Текст книги ""Военные приключения-2". Компиляция. Книги 1-18 (СИ)"
Автор книги: Аркадий Вайнер
Соавторы: Аркадий Адамов,Владимир Востоков,Вадим Кожевников,Александр Лукин,Алексей Азаров,Эдуард Володарский,Егор Иванов,Иван Головченко,Владимир Волосков,Валерий Барабашов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 357 страниц)
4. СЕЙЧАС ВЕЗДЕ ВОЙНА
Следующий день у капитана Новгородского был загружен до предела. С утра он рылся в технической библиотеке управления, выискивая сведения по алюминиевому сырью. Это занятие было капитану даже приятно. Когда-то он хотел стать физиком и питал большую склонность к технической литературе. Роясь в справочниках, капитан на какое-то время вновь почувствовал себя восемнадцатилетним парнем Юркой Новгородским, будто не было за плечами тридцатитрехлетней жизни, службы в пограничных войсках, органах контрразведки...
Собственно, эта склонность к технической литературе и привела юного Новгородского на службу в органы безопасности. Юрка хотел стать физиком, но эти мысли были общими, лишенными какой-либо конкретности. Юрка увлекался всем, чем придется. То целыми вечерами сидел в школьном физическом кабинете, занимаясь самыми невероятными опытами, то вдруг увлекался строительством авиамоделей, то мастерил «всамделишную» мортиру, приспособленную для боя в городских условиях...
Увлечения школьных лет не прошли бесследно. Поступив на завод, Юрка стал посещать кружок Осоавиахима, стрелковую секцию и городской радиоклуб. Там-то и заметили упорного, любознательного парня. Старший инструктор заинтересовался: где молодой сталевар набрался столь пестрой мешанины разнообразных знаний и навыков? – а узнав, удивился.
– Ты, Новгородский, первостатейный болван! – констатировал он. – Если бы энергию, которую ты затратил на свою самодеятельность, направить в одном направлении – давно бы быть тебе профессором! Не меньше. Факт. Учти, кто в жизни по-заячьи петляет, тот ничего не добивается. Заяц он и есть заяц. Сигает от куста к кусту, как ты... Прыти в тебе много, жадность к познанию хорошая есть, а храбрости ни на грош!
– Ну да! Храбрость у меня есть! Хочешь, с третьего этажа выпрыгну? – обиделся Юрий.
– Ей-богу, болван! – рассердился инструктор. – Храбрость храбрости рознь. Для того чтобы одному делу себя посвятить и перед неудачами не пасовать – тоже храбрость нужна. Только своего рода. Что-то вроде самодисциплины. Понял? Слышал, набор в пограничное училище идет? Вот давай-ка туда. Там тебя в руки возьмут. К полезному делу приставят. Поверь старому пограничнику!
Юрий в ту пору имел смутное представление и о самом училище, и о том, к какому делу его там могут приставить. Но у него было пылкое сердце, он хотел быть полезным родной стране и потому с энтузиазмом принял предложение бывшего пограничника. Принял и до сих пор не жалеет...
Капитан рылся в справочниках, и ему было приятно вспоминать бесшабашного Юрку Новгородского.
После технической библиотеки последовали дела менее приятные.
Второй секретарь Сосногорского обкома партии Исайкин встретил Новгородского довольно неприветливо. Среднего роста, худой, измотанный бессонницей, он нервно вышагивал по обширному кабинету и без всякого стеснения желчно ругал органы безопасности, милицию...
– Среди бела дня в центре тыловой промышленной области у нас, как у слепых котят, стащили из-под самого носа не только ценнейшие образцы, но и убили инженера! Позор! Черт возьми, из-под самого носа!
Новгородский молча слушал секретаря и не обижался. Он понимал – это просто-напросто нервы, темперамент и переутомление. Никому в области в те напряженные дни не жилось легко. Разве только редким прохвостам. В Сосногорск потоком прибывали беженцы, составы с демонтированным оборудованием, дефицитными материалами. Все это нужно было устраивать, размещать, быстро включать в производство. Исайкину доставалось. Новгородский это понимал и потому сочувственно пережидал, пока обозленный, переутомленный секретарь выговорится.
Наконец Исайкин немного успокоился. Он сел за свой широкий стол, подпер обтянутые желтой кожей скулы худыми кулаками и сказал:
– Ну, говорите теперь вы.
Новгородский постарался быть кратким.
– Нас интересует общая оценка положения, чтобы предвидеть, в каком направлении может активизировать свои будущие действия вражеская агентура.
– Понятно. Еще что?
– Какие последствия повлекли или повлекут уже происшедшие события и как можно эти последствия нейтрализовать.
– Последствия? – Исайкин печально посмотрел на Новгородского большими серыми глазами, на которые упрямо наползали отяжелевшие веки. – Последствия самые скверные. Даже при самом благоприятном стечении обстоятельств наша промышленность получит так необходимый для выполнения военных заказов алюминий уже на месяц позже, чем это могло быть.
– Плохо.
– Да. Плохо. Больше мы не можем допускать беспечности. Месторождения бокситов, имеющиеся на территории области, должны быть вовлечены в сферу производства как можно скорее. Это архиважно. Этого требуют интересы войны. Москва каждодневно интересуется ходом поисковых работ.
Исайкин потер переносицу и уже почти совсем спокойно продолжал:
– Имеются важнейшие решения об увеличении выпуска вооружения. Вопросы обеспечения оборонной промышленности сырьем, таким образом, встают на первый план. Мы, в нашей Сосногорской области, под предполагаемые запасы бокситов увеличиваем мощности алюминиевых заводов. Уже сейчас строим несколько мощных глиноземных и электролизных цехов. Это в такое тяжелое время, да еще под будущие, я это подчеркиваю, еще не выявленные, не подсчитанные запасы. Завтрашние потребители алюминия – предприятия авиационной промышленности – тоже наращивают мощности. Под будущий алюминий. Не под тот, который нам обещают поставить по ленд-лизу американцы – то слезы, – а под свой. Под большой алюминий. Действующая армия требует новой авиационной техники. Мы ее должны дать. Теперь вы понимаете, какие проблемы кроются за результатами работ этого растяпы Вознякова?
– Понимаю, – сказал Новгородский и не сдержался: – Надо было все же предупредить нас.
– Милый капитан, – слабо улыбнулся Исайкин. – У нас сотни таких объектов. Сейчас везде война. Везде! Сейчас все важно.
– Конечно. Но все же...
– Это уж ваше дело: предвидеть, где враг может в первую очередь ужалить.
Новгородский насупился, покраснел. Это почему-то немного развеселило Исайкина. Он примирительно сказал:
– Не сердитесь, капитан, это общее наше упущение.
– Пожалуй.
– Теперь важно обезвредить гадюку, которая пробралась в геологоразведочную службу, и боюсь, что не одна.
– Она будет обезврежена! – уверенно сказал Новгородский.
– Не сомневаюсь. – Исайкин смотрел на капитана уже совсем благожелательно. – И еще. Надо смотреть вперед. Враг может нанести в будущем удар по руднику, который будет строиться, по транспортным путям, соединяющим его с основными железнодорожными магистралями. Имейте это в виду.
– Мы учтем.
– Очень хорошо. – Исайкин встал, подошел к Новгородскому и запросто простился с ним. – Будем надеяться на вас. А на меня не сердитесь. Знаете, со всеми бывает. Заботы горб ломят.
– Понимаю, – улыбнулся Новгородский.
Академик Беломорцев встретил капитана тоже неприветливо. Он куда-то спешил – то и дело поглядывал на часы, мял в руках голубоватый пуховый шарф.
– Товарищ Беломорцев, – сразу приступил к делу Новгородский, – начальник геологического управления Локтиков информировал вас об исчезновении проб, высланных Возняковым?
– Да. – Академик откинулся на спинку стула и стал скептически оглядывать посетителя. Одетый в штатское капитан, с его точки зрения, очевидно, выглядел слишком молодо, чтобы сразу внушить уважение.
– Вы бы не могли высказать свою точку зрения на последствия этого происшествия?
– Это что, для расследования?
– Нет. Для правильной ориентации в создавшейся обстановке.
– Последствия налицо. – Невысокий, седой, с добрым бабьим лицом, академик говорил рубленым военным языком. – Основания! Нам нужны основания для широкого разворота работ в Заречье. Этих оснований у нас нет. Их похитили. Будь у нас в руках первые анализы – были бы приняты соответствующие решения.
– Но ведь боксит найден. Кондиционный боксит. Нет проб – есть люди, которые его нашли, – заметил Новгородский.
– В Государственном банке, в Министерстве финансов сидят серьезные люди. Они журавлей в небе не признают. В Госплане – тоже.
– Значит, форсирование разведочных работ пока отменяется?
– Совершенно точно. Будут пробы – будут решения. Мы готовы в любой момент направить в Заречье технику и буровые бригады. Даже из других районов страны. В военное время затяжек не может быть. Дайте нам материальное доказательство – и мы пойдем на риск. В конце концов одна скважина – еще не месторождение. Может оказаться только маленькая линза. Карман. Но, повторяю, мы пойдем на риск. Боксит там должен быть. В это мы верим.
– Так... – Новгородский решил спросить о главном. – А немецкие ученые тоже могут предполагать, что в данном районе есть месторождения бокситов?
Беломорцев взметнул жидкие седые брови и с удивлением посмотрел на капитана. Подумал и потом убежденно сказал:
– Безусловно. Все месторождения бокситов так или иначе связаны с латеритовым выветриванием. То есть приурочены к прибрежным районам древнейших, ныне несуществующих, морей с тропическим и субтропическим климатом. Это известно любому геологу. Не секрет также, что крупнейшие пластовые месторождения бокситов залегают в известняках определенного геологического возраста. Любому геологу известно, что на территории Сосногорской области имеются именно такие известняки. Причем они занимают очень большие площади.
– Следовательно, фашистская разведка может заинтересоваться поисковыми работами, проводимыми на этих площадях?
– Безусловно.
– И каким образом?
– Ну, милый юноша, – Беломорцев смешался, – для меня это темнейший лес. Я тут ничего не понимаю.
– Немцы могут забросить свою агентуру в районы вероятных поисков стратегического сырья?
– Увольте. Не знаю. Хотя... – Беломорцев помолчал, что-то обдумывая. – Хотя в принципе это возможно. Но практически – едва ли. Перспективных районов слишком много. Тут надо иметь целую армию квалифицированных агентов. Им проще и надежнее иметь своего человека в центральных органах, где концентрируются все данные геологических изысканий. Помнится, у них были такие попытки.
– Были.
– Если у них нет своих людей в Москве, – продолжал вслух свои размышления Беломорцев, – то они постараются иметь их в важнейших территориальных геологических управлениях.
– В том числе Сосногорском, – досказал его мысль Новгородский.
– Конечно. В Сосногорском – обязательно! Сосногорск всеми ресурсами работает на войну. Это понятно любому.
– Благодарю вас, товарищ Беломорцев, за беседу. – Новгородский встал.
Локтиков долго бушевал у телефона, пока смог наконец заговорить с Новгородским.
– Беда, – шумно вздохнул он, свирепо швырнув трубку на рычажки аппарата, – ничего нет. Транспорта мало, станков недостаточно. А главное – не хватает сменного бурового оборудования. Инструмент изнашивается, а мы его не пополняем и не заменяем. С ума сойдешь! Тут авария, там авария, все орут: давай новые буровые штанги, давай добрый инструмент! А я что, рожу?
Новгородскому стало весело. Несмотря на ожесточение и откровенную злость, в голосе начальника управления не было уныния и паники.
– Работайте получше, дайте отдачу – тогда вам, может, чего-нибудь и подкинут, – с улыбкой сказал капитан, вспомнив разговор в обкоме.
– Как же... Подкинут. Держи карман шире, – проворчал Локтиков и тут же признался: – Душу из Исайкина вытрясу, а своего добьюсь. Инструмент они нам дадут. Никуда не денутся. Штанги хоть и не пушки, но тоже далеко стреляют. Может, еще похлеще...
Новгородский счел возможным приступить к делу. – Скажите, многие в управлении знают о существовании партии Вознякова?
– Знают? – Локтиков закурил и удивленно посмотрел на капитана. – Вы спросите: кто не знает? Ясное дело, все знают. Стенд с показателями соцсоревнования стоит в коридоре.
Новгородский нахмурился. Ответ ему не понравился.
– И многим известно целевое задание партии? – спросил он.
– Это уже другой вопрос. Здесь круг посвященных уже меньше.
– И достаточно велик этот круг?
Локтиков подумал, потом сказал:
– Нет, не особенно велик. Но обширен.
– Я мог бы иметь список сотрудников, которым известны геологические задачи и результаты работы геологических партий?
– Конечно. Но ведь это проверенные люди! – Локтиков помрачнел. – Неужели вы кого-нибудь подозреваете?
– Мы никого не подозреваем, – хмуро заверил Новгородский. – Нам просто хочется иметь информацию по данному вопросу.
– Пожалуйста. Завтра мы этот список подготовим.
5. ЛЮДЕЙ У НАС МНОГО!
На совещании у полковника Костенко Новгородский кратко изложил свои соображения. Сообщив о собранной информации, он констатировал, что вражеская агентура стремится сорвать или хотя бы затормозить развитие сырьевой базы оборонной промышленности.
– Случай с Николашиным надо рассматривать, видимо, только как частный трагический эпизод в этой широко задуманной диверсии, – сказал Новгородский.
– Да, – подтвердил Костенко. – Есть сведения, что и в других районах страны немецко-фашистская агентура заметно активизировалась.
– Не исключено, что в системе Сосногорского геологического управления действуют несколько агентов немецкой разведки. Сколько их – пока определить трудно, – продолжал Новгородский. – Безусловно, один из них окопался в аппарате управления и имеет допуск к секретным документам, определяющим целевые геологические задачи полевых партий. Именно он направил своих помощников в партию Вознякова, как наиболее перспективную. Без хорошего знания общей геологической обстановки такой точный выбор сделать трудно. Ведь партий в управлении более ста!
– Резонно, – согласился Костенко.
– Следовательно, наша основная задача сводится к выявлению вражеских агентов как в геологической партии, так и в аппарате управления.
– Каким образом?
– Самое главное – нащупать каналы связи, которыми пользуются периферийные агенты с Сосногорском.
– Согласен. – Костенко что-то записал себе на память.
– Наша радиоразведка никаких посторонних радиостанций на территории Медведёвского района пока не запеленговала, – доложил один из сотрудников отдела.
– Отлично. Значит, остаются: почтово-телеграфная связь, телефонная или личные встречи. – Новгородский покосился на полковника, который выжидательно смотрел на него, и сказал: – Эту работу надо поручить особой группе сотрудников.
– Ого! – Костенко откинулся на спинку стула. – Не лишка ли по нынешним временам!
– Но, как минимум, один опытный работник должен взять контроль связи на себя, – твердо сказал Новгородский.
– М-да... Хорошо. Подумаем. – Полковник нахмурился. – Продолжайте.
– Маловероятно, чтобы вражеские агенты, действующие в Заречье, оказались местными жителями. Их, скорее всего, надо искать среди тех, кто командирован из управления или принят на месте, но не является жителем Заречья. Для выявления и проверки этих людей необходимо иметь в штате партии своего человека. Он же должен выяснить, кто из сотрудников партии выезжал второго декабря вечером на станцию Хребет или вообще отсутствовал.
– Так. А как вы мыслите дезориентировать противника? Ведь после того как пропажа рудного керна стала известной, враг настороже. Он же не может допустить, что наша контрразведка не заинтересуется этим происшествием, – сказал Костенко.
– Безусловно, – согласился Новгородский. – Я думаю, что работа сотрудников Медведёвского отделения милиции сослужит нам хорошую службу. Пусть продолжают следствие. Во-первых, нам будут необходимы их материалы, во-вторых, они смогут выполнять какие-то наши отдельные поручения, в-третьих, их активность будет создавать видимость, что версия о чисто уголовном характере дела – преобладает. Но, помимо этого, надо специально послать двух или трех человек для проверки обстоятельств пропажи керна. Мне кажется, хоть это и не очень гуманно, но Вознякову придется пережить несколько неприятных дней, может быть недель. Эти проверяющие...
– Не много ли? – опять насупился Костенко.
– Ну, пусть проверяющий, – неохотно уступил Новгородский, – должен создать впечатление в геологической партии и управлении, что на подозрении Возняков. Как это лучше сделать – надо подумать.
– Решено. – Костенко продолжал хмуриться. – Хоть и жалко Вознякова, но своим легкомыслием он заслужил наказание. Нельзя же, в конце концов, быть таким растяпой... Отправлять важные пробы с одним человеком. Без сопровождающего! Это послужит ему уроком на будущее. Что у вас еще, капитан?
– Основное я доложил, – сказал Новгородский.
Полковник разрешил ему сесть и долго молчал, постукивая карандашом по столу.
– Вот что, капитан, – наконец сказал он, – помните главное. Зареченские и сосногорские агенты – только звено в немецко-фашистской агентурной сети. Мы должны выявить сие звено и через эту ниточку идти дальше. Полной ясности пока нет, но будем исходить из этой посылки. Недооценки ситуации мы позволить себе не можем, в то же время для широких обобщений нет достаточно прочных оснований. Выявление людей, причастных к преступлению, – вот ближайшая конкретная задача. В этом главное. Вы меня поняли?
– Так точно.
– Кто из сотрудников медведёвской милиции ведет дело Николашина?
– Некто Задорина. Только-только с учебной скамьи. Но Сажин характеризует ее с самой положительной стороны.
– Гм... Вы намерены проинструктировать ее, привлечь к проведению операции?
– Да как сказать... – Новгородский помялся. – Считаю нецелесообразным. Человека мы не знаем, а дело серьезное.
– Обожглись на молоке – теперь дуете на воду? – усмехнулся Костенко.
Новгородский слегка порозовел, насупился. По кабинету пронесся легкий смешок.
Месяц назад капитану очень не повезло. На одну из электростанций Сосногорска проник в качестве диспетчера фашистский агент. Выявили его быстро, но Новгородский с арестом решил не спешить. Решил подождать – не явится ли кто к агенту на связь, не будет ли он сам искать ее... Для того чтобы держать новоявленного «диспетчера» под контролем, капитан привлек к сотрудничеству его напарницу по смене – молодую девушку-комсомолку. Соответственно проинструктировал ее. Но энергичная девушка перешагнула все рамки дозволенного. Вообразила себя этаким заправским сотрудником и стала следить за напарником везде и всюду. Понятное дело, опытный агент не мог не заметить этого. В один прекрасный день он бесследно исчез из города.
Что возьмешь со сверхпредприимчивой девицы? Она не хотела плохого. А Новгородскому досталось. Досталось бы еще больше, если б по счастливому стечению обстоятельств исчезнувший фашистский лазутчик не был задержан в Челябинске. Зато какой стыд жег уши капитану, когда на допросе пойманный агент с сарказмом отозвался о методах работы «советской чекистки», а заодно и ее шефов...
– Значит, пуганая ворона куста боится, так? – повторил Костенко, и в голосе его капитану послышалось осуждение.
– При чем здесь молоко и ворона... – на секунду забывая о субординации, огрызнулся Новгородский. – Повторяю. Человек незнакомый, а дело серьезное. Для этой же девушки лучше быть в неведении относительно истинных наших целей. Будет вести себя естественнее, как и положено обычному следователю уголовного розыска. Ведь за ней наверняка будут наблюдать.
– А если эта девушка поймет неестественность своего положения?
– Сажин будет контролировать ее деятельность. На этого человека мы можем положиться.
– Ну а если Сажин не сможет следить за каждым ее шагом? – Костенко впился взглядом в лицо капитана.
Новгородский решил стоять на своем.
– Сажин опытный работник...
– А все же?
– Ну... Ну, присмотримся, проверим, на что эта Задорина способна, тогда можно будет соответствующе информировать и инструктировать ее! – уступил настойчивости полковника Новгородский. – А спешить... Спешить не стоит. А то опять...
По кабинету снова пронесся легкий смешок.
– Не путайте репу с мясом! – сердито сказал Костенко. – Задорина дипломированный юрист. Но впрочем, смотрите сами... Ответственность за успех операции в полном объеме лежит на вас. Повторяю: решайте сами. Но не забывайте ни о молоке, ни о вороне. Считаю вопрос исчерпанным. Что вас еще интересует?
– Люди.
– Людей я вам не дам! – решительно отрубил Костенко.
– Как же...
Полковник опять что-то долго соображал. Потом решился:
– Дадим вам в помощь лейтенанта Клюева. И все. Больше у нас людей пока нет.
– Но для успешного проведения операции нам нужен хоть один работник с геологическим образованием... – растерянно сказал Новгородский. – Я же не специалист!
– Нет у нас свободных людей! – жестко повторил полковник. – Нет ни геолога, ни горняка... Вы это знаете.
Новгородский знал. В Сосногорск с потоком эвакуированных проникло много всякой нечисти. Сотрудники отдела работали с огромным напряжением. То и дело тайный враг давал знать о своем существовании. То обнаружена попытка вывести из строя уникальное станочное оборудование, то делается покушение на секретные сейфы в номерных конструкторских бюро, то вдруг поползут по перенаселенному городу невероятные слухи, авторство которых не вызывало сомнений...
– Но без человека со специальным образованием нам не обойтись, – поразмыслив, пришел к неутешительному выводу Новгородский. – Кого мы пошлем в партию?
– Ищите. Думайте, – сурово отрезал полковник. – Больше опирайтесь на массы. Помогает же вам медведёвская милиция!
– Разве подыскать подходящих людей в геологоуправлении... – неуверенно предложил Новгородский.
– Табу, капитан! Табу! – энергично стукнул костяшками пальцев по столу полковник. – Запрещаю. В управлении все должно быть тихо. Ищите другой путь. Думайте!
Новгородский безнадежно махнул рукой и вдруг вспомнил разговор с Сажиным.
– А если в госпиталях поискать, товарищ полковник?
Костенко с интересом посмотрел на него.
– В госпиталях?
– Ну да. Ведь есть же среди выздоравливающих люди с геологическим образованием!
– Это хорошая мысль, – оживился полковник, окидывая сидящих в кабинете многозначительным взглядом. – Мы плачем, а ведь у нас действительно неограниченный выбор. У нас много людей! Да каких! Обстрелянных. Это мысль. Одобряю. Действуйте, капитан.
Выбор Новгородского пал на двух человек: лейтенанта Огнищева и капитана Стародубцева. Геологи по образованию, оба готовились к выписке.
Нашлись еще геологи, но все они по тем или иным причинам показались Новгородскому людьми малоподходящими для предстоящей работы. Один из них сам пришел к капитану, услышав от кого-то, что представитель военно-строительной организации подыскивает специалистов для срочных инженерно-геологических изысканий.
– Возьмите меня, товарищ капитан, – умолял раненый. – Я гидрогеолог, но несколько лет работал на инженерно-геологических съемках. Я понимаю, это нехорошо. Но что сделаешь... – Он виновато, удрученно потупился. – Танки... Все время танки... Три раза меня утюжили в окопе. Как жив остался – не понимаю. Стыдно признаться, но боюсь... Как вспомню про танки, так мороз по коже. Пробовал перебороть – ничего не получается. Никогда не думал, что окажусь трусом. А вот... Возьмите!
Новгородский смотрел в мерцающие тоской большие зеленоватые глаза долговязого человека в синем госпитальном халате и не чувствовал презрения. Он мог понять этого раненого, хотя сам никогда не был в танковой атаке. Гидрогеолог боялся повторения пережитого, но оставался честным человеком. Новгородский не мог презирать его, хотя к себе в группу не взял.
Разговор со Стародубцевым сначала удивил Новгородского. Он сам ненавидел фашизм, но никогда не думал, что эта ненависть может быть такой исступленной, всепоглощающей, какой она была у артиллерийского капитана.
– В военно-строительную организацию? В тыл? Не пойду. Дудки! – сразу заявил Стародубцев, едва его представили Новгородскому. – Мне тут делать нечего. Копыто, слава богу, зажило (он качнул раненой ногой), теперь назад. К своим пушечкам. Господа фрицы еще узнают Егора Стародубцева!
– А может быть, все же передумаете? – доброжелательно сказал Новгородский. – В тылу тоже очень много важных дел.
– Брось, капитан. Пустое говоришь! Мои счеты с фашистами еще не кончены.
– Счеты с ними можно сводить по-разному.
– Да что ты меня уговариваешь! – рассвирепел Стародубцев. – Сказал – и точка! Это чтобы я, Егор Стародубцев, в тыл подался... За кого ты меня принимаешь! Это после того, как я со своей батареей от Кишинева до Одессы фрицам задницу показывал? После такого позора? Не-ет! Я еще дождусь наступления. Я еще до Берлина доберусь. И, дай бог удачи, собственными руками этого иуду Гитлера придушу! Не-ет. К стволу привяжу. И ахну фугасным! Вот что я с ним сделаю!
Стародубцев со времени финской кампании служил в артиллерии. В нем чувствовался кадровый военный. Движения крепкого мускулистого тела и сильных рук были резки, четки. В могучем басе то и дело звучали властные нотки. Это был прирожденный солдат-командир, и он как нельзя лучше подходил для роли, которую сразу определил для него Новгородский.
– Вам все же придется подумать, – дружески сказал он. – Война идет везде, и везде нужны бойцы.
– Чего ты ко мне привязался! – огрызнулся Стародубцев. – Какой из меня сейчас геолог. Я солдат. Артиллерист. Мне фашистским гадам по большо-ому счету платить надо, а ты... У меня, брат, семья где-то в неметчине бедствует. Понял? Мне с тобой не по пути.
Новгородскому так и не удалось в тот раз уговорить злого, упрямого артиллериста. Стародубцев ушел, с треском захлопнув дверь.
Разговор с лейтенантом Огнищевым происходил в кабинете комиссара госпиталя. Молоденький лейтенант стеснялся и явно недоумевал, гадая, зачем он кому-то понадобился. У него еще не выработались военные привычки, и Новгородскому то и дело казалось, что перед ним сидит не лейтенант инженерных войск, а обычный школяр, ожидающий выволочки за очередную проказу, но какую, сам не знает.
У Огнищева было на редкость простодушное лицо. На нем будто сама природа устроила все так, чтобы подчеркнуть это простодушие. Румяный, круглолицый, с пухлыми девичьими губами, над которыми весело топорщился широкий, усыпанный веснушками курносый нос, Огнищев глядел на незнакомого капитана прозрачно-синими глазами, и недоумение так и лучилось с его круглой физиономии.
Новгородскому даже стало неловко, что он должен поручить этому мальчику-воину с ясными глазами сложное и рискованное задание. Но выбора не было. Огнищев был уроженцем Заречья, и такой удачи капитан упустить не мог. И притом внешность... Эта простецкая вывеска могла разоружить самого матерого шпиона. Новгородский с первого взгляда понял, что в руки ему попал бесценный клад. Вот к этой-то наружности да твердый характер!
Но характера у Огнищева, к великому огорчению капитана, никакого не оказалось. «Вывеска» воистину оказалась зеркалом души.
– Вы окончили Свердловский горный институт?
– Да, с грехом пополам...
– Почему же?
– Напортачил в дипломном проекте. Пришлось переделывать.
– Так. И когда кончили?
– Нынче летом.
– И успели на фронт?
– А как же... Все добровольцами, а я что – рыжий?
Новгородский посмотрел на белесые, с рыжинкой, вихры лейтенанта и с трудом подавил улыбку.
– Кем же вы служили?
– Командиром взвода в инженерно-строительном батальоне.
– Укрепления возводили?
– Да нет. Попросту драпали. На правах пехоты.
– Как так?
– А так. От Могилева до Брянска. Там нашему батальону и конец пришел.
– Что, был уничтожен?
– Да нет. Постепенно усох до полуроты. Потом расформировали.
– И куда вас направили?
– Кому я нужен... Толкнули в артиллерию. Дежурным при штабе полка болтался. Потом в артиллерийскую разведку сбежал.
– Зачем же?
– У них рации.
– Ну и что?
– Как что? Рации надо кому-то ремонтировать... Да и радистов не хватало.
«Никакого самолюбия», – огорченно подумал Новгородский.
– Вы разбираетесь в радиоаппаратуре?
– Немножко. До войны в радиоклубе занимался.
– Умеете работать ключом?
– А как же.
Новгородский ободрился. «Очень кстати».
– Где же вас ранило?
– Да уже под Ливнами, когда из брянского котла вырвались.
– И куда?
Огнищев сконфузился, ткнул пальцем в ягодицу. Новгородский только сейчас заметил, что лейтенант сидит на краешке стула.
– В самое бюрократическое место.
– Кость задета?
– Чуть-чуть. Ходить могу. Готов к выписке.
– Так. Что ж... Придется поработать в тылу.
– В тылу? – Лицо Огнищева озадаченно сморщилось. – Это почему же?
– Так ведь и в тылу кому-то воевать надо.
– Ага, – в голосе молодого человека зазвучала обида, – это что? Все после ранения едут снова на фронт, а Володька Огнищев не подходит. Так, что ли?
– Поймите, лейтенант, кому-то надо работать и здесь.
– В тылу! Не-е... – Огнищев, как капризный ребенок, замотал круглой головой. – Я в тыл не могу. Нет! Да как же я в тыл! – Лейтенант с изумлением воззрился на Новгородского. – Да ведь я, считай, ни одного фашиста не убил. Как же я в тыл?
– Что, и стрелять не приходилось? – удивился Новгородский.
– Пальбы хватало. Да только это все коллективный огонь. А вот так – чтобы собственными руками, чтобы точно... Не было.
– Все же придется остаться в тылу.
– Не-е... Не могу. Вот в следующий раз на поправку привезут, тогда – пожалуйста.
«И это говорит фронтовик. Человек, побывавший в окружении. Святая простота! Ребенок. Абсолютный ребенок! – окончательно огорчился Новгородский. – Это дитя все дело провалит». А вслух сказал сурово:
– Придется подчиниться, лейтенант.
– Что ж, прикажут – подчинюсь, – добродушно ухмыльнулся Огнищев. – Только ведь я все равно сбегу. И на что я вам нужен? Мало ли геологов. У меня и опыта никакого нет.
«Нет, у него, кажется, есть характер», – ободрился Новгородский. В ясных глазах ухмыляющегося лейтенанта он совершенно неожиданно обнаружил лукавые, хитроватые искринки, в лице его уже не было ничего простецкого. Перед капитаном сидел привычно улыбающийся молодой человек, и за этой улыбкой крылось столько упрямства, желания стоять на своем, что капитан понял: никакие уговоры и внушения не помогут: лейтенант подчинится только приказу.
А Огнищев, по-своему оценив задумчивость Новгородского, с воодушевлением продолжал:
– Вас же самих на смех подымут, если меня возьмете. У меня ведь физиономистика – во! – Он поводил ладонью перед лицом. – Все говорят: никакой солидности!
– Главное не в наружности, а вот тут! – Новгородский постучал себя по груди. – В содержании главное. – Сказал так, а сам подумал, что ясноглазый лейтенант не хуже его самого знает, в чем главное. «Хитер малый, ловко прячется за своим простодушием, как за щитом».
– Оно, конечно, так... – мягким баском пророкотал Огнищев. – Только я к вам не пойду. Мне вон ребята с фронта пачками письма шлют. Все назад в часть ждут. Даже командир дивизии написал. Велел сообщить, где буду, чтоб меня затребовать.
