Текст книги "Лягушка-принцесса (СИ)"

Автор книги: Анастасия Анфимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 51 страниц)

Отвесив короткий поклон, хозяин публичного дома вышел, а она, сбросив сандалии и жилет, с ногами забралась на лежанку.

Если уходили мальчики Птания вместе, то возвращались поодиночке.

Первым явился белокурый юноша с вздёрнутым носом и ямочками на пухлых щеках. В ответ на ядовитое замечание привратника, что тот пришёл слишком рано, молодой невольник капризно дёрнул плечами.

– Для меня там нет ничего интересного. Это тебе в бани Глоритарква никогда не попасть, тупая деревенщина, а я их, как свои подмышки, знаю.

И презрительно фыркнув, зашагал к дому, вызывающе покачивая бёдрами.

Зло сплюнув ему вслед, бородач проводил парня ненавидящим взглядом.

Примерно через час пришли сразу трое во главе с Трилием. За ними вновь потянулись одиночки, а самым последним вернулся красавец мулат.

Сразу же началась подготовка к приёму посетителей. Выходной день в заведении Лава Птания Сара закончился, и беглая преступница привычно засыпала под доносившееся снизу нестройное хоровое пение.

Она спокойно спала, удивительно быстро привыкнув к подобного рода шуму, но всякий раз просыпалась, едва до её ушей доносился негромкий лязг ключа.

"Поздно сегодня гости разошлись, – машинально отметила Ника, рассмотрев сквозь полуприкрытые веки осторожно входившего в комнату отпущенника. – До рассвета не больше часа осталось".

Аккуратно прикрыв дверь, владелец заведения с кряхтением опустился на постель, заботливо расстеленную у стены, и принялся развязывать ремешки сандалий.

Убедившись, что он явился один, девушка вновь смежила веки, намереваясь ещё немного подремать, как вдруг Птаний негромко произнёс:

– Спите, госпожа?

Несмотря на то, что тот ещё ни разу не обращался к своей постоялице ночью, проверяя её сон, беглая преступница всё же решила не отзываться. Пусть считает, что она полностью расслабилась и чувствует себя у него как дома.

Подождав пару секунд, мужчина, зевнув, пробормотал:

– Тогда скажу завтра.

И забрался под одеяло.

"Что скажешь!? – едва не ляпнула Ника, обругав себя за излишнюю осторожность. – Вот батман, теперь до утра ждать придётся".

Когда через несколько часов хозяин публичного дома убирал свой тюфячок под одеяло, гостья проснулась и проговорила, потягиваясь:

– Доброе утро, господин Птаний.

– Доброе утро, – попытался улыбнуться помятой физиономией собеседник, тут же посуровев. – У меня дурные новости.

– Что случилось? – мгновенно насторожилась девушка.

– Полагаю, вам лучше пока не беспокоить господина Септиса.

– Почему? – вскинула брови беглая преступница.

– Сейчас он очень занят, – замялся отпущенник. – И в ближайшие девять дней не будет никого принимать и, вообще, вряд ли выйдет из дома.

– От чего же? – ещё больше удивилась Ника, но тут же в памяти всплыли рассказы Наставника об обычаях радлан, и она поспешила проверить свою догадку. – Кто-то умер?

– Матушка господина Септиса скончалась, – с сочувствием глядя на неё, ответил владелец заведения.

– Бабуля, – еле слышно прошептала гостья, вспомнив изрезанное морщинами лицо Торины Септисы Ульды со всегдашней яркой помадой на сухих губах.

Неожиданно для самой себя девушка внезапно почувствовала острый приступ жалости к этой доброй женщине, а глаза отчаянно защипало от слёз. Вспомнились последние слова, которые сказала старушка, провожая внучку на Ипподром: "Кажется, мы с тобой больше не увидимся".

"Она знала, вернее, предчувствовала", – подумала беглая преступница, нервно закусив губу.

– Мне жаль, – негромко сказал произнёс хозяин дома.

– Госпожа Септиса прожила долгую жизнь, – беря себя в руки, проговорила Ника. – Надеюсь, небожители будут благосклонны к ней и после смерти. Вы правы, господин Птаний, не стоит пока тревожить дядюшку.

"Может, попробовать связаться с сенатором? – мелькнуло в голове, но вспомнив, сколько поручений она уже надавала гостеприимному хозяину, девушка заколебалась. – Нет уж, не стоит наглеть. Если Декар принёс им серьги, они и без моего письма должны ему поверить".

– Тогда я пойду приведу Нвалия, – вздохнул собеседник. – Пусть приберётся.

– Конечно, господин Птаний, – кивнула беглая преступница, вновь закутываясь в одеяло.

Пока раб выносил ночную посуду и елозил тряпкой по и без того чистому полу, она думала, что из всех своих свежеобретённых родственников именно Торина Септиса Ульда вызывала у неё наибольшую симпатию. Наверное, потому, что и сама старушка относилась к вернувшейся из дальних краёв внучке с искренней теплотой и участием.

Как же, наверное, она страдала, узнав о самозванстве Ники? Уже, казалось, иссякшие слёзы вновь потекли по мокрым щекам.

Но если сам регистор Трениума не верит в подлинность письма канакернских консулов, значит, и его близкие считают, что девушку оклеветали. Вряд ли такой заботливый сын, как Итур Септис Даум, смог бы спокойно наблюдать за душевными муками матери, и наверняка рассказал ей, что все обвинения, выдвинутые против её внучки, несправедливы.

От этой мысли стразу стало легче, хотя скорбь и не утихала. После Риаты она теряет второго по-настоящему дорогого ей человека, и очень жаль, что им больше никогда не встретиться в этом мире. Но всё же осознание того, что старушка верила и знала о её невиновности, слегка согрело озябшую душу попаданки.

Следующие три дня прошли без каких-либо особых происшествий. Вот только Нике показалось, что от окружающего её комфорта и обильного питания она явно начала полнеть.

Пришлось срочно увеличить время и интенсивность физических занятий, а так же настойчиво просить хлебосольного хозяина существенно сократить её рацион. Лав Птаний Сар бурно протестовал, заявляя, что не может позволить дорогой гостье голодать.

Однако девушка всё же сумела его убедить и теперь с обстоятельной неторопливостью вкушала кашу из маленькой, расписной мисочки.

Поднося последнюю ложку ко рту, она вздрогнула от громового удара в ворота, а раздавшийся спустя секунду крик заставил беглую преступницу вскочить на ноги, едва не опрокинув поднос.

– Именем Сената откройте! – гремел зычный голос сильного, уверенного в себе мужчины.

На миг растерявшись и позабыв обо всём, Ника метнулась к двери, но, не добежав, бросилась к кровати, где под подушкой лежал её нож.

"Нашли всё-таки!" – скрипнула она зубами, и перед глазами с пугающей чёткостью предстал умиравший во дворе этригийской тюрьмы разбойник. Девушке стало жутко от одной мысли, что и её внутренности так же будет раздирать грубо отёсанный кол.

Знакомое ощущение зажатого в руке оружия помогло справиться с паникой, и, как всегда в минуты смертельной опасности, переполнявший душу страх сменился отчаянной, бесшабашной отвагой.

"Ну уж вот вам батман! – оскалилась беглая преступница. – Живой не возьмёте! Прощай, Вилит! Видно, не суждено мне стать принцессой. Так и умру самозванкой".

Снаружи донеслось торопливое причитание привратника.

– Сейчас, сейчас, господин! Уже бегу!

Подскочив к окну, Ника увидела Жаку, неторопливо шагавшего к содрогавшимся от ударов воротам.

Тренькнул дверной замок. Ворвавшийся в спальню потный, раскрасневшийся отпущенник выпалил:

– Сюда!

И бросился в ванную комнату.

Вспомнив его туманные намёки о тайнике, воспрянувшая духом гостья устремилась вслед за хозяином, но резко затормозив на полпути, вернулась и схватила со стола поднос с оставшейся после завтрака грязной посудой.

А из окна уже доносился грохот отбрасываемой калитки, буханье подкованных башмаков по камням дорожки и злобный рык.

Не обращая внимание на крики и лязг доспехов, Птаний с силой нажал сначала на один из совершенно неприметных камней, потом на другой и навалился всем телом на стену.

Часть кладки повернулась на оси, открыв небольшую нишу с кучкой сваленных в углу кожаных мешочков.

– Забирайтесь скорее, госпожа! – не терпящим возражения тоном скомандовал владелец заведения. – Будет немного жарко, зато вас здесь никто не найдёт.

Чтобы уместиться в тайнике, девушке пришлось опуститься на корточки и прижаться к неожиданно тёплой противоположной стене.

Отпущенник, пыхтя, вернул участок стены на место, погружая беглую преступницу в кромешный мрак.

Гостья скорее почувствовала, чем услышала, как радушный хозяин выбежал из спальни, мельком возблагодарив судьбу за то, что не страдает клаустрофобией, иначе она бы, наверное, сошла с ума в этом гробу.

Осторожно уложив на пол поднос, беглая преступница пошарила руками в темноте и наткнулась на замеченные при первом взгляде мешочки. Под шероховатой кожей вполне угадывались монеты.

Наверное, Птаний хранит здесь временно свободный капитал. Приподняв один из кошелей, Ника предположила, что внутри, скорее всего, серебро. Следовательно, бывший любовник принца Вилита не так уж и богат. Хотя, возможно, это деньги лишь на текущие расходы?

Предчувствуя, что пребывание в тайнике может затянуться, девушка устроилась поудобнее и замерла, прижавшись ухом к стене.

Кирпичи оказались тёплыми, почти горячими, а откуда-то снизу доносились резкие, плохо различимые голоса и дребезжащий звон, словно кто-то швырял на пол металлическую посуду.

Ника решила, что за стеной труба, по которой поднимается дым от кухонного очага.

Любое ожидание всегда тянется долго, но в непроглядной тьме, заполнявшей тесный каменный мешок, где невозможно распрямиться или хотя бы вытянуть ноги, ощущение бесконечности времени становилось абсолютно невыносимым.

Неожиданно голоса послышались с другой стороны – из личных покоев хозяина публичного дома. Нервно облизав враз пересохшие губы, девушка, затаив дыхание, отвела в сторону руку с зажатым ножом, готовясь нанести молниеносно-разящий удар.

Теперь густую вязкую черноту убежища оглашал только стук её отчаянно бьющегося сердца. На миг беглую преступницу даже посетила безумная мысль о том, что эти удары могут услышать снаружи.

– Убедились?! – донёсся до неё усталый голос отпущенника. – Вы уже второй раз приходите с обыском, господин Камий. Я честный человек, исправно плачу налоги, ничего не скрываю от властей, и мне непонятна столь странная предвзятость с вашей стороны. Быть может, вам просто у нас понравилось? Так приходите вечером. Я и мои мальчики окажем вам самый радушный приём. А сейчас мы ещё…

– Заткнись, паскудный лагир! – громко, с брезгливым недовольством оборвал его неизвестный, и Ника вдруг услышала ясно различимые лёгкие удары по кирпичной кладке где-то сверху и справа.

"Да он же стены простукивает! – охнула ошарашенная очевидной догадкой попаданка. – Пустоты ищет! А если найдёт?"

– Ты же знаешь, что меня не интересуют мужские задницы, – продолжал незваный гость. – Лучше честно признайся: где ты прячешь беглую самозванку?

– Кого?! – вскричал поражённый владелец публичного дома для гомосексуалистов.

– Девчонку, выдававшую себя за племянницу регистора Трениума и внучку казнённого сенатора Госпула Юлиса Лура, – насмешливо пояснил мужчина, с каждым негромким стуком костяшками пальцев о кирпичи неумолимо приближаясь к убежищу полумёртвой от страха Ники. – Его высочество принц Вилит поступил крайне неосмотрительно, спасая эту мошенницу от суда. Но если сына императора за подобные шалости только пожурят, то простого гражданина за укрывательство преступницы могут и в каменоломни отправить, а то и казнить. У тебя прекрасный дом, Птаний, смазливые мальчики и богатые клиенты. Стоит ли всё это терять из-за какой-то негодной девчонки? Со всем своим опытом даже ты живым с того кола уже не слезешь. Так что, уж лучше скажи, где ты её прячешь?

– Я действительно имею честь лично знать его высочество принца Вилита, – со сдержанным достоинством ответил отпущенник. – Но, как я уже говорил во время вашего прошлого визита, мы с ним уже очень давно не виделись. Клянусь Семрегом, с той поры его высочество не навещал моё скромное жилище, а я, сами понимаете, не могу вот так запросто явиться в Цветочный дворец и встретиться с сыном государя. И как же тогда я могу кого-то прятать по его приказу? Уверяю вас, господин Камий, в доме нет никаких посторонних и уж тем более женщин.

– Хватит языком молоть, Лав! – явно начиная терять терпение, рявкнул претор, наконец-то перестав простукивать кладку. – Последний раз спрашиваю по-хорошему: где девчонка?

– Да нет её у меня, господин Камий! – возопил владелец заведения.

Послышался хлёсткий удар, и едва не заплакавшая от облегчения беглая преступница вздрогнула, крепко прикусив губу. Похоже отпущенник получил хорошую затрещину. За стеной что-то зашуршало, потом грохнуло. Но голоса стали тише, так что Нике пришлось изрядно напрячь слух, но всё равно она смогла различить лишь обрывки задушевной беседы, перемежавшиеся хлёсткими ударами.

Судя по всему, представитель власти изо всех сил лупил честного налогоплательщика, раз за разом повторяя, что им "всё известно", и "грязному лагиру" лучше добровольно выдать самозванку, если, конечно, тот желает остаться живым и здоровым.

"На понт берёт или на самом деле знает, что я здесь? – стараясь дышать как можно тише с тревогой думала Ника. – Неужели Филений проболтался? Вот батман! Бедный Птаний, как бы этот урод и в самом деле его не искалечил".

Внезапно претор прекратил избиение. Послышалось плохо различимое бурчание. Видимо, в спальне появился ещё кто-то.

– Я же говорил, что у меня её нет! – со слезами и надрывом в голосе вскричал хозяин публичного дома. – Кто тот подлый негодяй, что всё время клевещет на меня?!

– В подвале как следует смотрели? – грубо рявкнул Камий.

Ответа его собеседника девушка не разобрала, но, очевидно, тот был отрицательным.

– А в комнатах у этих ублюдков? – продолжал расспрашивать сенаторский дознаватель. – В беседке?

– Всё перерыли, господин Камий! – бодро гаркнул стражник. – Только пяток амфор без печатей нашли и всё!

– Это подарок моего друга! – так же громко объяснил Птаний. – Вино с личных виноградников. Я вовсе не собирался им торговать!

– Тогда зачем тебе столько?! – презрительно фыркнул претор и добавил. – Амфоры я конфискую, как контрабанду. Если не согласен – пиши жалобу в Сенат!

Ограбленный владелец заведения пробормотал что-то неразборчивое.

Осторожно переменив положение тела, затаившаяся в тайнике Ника вытерла вспотевший лоб тыльной стороной ладони с зажатым в руке ножом. Смерть в очередной раз прошла мимо, лишь слегка опалив её своим ледяным дыханием.

Беглая преступница криво усмехнулась. Бедный Птаний, ну и досталось же ему. Это, конечно, не пытки огнём и железом, но всё равно приятного мало.

Интересно, преторы всегда ведут себя так нагло и вызывающе? Взял и ни с того ни с сего избил свободного гражданина Империи.

А ещё любопытнее, имелись ли у него серьёзные основания для того, чтобы второй раз вваливаться с обыском в этот публичный дом? Или Камий просто мечется в безуспешной попытке отыскать неуловимую самозванку?

Вероятно, Аттика рассказала ему, что Ника ушла с посланцем Вилита, вот претор и шерстит людей, так или иначе связанных с младшим сыном императора.

А может, всё ещё проще, и в заведении Птания кто-то стучит на хозяина в местные правоохранительные органы? Те получили сигнал о появлении незнакомца и устроили шмон в борделе? Вдруг Камий не просто так орал про "всё известно"?

Размышления прервал шорох приближавшихся шагов, и девушка подхватила выпавший на пол нож.

Послышался тихий, натужный скрежет. Часть стены сдвинулась, впуская в тайник свежий воздух и слепящий дневной свет.

Знакомый, полный усталости голос удержал её руку от удара.

– Хвала богам, они ушли, госпожа.

Пока глаза беглой преступницы привыкали к свету, отпущенник с кряхтением поднял опрокинутую лавку, и тяжело плюхнувшись на неё, пробормотал:

– Опять убытки!

– Неужели эти наглецы взяли ещё что-то, кроме вина? – совершенно искренне возмутилась Ника, с жалостью и сочувствием глядя на его покрытое синяками лицо. – Мне так жаль, господин Птаний, что вам пришлось из-за меня пострадать…

– Это пустяки, – с напускной небрежностью отмахнулся владелец заведения. – Надену маску диносида, и устроим праздник в честь Диноса. Побитые чашки на кухне тоже мелочи. Но они сломали нос Циссу и выбили зуб Плотису. Теперь только один Пелкс знает, когда я смогу вывести их к гостям?

– Больше никого не били? – осторожно поинтересовалась девушка.

– Жаку губы разбили, – стал перечислять отпущенник. – Остальные, хвала богам, целы. Синяки и шишки не в счёт.

Внезапно он пристально глянул на гостью.

– Хотите сказать, что претор пришёл не просто так?

– А разве вы думаете по-другому, господин Птаний? – горько усмехнулась беглая преступница. – И скажите пожалуйста, во время прошлого обыска Камий и стражники вели себя так же отвратительно?

– Вежливости от этих неотёсанных скотов не дождёшься, – задумчиво покачал головой собеседник. – Но тогда они никого по-настоящему не били. Так, была пара зуботычин. А Камий вообще только кричал и даже не ударил меня ни разу.

– Возможно, сегодня он хотел вас напугать? – предположила Ника.

– И не только меня, – нахмурился хозяин публичного дома. – Жаку сказал, что стражник, который чуть не повыбивал ему зубы, всё допытывался, нет ли в доме чужих?

– А больше об этом никого не спрашивали? – насторожилась девушка.

– Не знаю, – пожал плечами мужчина. – Я ещё толком ни с кем не разговаривал. Убедился, что эти разбойники ушли, и поспешил к вам. Боялся, как бы вы не задохнулись. Я знаю, что в тайнике очень жарко и душно.

– Значит, вы не уверены в том, что им никто ничего не сказал? – забеспокоилась гостья. – Нвалий меня каждый день видит, и с Филением мы недавно так неудачно столкнулись.

– Я всё выясню, госпожа, – жёстко проговорил хозяин публичного дома, и глаза его подёрнулись пугающим ледком, срывая с отпущенника маску манерного вертопраха и обнажая истинную натуру беспощадного хищника.

– Надеюсь, господин Птаний, – не отводя взгляда, кивнула беглая преступница. – И ещё я попросила бы вас приказать, как открывается тайник, а то сегодня всё произошло так быстро, что я ничего не запомнила.

– Зачем это вам? – досадливо поморщился собеседник.

– Вдруг стражники заявятся, когда вас дома не будет? – криво усмехнулась Ника. – И как мне спрятаться?

– Открыть вы его, пожалуй, сможете, – недовольно проворчал владелец заведения. – А вот самостоятельно закрыться вряд ли, госпожа.

– Я попробую, – скромно потупила глазки та.

– Хорошо, госпожа, – с явной неохотой согласился собеседник. – Но попозже.

– Разумеется, господин Птаний, – покладисто согласилась девушка. – Как только у вас появится время.

Войдя вслед за ним в спальню, она обнаружила там полный разгром.

Столик, лежанка, табуретки опрокинуты. Рядом с валявшейся на полу подушкой поблёскивали осколки разбитых флакончиков с благовониями, от которых остро пахло розами, лавандой и оливковым маслом.

Лишь кровать, очевидно, в силу своей монументальности несокрушимым утёсом возвышалась посреди этого бедлама. Хотя одеяло на ней тоже оказалось грубо скомкано.

Беглая преступница подумала, что им очень повезло, поскольку, если бы Камий обратил внимание на торчавший из-под покрывала край тюфячка, служившего ночным ложем Птания, то у претора вполне могли возникнуть весьма неприятные вопросы.

– Нвалия я попозже пришлю, – виноватым тоном проговорил хозяин публичного дома.

– Тогда принесите хотя бы какой-нибудь веник, – попросила гостья и в ответ на недоуменно вскинутые брови собеседника пояснила. – Как-то не очень хочется сидеть среди всего этого безобразия. А ваш раб может убраться и завтра утром.

– Хорошо, Орли, – с явным одобрением согласился отпущенник.

Закрыв за ним дверь, Ника расставила перевёрнутую мебель, собрала в ванной комнате черепки от разбитого кувшина, поправила постель.

Птаний долго не появлялся. До девушки доносились обрывки разговоров рабов, наводивших порядок во дворе, какие-то неясные крики и даже чей-то плачь.

Наконец услышав стук, она впустила в комнату хмурого владельца заведения.

Передавая ей веник, деревянный совок и корзину тот извинился:

– Простите, Орли, но обеда не будет. Я принёс сыр, вчерашние лепёшки и горшочек маслин.

– Я понимаю, насколько вы сейчас заняты, господин Птаний, – беглая преступница постаралась говорить как можно участливее. – Поэтому занимайтесь своими делами и не обращайте на меня внимания.

– Я рад, что вы меня понимаете, – благодарно улыбнулся погружённый в свои мысли мужчина.

– Может, стоит сообщить о случившемся его высочеству? – еле слышно прошептала Ника.

– Нет, нет! – встрепенувшись, решительно замотал головой собеседник. – Он приказал связаться с ним в самом крайнем случае. А у нас, хвала Богам, ничего страшного не произошло. Подумаешь, обыск!

Хозяин публичного дома презрительно фыркнул.

– Не первый раз на меня налетают эти шакалы и не последний.

– Ну, наверное, вам виднее, – не стала спорить девушка.

Несмотря на налёт правоохранителей, заведение Лава Птания Сара вечером вновь принимало гостей.

Радушный хозяин, встречая ценителей искусства, умных бесед и мужской любви в большой блестящей маске, изображавшей лицо какого-то преувеличенно весёлого толстяка с огромными хомячьими щеками и картофелеобразным носом, сообщал посетителям, что сегодня у них праздник, посвящённый богу вина Диносу.

Судя по довольным восклицаниям клиентов, эта затея пришлась им по вкусу, и, на первый взгляд, ночь в публичном доме прошла как обычно.

Хотя попаданка не сомневалась в том, что известие о сегодняшнем обыске уже облетело весь Радианий, а то и всю столицу. Но, возможно, подобного рода происшествия здесь не такая уж и большая редкость, чтобы обращать на него внимание?

Сам владелец заведения заявился в спальню перед рассветом, и не пытаясь будить и без того привычно проснувшуюся гостью, завалился спать, распространяя по всей комнате устойчивый запах перегара.

Последнее обстоятельство слегка насторожило беглую преступницу, поскольку раньше он никогда до такой степени не напивался.

Утром странности повторились. Приведя Нвалия, господин приказал ему делать уборку, а сам куда-то ушёл, оставив невольника наедине с притворявшейся спящей Никой.

Затаившись под одеялом, та чутко прислушивалась к происходящему в комнате. Но раб вёл себя как обычно, лишь время от времени бормоча себе под нос что-то неразборчивое, а закончив, громко объявил, тщательно проговаривая каждое слово:

– Господин Птаний велел вам закрыть дверь.

Но девушка лишь раздражённо отмахнулась, плотнее закутываясь в одеяло.

– Ну я сказал, а вы уж как хотите, – недовольно буркнул Нвалий, выходя из спальни.

Выждав несколько секунд, беглая преступница соскочила с кровати, и в три прыжка оказавшись у двери, задвинула засов.

Появившись примерно через час, отпущенник, поставив поднос с завтраком, тут же удалился, сославшись на неотложные дела.

Когда её трапезу вновь прервал требовательный стук в ворота, она поперхнулась, пролив на пол разведённое вино.

К счастью, на сей раз в публичный дом никто не ломился. Отворив крошечное окошечко, привратник, глянув на гостей и обменявшись с ними парой слов, распахнул калитку, приглашая их войти во двор.

Первым там оказался коренастый пузатый негр в длинной, почти до пят зелёной рубахе с широкими рукавами и пёстро расшитой безрукавке. За стягивавшим обширное чрево матерчатым поясом торчал широкий кинжал в блестящих, отделанных серебром ножнах.

Следом вошли двое чернокожих гораздо более атлетического сложения, одетых победнее и сразу же производивших впечатление слуг.

– Господин приказал сразу проводить вас к нему, – гнусавя из-за разбитого носа, проговорил Жаку, кланяясь и делая приглашающий жест.

Обернувшись, толстяк что-то сказал своим спутникам на незнакомом языке и торжественно прошествовал к дому, сопровождаемый продолжавшим отбивать поклоны привратником.

Нике было весьма любопытно: о чём важный купец будет беседовать с Птанием? Но подумав, девушка решила не рисковать. Вдруг не только она, но и её кто-нибудь услышит?

Поэтому, разочарованно вздохнув, беглая преступница привычно укрылась в ванной комнате, оставив раздвинутой штору. Увы, но дверь в кабинет закрывалась плотно, а гость и хозяин беседовали, не повышая голоса, поэтому ей так и не удалось что-либо разобрать. Зато сразу ясно поняла, когда они закончили разговор и стали спускаться на первый этаж.

Не прошло и пяти минут, как Ника услышала донёсшийся со двора крик:

– Нет, нет, господин Птаний! Умоляю, оставьте меня у себя! Клянусь Карелгом, я вам ещё пригожусь!

Метнувшись к окну, она увидела, как привратник и смуглокожий мускулистый невольник выводят из дома отчаянно брыкавшегося и продолжавшего кричать Филения.

– Сжальтесь, пощадите, не продавайте меня, добрый господин Птаний!

– Забирайте его, господин Мерек! – повысив голос, отозвался хозяин публичного дома. – Он ваш!

Девушка услышала рваные, гортанные звуки чужого языка, после чего двое застывших в ожидании чернокожих громил бросились к не перестававшему вопить и вырываться Филению.

Один из них крепко зажал юноше рот широкой ладонью. Спелёнутый сильными руками, молодой невольник как-то сразу обмяк. Лишь мелко подрагивали точёные плечи, да покрасневшие глаза блестели от переполнявших их слёз.

Подойдя к своей покупке, толстяк ласково потрепал его по кудрявым волосам.

– Зачем плачешь? Тебе у нас хорошо будет. Здесь таких, как ты, много, а в моей земле – мало. Такого красавчика только богатый, важный человек купить сможет. Работать тяжело не заставит, любить будет, серебро и золото дарить. Ещё спасибо своим богам скажешь за то, что купец Мерек тебя отсюда увёз. Не надо плакать. Лицо опухнет. Как я тебя уважаемым людям предлагать буду?

По его знаку слуга убрал ладонь, Филений обречённо молчал, вздрагивая и кусая губы.

– Вот, хороший мальчик, – растянул в улыбке пухлую физиономию купец. – Ну, иди, иди.

Повинуясь команде, его люди мягко, но решительно вывели юношу за ворота.

– Был счастлив познакомиться с вами, господин Птаний, – склонил тяжёлую, украшенную аккуратной разноцветной чалмой, голову торговец. – Ваши рабы подобны цветам в небесных садах Кашуга. Надеюсь, мы и дальше будем вести совместные дела на пользу друг друга.

– Всё в руках бессмертных богов, господин Мерек, – с плохо скрываемой грустью проговорил владелец заведения, провожая гостя до ворот.

Развернувшись, отпущенник бросил быстрый взгляд на окна второго этажа.

"А он, кажется, по-настоящему переживает, – прячась за стеной, с удивлением подумала беглая преступница. – Видимо, привык к мальчишке. Но неужели это Филений настучал на нас претору? Как-то не верится. Из всех здешних проститутов он выглядел самым безобидным".

Не желая лишний раз бередить душу и без того издёрганному Птанию, Ника не стала приставать к нему с расспросами, когда он принёс обед.

Как правило, передав корзину с едой, хозяин публичного дома задавал пару ничего незначащих вопросов и уходил по своим делам. Но сегодня он лично выставил на столик блюда и кувшин с разведённым вином, после чего уселся на лежанку, с мягкой улыбкой наблюдая за спокойно жующей гостьей.

– Филений нарушил клятву и рассказал мальчикам, что видел вас в саду, – тихо и печально проговорил отпущенник. – Вряд ли, что он донёс на меня претору Камию, но я всё равно не могу позволить обманщику оставаться в моём доме.

– Его увезут на юг? – спросила девушка, наполняя бокал.

– Да, – вздохнул владелец заведения. – Мерек – банарец и через несколько дней отплывает к себе на родину. А в Радл он прибыл из Нидоса, где прожил почти два месяца, ожидая какие-то редкие товары из Келлуана.

– Он что-то слышал о госпоже Корнелле? – вскричала Ника, торопливо отставляя бокал с недопитым вином.

– Слышал, – с мягкой улыбкой подтвердил собеседник. – Как я и думал, эту женщину действительно хорошо знают в городе, а некоторые даже гордятся ей.

– Что рассказал вам господин Мерек? – спросила беглая преступница, невольно подаваясь вперёд и нервно вытирая губы.

– Госпожа Корнелла уже немолода, ей больше двадцати лет, – неторопливо начал излагать хозяин публичного дома. – Одни говорят – двадцать два, другие, что уже двадцать пять. Из богатой купеческой семьи. Отец Сакс Густобород – ольвиец, перебравшийся в Нидос задолго до рождения дочери. Мать из халибов. Есть такой варварский народ на самом берегу Океана Мрака. Ходят слухи, будто бы отец госпожи Корнеллы освободил её мать во время какого-то разбойничьего набега. Но, наверное, это всего лишь романтическая легенда из тех, которые простые люди любят сочинять об известных особах.

– Значит, госпожа Корнелла родилась уже в Нидосе? – даже не пытаясь скрыть своего разочарования, уточнила Ника.

– Да, – подтвердил отпущенник. – И, судя по всему, никогда его не покидала. По словам Мерека, она с раннего детства прославилась необычайной для своего пола тягой к всякого рода наукам.

– То есть, госпожа Корнелла давно занимается математикой? – полувопросительно, полуутвердительно заявила девушка, с очевидной ясностью понимая, что та, на кого она так рассчитывала, никак не может оказаться попаданкой…

Если только не имел место перенос сознания человека из мира Виктории Седовой в тело маленькой дочери нидосского купца?

Хотя последнее предположение вызывало у беглой преступницы некоторые сомнения. В противном случае, уже появились бы теорема Пифагора, расчёты площади треугольника и прочие математическое изыски.

– Судя по тому, что рассказал Мерек, так оно и есть, – важно кивнул собеседник и брезгливо скривился. – У этих варваров странные понятия о воспитании девушек. Вместо того, чтобы учить дочь быть добродетельной супругой, рачительной хозяйкой и строгой матерью, отец госпожи Корнеллы не только поощрял её занятия науками, но даже позволял переписываться с разными философами.

– Это так нецивилизованно, – с плохо скрытой иронией посетовала Ника. – Совсем не по-радлански.

– Чего ещё ждать от дикарей! – презрительно фыркнул хозяин публичного дома, видимо, приняв её слова за чистую монету, заметив однако. – Впрочем, это не помешало ей очень удачно выйти замуж за советника Корнелла, потомственного члена Совета Ста. Так нидосцы называют свой Сенат. Вот уж его я совсем не понимаю. Всё-таки жизнь вдали от родины портит даже радлан…

Неожиданно он осёкся, очевидно, вспомнив, с кем разговаривает, но гостья только поощрительно улыбнулась.

– Вы правы, господин Птаний. Хвала богам, я вовремя успела вернуться в Империю.

Ободрённый поддержкой собеседницы, владелец заведения продолжил:

– Мерек говорил, что супруг позволяет госпоже Корнелле не только заниматься науками, но даже преподавать в Школе школ.

– А он не рассказывал, что такое "Школа школ"? – встрепенулась девушка, отчаянно мечтая услышать хоть какой-нибудь намёк на присутствие в этом мире ещё одной попаданки.