сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 47 страниц)
«Я вижу, как вы хмуритесь и встаете, чтобы прочесть мне длинную лекцию о том, что такое любовь и кого можно любить, а кого нельзя, и пр., и пр. Но, пока я не любил, я сам тоже отлично знал, что такое любовь» (Антон Чехов, «Три года»). Сегодня любовью называют всё, что угодно, будто оправдываясь и оправдывая свою жизнь, но «если кто-то любит не так как тебе хочется, это не значит, что этот кто-то не любит всем сердцем». Я тоже люблю утопать в разных красивых теориях и бесконечных афоризмах о любви, которыми до тошноты переполнен весь мир. Это первое учение, ты с пелёнок всем что-то должен, всем что-то обещаешь: любить весь мир, но что это значит? Есть много желающих рассказать, что это значит – значит, не делай это, не делай то, не делай сё, лишь бы без всякого своеволия. Например, испытывая стыд, по обычаю привитый обществом, многие долгое время боятся признаться, что не хотят иметь детей, что весь этот культ детей не для них, а для них «любовь – это наглухо закрытое сердце» (Плавт). Размышляя над учением Христа, Ницше замечает: ««Возлюби ближнего своего» – это значит «оставь ближнего своего в покое». И как раз эта деталь добродетели связана с наибольшими трудностями», а если ещё точнее, – как вычленили и эпикурейцы, – это по самой природе вещей невозможно, ведь комфорт одних существ – это дискомфорт других. Это так, реальность каждый раз приземляет, и если опыт рознится, в порядке вещей тебя поедают. Одни люди любят других за то, что уже есть в них самих, особенно за то, что в них есть, но, как бы, не до конца раскрыто, будто партнёр доложит эту разницу, компенсирует или подтянет. А это желание спасти себя, возможность наслаждаться самим собой, остальное – цена вопроса. Противоположное первым не вселяет желание близости, но его любят в деловом отношении, когда партнёр способен выполнить неприятное поручение, либо партнёр в таком случае воспринимается как экзотическое и опасное животное, посаженное на цепь, но интересное, дающее повод иной раз о чём-нибудь подумать или проявиться как творец души: воспитатель и приручитель. А это желание инвестировать в своё спасение, готовность к долгосрочному проекту, вложиться в двойную отдачу. В обоих случаях косвенно объясняя один другому, что вскоре нечто высшее спасёт и партнёра, однако оба умудряются слипаться, так и не выходя за эти инстинкты.
Любовь (лов, ловцы, слав. любъве) [Лю-Бъ-Ве] – «Люди бога ведают (видят)». И ведь говорится не столько о какой-то конкретной паре любовников, сколько о человечестве в целом. А что это в языческом мире за бог такой? Вероятно, что речь идёт о древнеславянском Любиче – божестве прекрасной и страстной, но в тоже время жестокой и несчастной любви. А действительно – речь идёт о понимании законов природы, то есть – Солнца и времён года. Всё достаточно приземлёно. В старину слово «любовь» имело несколько иное значение, современное же скорее является смысловым аналогом слову «религия». Это и сегодня религия двух человек, иногда так необходимая людям – их храм, требующий усмирения, устоя, подчинения правилам негласной игры. Где люди – охотники, ловцы, вынужденные «ловить» что-то внешнее из-за утраты внутренней самодостаточности. Как вывел Шопенгауэр: «Любое общество требует взаимного приспособления и принижения». На примере сказанного, многое из того, что говорят о любви, я бы назвал другими словами, на мой взгляд, более подходящими и уместными. А прежде чем усердствовать над любовью стоит дважды подумать, ведь «любить кого-то – это такая самонадеянность! Вокруг и так слишком много любви. Иногда я думаю, что рай – это место, где все счастливы потому, что никто никого не любит» (Грегори Дэвид Робертс, «Шантарам»). Ранее же, как уже было сказано, божества той светлой и высокой любви, о которой все говорят, не было. Собственно, нет, и не было самого чёткого образа. У славян бог любви – Лель, он же Любич, точнее бог несчастной любви, страсти и ревности – парень, завлекающий своей дудочкой и разбивающий сердца. Подобно Амуру, стреляющему из лука по жертвам, лишь жертвы поддаются его стрелам. У греков Бог создал мужчину, женщину и змееродного гермафродита с четырьмя руками и ногами, который впоследствии стал так силён, что восстал против устава Бога и был наказан, разлеплен на две половинки – мужчину и женщину, которые испытывали муку в извечной тяге друг к другу в подсознательной попытке воссоединиться. Так появились четыре первых человека. Эта история находит свой аналог с ветхозаветной историей Лилит, Адама и Евы, – первого любовного треугольника, по обычаю с грустным концом. Кама, что переводится как «чувственное влечение» – бог любви в индуизме – изображается в виде крылатого юноши с луком из сахарного тростника и пятью стрелами из цветов. Сутра о боге Каме, то есть учение о любви – камасутра. Известна легенда о том, как Шива испепелил Каму взглядом своего третьего глаза за то, что тот осмелился выстрелить в него своей стрелой, желая вызвать у Шивы любовь к Парвати. В этой истории стоит обратить внимание на один важный момент. Аджна («третий глаз») – чакра бесстрастия. Не зря она находится в месте обиталища мыслей. Изображается в виде лотоса с двумя лепестками по краям, вверху солнце, и внизу луна, что аналог философии тольтеков. Отвечает за озарение, и блокируется сердечными иллюзиями, разрушая которые, чакра развивается. В противовес Анахата («не подлежащий пересмотру») – сердечная чакра любви. Изображается в виде лотоса с двенадцатью лепестками, в центре зиждется «звезда Давида» – негласный порядок, вертикаль, догмат и страстность. У религиозных людей, миссионеров она, конечно, зашкаливает, но какова мера каждого человека? Какова его собственная ипостась8?
Духовность
Старый сарай мой сгорел дотла.
Ничего не мешает мне
Смотреть на луну.
(Масахидэ)
Лови равновесие. Умиротворяющая музыка стихии в твоём сердце. Состояние абсолютного спокойствия – по уши в грязи, замерзая во льдах, сбивая ноги, поедая снег, слева от тебя смерть, справа от тебя жизнь, и никакого страха, лишь твои руки, твои ноги, и твой путь. Азарт предвкушения и счастье послевкусия. Тут зиждется успокоение. «А вот что такое «духовное» мы не знаем. Мы просто чувствуем, что всё в нашем мире, что бы это ни было, не представляется нам сегодня источником наслаждения. То есть мы можем наполниться всеми видами желания, и знаем где всё это найти. А вот «духовное» человек не знает где найти. Он не видит в мире какого-то наполнения. Он может забыться. Но ответа «откуда приходит духовность» у нас нет, просто чувствуем, что где-то, наверное, есть. Тянет туда, не знаю куда» (Бней Барух, «Каббала»). Всё в этом мире давно стало скучным, мир пуст, куда ни глянь. Ты работаешь, влюбляешься, просвещаешься, умываешься солнцем, болеешь, воюешь, ты грустишь или радуешься, но во всём этом нет того, не знаю чего, нет во всём этом духовного наполнения. Идти ещё много, но боль забрала последние силы и утекла вместе с влагой, хочется пить, реки долго нет, голова плывёт, и лишь одна команда: «двигай». Тут ты видишь эту иную тишину. А дома тебя ждут с горячим чаем, и, придя домой, ты думаешь, как тем, кто тебя ждёт, не хватает сейчас этого покоя, и ты делишься своим открытием. «Духовность человека это не то, что он говорит, и не то, каким он кажется, а атмосфера, которая создаётся в его присутствии. Вот что является свидетельством. Ибо никто не в состоянии создать атмосферу, не принадлежащую его духу» – говорит суфийская мудрость. Каким бы ты ни был и куда бы ни пошёл, суть в своём обычае. Конечно, каждый из нас по-своему духовен, и какой ты хочешь, чтобы была твоя духовность: с ароматом молитвы, или ароматом крамольной гвоздики, или быть может с ароматом пошлого лотоса? Дух [Ду-Х] – двойственность (атмосфера) гармонии (ипостаси). Атмосфера человека: часто в сказаниях – это просто его запах. Отсюда воздух – возница духа. Соответственно душа [Ду-Ш-А] – атмосфера шири (ограничения, тела) человека. Или, иначе говоря, – дух, заключённый в теле. «Все мои альпинисты женатые да с детьми, ну, безумно любят своих жён, но туда, в горы, на сплав по рекам, прыжки с парашюта, выживание. Жить дружной семьёй, и обязательно уезжать ненадолго по очереди, что бы кто-то ждал дома, или тоже где-то ездил. Вот как надо. Мне, например, не хотелось бы выйти замуж и выслушивать от домоседа «нет, я тебя не пущу, ты мать, на кого ты нас оставляешь, а если что-нибудь случится». Нужно работать над собой и держать себя в порядке. Есть такое понятие как «психогигиена», это не развитие себя в сверхчеловека и не ещё какой-то светлый путь – это не моё. А просто не давать обстоятельствам и всякому мусору в голове подавить в тебе энергию жизни» (Татьяна Май). Слиться с природой стихии и наполниться её духом. Скинув рюкзаки, сидя на «вершинах мира» в позе лотоса разбитых коленок, и в лицах разных народов ровной отдышкой ловить ветерок. Глядеть в глаза вечности и не чувствуя своего тела, сквозь приятную дрожь просто смеяться. Вот главное поучение. «– Эта страна называется Тибет, и живущие здесь люди верят, что долгий путь к святым местам очищает человека от сотворённого им зла. Они верят, что чем трудней дорога, тем глубже очищение. Я иду по этому далёкому краю уже долго лет. Я видел, как на высокогорье сменяются времена года, как зимой стада диких уланов уходят на юг, и когда настаёт весна – возвращаются. Здесь время стоит на месте, а всё остальное движется, в том числе и я» (х/ф «Семь лет в Тибете»). О чём более глубоко и полно дополнил один из безымянных странников, посетивших Оптину пустынь. Он говорил старцу Анатолию (Зерцалову) следующее: «Я, батюшка, так странником стал. Шел как-то к преподобному Сергию в Радонеж из Воронежа. Осень была. Путь был длинный и трудный, а мне, глядя на дорогу, не то что досадно становилось – и ноги болели, а какая-то особенная радость в душу вливалась. И не хотел я, чтобы путь мой кончился, и эта самая радость меня странником сделала. Все бы я шел и шел от святыни к святыне. Приложился я к мощам преподобного Сергия, дальше пошел в Зосимову пустынь. Что бы, думаю, если бы и дальше эта самая дорога меня в радость приводила... Да так до сих пор и странствую. И все я думал раньше о грехах своих, все думал о своих сквернах и никак даже собственную душу свою в себе отыскать не мог. Душа Богу свечи возжигает, а у меня такие греховные помыслы были, что теплился разве только огарочек покаяния, и этим очень я мучился. А как встал на дорогу, да как увидел Божий мир, как услышал птиц небесных, как почуял благоухание цветов, о себе забыл совсем. О Боге стал думать и хвалу Ему воздавать за столь великое миру украшение».
К культам каких народов мы не обращаемся, априори9, вспоминая любых святых в первую очередь вспоминаем их бесконечные подвиги, прочно связывая в своей голове образ духовности с образом «безумца», выходящим за рамки всеми привычного; а ведь по существу, пророческие образы святых живут своей жизнью, обретя экзотическое одиночество в своём нутре, далеко высунув свой язык. Человек находит свой берег в религии, в любви, в медитации, всего лишь преодолевая скуку, желая впасть в крайность, выйти из себя, чтобы зайти в себя, называя свою жизнь духовной, на деле просто следуя своим предпочтениям, как следуют им и все остальные. Человеческая жизнь сравнима с муравьеворотом: все мы невольно вовлечены в «карусель смерти», и в ней бежим от всепоглощающей скуки. Итак, испытав все краски жизни, как выйти за пределы собственных инстинктов? Нужно ли кинуться в пламя, чтобы понять, как вещи сгорают? В каждом ли море нужно поплавать, чтобы понять, что оно жидкое? Логика, рисующая карту, а не описывающая переживания о своих элементах. Возможно, кто-то справедливо возразит, но именно она помогает найти духовное начало. Одни неосознанно плодоносят, другие неосознанно рискуют жизнью ради удовольствия или удовольствия познания, каждый думая, что отдаёт себе отчёт в своих действиях, доводя философию до индивидуальной банальности, мирянства, отрицая немногозадачную природу своих и человеческих размышлений вообще, что отрицало бы энтузиазм с одной стороны, и альтруизм с другой. В это время и первое, и второе – обыкновенное безрассудство, не наделённое ни каплей запредельного, обители Духа. Вам покажется, что те, кто скачет верхом на быке, которых изредка жизнь заставляет задуматься, что, может, она всё же не так плоха, как им видится, эгоистичны и безумны, не видя в их действиях смысла. Но каким безумцем нужно быть, чтобы девять месяцев выхаживать плод и потом ночами слушать его вопли, из года в год, обрушая свои иллюзии, медленно разочаровываясь в жизни. Более того сегодня эти вторые, эти сумасшедшие не просто разгуливают на свободе, но и ликуют. Каждый из двух, будучи уже калекой от рождения, можно называть это первородным грехом, хочет дать себе второй шанс: играя со смертью в саморазрушении, или же дав себе ещё немного времени, помножая свой разум и тело, поселяясь в других людях. Кто-то скажет: «А как же ипостаси Отца и Сына?» Но многим положениям теории христианства, например, не соответствуют каббалистические, которые, кстати, гораздо глубже по своим убеждениям. Не говоря уже о буддизме, где деторождение просто недопустимо, если человек стремится к духовному, а не мирскому, инстинктивному и земному. У Иисуса не было детей. Ясно, что и первые и вторые важны по своему, как чёрное и белое, где белое даёт рождение чёрному, а чёрное вдохновляет белое, наполняя его душой. При своих различиях, все они сходятся во взглядах на «духовное», говоря: «Если Бог лишает того или иного, богатств или людей, значит, у тебя ещё есть шанс избежать греха в этом мире». Естественно, духовность это не марка и не приз за миссионерство, она не взвешивается ничем земным. Многое приносит удовольствие, только духовность тут опять не причём, во многом можно найти вдохновение, но и это тоже не свидетельствует о духовном весе. Духовность – это атмосфера спокойствия, которая создаётся вокруг человека – так обсудили древние, – а развитие по определению – «упражнение», «напряжение», «стремление», что противоречит понятию спокойствия. Духовность – это та причина, по которой человек плачет, услышав старообрядческое знаменное пение. Откуда, например, понятие духовности, в том виде, как её понимали раньше, выражает врождённый характер меньшинства. На деле, также согласно суфийской мудрости, человек не способен создать атмосферу, отличающуюся от своего духа. У каждого своя духовность, она уже есть. А именно, выше я устно нарисовал древний мир, где прославлен покой, чтобы сказать, что прежде нужно понимать образ того времени, тех эпох, где в эпохи Кабана (весны) духовность заключалась в спокойствии и все с этим были согласны. А сегодня о себе совсем позабыли люди уклада, и не думают о «духовном», ибо итак идут они по своей дороге. Истинная же духовность, в её высоком свете, это «то, не знаю что». У каждого она своя, каждый стремится вернуться к себе: как ощущает мир, тем путём и идёт. Каждый действует исходя из этого, и на этом строит убеждения. И каждый из путей верен и ведёт к духовному возрождению.
Освобождение III. Три шага
Однажды птенец навсегда покидает своё гнездо, ведь сидя в гнезде летать не научишься, – говорит древняя эвенкийская поговорка. Те, кто говорит о свободе и о том, как нужно её использовать, не призывает к свободе, а предлагает быть узником других взглядов. Свобода не имеет направлений и правда свободы лишь в свободе выбора своих оков? Свобода [Съ-Во-Бо-Да] – «собственная воля богами данная». Человек может быть собой ровно на столько, насколько у него сильна воля, даже если он остаётся наедине с собой. Другой вопрос в том, всегда ли это нужно, иногда это цена одиночества. Но как было сказано, свобода это дозволенная богами вседозволенность. У древних боги это родители, правители, или даже собственные убеждения – где условно вырисовываются три этапа освобождения, а четвёртый и старший из них – различные механизмы природы. К абсолютной воле это, конечно, не ведёт, а вся воля это та вседозволенность, которую и заменило в своём большинстве понятие современной свободы, ставя человека выше законов природы. Вседозволенность анархична, но не жестока, потому как не имеет подобных ограничений. Вся воля – рассмотрение всех вариантов и направлений, но никак не означает их бездумное применение, всё делается обдумано и с рассудком. Но, как ни крути, человек – пленник. И вот первый и наиболее величественный шаг по приобретению собственной воли, а вместе с ней и собственной жизни. «И под этим я не подразумеваю какое-нибудь неуважение по отношению к родителям, нет. Я говорю о том, чтобы избавиться от голосов родителей внутри, от внутренней программы, от пластинки внутри себя. Вы будете просто поражены тем, что если вы уберёте родителей из вашего внутреннего существа, то вы станете свободными. Если вы хотите стать человеком, а не машиной, избавьтесь от ваших родителей. Вам нужно быть очень внимательным к вашему поведению. Наблюдайте, когда ваша мать присутствует, действует через вас – остановите это, выйдите из этого. Делайте что-нибудь абсолютно новое, такое, что ваша мать не могла бы себе представить» (Ошо). Забота о ком-то это лучший способ понять самих себя, и возможно одно из самых сложных дел. Видеть зачатые плоды и как они вырастают в наше отражение, отражение нашей свободы... Заботы [За-Бо-Ты] – «за (вместо) богов ты». Зачастую в человеке хотят видеть лишь ручного хомячка, дрессированного и исполняющего чужие амбиции. Изначальная суть христианского крещения в том, чтобы отречься от родителей и признать единственным своим родителем Бога, без посредников, тем самым приобретя собственную волю. В «закрытых главах» буддизма Будда говорит, что первостепенная миссия человека это избавиться от своих родителей, где остальное лишь производное приобретённой воли. Это сообщение красной нитью нашло отражение во всех, будучи когда-то молодых учениях мира, но затем теряется. Ясно почему. В русских сказках Колобок, убежавший от родителей, не цепляясь за быт, в отсутствии страха смог преодолеть всё, кроме Лисы, которая есть образ самой среды, Трикстера. Лиса испытывала Колобка на прочность, а Колобок, наоборот, на прочность испытывал себя, и проиграл Лисе, не проиграв себе. Описание естественного хода жизни: птенец покидает гнездо...
