Текст книги "Лягушка-принцесса (СИ)"

Автор книги: Анастасия Анфимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 51 страниц)

– Если вдруг узнаю, где они прячутся, или встречусь с ними, то обязательно обращусь в суд, – ставя бокал на столик, задумчиво проговорила беглая преступниц.

Она с тревогой заметила, что радость от встречи с ней в глазах Вилита словно бы померкла. Парень выглядит явно обиженным, хотя и пытается скрыть своё разочарование. Судя по всему, отпрыск Константа Великого считает, что она его откровенно продинамила. И это после всего, что принц для неё сделал.

Отметив всё это, попаданка подумала, что пришло время прояснить их отношения и рассказать Вилиту о своих чувствах. А секс от них никуда не уйдёт.

– Но разыскивать этих бродяг специально я не желаю. Для меня они уже в прошлом. Как и всё, что было до того, как вы рассказали мне о своей любви. Даже если бы дядя и другие родственники на самом деле поверили подложному письму из Канакерна, я бы не стала особенно переживать по этому поводу.

Ника, не отрываясь, смотрела в глаза молодого человека и видела, как тают в них начинавшие образовываться льдинки.

– Сейчас для меня самое важное: ваше доверие. Всё остальное я смогу пережить. А вот без вас, без вашей любви я пропаду. И не только теперь, когда меня ищут, чтобы убить, но и после того, как будет восстановлено моё доброе имя. Потому, что ближе вас у меня здесь никого нет.

Почувствовав подступающие слёзы, девушка плеснула в бокал немного разбавленного вина и залпом выпила, почти не ощущая вкуса.

Подвинувшись ещё ближе, принц взял её за руку.

– Я люблю вас, Ника, и, клянусь Аксером, никогда не оставлю.

Беглая преступница осторожно прижала палец к его губам.

– Не нужно клятв, Вилит. Я вам верю.

Без труда заметив, что сын императора вновь начал волноваться, девушка поспешила соскользнуть с опасной темы.

– Я ещё не успела поблагодарить вас за такое замечательное убежище, господин Вилит. Господин Птаний очень любезен и заботлив. Он сумел спрятать меня даже во время обыска и проявил большое мужество, выдержав побои претора Камия.

– Вы не очень удивились, оказавшись в таком месте? – спросил принц, и его взгляд опять сделался странно-оценивающим. Словно он пытался что-то определить для себя.

– Готовя меня к возвращению на родину, – заговорила Ника, вновь тщательно подбирая слова. – Отец часто и подолгу беседовал со мной, стараясь дать представления о всех сторонах жизни в Империи. Поэтому меня не особо поразило то, что господин Птаний оказался хозяином публичного дома. Разве что его обитатели показались мне несколько… необычными. Но если есть мужчины, которые испытывают влечение к лицам своего пола, появление подобного рода заведений неизбежно.

– Спрос всегда рождает предложение, – в заключение блеснула знанием из школьного курса попаданка.

– Хорошо сказано, госпожа Ника, – одобрительно хмыкнул собеседник.

– Но не вызовет ли ваш приход сюда сплетен и нехороших слухов? – всполошилась беглая преступница. – Вот-вот начнут просыпаться невольники Птания. А они на редкость болтливы и часто видят даже то, чего нет.

– А вы неплохо изучили здешнюю жизнь, – усмехнулся юноша.

– Как-то само получилось, – пожала плечами девушка. – Здесь так скучно, что поневоле прислушиваешься к любым звукам, даже не желая этого.

– Понимаю вас, – кивнул молодой человек. – Но не беспокойтесь. Я и раньше сюда заходил.

Он рассмеялся.

– Только не подумайте, что я завёл здесь любовника.

– Я пока ничего не думаю, – совершенно искренне заявила собеседница. – Я слушаю вас.

– Господин Птаний помогает мне в некоторых делах, – одобрительно кивнув, пояснил сын императора.

"Значит, я правильно угадала, – подумала Ника, весьма довольная своей сообразительностью. – Принц крышует бордель и, наверное, имеет свою долю от других афер Птания. Не самый почтенный бизнес в моём мире, особенно для высокородных особ. Но, возможно, дело не только в деньгах, и Вилит просто не всё мне говорит?"

– И его рабы об этом знают, – продолжил принц и тут же заговорил о другом. – Вы написали ещё какие-нибудь стихи?

– Я их только переводила, – уточнила девушка. – А написал кто-то другой.

Поднявшись, она подошла к шкафу, где одну из полок занимали её вещи, и, просунув руку под сложенную накидку, достала два листка папируса.

– Это то, что я записала в квартире госпожи Константы. А здесь почему-то не думается о стихах.

– Жаль, – вздохнул юноша. – Ваше стихотворение про утёс и тучку очень понравилось матери. Но чем же тогда вы здесь занимаетесь? Слушаете мальчиков Птания или скучаете?

– Что вы, господин Вилит! – обиженно запротестовала беглая преступница, рассудив, что лучше сразу же рассказать потенциальному жениху о своём новом увлечении, чем ждать, когда донесёт Птаний, и придётся отвечать на вопросы. – Здесь такая большая библиотека! Я случайно нашла там "Трактат о новых цифрах и способах исчисления" госпожи Ирдии Корнеллы из Нидоса. Так это что-то потрясающее!

Ника постаралась как можно подробнее рассказать отпрыску Константа Великого о цифрах и методах вычисления, предложенных женщиной-математиком из далёкого заморского города.

Слегка опешив от её энтузиазма, Вилит обещал при первой возможности ознакомиться со столь замечательным научным трудом.

Время шло незаметно, и со двора уже доносились сонные голоса мальчиков Птания, когда, деликатно постучавшись, тот предложил своим гостям отобедать.

При этих словах сын императора слегка вздрогнул, словно очнувшись, и бросив взгляд на окно, покачал головой.

– К сожалению, не могу. Я и так сильно задержался. Передайте господину Сцинию, что мы сейчас уходим.

– Да, ваше высочество, – поклонившись, погрустневший отпущенник прикрыл за собой дверь.

Принц встал. Поднявшись вслед за ним, девушка безропотно позволила себя обнять и даже попыталась чмокнуть его в щёку.

Расценив её движение по-своему, молодой человек поймал губами губы возлюбленной, и они вновь стали целоваться.

На какой-то миг беглой преступнице показалось, что пылкий юноша всё же постарается получить от неё всё и прямо сейчас.

Но, видимо, она слишком плохо думала о принце. С явным сожалением отстранившись, тот выдохнул:

– Сейчас мне некогда. Но скоро я вновь навещу вас.

– Только, прошу вас, будьте осторожны, – проговорила девушка, с тревогой глядя на собеседника. – Если вас обвинят в укрывательстве самозванки…

– Бросьте, Ника! – досадливо морщась, оборвал её юноша. – Никто мне ничего не сделает!

– Вы очень сильно разгневаете своего отца, – с мягким упрёком заметила девушка. – А вашу матушку опять вышлют из Радла.

– А вас убьют! – повысил голос сын императора. – Это для меня гораздо страшнее отцовского гнева! Поэтому обещаю вам быть очень осторожным.

– И обязательно узнайте: откуда пошли те слухи о человеке, который видел меня в Канакерне, – напомнила беглая преступница, провожая его до двери.

Едва он вышел, как из соседней комнаты донеслось неразборчивое бормотание владельца заведения. Ника прижалась ухом к гладко оструганным доскам. Однако отпущенник говорил очень тихо, почти шёпотом, и она смогла расслышать только обрывки слов. Кажется, речь шла о каком-то магистрате, вине и повышенном внимании Камия.

Не понижая голоса, отпрыск Константа Великого пообещал лично разобраться с каким-то Пуланием, а вот сенаторского претора Птанию придётся ещё какое-то время потерпеть.

– Я сегодня встречаюсь с приказчиками купца Невкратоса. На днях они с хозяином отправятся в Готоним. Оттуда совсем близко до Канакерна. Попрошу Мелькра съездить туда и передать господину Мерку Картену письмо госпожи Юлисы. Если его не окажется дома, он должен отыскать господина Фарка и взять у него показания о том, что госпожа Юлиса была в их городе. Осенью Невкратос вернётся, и мы сможем доказать её невиновность.

– Да помогут вам небожители, ваше высочество, – тяжело вздохнул хозяин публичного дома, и опять послышался удалявшийся шёпот. Тихонько скрипнули ступени, и всё стихло.

Беглая преступница вернулась к столику, наполнила бокал до краёв и с наслаждением выпила разбавленное вино.

Неожиданный визит потенциального жениха сильно взбаламутил её сознание, вызвав сумятицу в мыслях, которые требовалось срочно привести в порядок

Судя по всему, чувства Вилита к ней не изменились. А её?

Задав себе этот вопрос, девушка не без удовольствия призналась, что скучала и очень обрадовалась его приходу. А вот Декара она почему-то вспоминала всё реже.

Попаданка с разочарованием призналась, что образ влюблённого невольника, совершившего ради неё побег из Палатина, как-то слишком быстро померк, подёрнувшись лёгким туманом тихой грусти.

"Наверное, я всё-таки ужасная стерва", – вздохнула Ника.

Приняв решение выйти замуж за Вилита, она старательно и не без успеха убеждала себя в том, что Декар с его пылкой страстью и теми сладостно-пугающими ощущениями, которые дарило даже случайное прикосновение этого юноши, не более чем сладкий сон или яркий мираж, оставляющий чудесные воспоминания, но имеющий мало общего с реальной жизнью.

Теперь её мысли занимал только младший сын Константа Великого. Конечно, по одним разговорам сложно составить полное представление о человеке. Однако девушка уже чувствовала, что испытывает к принцу если не страсть, то благодарность и стойкую привязанность.

Размышляя об этом, она невольно сравнивала свои отношения с Вилитом и тот короткий, но бурный роман, что вспыхнул между ней и Румсом Фарком в Канакерне. Тогда путешественница испытывала к молодому десятнику конной стражи гораздо более сильную страсть, хотя и не собиралась выходить за него замуж.

Возможно, тогда, сама того не осознавая, Ника просто пыталась узнать: сможет ли она кого-то полюбить после того, как те подонки искалечили её в родном мире?

Подобная догадка неприятно царапнула душу. Поморщившись, беглая преступница подошла к окну и посмотрела в щель между планок жалюзи.

Тарберий Сциний Дуб уже нетерпеливо расхаживал по двору, не замечая застывшего у ворот привратника.

"Что-то они с Птанием заболтались, – усмехнулась про себя девушка. – Видимо, у принца с содержателем борделя действительно много дел, раз он заставляет своего приятеля ждать".

И тут же снизу донеслось шлёпанье кожаных подошв сандалий.

Сбежав с крыльца, Вилит обернулся, бросив пристальный взгляд на окна второго этажа.

Улыбнувшись сквозь почему-то набежавшие слёзы, Ника помахала ему рукой.

Губы юноши дрогнули, и он еле заметно кивнул головой в знак прощания.

– Куда же вы, господа?! – жалобно возопил владелец заведения. – Позвольте хотя бы проводить вас.

– Не нужно, господин Птаний, – на ходу отмахнулся сын императора. – Мы торопимся.

Едва Жаку закрыл калитку за знатными гостями, снизу донёсся многоголосый гомон.

– А ну тихо! – рявкнул хозяин публичного дома. – Тем, кто будет спрашивать, отвечу плетьми! Поняли?

– Да, господин, – почти хором ответили юные красавчики.

– Совсем разбаловались! – грозно продолжал отчитывать рабов отпущенник. – Пользуетесь моей добротой и любовью к прекрасному. Так я могу о ней и позабыть! Никаких денег не пожалею, чтобы преподать вам урок, неблагодарные бездельники!

– Господин, простите нас, господин! – вразнобой, но довольно громко взмолились невольники, видимо, весьма впечатлённые суровыми словами владельца.

Покачав головой, девушка отошла от окна.

Примерно через полчаса хозяин принёс корзину с обедом.

Привычно расставив миски, он с любопытством поглядывал на задумчиво молчавшую гостью, но так и не решился заговорить.

Она сама окликнула его, когда мужчина уже собирался уходить.

– Принесите мне, пожалуйста, тёплой воды, господин Птаний.

Замявшись, отпущенник смущённо попросил:

– Подождите немного, госпожа.

– Вы опять забыли, как мы должны обращаться друг к другу, господин Птаний, – с досадным упрёком проворчала Ника.

– Простите, Орли, – развёл руками собеседник. – Как-то само вырвалось… Меня так взволновал визит его высочества…

Владелец заведения заморгал, картинно прикрывая ладонью увлажнившиеся глаза, и на миг в его взгляде мелькнула тщательно скрываемая неприязнь.

"Да он ревнует! – охнула про себя попаданка. – Я-то думала, у них всё закончилось. А тут на тебе… Вот батман!"

Но мужчина уже овладел собой, вернув на лицо привычную приветливую улыбку.

– Я вас не тороплю, господин Птаний, – сказала девушка, разламывая лепёшки. – Принесёте, когда будет время.

– Хорошо, Орли, – кивнул собеседник, поворачиваясь к двери.

– И ещё, – вновь остановила отпущенника беглая преступница. – Его высочество велел, не откладывая, сообщить родственникам, что я осталась в Радле по собственной воле. Когда вы сможете незаметно передать письмо регистору Трениума?

– Вы по-прежнему собираетесь обмениваться посланиями? – уточнил хозяин публичного дома.

– Нет, – со вздохом покачала головой гостья. – Письмо будет только одно. На этом настоял его высочество.

– К сожалению, завтра я должен выполнить другое его поручение, – виновато развёл руками владелец заведения. – Давайте послезавтра? А лучше через два дня. Тогда я смогу всё подготовить. За домом вашего дядюшки, скорее всего, следят. И мне бы не хотелось, чтобы там видели кого-нибудь из моих людей.

– Хорошо, – улыбнулась девушка, мысленно усмехаясь: "Цену себе набивает. Не так уж и трудно отыскать на улице мальчишку, готового за пару медяков отнести свиток на соседнюю улицу".

– Надеюсь, вы не забыли, что ни в коем случае нельзя называть своё истинное местонахождение? – с заметной каплей яда заметил собеседник.

– Я помню, господин Птаний, – успокоила его Ника.

Оставшись одна, она вновь переоделась в ольвийский костюм, а возвращая в шкаф аккуратно сложенное платье, с грустью подумала, что ей, видимо, ещё долго придётся изображать любовника владельца борделя для гомосексуалистов.

Тот принёс тёплой воды только часа через два, предварительно разогнав с поручениями большую часть своих мальчиков.

Девушка с наслаждением ополоснулась, после чего долго сидела на лежанке и сушила волосы, жалея о том, что их так и не удалось как следует промыть.

Остаток дня она провела в напряжённых размышлениях, итогами которых стала новая, то есть старая "тревожная сумка", заботливо собранная и припрятанная в ванной комнате за большим кувшином. А чтобы на неё не наткнулся Нвалий, каждое утро наполнявший посуду холодной водой, беглая преступница планировала на ночь прятать сумку к себе под одеяло.

Утром гостья попросила у радушного хозяина письменные принадлежности и нитки с иголкой. Позавтракав и получив требуемое, она первым делом взялась за сочинение письма дорогому дядюшке, поначалу собираясь вообще обойтись без имён и названий. Однако текст получался настолько громоздким и перегруженным намёками, что понять его суть становилось крайне затруднительно. Тогда Ника решила не упоминать лишь имена.

В первых строках она благодарила родственников за помощь, участие и веру в её невиновность.

Затем выразила соболезнование близком по поводу смерти бабушки, посетовав на то, что злая клевета помешала ей присутствовать на похоронах.

Девушка понимала, что это звучит откровенным намёком на семью регистора Трениума, но не могла не почтить память Торины Септисы Ульды, которая так хорошо к ней относилась.

Написав обязательную вступительную часть, племянница сообщала, что решение остаться в городе принимала сама, исключительно по доброй воле, и дядюшкин посланник, как не старался, так и не смог уговорить её отправиться с ним в Либрию. С учётом всего этого беглая преступница настоятельно просила родственников позаботиться о молодом человеке, который очень старался исполнить их поручение. Чтобы немного простимулировать регистора Трениума, Ника пообещала, что ни она, ни её будущий супруг не забудут их доброты.

Поколебавшись, девушка оставила письмо недописанным. Вдруг в голову придёт ещё какая-нибудь умная мысль?

Потом приводила в порядок потрёпанную сумку, а после обеда выполняла упражнения с кинжалом, с огорчением заметив, что короткий клинок не даёт возможности как следует отработать многие из когда-то изученных приёмов. Всё-таки нож из нержавеющей стали предназначен для скрытого ношения, и его она считала "оружием последнего шанса".

Порядком вымотавшись, девушка принялась сочинять письмо Ирдии Корнелле, но, провозившись до сумерек, так и не придумала ничего стоящего. Ей всё время казалось, что выходит то чересчур наиграно-слащаво, то слишком восторженно, то откровенно глупо.

А публичный дом продолжал жить своей суматошной, шумной, развратной жизнью, вызывая у невольной гостьи рефлекторную брезгливость и нарастающее раздражение.

Горели факелы и масляные светильники, на пламя которых, подобно легкомысленным мотылькам, слетались любители всякого рода искусств, умной беседы и чисто мужской любви.

Самых нетерпеливых, являвшихся раньше всех Птаний встречал на крыльце и лично провожал в главную залу.

Скоро снизу начали доноситься музыка и пение. Кто-то, подвывая, декламировал стихи. И всё это перемежалось взрывами хохота и звоном посуды.

Тем не менее беглая преступница спокойно заснула под этот ставший привычным шум и, как всегда, очнулась, едва звякнул в замочной скважине ключ.

Проснувшись утром, гостья терпеливо выждала, пока раб закончит уборку и наносит воды. Владелец заведения, привычно оглядев блестевшую мокрым полами спальню, уже собирался прикрыть дверь, когда его окликнула Ника:

– Господин Птаний?

– Да…, Орли? – бросив быстрый взгляд через плечо откликнулся тот.

Девушка приподнялась на локте, придерживая сползавшее одеяло.

– Не могли бы вы принести мне кинжал? Не очень большой. Дюймов пятнадцать.

– Что? – вскинув аккуратные брови, хозяин публичного дома шагнул обратно в комнату. – Зачем он вам?

– Отец когда-то учил меня драться кинжалом, чтобы я могла постоять за себя. Но я очень давно не повторяла приёмы. То времени не хватало, то место было неподходящее. А у вас большая спальня, и времени у меня более чем достаточно. Жаль только, своё оружие я потеряла.

Несколько секунд отпущенник молчал, сурово сжав накрашенные губы в куриную гузку.

Собеседница терпеливо ждала, стараясь улыбаться как можно наивней и благожелательней.

– Я попробую подыскать вам что-нибудь, – наконец выдавил из себя владелец заведения.

И надо отдать ему должное, уже вместе с завтраком он принёс слегка изогнутый бронзовый кинжал с узкой гардой, закруглённым навершием и отвратительной заточкой.

Поблагодарив Птания, беглая преступница обхватила пальцами обтянутую кожей рукоять, и качнув, взвесила оружие.

Тяжеловато, но для тренировок в самый раз. Оставшись в одной тунике, Ника самозабвенно кружила по комнате, нанося удары воображаемому противнику, отскакивая, отражая выпады и вновь нападая.

Тело легко и быстро вспоминало накрепко усвоенные уроки Наставника, а в голове сами собой всплывали картины жизни среди аратачей. Мудрый вождь Белое Перо, хитрый толстяк Колдун, старый мастер корзинщик Мутный Глаз и его ворчливая супруга Расторопная Белка. Это в их вигваме жила Ника, точнее тогда ещё Фрея, до тех пор, пока её не взял к себе Отшельник – он же Лаций Юлис Агилис.

Ну и, конечно, девушка не могла не вспомнить охотника по имени Глухой Гром. Этот во всех смыслах выдающийся молодой человек так торопился взять её в жёны, что лишился глаза. Как только не в меру услужливая память начала извлекать из своих закромов воспоминания о нападении на жилище Отшельника трёх юных аратачей, одного из которых ей пришлось убить, беглая преступница остановилась.

Резко выдохнув, она бросила бронзовый кинжал на кровать и подошла к столику, где всё ещё лежало недописанное письма Итуру Септису Дауму.

Плеснув в бокал воды с добавлением вина, Ника ещё раз пробежалась глазами по строчкам, вспомнив, что забыла упомянуть о подаренных Декару серьгах. Как бы дражайшие родственники не заподозрили несчастного парня в воровстве.

Покачав головой, она написала: "В подтверждение моих слов я передала вашему посланцу дорогое украшение, которое подарил мне известный вам знатный человек".

Вот теперь, кажется, всё. Пожелав здоровья с благополучием и выразив твёрдую уверенность в скорой встрече, скромненько подписалась "уважающая вас племянница".

Запечатывать не стала. Воск – слишком хрупкий материал, и ещё, неизвестно, каким способом хозяин публичного дома собирается передавать послание регистору Трениума.

Ополоснувшись до пояса и насухо вытеревшись уже изрядно засаленным полотенцем, девушка переоделась в ольвийский костюм и едва успела вернуть на место сдвинутую к стенам мебель, как владелец заведения принёс ей обед.

– Господин Якус решил устроить у нас ундиалии для своих друзей, – проговорил он, опуская на пол объёмистую корзину. – Я не знаю, когда смогу навестить вас, поэтому принёс еды на весь день.

– Хорошо, господин Птаний, – кивнула собеседница. – Занимайтесь своими делами. А я постараюсь вас зря не беспокоить.

– Рад, что вы меня понимаете, Орли, – благодарно улыбнулся отпущенник.

– Но вы же сможете завтра передать моё письмо? – с лёгкой озабоченностью поинтересовалась беглая преступница.

– Всё сделаем как надо, – заверил её мужчина, гордо заявив. – Я всегда выполняю свои обещания.

– Вот поэтому с вами и приятно иметь дело, господин Птаний, – сделала комплимент Ника, зная, что хозяин публичного дома весьма падок на лесть.

Наглядно подтверждая его слова о грандиозности праздника, в бордель вне графика завезли дрова и древесный уголь, а также пришёл целый караван носильщиков с корзинами, где, кроме разнообразных продуктов, были живые цветы и зелёные виноградные листья.

Мальчики Птания, тихо ворча и громко вздыхая, мастерили из них гирлянды, которыми украшали дом изнутри и снаружи.

Потом они с хозяином быстренько сбегали в ближайшую дешёвую мыльню, а вернувшись, начали наносить грим и облачаться в спецодежду.

В самый разгар сего тоже творческого процесса заявился Гортенз Броний Тан с двумя молодыми приятелями, подрядившимися усладить взор и слух участников ундиалий сценой из какой-то драмы.

Чуть позже пришли два вертлявых флейтиста, явно способных составить конкуренцию работникам заведения Лава Птания Сара.

Рассудив, что чем многолюднее, тем больше глаз, девушка перестала подходить к окнам, вновь попытавшись сочинить послание госпоже Ирдии Корнелле. Однако проникавшие в комнату звуки праздника мешали сосредоточиться.

Тогда беглая преступница, свернувшись клубочком, попыталась отстраниться от обрывков разговоров, музыки, песен, смеха и прочих звуков, превращая их в "белый шум". Только после этого она задремала.

Привычно очнувшись от тихого лязга открываемого замка, Ника удивлённо уставилась в заполнившую комнату темноту. Обычно рабочая ночь в борделе продолжалась до того, как небо начинало сереть в предчувствии рассвета.

"Может, Птаний просто что-то забыл? – торопливо просыпаясь, подумала девушка, настороженно прислушиваясь и озадаченно понимая, что снизу не доносится ни звука. – Неужели ундиалия закончилась так рано?"

Закрыв дверь, хозяин публичного дома без лишних слов разделся и лёг спать.

Мысленно пожав плечами, гостья вновь опустила голову на подушку, усмехнувшись про себя: "Вот уж не думала, что он захочет выспаться перед столь пустяковым делом. Неужели настолько трудно незаметно подбросить маленький папирусный свиток регистору Трениума?"

Она так и не узнала: сам ли владелец заведения как-то "свернул" праздник, или заказчик просто решил долго не засиживаться? В любом случае, в эту ночь обитатели борделя уснули непривычно рано.

Когда Нвалий старательно елозил мокрой тряпкой по полу, изображая уборку, привычно притворявшаяся спящей беглая преступница услышала доносившийся сквозь распахнутую дверь голос владельца заведения:

– Как наносишь воды, одень чистый хитон. Пойдёшь со мной в город.

– Да, господин, – отозвался невольник, выползая из-под высокой кровати.

Принеся Нике завтрак, отпущенник, беря у неё свёрнутое в трубочку послание регистору Трениума, мягко посетовал:

– Уж очень в неудобном месте стоит дом вашего родственника.

На миг вскинув брови, собеседница понимающе кивнула.

– Да, вы правы. Улица там довольно пустынна, все друг друга знают, и каждый новый человек на виду.

– Вот, вот, – подтвердил хозяин публичного дома. – Поэтому я и хочу передать ему папирус в базилике или где-нибудь на форуме.

– Вы умный и опытный человек, господин Птаний, – выдала гостья ещё один комплимент. – Поэтому я всецело вам доверяю. Поступайте, как считаете нужным. Только, когда уйдёте, не закрывайте дверь на замок. Я возьму что-нибудь почитать.

– Не забывайте об осторожности, Орли, – надуваясь от гордости, предупредил владелец заведения. – Хотя я и запретил моим мальчикам появляться в личных покоях, но они такие любопытные, что могут и не послушать.

– Я учту это, господин Птаний, – заверила девушка.

Прежде, чем взяться за опостылевшие бобы, она подошла к окну, и встав с боку, стала наблюдать за двором.

Минут через десять отпущенник покинул бордель, кроме Нвалия прихватив с собой и Жаку.

Абсолютно обнажённый Трилий, поёживаясь от утренней прохлады, задвинув засов на калитке, вновь вернулся в дом, решив, видимо, воспользоваться отсутствием хозяина и как следует отоспаться.

Удовлетворённо хмыкнув, беглая преступница села завтракать. Очень скоро дядюшка получит её послание. Жаль только, что этим их переписка и ограничится.

Покончив с едой, Ника сложила грязную посуду в корзину и направилась в кабинет Птания. С удовольствием покопавшись на стеллажах, она для разнообразия взяла свиток со стихами Скеллы Кинарской.

Удобно расположившись на скамеечке, девушка положила вытянутые ноги на табурет, время от времени шевеля пальцами отгоняя докучливых мух, так и норовивших проверить её педикюр.

Не считая себя знатоком и даже любительницей поэзии, попаданка тем не менее с удовольствием читала короткие, на первый взгляд непритязательные стихотворения, находя в них своеобразную прелесть тихой грусти, как нельзя лучше отвечавшей её нынешнему меланхолическому настроению.

Внезапно сквозь доносившийся из-за забора неясный шум большого города в уши беглой преступницы ворвалось громкое, стремительное шлёпанье кожаных подошв, сначала по каменным ступеням лестницы, потом по плитам двора.

Резко лязгнул засов калитки, послышались тихие возбуждённые голоса.

Нутром почувствовав опасность, Ника кошкой слетела с лежанки, и подскочив к окну, осторожно выглянула из-за стены.

Сквозь щели между гладко отёсанными дощечками она увидела пятерых разномастно одетых мужчин, торопливо пересекавших двор, на ходу доставая из-под грязных плащей короткие мечи и длинные кинжалы.

Шестой – низкорослый, сухощавый, похожий на седого подростка, на миг выглянул за ворота и быстро закрыл калитку.

Один из спешащих к дому незваных гостей поднял голову, оглядывая окна второго этажа, и девушка, отпрыгнув, заткнула ладонью рот, безуспешно пытаясь затолкать обратно еле слышный, но всё же успевший вырваться наружу крик.

Именно эту разбойничью харю она видела, когда, спасаясь от налётчиков, спускалась по верёвке из окна квартиры Аполии Константы Улы.

"Нашли! – вспыхнула и забилась обезумевшей птицей в голове беглой преступницы мысль, приводившая её в ужас своей очевидностью. – Они всё-таки меня нашли и сейчас убьют!"

– Фенал, – деловито распоряжался кто-то на дворе. – Вы трое остаётесь в зале. Смотри, чтобы нам никто не мешал. А мы с Таргалом наверх.

– Да, Пегалс, – под дробный топот отозвался собеседник. – Ни один лагир не пикнет. Только и вы поторопитесь. Отсюда ещё уйти надо.

– Не бойся! – хрипло хохотнул в ответ третий бандит. – Без тебя её валять не будем. Прирежем по быстрому, и всё.

То ли на неё так подействовал грубый голос, или произнесённые им слова, только именно эта, мимоходом брошенная, фраза вырвала Нику из ступора.

Подскочив к двери, она торопливо задвинула засов. Вряд ли столь жалкая преграда удержит двух сильных, мотивированных мужиков, но всё же даст ей какое-то время для отступления.

Откинув крючки, девушка рывком распахнула ставни. До земли здесь гораздо ближе, чем из окна квартиры Аполии Константы. Надо только суметь удачно спрыгнуть, добежать до ворот и выскочить на улицу. А уж там появляется реальная возможность спастись.

Что-то стремительно промелькнуло прямо перед лицом отпрянувшей беглой преступницы, и почти одновременно с этим позади раздался глухой удар. Инстинктивно присев, она оглянулась.

Глубоко вонзившись в растрескавшуюся штукатурку, из стены торчала тёмно-серая стрела с белым оперением.

Приподнявшись, Ника выглянула во двор.

Тот самый седой мужчина в потрёпанной тунике, который открыл налётчикам калитку, спешно натягивал тетиву маленького, но, видимо, очень тугого лука.

Очевидно, бандиты учли прошлую ошибку и больше не собираются оставлять своей жертве ни единого шанса на спасение.

– Вот батман! – охнула девушка, и не поднимаясь, с грохотом захлопнула ставни.

Всё, через окно не убежишь. В тайнике самостоятельно не спрячешься, а в одиночку ей даже от двух вооружённых головорезов не отмахаться. Вот теперь она точно обречена. Из глубины души поднялась жгуче-холодна волна ужаса, вызывая почти непреодолимое желание закричать, забиться в истерике, колотясь головой об пол, в тысячный раз проклиная этот грёбаный мир, а за одно и саму себя. Глаза защипало от вскипающих слёз отчаяния. С какой-то страной отрешённостью беглая преступница понимала, что ещё немного, и, прорвав сдерживающую плотину самообладания, паника вырвется на свободу, ослепляя мозг и лишая сил тело.

До крови закусив губу, она внезапно вздрогнула от удара над головой.

Выпущенная стрела попала в жалюзи, расколов одну из планок. Трёхгранный, блестящий наконечник пару раз нервно вздрогнул, словно жалуясь на убогую деревяшку, остановившую его полёт и не позволившую добраться до вожделенной человеческой плоти.

А ступени лестницы уже грохотали под тяжёлыми шагами убийц.

Несмотря на то, что ставни вполне убедительно продемонстрировали свою непробиваемость, Ника всё же отползла в сторону и вскочила на ноги, лишь оказавшись под защитой стены.

Схватив скамейку, она подскочила к двери и упёрла край в средний брус, казалось, ровно за секунду до того, как один из налётчиков ликующе прохрипел:

– Сюда! Тут она должна быть!

Сообразив, что бандиты обнаружили, не бросавшийся в глаза вход в спальню, девушка бросилась в ванную комнату, с облегчением ощущая, как страх съёживается, исчезает, освобождая место такой привычной бесшабашной ярости, неодолимому желанию как можно дороже продать свою жизнь. Возможно, нечто подобное испытывает загнанная в угол крыса. Но у попаданки не было ни времени, ни желания заниматься самоанализом. Сейчас главное – добраться до сумки и вооружиться.

Она отдёрнула в сторону прикрывавшую проход занавеску, когда дверь вздрогнула от мощного толчка, а со двора внезапно донёсся грохот ударов и громкий, повелительный крик: