Текст книги ""Военные приключения-2". Компиляция. Книги 1-18 (СИ)"

Автор книги: Аркадий Вайнер

Соавторы: Аркадий Адамов,Владимир Востоков,Вадим Кожевников,Александр Лукин,Алексей Азаров,Эдуард Володарский,Егор Иванов,Иван Головченко,Владимир Волосков,Валерий Барабашов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 250 (всего у книги 357 страниц)

– Значит, вы Фаину исключаете?

– Да…

– И почерк не ее?

– Почерк?! А мне и ни к чему.

– Посмотрите внимательно.

Он передает мне письмо. Я смотрю на ровные, аккуратно расположенные буквы и ясно вижу, что писала не Фаина, ее-то почерк я хорошо знаю, она у нас член редколлегии стенной газеты и все заметки пишет от руки.

– Нет, не ее.

– И все же, Алексей Иванович, вы еще раз переговорите с ней. Может быть, она кого-то попросила написать. Мы должны быть абсолютно уверены, что она к этому письму не имеет никакого отношения.

– Хорошо, Владимир Николаевич.

Насонов взял письмо и снова уткнулся в него.

– Алексей Иванович, а не могли вы запамятовать? Может быть, кто из старых знакомых мог написать вам такое письмо? – спросил он.

Я чувствую, что он не меньше моего обеспокоен содержанием письма.

Я еще раз подумал и дал отрицательный ответ.

– В таком случае не исключено, что нам пишут венские «друзья»… Допустим, та же Фани. Что на это скажете? – обращается он ко мне.

Он так и сказал «нам пишут».

– Удивлены?! – не дожидаясь моего ответа, говорит Насонов.

– Неожиданно как-то… – промямлил я в ответ.

– К неожиданностям надо привыкать. Дорога у нас может стать длинной и не всегда гладкой. Жаль, конечно, что вы не сумели удержать мальчишку и расспросить его как следует…

– Я знаю, где находится школа. Завтра его из-под земли достану. Он приметный, – выпалил я, чтобы как-то сгладить допущенную мной оплошность.

– Если сумеете его повстречать, подробно расспросите, кто передал ему письмо. Приметы. Костюм. Все до мелочей. Это очень важно.

– Хорошо. Постараюсь.

– Письмо, с вашего разрешения, я оставлю у себя.

– Конечно.

– И как всегда, обо всем, что покажется вам странным, необычным и подозрительным, – звоните. До свидания, – сказал Насонов на прощание.

На этом мы расстались. Меня смущало, как ведут себя со мной чекисты. Мягко. Тактично. На равных. Как с партнером. Разве я это заслужил? Хотя бы раз повысили голос, по-русски выругались бы, например, за то, что стал на преступный путь или, к примеру, упустил мальчишку. Мне стало бы, наверное, легче. У меня было совершенно иное представление о чекистах.

Письмо Насонов оставил у себя. Я догадался – для чего.

Утром, позвонив в контору и сказав, что я задержусь, до начала занятий пошел в школу. Дети по одному, по два и по три человека, а то и целыми группами, словно муравьи, тянулись по дороге в школу. Я стоял рядом с входом и внимательно всматривался в лица малышей. Вихрастого и курносого паренька мне удалось обнаружить без труда. Он тоже меня узнал и, к моему удовлетворению, сам подошел ко мне.

– Есть вопросы? – спросил он, хитро подмигнул, и его курносое лицо расплылось в широкой улыбке.

– Во-первых, здравствуй, во-вторых, когда у тебя кончается последний урок?

– Извините… Здравствуйте… Урок? – повторил он и почесал в затылке – Сейчас вычислю… Так… В двенадцать часов. А что?

– Я буду ждать тебя. Ты мне нужен.

– Ответ писать? Другой бы спорил, – сказал он, снова улыбаясь, видимо оставшись довольным своей шуткой.

– Да. Только не опаздывай.

– О'кей, – ответил он и, поправив за спиной ранец, побежал в школу.

В назначенное время мы встретились.

– Давай знакомиться. Меня зовут Алексеем Ивановичем.

– Меня – Витек. – И он протянул мне руку.

– Как учеба? Двоек много?

– Хотите, одолжу… – И после некоторой паузы с гордостью закончил: – Я отличник.

– Молодец.

Мы некоторое время шли молча. Сели на первую попавшуюся скамейку.

– Витек! У меня к тебе вопрос. Кто передал тебе письмо?

– Женщина.

– А как она выглядела?

– Высокого роста… Рыжая. Все.

– В чем была одета? Возраст? Поподробнее, Витек.

– Что я вам – Шерлок Холмс… В чем одета и обута… Сейчас… Так, сиреневая кофточка… джинсы «Ли»… белые босоножки на шпильках… На ногах маникюр… Зеленая сумка через плечо… В больших темных очках… – морща лоб и напрягая память, вспоминал Витек.

– Ну вот видишь, и Шерлок Холмс тебе бы позавидовал.

Польщенный похвалой, Витек заерзал на скамейке.

– А что это за джинсы «Ли»?

– Эх вы, не знаете. Да это же американские.

– Виноват. Исправлюсь, – сказал я, обнимая его за плечи. – И что она тебе сказала?

– «Мальчик, вот тебе на мороженое, передай этому дяденьке письмо». От подачки я отказался,

– Ты ее раньше видел?

– Нет.

– Говорила она без акцента?

– Нормально.

– Как ты думаешь, она не иностранка?

– А вы что, имеете дело с ними, да?

– Имею. Так как?

– Сейчас разве определишь… Не знаю, дядя Алексей… Мне пора домой. Я обещал. Все.

– А где ты живешь?

Он назвал адрес и фамилию. Больше я из него ничего выжать не мог. Мы распрощались. Я тут же из автомата позвонил капитану Насонову. На месте его не оказалось. По дороге снова позвонил. На сей раз успешно. Он назначил мне встречу у себя на квартире.

И вот я снова у него. Насонов не спешит. Он приготовил чай, Разлил по стаканам. Затем я доложил ему о результатах встречи с Витей. Рассказал о разговоре с Фаиной.

– Значит, Фаина отпадает, – произнес Насонов.

Я так и не понял, хорошо это или плохо.

Мы пили чай. Некоторое время молчали, заполняя паузы громким помешиванием ложкой в стакане.

– Мы проверили – тайнописи в письме нет, – нарушил молчание Насонов. – Однако прошло три месяца после вашего возвращения из Вены. Легко на их месте предположить: раз вы не даете о себе ничего знать, пора им бить тревогу. И вот первая, будем считать, ласточка прилетела. Вроде бы логично. Исходя из этого теперь, Алексей Иванович, нам надо особо держать ушки на макушке. Хочу напомнить вам. В случае если вас остановят на улице или позвонят и спросят, почему вы молчите и ничего не сообщаете в Центр, скажите, что по неосторожности уничтожили адрес и средства тайнописи. Не будьте навязчивы. И хорошенько запомните того, кто вступит с вами в контакт. Хорошенько.

«Теперь-то научен горьким опытом, буду внимательным», – подумал я.

Затаив дыхание слушаю Насонова. Мне стало даже как-то не по себе. Он, наверное, заметил это, сказал:

– Главное, Алексей Иванович, не терять самообладания. Держите себя естественно. Знаю, что это нелегко. Но надо. Я лишний раз говорю вам об этом, чтобы вы быстрее входили в роль.

– Буду стараться, Владимир Николаевич, – ответил я, скрывая волнение.

…На третий день после встречи с Насоновым, когда я смотрел дома программу «Время», меня подозвали к телефону. Звонил Насонов. Я сразу узнал его голос. «Что-то важное произошло», – невольно пронеслось в голове.

– Алексей Иванович, здравствуйте. Хочу вам сообщить – Фани в Москве. Витек молодец. Так что не исключена ее встреча с вами. Будьте готовы. Вопросы есть?

Вопросов у меня не было. Я разволновался,

– Кто звонил-то? – спрашивает жена

– Савельев.

– Чего он?

– Дела по работе.

– И дома не дают покоя, – проговорила жена.

Программа «Время» подходила к концу, я слушал ее, почти ничего, не соображая. Вновь запрыгали мысли вокруг Зори, Роджерса и… Фани.

Долго ворочался в постели. Сон не шел. Одолевало беспокойство. Проглотил таблетку тазепама. Кажется, помогло.

Утром я нарочно медленно шел на работу. Около места, где Витек передал мне письмо, немного задержался. Фани не появлялась. «Значит, в другом месте меня перехватит», – решил я. И угадал. У входа в метро, в потоке людей, она появилась передо мной неожиданно, как вспыхнувшая спичка в темноте.

– Не ожидали, Алексей Иванович? Здравствуйте. А я вам привезла привет от Роджерса. Или вы его уже позабыть успели, а? – Ее певучий голос сразу напомнил мне далекую Вену и шикарную квартиру Зори.

Чувствую, как засосало под ложечкой и учащенно забилось сердце. Стараюсь побороть охватившее меня волнение. Никаких сомнений. Это – Фани. Высокая, красивая, стройная, рыжеволосая (а в Вене была брюнеткой), зеленая сумка, в джинсах, на ногах «маникюр». Все – как описал Витек.

– Извините, Алексей Иванович, у меня мало времени. Роджерс спрашивает, в чем причина вашего молчания. Он недоумевает и сердится… А когда он сердится, ничего хорошего от него не ждите. Итак, что ему передать? – спокойно, словно у себя в квартире, спрашивает меня Фани.

Я нервно оглядываюсь вокруг. Вот он тот момент, о котором меня предупреждал Насонов и откуда должна начинаться роль актера.

– Не волнуйтесь. За мной хвоста нет. Я слушаю.

Мы стоим друг перед другом. Она вскидывает руку в сторону метро, как бы приглашая меня туда, а я стою, смотрю на нее и никак не могу преодолеть смущения.

– Я по неосторожности уничтожил адрес и блокнот с бумагой… копировальной, – наконец выдавливаю из себя.

Фани бросила на меня пристальный взгляд и, ничего не говоря, неожиданно смешалась в толпе людей, входящих в метро. Первой мыслью было броситься за ней и спросить, что же мне делать, но вовремя остановился, вспомнив наставления Насонова не быть навязчивым. Не терпелось тут же, из метро, позвонить ему. «А вдруг за мной следят», – подумал я.

Ноги несли меня быстрее обычного к месту работы. Не терпелось быстрее доложить Насонову.

– Растерялись немного, – выслушав меня, заметил Насонов.

– Было дело…

– Она уже спешит к аэродрому. Через час вылетает в Вену. Все правильно. Считайте, роль сыграна. Лиха беда начало.

Насонов прав. Роль сыграна. «Лиха беда начало». Не все в ней было ладно, но, может быть, это и к лучшему. Зато все получилось естественно. Так, рассуждая и постепенно остывая от встречи с Фани, я начал свой рабочий день. С утра аварийных заказов не было, и я с Савельевым резался в домино.

– Как брат поживает? – поинтересовался он.

«Рассказать ему или не рассказать?» – ломал я голову, думая над очередным ходом.

– Не лезет, – говорит Савельев и возвращает только что поставленную мною фишку.

Я беру ее обратно, ставлю какая «лезет».

«Рассказать или нет?» – продолжал думать я. Неожиданно выручила тетя Маша. Она просовывает голову в дверь и кричит:

– Хватит вам забивать «козла». Алексей, тебя вызывает Ух Ты.

С радостью бросаю игру. Иду к начальнику.

– Слушай, у меня опять мотор забарахлил. Не посмотришь? – обращается ко мне начальник, как только я вошел в его кабинет.

У него старенький «Москвич»; мотор давно выработал свои ресурсы, и нам с Савельевым не привыкать его латать.

Я взял с собой Савельева. Во дворе конторы мы начали ковыряться в моторе. Долго искали причину. За это время тетя Маша дважды прибегала к нам с вызовами жильцов, и каждый раз она уходила, разгневанная нашей бездушностью.

Для нас важнее было угодить своему начальнику, глядишь, лишний раз отпустит с работы, а то и даст день-два где-нибудь пошабашить.

Снова прибежала тетя Маша:

– Ух Ты приказал немедленно идти на вызов. Бессовестные, черти! – выругалась она.

Да мы и сами начали чувствовать себя неловко и собирались уходить.

– Не вибрируй, тетя Маша. Бежим, – отвечаю я.

Ушли с Савельевым по разным адресам. Опять мне пришлось усмирять горячую воду. В местах сварки образовался в трубе свищ. Пришлось повозиться и задержаться на работе.

Пришел в контору переодеться. Время было уже позднее, нерабочее. К моему удивлению, там оказалась Фаина,

– Ты чего?!

– Ничего… Вас жду,

– Ну-ну.

– Трубы гну… Алексей Иванович, а я к вам с… повинной.

«Что за черт, с какой еще повинной?» – подумал я.

– Тогда винись.

Фаина потупила взор, потом посмотрела, на меня и снова опустила глаза:

– Понимаете, Алексей Иванович… Я вам тогда неправду сказала. Письмо-то я написала. Это меня Катька надоумила. Давай, говорит, разыграем его.

Я стою, моргаю глазами и не понимаю, что со мной происходит. Как же так? А Фани из Вены? А Витек? А Насонов?! Что за чертовщина?!

– Только я его не решилась вам передать… Вы меня извините. Вот оно. Хотите, прочтите. А то послание, про которое вы спрашивали, это кто-то другой написал. Я подозреваю Катьку…

Я с трудом воспринимаю слова Фаины. И когда наконец до меня доходит истина, у меня аж дух перехватывает.

– Ну и молодец, кассир. С тобой не соскучишься. Выдала сполна. – И я от радости схватил ее в охапку. Она зарделась, еще больше раскраснелась, и ее широкое лицо засветилось и даже показалось мне милым и симпатичным. В следующую минуту я расхохотался. Надо же быть такому совпадению!

Фаина, широко распахнув глаза, смотрит на меня с удивлением.

– Что-нибудь не так я сделала? – спрашивает она меня.

– Раз пришла с повинной, значит, все так, – отвечаю ей, улыбаясь. – В награду хочу поцеловать тебя.

– А письмо читать не будете?

– Я их уже начитался…

Она, как ребенок, обиженно опускает глаза, Мне становится жалко ее.

– Ладно, давай сюда письмо.

– Вы все смеетесь надо мной. – И Фаина с гордо поднятой головой выходит из комнаты.

Так закончилась эпопея с письмами и… любовь Фаины ко мне,

Впрочем, с письмами не закончилась. Письма будут. От Роджерса ко мне, от меня к Роджерсу. Но это впереди.

Из дневника Марины

«С письмом от Зори вдруг куда-то убежал отец. Мы все в недоумении. Что-то случилось? Что?! Рядили по всякому. С нетерпением ждали его возвращения. Наконец он вернулся. На нем нет лица. Значит, что-то произошло серьезное. Мы бросились к нему с расспросами. Он тут же заявил:

– Умер Зоря… И отстаньте от меня.

– Как умер?! – закричала мама.

– Не знаешь, как умирают, – отрешенным голосом отвечает отец.

Мать запричитала и в слезы.

– Как же мы теперь будем… Да за что такое наказание?..

Я стою, смотрю на отца, на его осунувшееся, посеревшее лицо и не знаю, то ли мне радоваться, то ли… С одной стороны, жалко, все же умер родственник, с другой – слава богу, теперь наверняка будет спокойнее в семье.

– Папа, покажи письмо. – Я подошла к отцу, обняла. Мне стало жалко его.

– Потом, доченька, потом…

– Не потом, а сейчас. – Он знал, что я никогда ничего на потом не откладываю.

Отец пытался отговориться, а в меня словно дьявол вселился. Я настояла. Он всегда сдается, если проявить настойчивость.

Он нехотя протягивает мне письмо.

Боже мой… Какой ужас… Какой кошмар… Какой позор…

Я в гневе скомкала письмо, с нескрываемой злостью бросила его в лицо отцу, наговорила ему всяких гадостей и выскочила из дому. На улице немного успокоившись, возвратилась. Мать лежала в постели с полотенцем на голове, отец сидел за столом, положив голову на руки. Рядом с ним – нераспечатанная бутылка вина. Скомканное письмо валялось на полу. Я подняла письмо.

– Куда ты? – спросил, вымученно глянув на меня, отец, когда я направилась к выходу.

– Куда надо, – ответила я, хлопнув дверью. Честное слово, в эту минуту мне нисколько не жаль было своих родителей. Кипевшее зло на них наполняло мою душу.

Пока я шла по улице, все время со страхом думала в последствиях. Что я скажу Виктору? Как ему объяснить? Как покажусь на глаза подругам? Дядя – гнусный каратель, преступник, скрывавшийся от правосудия… Ведь Виктор работает вместе с отцом на режимном предприятии. Кому я теперь буду нужна?.. Кто узнает, от меня будет шарахаться, как от бешеной собаки. Еще возьмут да выгонят из института. Неужели всему конец? Перед моими глазами будто погас свет. Чем больше я думала об этом, тем больше теряла надежду на жизнь. Может быть, вот сейчас – под машину… Нет, нет, только не это. В чем я виновата?..

В приемной КГБ меня внимательно выслушали. Через некоторое время пришел высокий симпатичный молодой человек, представился мне капитаном Насоновым, и мы с ним уединились в отдельную комнату. Долго и по душам поговорили. Он меня прекрасно понял. Подробно расспрашивал об отце, о его поездках в Вену, о моих отношениях с Виктором, с его отцом. Об институте. О друзьях.

Я смотрю на Насонова, разговариваю с ним, а сама все время ловлю себя на мысли – где могла его видеть.

Этот спокойный голос. Знакомая манера левой рукой откидывать назад прядь волос, спадавшую на лоб. Под конец разговора я не удержалась и спросила:

– Владимир Николаевич, извините за банальность, где я вас могла видеть?

. – Не знаю… – И Насонов откидывает прядь волос, нависшую над лбом.

– Вспомнила!.. – чуть не вскрикнула я от вспыхнувшей вдруг догадки. – Вы у нас читали лекцию. И приводили пример, несколько схожий с тем, что я рассказала. Да?!

Насонов на секунду задумался и, к моему удовлетворению, говорит:

– Было дело.

– Как тесен мир. Кто бы мог подумать, – вздохнула я. – Знали бы вы, как после вашей лекции я воевала с отцом…

В ответ Насонов, как показалось мне, загадочно улыбнулся.

И где-то подсознательно у меня мелькнула шальная мысль: «А не успел ли и отец побывать здесь?..»

– Отец ваш знает, что вы пошли к нам? – словно угадав мои мысли, спросил меня Владимир Николаевич,

– Да, знает, – ответила я.

– Хорошо, – ответил он.

Ушла я от Владимира Николаевича окрыленная, спокойная от чувства исполненного гражданского долга. За одно только ругала себя: надо было раньше прийти сюда.

Впереди предстоит разговор с отцом. Каким-то он будет. Только бы не сорваться.

Не успела я переступить порог комнаты, как отец сразу подошел ко мне и, взяв под локоть, увел меня на улицу.

– Была? – спросил он меня, когда мы вышли из подъезда дома.

– Была.

– Ну и что?

– Если б меня так понимали мои родители…

– То что было бы? – не дав мне договорить, спросил отец.

Он был спокоен. И меня это несколько удивило. Я ждала нервной сцены и даже, может быть, скандала.

– Не было бы того, что сейчас произошло, – отвечаю ему в тон.

– Понятно. Что тебе сказали? – продолжал допрашивать меня отец.

– Сказали, что правильно сделала.

– Допустим. А дальше?

– Дальше… видно будет.

– И что же ты там говорила?

– Все как есть. Не убавила, не прибавила,

– Понятно. И что теперь будет?

Я поняла. Отец там не был, иначе он не задал бы такого вопроса. Мы некоторое время шли молча.

– Во всяком случае лучше будет. Куда мы идем? – обращаюсь я к отцу.

– Куда хочешь, – отвечает он.

– Тогда пошли домой.

– Пошли, – соглашается отец.

– Письмо, конечно, оставила там?

– Разумеется.

– Понятно.

Мы повернули обратно. Идем и молчим.

– Кто разговаривал с тобой? – вдруг поинтересовался отец.

– Не поверишь, папа. Удивительное совпадение… Помнишь, я тебе рассказывала о лекторе-чекисте, который приводил пример с одним родственником, тоже оказавшимся, как и у нас, в Канаде и…

– Ну и что? – перебил меня отец.

Я с удовлетворением отметила про себя, что разговор на эту тему ему неприятен.

– Он и разговаривал со мной. Симпатичный такой дядечка.

«Интересно, о чем думает сейчас отец?» – мелькнуло у меня в голове.

– Ты прости нас, старых дураков, особенно меня, – как бы отвечая на мой вопрос, говорит он.

– Пусть это будет нам всем хорошим уроком, – ответила я и увидела, как сразу посветлело лицо отца.

Дома нас встретила мама вопросом:

– Куда это вы убежали? С ума можно сойти. Давайте ужинать. – Вид у нее бледный, под глазами синяки.

Сели за стол. Молча поели и разошлись каждый по своим местам.

На следующий день ходили с Виктором в кино. Думала, немного отвлекусь. Не получилось. События с дядей вывели из равновесия. И мне было не до кино. Виктор, чувствуя мое состояние, в душу не лез. Молодец. Лишь один раз поинтересовался:

– Надеюсь, ничего плохого не случилось?

«Надейся, надейся», – подумала я. Владимир Николаевич просил до времени не говорить Виктору о судьбе дяди. И я носила в своей душе нелегкий для меня обет молчания.

Тайник

Через месяц после того, как уехала Фани, я получил снова письмо. На сей раз по почте. С безобидным открытым содержанием. Опущено в Москве. Я ждал его. Насонов меня предупредил. Раз с агентом потеряны возможности общения, то разведка, если она по-прежнему заинтересована в нем, либо должна восстановить с агентом связь, либо прекратить ее. И вот тогда решится вопрос – выхожу ли я из игры или нет. Чекисты были уверены, Роджерс не должен остановиться на полпути. Слишком много было затрачено сил и средств. И они оказались правы. Мне дали прочесть текст расшифрованного тайнописного письма. Вот оно:

«Дорогой друг! Мы опечалены очень Вашим молчанием. Как же Вы так неосторожно обошлись со средствами обоюдной связи? Нам хочется подробно узнать, как произошло это. Мы обеспокоены Вашей безопасностью. Все ли у Вас в порядке? Посылаем Вам кодовые таблицы и шифрблокнот. Надеемся, вы не забыли, как ими пользоваться. Ждем Ваших сообщений о Фокине. Пожалуйста, как можно подробнее…»

Далее сообщалось, как найти тайник, какую и где после этого сделать пометку (указывалось место) о том, что тайник иною изъят. Письмо заканчивалось словами: «Желаем Вам удачи. Да поможет Вам бог».

И вот мы с Насоновым находимся у него на квартире и внимательно изучаем место закладки тайника, – графически изображенного им на листе бумаги.

Я смотрю на красиво начерченную схему, каллиграфический почерк, и невольное восхищение охватывает меня.

– Сделано со знаком качества, – замечаю я.

– Не зря закончил МВТУ имени Баумана, – откликается Насонов.

– Вроде бы все понятно, – заключаю я, отрываясь от схемы.

– Ровно в двадцать три часа, как указано в письме, возьмете тайник.

– Владимир Николаевич, а почему так поздно и так точно я должен взять тайник?

– Для вашей безопасности и возможной проверки… Теперь давайте посмотрим место, где вы должны сделать отметку. – И Насонов взял новый лист бумаги, начал чертить план улицы. Я невольно залюбовался, как ловко он это делал.

– Вот на этой водосточной трубе, у места, где вывешивается газета «Труд», на уровне стенда вы должны поставить знак тире, – говорит Насонов, пододвигая ко мне нарисованную схему.

Я всматриваюсь в аккуратно вычерченную схему, ясно и зримо представляю это место, о котором говорит Насонов. Улица Горького мне знакома.

– Как в кино! – не удержался я от восклицания.

– Кино впереди, Алексей Иванович. И последнее… Когда все выполните, позвоните мне из дому. Повторяю, из дому. Главное, не волнуйтесь. Считайте, что вы идете на очередной вызов квартиросъемщика.

– То – дело привычное, а тут…

И вот я сошел на троллейбусной остановке «Советская площадь» и иду к месту, где находится тайник. Не доходя несколько шагов до дома Моссовета, свернул в ворота и очутился на улице Станкевича. В середине улицы, справа по ходу, как указано в инструкции, вижу жилой дом, поставленный на капитальный ремонт. Слева от этого дома – небольшой огороженный сквер с зелеными насаждениями. Среди деревьев по центру сквера стоит компрессор. Рядом – вагончик для строителей. Везде груды бетона, кирпича и другого строительного материала.

Знакомая картина.

Я очень волнуюсь. Мне кажется, что за мной незримо следят и проверяют каждый мой шаг. Легко говорить Насонову «считайте, что вы идете на очередной вызов квартиросъемщика».

Тайниковый контейнер я увидел сразу. Обычный кирпич, слегка отбитый по краю, лежит на месте. В левом углу сквера, на стыке изгороди и прилегающего к нему дома. Оглянулся. Присел на корточки. Точно вор, схватил кирпич и бросил в сумку. Для приличия обошел и захламленный скверик, а затем со своей тяжелой ношей направился обратным путем. Сумка жгла руку. Казалось, я несу в ней по меньшей мере мешок цемента. Оглядываюсь вокруг. Тихо. Ни души. Становится жутко. Ускоряю шаг. Ведь мне еще предстоит поставить отметку. Лезу в карман пиджака и не нахожу мела. Неужели забыл? Этого только не хватало. Лихорадочно ощупываю карманы. Слава богу, нашел. Он лежал в кармане брюк. Когда я его туда положил, убей, не помню. Выхожу на улицу Горького. Поворачиваю налево. Подхожу к доске, где вывешена газета «Труд». Газета сорвана. На стенде одна надпись большими белыми буквами – «ТРУД». Улица почти пуста. Изредка маячат прохожие. Ватной рукой ставлю отметку на водосточной трубе. Мел едва слушается меня. Не успел я отойти от доски, как кто-то останавливает меня за рукав. У меня душа ушла в пятки.

– Папаша, спички не найдется? – едва слышу мужской голос.

«Вот она, проверка, о которой говорил Насонов», – мелькнуло у меня в голове. Поворачиваюсь и вижу: передо мной стоит молодая пара.

– Некурящий, – выдавливаю из себя.

– А жаль, папаша, – отвечает молодой человек, увлекая девушку за собой.

Едва слушающимися ногами спускаюсь в туннель, перехожу на другую сторону улицы и останавливаюсь около троллейбусной остановки. Через несколько минут слышу, кто-то подошел к остановке и встал за моей спиной. Не оглядываюсь. Вдруг продолжается проверка. Наконец появился троллейбус. Тут только я увидел, что за мной стояла женщина. Вошел в троллейбус. Женщина остановилась в тамбуре. Я взял билет, прошел в салон. Троллейбус миновал площадь Пушкина, площадь Маяковского. Я повернул голову вправо, скосил глаза. Женщина продолжала стоять в тамбуре. Проехали еще несколько остановок. Снова проверил. Женщина теперь сидела сзади меня. Мне стало не по себе. Ну что это я, в самом деле, как будто бы скрываюсь от погони. Даже если за мной следят, ну и что? Пусть. Успокаиваю себя. Наконец троллейбус подошел к моей остановке. Женщины в троллейбусе не оказалось. Значит, вышла в заднюю дверь. «Сейчас кто-нибудь объявится другой», – подумал я… Но никто не объявился. И у меня отлегло на душе.

Пришел домой. Жена не спала. Ожидала меня. Положил сумку под стул в комнате. На спинку стула повесил пиджак. Для маскировки.

– Что купил? – спрашивает жена.

Я оборачиваюсь и застываю от неожиданности. Жена вытаскивает сумку и сует в нее руку. Настырная. До всего ей есть дело.

– Кирпич, – как можно спокойнее отвечаю я и для пущего безразличия выхожу из комнаты.

– Ну да?.. И верно. Зачем он тебе?

– Чего добру пропадать? – отвечаю на ходу.

Жена знала мою хозяйскую жилку, поверила и успокоилась.

Как и было обусловлено, я позвонил Насонову, а утром передал ему злосчастный кирпич.

«Ну и тайник», – не переставал удивляться я. Мне почему-то казалось, что это обязательно будет дупло дерева, вроде как у Пушкина в повести «Дубровский», или в парке под скамейкой, наконец, на кладбище. А тут – кирпич. Да еще на стройке. А если его работяги возьмут в дело, что тогда? По-моему, несерьезно. Вроде бы детская игра. Впрочем, с какой стороны посмотреть. Если тайник заложен поздно вечером и в этот же вечер надо его взять, тогда есть гарантия его сохранности. Выходит, есть резон. Они тоже не лыком шиты.

Во время передачи кирпича с Насоновым состоялся разговор.

– Как прошла операция? – спрашивает он, улыбаясь.

– Натерпелся страха. Думал, дома успокоюсь. Не тут-то было. Жена вогнала в пот. – И я рассказал, как было дело.

Насонов сурово заметил:

– Надо быть осторожным. – В его голосе я почувствовал заслуженный упрек. – Ничего подозрительного не заметили?

– Если не считать парня с девушкой, который попросил спичку. – Про женщину я умолчал, было стыдно признаться в своей подозрительности.

– Ясен вопрос, – улыбаясь, заметил Насонов.

После этого разговора прошло два дня в томительном ожидании. Капитан Насонов не давал о себе знать. Я сгорал от нетерпения и рвался в бой. Подмывало ему позвонить. Но, помня наказ, сдерживал себя. «Надо заниматься аутогенной тренировкой», – как-то сказал Насонов, передавая мне инструкцию. Я читал эту инструкцию, пытался следовать ее советам, но у меня ничего не получалось.

Наконец позвонил Насонов.

И вот я звоню в его квартиру.

– Здравствуйте, Алексей Иванович. Заходите, – встречает меня он крепким рукопожатием, от которого я чуть не вскрикиваю. Я знал, что он спортсмен, самбист и руки у него, как стальные клещи.

– Проходите в комнату. Сейчас попьем чайку и обсудим, как будем жить дальше, – говорит он, направляясь на кухню. – Располагайтесь. Я сейчас! – кричит он из кухни.

Захожу в комнату. Сажусь на диван.

На журнальном столике лежат знакомый кирпич, блокнот, таблицы, бумага, деньги.

– Итак, Алексей Иванович, приступим к делу, – говорит Насонов, после того как расставил посуду и налил в стаканы чай. – Угощайтесь.

– Спасибо. Потом, – сказал я. Мне не терпелось скорее приступить к делу.

– В этом тайнике – посмотрите, как он ловко устроен, – есть все необходимое для шпионской работы. Даже деньги. Для стимула… Посмотрите внимательно на все то, что было заложено в тайнике. И пощупайте руками. А я пока побалуюсь чайком.

Я начал рассматривать содержимое тайника. Знакомая мне тайнописная копировальная бумага. Таблетки для проявления тайнописи. Кодовые таблицы, шифрблокноты. Инструкции. И деньги. По двадцать пять рублей. Щупаю руками.

– Ну что, приступим?! – И, не дожидаясь моего ответа, Насонов продолжал: – Алексей Иванович, исходя из требований Роджерса, мы подготовили ему ваше первое сообщение. Познакомьтесь, а затем обсудим. – Он передал мне исписанный лист бумаги. – Имейте в виду, чай имеет свойство остывать, – напоминает он.

Сейчас мне не до чая. Однако пришлось отхлебнуть глоток. Я беру отпечатанный на машинке лист бумаги. В нем сообщалось о возникших у меня трудностях в установлении контакта с Фокиным. Указывалась и причина – большая занятость его и болезнь. Через Марину удалось узнать, что Фокин много работает, даже без выходных. Что касается Марины, то она встречается по-прежнему с Виктором, и, кажется, дела идут к помолвке. Далее объяснялось, при каких обстоятельствах были мною уничтожены средства тайнописи. Затем следовала просьба направлять письма на «до востребования» и указывался адрес. Обосновывалось это моей безопасностью.

– Может быть, указать, что я был с ним на рыбалке? – заметил я.

– Не будем спешить.

– Других замечаний у меня нет.

– В таком случае – за дело.

Я беру необходимые принадлежности и начинаю зашифровывать текст своего первого сообщения. «Лиха беда начало», – вспомнил я слова Насонова.

– Знак благополучия не забудьте поставить, – напоминает между делом мне Насонов.

– Как можно, Владимир Николаевич?

Очевидно, Насонов почувствовал в моем голосе обидные нотки, тут же откликнулся:

– И на старуху бывает проруха.

Когда все было готово, я передал сообщение Насонову.

– Итак, Алексей Иванович, пошла игра в поддавки. Лиха беда начало. Не мешало бы по этому поводу и по рюмочке. Как?! – И Насонов лукаво подмигнул.

– Так я ведь с вашей помощью бросил пить. Развращаете?!

– В таком случае оставим для более подходящего момента, – тут же согласился Насонов.

На том и порешили.

Итак, первая ласточка, как сказал Насонов, прилетела, а теперь полетела наша.

Я все больше и больше втягивался в этот процесс. Чувствовал, как крепла во мне уверенность, появлялась спортивная злость совершить что-то такое необыкновенное, даже героическое, чтобы заслужить похвалу и одобрение. Я лично готов пойти на любую жертву. Но, возможно, это будет впереди. А пока… Пока идет «игра в поддавки», как заметил Насонов.

Ответ на наше послание не заставил долго ждать.

«Дорогой друг! Мы получили Ваше письмо и рады, что и Вы получили то, что мы послали. Теперь главная наша с Вами задача – с соблюдением осторожности быстро двигаться к цели. Конечно, жаль, – что Вам не удалось встретиться с Фокиным и что Вы слабо использовали возможности Марины. Мы призываем Вас к активности и ожидаем от Вас полезных сведений. По достоинству оцениваем Вашу инициативу вести переписку по указанному Вами адресу. Мы довольны, что у Вас все в порядке».