

– Ясно.

Ирена отступила в коридор.

– Доктор Оливано сказал, что ваше время здесь ограничено. Когда же именно вы отсюда уйдете?

– Это еще не решено точно, – вежливо ответила Уэйнесс. – Все зависит от успехов в моей работе.

– Но ведь это так утомительно для вас. Я уверена. Ну, что ж, больше вас не задерживаю. Завтра, я думаю, они будут уже в порядке, и вы сможете снова заняться вашей… работой.

Дверь закрылась. Уэйнесс медленно побрела обратно в отель.

Полчаса она посидела внизу в холле, расстроенная, обескураженная и полная желания позвонить снова Оливано. Но последнего она все же не хотела делать по многим причинам. Во-первых, было воскресное утро, и доктор вряд ли хотел, чтобы его беспокоили. Во-вторых… были и другие причины.

Но, несмотря ни на какие свои расчеты и соображения, Уэйнесс все же позвонила, и услышала в ответ бесстрастный голос автоответчика, что дома никого нет. С облегчением и одновременно с горечью, девушка вздохнула, и в сердце у нее вспыхнул новый приступ злости к Ирене.

В понедельник вечером девушка опять позвонила Оливано и рассказала о своем посещении Каса Лукаста в день воскресный.

– Сегодня утром, отправляясь туда, я ожидала всего чего угодно. Но только не того, что предстало моему взору! Дети оказались совершенно здоровыми, одетыми и уже завтракали, хотя при этом находились в какой-то полной прострации и едва на меня смотрели. Ирена наблюдала за мной из кухни, и я сделала вид, что не заметила ничего необычного, просто села с ними рядом и ждала, пока они доедали. Обычно сразу после завтрака они рвутся на улицу, но сегодня почему-то продолжали сидеть совершенно безучастными ко всему.

Наконец, мы все-таки вышли. Я заговорила с Лидией, но девочка едва на меня посмотрела, а Мирон сели на край песочницы и стал ковырять в нем палочкой. Короче, за один день они потеряли все, чего мне удалось добиться за неделю, и даже больше. Я вообще перестала их понимать.

Придя домой, Ирена все ждала, что я начну разговор, но я сказала только, что на детей, видимо, дурно действует погода. Она согласилась и сказала, что на это вообще нечего обращать внимания. Таковы мои новости.

– Дьявольщина! – пробормотал Оливано. – Надо было еще вчера позвонить мне!

– Я звонила, но вас не было дома.

– Разумеется, поскольку я был в институте! А Сафи с учениками. Черт!

– Простите, но я думала, что обеспокою вас, а ведь было воскресенье.

– Вы обеспокоили меня гораздо больше сегодня. Однако, у нас есть достижения, хотя еще и неизвестно толком какие. – Оливано задумался. – В среду я навещу их, как обычно. Вы продолжайте, как ни в чем не бывало, и позвоните завтра вечером, если будет что-нибудь важное. Впрочем, позвоните в любом случае.

– Как вы считаете нужным.

Вторник прошел спокойно, дети в этот день вели себя чуть поживее, но все еще оставались очень подавленными.

Днем стало прохладно, тучи закрыли солнце, и с гор подул пронизывающий ветер. Дети сидели на диване в гостиной, Лидия вертела в руках старую куклу, а Мирон – какую-то веревочку. Клара ушла в подвал отнести грязное белье, и ее явно не должно было быть минут пять, не меньше. Уэйнесс встала и на цыпочках стала подниматься наверх. Дверь в комнату Ирены оказалась закрытой, но не ключ, и, толкнув ее, девушка с замиранием сердца зашла в комнату. Юная разведчица увидела безликую мебель: кровать, шкаф, стол. Уэйнесс бросилась к последнему, выдвинула ящики, изучила их содержимое, но очень быстро, на скорую руку. Время летело слишком быстро. Напряжение нарастало с каждой секундой, руки у девушки дрожали. С шипением разочарования, она задвинула ящики и вернулась обратно. Мирон и Лидия равнодушно смотрели на нее, но что при этом происходило в их сознании, сказать было невозможно. Может быть, она была для них только ярким цветным пятном. Уэйнесс упала на диван и взяла букварь; сердце ее колотилось отчаянно, колени заметно тряслись. Итак, она пробралась на запретную территорию – и снова впустую!

Через пятнадцать секунд в комнату вернулась Клара, подозрительно оглядела все и всех и вышла. Уэйнесс сделала вид, что не обратила на старуху внимания. Слышала ли она что-нибудь? Почувствовала ли? Неизвестно. Зато теперь стало ясно одно: никакие поиски в этом доме невозможны, пока Клара тут.

Вечером Уэйнесс позвонила Оливано домой и рассказала, что оба ребенка по-прежнему совершенно апатичны, хотя уже и стали чуть-чуть поживее.

– То, что произошло с ними в воскресенье, постепенно отходит. Но очень медленно.

– Посмотрим, что будет завтра.

IX

Утром в среду Оливано позвонил в Каса Лукаста и, как обычно, в одиннадцать прибыл туда сам. Уэйнесс с детьми в этот момент находилась во дворе; они лепили из глины нечто, смутно напоминавшее животных, взяв за образец картинки в книге, раскрытой прямо тут же в песочнице.

Оливано подошел поближе, дети посмотрели на него отсутствующим взглядом и продолжили заниматься своим делом. Лидия, как выяснилось, лепила лошадь, а Мирон – черную пантеру. Оливано подумал, что животные у них получаются вполне похожими, разве что выполненными без особого изящества.

– Как видите, Мирон и Лидия трудятся в поте лица, – после обычного приветствия сообщила ему Уэйнесс. – Мне кажется, они чувствуют себя немного получше. Я правильно говорю, Лида?

Девочка оторвала глаза от глины, и на лице ее показалась тень улыбки. Затем она снова склонилась к своей лошади.

– Я могу задать тот же вопрос и Мирону, но он слишком поглощен работой, чтобы ответить. Однако и ему заметно лучше.

– У них получается весьма неплохо, – заметил Оливано.

– Да. Но не так, как могло бы. На самом деле они пока лишь просто мнут глину и катают ее по столу. Но потом, когда они совсем оправятся, мы попробуем сделать вещи поинтересней. Кстати, оба решительно настроены не впадать больше в то ужасное состояние. – Уэйнес тяжело вздохнула. – У меня такое чувство, что своими приходами я даю им подышать через кислородную маску…

– Хм, – невольно улыбнулся Оливано. – Я этим занимаюсь по десять раз в день. А эти двое – уж совсем оранжерейные цветы. – Доктор бросил быстрый взгляд в сторону дома. – Как я полагаю, Ирена здесь?

Девушка кивнула.

– Да, она дома. А если еще точнее, она постоянно наблюдает за нами из окна.

– Ничего. Сейчас мы подогреем ее интерес еще больше. – И он вытащил из саквояжа пару прозрачных небольших конвертов, после чего срезал локон у Лидии, потом прядь сзади у Мирона, разложил волосы по конвертам и приклеив к каждому сопроводительную записку.

– Зачем вы уродуете этих несчастных? – удивилась Уэйнесс.

– Я их не уродую, я делаю необходимое для науки.

– Мне всегда казалось, что эти вещи значительно отличаются друг от друга.

– Это как раз тот случай. Волосы растут, вбирая в себя все вещества, находящиеся в крови, это своеобразные стратиграфические записи. Я проведу анализ и…

– И думаете, что обнаружите…

– Не обязательно. Некоторые виды субстанций не поглощаются волосами или просто не оставляют следов. Но попытаться все же стоит. – Доктор снова посмотрел на дом, где от окна метнулась быстрая тень, словно Ирена не хотела, чтобы они увидели ее подсматривающей.

– Ну, что ж, пришло время поговорить и с ней, – вздохнул Оливано.

– Мне тоже?

– Думаю, что вдвоем будет лучше.

Они подошли к дверям, и после некоторой заминки дверь открылась.

– Ну, что вам надо? – грубо спросила Ирена.

– Может быть, сначала мы войдем?

Ирена повернулась и молча прошла в гостиную, где не села, а демонстративно осталась стоять. – Зачем вы отрезали волосы у детей?

Оливано объяснил зачем, и это не понравилось женщине еще больше.

– И вы считаете, что это столь необходимо?

– Не могу сказать, пока не увижу результаты анализов.

– Много в них толку!

Оливано рассмеялся, но строго сказал:

– Если я и получу какую-нибудь информацию, вы узнаете о ней первой. Но теперь я хочу поговорить с вами о другом, о непосредственной гигиене. Вы, конечно, скорее всего, еще не знаете о вирусе ХАХ-29, обнаруженном в Помбареалесе на прошлой неделе. Он не столь опасен, сколь неприятен, если не принимать соответствующих мер. Есть ли у вас вирус – можно без труда определить с помощью элементарного анализа крови. И если позволите… – Оливано вынул инструменты. – Не бойтесь, вы ничего не почувствуете. – И не успела Ирена ничего возразить, как доктор мгновенно приложил инструмент к ее голому предплечью. – Отлично, результаты я сообщу вам завтра же. А до этого тоже не стоит особо беспокоиться, поскольку опасность заражения не очень велика. Впрочем, лучше знать правду, чем беспокоиться понапрасну.

Ирена стояла, задумчиво потирая руку. Черные глаза так и сверкали на ее изможденном лице.

– Ну, на сегодня, я думаю, все, – миролюбиво закончил Оливано. – Марин я уже дал свои инструкции, которые, впрочем, не отличаются новизной.

– И что ей за удовольствие возиться с детьми целый день! – пробурчала Ирена.

– Что вы! Это просто необходимо! Она не позволяет им впадать в нехорошие состояния и погружаться в вымышленные миры. У них, кажется, был на днях какой-то рецидив, но теперь они снова выправляются, и я должен особо следить, чтобы подобные случаи повторялись как можно реже.

Ирена промолчала, и Оливано уехал.

Прошла еще неделя, и вечером в пятницу Оливано сам позвонил Уэйнесс в отель.

– Каковы наши новости?

– Пока никаких, если не считать того, что дети практически полностью восстановились. Лидия снова разговаривает, а Мирон подает свои неразгаданные сигналы. Оба читают, Лидия долго и внимательно, Мирон – бегло.

– Но таких успехов мы уже достигали.

– Здесь есть и еще нечто, и притом весьма интересное. Мы недавно пошли прогуляться в пампасы, и девочка нашла хорошенький белый камушек. Сегодня же утром он пропал, и она никак не могла найти его, поскольку я случайно положила его в коробку для шитья. Девочка искала повсюду и, наконец, сказала Мирону: «Помнишь мой белый камень? – искать!» И Мирон стал сначала ходить кругами, а потом подошел прямо к коробке и вернул сестре камень. Она, кажется, ничуть не удивилась. Тогда я спросила: «А откуда Мирон знал, что камешек именно там?» Лида в ответ только пожала плечами и стала рассматривать картинки.

Потом, когда они ушли перекусить, я нарочно спрятала красный карандаш Мирона в углу песочницы. Вернувшись, он хотел начать рисовать, обнаружил пропажу и направился прямо к песочнице, где и нашел карандаш. После этого он посмотрел на меня весьма странно – там были и удивление, и непонимание, и вопрос, а не сошла ли я с ума? Я едва удержалась от смеха. Итак, оказалось, что загадочный Мирон, который и так делает много необъяснимых вещей, еще и ясновидящий.

– Такие вещи описываются в соответствующей литературе, но нечасто, – задумчиво ответил Оливано. – Они достигают своего максимума в пубертатном возрасте, потом постепенно уходят. – Тут доктор немного помолчал. – Но я не хочу ввязываться еще и в это, и попросил бы вас тоже пока оставить ваше открытие при себе. Не надо делать мальчика еще большим уродом, чем он есть.

Но Уэйнесс не могла оставить столь холодное и бесстрастное замечание Оливано без ответа.

– Мирон не урод! – Несмотря на все его странности и попытки казаться важным, он нежный, сообразительный и чудесный мальчик! – почти выкрикнула она.

– Ну вот, теперь ясно, кто кого обвел вокруг пальца, – вздохнул Оливано.

– Увы, боюсь, что это и в самом деле так.

– Тогда вам, должно быть, будет небезынтересно узнать, что Мирон и Лидия – двойняшки, и Ирена им никакая не мать. У них нет ни единого совпадающего гена.

– Именно так я и предполагала, – спокойно ответила девушка. – А что сказали вам волосы?

– Результатов еще пока нет, но к среде будут обязательно. Не знаю, насколько я обманул Ирену с вирусом, но игру надо довести до конца и сообщить, что она в безопасности. Я также скажу ей, что в воскресенье вы нужны мне самому, но если у детей снова будут заметны признаки болезни – неважно, какой – надо будет срочно вызвать меня, поскольку я совершенно не заинтересован в том, чтобы всякие там тривиальные болезни откидывали детей назад в психологическом смысле.

Однако ближайший уикэнд прошел спокойно, и в среду Оливано, как обычно, приехал в Каса Лукаста. День стоял ветреный, и солнце едва просачивалось сквозь тяжелые плотные тучи. С Анд надвигалась буря. Но, несмотря на погоду, Уэйнесс с детьми по-прежнему занималась во дворе. На сей раз брат и сестра сидели рядом, листая книгу с картинками, изображавшими всяких диких животных, как земных, так и живущих в других мирах.

– Всем доброе утро! – поздоровался Оливано. – Чем мы заняты сегодня?

– Изучаем миры, от вершин до глубин, – ответила Уэйнесс. – То есть рассматриваем картинки и разговариваем. Лидия еще немного читает, а Мирон рисует неплохие картинки, если, конечно, в настроении.

– Мирон может делать все, – вдруг заявила Лидия.

– Не сомневаюсь, – тут же согласился Оливано. – И ты сама очень умная девочка.

– Да, Лида стала читать очень хорошо, – подтвердила Уэйнесс и указала на одну из картинок. – Что это за животное, Лида?

– Это лев.

– А как ты узнала?

Лидия бросила на взрослых недоумевающий взгляд. – Там же буквами написано ЛЕВ.

Тогда Уэйнес перевернула страницу, закрыла картинку рукой и спросила:

– А здесь кто?

– Не знаю. Буквы говорят ТИГР, но я не могу знать, что там такое на самом деле, пока не увижу картинки.

– Она говорит совершенно правильно! – воскликнула Уэйнесс. – В книге действительно иногда бывает путаница, но здесь написано тигр и нарисован тоже тигр!

– А Мирон? Он тоже читает? – уточнил Оливано.

– Конечно, читает, даже лучше, чем мы порой. Мирон, будь хорошим мальчиком, и прочитай что-нибудь.

Мальчик наклонил голову, поглядел на всех и промолчал.

– Ну, тогда покажи мне животное, которое тебе нравится больше всего.

Поначалу мальчик проигнорировал и эту просьбу, но потом резко повернулся и, пролистав книгу, показал на изображение оленя с горами на заднем фоне.

– О, это воистину прекрасное животное, – подхватил Оливано, а Уэйнесс обняла мальчика за худенькие плечи и прижала к себе.

– Ты умница, Мирон!

В ответ мальчик тихонько поднял вверх уголки рта, как собака.

Лидия тоже посмотрела на картинку.

– Это ОЛЕНЬ.

– Правильно. А что ты еще можешь прочесть?

– Все, что захочу.

– Правда?

Девочка открыла книгу и прочла:

– Родни – плохой мальчик.

– Прекрасно, – одобрила Уэйнесс. – А теперь прочитай сам рассказ.

Девочка склонилась над книгой и прочла:

«Жил-был один мальчик. Звали его Родни. И была у него дурная привычка – он любил черкать в книжках с картинками. Однажды он начиркал много глупых черных линий прямо на морде саблезубого тигра. И это оказалось большой ошибкой, ведь хозяйкой книги являлась фея. Фея сказала: „Какая дурная шутка, Родни. За это у тебя будут такие же страшные зубы, как у бедного тигра, которого ты изуродовал!“ И внезапно изо рта мальчика выросли два страшных тяжелых клыка да таких длинных, что они даже упирались ему в грудь. Папа и мама мальчика расстроились, но зубной врач сказал, что зубы здоровые, кариеса в них нет, и брэкет-систему ставить на них нет смысла. Теперь самым тяжелым наказанием для Родни стало чистить зубы и вытирать их после еды салфеткой».

Девочка отложила книгу.

– Больше не хочу это читать.

– Хорошая история. Наверное, Родни больше никогда не будет пачкать книги, – подытожила Уэйнесс.

Лидия кивнула и углубилась в книгу с картинками.

– Я просто удивлен, – обратился к девушке Оливано. – Что вы с ними сделали?

– Ничего. В них уже все и так есть. Я просто даю возможность выйти наружу всему, что в них заложено, и все время обнимаю их, и целую, и это им, по-моему, очень нравится.

– Разумеется. Кому же такое не понравится?

– Они, должно быть, давно знали, как читать. Мирон, ведь, правда, ты давно умел читать, только держал это в секрете?

Мальчик оторвался от рисования, и поглядел на девушку краем глаза.

– Ну, если не хочешь говорить, то просто нарисуй что-нибудь на этом красивом листе. – Она пододвинула к нему лист гладкой зеленой бумаги.

И снова мальчик бросил на нее беглый и быстрый взгляд, схватил карандаш и написал: «До этого мы никогда не читали. Но это проще, чем играть в шахматы. Впрочем, в книгах есть много слов, которых я не знаю».

– Эта беда поправимая. А теперь покажи доктору, как хорошо ты рисуешь.

Мирон начал рисовать, правда, без всякого энтузиазма, сначала карандашом, потом фломастерами. На одном листе быстро появился огромный олень с ветвистыми рогами. Олень стоял на фоне пейзажа, напоминавшего тот, что был на картинке, но очень отличавшегося от него в деталях. В целом рисунок оказался даже талантливым и цвета в нем – гораздо ярче, чем в книге.

– Это удивительно! – счастливо рассмеялся Оливано. – Я салютую тебе, Мирон!

– Я тоже могу рисовать, – вмешалась Лидия.

– Конечно, можешь, – подхватила Уэйнесс. – Ты тоже прелесть! – В этот момент Уэйнесс оглянулась и увидела, что Ирена так и пожирает их из окна глазами. – За нами смотрят, – шепнула девушка Оливано.

– Я заметил. И очень хорошо, надо…

– Я не хочу больше никаких лекарств, – вдруг понурилась Лидия.

– Каких лекарств? – встревожился Оливано.

Девочка туманным взором посмотрела в сторону гор.

– Иногда, когда ветер, мне хочется бежать, и тогда они дают нам лекарства, так что вокруг становится темно, и не поднять ни руки, ни ноги.

– Я прослежу, чтобы вам больше не давали никаких лекарств. Но и ты не должна убегать, когда поднимается ветер.

– Тучи летят по ветру, и птицы летят. Летят семена, и ковыль летит, и все кувыркается и парит.

– Лидии кажется, что она тоже может полететь вместе с птицами и тучами, – пояснила Уэйнесс.

Но девочке это объяснение показалось глупым.

– Да нет же, что ты, Марин! Ты глупая совсем!

– Тогда почему тебе хочется убежать?

Девочка с трудом подбирала слова.

– Потому что ветер…. И, я знаю, что все начинается… Потом я слышу далекие-далекие голоса, они зовут меня, они говорят: «Лида говори громко и ясно… Уиру! Уиру! Ты здесь? Уиру!» Так они зовут меня, откуда-то с гор, и мне становится страшно, и я бегу, бегу, бегу в темноту…

– А ты знаешь, кто тебя зовет? – осторожно спросила Уэйнесс.

– Наверное, это старик с желтыми глазами, – несколько сомневаясь, ответила девочка.

– А Мирон тоже слышит голоса?

– Мирон начинает сердиться.

– Бегать по ночам – привычка скверная, и надо от нее избавляться, – нравоучительно сказал Оливано. – Темной ночью и еще при сильном холодном ветре ты непременно потеряешься, упадешь в пропасть, разобьешься и умрешь. И тогда не будет больше девочки Лиды, и люди, которые тебя любят, очень расстроятся.

– Я тоже расстроюсь.

– Вот именно. И поэтому ты перестанешь бегать, правда?

– Но если они зовут меня! – обеспокоилась девочка.

– Но ведь я не бегаю каждый раз, когда кто-то меня зовет! – пришла ей на помощь Уэйнесс.

– И Марин совершенно правильно делает, – подтвердил Оливано. – Ты тоже должна поступать так же.

Лидия медленно кивнула, словно соглашаясь еще подумать над этим вопросом.

Оливано обернулся к Уэйнесс.

– Теперь пора поговорить с Иреной. Сегодня разговор у нас будет серьезный.

– Из-за волос?

Оливано кивнул.

– Мне пришлось много подумать, прежде чем принять это решение. Словом, оно далось мне нелегко.

– Что за решение? – заволновалась девушка.

– Я еще не пришел к окончательному выводу – жду последних результатов. – Оливано последовал прямо к дому, где Ирена молча открыла им двери.

– Счастлив подтвердить, что угроза вируса для вас миновала, – самым официальным тоном начал Оливано. – ваша кровь чиста.

Ирена восприняла эту новость лишь сухим кивком.

– Простите, я очень занята, и если вам больше нечего сказать, то…

– К сожалению, мне есть, что сказать. Есть. И немало. Нам с вами надо обсудить много важных вопросов сегодня. Может быть, разрешите присесть?

Ирена молча развернулась и пошла в гостиную, где снова осталась демонстративно стоять, но Оливано с Уэйнесс сели на диван.

– Что касается детей, то я должен признать прогресс просто феноменальным, – с осторожностью подбирая слова, начал доктор. – Трудно давать какие-либо прогнозы, но теперь уже ясно, что дети полюбили Марин, отвечают ей, и она смогла сломать их отчужденность.

– Это, конечно, замечательно, но я хочу сказать, что в результате дети постоянно перевозбуждены, – сквозь зубы процедила Ирена.

– Вы абсолютно не правы, – холодно остановил ее Оливано. – Лида и Мирон высокоорганизованные личности, изо всех сил стремящиеся возвратиться к нормальному состоянию. Теперь это ясно, и в большей степени именно благодаря Марин. По-моему, проблема теперь в другом.

Ирена бросила на девушку презрительный взгляд.

– И в чем же теперь, по-вашему, проблема? Дети жили себе и жили, тихо и счастливо, пока не появилась эта студентка. И пошло! Они стали возбудимыми, странными, непослушными…

– Это так, но этим они пытаются проявить свои экстраординарные возможности, которые не укладываются в понятия нормы. Через несколько лет эти способности станут проявляться менее драматически, а потом и вовсе исчезнет напряженность, что совершенно нормально. Но сейчас стремление выказать себя у них прорывается на волю настолько сильно, что мы непременно должны всячески помогать им в этом. Вы со мной согласны?

– Да, но с большими оговорками.

Оливано при слове «оговорка» махнул рукой.

– На прошлой неделе я взял у детей образцы волос, и они дали мне информацию, которой я, простите меня, даже не сразу поверил. Давали вы детям какие-нибудь лекарства или нет?

Глаза Ирены превратились в щелки, и некоторое время она молчала.

– Давно. – И тут же попыталась сменить тон. – И откуда вы это взяли? Из волос, что ли?

Оливано медленно наклонил голову.

– Волосы обоих детей показывают следы приема лекарств, причем, с недельным интервалом. И следы говорят не об органических субстанциях, не об их смесях, но… И теперь я спрашиваю вас. Скажите откровенно: что вы давали детям?

– Только их обычный тоник, который позволяет им держаться в форме, например, как сегодня, – беспечно ответила Ирена.

– Почему вы ничего и никогда не говорили мне об этом так называемом «тонике»?

Ирена пожала плечами.

– А зачем? Доктор, который его прописал, объяснил мне, что он укрепляет нервы и успокаивает – вот и все. Что тут странного?

– Могу я посмотреть на ваш «тоник»?

– Он кончился, – спокойно ответила Ирена. – Я использовала все и недавно выкинула бутылку.