Текст книги ""Военные приключения-2". Компиляция. Книги 1-18 (СИ)"

Автор книги: Аркадий Вайнер

Соавторы: Аркадий Адамов,Владимир Востоков,Вадим Кожевников,Александр Лукин,Алексей Азаров,Эдуард Володарский,Егор Иванов,Иван Головченко,Владимир Волосков,Валерий Барабашов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 241 (всего у книги 357 страниц)

– Не нравятся мне эти отсутствия. Знаешь что, давай рискнем, не упускать же такой случай.

– Не понимаю, о чем речь? – ответил Клибер,

– Заглянем в дом Гофманов, а?

– Не понимаю…

– Потом поймешь. Будь в засаде, В случае опасности – звони в дом. – Не успел Клибер опомниться, как Брауэр перепрыгнул через забор.

Дверь в дом была открыта. Это насторожило Брауэра. Мягко ступая, он обошел комнаты, кругом царил беспорядок. По всему видно, хозяева собирались к отъезду. Но почему не закрыта была дверь? «Забыли в спешке», – решил Брауэр, поднимаясь наверх в комнату, где жил Егер. В этой комнате был прежний порядок, который он отметил при своем первом посещении Егера. На всякий случай он открыл окно, выглянул в сторону калитки. Тихо. С профессиональной ловкостью Брауэр стал обыскивать комнату. Открыл чемодан, аккуратно перевернул лежавшие там вещи, но ничего интересного для себя не нашел и разочарованно опустил крышку. В платяном шкафу, кроме гражданского костюма, нескольких рубашек и пары туфель, ничего больше не было.

Когда начал осматривать письменный стол, тут было от чего ахнуть. В одном из ящиков он увидел фотокарточку. Увидел и не поверил своим глазам. На побледневшего Брауэра в упор смотрели фашистские главари, и среди них – Отто Егер. С нервной дрожью в руках перевернул фотокарточку. Размашистым, волевым почерком по всей ширине фотографии шла надпись: «Отто Егеру. За верную службу великой Германии и фюреру. Хайль!» – и подпись: «Гиммлер. 20 июня 1943 года».

Брауэр на какое-то мгновение застыл в нерешительности, соображая, что ему делать. Затем лихорадочным движением положил на место фотокарточку, бросился вниз, забыв даже закрыть окно.

– Все тихо? – почему-то шепотом спросил Брауэр Клибера, когда очутился около него.

– Да.

– Слава богу, – облегченно произнес Брауэр.

– На тебе лица нет. Что случилось?

– Ничего.

Брауэр и Клибер вернулись в гестапо.

Брауэр решил оказать внимание Ратнеру, поскольку тот был в хороших отношениях с Егером. Позвонил ему на работу. Ему ответили, что он еще здесь не появлялся. Позвонил на квартиру. Молчание. Позвонил Шульцу. «Вот я его сейчас ошарашу», – мелькнуло в голове Брауэра, и он улыбнулся от. удовольствия. Телефон Шульца молчал. Брауэр в сердцах бросил трубку:

– Черт возьми. Поехали.

– Куда?

– К Шульцу.

Пока они ехали, Брауэр перебирал в мыслях все, что было связано с Отто Егером. И впервые Брауэр почувствовал угрызения совести. Где-то он перегнул палку, заподозрив своего же коллегу черт знает в чем. Опять излишняя подозрительность чуть не подвела его. Впрочем, он действовал во имя безопасности рейха и в случае чего сможет этим обстоятельством прикрыться. Так, успокаивая себя, решил Брауэр и тут же подумал: «А как быть с той бумагой, где племянник герцога Егера, Отто Егер, лежит в госпитале, а этот Егер спокойно разгуливает здесь? Банальная ошибка, допущенная по небрежности. А если все же не ошибка? – вдруг снова поползли в голове подозрения. – На всякий случай заполучу фотокарточку и пошлю для опознания. За это меня никто не убьет, – окончательно успокаиваясь, решил Брауэр. Его мысли затем вернулись к Ратнеру: – Везет пьянице. Как же он вышел на Егера? Ах да, через Матильду». При воспоминании о Матильде его снова охватила тревога. Вспомнились детали разговора с ней, он вроде бы себя вел не очень навязчиво и вряд ли, даже если она рассказала Егеру, тот что-либо заподозрил.

По пути Брауэр заехал на квартиру к Ратнеру. Однако, сколько ни звонил в квартиру, ему никто не ответил. Дернул дверь. К его удивлению, она открылась. В дальней комнате он застал Ратнера, распластавшегося на ковре. «Опять нализался», – с презрением подумал было Брауэр, но тут же усомнился в этом: лицо Ратнера было залито кровью. На ковре валялась пустая бутылка коньяка, рядом – пистолет – парабеллум. Брауэр медленно подошел к столу, обнаружил на нем записку. «Виноват во всем сам. Прощайте!» – прочел Брауэр.

Он долго вертел записку в руках. Внимательно осмотрел письменный стол, но ничего подозрительного больше не обнаружил. Тогда он судорожно схватил телефонную трубку. Абонент не отвечал. Брауэр набрал номер дежурного офицера.

– Где господин Шульц? – рявкнул Брауэр в трубку.

– Кто его спрашивает?

– Брауэр, черт возьми.

– Хайль! Он у себя, штурмбанфюрер,

– Немедленно соедините меня.

– Приказано не беспокоить его, – последовал ответ.

– Свинья! – И Брауэр со злостью бросил трубку.

Он бегом, как только мог, спустился со второго этажа и, запыхавшись, резко дернул дверцу машины.

– Быстро к Шульцу! – приказал он.

– Мне пора возвращаться, – робко произнес Клибер.

– Пока не повидаешься с Егером, никуда тебя не отпущу.

– Ты можешь мне сказать, что происходит? – спросил Клибер, трогая с места машину.

– Я многое бы отдал, чтобы это знать. Давай нажимай на газ. Быстрей!

Охраняемый объект находился в двадцати километрах от города. Единственное щоссе, ведущее к объекту, было забито молокоцистернами. У подножия гор паслись крупные стада коров.

Ныряя между цистернами, машина мчалась к объекту. Через полчаса она остановилась у ворот.

– Подожди здесь. Я сейчас вернусь, – сказал Брауэр, выходя из машины.

Он предъявил пропуск часовому, направляясь к главному зданию. При появлении Брауэра дежурный офицер вскочил с места, ожидая распоряжений.

– Кто у господина Шульца?

– Штандартенфюрер Егер.

– Давно? – переводя дыхание, спросил Брауэр.

– Полтора часа, – ответил адъютант, взглянув на часы.

– Телефоны переключены на вас?

– Никак нет.

– Я звонил полковнику, но его телефон не отвечает. Почему?

– Не могу знать.

– Адъютант должен все знать, на то он и адъютант, – буркнул недовольным голосом Брауэр. – Доложите, что я прибыл по срочному вопросу,

– Он приказал… – начал было адъютант.

– Доложите, – потребовал Брауэр.

К удивлению шефа гестапо, дверь кабинета Шульца оказалась заперта.

– Постучите, – раздраженно сказал Брауэр,

– Не положено, – ответил адъютант.

Брауэр, зло глядя на адъютанта, постучал в косяк костяшками пальцев.

– Кому там не терпится? – раздался голос за дверью.

– Господин Шульц, это Брауэр. У меня срочный вопрос.

– Подождите, – последовала команда.

Брауэр сел на диван, заметив на лице офицера потухающую улыбку. «Скотина», – подумал он.

Минут через десять в приемной раздался звонок.

– Прошу вас, господин Брауэр, – сказал адъютант, предупредительно распахивая дверь.

– Как раз вас-то и не хватало, – улыбаясь, заметил Егер, закрывая дверь за Брауэром.

XXIII

Генерал Фролагин сидел в своем кабинете. На столе перед ним лежал лист бумаги. Он, словно завороженный, не сводил с него взгляда. Глубокая складка перерезала лоб. В кабинете почти беспрерывно звонили телефоны. Он не отвечал. Сейчас было не до них. Перед его глазами предстал разведчик – подполковник Серов. Как будто это было вчера. Вот здесь, в этом кабинете, он вручал ему орден Красного Знамени за успешно проведенную операцию в оккупированной фашистами Чехословакии, и здесь же состоялся с ним последний разговор перед его отъездом к Жаворонку…

– Ну что, Николай Максимович, надеюсь, ты понимаешь срочность и сложность стоящей перед тобой задачи? – обратился тогда генерал к Серову.

– Понимаю и сделаю все от меня зависящее, – ответил Серов,

– Обстановка на фронте серьезная. Сейчас дорог каждый день, каждый час, – продолжал Фролагин. – Фашисты хотя и разгромлены под Курском и отступают, неся большие потери, но хребет им еще не сломлен. Перед нами поставлена задача как можно больше обескровить гитлеровскую армию, и мы должны ее выполнить. Вот почему, Николай Максимович, надо не спеша поторапливаться. Будьте осторожны. Впрочем, не мне вам об этом говорить. – Генерал сделал паузу. – Есть ко мне вопросы?

– Нет, я все понял и готов.

– В таком случае благополучного тебе приземления, Аист, удачной встречи с Жаворонком и успешного выполнения задания.

– Благодарю, товарищ генерал…

Воспоминания генерала Фролагина прервал вошедший секретарь.

– Товарищ генерал, к вам по срочному делу полковник Марков.

– Зовите, – усталым голосом распорядился Фролагин.

Секретарь молча удалился. Марков вошел в кабинет, посмотрел на Фролагина и… сразу понял, что тот в курсе событий, ради которых он так спешно попросился к нему на прием.

– Георгий Иванович, два дня назад зафиксирован мощный взрыв в районе, где действует Аист. Контрольное время выхода в эфир Аиста истекло. – Марков замолчал, опустив голову.

– При вас дело на него? – спросил Фролагин,

– Да.

– Давайте еще раз проанализируем его сообщение о хранилище, – предложил генерал.

Полковник Марков открыл дело, перелистал страницы, нашел нужную и посмотрел на шефа.

– Читайте вслух, только помедленнее.

Марков перевел дыхание и начала читать:

– «Место хранилища скрыто в одном из естественных глухих ущелий. Оно представляет собой выемку, не имеющую выхода в долину. Выемку окружают отвесные гранитные скалы большой высоты. Переброшенная через ущелье громадная маскировочная сеть полностью исключает обнаружение его с воздуха. Цистерны с бензином расположены в специальных штольнях, пробитых в горе. Над штольней не менее пятисот метров гранита. Недалеко от этой выемки серпантином проходит через туннель железная дорога. Именно это обстоятельство было использовано для строительства молочного завода, который удачно маскирует местонахождение бензохранилища. Все подступы к хранилищу перекрыты надежной охраной. Охрана ведется тщательно и строго. Крестьяне близлежащих сел выселены. Лишь для отвода глаз оставлены три хутора. Вокруг бензохранилища в горах создана особая зона, окруженная несколькими рядами колючей проволоки под током высокого напряжения. Подходы к хранилищу заминированы. По внутреннему периметру фланируют подвижные посты с собаками. Установлена строжайшая пропускная система. Обслуживающий персонал живет в черте зоны. Разрешение посторонним на пребывание непосредственно в зоне не выдается.

Из рассказа Рыжего вытекает, что осуществить с внешней стороны проникновение непосредственно в зону, к хранилищу, невозможно.

Учитывая, что время не ждет, предлагаю следующий вариант. Попытаться через Рыжего проникнуть на объект непосредственно к Шульцу (есть надежда, что он может организовать пропуск) и взорвать бензохранилище. Жду решения завтра в двадцать два ноль-ноль. С приветом. Аист».

Марков закончил читать, закрыл дело, посмотрел на генерала. Наступила минута тягостного молчания.

– Георгий Иванович, в этих условиях иного решения не могло быть… – нарушил молчание полковник Марков.

– А где его последняя телеграмма?

Найдя ее, Марков прочитал:

– «Пропуск получил. Иду на задание. Ничего не пожалею для его выполнения. Прощайте. С приветом, Аист».

– «Ничего не пожалею для его выполнения. Про-щай-те», – повторил в раздумье генерал Фролагин.

– Любая потеря невосполнима, а эта для меня… – Марков опустил голову.

– Понимаю ваше состояние, Владимир Александрович, ведь столько лет вас связывала дружба с семьей Серовых… Если в течение недели не поступит известий от него, готовьте представление на Николая Максимовича к высшей правительственной награде.

– Есть, готовить представление.

Фролагин поднял глаза на Маркова:

– Звонили из Генерального штаба, благодарили за успешную операцию. Воздушная разведка подтвердила место взрыва. Поступление бензина оттуда прекратилось…

Известие от Егера поступило, но не через неделю, а через месяц. И поступило оно от Матильды, которая была частично посвящена Егером в его дела. Это был конверт с фотографией жены и сына подполковника Серова – Отто Егера и запиской, адресованной полковнику Маркову.

«Я всегда думал о вас. Вам никогда не придется краснеть за своего мужа и отца. Будьте счастливы», – гласила надпись на обороте фотокарточки.

В записке Серов писал:

«Дорогой Владимир Александрович!

Сейчас иду на задание. Отчетливо сознаю, что это последний, наверное, экзамен на мужество и отвагу.

Я долго шел к этому рубежу, вдохновляемый нашей дружбой, и думаю, уверен, что не подведу, чего бы это мне ни стоило. В такие ответственные минуты, когда на карту поставлен гамлетовский вопрос «Быть или не быть?», невольно вспоминается прошлое. Я всегда гордился тем, что в нашу семью вошел и прочно в ней обосновался такой высоконравственный человек, которым были Вы, дорогой Владимир Александрович. Я всегда помню Вашу заботу, Ваши наставления, Ваше внимание ко мне. Помните, как когда-то Вы сказали, что «жизнь надо прожить так, как ее прожил Ф. Э. Дзержинский». И я изо всех сил старался быть достойным его бойцом. Где-то я преуспел, где-то еще надо было дожать. Там, в Чехословакии, была первая проба на зрелость. Кажется, мне тогда кое-что удалось. И не только орден, но и Ваша похвала для меня были большой наградой. Сейчас другое дело. Сейчас… Что сейчас? «Быть или не быть?» Не знаю почему, но я не испытываю никакого страха, никакой робости. Надо, – значит, надо. Как само робой разумеющееся. Есть ли шанс остаться живым? Он всегда есть, должен быть, во всяком случае, так думает всякий человек. Думаю и я так. Есть. Очень маленький, но есть. Ну, а если… И на это я готов. Пусть это будет моей скромной лептой в общую копилку Победы над страшным злом человечества. Извините за банальность. Пишу эти строки и смотрю в окно на березку, ветви которой так и просятся в комнату. Вспомнил нашу последнюю поездку в лес. Помните поляну, усеянную чудо-ромашками. И Вы, сорвав одну из них, в шутку начали гадать… Как было тогда весело и беззаботно. Кажется, я ударился в сантименты… Через десять минут я выезжаю. Пожелайте мне удачи, как тогда с ромашкой на лугу. Оглядываясь назад, мне кажется, я что-то недоделал, не успел. А что, никак не могу сообразить. Несколько слов о семье Гофман. Матильда и Эльза – хорошие люди. На них можно положиться. Матильда мне очень помогла, и неплохо было бы ее как-то отметить. Передайте привет Гансу. Та фотокарточка, что сделал Саша, пригодилась. Спасибо ему.

Вот, пожалуй, все. Так много хотелось сказать и ничего из этого не получилось.

И последнее. Ратнера не следует упускать. Он может еще понадобиться. Все. Позаботьтесь о семье. Желаю всем и во всем удачи. Обнимаю. Ваш Николай».

Полковник Марков прочел письмо и надолго задумался. Звонок генерала по прямому телефону вывел его из оцепенения.

– Иду, – ответил Марков и, захватив с собой полученные от Серова записку и фотографию, покинул кабинет.

ОШИБКА ГОСПОДИНА РОДЖЕРСА

оезд шел медленно, словно давал возможность внимательней рассмотреть незнакомую землю. Аккуратные домики, тянувшиеся вдоль полотна железной дороги. Земельные наделы, тщательно отделенные от мира не высокими, но глухими заборчиками… Кое-где в окнах уже горел свет. Рано поднимаются люди, значит, у них немало забот. Но в эти минуты я думал не о чужих заботах.

Все было для меня новым, интересным, необычным.

Заграница… Через каких-нибудь полтора часа – знаменитая Вена.

Пожалуй, не только я один поднялся в полночь, умылся, оделся, приготовил вещи. Возле окон группками и в одиночку стояли пассажиры и рассматривали маленькие, чисто убранные станции, которые мы проезжали.

А поезд громыхал на стрелках, вагоны ритмично покачивались, мелькали встречные составы.

Я нетерпеливо поглядывал на часы. И неизвестно, что меня больше волновало: встреча с братом или с чужим миром.

В последнем письме брат предупредил, чтобы я не выходил из купе. Иначе как он меня узнает! Ведь прошла целая вечность! Тридцать лет.

Город приближался… Он был где-то рядом. Заводы, закопченные домики, оживленные пригородные станции…

Я, наверное, очень волновался, потому что даже не заметил, как поезд, замедляя ход, остановился у перрона.

Да… Мне нужно занять свое место. Люди торопились. И я прошел в купе, примостился на своем диване и стал рассматривать невзрачный номерок, по которому брат сможет меня отыскать… Не по глазам, не по голосу, а по номеру.

Вагон пустел… Вдруг в купе ворвался полный розовощекий мужчина. Через секунду я оказался в его крепких объятиях. До сознания медленно доходили детали. Почему у него такие пухлые щеки? Большой живот. И весь он словно бочонок. Ну, допустим, потолстел, но голос тоже чужой… Язык! Конечно, и язык чужой.

Толстяк продолжал меня хлопать по плечу, обнимать, шумно и пыхтя радоваться, а я все не мог прийти в себя.

Кто это? Неужели это. мой брат?

Наконец он отступил, насколько позволяло тесное купе, чтобы лучше меня рассмотреть.

– Якый ты у мэне молодэц, Павлуха! Прыихав! – громко причмокивая, восхищался он.

«Почему Павлуха, при чем тут украинский язык?» – проносилось в моем сознании, прежде чем я понял, что передо мной стоял совершенно чужой человек.

– Алексей, а не Павлуха. Вы ошиблись.

– Как Олексий? А дэ Павлуха? Якэ у вас мисцэ? – все еще не понимая, что происходит, басил толстяк. И его маленькие глазки, вынырнув из-под жирных век, удивленно уставились на меня, потом на номер моего места.

– Седьмое, – сказал я.

– А мени трэба симнадцатэ. Пробачьте. Я вид щырого сердца… Пав-лу-ха! – закричал он, с трудом выбираясь из моего купе.

Я опять опустился на свое место. Почему-то эта, казалось бы, невинная ошибка испортила мне настроение.

В купе заглянул высокий, сухощавый, с родинкой на щеке, элегантно одетый мужчина.

Зоря! Конечно, это Зоря! Он не бросился ко мне, а только прошептал:

– Святая дева Мария! Наконец-то…

Мы не знали, что сказать друг другу. Не было шумных восторгов. Было только удивление и какая-то непонятная грусть.

У него влажно поблескивали глаза. Зоря и не пытался скрывать своего состояния.

– Наконец-то, – то и дело повторял он.

Прошел проводник, напомнив, что все пассажиры давно сошли и нам не мешало бы сделать то же самое.

– Ну конечно, конечно… – заторопился Зоря. – Надо спешить. Не хватало, чтобы нас затащили в тупик. – Он улыбнулся. Но улыбка его тоже показалась мне грустной.

– Ну, пойдем же, Алексей.

Мы оба были настолько взволнованы встречей, что пришли в себя уже позже, когда сели в машину. Зоря, осмотрев меня внимательно, произнес:

– Мне просто не верится, что ты рядом со мной. Алешенька, милый мой человек… Как я рад. Как хорошо и тепло у меня на душе.

– Я тоже рад.

О чем говорилось? Странно, но я не помню, о чем говорили с братом.

– И сколько же ты погостишь у меня? – спросил он.

– Две недели.

– Так мало? – искренне огорчился Зоря. – Я тебя не отпущу. Так и знай, не отпущу.

– Больше нельзя. Увы! Виза…

– Впрочем, и две недели не так уж мало, – согласился он и вздохнул: – Сколько лет мы не виделись, Алешенька?

– Считай, с сорокового года.

– Да. Скоро тридцать один… Много воды утекло за это время.

– Если бы только воды…

– Время летит, не угонишься. А мы стареем…

– Стареем… – согласился я.

Мы внимательно рассматривали друг друга и оба не стеснялись этого,

– Алешенька, – робко спросил брат, – а о просьбе моей, наверное, забыл?

– Да что ты! – всполошился я. Мне было приятно, что он вспомнил о главном.

– Неужели привез? Вот уж уважил. Пожалуйста. Прошу тебя…

Я полез в портфель, достал целлофановый мешочек с землей и передал его брату.

– Оттуда? – все еще не верил он.

– Специально ездил.

Перед светофором Зоря затормозил и повернулся ко мне:

– Это бесценный подарок. – Он бережно взял мешочек, подержал его на ладони, а затем положил во внутренний карман пиджака.

Мигнул зеленый свет, и мы поехали дальше. Да, в этом потоке нельзя задерживаться ни на секунду: сметут.

Я не торопился расспрашивать брата о его жизни и делах. Не спросил даже, кому принадлежит этот красавец «мерседес». Я только отвечал на его вопросы.

– Деревня на месте? – интересовался Зоря.

– Сожгли немцы. Но отстроена новая.

– И наш дом сожгли?! – сокрушался он.

– Все дотла.

– В живых-то кто-нибудь из знакомых остался?

– Видел Степана, сына тети Нюси. Помнишь? Он без ноги. Инвалид. Работает в колхозе. А больше никого, всех жизнь разметала.

Брат с сожалением покачал головой, потом бодро сказал:

– Ладно. Не будем говорить о грустном. Зачем омрачать радость встречи? Скажи лучше, как дома.

– Да все по-старому. Ни шатко ни валко.

– Выше голову. Не надо унывать. Дорогой ты мой Алешенька, как я рад встрече, – в который уже раз признался он.

– Да я и не унываю. Откуда ты взял?

Он полуобернулся, словно желал убедиться в том, что я не обманываю.

И тут мне показалось, что брат держится как-то напряженно, даже нервозно. Но нетрудно было найти этому объяснение: он долго не был на Родине. Да, наверное, никогда уже не будет. Зоря всегда был очень сдержан. А в такой ситуации, после долгих лет разлуки, нет ничего удивительного в том, что он нервничает.

– Как дела у старшей племянницы? – спросил Зоря, желая сгладить некоторую неловкость.

– Хорошо. Толковая девчонка. Учится старательно. Словом, молодец.

– А как ее дружок поживает?

– Нормально, – пожал я плечами.

– С таким отцом, как у него, не пропадешь. Опора надежная…

– Да, отец у него видный человек. Доктор наук.

Кажется, эту фразу я произнес с гордостью. Собственно, почему мне не гордиться. С «видным человеком» я был хорошо знаком. Мы вместе не раз бывали на рыбалке. А его сын… Что ж, время покажет, возможно, Виктор станет моим зятем…

– Наверное, и работает в солидной фирме? – подчеркнуто небрежно спросил брат.

– В почтовом ящике.

– Что это такое? Уже забыл.

– Закрытый объект.

– Как же ты познакомился с таким человеком?

– Познакомился! Раньше я работал с ним… Он увлекается рыбной ловлей. Я тоже. Как говорится, рыбак рыбака видит издалека. Организовывал для него охоту, рыбалку, часто помогал во всяких хозяйственных делах. Ему-то все некогда. Ну, а ко всему – Маринка дружит с его сыном. В пионерском лагере были вместе. Он – вожатый, а она – в его отряде. С тех пор так это знакомство и сохранилось. Да, Старик – голова, не чета нам с тобой. Старик его так звали у нас, – лауреат, а вот медаль носить нельзя.

– Почему?

– Так принято… На той работе… Нельзя афишировать.

– Ясно… – сказал он. – Значит, рыбаки.

– Именно. Хотелось бы для него достать леску «ноль-ноль два» фирмы «Сатурн». Я обещал, понимаешь?

– Что за вопрос. Купим. Это чепуха. Тем более для такого знатного рыбака. Подозреваю, что он еще твой начальник.

– Нет… – ответил я. – Раньше – да, вместе работали.

– Тебе не понравилось служить в его фирме? – удивился брат. – Такой уважаемый человек, да еще вместе с тобой проводит время на отдыхе! Это же редкость… Что-нибудь случилось?

– Редкость… – согласился я. – Но… обстоятельства… – Я пожал плечами.

– Сейчас у тебя работа скромнее? – продолжал он.

– Скромнее… Хотя зарабатываю больше… И нет строгого режима на работе.

– Тебе виднее, конечно, но я не ушел бы от такого шефа.

Зоря не одобрил мои действия.

– Ты меня не понял… – уточнил я. – Денег действительно больше. Но менее интересно. А случилось…

Я не знал, стоит ли говорить о неприятностях, которые произошли со мной несколько лет назад. Но Зоря ведь мой брат. Родной брат.

– Была, понимаешь, такая штука, – решился я, – оступился. Хотели уголовное дело заводить… Однако обошлось. Помог шеф. Ушел по собственному желанию.

– Понимаю…

– А вот на душе неспокойно, – добавил я.

– Понимаю… – повторил в раздумье Зоря.

– Однако мы по-прежнему, редко правда, но встречаемся с ним на рыбалке.

В ответ Зоря одобрительно улыбнулся. Он удивительно хорошо вел машину. Ухитрялся находить свое место в этом огромном потоке. Я с любопытством поглядывал на здания, на площади, на улицы, на огромный поток машин, поражающих ярко расцвеченными красками, – красные, желтые, вишневые, серые, белые, оранжевые, черные. И почти ни одна машина не похожа на другую. То длинные и широкие, то маленькие горбатые, напоминающие божьих коровок. Я поворачивал голову то в одну, то в другую сторону, стараясь все увидеть, все охватить.

Брат словно прочел мои мысли:

– Так города не узнаешь… Мы потом побродим, побываем в самых интересных уголках.

Я кивнул. Конечно, из окна машины много не увидишь.

– Ну, а как у Марины с его сыном, любовь или так просто? – продолжал Зоря.

– Не поймешь. Она, по-моему, фокусничает. А он-то, Виктор, от нее без ума.

– А где учится?

– Окончил МГУ. Сейчас вот – аспирантура. Скоро будет кандидатом.

– Да… В отца пошел, значит. Это хорошо. Неплохую партию может она составить. Я рад. Не упускайте момента, – наставительно произнес он.

– Да разве теперь от нас это зависит? Это не раньше, когда воля родителей была законом.

– Верно. Тем не менее сделай все возможное. Анисья Евдокимовна здорова?

– Ничего. Твое лекарство было кстати. Спасибо.

– Для меня это не проблема.

– Тебе все шлют большой привет.

– И Марина?

– Разумеется… – сказал я.

– Жаль, что мои не увидят тебя. Не судьба, видно.

– Ты-то как поживаешь? – решился наконец спросить я.

– Да как тебе сказать? Пришлось хлебнуть горя. Но мне повезло больше, чем другим. Сейчас вроде бы уже грешно жаловаться. Да я тебе писал обо всем…

– Надолго здесь обосновался?

– Смотря как пойдут дела. Все от этого будет зависеть. Время сейчас горячее.

– А занимаешься-то чем?

– В некотором роде медициной.

– Вроде бы ты и не медик.

– Разве это имеет значение?

– Это верно. А ты мало изменился, такой же стройный и подтянутый.

– Спорт, Алешенька, делает свое дело. Ты тоже вроде бы в форме.

– У меня работа – волка ноги кормят.

Остаток пути ехали молча. В окне лимузина мелькают красочные витрины, нарядно одетые горожане. Причудливые здания, не похожие одно на другое. Зеленые улицы и площади с затейливыми фонтанами производили впечатление.

– Ну вот мы и дома. Будь моим гостем. Самым дорогим и самым желанным…

Так началась эта история.

А возможно, она началась раньше? Конечно, раньше. Еще до этого первого приезда в Вену.

Пожалуй, лучше рассказать все по порядку. По ходу я буду ссылаться на некоторые высказывания и оценки событий, позаимствованные из дневника моей дочери Марины.