Текст книги "Лягушка-принцесса (СИ)"

Автор книги: Анастасия Анфимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 51 страниц)

– Это так, господин Септис, – важно кивнул смотритель порта. – Я знаю господина Канира Наша уже семь лет, и за всё это время у меня не возникало причин сомневаться в его порядочности.

– Благодарю за столь лестную оценку, господин Оропус, – склонил голову купец.

– Я рад познакомиться со столь достойным человеком, господин Канир Наш, – натянуто улыбнулся хозяин дома, весьма насторожившийся после столь многообещающих слов визитёра. – Но, клянусь Питром, я не понимаю, зачем вы мне это говорите, господа?

Чтобы успокоиться и скрыть нарастающую тревогу, он виновато развёл руками.

– Однако, прежде чем вы мне всё объясните, прошу вас оказать мне честь…

Итур Септис Даум сделал приглашающий жест.

– В виду недавно постигшего нас несчастья, я, к сожалению, не могу оказать вам достойный приём и порадовать искусством своего повара, но прошу хотя бы отведать по бокалу герсенского.

Словно ожидавшие команды, из-за занавеса вышли рабыни и быстро переставили с подносов на стол большую вазу с фруктами и другую закуску.

Эминей с непривычно постной физиономией занял место за креслом хозяина, держа в руках узкогорлый кувшин, всем своим видом выражая готовность по первому знаку господина наполнить блестящие кубки божественным даром Диноса.

Дождавшись, когда гости усядутся в кресла без спинок, регистор Трениума выразительно глянул на юного невольника.

Поклонившись, тот принялся разливать по бокалам густую тёмно-рубиновую влагу, наполнившую зал терпким ароматом солнца.

Едва кубок Канира Наша наполнился до половины, купец лёгким движением руки велел рабу остановиться.

– Не забудь оставить место для воды, мальчик.

И посмотрев на хозяина дома, снисходительно пояснил:

– Я же не варвар, господин Септис, чтобы пить вино неразбавленным. Мы, гурцаты, стали частью радланской державы ещё за сто лет до рождения Ипия Курса Асербуса.

"И до сих пор одеваетесь как дикари", – вновь с неприязнью подумал регистор Трениума, вслух сказав:

– Прошу простить моего виночерпия за излишнее рвение, господин Канир Наш. Мне ещё не приходилось принимать у себя ваших соотечественников.

– Нас мало, господин Септис, – со вздохом проговорил гость, бережно оглаживая бороду. – Поэтому мы особенно ценим нашу репутацию и уважение деловых партнёров.

– Тогда давайте возблагодарим богов за нашу встречу и за то, чтобы наши добрые имена навсегда остались с нами! – привычно пролив несколько капель на пол, провозгласил Итур Септис Даум, поднося к губам бокал.

Благожелательно покивав, собеседники дружно последовали его примеру.

– Прекрасно! – довольно причмокнул губами смотритель порта. – Не понимаю я нынешней моды на подслащённое вино. По мне, так любые добавки только портят вкус такого замечательного напитка.

– Действительно, очень неплохое вино, – охотно присоединился к его похвалам второй визитёр. – Год назад господин Косус Квант Спурий угощал меня подобным. Только он разбавлял его водой из снега с горных вершин, от чего вкус становился просто потрясающим.

– Вы знакомы с викесарием, господин Канир Наш? – удивлённо вскинул брови хозяин дома.

– У меня обширная клиентура, господин Септис, – гордо заявил купец, ставя серебряный бокал на стол.

– И вы хотите, чтобы я стал одним из ваших покупателей? – улыбнулся одними губами регистор Трениума.

– Видят боги, я был бы счастлив оказаться вам полезным, господин Септис, – вернул улыбку собеседник. – Но для начала я хотел бы поговорить о другом.

– О чём же, господин Канир Наш? – хозяин дома откинулся на высокую спинку кресла, демонстрируя готовность выслушать гостя со всем возможным вниманием.

– Прибыв по делам в благословенную богами столицу, – размеренно заговорил тот, привычно оглаживая бороду. – Я с удивлением узнал о письме, полученном Сенатом от консулов Канакерна. Они написали, что им ничего неизвестно о госпожа Нике Юлисе Террине, и та будто бы никогда не была в их городе.

"Неужели Пласда оказалась права?! – молнией вспыхнуло в сознании Итура Септиса Даума. – И этот человек в самом деле сообщник самозванки? Но Оропус сказал, что давно знаком с ним. Или его тоже обманули?"

– А в чём дело, господин Канир Наш? – жуя кусок ветчины, поинтересовался смотритель порта. – По воле богов удалось вовремя разоблачить самозванку, примазавшуюся к уважаемой семье.

– Мне неизвестно, кто именно из консулов Канакерна отправил то послание, – криво усмехнулся гурцат. – Но, находясь по делам в том славном городе, я лично разговаривал с госпожой Никой Юлисой Терриной в присутствии одного из них. Я имею ввиду моего друга господина Мерка Картена, которого жители Канакерна неоднократно избирали консулом.

Сидевшие за столом радлане удивлённо и растерянно переглянулись.

"О боги, и почему я её не послушал? – в замешательстве думал хозяин дома, с досадой вспоминая своё неосмотрительное недоверие к словам жены. – Но, может, ещё не поздно? Что, если крикнуть рабов и приказать им схватить негодяя?"

– Так самозванка всё же была в Канакерне? – с ясно читавшейся обидой в голосе вскричал смотритель порта. – Но почему вы мне ничего не сказали?!

– Простите, господин Оропус, – бородач, извиняясь, склонил голову, и в пронзительно-синей глубине закреплённого на тюрбане сапфира отразился огонёк только что зажжённого невольниками светильника. – Мне казалось, что первыми об этом должны узнать самые близкие родственники госпожи Юлисы. Что же до самозванства, то мой друг честный купец и храбрый мореход господин Мерк Картен называл её дочерью Лация Юлиса Агилиса. А мне известно, что этот человек вот уже много лет скрывается от гнева императора в землях Некуима. Это всё, что я знаю и в чём готов поклясться богами своего народа и посмертным спасением души.

– Где вы встречались с госпожой Юлисой, господин Канир Наш? – спросил регистор Трениума, стремясь выиграть время и привести в порядок мысли.

– Прямо в доме господина Картена, – спокойно ответил собеседник. – Он просил меня сопровождать госпожу Юлису в Империю. Но та в последний момент отказалась, задержавшись в Канакерне.

– Но, господин Канир Наш, в письме консулов ясно сказано, что в Канакерне не знают никакой Ники Юлисы Террины, – хмуро заметил хозяин дома, так и не придумав ничего вразумительного. – Вы хотите сказать, что эти люди обманули Сенат Великого Радла?

– Мне нечего ответить на этот вопрос, господин Септис, – пожал широкими плечами гурцат. – Они далеко, а я здесь. У меня налаженная торговля, среди моих покупателей богатейшие люди Радла и знатные аристократы. Вы полагаете, я стану обманывать, рискуя потерять клиентов и положение в обществе из-за какой-то самозванки? Нет, господа. Я говорю только о том, что видел собственными глазами и в чём готов поклясться перед вами, Сенатом и даже перед государем. Это всё, что мне хотелось сообщить вам, господин Септис. Ещё раз прошу прощения за то, что побеспокоил вас в столь неподходящее время. Не имея удовольствия быть знакомым с госпожой Ториной Септисой Ульдой, я скорблю вместе с вами и прошу принять мои соболезнования. Если я понадоблюсь, вы можете найти меня в гостинице "Дары Артеды" возле храма Пелкса-утолителя, что в Кринифии. Я пробуду в столице не менее пятнадцати дней и всё это время буду говорить правду: госпожа Юлиса прибыла в Радл с Западного побережья из Канакерна.

Купец поднялся, явно собираясь уйти.

– Но почему же консулы Канакерна отправили в Сенат такое лживое письмо? – растерянно вскричал смотритель порта.

– Я же говорил, что не знаю, господин Оропус, – невозмутимо ответил бородач. – Возможно, это какая-то ошибка или происки политических врагов господина Картена? Сам-то он, должно быть, уже ушёл в море, иначе ничего подобного бы просто не случилось.

– Ну, тогда и мне пора, – засуетился его спутник, очевидно, уже предвкушая, как удивит потрясающей новостью друзей и знакомых. – Ещё раз примите мои соболезнования, господин Септис. Ваша матушка всегда являла собой образец скромности и добродетели.

– Благодарю за добрые слова, господа, – машинально ответил хозяин дома, поднимаясь.

Лично проводив дорогих гостей до ворот, он никак не мог решить: как же ему относиться ко всему тому, что наболтал здесь этот толстый варвар?

С одной стороны – есть официально признанный Сенатом ответ консулов Канакерна, позволяющий чётко и недвусмысленно объявить Нику Юлису Террину самозванкой. С другой – имеется уважаемый человек, утверждающий обратное.

Было от чего схватиться за голову бедному регистору Трениума.

Когда Янкорь с поклоном распахнул калитку, выпуская из дома припозднившихся визитёров, Итур Септис Даум заметил на улице большие, богато украшенные носилки и вооружённых до зубов стражников, некоторые из которых держали над головой ярко пылавшие факелы.

Судя по всему, Каниру Нашу уже известно, что за Никой охотятся не только представители власти, и поэтому он принял соответствующие меры безопасности.

Едва регистор Трениума вернулся из прихожей во внутренний дворик, из семейной половины дома выскочила испуганная и растерянная супруга.

– Что же это такое, Итур?! – всплеснула она руками, с видимым трудом гася рвущийся из груди крик. – Эта девчонка никакая не самозванка?! А как же письмо консулов? А награда? А…

– Замолчи! – мужчина поморщился, как от зубной боли. – Я сам ничего не понимаю. Этот расфуфыренный варвар говорит, что видел её в Канакерне. Будь он каким-нибудь босяком, я бы тут же приказал его схватить и отвести в тюрьму. Но этот обвешанный золотом павлин явился вместе с Оропусом, который утверждает, что знает его уже давно. Может, конечно, и смотритель врёт. А если нет, и купец прав?

– Не сообщить ли вам об этом господину Кассу Юлису? – осторожно предложила собеседница. – Всё-таки он тоже родственник Ники.

– Уже слишком поздно, – досадливо скривился глава семейства. – Не в моём положении являться незваным к такому знатному человеку. Вдруг он откажется меня принимать и отошлёт прочь? Это же такой скандал будет! Мало мы из-за Ники позора перенесли! Ещё хочешь?

– Тогда напишите письмо, – выдвинула новую идею хозяйка дома.

– О таких делах следует говорить с глазу на глаз, – наставительно проворчал регистор Трениума, огорчённый политической наивностью благоверной.

– А вы напишите, что должны сообщить нечто срочное и важное, – продолжала гнуть своё Пласда Септиса Денса. – Поэтому и хотите увидеться с ним рано утром.

– Ну, если только так, – нерешительно пожимая плечами, пробормотал мужчина.

Немного подумав, он, не откладывая, написал письмо сенатору, в котором просил о срочной встрече, сообщая, что появились крайне интересные сведения об одной хорошо известной им девице, и они очень скоро разойдутся по всему Радлу, вызвав немалый переполох. Итур Септис Даум открытым текстом предупреждал Касса Юлиса Митрора, что тому будет крайне полезно узнать столь потрясающую новость как можно раньше.

Запечатав свиток восковой печатью, мужчина спрятал папирус в деревянный футляр, после чего позвал двух носильщиков и приказал им отнести послание в дом сенатора Юлиса.

– Передай привратнику, что это очень срочно и важно, – напутствовал хозяин понимающе кивавшего Дулома. – И если господин Юлис прочтёт это письмо слишком поздно, у его рабов будут очень большие неприятности.

– Понял, господин, – поклонился невольник.

Дабы у посланцев не возникло неприятностей с городской стажей, регистор Трениума выдал им разрешительное письмо для ходьбы по ночам, а против грабителей посоветовал захватить с собой крепкие дубинки.

Когда Ушуха расчёсывала ей волосы перед сном, Пласда Септиса Денса не смогла удержаться от вопроса:

– Неужели Ника и в самом деле наша племянница?

– Откуда мне знать? – уже лежавший в постели супруг неопределённо пожал плечами. – Этот Канир Наш говорит, что так оно и есть. Только неизвестно ещё, поверят ли ему сенаторы? Думаю, скорее всего, они могут послать кого-то из преторов в Канакерн, чтобы окончательно прояснить ситуацию. Только, вполне возможно, что до его возвращения Ника так и будет считаться самозванкой.

– То есть, если её поймают, то всё равно казнят? – с раздражением отмахнувшись от отпрянувшей рабыни, спросила женщина, глядя на собеседника расширенными от удивления глазами. – Что бы этот купец не сказал?

– О боги! – вскричал Итур Септис Даум, демонстративно поворачиваясь к ней спиной. – Да не знаю я!

Видя, что благоверный явно не расположен к разговору, Пласда Септиса Денса скорчила ему недовольную гримасу и вновь уставилась на своё отражение в зеркале.

Непривычно рано проснувшись и торопливо принеся жертву домашним богам, регистор Трениума первым делом призвал к себе посланных вчера к сенатору рабов.

Дулом сообщил, что письмо передано привратнику с соответствующим предупреждением. Тот клятвенно пообещал, что сейчас же сообщит секретарю господина о срочном послании, а там уж что господин Прус Ротан Глеб решит, за которого он, раб, не отвечает.

– Хорошо, хоть так, – знаком отпуская невольников, проворчал хозяин дома и направился в ванную.

Несмотря на всю срочность, он не мог выйти в город не омывшись после сна, ибо подобное считалось среди радлан чрезвычайно дурным тоном.

Выслушав привычные приветствия коскидов, Итур Септис Даум пригласил их разделить с ним скромный завтрак. В столовой он внимательно выслушал последние новости, с удовлетворением отметив про себя, что о появлении в Радле человека, способного поставить под сомнение обвинение Ники Юлисы Террины в самозванстве, пока никто не говорит.

Напомнив приближённым о постигшем его семью несчастье, регистор Трениума выдал им по серебряной монете и отпустил всех, кроме Анка Минуца Декума.

Прикрыв на всякий случай дорогую тунику скромным серым плащом, именно с ним Итур Септис Даум отправился в дом сенатора Касса Юлиса Митрора.

Поначалу тамошний привратник принял их за новых коскидов хозяина и даже осмелился поворчать, сетуя на их опоздание.

– Все уже давно собрались, господа. Господин сенатор вот-вот выйдет, а вы не торопитесь.

Проглотив обиду, регистор Трениума сухо назвал своё имя, напомнив, что именно его люди сегодня ночью принесли срочное послание для господина сенатора.

Ни мало не смутившийся невольник, отвесив низкий поклон, извинился, уведомив гостей в том, что хозяин приказал проводить господина Итура Септиса Даума к нему сразу, как тот подойдёт.

Оставив своего спутника дожидаться на улице у ворот, изрядно приободрившийся регистор Трениума вошёл на территорию городской усадьбы Касса Юлиса Митрора.

Следуя за рабом, он поднялся по мраморной лестнице к спрятавшейся в тени колоннады двери, миновал богато украшенную прихожую и оказался в переднем внутреннем дворике, где в ожидании выхода покровителя уже толпились сенаторские коскиды.

Прилично одетые мужчины разного возраста чинно прогуливались по мозаичным полам, негромко беседовали у квадратного бассейна с выложенным голубой галькой дном или с задумчивым видом стояли возле поддерживавших черепичную крышу колонн.

Появление нового гостя сейчас же вызвало всеобщее внимание.

Его узнали, несмотря на более чем скромный плащ, и над на миг притихшей толпой зашелестел недоумевающий шепоток.

– Кто это? Как Итур Септис? Тот, что самозванку посчитал своей племянницей? Какой позор не отличить мошенницу от аристократки! И у него ещё хватает наглости являться в приличный дом?!

Подчёркнуто игнорируя злобное шипение сенаторских прихлебателей, регистор Трениума гордо проследовал мимо длинного узкого стола, заставленного ярко начищенной серебряной посудой.

Молоденький коскид, с наигранным восхищением любовавшийся выставленными на всеобщее обозрение символами богатства своего покровителя, торопливо отступил в сторону, освобождая дорогу важному гостю.

Отодвинув край плотного занавеса, отделявшего семейную половину дома от деловой, провожатый сказал, делая приглашающий жест:

– Проходите, господин. Мой господин принимает ванну, но желает видеть вас немедленно.

За спиной Итура Септиса Даума кто-то насмешливо фыркнул.

"Негодяй собирается разговаривать со мной голым! – обида болезненно кольнула сердце регистора Трениума. – Словно я его раб или коскид".

Привычно подавив раздражение, он с тем же надменным выражением лица проследовал за привратником в полутёмный коридор, закончившийся высокой массивной дверью. Здесь проводник поклонился и отступил в сторону, явно давая понять, что дальше гость должен идти один.

Мрачно засопев, тот с силой толкнул тяжёлые, украшенные резьбой створки, и на него тут же пахнуло влажным теплом с ароматами цветов.

В квадратном бассейне, наполненном водой с лепестками роз, вольготно восседал сенатор Касс Юлис Митрор, а двое обнажённых юношей-подростков растирали губками его покрасневшую, распаренную тушу.

– Приветствую вас, господин Септис! – радушно поздоровался он, поднимая руку, позволяя рабу протереть гладко выбритую подмышку. – Какие такие срочные дела заставили вас забыть о трауре и явиться сюда в такую рань? Неужели отыскали-таки обдурившую вас самозванку и теперь желаете получить обещанную мной награду?

Издеваясь над собеседником, сенатор произносил обидные слова самым любезным и доброжелательным тоном.

– Вот уж не знаю, где принц Вилит прячет госпожу Юлису, – зло усмехнулся гость. – Только может статься, что она совсем не самозванка.

– Это как? – моментально посерьёзнев, хозяин дома отстранил намыливавшего ему отвислый бок раба. – Что вы такое говорите?

Не дожидаясь приглашения, регистор Трениума удобно устроился на массивной каменной скамье, прикрытой тростниковой циновкой, и обстоятельно поведал о вчерашнем визите господина Канира Наша.

– Да это просто какой-то мошенник! – возмущённо фыркнул Касс Юлис Митрор, вставая и поднимаясь по ступенькам из бассейна. – Вас опять обманули!

– Он пришёл вместе с господином Оропусом! – недовольно хмурясь, сообщил Итур Септис Даум. – Который отрекомендовал его как честного человека!

– В последнее время господин Аппий Оропус Треун уделяет чрезмерное внимание божественному дару Диноса, – усмехнулся сенатор, вскидывая руки и давая возможность юным невольникам прикрыть его чресла белоснежной набедренной повязкой. – А вы не хуже меня знаете, что для пьяницы любой, кто угостит выпивкой, – лучший друг.

Регистор Трениума вчера не заметил, чтобы смотритель порта особо налегал на вино, однако спорить не стал, спросив напрямик:

– Вы считаете, что господин Оропус мне соврал?

– Ну, почему стазу "соврал"? – проворчал сенатор, усаживаясь на скамью у противоположной стены. – Возможно, он и в самом деле считает вашего странного гостя честным человеком, но я думаю – это просто ловкий жулик.

– Камень на шапке этого жулика стоит никак не меньше тысячи империалов! – зло буркнул гость, с сожалением видя, что собеседник по-прежнему не собирается воспринимать его слова всерьёз.

– О боги! – воздел очи горе хозяин дома. – Крашеное стекло! Вы даже не представляете, на что идут эти мошенники, чтобы создать впечатление богатых и уважаемых людей. Но впрочем, если вы настаиваете…

– Налих! – обратился он к одному из рабов, возившихся с его сандалиями. – Позови Ротана. Скажи, что я немедленно желаю его видеть!

– Да, господин! – вскричав, юноша поклонился и устремился к дверям, на ходу натягивая короткую тунику.

– Если ваш гость действительно богатый купец, мой секретарь просто обязан его знать! – пояснил Касс Юлис Митрор в ответ на вопросительный взгляд Итура Септиса Даума. – Но я всё же думаю, что вы опять стали жертвой обмана. Письмо консулов Канакерна не оставляет никаких сомнений в том, что проживавшая в вашем доме особа никакая не внучка Госпула Юлиса Лура, а обычная самозванка.

– А вы сами-то видели это письмо? – устало огрызнулся регистор Трениума. – Вдруг оно и в самом деле фальшивое?

– Это невозможно! – с лёгким превосходством рассмеялся хозяин дома.

– И почему же?! – спросил не на шутку разозлившийся гость. – Гонцы в больших городах меняются, ночуют на постоялых дворах. Не так трудно подменить один свиток другим!

– Сразу видно, что вам ничего неизвестно о службе гонцов, – с важностью покачал головой знатный собеседник. – Иначе вы бы знали, что они своей жизнью отвечают за доверенные им послания. Но даже, если случится невероятное, и кто-то всё же сумеет подменить папирус, то прежде, чем быть оглашённым на заседании Сената, письмо попадает к писцам и секретарям. А уж они-то всегда смогут различить подделку.

– И всё же нельзя исключить, что письмо канакернских консулов фальшивое, – больше из-за пренебрежительно-насмешливого тона хозяина, чем от собственной уверенности продолжал гнуть своё регистор Трениума.

Касс Юлис Митрор негромко фыркнул, всем видом демонстрируя отсутствие желания спорить с ничего непонимающим человеком.

Оставшийся в одиночестве невольник обул ноги господина в сандалии из белой кожи, набросил на плечи плащ, и отступив к стене, оделся сам, застыв в ожидании новых распоряжений.

– Ну, и куда они там с Ротаном пропали? – раздражённо пробормотал сенатор, поднимаясь на ноги с явным намерением уйти, но тут в дверь постучали, и он облегчённо выдохнул:

– Заходите!

В ванную комнату, сутулясь, вошёл пожилой мужчина с землистым, морщинистым лицом.

– Звали, господин?

– Да, – подтвердил хозяин дома, вновь усаживаясь на скамью. – Скажите, вы знаете купца по имени…

Он на миг задумался, но так и не вспомнив, вопросительно посмотрел на Итура Септиса Даума.

– Канир Наш, – подсказал тот.

– Банарец? – уточнил секретарь, прикрывая тяжёлую дверь. – Укр?

– Нет, – покачал головой регистор Трениума. – Он назвал себя гурцатом.

Прус Ротан Глеб замолчал, сосредоточенно сведя брови к переносице.

Сенатор торжествующе посмотрел на потерявшего надежду, стушевавшегося гостя.

– Да, господин, – совершенно неожиданно для хозяина и гостя проговорил секретарь. – Самому встречаться не приходилось, но я слышал, что он торгует золотом, серебром и драгоценными камнями.

– Я же говорил, что он не обманщик! – ликующе вскричал Итур Септис Даум.

– А вы ничего не путаете, господин Ротан? – озабоченно проговорил покровитель.

– Нет, господин, – покачал головой старый коскид. – У меня есть знакомые среди ювелиров. От них я и слышал о нём. Этот купец всегда может достать самый дорогой и редкостный товар.

– Хорошо, – кивнул хозяин дома. – Можете идти.

– Да, господин, – послушно поклонился секретарь, и ещё сильнее ссутулившись, повернулся к двери.

– Ну, что я вам говорил?! – не смог удержаться от победной усмешки регистор Трениума. – Господин Канир Наш не какой-то там мошенник или мелкий торгаш, а богатый, уважаемый человек. И он готов поклясться Сенату в том, что встречался с госпожой Юлисой в доме консула Канакерна господина Мерка Картена.

– Ещё неизвестно, пожелают ли сенаторы вообще его слушать, – пробормотал собеседник, поднимаясь и задумчиво потирая гладко выбритый подбородок.

– Господин Канир Наш говорил, что лично знаком с господином Косусом Квантом Спурием, – сообщил гость, торопливо вскакивая вслед за хозяином дома. – И теперь я думаю, что он не врёт.

– Возможно, – не стал спорить сенатор, и распахивая дверь, поинтересовался. – Вы знаете, где остановился этот господин?

– В Кринифии, – отрапортовал Итур Септис Даум. – В гостинице "Дары Артеды" у храма Пелкса-утолителя.

– Тогда нам необходимо встретиться с ним как можно быстрее, – с сосредоточенным видом пробормотал Касс Юлис Митрор, торопливо шагая по коридору. – Пока об этом не заговорил весь город. Господин Оропус, небось, разболтал о нём всем своим знакомым. Ещё бы – такая новость! Самозванка вовсе и не самозванка!

– Вы собираетесь пригласить господина Канира Наша в Сенат? – спросил регистор Трениума, изо всех сил стараясь не отстать и не сорваться на бег.

– Нет! – бросил через плечо собеседник. – Сначала я хочу показать его господину Косусу Кванту. И если они действительно знакомы, то очень может быть, что госпожа Ника и в самом деле ваша племянница. Но тогда об этом необходимо срочно сообщить государю. Всё-таки дело касается его младшего сына.

Внезапный обыск, пребывание в тайнике и продажа Филения произвели на Нику чрезвычайно гнетущее впечатление. Она почему-то очень сильно сомневалась в том, что именно этот мальчик выдал её властям. Вероятнее всего, юный раб отнёсся легкомысленно к данной хозяину клятве и по большому секрету рассказал кому-то из приятелей о незнакомце, скрывающемся в личных покоях владельца их публичного дома.

Если так, то истинный стукач по-прежнему скрывается под одной крышей с беглой преступницей. Последнее обстоятельство особенно угнетало девушку. А тут ещё подтвердилась правота слов бывшего императорского отпущенника. Без большой охоты тот всё же показал, как открыть тайник в стене ванной комнаты. Вот только закрыть его изнутри Ника так и не смогла.

От погружения в очередную депрессию её спасло предложение Птания написать письмо Ирдии Корнелле. Чтобы зря не переводить папирус, девушка решила для начала составить послание в голове, а уж потом записать.

Она быстро пришла к выводу, что текст должен быть не особенно длинным, дабы знаменитая женщина-математик прочла его с не ослабленным вниманием от начала до конца. Кроме того, попаданка стала опасаться, что одного смайлика может оказаться недостаточно. Необходим ещё какой-нибудь намёк, понятный для жителей родного мира Виктории Седовой, но не привлекающий особого внимания аборигенов.

Но в голову, как на зло, не приходило ни одной стоящей идеи. К сожалению, по-настоящему, углубиться в решение этой задачи мешало навязчивое ощущение чьего-то недоброго присутствия в доме.

Сгоряча девушка зареклась покидать комнату и даже перестала подходить к окнам. Однако постепенно успокаиваясь, беглая преступница начинала укрепляться во мнении, что если бы Камий точно знал о её пребывании здесь, одним мордобоем Птаний бы не отделался.

Скорее всего, сенаторский претор просто проверял "сигнал" о появлении в неблагонадёжном борделе подозрительного незнакомца. Причём доносчик, скорее всего, так и не смог правильно определиться с половой принадлежностью неизвестного. Некоторый опыт проживания в Империи подсказал, что если бы распалённый обещанной наградой Камий точно знал о скрывающейся здесь девушке, то мог бы просто приказать разобрать публичный дом по кирпичику.

Следовательно, маскировка сработала. Тогда, может, всё-таки не стоит запирать себя в четырёх стенах, а надо лишь ещё немного поработать над камуфляжем?

От радикальных изменений вроде бороды и усов Ника сразу же отказалась, не только из-за опасения глупо выглядеть, но ещё и потому, что наличие растительности на лице является признаком нецивилизованности, а это способно разрушить тщательно разработанную легенду о тайном любовнике Лава Птания Сара. Ну не может такой утончённый человек вступить в столь серьёзные отношения с варваром? Фи! Окружающие не поймут-с. Поэтому беглая преступница решила украсить себя родинками, а ещё лучше – веснушками.

Выслушав соображение гостьи, хозяин посоветовал остановить свой выбор именно на них.

– Среди ольвийцев часто встречаются люди с бледной кожей, на которой эти пятнышки выделяются особенно ярко.

Рассудив, что не стоит слишком часто просить Птания отправлять его мальчиков в бани Глоритарква, девушка для начала провела эксперимент, не выходя из спальни.

Отпущенник передал в её распоряжение весь свой запас косметики и даже принёс откуда-то ещё несколько баночек с красками. После чего она взялась творить!

Для начала следовало подобрать нужный оттенок. Но то ли опыта не хватало, то ли местная "штукатурка" не отвечала её завышенным требованиям, только нужный колер Ника получила лишь во второй половине дня после торопливо проглоченного обеда. А потом ещё долго наносила на лицо небольшие пятнышки.

Принеся ужин, владелец публичного дома по достоинству оценил старание гостьи, заявив с наигранным придыханием:

– Вы стали ещё прекраснее, Орли! Я даже как-то забыл, кто передо мной на самом деле.

– А вы почаще вспоминайте, господин Птаний, – многозначительно хмыкнула беглая преступница. – И мы с вами будем добрыми друзьями.

– Разумеется, господин Орли, – понимающе кивнул собеседник. – Вы желаете погулять в саду? Тогда подождите, я отошлю куда-нибудь своих мальчиков.

– Пока не нужно, – покачала головой Ника. – Давайте не будем давать повод к подозрению в наличии тайника. А вот если меня случайно увидят дня через два или три, то пусть думают, что я просто недавно вновь заглянул к вам в гости.

– Очень предусмотрительно, господин Орли, – с видимым облегчением согласился отпущенник. – Тогда я пойду. У меня много дел.

Ещё раз глянув в ярко начищенное медное зеркало, девушка с сожалением поняла, что подобного рода макияж занимает уйму времени, и если она будет наносить его утром – то в сад выйдет только к полудню.

Возможно, стоит его не смывать, чтобы завтра посмотреть: как раскраска переживёт сегодняшнюю ночь? Если грим уцелеет, потребовав незначительного "ремонта", – это кардинально упростит дело с подготовкой к новой прогулке в садике господина Птания.

Попаданка любила спать, свернувшись калачиком или на боку, но сегодня она растянулась во весь рост, осторожно положив голову на цилиндрическую подушку, и со вздохом прикрыла глаза.

То ли из-за непривычной позы, то ли ещё по какой причине, но сон не шёл. Как правило, беглая преступница мало обращала внимания на посторонние звуки, если не чувствовала в них угрозу. Однако сегодня, ужасно раздражая, в уши навязчиво лезли пьяные крики и смех гостей, звон посуды, протяжные песни мальчиков Птания.

Мрачно сопя, девушка пыталась считать овец, потом баранов, но и эти благородные животные не смогли отвлечь её от доносившегося с низу хохота.

Отчаявшись, Ника решила занять мозги чем-нибудь полезным. Представив разложенный перед собой лист папируса, она в очередной раз попыталась сочинить послание госпоже Ирдии Корнелле и внезапно вскрикнула от поразившей её догадки.

Проблема, вот уже который день мучившая девушку, имела до безобразия простое решение. Теперь она точно знала, как дать о себе знать возможной "сестре по несчастью", вызывая минимум вопросов.

Всё дело в правилах правописания радланского языка. Их крайне мало, а по сути – нет вообще. Подавляющее большинство сложных слов пишется также, как и слышится. Но слышится-то зачастую совсем по-разному. Заглавные буквы, кавычки, тире и прочие знаки препинания отсутствуют совсем. Даже точка, как символ разделения предложений, введена только указом Ипия Курса Асербуса.

Что, если письмо Ирдии Корнелле написать по всем правилам русской грамматики? Другой-то беглая преступница всё равно не знает. Зато в тексте будут наличествовать запятые, кавычки и всё прочее, чем не пользуются ни либрийцы, ни радлане. А заглавные буквы сделать чуть выше остальных.