Текст книги ""Военные приключения-2". Компиляция. Книги 1-18 (СИ)"
Автор книги: Аркадий Вайнер
Соавторы: Аркадий Адамов,Владимир Востоков,Вадим Кожевников,Александр Лукин,Алексей Азаров,Эдуард Володарский,Егор Иванов,Иван Головченко,Владимир Волосков,Валерий Барабашов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 247 (всего у книги 357 страниц)
«Была в доме у Виктора. Его родители не знали, куда меня усадить. Особенно мать. Слишком они ко мне внимательны за последнее время. Иногда я растерянно оглядывалась по сторонам – искала Виктора, а он все суетился, куда-то убегал, что-то приносил и ставил на стол. И, перехватив мой взгляд, подмигивал: мол, держись.
Мы чинно сидели за столом, ужинали. Все здесь говорило о довольстве, начиная от обстановки и кончая богато сервированным столом. Смотря на все это, я «держалась», хотя мне и немалого это стоило. Откровенно говоря, скорее хотелось вылезти из-за стола и побыть наедине с Виктором… Странный он у меня. Когда мы оказались вдвоем, спрашивает: «Маринка, можно тебя поцеловать?» Неужели об этом спрашивают? Разве на поцелуи и любовь надо у кого-то брать разрешение? Если любишь, конечно, по-настоящему. Мы поцеловались… Этот поцелуй, словно кипяток, обжег мою душу, и все земное куда-то вдруг улетело, исчезло вместе с заботами, тревогами….Какой это был сладкий миг и почему только миг?..
Шла домой одна. Виктору не разрешила провожать. Он надулся. Чудак, как он не понимает, после того, что случилось, мне нужно побыть наедине с собой.
Какая у Виктора дружная, хорошая семья. Иван Петрович – веселый, остроумный, общительный и очень простой человек. Совсем не похож на ученого. Невысокого роста, кругленький, пухленький, словно колобок.
А дома я думала о своем отце… Как-то он там?»
Проверка
На следующий день Роджерс приехал рано утром.
– Как чувствуете себя? – обратился он ко мне, присаживаясь в кресло.
Удивительная у этого человека способность перевоплощаться. Сейчас рядом со мной был заботливый друг. Он искренне волнуется за мое здоровье, за настроение.
– Что вы со мной сделали, Роджерс?
– О чем вы, Алексей Иванович? По-моему, мы уже все решили. Стоит ли бередить душу сомнениями? И теперь, поскольку мы в некотором роде коллеги, наши отношения должны строиться не только на взаимном уважении, но и, прежде всего, на доверии. Надеюсь, вы согласны с этим?
Это он, Роджерс, говорит о доверии!
– Допустим…
– Исходя из этого принципа и в порядке, как это у вас говорят, перестраховки я вынужден просить вас выполнить одну пустячную формальность.
– Какую еще формальность? – Я даже привстал.
– Хотите вы или нет, у нас принято всех служащих, поступающих в особо режимное учреждение, пропускать через специальный аппарат. К сожалению, нет возможности сделать для вас исключение.
– Рентген, что ли? – нагловато спросил я.
– Остроумно, ничего не скажешь, – улыбнулся Роджерс. – Только с той разницей, что на вопросы будет отвечать не аппарат, а вы.
– Ладно. Делайте что хотите…
– Мне нравится такая покладистость. В таком случав возьмем быка за рога сразу.
Роджерс вышел в гостиную, где Фани подала кофе, От завтрака я отказался. Странно, но я чувствовал себя хорошо.
Роджерс кивком головы дал знать Фани, чтобы она не настаивала.
Мы оделись и вышли на улицу. Сели в шикарный «бьюик» и помчались в пригород.
Номер в отеле, куда меня привез Роджерс, состоял из трех комнат, На стенах висели какие-то картины. Краски, небрежно размазанные по полотну, напоминали рабочую одежду маляра.
Мы с Роджерсом устроились за большим круглым столом и молча стали ждать. Открылась дверь и вошел мужчина лет сорока в белом халате.
– Доктор Джексон, – представил его Роджерс.
Доктор пожал мою руку и сразу же обратился с вопросом:
– Вы согласны пройти испытания через один прибор?
– А с чем его едят? – спросил я,
– Что едят? – Лицо у Джексона вытянулось.
Роджерс, не обратив внимания на мой грубоватый тон, серьезно перевел.
– Поли-граф, – повторил доктор.
Мне вспомнились детективные фильмы. Сообщения прессы.
– А… Он отгадывает мысли…
– Да… – подтвердил Роджерс.
– Так согласны пройти испытание? – повторил доктор.
– Что я должен делать?
– Прошу дать подписку. – Джексон протянул мне лист бумаги.
На русском языке в этом документе (точный текст его не помню) говорилось о том, что я согласен прейти испытание на полиграфе, обязуюсь не разглашать факт и процедуру испытания.
После того как я подписал обязательство, Джексон задал мне еще несколько предварительных вопросов.
– Вы не страдали психическими заболеваниями? – спросил он.
– Нет.
– Считаете ли себя физически здоровым человеком?
– Конечно. Разве я похож на больного?
– Не страдаете ли запоями?
– Что вы! Но выпить не прочь.
– Принимали ли накануне какое-либо лекарство?
– Да.
– Какое?
– Водку.
– Употребляете ли наркотики?
– Не приходилось.
– А кофе?
– Предпочитаю водку, – решил я сострить.
– Хорошо ли сегодня выспались?
– Да.
– Не подвергались ли раньше испытаниям? Допросам?
– Подвергался.
Я заметил, как при этом ответе Джексон переглянулся с Роджерсом.
– Когда?
– В пятьдесят восьмом году.
– Где и при каких обстоятельствах?
– Меня допрашивал следователь.
– А… Мы имеем в виду испытания на полиграфе. – Джексон удовлетворенно улыбнулся.
– Не подвергался.
– Тогда приступим к самой процедуре. Прошу вас пройти со мной, – заключил Джексон.
Комната, куда меня ввел Джексон, отличалась от двух других. Окно было завешено. Кроме кресла и столика, на котором стоял какой-то прибор со шнурами, в комнате ничего больше не было. Этот прибор напоминал аппарат, с помощью которого однажды в поликлинике мне делали кардиограмму.
Меня посадили в очень удобное кресло. Рядом с Джексоном стоял Роджерс. Я обратил внимание на большой лист бумаги, прикрепленный к стене напротив кресла.
– Внимательно прочтите вопросы, на которые вам придется ответить, – обратился ко мне Джексон и указал рукой на этот лист.
Я начал изучать вопросы, написанные крупными буквами на русском языке.
– Вы должны говорить только правду и отвечать одним словом – «да» или «нет», – предупредил Джексон.
– Учтите, Алексей Иванович, в случае если вы попытаетесь сказать неправду, полиграф, или по-русски «детектор лжи», вас сразу разоблачит, – счел нужным добавить Роджерс.
– В этом – его сила, – подтвердил Джексон.
– Я не буду обманывать…
– Чтобы у вас не было сомнений, мы сейчас продемонстрируем его силу на практике, – сказал Роджерс.
Джексон и Роджерс начали подключать аппарат. Обвязали мою грудь гофрированной трубкой, на левую руку надели манжету, словно хотели измерить кровяное давление. На два пальца правой руки – трубки в виде металлических цилиндров. Раздался щелчок… Аппарат включился.
– Перед вами десять игральных карт, – начал Джексон. – Запомните одну из них. На мой вопрос, эта ли карта вами загадана, вы должны отвечать только «да» или «нет». Поняли?
– Да. Все ясно.
– Загадали?
– Да.
– Начнем. Это бубновый туз?
– Нет.
– Это семерка пик?
– Нет.
– Дама червей?
– Нет.
– Валет треф?
– Нет.
Короткие вопросы повторялись до тех пор, пока не кончились десять карт. Я загадал бубнового туза. Джексон и Роджерс стояли сзади меня. Я повернулся к ним. Они оба рассматривали какую-то широкую ленту, выползающую из аппарата.
– Вы загадали бубнового туза, – объявил Джексон.
На какой-то миг я даже забыл о той страшной угрозе, которая нависла надо мной, о том невероятном положении, в котором оказался. Я будто попал в компанию фокусников.
– Точ-но, – ответил я, заикаясь. Да, тут было чему удивляться.
– Теперь, надеюсь, вам понятно, что надо говорить только правду.
– Понятно… – машинально повторил я.
– Приступим к основной части нашей программы. Напоминаю, на вопросы отвечать только «да» или «нет». Итак, первый вопрос:
– Ваша фамилия Иванов?
– Да.
– Вы большевик?
– Нет.
– Вас зовут Алексей Иванович?
– Да,
– Подвергались ли когда-нибудь уголовному преследованию?
– Да.
– Это было в пятьдесят восьмом?
– Да.
– Вы работаете сантехником?
– Да.
– Внимание. Теперь вы услышите очень важный для нас вопрос. Вы знакомы с ученым Фокиным?
– Да.
– Вы женаты?
– Да.
– Фокина зовут Петром Ивановичем?
– Нет.
– Иваном Петровичем?
– Да.
– Вы умеете хранить тайну?
– Да.
– Вас кто-нибудь направлял к нам?
– Нет.
– У вас двое детей?
– Да.
– Ваш брат Зоря любит Россию?
– Да.
– Вам предлагали перейти на режимную работу?
– Да.
– Вы собирались донести в свое посольство о данном вами согласии работать на нас?
– Да.
– Вам подсказал эту мысль брат Зоря?
– Откуда вы взяли?
– Только «да» или «нет», – поправил меня Джексон. – Повторяю вопрос: «Вам подсказал эту мысль брат Зоря?»
– Нет.
– Внимание! Важный вопрос. Можете отвечать или не отвечать. Ваша дочь Марина знакома с сыном ученого Фокина?
– Да.
– Его зовут Виктор?
– Да.
– Виктор – ученый?
– Да.
– Вы получили специальное задание – уговорить вашего брата переехать в Россию?
– Нет.
– Виктор любит вашу дочь Марину?
– Да.
– Марина – комсомолка?
– Да.
– Обманули ли вы меня при ответах на какой-либо из заданных вопросов?
– Нет.
– Внимание! Решающий вопрос. По приезде в Москву вы собирались сообщить в КГБ о своем сотрудничестве о нами?
– Нет.
– Вы любите своего брата?
– Да.
– Фани вам нравится?
– Да.
– Внимание! – теперь уже подключился Роджерс. – Ученый Иван Петрович Фокин проживает в Москве?..
– Да.
– Вы часто бываете у него?
– Нет.
– Вы ездите с ним на рыбалку?
– Да.
– Вы честно будете работать с нами?
– Да.
– Вена – красивый город?
– Да.
– Внимание! Внимание! Вы приехали сюда по заданию КГБ?
– Нет,
– Ваш сосед по квартире, Елисеев, – журналист?
– Да.
– Ваша дочь Марина часто бывает в доме у Фокиных?
– Нет.
– Вы живете по адресу: Масловка, тридцать пять?
– Да.
– Внимание! Ученый Фокин работает в Москве?
– Вроде бы там…
– Только «да» или «нет». Ученый Фокин работает в Москве?
– Да.
– Может быть, вы умышленно скрыли от нас какие-либо детали, касающиеся вашей личной жизни?
– Нет.
– На этом закончим, – сказал Джексон.
С меня сняли все повязки и шнуры. Я встал и почувствовал усталость во всем теле. Слегка кружилась голова.
– Алексей Иванович, пройдите на минуту в холл и подождите меня там, – попросил Роджерс.
Я вышел из комнаты. И мне почему-то вся эта церемония с аппаратом снова показалась фокусом, детской забавой. Через несколько минут вышел улыбающийся Роджерс.
– Поздравляю. Вы прошли проверку. Значит, пройдете ее и там. А вы боялись, старина. Есть предложение встряхнуться. Едем на голубой Дунай…
– Едем, – машинально повторил я.
И вот мы снова мчимся в шикарном «бьюике». Мимо мелькают знакомые места, приводившие меня в свое время в такое умиление. Сегодня мне не хочется на все это смотреть.
Не успел я оглянуться, как показался речной вокзал. Нас поджидал, словно только что подкрашенный для этого случая, белоснежный катер. Голубой Дунай. Я всматриваюсь в его воды, отыскивая голубые краски. Обыкновенная река, как и все те, которые мне приходилось видеть. Почему вдруг голубой?
В уютном салоне был накрыт стол. Армянский коньяк и «столичная». Лимоны. Икра. Рыба.
– Русский стол?.. – предложил Роджерс.
Я кивнул:
– Да, русский.
– Надеюсь, – продолжал он, – прогулка поможет вам проветриться и успокоиться. Брату вы ничего не говорили?
– Нет. Мы же условились.
– Приятно иметь дело с солидным партнером. Мне Зоря говорил, что вам Фокин предлагал вернуться на работу в институт. Это верно?
– Был однажды разговор.
– При других обстоятельствах мы приветствовали бы такой переход. Сейчас этого делать не нужно. Начнется проверка. Можете навлечь на себя подозрения. Да вряд ли вас туда возьмут сейчас: брат-то за границей. Кстати, вот вам триста долларов, они пригодятся. В порядке симпатии. Так сказать, на восполнение издержек… – И Роджерс положил передо мной зеленые бумажки.
После четвертой рюмки коньяку мой спутник приступил к серьезному разговору.
Я ждал этой минуты. Роджерс зря не тратил ни времени, ни денег.
– Алексей Иванович, – наконец начал он, – нам нужно договориться о главном. Соединим в этих целях, как это у вас говорится, приятное с полезным. Скажите, коллега, вы готовы к серьезному разговору?
– Готов, очевидно.
Роджерс сейчас вел себя со мной, так сказать, на равных – мягко, тактично, вежливо.
– Не хотите еще рюмочку?
Не дожидаясь моего согласия, Роджерс налил коньяка. Катер на большой скорости рассекал воды Дуная.
– В нашем с вами деле, – начал издалека Роджерс, – главное – научиться владеть собой и соблюдать строжайшую конспирацию. Это трудно. Даже очень. Но возможно. «Не боги горшки обжигают» – так, кажется, говорится в известной пословице. Что для этого нужно? И мало… и много. Мне думается, мы поступим в высшей степени благоразумно, если вы, например, пройдете специальный курс обучения и получите у нас соответствующую подготовку. Как вы на это смотрите?
– Мосты сожжены… – ответил я.
– Вы говорите, сожжены? Не согласен. Мосты только наведены. Посмотрите вокруг, как прекрасен мир, как легко дышится и живется. Вы же в этом сами убедились. И по этому мосту, Алексей Иванович, проляжет и ваш путь к нам. Не забывайте об этом. Запомните, своих истинных друзей мы не оставляем.
– Постараюсь запомнить…
– Алексей Иванович, я хотел бы в вашем лице видеть не только послушного исполнителя, но думающего человека. Это немаловажное обстоятельство.
– Понимаю… – сказал я.
Честно сказать, я все меньше и меньше разбирался в том, что со мной происходит. Я жил в каком-то странном состоянии. Будто во сне… Вот сейчас ущипну себя за руку – и проснусь. И все будет по-старому. Потом я с дарами уеду домой. И наконец-то привезу Савельеву марки. Пусть не обижается. Я умею помнить друзей…
И я действительно щипал себя за руку, но не просыпался. Рядом сидел Роджерс, совсем другой, не такой, каким я его видел всегда.
Роджерс говорил, что от меня ничего особенного не требуется. Только нужно поддерживать контакт с ученым Фокиным. Сделать все возможное для установления родственных отношений с ним.
Я только кивал, соглашался… Потом опять тянулся к рюмке. Я перестал соблюдать приличия. Сам наливал себе, один пил. Но, удивительное дело, почему-то не хмелел.
Из дневника Марины
«Я не выдержала и спросила Виктора:
– Что, это были смотрины?
Он покраснел, опустил виновато голову. Вяло пробормотал:
– Глупости… Чепуха… – Потом вдруг, воспрянув, добавил: – Ты же и раньше у нас бывала.
Мне нравилось его смущение. Я задала другой вопрос:
– Тогда почему на меня так подчеркнуто смотрели твои родители?
И тогда Виктор выпалил:
– Я объявил, что женюсь на тебе…
– И что же они ответили? – едва сдерживая охватившее меня волнение, спросила я.
– Ты им пришлась по душе.
– Странный ты человек… – сказала я. – Наверное, об этом нужно было вначале спросить меня.
– Вот, все боюсь… Теперь, считай, спросил. Не знаю, что ты ответишь…
Чудак мой физик. Или они все такие? А что я могу ответить?.. Я же люблю его… Или я должна спросить, как тогда он о поцелуе? Можно ли его полюбить?
– Ну и когда же наша свадьба? – решив с ним поиграть в кошки-мышки, спросила я.
– Я серьезно… – заметил Виктор.
– Я тоже…
Виктор, не дав договорить, схватил меня в крепкие объятия и начал осыпать горячими поцелуями».
«Откровение»
Вечером мы ужинали с братом. На этот раз Роджерс оставил меня в покое. Когда Фани вышла на кухню, брат приложил палец к губам и молча кивнул головой на дверь. Поужинав, он предложил мне одеться и пройтись по набережной. Все это говорилось шепотом.
– Что-нибудь стряслось? – спросил я, когда мы вышли.
– Стряслось. У меня были неприятности с Роджерсом, За прошлый наш с тобой разговор.
– Значит, он тебе все рассказал?
– Рассказал… – тяжело вздохнул Зоря.
– Ничего не скажешь, втянул ты меня в историю. Сам себе становлюсь противным.
– Дева Мария, я не хотел этого. Видит бог, меня тоже заставили. Угрожали. Так уж получилось…
– Получилось… Скажи, какими глазами я буду смотреть на своих детей, товарищей?.. Был все же человеком… И продался за тридцать сребреников.
– Что делать, ты привыкнешь… Привыкнешь… – бормотал он.
Мне казалось в этот момент, что он меня не слушает, а думает о чем-то своем.
– Я думал, что все будет выглядеть иначе…
– Как это иначе? – не понял я.
– Некоторые общие сведения… – лепетал брат. – Общие… И они успокоятся.
Неужели и у меня такой же ничтожный вид, как у Зори? Это же не человек, это тряпка.
– Но они вцепились… Они могут мертвой хваткой… – продолжал он.
– А если и тебе… Если нам вдвоем вернуться и все рассказать?
Зоря пугливо оглянулся,
– Тише… Там сразу расстреляют. В лучшем случае – пятнадцать лет. Такое не прощают. Мне точно конец… Теперь уже поздно.
– А если нет… Можно и отсидеть.
– Отсидеть? – прошептал Зоря. – Заживо себя в могилу закопать? Сколько мне лет… Ты подумал?..
Он с нескрываемой злостью смотрел на меня… Как Зоря изменился! Из жалкого, несчастного он неожиданно превратился в человека, готового броситься на родного брата.
Крепко же его помяли в этом мире… Наверное, и я буду вот таким. Спасая свою шкуру, не стану щадить ни друзей, ни родных.
– Прости… – прошептал он.
Некоторое время мы шли молча, не обращая внимания на шум нарядной улицы. Здесь, в центре, словно какой-то праздник. То там, то здесь стоят группами модно одетые молодые люди, кто с гитарой, кто с магнитофоном. Кругом музыка, песни и даже танцы.
– О чем думаешь? – опросил я.
– О тебе, о себе. Могло быть все иначе, не будь их.
– И будь мы получше, – добавил я.
– Успокаивай себя тем, что не мы первые и не мы последние. А что делать? Мир таков. Все в нем продается, все покупается.
– У тебя плохо на душе?
– Как здесь говорят, «улыбайся, если даже на душе скребут кошки».
. – У нас говорят иначе – «если на сердце скребут кошки, значит, в нем завелись мыши»,
– Так оно и есть.
– Зоря, скажи откровенно, ты очень зависишь от Роджерса?
– Я даже не могу сказать тебе как… Это он… – Зоря испуганно оглянулся.
– Значит…
Зоря посмотрел на меня и больше ничего не сказал. Мы молча свернули с улицы к пустынной набережной.
– Ты его боишься, скажи честно?
– Да, боюсь. Он может все… Но не будем об этом…
Мы остановились и, облокотившись на перила, стали смотреть на темные воды Дуная.
– Помнишь, Алексей, нашу речку в деревне? – вдруг сказал Зоря.
– Помню, все помню… Вернуть бы все это и начать жизнь сначала… – Я обнял его за плечи.
– И несмотря ни на что, завидую тебе. У тебя есть Родина. У меня уже не будет Родины…
– Которую я предал как последний подонок… – зло добавил я.
– Тем не менее ты едешь туда. Будешь там жить. Там умрешь. У себя. Дома…
Но Зоря не договорил. Он все время озирался. Он боялся кого-то невидимого.
– Да, все забываю спросить тебя… Помнишь свое письмо перед отправкой на фронт…
– Ну и что? – лениво откликнулся брат.
– Что ты имел тогда в виду? Только откровенно.
– Дурак был, дураком и остался… От обиды и злости. На себя, на власть. Мне есть что тебе откровенно рассказать. Понимаешь… – начал было Зоря и вдруг замолк. – Нам пора… Потом… – сказал он и безнадежно махнул рукой.
Я в недоумении посмотрел на Зорю. Он был бледный и растерянный.
Откровенного разговора не получилось.
Так, не сказав друг другу больше ни слова, мы дошли до дома и разошлись по разным комнатам.
Я принял изрядную дозу снотворного. Нервы взвинчены. В таком состоянии надо еще ухитриться заснуть. Завтра, по словам Роджерса, меня начнут вводить в курс дела.
…Роджерс действительно увез меня с самого утра в пригородный отель. Оставшиеся четыре дня он решил посвятить моей учебе. Я должен был освоить тайнопись и научиться фотографировать «Миноксом». Больше от меня ничего не требовалось. И, как я понял, мне надо интересоваться только одним «объектом» – ученым Фокиным. На занятиях я задал наивный вопрос:
– Как я вам все передам?
– Вас найдут… – отрезая Роджерс.
«Значит, не сразу… – подумал я. – Значит, я еще успею прийти в себя и что-то предпринять».
Но в последний день наших занятий Роджерс неожиданно заявил:
– Обстановка меняется, Вы будете докладывать один раз в месяц.
– Как?!
– Посылать письма на подставной австрийский адрес! Вот он… Запомните…
Потом он объяснил, что на конверте я должен ставить любую фиктивную фамилию и фиктивный адрес отправителя, но имя при этом всегда должно быть одно и то же. Тайнопись необходимо выполнять с помощью химических копирок, этому меня обучили как теоретически, так и практически. Затем были обусловлены шифры – начало и конец письма.
Наконец наступило время моего отъезда. В этот день, вернее в оставшиеся полдня, предстояло много неотложных дел. Наконец и с ними покончено. Мы с Роджерсом уселись в кабинете. Зоря в соседней комнате заканчивал упаковку вещей.
– Итак, – заговорил Роджерс, – вернемся к нашему главному вопросу еще раз. Нас интересует все, что связано с доктором Фокиным. Все до мелочей. Повторяю, до мелочей. Конечно, нас интересует основное: последние достижения в области лазерной техники и ее применение в военных целях, особенно в космосе. Но мы понимаем, что для вас эта задача будет, пожалуй, непосильной. Ее будем решать, так сказать, в комплексе. Вам же нужно подготовить необходимую для этого почву. Итак, конкретно, о чем идет речь? Нас будет интересовать, чем увлекается Фокин, его привычки, изъяны в характере. В чем он нуждается, о чем мечтает, чем особо дорожит. Где и как проводит время. Взаимоотношения в семье. Есть ли у него любовница и кто она. Работает ли он с документами дома, Посмотрите, имеется ли в квартире сейф. Ездит ли в командировки и куда. Как часто. В разные места или в одно и та же. Больше внимания уделяйте его сыну. От него можно узнать о Фокине немало. Охота и рыбалка – хороший повод для укрепления дружбы. Подарите ему вот этот спиннинг. Редкая вещица. Будет доволен. Запоминайте все, о чем будут они говорить между собой, особенно когда речь пойдет о работе Фокина. Теперь о жене Фокина. От нее при благоприятных условиях можно узнать, что волнует мужа. Какие он испытывает трудности и неприятности в работе. Если получает награды, то за какие разработки. Постарайтесь узнать, в чем особо нуждается она. Женщины, как известно, любят модно одеваться. А это нелегко. В Москве, если потребуется, вас обеспечат сертификатами. Можете купить интересующую вещь и, разумеется, скажете, «достали по блату». Намекните, что вы имеете возможность и дальше доставать дефицитные товары – и для нее, и для ее мужа, что особо важно. Заставьте почаще обращаться к вам. Начните оказывать больше внимания их семье. Ненавязчиво, но обязательно поздравляйте с разными датами. Короче, надо больше расположить их к себе, не вызвав при этом подозрений. Понимаете?
– Да… – коротко ответил я и подумал: «Бедные Фокины! Они и не подозревают, что их ожидает».
Роджерс посмотрел мне в глаза. Сейчас это был не рубаха-парень, а хозяин, диктующий свои условия. Рядом со мной сидел, если точно определять, товарищ по работе. Он не просил, не приказывал… Он объяснял.
– Теперь о Марине. Ваша дочь должна выйти замуж за Виктора Фокина.
– Разве это от меня зависит? – удивился я такой постановке вопроса..
– Зависит, дорогой Алексей Иванович. Зависит. Должно зависеть. Для нас это очень важно. Для вас тоже. Здесь все для тайнописи. – И Роджерс передал мне тюбик зубной пасты «Поморин». В ответ я понимающе кивнул головой. – Остальное вы знаете. Итак, лиха беда – начало, – закончил он.
– Мне все ясно, Роджерс.
– И последнее. Хочу предупредить. Не вздумайте нас одурачить. Имейте в виду, мы вас и вашу семью достанем в любом месте. И ни перед чем не постоим. И тогда пеняйте на себя. Надеюсь, понимаете, о чем идет речь. Извините, но я должен об этом серьезно вас предупредить. Ясно?
– Мне все ясно, Роджерс, – повторил я.
– Тогда, как у вас говорят, выпьем на посошок. Зоря, мы вас ждем! – крикнул Роджерс.
Через минуту появился брат. Роджерс наполнил бокалы. Мы выпили.
– Нам пора, – сказал Зоря, взглянув на часы.
– По русскому обычаю положено присесть и помолчать перед дорогой, – предложил Роджерс и, возвращаясь в комнату, первый сел на диван. – И самое последнее. Не злоупотребляйте спиртными напитками. Вы слишком откровенны.
– Я ему об этом говорил, – заметил Зоря.
– Постараюсь.
Что мне оставалось еще говорить? Я и сам понимал, что это к хорошему не приведет.
Мы все дружно встали.
Фани грустным взглядом проводила нас до дверей. С братом не удалось больше поговорить. На вокзале Роджерс стоял в стороне, молча наблюдая за нами. Мы шля вдоль состава, у моего вагона остановились.
– Будем прощаться? – спросил я Зорю.
– Да хранит тебя святая дева Мария. Прости. Может так случиться, больше и не увидимся. Поклонись родной земле. Привезенный тобой пакетик я сохраню до конца своих дней.
Я смотрел на него и видел слезы в его глазах.
Мы обнялись. В эту минуту Роджерс подошел к нам.
– Ни пуха ни пера… – сказал он и пожал мне руку.
Я поднялся в вагон.
Поезд тронулся. Я подошел к окну. Зоря, увидев меня, вяло поднял руку и помахал мне.
И все…
