Текст книги "My Joy (СИ)"

Автор книги: Volupture

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 47 страниц)

Ховард кивнул. Что он мог сказать, если и сам всё это знал и понимал?

– Ты не можешь быть уверен в чувствах мальчишки, потому что он и сам вряд ли знает, чего хочет.

Мэттью был честным перед самим собой – в этом Доминик не сомневался, но было ли достаточно этой искренности для того, чтобы признаться себе в один прекрасный день в том, что его тянуло к учителю? Человеку, старше его на столько лет, потрёпанному жизнью и временем, скептичному и язвительному, скучному и даже немного грубому из-за затупившегося чувства прекрасного. Беллами буквально вселял в него желание жить, заставлял смотреть по сторонам, доказывая день за днём, что жизнь продолжается, а вокруг ещё столько чудесного и необычного, что может удивить и даже рассмешить, восхитить и впечатлить, пока Доминик намеренно прятался в своём панцире, который он вынужденно отрастил.

– Я и не уверен. Хоть я и испытывал определённый дискомфорт, когда он… – он прервался, потупив взгляд, потому что пока было неловко рассказывать об этом.

– Он провоцировал тебя, – подсказала Хейли, выглядя при этом так, словно она говорила о погоде.

– Не думаю. Много ли мы знали о собственных желаниях в его возрасте, Хейли?

Та кивнула и замолчала, и только белёсый дым повисал между ними, оставаясь единственным свидетелем их непростого разговора, который они продолжали вести.

***

Спустя пару часов, Доминик вышел из дома Хейли, ощущая себя если не заново рождённым, то хотя бы с облегчённой головой человеком, у которого был впереди почти месяц отдыха, за который он мог бы разрешить все свои душевные проблемы, если бы захотел. Но поддаться медлительному течению обстоятельств было бы гораздо проще, и поэтому Ховард не спешил делать выводов, принимать поспешных решений и уж тем более сообщать о них Мэттью, который и сам, скорей всего, не понимал, что произошло, и к чему бы это могло привести.

Стоило ему достать телефон из кармана пальто, аппарат тут же принялся вибрировать, демонстрируя довольное лицо Беллами. Эту фотографию Доминик сделал неделей ранее, когда Мэттью был занят чтением в машине, не смущаясь неровностей дороги, то и дело подбрасывающих их, и поднял голову, когда Ховард навёл на него телефон, собираясь фотографировать. Он выглядел чуть удивлённым на фотографии, но от этого не менее очаровательным.

– Мэттью, – у Доминика так легко получилось вложить в одно только обращение столько нежности и ожидания, что это удивило его самого.

– Сэр, – Беллами запнулся, по всей видимости, впечатлённый тем, с какой интонацией учитель произнёс его имя.

– Чем ты занимаешься? – вышагивая по дороге, Ховард разглядывал не привычный серый асфальт под ногами, а горизонт, виднеющийся где-то вдалеке, не застроенный домами.

– Одну секунду, мне нужно перебраться на кухню.

В трубке послышалось шуршание, и Доминик усмехнулся, представляя, как Мэттью пытался встать с дивана, запнувшись предварительно обо что-нибудь, чтобы отбыть в другую комнату. И, судя по тем звукам, которые он слышал, так на деле и происходило, только Беллами ещё и бормотал себе что-то под нос.

– Мама отдыхает, не хотелось ей мешать, – тихо произнёс он, и было слышно, как он закрыл дверь на кухню.

– Чем вы планируете заняться, когда она отдохнёт? – спросил Доминик, стараясь скрыть свой повышенный интерес к свободному времени Мэттью.

– Утром мы съели с ней едва ли не половину того, что мы с вами наготовили вчера вечером, – он перешёл на шёпот, и это не особенно удивило. – Она проснётся часов в пять вечера, и мы пойдём в торговый центр, который дальше по аллее, знаете?

Доминик не знал, но планировал обязательно это сделать, составив Мэттью компанию в один из дней каникул.

– А пока что я свободен, и мне бы очень хотелось увидеть вас, – он понизил голос до откровенного шёпота.

– У тебя есть время до пяти, – напомнил Доминик, улыбаясь. Он был на подходе к дому, но замедлил шаг, желая продлить эту прогулку.

– Вы заедете за мной?

– Пора тебе учиться пользоваться общественным транспортом, – он рассмеялся, усаживаясь на скамейку.

Морозный воздух наполнял лёгкие, щипал ноздри и глаза, но вопреки этому было на удивление хорошо, ощущалась какая-то необычайная лёгкость, особенно когда на другом конце провода обиженно сопел Мэттью. До его дома было минут десять на машине, потому что не слишком большой город не располагал путаной инфраструктурой, но всё же количество горожан было впечатляющим, для такой небольшой площади. На автобусе же Беллами должен был добраться за полчаса, если не повезёт, и у Доминика было время, чтобы морально подготовиться к этой встрече. На часах замерла половина первого после полудня, и у них было достаточно времени, которое они могли провести с пользой – к примеру, за разговором, который нельзя было откладывать слишком долго.

***

Беллами заявился через предсказуемое количество времени, позвонил в дверь и принялся неловко оглядываться по сторонам, что Доминик успел заметить через окно, когда шёл по коридору. Опасался ли он, что его заметят, или же просто нервничал из-за предстоящей встречи?

Открыв дверь, Ховард пригласил его внутрь, а сам двинул прямиком в гостиную, где остывала чашка с кофе, которую он решил позволить себе ближе к обеду, делая мелкие глотки, сидя на диване с ноутбуком.

– Мы могли бы прогуляться, но… – начал Доминик, но прервался, когда Беллами уселся рядом и прижался ближе, внимательно глядя в ответ.

– Мне кажется, что мы ещё успеем сделать это не раз за каникулы, сэр, – он протянул последнее слово и отвернулся, продевая руку через согнутый локоть Ховарда, кладя голову ему на плечо.

– Что же ты предлагаешь?

– Может быть, посмотреть фильм… – он принялся перечислять и загибать пальцы, – или послушать музыку. А, может быть, даже потанцевать с вами, я уже несколько дней думаю об этом!

Он вёл себя так, словно днём ранее не он забрался к Доминику на колени и поцеловал впервые, не он прижимался ночью горячим боком, не он позволял целовать себя утром, прикрыв глаза и ленясь в постели рядом. Доминик только и успевал кивать на все эти предположения, вглядываясь в тёмный экран ноутбука, на котором включилась заставка, и не знал, что выбрать, потому что выбора, как такового, и не было, потому что Беллами всё равно в итоге сам бы предложил конечный вариант, обыгрывая всё так, словно они оба принимали в этом решении участие.

– Вы умеете танцевать? – спросил он через пару минут, выдыхая прямо в ухо. Уже привычная горячая волна скользнула в животе и рассыпалась там колющим возбуждением, которое Доминик всё ещё мог контролировать, что удивляло его самого.

– Думаю, кое-что я умею, – он кивнул, – но не делал этого лет пять, потому что не представлялось возможности.

– А я совсем не умею, – прошептал Беллами, хватая ноутбук с колен Доминика и убирая его в сторону на стол, стоящий рядом, – поэтому уверен, что вы меня научите.

***

Доминик мог быть хорош в разных вещах – он был неплохим учителем, что не раз доказывалось посредством полученных благодарностей от родителей учеников, он неплохо разбирался в алкоголе, готовке, марках машин и архитектурных изысках, и последнее умение словно передалось ему воздушно-капельным путём, пока они с Джимом строили этот дом, наслаждаясь своей молодостью и величием от того, что у них появилась возможность это сделать. Но при этом Ховард совершенно отвратно танцевал, хотя Джим каждый раз говорил ему, что у него хорошо получается, потому что природа одарила грацией, а стройность фигуры помогала выдавать ещё те па, извиваясь в страстном танце.

Но вряд ли Мэттью имел в виду что-то особенное, ему наверняка просто хотелось подвигаться под ритмичную музыку, и Доминик не посмел бы ему в этом отказать. Они включили музыкальный проигрыватель, втолкав в него первый попавшийся диск, и Мэттью ухватил его ловкими пальцами за руки, притягивая к себе. Он смотрел внимательным взглядом прямо в глаза, улыбался едва заметно и прижался всем телом к Доминику, чтобы в следующее мгновение отстраниться от него, принимаясь двигаться немного неловко, но от этого не менее красиво и плавно. В Беллами была заложена не менее изящная грация, вопреки тому, что он оставался до смешного неуклюжим, когда дело касалось проявления каких-то определённых эмоций.

– Думайте плавно, ласково и осторожно, – прошептал Мэттью, прижимаясь грудью к Доминику.

– У меня получается только взволнованно, – признался тот, обнимая Беллами за плечи, оглаживая пальцами по лопаткам и ведя ими ниже, касаясь выступающих под свитером позвонков.

– Так тоже сойдёт.

Мэттью чуть отстранился, хитро сощурившись, и уже через секунду продолжил двигаться, то отстраняясь, то вновь прижимаясь, и от этого дыхание участилось, а возбуждение, вопреки всем внутренним убеждениям, только усилилось, и Доминик отпустил себя, позволяя думать о том, что было вполне естественным – пытаться представить, каким было бы дыхание Мэттью, если бы они оказались прижаты друг к другу не в танце, а где-нибудь в темноте спальни; дышал бы он так же тяжело, смотрел бы испуганно или затравленно, или же сам бы сделал что-нибудь, удивляя и восхищая своей смелостью.

В очередной раз Беллами прижался к Доминику и больше не отстранялся, пока песня не огласила финальных аккордов, замолкая. Руки Ховарда сами по себе опустились на его талию, а Мэттью повёл носом по его груди, вдыхая шумно и касаясь щекой ткани простого домашнего джемпера, который согревал зимними вечерами, даря тепло и уют. Тонкие длинные пальцы скользнули чуть выше, касаясь сгибов локтей Доминика, и поползли вверх, оказываясь на груди.

– Вы здорово танцуете, – тихо сказал Мэттью, его дыхание всё ещё было учащённым.

– Как и ты. Кто тебя научил?

– Я импровизировал, это был мой первый раз.

Доминик вздохнул резко, как от удара, лишь только услышав последние слова. Представлял ли он себе, что когда-нибудь Мэттью и в самом деле скажет что-либо подобное, что будет касаться только их двоих, при этом нося не такой невинный характер? Нет, он даже и подумать не мог, что между ними сможет случиться нечто похожее, хоть и желание посмаковать подобную фантазию появлялось в последнее время всё чаще и чаще. И сейчас, чувствуя возбуждение от прикосновений Мэттью, он позволил себе прикрыть на секунду глаза и представить то, о чём так боялся даже помыслить.

Его худое, но такое складное тело, молочно-белая кожа, растрёпанные тёмно-русые волосы, обрамляющие его красивое лицо с острыми скулами, тонкие розовые губы, распахивающиеся и принимающие напористые поцелуи, стройные бёдра, раздвигающиеся как по команде, стоит только коснуться его колен, гладкая грудь с маленькими тёмными сосками, отвердевшими от холода и возбуждения…

– Иногда мне кажется, что я вижу вас насквозь, – прошептал Мэттью, утягивая Доминика к себе, и тот послушно нагнулся, чтобы лучше расслышать эти слова. – Но в следующее мгновение мне кажется, что вы – самый удивительный и непонятный человек на всей планете.

– Во мне нет ничего особенного, я говорил тебе это уже столько…

– Неправда, – Беллами любил перебивать, и над этим предстояло поработать, но сейчас это было желанным непокорством. – Каждая минута с вами особенная.

Доминик улыбнулся ему ласково, продолжая обнимать, замечая ожидающий взгляд, и наклонился сильнее, чтобы накрыть эти распахнутые в ожидании губы. Это было удивительным – чувствовать осторожный и нерешительный ответ, знать, что это – только начало всему, что могло бы между ними произойти. Но и этого было достаточно, чтобы Ховард усилил напор, вырывая из Мэттью сдавленный стон наслаждения, и он сделал пару шагов назад вместе с ним, усаживаясь на диван, и Беллами тут же забрался к нему на колени, прерывая поцелуй и распахивая чуть шокировано глаза.

– Ты не должен быть слишком удивлён, – рассмеялся Доминик, опуская руки Мэттью на таз, придвигая к себе ближе.

Он не знал, мог ли он говорить в неприличном ключе, или же было ещё слишком рано. Их отношения должны были развиваться так медленно, как это получалось бы у них обоих, но Ховард знал, что пытаться предсказывать подростковые желания – гиблое занятие. Потому что все они были разные, и кто-то уже в четырнадцать впервые пробовал травку и что-нибудь ещё в темноте затхлой комнатки, а кто-то думал лишь о том, сколько у него оставалось карманных денег до конца недели, и мог ли его учитель остаться с ним до позднего вечера, потому что он не любил быть один.

– Я не… удивлён, – выдохнул Мэттью.

– Мы должны поговорить об этом, – твёрдо произнёс Ховард, пробираясь пальцами ему под свитер и касаясь горячей спины.

– О чём, сэр? – он определённо лукавил, задавая этот вопрос. – Мы говорили об этом вчера, здесь же, в этой же позе, – Беллами задрожал едва заметно, когда пальцы Доминика надавили на ямочки чуть пониже поясницы.

– О том, что может происходить, но на что мы не должны обращать внимания. Ты понимаешь, о чём я?

Беллами смотрел на него задумчиво, прикусив губу.

– Это происходит и со мной, – ответил он.

– Конечно же, это происходит и с тобой, как же иначе, Мэттью, – Доминик привлёк его к себе, уложив на грудь, и обнял осторожно, вдыхая запах его волос и кожи, которая всё ещё пахла гелем для душа из его же ванной. – В твоём возрасте будет происходить всё самое интересное.

– Оно уже происходит, – незамедлительно последовал ответ.

– И я должен быть уверен, что мы не зайдём дальше положенной черты…

– Сэр, даже если это и случится, вы не должны будете винить себя, – Беллами говорил тихо и немного приглушённо, уткнувшись носом Доминику в ключицы. – Вы можете пообещать мне это?

– Я не могу пообещать тебе, но мы могли бы поговорить о том, что выходит за эту самую черту, – Доминик улыбнулся, отчего-то успокоенный его словами.

– Тсс, – на его губы легли пальцы, и он замолчал, – не нужно, просто будьте тем же мистером Ховардом, которого я знаю.

Оставалось только кивнуть в ответ, продолжая обнимать Мэттью, и вслушиваться в его размеренное дыхание, умиротворяющее, но отбирающее последний покой одним только намёком на то, что Беллами не имеет ничего против того, чтобы в один день позволить сделать с собой что-нибудь, превосходящее моральные барьеры Доминика.

========== Глава 9 ==========

Рождество накатывало плавно и неторопливо, осыпая снегом, кружа ледяным ветром, забирающимся за воротник, и принося счастье одним только фактом, что через каких-то пару дней должен был наступить долгожданный праздник, который, впрочем, для обоих был лишь поводом подарить друг другу что-нибудь особенное, а ещё увидеться со старыми друзьями, о чём Доминик думал не прекращая, пытаясь выкроить в своём времяпрепровождении с Мэттью пару часов на Хейли. Та не обижалась, потому что Доминик почти каждый вечер звонил ей и рассказывал о том, как у него шли дела, даже если всё было до безобразия скучным, он всё равно не изменял этой маленькой традиции.

Каждый день он виделся с Мэттью, хотя бы час, и при этом вёл себя так, словно между ними ничего не было, и быть не могло. Пока сам Беллами не прижимался к нему сбоку где-нибудь на кухне, ростом Доминику по плечо, и не тянулся к нему, чтобы поцеловать, обхватывая пальцами шею учителя, утягивая на себя, отчего тому приходилось каждый раз нагибаться. Именно поэтому Ховарду нравилось, когда Мэттью проявлял инициативу где-нибудь в гостиной, или по дороге наверх, ступая на пару ступенек выше, поворачиваясь резко к нему и целуя бегло и смазано, тут же отворачиваясь и убегая.

Мэттью оставался тем ребёнком, но при этом его одиночество делало его особенным – не по годам умным и рассудительным. Через секунду он мог снова нести полную околесицу, сменяя этот бессвязный бред чем-нибудь логичным и интересным, заканчивая свой монолог ворчанием о том, что они так и не сходили в кинотеатр, продолжая торчать дома, изредка выбираясь прогуляться куда-нибудь ближе к загороду, чтобы случайно не столкнуться с кем-нибудь из знакомых.

До рождества оставалось два дня, и за это время Доминику предстояло не только купить что-нибудь интересное для Мэттью и Хейли, но и банальные знаки внимания для коллег, на чём настоял Беллами, мотивируя это тем, что это будет лишним поводом улучшить с ними отношения. Хоть это и не было первостепенным фактором в жизни Ховарда, он всё равно согласился на увещевания Мэттью, обещая наведаться в ближайший торговый центр.

***

Везде было полно народу, и Беллами вертелся рядом, то и дело с удивлённым возгласом кидаясь к очередной из витрин, чтобы восхищённо прильнуть к стеклянной поверхности, за которой были выставлены различные товары – яркие, празднично украшенные, привлекающие внимание не только детей, но и взрослых. Мэттью и был тем самым ребёнком, реагируя на всё в силу своего возраста, но через пару минут возвращался, чтобы продолжить чинно следовать за Домиником.

Они были в торговом центре в другой части города, и Ховард не рассматривал подобное как паранойю, – подобная предосторожность могла сэкономить им приличное количество нервных клеток, а Мэттью – помочь расслабиться, да и сам Доминик тоже чувствовал себя проще, когда их окружали исключительно незнакомые люди. Кто бы поехал в преддверии Рождества в отдалённую сторону города, если под боком всегда был какой-нибудь другой торговый центр, где всё было давно исследованным и понятным.

Между ними всё ещё продолжало иногда повисать сладкое напряжение, которое Доминик никогда не смел разбивать, демонстрируя свои истинные желания. Мэттью хотелось до дрожи, до повлажневших ладоней и сводящих скул, и каждый раз, когда он забирался к нему на колени, чтобы обнять невинно, в Ховарде что-то замирало, принимаясь настойчиво отчитывать за подобные мысли, ведь он обещал и Беллами, и себе, что не будет торопиться, позволит течению времени расставить приоритеты.

– Я хочу есть, – послышалось рядом, и Мэттью прижался боком к Доминику.

– Тогда нам сюда, – они завернули в ресторанный дворик торгового центра.

Пройдя вглубь предложенных кафе, они уселись за самый дальний столик, и к ним тут же подплыл официант, наряженный в смешную бордово-чёрную форму. Доминик сделал заказ, особенно не углубляясь в меню, и поспешил заказать излюбленное блюдо Беллами:

– А моему… – начал он, но его не слишком вежливо перебили.

– Вашему сыну я бы предложил вот это и это, – официант принялся демонстрировать яркие фотографии из меню, не замечая ничего вокруг, возбуждённо описывая деликатесы.

За неделю каникул Ховарда успели уже пару раз назвать «отцом», и Беллами тут же отворачивался, то ли стесняясь, то ли обижаясь, то ли расстраиваясь – он не позволял увидеть своего лица вплоть до того момента, пока инцидент себя не исчерпывал. Сам Доминик тоже пребывал в непонятных чувствах, кивая бездумно, соглашаясь с вопрошающим, и проходил быстрее мимо или вовсе делал вид, что ничего слышал.

– Его сын будет всё, что вы перечислили, – Мэттью нахмурился, а официант оживился ещё больше, растягивая улыбку почти до самых ушей. – И попить.

Мужчина испарился за долю секунды, оставив их наедине. Был полдень, и народу практически не было, посему создавалась иллюзия уединения, которая теперь угнетала свой внезапно накатившей тяжестью.

– Не обращай внимания на это, – попросил Доминик, скользя рукой по столу, останавливая её за пару сантиметров до ладони Мэттью, покоящейся рядом с его телефоном, который он перед этим выложил, чтобы не пропускать звонки от матери.

– Это ведь странно, да? – его голос дрогнул, и он снова отвернулся. – Все могут держаться за руки, обниматься и даже… – запнувшись, он прочистил горло, – и делать почти всё, что им захочется. А я всегда буду…

– Перестань, – Доминик всё же обхватил его пальцы на пару мгновений, сжимая ласково и успокаивающе. – Ты не должен думать об этом, Мэттью.

– Я думаю об этом, потому что мне хочется представить то, что мы могли бы сделать, если бы всё было немного иначе.

– Ничего не изменить, – Ховард убрал руку. Ему не хотелось этого делать, а ещё было невероятно неловко, потому что он не находил слов, которые могли бы успокоить Мэттью, поэтому оставалось только… – Пойдём, лучше закажем что-нибудь на дом.

Беллами соскочил на ноги, не скрывая своей радости, и они покинули поспешно кафе, надеясь, что их уход не будет замечен предприимчивым официантом, заканчивающим сервировку подноса с едой. Доминик так ничего и не купил в торговом центре, не считая небольшого сюрприза для Мэттью, который он успел приобрести, пока тот пропадал в уборной комнате; теперь презент покоился во внутреннем кармане пальто и ждал своего часа.

Всю дорогу Мэттью молчал, не надоедая своими разговорами, не пытаясь разговорить самого Доминика. Беллами просто следил за уплывающим вдаль видом за окном, отвернувшись, и никак не демонстрировал присутствия, думая о чём-то своём, и в эти мысли он не спешил никого посвящать. И, стоило им подъехать к дому, он ловко выскользнул из машины и поспешил скрыться на крыльце, терпеливо ожидая Доминика. Его молчаливость удивляла и настораживала, потому что можно было ждать чего угодно, и Ховард дождался, стоило ему закрыть за собой дверь.

Беллами прижался к нему прямо в прихожей, обнимая крепко и не желая отпускать, и Доминик обвил его худые, чуть подрагивающие плечи руками, поглаживая по лопаткам и чувствуя себя просто ужасно. Был ли он виноват в том, что с ними произошло в итоге? Имел ли Доминик ещё тогда шансы прервать их общение, что дало бы стопроцентную гарантию тому, что сейчас он бы не вслушивался в сбивчивое дыхание Беллами, надеясь, что это только минутный порыв, и что через несколько минут он как ни в чём не бывало пройдёт на кухню и примется вертеться на стуле. Но Мэттью не спешил отстраняться, только сильнее зарылся носом в пальто Доминика, вздыхая судорожно и всхлипывая, зажмуриваясь.

Даже зная, как будет непросто, Ховард всё равно бы не смог осознанно отказаться от того, что получил. Мэттью оставался ребёнком, которого могла расстроить любая мелочь, но также ему было достаточно столько же, чтобы радоваться жизни. У него была заботливая мать, которая делала ради него столь многое, друзья, с которыми он начинал ладить лучше, неплохие баллы в школе и перспектива поступить в колледж, если бы он только захотел. А ещё у него был Доминик – безусловно любящий и пытающийся понять его изо всех сил. Он знал, что будет не так легко, как хотелось бы, но это не останавливало, потому что самое страшное в его жизни было уже позади.

Ухватив Мэттью на руки, Доминик, не разуваясь и в верхней одежде, понёс его в гостиную, поражаясь тому, насколько тот лёгкий – Беллами весил едва ли больше ста двадцати фунтов. Его хотелось держать и не отпускать, прижимая к себе, успокаивая и обещая одними только жестами, что всё будет в порядке. И если разрешения сегодняшней проблемы не было, то они обязательно могли бы компенсировать всё это чем-нибудь другим, и поэтому Доминик не слишком твёрдо ступил на лестницу, ведущую на второй этаж. Он уложил Мэттью на постель, стаскивая с него пальто и ботинки, бросил всё это на стоящее рядом кресло и сделал то же самое, опускаясь рядом, прижимаясь сзади и обнимая того за живот. Дыхание Беллами выравнивалось медленно, но уже через пару минут он вздохнул судорожно и окончательно успокоился, разворачиваясь к Доминику лицом. Им не нужны были слова, чтобы разрешить этот маленький казус, но и молчать Ховард не хотел, боясь, что Беллами расстроится, не получив от него пару слов ободрения.

Протянув руку и погладив Мэттью по щеке, он облизал губы и попытался подобрать слова:

– Так будет всегда, – он не хотел тешить его призрачными надеждами, – если ты захочешь быть рядом со мной.

– Я хочу, – голос Беллами был хриплым, и он шмыгнул носом, утирая глаза рукавом свитера. – Но я растерян и не знаю, что мне сделать, чтобы стало хоть немного легче.

Ничего не говоря, Доминик приподнялся и навис над ним, смотря прямо в глаза, и Беллами покорно улёгся на спину, смотря в ответ не менее внимательно.

– Разве что…вы могли бы меня поцеловать, – он моргнул и Доминик потянулся к его щеке, утирая остатки слёз.

Не было ничего желанней в этот момент, чем руки Мэттью на шее или его ласковые губы, отвечающие уже более умело, но всё равно по-детски смазано. Каждый раз он проскальзывал пальцами Доминику за уши или на шею, гладил там невесомо, отвечая на поцелуи, но ни разу они не позволяли себе что-то более откровенное, и именно сейчас Ховард, не сдержавшись, коснулся языком его зубов, проталкивая его дальше, вызывая у Мэттью удивлённый вздох.

– Поцеловать так? – он отстранился, чтобы посмотреть ему в лицо.

– Сделайте это ещё раз.

Не было нужды повторять просьбу дважды, и уже через пару минут Мэттью пытался повторить за учителем, но Доминик перехватывал инициативу легко, расслабляя наконец руки и ложась сверху, ощущая ответную реакцию тела Беллами, заодно демонстрируя и то, как ему самому было хорошо от такой малости.

– Тебе нравится? – удержаться от чего-либо ещё было невероятно сложно, но Доминик пытался держать себя в руках, раззадоренный и возбуждённый донельзя.

– Мне нравится то, что нравится вам, – пробормотал Мэттью, – а вам определённо хорошо, учитывая то, что упирается мне в бедро…

Доминик рассмеялся, укладываясь рядом, привлекая Беллами к себе в объятья.

– Я ничего не могу с собой поделать, Мэттью, – было бессмысленно пытаться выдумать отговорку. – Удивительно, как я сдерживался, когда ты прижимался ко мне ещё тогда, во время просмотра фильма.

– Если бы я не был уверен в том, что вы перестаёте дышать, когда я вас обнимаю, мне бы и в голову не пришло поцеловать вас тогда.

Было приятно говорить об этом спустя почти неделю, потому что актуальность вопрос не потерял, а любопытство Доминика никуда не исчезло, но он старался не давить на Мэттью, расспрашивая сразу и обо всём, плавно выуживая из его тёмной лохматой макушки подобные факты.

– Знаете, я столько вечеров провёл, исследуя интернет, что начал подозревать, что весь мир крутится вокруг всяческих пошлых вещей, пока не наткнулся на пару сайтов, где я почерпнул всю нужную мне информацию, – Мэттью согнул ноги в коленях и принялся болтать ими из стороны в сторону, раз за разом задевая бедро Ховарда. – Не то чтобы там было написано о том, что делать, если вы влюбились в учителя английского языка.

Доминик вздрогнул и крепче обнял Беллами за плечи, не решаясь разбивать тишину, повисшую между ними, но тот сам продолжил, не нуждаясь, по всей видимости, в ответе.

– Я был у психолога. Я говорил даже с Полом, но, естественно, не упоминал об истинной проблеме, а лишь спрашивал расплывчато.

– Что же тебе посоветовали?

– Мистера Андерсона звали так же, как и вас.

Он замолчал, позволив Ховарду осмыслить сказанное им.

– Если тебя до сих пор преследует стокгольмский синдром, то…

– Я даже не знаю что это.

– Ты сможешь поискать в интернете, а пока ответь мне – уверен ли ты в собственных желаниях?

– Я хотел бы быть уверенным, сэр, – Мэттью уткнулся ему лбом в плечо, втягивая шумно воздух носом.

Нельзя было требовать от Беллами чего-то излишне определённого, потому что он был непредсказуемым подростком, у которого сегодня могло быть на уме одно, а уже завтра – совсем иное, отличающееся целиком и полностью от первоначальной версии.

– Мне не нравится усложнять, но это необходимые предосторожности, – Доминик говорил тихо, скользя ладонью по рукам Мэттью, то и дело соскальзывая на талию, и тот едва ли не мурлыкал от удовольствия. От былых слёз не осталось и следа, и он всячески выражал своё довольство, прижимаясь ближе.

– Я знаю, о чём вы говорите. Вы старше меня… – он запнулся, – и к тому же вы – мой учитель. Разве я настолько глуп, чтобы не понимать, что вам будут грозить неприятности, если об этом кто-либо узнает?

– Ты не глуп, Мэттью, – Ховард спустился ниже, отрываясь от Мэттью на мгновение, чтобы стащить с себя тёплый свитер, который он надевал под пальто на улицу. – Но обстоятельства иногда работают против нас, даже если мы соблюдаем все осторожности.

– И что же вы предлагаете? Я и так каждый раз иду от машины домой полквартала, а к вам в дом стараюсь заходить со стороны зимнего сада, хоть последнее мне и нравится…

Он замолчал, следуя примеру Доминика, стаскивая с плеч шерстяной джемпер, и тут же оказываясь вновь рядом. Они лежали на постели, обнявшись, и в какой-то момент Мэттью оказался на учителе, переплетаясь с ним ногами, продолжая обнимать за плечи и шумно дыша ему в шею. Его возбуждение было сложно игнорировать, но Ховард попытался отвлечься более безобидными мыслями, представляя себе реакцию Мэттью на маленький сюрприз, его сияющие счастливые глаза и благодарные объятья…

Но вместо этого он почувствовал почти невесомые поглаживания по животу, и вместе с этим – то, как Беллами дрожал, то ли от страха, то ли от удовольствия. Прикосновение сменилось настойчивой лаской, и Мэттью застонал протяжно, вжимаясь бёдрами в пах Доминика.

– Знаешь ли ты… что делаешь? – дар красноречия покинул Ховарда в этот момент, и он втянул воздух сквозь зубы.

– Конечно же, я знаю, сэр, – прошептал Мэттью, – потому что хочу это почувствовать.

– Слишком рано, – Доминик и сам не верил собственным словам, раздвигая бёдра, чтобы позволить Беллами прижаться тесней.

– Я знаю, – вторил его словам тот, продолжая ластиться, извиваясь всем телом.

– Нам нельзя, Мэттью, – выдохнул Доминик, и эти слова звучали с каждым разом всё больней и обидней не только для импульсивного школьника, но и для него самого, потому что отказываться от того, что само ласкалось об тебя, было практически невозможно.

– И об этом я знаю, сэр, – дыхание Беллами спустилось ниже, и он принялся горячо сопеть в шею Ховарда, касаясь щекотливо волосами его кожи. – Я ничего не требую от вас. Просто позвольте мне…

Он не стал договаривать, всхлипывая, потому что величина ощущений была слишком впечатляющей для него одного, и Ховард тут же обнял его за плечи, прижимая к себе, желая если не успокоить насовсем, то хотя бы унять его судорожное дыхание. Всё это было ново и незнакомо для Мэттью, и торопиться было не то что нельзя, а совершенно противопоказано, иначе у Доминика осталась бы в руках та самая капризная нимфетка, позволяющая касаться себя только тогда, когда ей было что-то нужно. Но это сравнение было слишком грубым, и Ховард напомнил себе, что Беллами оставался всё тем же чувственным и ранимым ребёнком, которого он знал, и именно он однажды неловко сел к нему поближе за первую парту и сообщил вкрадчиво, но до умиления смущённо о своём восхищении.

Доминик опустил ладонь на затылок Мэттью и пригладил его растрепавшиеся от их перемещений и волнений волосы, пропуская сквозь пальцы отросшие прядки, наслаждаясь их мягкостью и длиной. Этот жест был призван успокоить раззадоренного Беллами, и тот вздохнул порывисто, поднимая голову, глядя прямо в глаза смело и не отрываясь.