Текст книги ""Военные приключения-2". Компиляция. Книги 1-18 (СИ)"
Автор книги: Аркадий Вайнер
Соавторы: Аркадий Адамов,Владимир Востоков,Вадим Кожевников,Александр Лукин,Алексей Азаров,Эдуард Володарский,Егор Иванов,Иван Головченко,Владимир Волосков,Валерий Барабашов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 46 (всего у книги 357 страниц)
Когда Спирин задержался на углу, пережидая поток машин, ринувшихся в этот момент через площадь со стороны бульвара, Саша Лобанов и его спутница вышли из кондитерского магазина и, перейдя улицу, очутились рядом со Спириным. К ним поодиночке начали подтягиваться и другие сотрудники: приближался решающий момент операции.
Пользуясь минутной остановкой, Воронцов зашел в пустой подъезд соседнего дома и, выпустив из–под пальто короткую антенну, связался с машиной–такси, в это время медленно двигавшейся мимо ресторана «Астория».
Через минуту постовой перекрыл светофор, и поток машин и пешеходов полился через площадь уже со стороны улицы Горького.
Спирин, не торопясь, тоже пересек мостовую и поравнялся со сквером. Всю дорогу он шел, держась не правой, а левой стороны тротуара. Такая уж у него была привычка: он предпочитал встречаться с глазами прохожих, чем видеть их спины и подставлять свою под взгляды идущих сзади.
Вот и сейчас, проходя мимо памятника Пушкину, он держался самого края тротуара, не вынимая правой руки из кармана и по привычке ловя на себе встречные взгляды прохожих.
Внезапно где–то совсем рядом с ним раздался удивленный девичий возглас:
– Смотрите, смотрите! Что это они делают?
Спирин, приостановившись, невольно оглянулся и увидел, как двое парней вскарабкались на постамент памятника и старались положить букетик мимоз к самым ногам бронзового изваяния поэта.
В этот момент серая «Победа» на полном ходу пересекла площадь и затормозила около тротуара, как раз в том месте, где стоял Спирин. Задняя дверца ее мгновенно открылась, и Спирин вдруг почувствовал, как чьи–то крепкие руки схватили его с двух сторон, а правая рука его, вывернутая точным приемом, вылетела из кармана. Секунда – и он, чуть не лишившись чувств от нестерпимой боли в плечах, был втиснут в машину. Взревел на полных оборотах мотор, и «Победа», сорвавшись с места, устремилась вперед на желтый глаз светофора.
Все произошло так быстро, что прохожие, стоявшие рядом со Спириным, могли только заметить, что человеку неожиданно подали машину и он, довольно, правда, неуклюже, влез в нее с помощью двух приятелей. И никто, конечно, не мог подумать, что у этого человека в тот момент буквально трещали кости.
И уж тем более никто из прохожих не мог себе и представить, что в то время среди них находились люди, которые должны были в случае какой–нибудь заминки своей грудью прикрыть их от возможного выстрела, и что среди этих людей была и та самая синеглазая девушка в меховой шубке, которая своим возгласом подала сигнал к началу опасной операции и отвлекла на миг внимание преступника.
Девушку эту звали Нина Афанасьева, и ей только совсем недавно было присвоено звание младшего лейтенанта милиции.
Когда оглушенный Спирин наконец пришел в себя, машина уже подъезжала к узорчатым воротам в узеньком переулке близ Петровки.
А еще через пять минут Гаранин и Коршунов, оба возбужденные и усталые, входили в кабинет Зотова.
– Порядок, Иван Васильевич, – доложил Гаранин. – Спирин взят.
Зотов грузно поднялся из–за стола и молча по очереди обнял обоих. Сейчас даже он не мог скрыть волнения, в котором провел все это утро.
– Он не будет отвечать ни на один вопрос, ручаюсь! – убежденно сказал на следующий день Сергей Гаранину.
– Да, – покачал головой Костя. – Трудно с ним будет. Но в конце концов, конечно, припрем уликами. Все–таки и его следы там были, и машина его, и пуля, которой убит Климашин, из его пистолета.
– Все равно он говорить ничего не будет, – настаивал Сергей. – И Горюнов сейчас не будет. А нам надо кое–что уточнить. Например, почему они с Горюновым скрылись, как раз когда мы начали работу? Точно кто–то их предупредил. Или из–за чего все–таки они убили Климашина, вернее, Спирин убил?
– Ну, хорошо, – с легкой досадой в голосе произнес Костя. – Что ты предлагаешь? Спирин, по–твоему, говорить не будет. Горюнов не будет. Что же делать?
Сергей озабоченно вздохнул.
– Вот я всю ночь и не спал. Все думал: что делать?
– Это ты еще со вчерашнего вечера стал задумываться, – усмехнулся Костя. – Вчера, как от вас ушли, Катя мне по дороге и говорит: «Что это с Сергеем? Все где–то мыслями витает». Не мог же я ей сказать, что ты мыслями в тюрьме витаешь! И Лена тебя за дело пилила.
– При чем тут Лена? – досадливо отмахнулся Сергей. – Что она понимает?
– А ей и понимать нечего. Ей хочется, чтобы муж хоть раз в неделю о ней думал, а не о делах.
Лицо Сергея помрачнело.
– Ну, об этом я тебе как–нибудь особо скажу, что ей хочется.
– Не дури, – строго произнес Костя. – Лучше скажи, что у тебя в результате ночных раздумий появилось.
– Появилось что? – Сергей загадочно усмехнулся. – План один появился.
– Ну и выкладывай.
– Пожалуйста. Для начала учтем психологию и нервы преступников, – важно начал Сергей.
Костя рассмеялся.
– Ты что, под комиссара работаешь?
– Верно, – не выдержал и тоже засмеялся Сергей. – Учусь.
– Ну–ну, интересно!
– Так вот, – с увлечением продолжал Сергей, – сначала обрати внимание на Спирина. Мрачный, неразговорчивый, упрямый и властный человек. Верно? Эти его качества – мой первый козырь. Теперь Горюнов. Это птенец. Ты сам видел: он нервный, легко возбудимый, очень недоверчивый ко всем. Сейчас он в полном смятении, не знает, что думать, на что решиться. Вот это мой второй козырь.
– Что–то не пойму, куда ты клонишь, – заметил Костя. – Очную ставку хочешь сделать, что ли?
– Какая там очная ставка! План вот какой.
Сергей продолжал говорить с прежней горячностью. Когда он кончил. Костя удивленно посмотрел на него и недоверчиво спросил:
– А ты, брат, не того? Не рехнулся? Это же – нарушение всех правил.
– Не беда. Важен результат.
– А ты в нем уверен? Я лично не очень.
– А я почти уверен.
– Вот видишь, «почти».
– Да ведь без риска нельзя. Это же и комиссар говорил, помнишь? План, говорит, рискованный.
– Но он еще сказал, что другого выхода нет. А здесь, может, и есть.
– «Может»! А может, и нет?
– Ну, знаешь что? – решил наконец Костя. – Пошли к Зотову. Как он скажет.
Зотов внимательно выслушал обоих, потом долго молчал, перекладывая карандаши на столе.
– М–да. Признаться, мне это дело нравится. Но давайте подойдем с другой стороны. Что будет, если твой план не удастся? – обернулся он к Сергею.
– Да ничего не будет, – поспешно ответил тот. – Просто следствие тогда пойдет обычным путем. Спирин так и не узнает, чем мы располагаем.
Зотов снова помолчал, затем снял трубку и позвонил Силантьеву.
К концу дня вопрос был окончательно решен, и Коршунов приступил к реализации своего необычного плана.
В тот же вечер Сергей вызвал Горюнова. Допрос был коротким. Сергей на этот раз держался сухо и официально.
– Значит, отказываетесь давать показания насчет убийства Климашина? – спросил он. – Как знаете. Только имейте в виду: Спирин арестован, и он не так глуп, чтобы вести себя, как вы. Да еще при таких уликах. Смотрите не прогадайте. Ведь суд всегда учитывает чистосердечное раскаяние и первые признания. А вы можете с этим опоздать.
Горюнов нервно закусил губу, но продолжал молчать. Его увели.
Проходя в сопровождении конвоя по двору Управления милиции. Горюнов лихорадочно старался собраться с мыслями, понять, почему Коршунов вел себя сегодня так необычно. Спирина взяли! Неужели он все расскажет? Что тогда будет? Нет, этого не может быть. А почему? Ведь он и сам давно бы все рассказал, если бы не боялся Спирина. А тому кого бояться? Его, Горюнова? Уж кого–кого, а его–то Спирин не боится. И вообще в таком деле своя рубашка ближе к телу. А может, Коршунов врет, что Спирина взяли? Разве его возьмешь, да еще с пистолетом? Конечно, врет! И все–таки зачем, ну, зачем он только пошел на это дело? Вот теперь–то уже кончена его жизнь, все кончено, по–настоящему…
Когда вошли в здание тюрьмы, дежурный спросил у конвойного:
– Этот из пятнадцатой камеры?
– Так точно.
– Ведите в другую. В пятнадцатой дезинфекцию начали. Ну, в седьмую, что ли…
Занятый своими мыслями, Горюнов не обратил внимания на этот короткий разговор. Да и не все ли равно, куда его поведут?
В небольшой полутемной, очень чистой камере находился еще один арестованный.
Когда ввели Горюнова, он спал, укрывшись с головой одеялом, но при звуке открываемой двери приподнялся.
Ни на кого не глядя, Горюнов прошел к свободной койке и, повалившись на нее, уткнулся лицом в подушку.
Неожиданно над ним раздался чей–то голос:
– Колясь, ты?
Горюнов повернулся и от изумления в первый момент не мог произнести ни слова. Перед ним стоял Спирин.
– Вот это фартово! – продолжал тот. – Перепутали и сунули тебя сюда. Теперь живем!
Но в голосе его не чувствовалось никакой радости, говорил он снисходительно и насмешливо.
Горюнов наконец пришел в себя.
– Здорово! Вот здорово! – захлебываясь, прошептал он. – Что теперь делать будем?
– Меня слушай. Уж я теперь выскочу. Ну, и ты со мной, конечно. Давно замели?
– Неделю как сижу. Ничего им не рассказывал.
– Так. Теперь о чем будут спрашивать, все мне передавай. Понял?
– Ага. А ты мне. Ладно?
– Известное дело. Я уж тебя научу, что им лепить. Держись за меня.
Они еще долго шептались в темноте.
Спирин устроился на кровати основательно, как дома, и через минуту уже спал каменным сном. Горюнов же долго не мог заснуть. Его трясло, как в лихорадке; мысли скакали в голове, теснили друг друга; надежда боролась со страхом, иногда его вдруг охватывало отчаяние и острая, нестерпимая жалость к самому себе.
Он и сам не подозревал, как разбередил ему душу Коршунов.
На следующее утро, сразу после завтрака, Спирин был вызван на допрос.
Когда его ввели в кабинет, Коршунов был один. Он молча кивнул Спирину на стул. Тот сел. Коршунов равнодушным тоном задал ему обычные вопросы, касающиеся биографии, потом отодвинул в сторону бланк допроса и снова занялся своими делами: читал бумаги, делал пометки, говорил по телефону; к нему заходили сотрудники, шептались о чем–то, уходили. Спирин все сидел. Он терялся в догадках. Время шло, а допрос не продолжался. Коршунов как будто забыл о присутствии арестованного.
Наконец подошло время обеда. Только тогда Коршунов подписал полупустой бланк, дал его подписать Спирину и, вызвав конвой, отправил арестованного обратно в тюрьму.
Когда тот появился в камере, Горюнов, полный нетерпения и тревоги, бросился к нему.
– Ну, что говорили? Почему так долго?
– Ничего не говорили, – хмуро ответил Спирин, принимаясь за еду.
– Как так? Четыре часа там сидел и ничего не говорили?
– А вот так.
Не успел кончиться обед, как Спирина снова вызвали на допрос.
И опять повторилось то же самое: он сидел посреди кабинета, а Коршунов, задав два–три совершенно не относящихся к делу вопроса и записав ответы, снова занимался своими делами.
Спирин наконец не выдержал.
– Зачем вызывали? – резко спросил он. – Чего вам от меня надо?
Коршунов поднял голову, внимательно посмотрел на него и, не отвечая ни слова, снова углубился в бумаги.
В кабинет вошел Лобанов и прошептал Сергею на ухо:
– Был. Горюнов места себе не находит.
Сергей удовлетворенно кивнул головой.
Так прошло время до ужина, и Спирин был опять отправлен в тюрьму.
В камере ждал его Горюнов, необычайно взволнованный, полный тревоги и подозрений.
– Опять ничего не говорили, – холодно сообщил Спирин. – В молчанку играем.
– Врешь! – взорвался Горюнов. – Такого не бывает!
– А я тебе говорю: факт, – невозмутимо ответил Спирин. – Сам в толк не возьму, зачем им это надо.
– Врешь, врешь! – задыхаясь от злости, повторял Горюнов. – Меня продать хочешь?
– Дура! – презрительно усмехнулся Спирин.
Но только закончился ужин, как дверь камеры отворилась, и надзиратель громко объявил:
– Спирин! Срочно на допрос!
И когда за Спириным захлопнулась дверь, Горюнов наконец не выдержал. Он в исступлении начал быть кулаками в стену и хрипло закричал:
– Эй, кто там!.. Я тоже хочу на допрос!.. Я тоже кое–что знаю!..
Через десять минут в пустом кабинете Коршунова Горюнов уже давал Сергею показания. Он говорил торопливо, почувствовав вдруг небывалое облегчение, почти счастье оттого, что кончилась наконец эта мучительная, изматывающая борьба с самим собой. Горюнов уже забыл, что заставило его давать показания; ему казалось, что это он сам решился, сам выбрал путь для своего спасения.
Это был такой искренний, от самой души идущий взрыв настоящих человеческих чувств, что Сергей, поддаваясь какому–то новому, необычному порыву, понимая, что он делает сейчас именно то, что надо, что совершенно необходимо и для него самого и для этого парня, еще не совсем потерянного, еще только тронутого гнилым ветерком преступлений, встал, в волнении прошелся по комнате и очень просто, доверительно, как другу, сказал:
– А знаешь, Коля, теперь я тебе признаюсь: ведь этот гад Спирин действительно ничего не сказал. Мы все эти часы молчали, и все эти часы я надеялся только на тебя, на твою совесть.
Горюнов ошеломленно посмотрел на него, потом опустил голову и долго молчал. Наконец он медленно, с усилием проговорил:
– Все равно. Будь что будет. Но уж если доведется жить, то как все люди. Со спокойной душой. Если только доведется…
И, закрыв лицо руками, он громко, навзрыд заплакал, уже не скрывая своих слез и не стыдясь.
Вот в этот–то момент Сергей и ощутил всю полноту счастья. И главное здесь было не в том, что Горюнов сознался и удался смелый, тонкий и рискованный замысел. Главное было в том – и это Сергей ясно понял, – что другим наконец стал этот парень, что он теперь спасен, окончательно спасен. Выигран куда более важный и трудный бой с ним самим и за него самого.
До конца? Да, конечно. Но только в отношении Горюнова. Однако за ним и даже за Спириным теперь выплыло новое имя – некоего Доброхотова. Это, оказывается, он, как потом уже сообщил Горюнову Спирин, посулил очень большие деньги за убийство Климашина. Это для него снял Спирин часы с убитого, чтобы подтвердить, что «дело сработано».
Горюнов видел Доброхотова только один раз, в субботний вечер, в ресторане «Сибирь». Спирин предупредил, что только по субботам и можно встретить там Доброхотова. Однако тогда не было разговора о «деле». Горюнова только поили водкой и настраивали против Климашина. Он и не думал, что все это может кончиться убийством, до последнего момента не думал, до самого того проклятого выстрела.
В этот день они со Спириным решили «проучить» Климашина. Горюнов, предварительно выпив «для храбрости», по приказу Спирина предложил Климашину помириться и под предлогом отметить это событие затащил в пивную. Климашин быстро опьянел, а к пивной в это время подъехал Спирин. Они усадили пьяного Климашина в машину, и там он сразу уснул. А Спирин погнал машину; куда, этого не знал и Горюнов. Потом, в лесу, у него завязалась драка с Климашиным, а Спирин, улучив момент, выстрелил.
Ну, а скрыться Горюнову велел все тот же Спирин. Такой приказ он получил от Доброхотова.
Горюнов дал и приметы Доброхотова: высокий, худощавый, молодой блондин, щегольски одет, узкий розовый шрам за правым ухом на шее, на левой руке не хватает двух пальцев.
Обо всем этом Сергей доложил в тот же вечер на совещании у комиссара Силантьева, где присутствовали еще только Зотов и Гаранин.
– Поздравляю, Коршунов! – сказал под конец Силантьев. – Но теперь ищите Доброхотова. Всю Москву обшарьте, все пригороды. Но найдите. Это очень опасный человек. И потом… – Силантьев на минуту задумался, – мне кажется, что не ему нужно было это убийство. Ведь он и не знал Климашина. Тогда кому же? Ниточка тянется дальше. Вопрос только – куда?
Глава IIIДЕЛА ЛЮБОВНЫЕ, СЕМЕЙНЫЕ И ПРОЧИЕ
Вечером в квартире Плышевского раздался неуверенный, короткий звонок. Дверь открыла Галя. По ее радостному восклицанию Плышевский догадался: пришел Козин.
– Ну, дочка, дай–ка нам что–нибудь посолиднее! – весело сказал Плышевский, здороваясь с Козиным. – Дорогой гость у нас.
Галя с заметной неохотой выполнила его просьбу, и на столе появилась бутылка коньяка.
Первую рюмку выпили молча, жестом пожелав друг другу здоровья и удачи. Вторую – за Галю. Только после третьей или четвертой рюмки, когда щеки Козина заметно порозовели, взгляд стал веселым и дерзким, Плышевский спросил:
– Ну–с, так как наши дела, Михаил Ильич?
– Дела? – загадочно улыбнулся Козин и покосился на Галю. – Могу вас обрадовать, все в полном порядке. Преступники арестованы и в убийстве сознались.
– Что?! – Плышевский опешил от неожиданности.
– Представьте!
– Это Миша сделал! – с наивной гордостью заметила Галя.
– Ну, положим, не я один, – скромно возразил Козин. – У меня тоже начальники есть.
Плышевский пришел в себя быстро. «Ты, – язвительно подумал он, – ты, брат, осел. Здесь работала рука поопытней и поумней».
– У вас, вероятно, очень опытный и знающий начальник? – поинтересовался Плышевский.
Козин подумал было, что отвечать на такой вопрос не стоит. Но взяло верх раздражение на Коршунова, да легкий хмель от выпитого коньяка уже туманил и будоражил мозг.
– О начальниках плохо не говорят! – желчно ответил он.
– Тем более, если они того не заслуживают, – как бы дразня его, заметил с усмешкой Плышевский.
– Мой–то? Это еще как сказать! – И, уже не скрывая своей неприязни, Козин добавил. – Прыткий, конечно, и неглупый.
– Ну, ну, это уж вы сгоряча, дорогуша, – посмеиваясь, ответил Плышевский.
– Не верите?
– Нет. Вот если бы самому на него посмотреть. Хоть издалека…
– Ну что ж, – распалился Козин. – Приходите в эту субботу в «Сибирь». Знаете? Даже познакомлю. Его фамилия – Коршунов.
Плышевский невольно вздрогнул.
– А что он там будет делать, ваш Коршунов?
– Папа! – неожиданно вмешалась Галя. – Может быть, об этом нельзя спрашивать?
В продолжении всего разговора девушка сидела молча, с беспокойством следя за разошедшимся Козиным.
– Ты права, дочка, – сухо согласился Плышевский. – В самом деле, бросим этот разговор.
– Галочка, ты зря беспокоишься, – самоуверенно возразил Козин. – Я–то уж как–нибудь знаю правила конспирации.
Вечер закончился весело и непринужденно. Уходя, Козин настолько осмелел, что в передней даже попытался обнять Галю.
– Ты меня очень удивляешь, Миша, – шепнула она, мягко отстраняя его руки.
И Козин вдруг почувствовал какой–то скрытый смысл в этих, казалось бы, простых словах. Ему снова почему–то стало не по себе, как тогда, когда он однажды перехватил ее взгляд. Он неловко простился и вышел.
В то утро Нине Афанасьевой передали, что ее вызывает Зотов. Это было неожиданно и для первого раза страшновато.
Нина тайком оглядела в зеркало свое скромное синее платье с ослепительно белым крахмальным воротничком и поправила волосы.
Когда она вошла в кабинет, Зотов разговаривал с Гараниным.
– Ну, вот и Афанасьева, – тепло произнес он, взглянув поверх очков на девушку. – Присаживайтесь. Как ваша матушка?
– Спасибо, Иван Васильевич. Немного лучше.
– Отлично. Это очень важно, когда тыл, так сказать, в порядке… А вам, Ниночка, предстоит завтра быть веселой, общительной и – как вам объяснить? – красивой, что ли, – продолжал Зотов. – Ну, ну, не удивляйтесь! Сейчас вам все станет ясно. Дело в том, что завтра вечером вы отправляетесь в ресторан. Некоторым образом кутить.
Нина чуть смущенно улыбнулась. Она понимала, что ресторан – это задание. Но до сих пор ей не приходилось выполнять такого задания, ей вообще не приходилось бывать в ресторане. И потом, с кем? Этот вопрос ее и смутил. Она невольно подумала об одном единственном человеке, с которым хотелось бы туда пойти, в присутствии которого она действительно была бы веселой и, наверное, красивой.
В этот момент открылась дверь кабинета, и Зотов сказал:
– А вот и ваш завтрашний спутник.
Нина быстро подняла голову. В кабинет вошел Коршунов.
– Ну–с, все в сборе, – продолжал Зотов. – Итак, операция в «Сибири» комиссаром утверждена. Мы тут еще помозговали и решили, что идти Коршунову туда надо обязательно с девушкой. И притом с хорошенькой. – Он шутливо указал на Нину. – Вот с ней. Согласен? – Обернулся он к Сергею.
– Еще бы! – весело откликнулся тот. – Сам мечтал. Только робел признаться.
Все рассмеялись, а Нина, слегка покраснев, бойко возразила:
– А почему меня не спрашиваете, Иван Васильевич? Может быть, я не согласна?
– Ниночка! – воскликнул Сергей. – Ну, хоть бы не говорила так!
– Ладно, ладно, – усмехнулся Зотов. – Отложите объяснение до завтрашнего вечера. Самая подходящая обстановка будет. – И уже серьезно продолжал: – Значит, приметы Доброхотова у вас есть. Хорошие приметы. Ищите его там.
– Танцуйте побольше, – вставил Костя. – Легче будет весь зал, все столики осмотреть. Эх, везет тебе, Сергей! До чего же приятное задание!
– К сожалению, другого подхода к этому типу пока нет, – вздохнул Зотов. – Спирин молчит. Горюнов ничего больше не знает. Будем надеяться, что Доброхотова вы там встретите. Тогда надо будет организовать наблюдение. До самого его дома. Дело это нелегкое. Возьмите сотрудников, машину. Обязательно его сфотографируйте. Ну, и вообще глядите в оба. Может попасться и не Доброхотов, а кто–нибудь еще из их компании. Ясно?
– Ясно! – почти одновременно ответили Сергей и Нина.
– Ну и хорошо. Значит, на один вечер разрешаем тебе, Сергей, ухаживать вовсю. Так, что ли, Костя? – Зотов лукаво усмехнулся.
Все снова рассмеялись, а Нина, не удержавшись, украдкой покосилась на Сергея.
Нина считала себя смелой и сообразительной. И это было действительно так, это было уже проверено. С меньшей уверенностью Нина считала себя красивой, хотя и здесь подтверждений было достаточно: молодые люди домогались ее внимания. Невысокая, стройная, с милыми ямочками на щеках и чуть вздернутым носиком, с вьющимися каштановыми кудрями, девушка в самом деле была хороша.
Когда Нина окончила десятый класс, подружки ее подали заявления в педагогический, и вслед за ними, после некоторых колебаний, решила пойти туда и Нина. Она еще не знала, кем ей хочется быть.
Но тут жизнь ее сделала внезапный и резкий поворот. Неожиданно умер отец. Девушка осталась одна с больной матерью. По природе своей Нина была энергичным и решительным человеком. Она объявила, что пойдет работать, и без колебаний забрала из приемной комиссии института свои документы. Но куда пойти? Один из приятелей отца, сотрудник Министерства внутренних дел, предложил ей, хотя бы временно, место секретаря–делопроизводителя в отделе кадров Управления московской милиции.
Вот здесь Нина впервые и встретилась с сотрудниками уголовного розыска. Простые, веселые, общительные, они поразили девушку своей наблюдательностью, знанием жизни, дружеской спайкой, а главное – своими рассказами о трудных, порой опасных, но всегда очень важных делах, требующих смекалки, разумного риска, тонкого знания человеческих характеров. Рассказывали они об этом сначала скупо, осторожно, а потом, ближе узнав Нину, с самым искренним увлечением и гордостью. Вот эти–то люди и их дела решили дальнейшую судьбу девушки. Она перешла на оперативную работу.
Надо сказать, что и здесь, в МУРе, нашлось у Нины немало поклонников. Но, к полному ее отчаянию, совсем другой человек неожиданно овладел ее мыслями и мечтами, Человек этот был женат и, конечно, ничего не замечал. Да и не было ничего, кроме самых обычных деловых или шутливых разговоров и коротких встреч на инструктажах или совещаниях.
И вот сейчас это задание, в ресторане…
«Надо быть веселой и красивой», – растерянно повторяла Нина про себя слова Зотова, выходя вместе с Сергеем из кабинета и не решаясь поднять на него глаза.
– Ну, Ниночка, – весело сказал Сергей, – я вижу что вам хотелось бы пойти в ресторан с другим и совсем по другому заданию. Верно!
Сделав над собой усилие, Нина улыбнулась.
– Вы удивительно проницательны! Но задание есть задание, – деловито закончила она, подавив вздох.
Сергей внимательно посмотрел на девушку и ничего не ответил.
…Когда Нина под руку с Сергеем вошла в залитый светом громадный зал ресторана, где на эстраде гремел джаз, а высоко над головой сверкали хрустальные люстры, тысячами огоньков отражаясь в белом мраморе стен и колонн, она даже на секунду зажмурилась. Потом обвела взглядом длинные ряды столиков под белоснежными скатертями, на которых блестели стекло и мельхиор сервировок, а вокруг сидели веселые, хорошо одетые люди.
Немного ошеломленная всем этим ресторанным блеском, Нина с тревогой подняла глаза на Сергея. Тот ободряюще улыбнулся. И Нине сразу передались его уверенность и спокойствие.
Сергей провел девушку в самую середину зала. Рядом было свободное место для танцев, здесь уже кружилось несколько пар. Краем глаза Сергей приметил, где расположились пришедшие раньше него сотрудники МУРа.
К столику подошел чопорный седой официант и подал карточку. Сергей заказал легкую закуску и бутылку сухого вина.
Снова заиграл джаз, и Сергей с улыбкой сказал:
– Ну что ж, пойдемте в наш первый боевой поиск.
Нина послушно встала и робко положила руку ему на плечо.
Они говорили о пустяках, и Нина с невольной грустью чувствовала, что Сергей ни на минуту не забывает о цели, ради которой они пришли сюда.
Потом они танцевали еще раз и еще. Сергей выбирал самые замысловатые маршруты, и в его глазах Нина все время ощущала настороженность. Это чувство наконец захватило и ее.
Но Доброхотов в ресторане не появлялся.
Внезапно Нина тронула Сергея за рукав и тихо сказала:
– Смотрите, Козин встретил знакомого.
Сергей чуть скосил глаза и увидел, что к Козину подошел пожилой худощавый мужчина с вытянутым костистым лицом, в очках с тонкой золотой оправой. Он был одет в строгий черный костюм, жилистую шею его плотно стягивал белый крахмальный воротничок.
Через минуту Козин подошел к столику, за которым сидели Сергей и Нина.
– Сергей Павлович, – сказал он, – случайно встретил здесь того самого Плышевского, главного инженера. Очень хочет с вами познакомиться. Можно?
Сергей слушал с улыбкой, но глаза его вдруг стали холодными и злыми.
– Откуда он знает, что я здесь? – отрывисто спросил он.
– Я ему сказал.
– И очень плохо, что сказали! – отрезал Сергей. – Вы что, не понимаете? Он же нам помешает работать!
Козин виновато молчал. И Сергей раздраженно процедил:
– Идите уж на свое место.
Между тем Плышевский приблизился к ним с рюмкой и бутылкой коньяка.
– Товарищ Коршунов? – весело спросил он и, не дожидаясь приглашения, непринужденно опустился на стул. – Я так рад случаю познакомиться с вами! Товарищ Козин нам рассказывал о вас. О, не беспокойтесь! – воскликнул он, заметив легкую тень, пробежавшую по лицу Сергея. – Он рассказывал очень немного. Но нам всем хотелось поблагодарить вас за успешное проведение, ну, операции, что ли. Кажется, так это у вас называется? Надеюсь, не откажетесь в честь знакомства? – Он указал на коньяк.
Сергей улыбнулся:
– С удовольствием, но…
Он взглянул на Нину, и та сразу догадалась, что означал его взгляд.
– Нет, нет, Сережа больше не будет пить! – вмешалась она. – Я не хочу. Ему еще провожать меня.
– О, но для мужчины такая капля… – начал было Плышевский.
– Нет, нет! – упрямо повторила Нина, твердо решив принять все на себя, и извиняющимся тоном прибавила: – Сережа очень много выпил!
При этом она так обворожительно улыбнулась, что у Плышевского заблестели глаза. «Что за девочка! – восхищенно подумал он. – У этого Коршунова губа не дура».
– Ну, если ваша дама так решительно возражает, – он развел руками, – я сдаюсь. Но разрешите надеяться на встречу с вами еще раз в такой же непринужденной, я бы сказал, товарищеской обстановке.
– Не знаю, не знаю, – покачал головой Сергей. – В такой обстановке я бываю не часто.
– Но все–таки. Мне бы очень хотелось побеседовать с вами, познакомить с друзьями.
– Право, ничего обещать не могу. Мы и сегодня здесь совсем случайно.
При этом Сергей прямо взглянул в глаза Плышевскому и успел подметить в них искорку недоверчивой усмешки. «Не верит, – подумал он. – Но почему?»
«Ого! – в свою очередь, подумал Плышевский. – Ну и тип! Палец в рот не клади. Неужели я себя чем–нибудь выдал? – И тут же ответил самому себе: – Болтлив не в меру, вот что. И подозрительно навязчив. К тому же гулякой каким–то выгляжу».
Он встал и уже совсем другим тоном, серьезно и просто сказал:
– Уверяю вас, и я здесь не частый гость. И если упомянул о товарищеской обстановке, то вовсе не в том смысле. Настоящая товарищеская обстановка в дружном коллективе. У нас на фабрике. Вот там мы вас и хотели бы видеть. Чтобы вы рассказали народу об уроках дела, которое всех нас касается и всех волнует.
– Я так и понял, – улыбнулся Сергей. – И о вашей просьбе доложу руководству.
– Вот и спасибо! – обрадовался Плышевский и еще раз любезно осведомился: – Так не хотите ли пересесть за мой столик?
Сергей собрался было ответить, но тут Нина нежно продела свою руку под руку Сергея и очень просто, с подкупающей искренностью произнесла:
– Разрешите нам побыть вдвоем. Нам так редко это удается!
– Бога ради! – растроганно всплеснул руками Плышевский. – И извините меня за назойливость.
В этот момент снова заиграл джаз.
– Идем, Сережа! – ласково сказала Нина. – Идем потанцуем.
И она приветливо кивнула головой Плышевскому. А он еще долго с восхищением следил за нею.
– Ну, какой же вы молодец, Ниночка! – шепнул Сергей. – И вы сегодня удивительно… красивая! Он, конечно, принял нас за влюбленных. Правда?
Нина кивнула головой, щеки ее пылали.
В этот момент Сергей заметил, как внимательно следит за ними Плышевский. Продолжая играть свою роль, он привлек Нину к себе и неожиданно почувствовал, как затрепетала она в его объятиях. Ее волнение невольно передалось ему, и объятие получилось чуть горячее, чем это было необходимо. У Сергея вдруг тревожно и гулко забилось сердце.
«Они влюблены, – убежденно сказал себе Плышевский, возвращаясь на свое место. – А ведь он, кажется, женат. Это становится любопытно».
– С кем вы так мило беседовали? – спросил Плышевского его приятель, франтоватый розовощекий молодой человек артистического вида. – Девочка, кстати, очень недурна.
– А ее спутник – некий Коршунов, – ответил Плышевский и с усмешкой добавил: – Сотрудник милиции.
– Коршунов? У Соймонова в театре есть премиленькая актриса Коршунова. Ее муж тоже работает в милиции. Уж не он ли это?
– А вы ее знаете?
– Еще бы! За ней активно и, кажется, небезнадежно ухаживает мой добрый приятель, актер их театра Залесский.
Плышевский задумчиво побарабанил пальцами по столу, потом взглянул на часы.
– Вот что, Петенька, не пригласите ли вы сейчас этого Залесского сюда вместе с Коршуновой? – неожиданно предложил он. – Покажем ей, как развлекается ее супруг. Это очень повысит шансы вашего приятеля. А?
– Что вы! – ужаснулся тот. – Будет скандал! Кроме того, это, знаете, неблагородно. Мужская солидарность все–таки. Наконец, у них сегодня спектакль.
