Текст книги "My Joy (СИ)"

Автор книги: Volupture

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 47 страниц)

– Каждый раз мурашки, – повернувшись к бывшему учителю лицом, Беллами улыбнулся. – Есть ещё песня под названием «Всего пятнадцать», но она тоже немного грустная.

– Есть ли в твоём арсенале что-нибудь позитивное?

– Есть. Эта песня о нас, и она ещё не написана.

– Кто же её напишет?

– Я. Закончу ту, которую начал так давно, или мы вместе напишем что-нибудь другое.

– Я, честно признаться, неважный поэт.

– И я, – Беллами улыбнулся и придвинулся ближе, – но какая разница? Мы сделаем это для себя.

– А потом ты наложишь эти слова на гитарные аккорды.

– Может быть.

– И споёшь мне.

– Я мог бы петь тебе иногда, если хочешь.

– Подобные песни?

– В том числе, – Мэттью улыбнулся, тут же напевать что-то.

– Мне нравится, как ты поёшь.

Они продолжили лежать на траве, в тени развесистого кустарника, название которого Доминик так и не запомнил за столько лет. Хотя это было не так уж и важно, пока тонкие запястья касались его талии, а небесно-голубые глаза улыбались так, как не могли этого сделать губы.

«Это лишь вопрос времени…» – пронеслось в голове глухим эхом, после чего где-то неподалёку завибрировал телефон, лёжа на столике зимнего сада.

Доминик завозился в траве, как червяк, выброшенный на голую землю, и, прежде чем встать, крепко поцеловал Мэттью, а тот вцепился в ответ в него руками и ногами, не желая отпускать.

– Вдруг это по поводу работы? – между поцелуями прошептал Ховард, не слишком-то переживая о сказанном.

– Позвонят ещё раз, – продолжив своё дело, хихикнул Мэттью, – или ты сам перезвонишь.

– Я мигом.

Всё же оторвавшись от него, Доминик ринулся в сторону прозрачной двери. Хейли всегда звонила настойчиво и до тех пор, пока её потенциальный собеседник не поднимал трубку.

– Дорогая? – он сел, шумно подвинув стул с кованными ножками к точно такому же столику.

– Я прокрутила в голове тот наш разговор, состоявшийся в день похорон, раз сто.

– Про Глорию?

– Ты шутишь? На кой чёрт она мне сдалась.

– Тогда о чём? Мы столько всего обсудили в один день.

– Ты говорил о… – она запнулась и замолчала, эта беседа ей давалось явно непросто, – ты говорил о том, что ты не был бы против, если бы я вдруг захотела завести ребёнка. В условиях полной конфиденциальности, конечно же…

Прикрыв глаза, Доминик устроился удобнее. Его обещанию мигом вернуться к Мэттью явно было не суждено сбыться.

– Если эта идея не кажется тебе слишком вопиющей, что бы ты сказал?

– Я бы сказал, что подобные вещи нужно обсуждать лично.

– Тогда… может быть, ты придёшь вечером? Мы бы поговорили об этом. Я могла бы принять отказ, если ты не решишься. Есть множество способов зачать ребёнка, ты и сам знаешь.

– Я заскочу к тебе сегодня, ближе к девяти.

– Тогда до встречи, мой дорогой.

Сбросив звонок, Доминик так и остался сидеть на стуле, подперев подбородок кулаком. Хейли волновалась, запинаясь на каждом слове, и была явно удивлена, не услышав от него резкого отказа. Как он мог сделать это, несколько раз за многие годы произнеся сокровенную фразу о том, что он всегда будет готов подарить ей возможность стать матерью? Чувствуя себя откровенно не в своей тарелке, он не хотел идти к Мэттью, потому что был уверен, что на его лице застыло каменное выражение, не выражающее ровным счётом ничего.

Как учителю, ему было хорошо известно о том, какую силу порой имеют не просто слова, а сотканные из этих самых слов обещания. Сколько дипломатических встреч было сорвано из-за невыполненных обязательств, сколько войн развязано из-за случайно оброненного согласия на то или иное; сколько жизней было погублено из-за всего этого.

Успокоив себя мыслью о том, что Хейли, быть может, к вечеру уже передумает даже говорить об этом, Доминик вернулся к Мэттью. Они продолжили читать, устроившись в гамаке, и хорошее настроение подростка быстро передалось и ему. Уже через полчаса он не вспоминал о состоявшемся с Хейли разговоре. Но поставленный на вечер будильник с её именем лишал возможности пропустить не то чтобы слишком желанную встречу. Он откровенно не знал, что делать и что при этом чувствовать, впервые оказавшись в столь нелепом положении.

========== Глава 36 ==========

– Иногда я думаю, – прервав тишину, Мэттью начал возиться на Доминике.

– О чём, детка?

– О том, что даёшь мне ты, и что я пытаюсь дать тебе в ответ. Выходит, что подобный обмен неравнозначен.

– Тебе чего-то не хватает? – вопреки ожиданиям, слова подростка взволновали и заставили сердце забиться чаще.

– Наоборот. Ты буквально перевернул свою жизнь с ног на голову ради меня.

– Так поступают, когда любят.

– Но я тоже люблю тебя, но не могу сделать ничего подобного. Я даже не прихожу вовремя, когда ты просишь, не говоря уже о чём-то более серьёзном…

– Ну, – Доминик усмехнулся и провёл ладонью по его голове, приглаживая растрепавшиеся волосы, – для начала ты мог бы научиться пунктуальности, а всё остальное придёт со временем.

– Я говорю серьёзно.

– Я тоже.

– Что я мог бы сделать для тебя? Что-нибудь важное.

– Ты мог бы кое-что пообещать мне.

– Что?

Мэттью смотрел внимательно и с явным нетерпением ждал ответа. Он, должно быть, и в самом деле хотел сделать для Доминика что-нибудь особенное – не столько для того, чтобы потешить собственное самолюбие, сколько для того, чтобы доказать себе лишний раз, что они равны. Эта тема для него была чем-то вроде больного вопроса.

– Ты мог бы пообещать мне, что однажды, когда затаишь в сердце обиду больше, чем оно может в себя вместить, попытаешься простить того, кто причинит тебе боль.

– Это ты о себе?

– В том числе. Но я сделаю всё, чтобы не причинять тебе боль, ты ведь знаешь.

– Да, знаю.

– Так ты обещаешь?

Сцепив своим пальцы с пальцами Доминика, Беллами улыбнулся и кивнул.

– Обещаю. Я буду очень стараться. Для тебя.

***

Направляясь к Хейли, Доминик был занят мыслями далеко идущими вперёд. Слишком многое враз навалилось на него, тогда как он не был подготовлен хотя бы к самой малости в этом плане. Добравшись до её дома, он замер и долго глазел на коврик с дурацкой надписью «Добро пожаловать», чувствуя себя если не идиотом, то кем-то ничуть не лучше. Дверь резко распахнулась, явив удивлённое лицо Хейли.

– А я только собрался стучать, – натянуто улыбнувшись, он ступил ближе.

– По тебе можно сверять часы, – послышался смешок, когда за спиной Доминика захлопнулась дверь.

Они оказались в темноте прихожей, где почему-то не горело ни единой лампы, хоть их всегда было в достатке в доме Хейли. Она терпеть не могла темноту и чёрный цвет.

– Я хотел задержаться и заскочить в магазин, чтобы купить бутылочку чего-нибудь исключительного, но потом подумал, что… – он замолк, вновь почувствовав себя идиотом, но после всё же продолжил, взяв себя в руки: – Подумал, что ты, должно быть, бросишь пить по такому случаю. Если всё же решишься.

– Если мы оба решимся, – она поманила за собой в гостиную. – Учитывая всё, что я успела узнать о тебе за последний десяток лет, ты сомневаешься даже больше меня.

– Не то чтобы я… как я могу… – окончательно запутавшись в показаниях, Ховард замолк.

– Давай выпьем чаю и посмотрим фильм? Ты ведь никуда не торопишься?

– Конечно нет, – выдохнув напряжение и улыбнувшись, заверил он. – До завтрашнего обеда я свободен.

***

– Я чувствую себя точно такой же идиоткой, как и ты, – под конец фильма всё же сказала Хейли, не проронив за полтора часа ни слова. – Я думала об этом всю неделю, днём и ночью, в душе и за рулём. В сентябре я буду должна переехать в дом тётки, что окончательно оставит меня один на один со всеми моими заботами.

– Я буду приезжать к тебе.

– Ты ведь понимаешь, что я веду не к этому. У меня ни на секунду не возникало мысли, что ты не будешь навещать меня, ведь я тоже буду приезжать к тебе, – она села, идеально выпрямив спину и замерла, напряжённая и сосредоточенная на том, что она произносила. – Когда ты сказал мне о наследнике, я только посмеялась. Это звучало так глупо и неестественно, ведь я никогда не хотела детей – ни перед браком, грезя об идеальной свадьбе; ни во время брака, который вернул меня в суровую реальность; ни уж тем более после, потерпев столь разрушительный во всех смыслах развод. А теперь я хочу, хочу заботиться о ком-то, кто вырастет таким, каким я воспитаю его, – она подняла мокрые от слёз глаза и, всхлипнув, улыбнулась.

Доминик знал о Хейли всё. Знал, о чём она переживала, когда только готовилась к свадьбе; знал, как именно с ней обходился её бывший муж; знал, сколько сил и терпения она приложила к тому, чтобы стать той, кем являлась теперь. Она была независимой и никогда не сдающейся, и теперь, сидя перед ним в слезах и прося о том, что он дал бы ей и без этих унижений, чувствовал себя ужасней некуда.

– Я всё знаю, моя дорогая, – он обнял её, – и сделаю так, как ты скажешь.

– Ты не должен, если это никак не вписывается в твои планы на будущее. Я не буду беспокоить тебя, не буду шантажировать и, конечно же, не расскажу ребёнку, кто именно его отец, пока не придёт для этого время. Если оно вообще придёт…

– Расскажешь ему или ей в восемнадцать.

– Как скажешь.

Замолкнув, они не смотрели друг на друга. Решившись на такое, что никогда всерьёз не обсуждалось ими за все годы знакомства, они попросту не знали, что можно сообщить друг другу, чтобы хотя бы немного унять возникшую не так уж внезапно неловкость.

– Ты ведь знаешь, нам совсем не обязательно… делать это, – начала Хейли, разглядывая свои пальцы, – достаточно лишь…

– Хейли.

Она подняла голову и воззрилась испуганным взглядом на Доминика.

– Перестань.

– Как я могу? Мы должны обсудить всё, что только можно, чтобы потом между нами не возникло недопонимания.

– Ты хочешь ребёнка? У тебя будет ребёнок. Остальное неважно, учитывая, что это навсегда останется только между нами.

– Да, верно, – последовал смиренный кивок.

– Никто не узнает о том, что произойдёт – ни Мэттью, ни Глория, никто.

– С чего ты вообще о ней вспомнил, – она фыркнула.

– Чтобы ты вернула своему лицу незамысловатое выражение лица. Или, может быть, я хотел бы, чтобы ты с ней помирилась, это было бы… хорошо.

– Она помирилась бы со мной только в том случае, если бы я пообещала ей половину дома.

– Пообещай ей хоть какую-нибудь часть, она ведь твоя сестра.

Хейли кивнула и замолчала. Диск в проигрывателе завёл фильм по новой, но желания смотреть его ещё раз ни у кого не было. Картина оказалась препаршивой, повествующей о недалёком будущем и о, впрочем, как и всегда, пребывающем на грани вымирания человечестве. Если бы они вздумали обсудить фильм, то обязательно сошлись бы во мнении, что книга, по которой он был снят, была наверняка в сто крат лучше, чем то, что получилось снять по её мотивам.

– Знаешь, я думала о том, что стало с моей дражайшей тётушкой. Она всю жизнь прожила точно так же, как и я. Работала, сумев сколотить неплохое состояние, веселилась в свободное время, имела немало приятелей и даже, наверное, хороших друзей, но всё равно умерла в одиночестве. Ни детей, ни внуков, никого, только тишина и пустота в большом доме. Она бы не приняла моей помощи несколько лет назад, если бы не боялась остаться совершенно одной… но в итоге осталась. Меня не было рядом.

Они ещё долго говорили обо всём, что касалось прошлого Хейли и её будущего, которое Доминик мог кардинально изменить, при этом деликатно подбирая выражения и пользуясь эвфемизмами такой силы, отчего казалось, что между ними не было столько лет крепкой дружбы и трогательного взаимопонимания.

Приняв окончательное решение, Доминик взял её за руку и попросил лишь одного – тишины. Всё остальное должно было разрешиться само по себе, как и случалось множество раз до этого.

***

Внезапно в привычную рутину вкралось нечто особенное. Обнаружив возможность писать Доминику каждый день, Мэрилин не пренебрегала ею, оставляя послания то на автоответчике (кажется, она была единственной, кто им ещё пользовался, сам Доминик не выключал его из розетки только из-за того, что забыл о его существовании), то строча какие-нибудь смски. Через две с половиной недели после состоявшегося разговора они вновь встретились, только теперь в парке неподалёку от дома семьи Беллами. Она держала в руках стаканчик с холодным кофе из ближайшего кафе и выглядела слишком уставшей для вечера воскресенья.

– Как выходные? – он присел на скамейку, устроившись рядом с Мэрилин.

– Ужасно, – подтвердив все имеющиеся догадки, ответила она. – Не знаю, говорил ли тебе Мэтт, но мы собираемся перебраться в другой дом. Это немного волнительно и более чем утомительно.

Доминик, конечно же, знал об этом, но не придавал должного значения стремительно складывающейся ситуации.

– Я сказала ему сегодня утром, он не слишком-то обрадовался, и я даже догадываюсь почему, учитывая, какой мы выбрали район.

– Должен ли Мэттью знать о том, что тебе известно о нас? – он спросил это без всякой надежды, вежливо уточняя и даже подозревая, что ему не ответят.

– Хочет ли он знать? Чего он вообще хочет, кроме как хорошо провести каникулы «со своим Д»?

Пропустив колкость мимо ушей, Доминик решил напомнить Мэрилин о школе.

– К началу нового учебного года он должен решить, какие предметы будут для него экзаменационными перед выпуском, чтобы после изучать их год или два; кажется, что министерство образования решило сыграть со всеми нами злую шутку, затягивая с решением.

– Это мало заботит его. Вся ответственность за его выбор лежит не столько на мне, сколько на тебе. Ты должен направить его в нужное русло. Не знаю, представляешь ли ты, какую ответственность взвалил на свои плечи, но будь добр: продолжай быть для него положительным примером.

– Очень даже хорошо представляю, – он кивнул. – Я сделаю всё, что будет в моих силах.

– Я не сомневаюсь в этом, – сделав последний глоток, Мэрилин смяла стаканчик и положила его рядом с собой на скамейку. – Пускай Роберт и согласился возить Мэтта, но у меня осталась небольшая лазейка, которая, учитывая всё то, что я выяснила не так давно, ему несомненно понравится.

Она выразительно посмотрела на Доминика, но так и не дождавшись никакого комментария, продолжила:

– Наша старая квартира. Он может остаться жить там, если захочет.

Опешив, Доминик не сразу понял, что это значит. Но внезапно осознание того, что Мэттью обрёл своего рода некоторую независимость от родного дома, взбудоражило.

– Это что-то вроде запоздалого подарка на его день рождения.

– Думаю, что он оценит его по достоинству.

– Ты должен перестать прятаться от меня, Доминик, – резво перескочив на другую тему, столь щепетильную для Ховарда, Мэрилин даже не поморщилась.

– Не то чтобы я делаю это целенаправленно… – начал он, тут же замолкнув.

– Целенаправленно или нет – ты мог бы заглядывать иногда к нам, а также принимать приглашения Мэтта, когда он зовёт тебя зайти.

– Я постараюсь исправиться.

– Ну, – она встала, и Доминик тоже поспешил вскочить на ноги, чтобы соблюсти все приличия, – в любом случае теперь я смогу пригласить тебя только тогда, когда мы с Робертом устроимся на новом месте. Что же касается Мэтта, то ты и так знаешь, что он и до сегодняшних дней неплохо справлялся в одиночку. Мой чудесный старший сын наверное думает, что я уже совсем ни на что не годна и ничего не замечаю.

– Он приходил навещать Мэттью достаточно часто, об этом мне говорил Мэттью, – Доминик отчего-то принялся защищать Пола, удивившись самому себе. – К счастью, мы не пересекались до совместной поездки в Париж.

– К счастью! – Мэрилин рассмеялась. – Именно так можно описать Пола несколькими словами: «К счастью мы не пересекались».

Доминик смутился и, повернув голову, начал рассматривать играющих неподалёку детей. Они резвились на детской площадке, гоняясь друг за другом и ворочая принесённые с собой игрушки, и вызывали умиление. Он вспомнил о тех годах, когда преподавал у младших классов: каждый учитель был для них своего рода рыцарем в сияющих доспехах, всезнающим и готовым прийти на помощь в любой момент. Но иногда всё выходило из-под контроля и разрешать конфликты иногда излишне озлобленных детишек становилось в тягость. Средняя школа в буквальном смысле усредняла гиперреактивность младших и флегматичность старших, именно поэтому он предпочитал вести занятия именно у них.

– Если в один из дней я пойму, что с моим мальчиком происходит что-то не то… например, что он прогуливает школу или чувствует себя несчастным, я первым же делом спрошу об этом тебя, ты понимаешь, Доминик?

Доминик понимал. Он и в самом деле взвалил на себя немалую ответственность, но был даже рад такому стечению обстоятельств, потому как к подобному он был более чем привычен, проведя в стенах различных учебных учреждений большую часть жизни. Привычка отвечать за целые классы породила в нём некое подобие инстинкта, только в данном случае к необходимости опекать и обучать добавилось… кое-что ещё.

– Конечно, понимаю.

– Такие секреты хранить сложно, – они не спеша шли по парковой дорожке. – И моему удивлению не было предела, когда на днях ко мне пришёл Пол и сказал, что кое-что знает о тебе.

Доминик набрал в лёгкие побольше воздуха. На всякий случай.

– И единственной моей мыслью стало не то, что между тобой и Мэттом что-то есть, а то, что об этом знает Пол. Сколько он знает, неделю или месяц? И откуда?

Продолжая молчать, Ховард задавал себе только один вопрос: почему Пол Беллами не сказал ей о рождественских каникулах, в период которых он и узнал кое-что, что ему вовсе не полагалось знать.

– Он ведь совсем не умеет хранить секреты, даже если его об этом сильно попросить.

– Я… – Доминик замер, опустив голову, – я правда не знаю. Мне бы никогда не взбрело в голову посвятить кого-либо в наши с Мэттью дела.

Ситуация грозила перерасти в конфликт, который Мэрилин с лёгкостью бы создала из ничего, если только поскорее не предпринять что-нибудь, насочинять любую чушь и надеяться на счастливый исход.

– Он ничего не сказал? Может быть, это его предположение, или он перепутал нас с кем-то, ведь мы с Мэттью почти никуда не выбираемся, только и делаем, что читаем и готовимся к новому учебному году…

Он бы и дальше продолжил нести бессвязную чепуху, если бы не рука Мэрилин, взвившаяся в воздух и замершая в полуметре от его лица.

– Перестань, Доминик. Это может быть фантазией Пола, а может ею и не быть. Должна ли я беспокоиться, что он знает или нет, я решу сама.

– Не должна, – всё же посоветовал он, делая последнюю попытку отговорить её от серьёзного разговора со старшим сыном, в результате которого она могла узнать много нового, в том числе и такого, что ей не сильно понравится.

– Хорошо, – быстро кивнув, она зашагала прочь.

Оставляя после себя, как это часто бывало в последнее время, подвешенную ситуацию.

***

Доминик знал, что рано или поздно подобный день настанет, и с волнением ждал этого последние две недели, совершив то, что не делал уже… лет пятнадцать. Вспоминать те два раза, когда он и Хейли напились до такой степени, что наутро обнаружили себя в объятьях друг друга, он не то чтобы не любил. Ему было откровенно стыдно даже по прошествии такого количества времени, и он подумать не мог, что когда-нибудь случится и третий. Но он случился, сопровождаемый кристальной трезвостью и повышенной нервозностью. Позабыв наутро всё то, что произошло вечером, Доминик даже не пытался вспоминать, полагая, что так будет спокойно не только ему, но и самой Хейли, которая до сих пор не могла смотреть ему в глаза дольше десяти секунд.

Был полдень, и он занимался самым благороднейшим из всех занятий – крепко спал, видя странный сон. Его разбудил вибрирующий где-то под кроватью телефон, а после и звонок в дверь, и было несложно предположить, что это был один и тот же человек, имя которому всегда было одно – Хейли.

– Почему в такую рань… – он приоткрыл дверь и выглянул на улицу, обнаружив там светящееся от счастья лицо.

– Многие честные труженики сейчас обедают, а ты, готова поспорить, даже не завтракал.

– Наверное, в холодильнике пусто, – он поскрёб пальцами щетинистый подбородок.

Последние три дня он провёл у Мэттью дома, наслаждаясь не только его приятной компанией, но и уютом маленькой квартирки, которую подросток вместе с Мэрилин обустроил на своё усмотрение, оставив минимум мебели, ко всему прочему выпросив новый мобильный телефон, и Роберт с радостью сделал ему такой щедрый подарок. Не забыв взять обещание хорошо учиться и не расстраивать маму, при этом кинув хитрый взгляд на Доминика, стоявшего рядом.

Они стали много времени проводить вчетвером, что радовало не только Мэрилин, но даже Роберта, и за всё время он ни разу не удосужился спросить, а что, собственно, Доминик делает в их доме, ходит с ними на прогулки и зачем возится с младшим Беллами, выделив его из всех бывших учеников. К счастью, большинство людей не хотело даже задумываться над странным поведением других, и это счастливое неведение играло Ховарду на руку, позволяя чувствовать себя в своей тарелке большинство времени.

– Я беременна! – завопила Хейли, вырвав Доминика из воспоминаний, которые он успел насобирать всего-то за пару недель.

Он успел поймать её как раз вовремя, раскрыв объятья прежде, чем она в буквальном смысле запрыгнула на него. Проходящая мимо миссис Худ посмотрела на него не просто недоумённо, даже несколько шокировано, но тут же сменив интерес безразличием, потащила сына Алекса следом с удвоенной скоростью, резво свернув за угол следующего дома.

– Хей, с ума сойти, – прошептал Доминик ей в волосы, по-прежнему не зная, что сказать.

Хейли была не просто беременная, она носила под сердцем его ребёнка, пускай и настолько крошечного пока, что и говорить было не о чем.

– Больше не пью, не курю и не смотрю плохое порно, – выдала она, стоило им оказаться в прихожей. Доминик поспешил закрыть дверь, чтобы другой сосед, имени которого он не знал и не спешил узнавать, не услышал куда более интересные детали жизни Ховарда.

– Чем тебе не угодило порно? – на автомате спросил он, принимая её сумочку и пиджак, надетый по погоде, разразившейся сильным ливнями и мерзкими ветрами.

– Оно мешает мне духовно насыщаться, – Хейли поморщила нос и рассмеялась. – Знаешь, никогда не думала, что такой день настанет.

– Никогда не думал, что хотя бы попытаюсь обзавестись потомством, – поддержав разговор, сознался Доминик.

– Как насчёт небольшой вечеринки? – она уже хозяйничала у него на кухне, выискивая на полупустых полках что-нибудь, что можно было приготовить на обед. – Ты, я и Мэтти.

– Ему жутко не нравится, когда его так называют.

– Что такого? Это звучит почти так же ласково, как и любимое тобой прозвище, которым ты одариваешь его по сто раз на дню.

– Это другое, – Доминик отвернулся и улыбнулся так, чтобы Хейли этого не видела.

Он попытался вспомнить, когда впервые назвал Мэттью «деткой», и что из этого вышло. Может быть, когда Мэттью впервые неловко пытался его соблазнить, пользуясь растерянностью учителя; или же немногим ранее, когда они остались наедине в прихожей дома Ховарда, и Беллами, неловко прижавшись сбоку, охрипшим голосом сообщил, что он никому и никогда не был так нужен, как в тот момент.

– Так что насчёт вечеринки? – Хейли повернулась к Доминику, сидевшему на стуле и мечтательно улыбавшемуся, и потрясла пустой банкой из-под кофе, намекая на скорейший поход в магазин.

– Что мы скажем ему? – так и не ответив на вопрос, заданный уже дважды, спросил он.

– О чём?

– Об отце ребёнка.

– Придумаем что-нибудь, какая разница?

– Он не настолько глуп, чтобы не сопоставить очевидные факты: ты не замужем, не имеешь постоянного партнёра и вдруг оказываешься беременной. Может быть, нам вовсе не стоит ничего ему говорить. Когда он заметит твой живот, вряд ли станет задавать какие-либо вопросы, посчитав, что это не его дело.

– Ненавижу тебя и твою логику, – Хейли села напротив него и вздохнула. – Хотела как лучше, потому что знаю: ты переберёшь с алкоголем и пустишь новообразовавшуюся лишнюю энергию на то, чтобы взять его на руки и утащить наверх, а я бы не отказалась в это время в последний раз заснуть на диване у тебя в гостиной. В начале сентября я уезжаю в Лондон.

Доминик, слушая её внимательно и не забывая улыбаться как идиот, вскинул голову и удивлённо уставился на подругу.

– Уже?

– Я же говорила тебе. Не хочу откладывать на поздние сроки, когда стану большой и неуклюжей, тогда переезжать будет тяжело.

– Ты будешь приезжать?

– Буду. И ты тоже будешь ко мне наведываться хотя бы раз в пару недель – это даже не чаще, чем мы видимся здесь.

– Что правда то правда, – он стыдливо покосился на календарь. Был конец августа, стремительно заканчивавшийся и невежливо напоминавший о том, что Доминик Ховард так и не удосужился найти работу.

– Я уже уладила все дела здесь, пускай их оказалось не так уж и много. До седьмого ты свободен?

– А что будет седьмого?

– Первый учебный день Мэттью, глупый, – она покачала головой и потащила Доминика за собой в сторону лестницы, ведущей наверх. – У тебя десять минут на сборы, а потом мы идём в магазин.

– До седьмого я свободен, – уже с лестницы крикнул он.

– Тогда поможешь мне с переездом!

***

Впервые за несколько лет Доминик видел Хейли такой счастливой. Она носилась по торговому центру, как сумасшедшая, и постоянно ныряла то в один магазин, то в другой, отдавая предпочтение не продуктовым лавкам, а тем, где продавалась детская одежда. Решившись на столь отважный шаг, она обрела надежду на какое-никакое, но светлое будущее, к тому же будучи уверенной на сто процентов в том, что Доминик никогда не оставит её. Что было чистейшей правдой. Но вся эта излишняя радость не просто смущала его, а даже немного угнетала, и искать причины странному настроению он не собирался, отчаянно пытаясь отдаться ситуации и получить удовольствие от того, какой жизнерадостной была его подруга.

– Когда мы были на похоронах, ты отошёл в туалет, и Глория подошла ко мне. Она спросила, как тебя зовут, и сколько детишек мы с тобой успели наплодить. В ответ я только едко улыбнулась и сказала, что только одного, ни слова больше не произнеся.

– Пророчица, – Доминик устало вздохнул. За три часа бесконечной смены магазинов он изрядно устал. К тому же, он обещал вернуться к Мэттью ближе к шести, чтобы продолжить совместные занятия ничегонеделаньем.

В то же время Доминик понимал, как сильно будет скучать по Хейли, когда она уедет в другой город, и у него не будет возможности видеться с ней так часто, как он хотел бы. Они продолжили слоняться по бутикам, таская в руках кучу пакетов с покупками, и, под конец дня, не забыв сообщить Мэттью о том, что он будет немного позже, Доминик почувствовал себя в своей тарелке, когда ему удалось абстрагироваться от всех разговоров о детях. Заодно научившись улавливать только самое важное, удачно переводя тему, как только подворачивалась такая возможность.

– Я уеду третьего, – устало выдохнула Хейли, усевшись за столик в кафе. – Я даже позвонила Глории, представляешь.

– И предложила ей часть наследства?

– Я сказала, что дом слишком большой для меня одной, и что она может жить там – только одна, – если захочет.

– Она согласилась?

– Сказала, что подумает, заодно дав обещание приехать с Ронни – это тот, с кем мы видели её на похоронах, – и забрать меня на вместительной машине. Она сказала, что туда вместится пара-тройка коробок с вещами, два чемодана и даже останется место для меня.

– Глория в своём репертуаре.

– Но я отказалась, потому что хочу, чтобы ты взял с собой Мэтта и вы побыли в Лондоне хотя бы пару дней, ему будет полезно развеяться перед началом учёбы.

– Я всё лето проволновался о том, что Мэрилин узнает, потому так никуда и не свозил его.

– Наверстаешь упущенное.

Замолкнув на время, пока перед ними расставляли принесённые блюда, они сверлили друг друга внимательными взглядами и слушали песню, сладкими голосами льющуюся из больших колонок, подвешенных ближе к потолку.

Я вижу, каково это,

Вижу, как тяжело дню и ночи,

Которым никогда не быть вместе,

Ведь они по-разному смотрят на вещи,

В отличие от нас,

Они никогда так не старались, как мы.

– За новое начало, – подняв свой бокал с соком, произнёс Доминик, – теперь-то всё будет хорошо.

– За новое начало, – Хейли кивнула и тоже отпила.

***

Переезд Хейли затянулся на два дня, потому что её обещанию взять с собой только самое необходимое, конечно же, не суждено было сбыться. Беллами пришлось отказаться от поездки из-за визита отца, и он даже лично поприсутствовал при её отъезде, не забыв пожелать ей всего хорошего.

Прогостив у подруги два дня и окончательно убедившись, что с ней всё будет в порядке, – особенно, если он будет заезжать к ней почаще, о чём она не забыла напомнить, – Доминик укатил домой. Уже по дороге он начал планировать, чем именно они с Мэттью займут остаток его летних каникул, хоть на дворе уже стояла осень, – до начала учёбы оставалось три дня.

Припарковавшись у дома, Доминик поспешил внутрь, на ходу начиная разбирать накопившуюся корреспонденцию, среди которой ничего интересного, как правило, не обнаруживалось. На этот раз, помимо счетов и газет с журналами, которые до сих пор приходили по подписке, несколько лет назад оформленной Джимом, так и прекратившейся по какой-то причине, было одно письмо. Никем не подписанное, без марок и почтовых штампов.

Доминик никогда не считал себя любопытным человеком. Его интерес, как правило, ограничивался тем, что он видел перед глазами, и редко он совал нос не в своё дело, а также столь же нечасто торопился что-либо сделать, чтобы поскорее узнать, что же скрывается в ближайшем будущем – дома, когда ему обещан сюрприз; в рабочий кабинет, если директор звал его с таинственной улыбкой; или же сейчас, сидя в прихожей на стуле и держа в руках ничем не отличавшийся от прочих конверт.

Прошествовав со всей кучей бумажек различной важности в гостиную, Доминик снова присел и, точно вздумав подшутить над самим собой, включил телевизор, не забыв вальяжно закинуть ноги на журнальный столик, – прямо так, в летних туфлях бежевого цвета. На первом попавшемся канале обнаружился сериал, повествующий о воинственно-настроенных ирландцах в период двадцатых годов прошлого столетия. Главный герой, томно глядящий перед собой, но по какой-то причине изображавший главу семьи не слишком чистых на руку дельцов, напомнил Ховарду Мэттью – скулами и выразительными голубыми глазами.

Сознание в ту же секунду переключилось на другой образ, куда более завораживающий.

Беззаботно хохочущий Мэттью, доводящий себя до такого состояния, что в очередной раз, заходясь приступом смеха, вместо нужного звука из его горла вырывается хрип, но он продолжает держаться за живот и давиться очередным смешком.