Текст книги "My Joy (СИ)"

Автор книги: Volupture

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 47 страниц)

– Ты и правда с ним спал?

– Ещё в прошлом году, когда он впервые остался в этом доме, и мы уснули рядом, – попытался отшутиться Доминик, но в глазах Хейли продолжал стоять вполне конкретный вопрос.

– Ты знаешь, о чём я.

– Ничего такого, я просто немного… – он вздохнул, – позволил себе, потому что мы оба этого хотели.

– Я думала, ты знаешь, что нынешние подростки хотят всего запретного, не отдавая себе отчёт в том, насколько серьёзные это может иметь последствия.

– Именно поэтому я пытаюсь сдерживать его порывы. Если бы не мои рассудительность и предосторожность, случилось бы непоправимое, – он замолчал, и, подумав, добавил: – хотя оно и так уже случилось.

– Не кори себя за то, чего нельзя изменить, – Хейли коснулась пальцами плеча Доминика, ласково всматриваясь в его лицо; она всеми силами хотела его успокоить. – Глупо озвучивать очевидное, но от того, что ты будешь думать о случившемся ежесекундно, ничего не изменится, разве что поубавит душевных сил, коих у тебя сейчас не очень много. Обещай, что ляжешь спать сразу же, как я уйду.

– Честно признаться, я уже смертельно устал. Это был день не из лучших… Спасибо, что зашла, ты просто моё спасение.

Они обменялись улыбками и обнялись, и Доминик наконец почувствовал себя в безопасности, хотя бы в собственном доме – здесь ему ничего не могло угрожать. Разве что несколько тарелок на кухне, которые нужно было во что бы то ни стало помыть самостоятельно, не прибегая к помощи посудомоечной машины – этот процесс здорово успокаивал.

– Я зайду к тебе завтра или послезавтра, и только попробуй выпить хоть каплю алкоголя, – она шутливо погрозила ему пальцем и начала собираться домой.

– Даже и мысли не было, – Доминик остановился рядом с ней в прихожей, наблюдая за тем, как Хейли аккуратно наматывала шарф на шею, боясь повредить причёску, которая за вечер ничуть не испортилась. – Мне стало намного лучше, спасибо, дорогая.

– Оууу, ты бываешь таким милым, Дом, – она улыбнулась и снова обняла его. – Жаль, что для этого требуется сначала тебя накормить, а после провести сеанс психоанализа.

– Так будет не всегда, я обещаю, – они разорвали объятье, и Хейли потянулась к своему зонтику, оставленному в углу.

– Я хочу, чтобы ты был счастлив, – просто ответила она, открывая дверь и делая шаг на улицу.

– Если отбросить в сторону все переживания, то я счастлив, – Доминик был уверен в том, что говорил.

– До встречи.

***

Заведённый заранее будильник прозвонил ровно в восемь утра, давая всего полчаса времени на сборы и попытки прийти в себя. Обычно Доминик вставал раньше, но понимание, что после столь длительных каникул встать в семь часов вряд ли удастся, пришло к нему, когда он набирал на часах заветные цифры. Телефон он так и не включил, стыдливо косясь на него, пока возил по тарелке яичницу, которая казалась безвкусной. Невыносимо хотелось увидеть Мэттью, обнять его и извиниться за всё, пообещав, что подобное поведение со стороны Ховарда больше не повторится. Он вышел из-за стола, бегло привёл себя в порядок и пошёл одеваться, не заморачиваясь тем, что именно окажется надето на нём в этот день. Главным были предстоящие события, и уроки, к которым Ховард толком не успел подготовиться, перед сном почитав пару конспектов, поэтому в планах было импровизировать, потому что это обычно спасало в любой ситуации.

Доминик сел за руль со смешанными чувствами, сжимая его пальцами, ощущая, будто бы не ездил на машине не каких-то дней десять, а целую вечность. Практически пустынная дорога привела его к школе, и на подъезде к главному корпусу, коих было всего два, он начал активно всматриваться в лица учеников, медлительно перетекающих с дорожки на вялый серо-жёлтый газон, едва засыпанный тонким слоем снега, выпавшего за ночь. Даже обещанная солнечная погода не располагала к хорошему настроению, надсадно гудя в затылке и напоминая о перепадах настроения. Так и не отыскав среди множества одетых в одинаковую форму молодых людей Мэттью, Ховард направился в здание, незамедлительно поднимаясь на четвёртый этаж. До начала первого урока было ещё минут десять, поэтому никто не спешил за ним следом, громко переговариваясь, нигде не хлопали дверьми и некому было донимать его вопросами. Разве что…

– Сэр?

Замерев рядом с нужной дверью, Доминик боялся повернуться. Наверняка, в глазах Мэттью можно было прочитать многое, и делать этого в данный момент не хотелось. Но желание увидеть его красивое лицо и, наверняка, упрямо сжатые губы без ведома разума развернуло тело на сто восемьдесят градусов, прижимая спиной к двери. В коридоре гуляла пронзительная тишина.

– Детка, – шепнул Ховард тихо, чтобы этот интимный звук достался только одному человеку. Невыносимая нежность затопила сознание, бесцеремонно напоминая о том, как он умело и глупо игнорировал подростка почти два дня.

– Это хороший знак, – на губах Мэттью расцвела улыбка, и он смущённо заправил прядь волос за ухо. – Я думал, что вы больше не хотите видеть меня.

– Боже, о чём ты, – если бы время и место были более подходящими, он бы незамедлительно рухнул перед Беллами на колени, прося прощения.

– Я надеялся, что вы заедете вчера, ну или хотя бы позвоните и расскажете, как у вас дела, а ещё…

– Всё потом, – прервал его Доминик, взглядом указывая на показавшихся в конце коридора людей, – жди меня в машине после уроков, сколько бы их ни было.

Беллами кивнул, исчезая из виду.

***

После череды скучных часов, наступил долгожданный обед. Директор школы напомнил всем учителям, кто отметился в их общем кабинете, что конец обеда передвинут на чуть раннее время, чтобы успеть провести собрание, которое вряд ли должно было нести в себе что-то важное – планёрка для галочки, скорее. Но против правил идти не хотелось, и, бегло перекусив и зацепив взглядом Мэттью в столовой, Доминик отправился в зал. У него оставалось время на самого себя, и он решил сделать то, что должен был ещё позавчера, – включить телефон. Усевшись на последний ряд, он достал аппарат из кармана пиджака и положил его к себе на колени, смотря с каким-то благоговейным трепетом, будто бы бездушная техника с секунды на секунду должна была рассказать все свои секреты, даже не включаясь. Но чуда не произошло, и, подержав нужную кнопку пару секунд, он увидел приветствие на экране. Несколько секунд телефон искал сеть, а после принялся демонстрировать одно за другим сообщения.

«Спасибо за незабываемое путешествие, сэр»

«Что-то случилось? Видели бы вы своё лицо, когда уходили домой! Оно было белее снега»

«Чем вы завтра планируете заняться? Если можно, я мог бы прийти к вам в гости»

«Сообщение не дошло, и вы не отвечаете… :(»

Далее следовала череда практически одинаковых посланий, и Доминик устыдился своего ребяческого поведения. Разве Мэттью был виноват в том, что произошло? Единственной его виной было то, что он привязался к человеку, который даже желая дать ему всё, не мог сделать этого физически, хотя бы в силу общественных норм.

Одно сообщение всё же выбивалось из череды похожих.

«Что бы ни случилось, мы увидимся в школе. Я уже скучаю по вам, хоть мы и не виделись… пятнадцать часов и тридцать восемь минут»

Улыбнувшись совсем уж самодовольно, Ховард пообещал себе, что обязательно попытается объясниться с Мэттью. Ему не дозволено разглашать суть разговора с Полом, но оговорок о том, что нельзя успокоить подростка сторонними фразами так же не было. Он быстро начал набирать текст, только и успевая переносить пальцы с буквы на букву – хотелось как можно быстрее оповестить Беллами об эмоциях, которые овладели им на обеденном перерыве.

***

Мистер Ливингстон заявился в последнюю минуту, когда все учителя уже собрались в зале, ожидая появления директора. Он извинился, по пути начиная перебирать какие-то бумаги, поправил очки и встал за кафедру, сосредотачивая всё внимание на листках перед собой. Говоря быстро и информативно, ему удалось поведать о ситуации в школе в считанные минуты, и вопросов ни у кого больше не оставалось, да и желание поскорей заняться делами нервно подбрасывало на месте, чего Ховард старался никому не демонстрировать. Рядом тихо щебетали две учительницы, то хихикая, то косясь на остальных, а впереди было несколько свободных рядов, которые никто так и не занял. Едва только Доминик попытался сосредоточиться на том, что говорил директор, тот обратился к нему:

– …дополнительных занятий. Верно, мистер Ховард?

Тому не оставалось ничего, кроме как кивнуть, надеясь, что его не обрекали на пожизненную отработку с нерадивыми учениками.

– Я слышал, что вы занимаетесь с мистером Беллами, десятого года обучения.

Все взгляды незамедлительно обратились к нему, и Доминик серьёзно кивнул, прочищая горло.

– Да, но он делает большие успехи, и необходимость этих занятий совсем скоро…

– Значит, вы не будете против позаниматься с другими учениками, кому так же тяжко даются два ваших предмета? – этого он и боялся.

– Конечно же, не буду, – другого ответа мистер Ливингстон бы не принял. – С великой радостью.

Директор и раньше не считал зазорным поручать ему разного рода задания – от посещения дней открытых дверей до субботних ярмарок, – но тогда это было спасением от гнетущего одиночества, а теперь звучало почти как приговор. Это означало, что два или три раза в неделю он должен будет оставаться в школе часов до пяти, отдавая своё личное время отстающим ученикам. Открытым вопросом оставалось то, откуда глава школы мог узнать об их с Мэттью «занятиях».

– Миссис Беллами на собрании родителей сказала, что оценки Мэттью улучшились, поэтому будет замечательно, если вы…

Мистер Ливингстон продолжил болтать под одобрительные кивки других учителей, а Доминик едва заметно усмехнулся, понимая, что таким образом вполне себе удобно организовал им с Мэттью время для двоих. Об этом знали учителя, директор и сама Мэрилин, поэтому необходимости скрываться и хитрить больше не возникало. Единственной проблемой были другие ученики, кому требовались знания Ховарда во внеурочное время. Если раньше Доминик с радостью бы принялся делать это, чем он и занимался время от времени, когда один из обеспокоенных оценками своего чада родитель подходил к нему перед занятиями или после них, чтобы слёзно начать умолять о факультативных занятиях, то теперь он и сам не знал, как именно относиться к возникшей ситуации. Доминик и сейчас испытывал странные ощущения, потому что по-прежнему хотелось помогать детям – разве не для этого он учился столько лет? – но желание мчаться домой, прихватив с собой болтающего всю дорогу Мэттью, подстёгивало к сомнениям и эгоистичным мыслям. Решив, что нужно дать себе время на раздумья, он невольно начал составлять общие фразы в голове, которыми потом будет объяснять Беллами необходимость таких перемен.

***

Как и предполагалось, тот ждал в машине, уткнувшись в свой телефон и что-то напевая себе под нос. Он, наверняка, включил радио, или же воткнул в уши наушники, чтобы занять себя чем-то в ожидании учителя. Когда Ховард приблизился, Мэттью не обратил на него внимания, и стало видно, что у него закрыты глаза, а голова чуть покачивалась в такт музыки, которую стало слышно и на улице, и расслабленная поза говорила о том, что лишние минуты в машине его нисколько не напрягали. Прядь волос упала ему на лицо, и он вздёрнул подбородок, чтобы убрать её; Доминик загляделся на несколько секунд, наслаждаясь зрелищем.

Он как можно тише открыл дверь и буквально тенью скользнул на водительское место, как ни в чём не бывало кладя руки на руль. Беллами тут же спохватился и принялся остервенело выдирать наушники из ушей, удивлённо глазея на учителя, сидящего рядом и ухмыляющегося как-то совсем неприлично дерзко. Доминик чувствовал себя на удивление хорошо, едва ли не физически ощущая, как по венам струится отменное настроение. Стоило ему только увидеть Мэттью в машине, на сердце потеплело, а светящее ярко солнце не могло конкурировать по температуре с горячкой, овладевшей им.

– Вы меня напугали! – выдал незамедлительно Беллами, начиная чуть подрагивающими пальцами собирать наушники в карман куртки. – Снова.

– Прости меня, – извинился Доминик сразу за всё. На языке вертелись тысячи оправданий, но они вряд ли бы прозвучали достаточно весомо, посему лучше было вовсе промолчать.

– Я прощу, если обещаете больше так не делать.

– Обещаю, Мэттью, – хотелось взять его за руку и сжать её легко, но близость школы и периодически проходящие мимо ученики усложняли задачу. – Мне нужно было подумать над определёнными вещами, – сказал он, – и некоторые из них меня очень сильно обеспокоили.

– Хотелось бы мне сказать, что я всё понимаю, но я ничего не понимаю, – Беллами сцепил пальцы в замок и принялся вертеть ими по всякому, глядя вперёд.

– Знаешь, у меня есть две новости, – решил сменить тему Ховард, заводя мотор. – Я расскажу тебе их, когда мы приедем домой. Закажем пиццу, посмотрим какую-нибудь глупую передачку, поваляемся на диване…

– Хочу самую большую – ту, с грибами! – радостно выкрикнул Мэттью, снова превращаясь в того неугомонного подростка, которого Доминик так любил видеть рядом с собой.

Если бы эфемерность счастья можно было пощупать руками, то Доминик был бы близок к этому; волна трепета затопила сознание, и он, вздохнув полной грудью, выехал на проезжую часть, предвкушая чудесное продолжение дня.

***

Первым делом, стоило Доминику сбросить лишние вещи в прихожей, Мэттью завалил его вопросами. Почти все они были безобидные и не требующие к себе никакого внимания, потому что неугомонный подросток не останавливался на чём-то конкретном, а продолжал болтать, перемежая всё это информацией о том, чем он занимался в свободное время, расспросами о самочувствии учителя и попытками выяснить окольными путями то, что его волновало больше всего.

– Дай мне разуться, и я всё расскажу, – в конце концов, посмеиваясь, выдал Ховард, заканчивая вышеупомянутую процедуру. Беллами же, умеющий делать всё с необыкновенной скоростью, уже направлялся на кухню, чтобы вернуться оттуда со стаканом воды в руках.

В гостиной, включив телевизор, Доминик опустился на диван, переводя дух – день выдался не из лёгких, и это было только началом недели. Впереди предстояла нелёгкая работа, всё же приносящая какое-то особое удовлетворение, когда он видел на лицах учеников довольные улыбки, стоило тем узнать свой балл за первое после каникул сочинение.

– Не буду томить тебя ожиданием, – начал он, похлопывая рядом с собой по дивану, приглашая Мэттью присоединиться, что тот послушно и сделал.

– Что-то подсказывает мне, что новости будут хорошие.

– Смотря с какой стороны посмотреть.

Доминик принялся неспешно излагать суть сегодняшнего разговора с директором, поспешно добавляя, что подобные занятия с другими учениками отведут подозрения от них двоих, чаще положенного видящихся во внеучебное время.

– Значит ли это, что и другие ученики будут приезжать к вам домой, сидеть на этом диване и ждать, пока привезут пиццу? – в голосе Беллами вполне отчётливо чувствовалась плохо скрываемая обида.

– Нет же, глупый, – Доминик опустил руку ему на плечо и осторожно сжал пальцы, – это лишь будет значить, что несколько раз в неделю я буду задерживаться в школе, чтобы помочь наверстать упущенное твоим же одноклассникам, а после смогу заезжать к тебе домой.

– Даже жаль, что мне не нужны дополнительные занятия, сэр, – настроение подростка менялось так же быстро, как и выражение его лица, излучающее теперь смесь самодовольства и игривости. – Потому что, даже если они мне и потребуются, я могу взять их в любое удобное для меня время, не так ли?

Ховарда мгновенно бросило в жар, и он поспешно кивнул, глупо ухмыляясь. Мэттью опустил глаза, скользя взглядом по груди Доминика, нисколько не скрывая этого, и от подобного стало ещё душней, а по шее скользнула волна сладкого предвкушения. Невозможность воплотить все свои тайные фантазии в жизнь подстёгивала думать о том, сколь много они смогут сделать в ближайшем будущем, когда придёт время для всего этого. Поток не очень приличных мыслей прервал звонок в дверь, и он подорвался с места, поспешно покидая гостиную.

***

К четырём часам Беллами задремал, лёжа на диване с коробкой на животе. Он жадно хватал куски пиццы прямо пальцами, смеялся довольно и несдержанно и откусывал прямо так, на весу, под одобрительные смешки Ховарда. Они расправились с половиной и вновь устроились на диване, и рука Доминика будто сама по себе обняла подростка за плечи, притягивая к себе ближе, а тот, нисколько не противясь, придвинулся вместе с коробкой, не желая расставаться с ней ни на минуту. Как он сказал позже, пообедать в школе ему не удалось, потому что директор проводил собрание ещё и для школьников, растянув действо на весь обед, отпустив их за десять минут до окончания. Поэтому, единственной едой ему послужила ухваченная в столовой банка с газировкой.

Сложив два и два, Ховард без труда вычислил, что мистер Ливингстон сразу же направился к ним – учителям, чтобы поведать о не таких уж и важных делах, в первый же день после каникул, пока расслабленные преподаватели самых разнообразных наук и сами пытались вспомнить хоть что-нибудь о своих предметах.

Беллами шевельнулся во сне, вскидывая руку, чтобы почесать нос, и коробка опасно поползла вниз, но Ховард ухватил её прежде, чем содержимое просыпалось на ковёр. Он поставил виновника его секундного беспокойства на стол и тут же забыл об этом, склоняясь над Мэттью. Его спокойное и расслабленное во сне лицо словно магнитом тянуло к себе, а чуть приоткрытый рот буквально молил о том, чтобы к нему прижались ласковым поцелуем. Доминик опёрся рукой о диван и сделал то, чего так хотел на протяжении всего дня. Во время занятий он то и дело возвращался мыслями то в Париж, оказываясь на мягкой постели рядом с подростком, то в тот день, когда Мэттью впервые поцеловал его, не уверенный в том, что ему ответят взаимностью. Но разве можно было отказаться от этого, едва попробовав? Беллами застонал протяжно, распахивая рот ещё шире, и ухватился пальцами за плечи учителя, притягивая его к себе ближе. Он целовался всё так же неумело, шумно дыша носом и захлёбываясь ощущениями, особенно когда Доминик касался пальцами где-нибудь за ухом, осторожно перебирая прядки волос.

– Я так соскучился по этому, – первым делом заявил Мэттью, жадно облизывая губы. – Вы не целовали меня… пять дней.

– Ты считал? – Ховард прижался вновь сбоку, спуская ладонь ему на живот.

– Да, – смущённо буркнул тот в ответ, поджимая губы.

Последним поцелуем Доминик соскользнул ему на подбородок, слегка прикусывая его, не прекращая поглаживать Беллами по животу. Кажется, от подобных ласк тот совсем обомлел и не смел даже пошевелиться, ожидая продолжения, и только его пальцы продолжали поглаживать ткань рубашки учителя. Целовать Мэттью хотелось до беспамятства и головокружения, чтобы воздуха в лёгких не хватало, а по коже ползли мурашки – огромные и побуждающие быть ещё более обходительным и неторопливым. После такого краткосрочного перерыва желание, возникшее не так уж и спонтанно, вскружило голову, и Доминик спустился ниже, целуя в шею, с удовольствием отмечая наличие той самой цепочки, которую Беллами не снимал ни в душе, ни в постели.

– Ты так приятно пахнешь, – тихо прошептал Ховард, словно боясь быть обнаруженным в собственном доме.

– Вам кажется, – хихикнув, ответил Мэттью.

– Нет, мне не кажется, – невозмутимость Доминика ничто не могло поколебать, особенно в таком состоянии.

По спине скользил рой тех самых мурашек, подначивая сделать нечто более существенное, но и того, что происходило, хватало для того, чтобы услышать наконец первый сдавленный стон. Мэттью распахнул рот, разводя бёдра в стороны и запрокидывая голову на спинку дивана, пока Доминик целовал его в ключицы и сходил с ума от желания доставить своему мальчику удовольствие. Он помнил о том, в какой ситуации он находится, но невозможность решить проблему окончательно и быстро как-то легко и просто помогла смириться с тем фактом, что находиться в подвисшем состоянии ему придётся ещё очень долго. Не хотелось постоянно пребывать в паническом страхе, опасаясь за собственное благополучие и психическое состояние Мэттью, посему, отдавая себя ситуации именно сейчас, Доминик чувствовал, что делает всё правильно. Он не думал заходить далеко – всего лишь поиграться на грани дозволенного, доставляя Беллами удовольствие, – а уже после вернуться в своё обыденное теперь уже состояние, со всеми его переживаниями и далеко идущими мыслями.

– Я помню последнюю ночь в Париже, – начал Доминик, замирая и давая подростку отдышаться. – Ты спал рядом, вжавшись в меня своей маленькой и очаровательной задницей, а я лежал без сна несколько часов, боясь спугнуть твой покой. Уже наутро, когда мне удалось задремать, тебе приснилось что-то, и… – он замолчал, красноречиво глядя в глаза Мэттью, – по всей видимости, сновидение было очень горячим, иначе как я могу объяснить то, что ты стал… тереться об меня?

Беллами закатил глаза, начиная смеяться.

– Вы дурак.

– Это было очень возбуждающе, детка, – вкрадчиво произнёс Ховард. – Если бы это продолжилось ещё пару минут, я вряд ли бы сдержался, сделав… что-нибудь.

– Теперь я знаю, что мне нужно чуть больше времени, чтобы получить своё, – нахально заявил Мэттью, явно распалённый подобным разговором. – Потому что вы так любите останавливаться на полпути.

Доминик вопросительно выгнул одну бровь, сползая на ковёр и вставая на колени между ног Мэттью, устраивая руки на его бёдрах.

– Ты правда так думаешь? – это было похоже на игру, в которой нет победителей и проигравших, потому что каждый из участников получает удовольствие исключительно от процесса; ну, и от результата, конечно же.

– Вы ищете множество отговорок своим желаниям, – предельно серьёзно сообщил Мэттью, и добавил: – Сэр.

Если бы не последнее слово, Доминика вряд ли бы подкинуло так сильно на месте, а решимость не поддаваться провокациям по-прежнему бы не позволяла сделать что-либо ещё. Но Беллами с течением времени научился манипулировать им, получая, как правило, то, чего хотел. Ховард знал об этом, и потакать этим прихотям оказалось так приятно, особенно, когда тот, получая желаемое, не знал, что с ним делать.

– Ты играешь со мной? – он то ли спросил, то ли произнёс истину, проскальзывая пальцами под школьный пиджак подростка. – Делаешь всё, чтобы задеть, а сам дрожишь от удовольствия, когда я касаюсь тебя здесь.

Он спустился резко вниз и прижался подбородком к выпуклости в области паха на брюках Беллами. В ответ послышалось только хрипловатое дыхание. Доминик облизал губы, вспоминая то, от чего горячая волна окатывала с ног до головы, оседая терпким вкусом на корне языка. У него был выбор – поддаться искушению, утихомиривая разум хотя бы ненадолго, или же продолжать терзать себя дурными мыслями, сведя всё происходящее в шутку. Это, несомненно, обидит Мэттью, и вряд ли прибавит настроя самому Ховарду, который, положа руку на сердце, и не собирался претворять в жизнь второй вариант развития событий.

Тёмная ткань школьной формы выделялась оранжево-красным орнаментом на груди, и на этом напоминания об учебном заведении, где им обоим предстояло бывать шесть дней в неделю, заканчивались. Под пальцами было горячо, и, устроив их чуть выше колен, Доминик придвинулся вплотную, смотря Беллами прямо в глаза – в них читалось что угодно, кроме неохоты продолжать. Взаимное притяжение отрицать было бессмысленно, а желание, буквально сгущающее воздух, кружило голову не хуже самого крепкого алкоголя. Никаких сомнений, ни грамма сожалений о том, что Доминик собирался сделать, медленно расстёгивая пуговицу на брюках Мэттью, ласково ему улыбаясь. Тот выдохнул судорожно и захлопнул глаза, наощупь двигая руками, чтобы коснуться ими тыльной стороны ладоней Ховарда, оглаживая кожу кончиками пальцев и замирая в этом положении.

– Мне нравится играть с вами, – сказал Беллами. – Потому что это нравится не только мне, но и вам.

Произнесённые слова достигли адресата, у которого от желания сделать что-нибудь сию секунду пересохло во рту. Он ухватился пальцами левой руки за ширинку на брюках Мэттью и потянул её вниз, бесцеремонно стаскивая часть одежды до колен и оставляя того в одних плавках, под которыми отчётливо виднелось всё, на что хотелось смотреть в данный момент.

– Знал бы ты, как меня заводит, когда ты говоришь подобное, – признался Доминик, расстёгивая пуговицы на пиджаке Мэттью и не спеша задирая светлую рубашку до самой груди.

– Знали бы вы… ох, – воздух наполнился короткой чередой чувствительных стонов, пока Ховард целовал его в живот, перемежая осторожные касания поглаживаниями бёдер.

Больше никто не произносил ни слова, позволяя друг другу сосредоточиться на получении и доставлении удовольствия. Доминик скользил губами по нежной коже, то и дело задевая носом выступающие тазобедренные косточки, и не решался на большее, ожидая какого-нибудь сигнала. Мэттью дрожал под ним, кусая губы и ероша пальцами волосы учителя и издавал самые разнообразные звуки, так умело ласкающие слух. Он не заставил себя долго ждать, неловко обхватывая ладонь Ховарда и направляя её ниже – туда, где на плавках уже выступило тёмное влажное пятнышко, ярче всяких слов говоря о том, что ещё немного подобных ласк, и можно будет больше ничего не делать. Многого Мэттью не требовалось, и Доминик включал в далеко идущие планы и возможность научить его кое-каким хитростям, чтобы обмануть своё тело, позволяя ему получать удовольствие гораздо дольше. Особенно когда его собирались доставить таким способом…

Сжав пальцы там, куда его направили, он несколько секунд оглаживал член Мэттью через ткань, потираясь носом совсем рядом, и тот только и успевал распахивать рот, чтобы надышаться из-за удушающего возбуждения, которое он демонстрировал вполне отчётливо. Доминик ухватился за резинку плавок и потянул их вниз, оставляя болтаться на уровне колен, потому что сил ждать больше не было. Беллами сильнее раздвинул ноги, и вся одежда незамедлительно сползла на пол, и единственное, что оставалось, чтобы от неё избавиться, – пару раз дёрнуть капризно ступнями. Мэттью тут же устроил ноги на плечах Доминика, ничуть, кажется, не смущаясь своего положения. Он не был бесстыдным или жадным до сексуальных утех, всего лишь смелея день ото дня именно так, как того и хотелось им обоим. Можно было сколь угодно долго позволять трогать себя только в темноте, но волевой характер не дал бы возможности и дальше продолжать подобное. Жадность Доминика подстёгивалась особенностями собственного восприятия партнёра, потому что излишне часто нежничать ему не доводилось. И все те разы, когда они с Мэттью были вместе, он каждый раз открывал для себя что-то новое, сгорая от несопоставимых желаний – взять своё во что бы то ни стало и проявить столько осторожности, сколько её вообще в нём могло быть.

Чуть солоноватый вкус ударил по рецепторам, и Ховард двинулся дальше, обхватывая розовую головку губами и прикрывая глаза. Бёдра на шее стиснулись крепче, а пальцы принялись перебирать пряди волос, наводя на голове беспорядок. Тихие стоны тешили слух, не прекращаясь ни на секунду, и Доминик, поощряемый подобным, старался в два раза усерднее, хотя и без этого чувствовал, что большего Мэттью и не требуется – ещё немного, и тот выплеснется скопившимся удовольствием в рот, обмякая на диване и расслабляя бёдра. Доставить максимум удовольствия хотелось сильнее чего бы то ни было, и собственное тело реагировало соответствующе, жадно проявляя нетерпение.

– Моя детка, – прошептал он как в бреду, заменяя губы рукой. – Тебе нравится?

В ответ застонали и всхлипнули, пряча лицо руками. Мэттью по-прежнему умудрялся стыдиться их близости, а слова, которые Ховард произносил ему в порыве страсти, всегда действовали одинаково. Так и не дождавшись ответа, да и не особо желая его услышать, Доминик продолжил, мысленно умудряясь отметить – в такой-то момент, – что быстрой разрядки не последовало, и это только раззадорило ещё больше, подстёгивая продолжить в несколько раз усерднее. То и дело напрягая ноги, Мэттью то сжимал их, то расслаблял, раздвигая шире, и Доминик пользовался этим, прижимаясь тесней, чтобы выпустить горячий член изо рта и начать целовать его в живот, потираясь щекой о кожу на внутренней стороне бедра.

– Тебе нечего смущаться, – прошептал он, в очередной раз целуя подрагивающий живот, двигаясь то ниже, то выше, кончиками пальцев оглаживая головку.

– Я не… – попытался ответить тот, но в очередной раз захлебнулся протяжным стоном, когда Доминик без предупреждений вновь обхватил его член губами, вбирая его полностью и так же поспешно выпуская, чтобы продолжить в медлительном темпе.

Доминик гладил пальцами его везде, до куда мог добраться, держал под коленями и касался напряжённого живота, иногда пробираясь пальцами вверх, и Мэттью без церемоний обхватывал их губами, чуть прикусывая, и издавал абсолютно непристойные звуки. Ховард подорвался с места и вжал его в диван, не прекращая двигать рукой по члену, и впился в тонкие покрасневшие губы грубоватым поцелуем, не в силах контролировать этот порыв. Беллами ответил с немыслимой жадностью, обвил плечи учителя руками и излился ему на пальцы, стеная в поцелуе. Очередная безумная мысль озарила голову, и Ховард, глядя Мэттью в глаза, облизал их, сдерживаясь, чтобы не начать мычать от удовольствия. Казалось, что даже не получив ответной услуги, он был готов удовлетвориться хотя бы этим, а особенно – шокированным взглядом подростка, глазеющего на него с открытым ртом.

***

– Вы обещали две новости, – через несколько минут прошелестел на ухо Мэттью, касаясь его губами; он был ленивым и ласкался как котёнок, прижимаясь сверху, забравшись на учителя едва натянув на себя бельё.

– Если ты дашь мне пару минут, чтобы сбегать в ванную комнату… – начал игриво Доминик, по-прежнему чувствуя возбуждение, которое подросток так умело игнорировал, устроившись на его груди.

– Что будет, если не дам? – в его глазах Беллами загорелся азарт, а Ховард, сбитый с толку подобным вопросом, не нашёлся, что сказать. Только повалил его обратно на диван и вжал его в мягкие подушки, разбросанные по всей поверхности.

– Тогда я не расскажу тебе то, что обещал, а ещё… – склонившись к лицу Мэттью, Доминик прошептал последние слова ему в губы: – Мы больше никогда не закажем ту пиццу.

Беллами начал хохотать, пытаясь скинуть с себя учителя, но, вовремя заметив кое-что, упирающееся себе в бедро, обмер, нахально задирая нос. Его ребяческое упрямство и забавляло, и распаляло ещё больше, и последнее нисколько не смущало Ховарда, держащего Мэттью под собой уверенным захватом в плечи. Беллами оставался ребёнком – со своими дурацкими привычками и спонтанными желаниями, которые, как правило, бывали относительно безобидными и вертелись вокруг вкусной и сытной еды и интересного времяпрепровождения. Сейчас он дышал тяжело и отводил глаза, будто бы опасаясь чего-то, и нужно было разрешить этот вопрос максимально безболезненно, несмотря на… некоторые проблемы.