Текст книги "My Joy (СИ)"

Автор книги: Volupture

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 47 страниц)

Мэттью прыснул, прижимаясь теснее; кажется, его мало волновала их сделка, и он был намерен свести всё если не к шутке, то компенсировать обещанное несколько иным способом. Он успевал совершать лишние телодвижения с завидной скоростью, и уже через пару десятков секунд и без того разморённый собственными откровениями Ховард сжал его талию пальцами и притиснул к себе, накрывая тонкие, распахнувшиеся навстречу губы своими, позволяя себе вложить в этот поцелуй всё то сокровенное, что не нужно было обрекать в слова.

– Ты невозможный, – сообщил ему Доминик.

– У меня был хороший учитель, – ни секунды не раздумывая, отозвался Мэттью. – Терпеливый, осторожный и…

Он сполз вниз и уткнулся ему в живот, прикрывая глаза и опаляя горячим дыханием даже через ткань рубашки. Замерев, Беллами скользнул руками вниз и сжал пальцами колени учителя, подняв глаза и сосредоточенно посмотрев ему в глаза.

– Знаете, чего я хочу сейчас больше всего?

– Даже не смею догадываться, – сглотнув слюну, с как можно более безразличным видом произнёс Доминик.

Собственное поведение могло бы даже рассмешить, если бы перед ним на коленях не стоял Мэттью, вцепившись пальцами в ремень его брюк, и не смотрел самым странным взглядом из всех возможных. По его глазам было нельзя прочесть абсолютно ничего, но на губах играла лёгкая улыбка, которую он растянул ещё больше, когда уткнулся подбородком в пах учителя.

– Мэттью… ты не должен, не спеши, – Доминик и сам не знал, убеждает ли он себя, или же самого подростка. Тот тяжело дышал, цеплялся в него пальцами и елозил губами по его животу, оставляя влажные следы.

– Я ничего не умею, не знаю, как именно и… и вообще, – запнувшись, начал тот, – но я хочу сделать это, если ты позволишь мне. Потому что я помню о том, каково это, когда ты касаешься меня здесь, – он резко опустил одну руку вниз и сжал себя внизу, испуская вздох.

Преодолев самого себя и ещё тысячу желаний в придачу, Ховард резко сел и утянул Беллами на себя, а тот, растерянно моргнув, позволил уложить себя на грудь учителя.

– Потерпи ещё немного. Я хочу тебя, всего – от твоего болтливого рта на своём члене и до того самого, чего ты ждёшь ещё больше. Но нам нужно выждать всего ничего, какой-то месяц, и тогда мы сможем позволить себе всё.

– Всё?

– Да. Я дам тебе всё. За это время ты должен придумать, что ты хочешь получить от меня на день рождения.

– Ты знаешь, – Мэттью нахально улыбнулся и принял более расслабленную позу, даже и не думаю слезать с Доминика.

– Помимо этого, подумай хорошенько. А теперь иди на кухню, я буду готовить ужин.

Беллами слез с него и с оскорблённым видом продефилировал в прихожую, чтобы уже оттуда попасть туда, куда его отправили. Доминик знал, что его обида не продлится и получаса, поэтому, вздохнув полной грудью и попытавшись унять возбуждение, последовал за ним – постигать азы кулинарии, чтобы порадовать вкусной едой не только себя, но и Мэттью.

***

– Близится середина третьего триместра, а это значит… – Мэттью хитро глянул на учителя и взобрался вверх по лестнице, продолжая вещать уже оттуда: – Каникулы!

– Целая неделя, – Доминик рассмеялся и водрузил пакеты на диван, наконец, избавляясь от своей ноши. – Все пасхальные каникулы ты просидел дома, не желая ни заниматься, ни выходить на улицу, неужели что-то изменится на этот раз?

– Было холодно, – облокотившись на перила, Беллами повысил голос, чтобы его было хорошо слышно со второго этажа, – и я простудился. Какая теперь разница? Теперь всё будет по-другому. Ты должен придумать, чем мы займёмся.

– Кажется, идеи начнут хлестать из ушей именно у тебя, неужели мне и в самом деле нужно что-то придумывать? – Ховард усмехнулся и сел на диван, расслабленно запрокинув голову.

– Единственное, о чём я думаю чаще необходимого, это…

Сверху смущённо замолчали, и за эту паузу Доминик успел умело подсчитать количество оставшихся дней и до начала каникул, и… До Дня Рождения Мэттью оставался ровно месяц. Тридцать один день, семьсот сорок четыре часа, сорок четыре с лишним тысячи минут. Мэттью любил вести отсчёт, но в этот раз всё было по-другому – он ждал не столько самого праздника, сколько того, что ему пообещали под конец этого дня. Девятое июня в этом году выпадало на воскресенье, и только один этот факт заставил повлажнеть кончики пальцев.

– Если ты ещё не передумал, я могу научить тебя кататься на велосипеде, – боясь выдать собственное волнение, произнёс Ховард. – И вода в речке уже наверняка прогрелась, а кусты на берегу разрослись так, что вряд ли кто-то вообще отважится туда пробраться…

– Идеальное место для двоих, – подхватил Беллами, мечтательно вздыхая. – Ты поедешь завтра в школу? Другие учителя говорили, что наше присутствие необязательно, но мне нужно задобрить одну из учительниц.

– Что ты натворил?

– Миссис Стаффорд недовольна моей успеваемостью, потому что… потому что мне не понадобится её предмет в будущем. Точные науки – зло, – он скривился и опёрся локтями о перила на втором этаже.

– Чем тебе не угодила математика? – Доминик преодолел пару ступенек и замер.

– Всем!

– Один французский философ заметил, что если мы действительно что-то знаем, то мы знаем это благодаря изучению математики. Стоит ли мне напрягать свой исключительно гуманитарный мозг, чтобы тебе помочь, или же… Я должен поговорить с миссис Стаффорд?

Беллами самодовольно улыбнулся, будто бы только и ждал этого предложения.

– Что ты ей скажешь? Что я не делаю домашнее задание потому, что предпочитаю потраченное на него время посвятить тебе? – он рассмеялся и растрепал волосы, заправляя непослушные пряди за уши.

– Может быть, и это. Или же я сообщу ей, что твои планы на будущее столь конкретны, что не стоит давить на столь целенаправленную личность, как мистер Беллами. Она любит детей, которые ставят перед собой цели, тем более такие.

– Я не ребёнок, – только и сказал Мэттью, сжимая губы в тонкую полоску.

– Я знаю, детка, – Доминик преодолел несколько ступенек и почти добрался наверх, но замер, чтобы сказать: – Ничто не заставит меня называть тебя по-другому.

– Не нужно называть меня по-другому.

– Мэттью.

– Да? – тот улыбнулся, услышав своё имя.

– Чем ты хочешь заниматься после одиннадцатого класса?

Этот вопрос всегда заставал его врасплох. Ховард не любил поднимать эту тему, но данное однажды обещание Мэрилин разузнать о планах Мэттью, который то собирался бросить школу, то продолжать учиться, всё ещё висело над ним дамокловым мечом.

– Я не знаю, – чуть помолчав, наконец ответил Мэттью. – Но ведь у меня ещё полно времени, чтобы определиться, не так ли? Многие заканчивают школу, сдавая случайные экзамены, а после мучаются, поняв, что сглупили. Я не поступлю так же, если ты переживаешь об этом.

– Не только я.

– В ма будто бы кто-то вселился. Она постоянно заводит разговоры о школе, расспрашивает об учителях, предметах, а ещё – о тебе.

Доминик напрягся.

– Обо мне?

– Ну знаешь, всякие глупости, вроде имени твоей подружки или клички собаки.

– И как же их зовут, позволь поинтересоваться, маленький врун?

– Разве я стараюсь для себя? – Мэттью оскорблённо задрал нос. – Твою даму сердца зовут Стелла, а собаку – Мэри.

– Как ты оригинален, – Ховард рассмеялся, чувствуя, как отлегло от сердца. Он преодолел лестницу и встал рядом с подростком, глазеющим со второго этажа вниз.

– Мне не нравится врать. Но разве так не будет спокойнее и тебе, и ей? И мне, – он вздохнул.

– Будет, – рука Доминика скользнула Мэттью на шею, и тот без каких-либо колебаний прижался к нему сбоку, задирая голову. – У меня нет для тебя совета на этот счёт. У неё всегда будут вопросы, а у тебя – невозможность на них ответить так, как она того заслуживает. Но лучше маленькая ложь, чем большая проблема, не так ли?

***

Отец Мэттью приехал через три недели после обещанного, чинно выждав положенное время, на котором настояла Мэрилин, мотивируя это загруженностью сына на учёбе. Тот, конечно же, не тратил всё свободное время на домашнее задание, но вполне успешно преувеличивал, чтобы чаще бывать с Домиником. Они и в самом деле занимались уроками, только после позволяя себе заниматься чем-то иным, и редко это носило хотя бы отдалённо интимный характер. Середина мая маячила приятными перспективами, поэтому оба будто бы намеренно накаляли атмосферу ещё больше, редко позволяя себе касаться друг друга. Беллами пропадал в саду, читал книги в гостиной, развалившись на весь диван, а Ховард занимался своими делами, коих у него под конец учебного года тоже образовалось внушительное количество. Но когда все сочинения и домашние задания были проверены, он шёл в гостиную, чтобы сесть рядом и попытаться вникнуть в смысл передачи, которую Мэттью с нескрываемым интересом смотрел, цепко удерживая пульт в руке.

– Отец ждёт меня дома, – сообщил он, не меняясь в лице. – Что ты думаешь о том, чтобы посмотреть какой-нибудь фильм?

Доминик опешил, не найдя, что сказать.

– Может быть, какой-нибудь мюзикл? Я помню, один хороший нам советовала…

– Мэттью.

– Что?

– Ты не собираешься домой, чтобы застать его?

– Он всё равно не уедет несколько дней, зачем спешить?

– Ты так и не определился, хочешь ли видеть его, – он то ли спросил, то ли озвучил очевидное; Мэттью можно было понять, но подобное безразличие отчего-то задевало. – Подумай хорошенько в последний раз, выбросив из головы все мысли о непросмотренном мюзикле.

Тот сжал губы и шумно задышал. Кажется, он даже обиделся из-за тона, коим Ховард произнёс всё это, но подобная твёрдость была уместной, потому что уютное ничегонеделанье всегда перевешивало в свою сторону, если речь шла о чём-то беспокоящем и неопределённом.

– Я не знаю, о чём говорить с ним. Когда мы занимаемся чем-то, время пролетает быстро, но я не хочу никуда идти.

– Он не видел тебя довольно давно, может быть, за это время список дел, которые вы могли бы переделать, прилично возрос.

Беллами противился одной только мысли покинуть дом Доминика. Ховард также не горел желанием отпускать его на несколько дней, которые вполне могли перерасти и в неделю, но иного выбора у него не было.

– Ты должен. Хотя бы ради мамы.

Вздохнув, подросток понялся с места и бросил пульт на диван.

– Ради мамы. И ради тебя, потому что, чем быстрее я приду к нему, тем быстрее он уедет. Чем быстрее он уедет, тем быстрее я вернусь к тебе.

Рассмеявшись, Ховард поманил его к себе, и тот послушно склонился, получая свой прощальный поцелуй. Кто знает, на сколько дней вперёд это касание будет единственным?

– А теперь – домой. Если бы я не был конченным параноиком, попросил бы передать привет Мэрилин.

– Я сказал, что буду у Моргана.

– Тогда передавай ей привет от Моргана, – Доминик подмигнул ему.

***

Сообщения от Мэттью приходили практически каждый час. Это были то дурацкие, ничего не значащие несколько слов, то длинные, тянущие на мини-сочинения предложения, в которых он описывал то, что они с отцом делали.

«Я и не знал, что в этом парке так здорово! – писал Мэттью, украшая всё полюбившимися смайлами. – Особенно в это время года. Я хочу побывать здесь с тобой»

Каждый раз он писал нечто похожее. Кажется, он был готов увидеть хоть весь мир, если бы рядом был Доминик. Подобное льстило, но скребущийся изнутри скептицизм не давал покоя, напоминая о том, что всё это может закончиться в один день – и причин было столько, что проще было об этом вовсе не думать. Отвечая на каждое сообщение, он чувствовал, как беспокойство уходит на задний план. Постоянно думать о чём-то, что даже не имело конкретной формы, было неприятно, поэтому отвлекать себя приходилось постоянно.

Наведавшись к Хейли, он узнал, что она уволилась с работы. Обосновав это желанием кардинально поменять жизнь, она не забыла упомянуть, что отложенных денег ей хватит на пару лет безбедного существованиях. Они провели вместе весь день, сначала прогулявшись по близлежащему лесу, знатно надышавшись свежим воздухом и нахохотавшись от души над глупыми шутками из далёкой юности, а после переместились к Доминику домой, отужинав заказанной едой. Отягощать чудесный день своими переживаниями не хотелось, поэтому он держал язык за зубами, давая ему волю только тогда, когда тема разговора затрагивала нечто, что можно было развить в вполне безобидный диалог или монолог. Хейли внимательно слушала его, вглядывалась в лицо мужчины, а после, разморив себя распитой на двоих бутылочкой полусухого вина, окончательно расслабилась, начиная рассказывать о том, кем бы она могла пойти работать, если бы имела на то желание.

***

Захмелевшая Хейли не задавала лишних вопросов. Не отличающаяся особой тактичностью, но глубоко понимающая с первого же слова, она умела быть такой, каким случай желал видеть её. Или же сам Доминик, прикрывающий глаза и делающий очередной глоток чуть кисловатого напитка, способного подарить хотя бы секундное успокоение.

– Ты весь на взводе, – сообщила она деловым тоном, присаживаясь ближе и касаясь ладонью его лба. Это было скорее констатацией такта, без всяческих претензий на душевный разговор.

– Поводов для этого даже больше, чем кажется на первый взгляд, – он запрокинул голову на спинку дивана и тяжко вздохнул. – Но я счастлив даже в подобном состоянии. Странно, не находишь?

– Не странно, – Хейли улыбнулась, обнимая его одной рукой и касаясь своей щекой щеки Ховарда, – а наоборот. Проблемы делают нас сильнее, а способы их решения – сообразительней.

– Надеюсь, что ты права. Быть может, я должен быть благодарен провидению, что все мои проблемы вертятся вокруг одного человека. Кто вообще сказал, что маленькие дети – маленькие проблемы? – на этот раз смех вышел вымученным.

– Его день рождения скоро, разве нет?

– Скоро, но разве я перестану быть его учителем?

– Кем ты точно не перестанешь быть, так это его первым мужчиной, об остальном старайся не думать. Или ты хочешь сменить место работы?

– Я не знаю, Хей, – Доминик шумно выдохнул и обнял её в ответ. – Я уже ничего не знаю.

– Тогда выбрось лишнее из головы и налей мне ещё вина, – приказала она, потрепав его за щёку.

***

Они виделись только в школе, когда Мэттью, со скучающим видом восседающий на последней парте, всячески уделял учителю своё внимание. Неотрывно следил, хлопал глазами и улыбался почти незаметно, чего совершенно точно не видели другие, но с удивительной лёгкостью замечал Ховард. На обедах в столовой Мэттью никогда не пересекался с ним, а разговаривать в коридорах или в классах было не совсем разумно. Поэтому Беллами продолжал строчить сообщения, не забывая добавить в конце:

«Я скучаю по тебе»

После занятий отец забирал его на машине и увозил домой, чтобы уже после чем-нибудь занять. Доминик был даже отчасти рад, что Мэттью занимается чем-то иным, помимо протирания штанов в школе и у него дома. На пятый день, когда в сообщениях от него стало куда меньше сарказма по отношению к отцу, Доминик заметил, что подросток стал получать удовольствие от общения с отцом. Было невозможно преуменьшить важность второго родителя в судьбе ребёнка, даже если тот и привык к отсутствию оного в своей жизни. Гораздо большее беспокойство приносила перспектива повторного исчезновения Джорджа из жизни Мэттью. Как тот воспримет подобный поворот, изменит ли это его? Сложно было предугадать поведение незнакомого человека, который, к тому же, по словам Мэттью, приехал не один, а с дочерью. Уже через пару дней недоумение Беллами сменилось полнейшим восторгом.

«Пол приводит Аннабеллу, и Дженна играет с ней. Кажется, я скоро сойду с ума!»

«Ма на работе, а папа и Пол отправились гулять в парк. Я сослался на большое количество домашнего задания, но… Могу я приехать к тебе?»

Конечно же, Доминик дал своё согласие. Мэттью примчался так быстро, что Ховард, занявший себя готовкой, удивился бы, если бы не знал, как быстро пролетает время, стоит только увлечься чем-нибудь. Они провели пару часов на кухне, экспериментируя с блюдами и кидая друг в друга готовым тестом. Мэттью хохотал, неприлично довольный и с ярко горящими глазами, и ластился то сбоку, то сзади, выпрашивая ласки. И под конец, когда терпение дало слабину, Доминик, не заботясь о том, чтобы отмыть руки от муки, ухватил Мэттью за талию и усадил на стол, прижимаясь настойчивым поцелуем к его мгновенно распахнувшимся в ожидании губам. Руки подростка скользнули на грудь Доминика, повели выше, пока не обвились пальцами вокруг шеи, привлекая к себе. В этом поцелуе были вся та тоска друг по другу и накопившаяся за учебную неделю любовь, которую хотелось как можно скорее продемонстрировать, излив влажными касаниями к губам, щекам, шее и вновь возвращаясь наверх. Приходилось соблюдать осторожность ещё больше обычного, но это стоило того.

– Тебе пора, – с неохотой сказал Доминик, отстраняясь.

– Да.

– Ты должен быть примерным сыном, помнишь?

Мэттью повернул голову в бок и смущённо закусил губу.

– В этот раз всё… не так плохо.

Будто бы он стыдился того, что общение с отцом начало приносить ему удовольствие.

– Он научил меня кататься на велосипеде, – едва слышно сказал Беллами, – и мне так стыдно, потому что это должен был сделать ты.

– Тебе нечего стыдиться, глупый, – Доминик потрепал его по волосам, обнимая и прижимая к себе. – Я так рад за вас.

– Дженна такая маленькая, но уже смышлёная настолько, что мне приходится прятать телефон, иначе она с лёгкостью подберёт к нему пароль, – он обнял учителя в ответ и устроился щекой у него на плече. – Я стал чаще видеть Аннабеллу, и только из-за этого готов простить ему всё. Пол редко к нам заглядывает, но ради отца он приходит каждый день, и не один. Строит из себя примерного семьянина… а Сара ни о чём не знает.

– У всех нас есть неприятные секреты, не так ли? – Доминик повернул голову и коснулся губами волос Мэттью; от него всегда пахло так приятно.

– Знаешь, иногда мне кажется, что ма больше возмутилась бы тому факту, что Пол изменял Саре, чем наличию у тебя личной жизни в виде меня.

Зажмурившись, Доминик распахнул рот и глотнул воздуха, потому что лёгкие совсем не внезапно сковало и сердце забилось чаще. Он словно был на одной чаше весов, глядя на другую, на которой восседал Пол с его не такими уж и порочными пороками в современном обществе. Ховард был честен перед собой, прекрасно зная, что самый большой грех, который он совершил за всю жизнь, – это позволил Мэттью и дальше быть рядом. Пошёл у того на поводу, принял его дружбу и… Быть может, этот порок и был осуждаем обществом, а пролегающая между законом и порядком грань маячила гневом общественности и высших инстанций. Измена супруге и безразличие к близким казались сущими пустяками, стоило только незнающему человеку начать судить.

– Надеюсь, что мы не узнаем, что она думает и о том, и о другом, – сказал наконец Доминик, чуть подумав. – Я могу быть ей другом, а ты всегда будешь для неё хорошим сыном, что бы ни случилось.

– Ничего не случится, – твёрдо произнёс Мэттью.

– Ничего не случится, – повторил за ним Ховард и прикрыл глаза, чувствуя, как подрагивают пальцы.

***

Через полчаса, когда подросток покинул его, в дверь вновь позвонили. Доминик, повторно уединившийся с кухонной утварью, глянул на часы, обнаружив, что время ужина он давно просрочил, и побрёл в прихожую открывать дверь.

На пороге стоял Пол.

– Чем обязан? – Ховард натянул фальшивую улыбку, совсем не радуясь вечернему гостю.

– Могу я войти?

Первым желанием было, конечно же, ответить резким «нет», но правила приличия не позволили держать пусть и нежеланного, но гостя на пороге.

– Проходи в гостиную, – отойдя в сторону, он дождался, пока Пол зайдёт, и прикрыл дверь, напоследок не забыв глянуть по сторонам.

Он жестом указал на диван, и тот покорно уселся на него.

– Я знаю, что Мэтт был у тебя сегодня, – начал он. – Чувствуешь себя безнаказанным? Думаешь, это будет длиться столько, сколько захочешь? А после ты оставишь его одного, не заботясь о том, что он чувствует.

Доминик опешил, распахнув рот и не зная, что сказать.

– Я бы никогда… Ты ничего не знаешь, Пол.

– Неужели? Всё это довольно легко оценить со стороны. Я знаю, сколько лет тебе и сколько – Мэтту. Ни один учитель не проводит столько личного времени со своим учеником, если в этом нет какого-либо подтекста.

– Чего ты хочешь? – устало произнёс Доминик, отводя наконец взгляд.

Кажется, брат Мэттью был настроен решительно, и ни одним из аргументов, которых у Ховарда, к слову, и не было, не него нельзя было убедить. Он будет стоять на своём, упорно намекая всеми доступными способами на недопустимость ситуации, но при этом трусливо прикрываться фактом, что происходящее его почти не задевает. Ему не было дела до брата во Франции, а также в начале учебного года, осенью, когда Мэттью требовалось чьё-либо внимание больше всего. Тщательно выискивая поводы не посещать его, Пол одними только действиями доказывал, что ему если не плевать на то, что происходит с Мэттью, то уж точно он не станет ревностно защищать его честь и достоинство перед кем бы то ни было.

– Я всё ещё его брат, – словно прочитав мысли Ховарда, изрёк он. – И отец, чего я не могу сказать о тебе. Если бы у тебя был ребёнок, ты бы не посмел касаться Мэтта, прекрасно зная, что почувствует его мать, если узнает об этом.

– Она, я так понимаю, узнает?

Пол удивлённо уставился на Ховарда, но тут же взял себя в руки и нахмурился. Доминику неожиданно стало всё равно. Ещё тогда, позволяя Мэттью коснуться себя, накрыть собственные губы нерешительным поцелуем, а особенно – позволив себе обвить его худое тело руками, он прекрасно отдавал себе отчёт в том, что рано или поздно что-нибудь произойдёт. Понятия не имея, как далеко всё может зайти, он заранее просчитал все варианты, а самые нелицеприятные оставил для дальнейших размышлений. Интернет располагал информацией, которую совсем не хотелось изучать, но она, единожды сохранённая на жёсткий диск, напоминала о себе достаточно часто.

– Ты можешь рассказать ей, Пол, – Доминик знал, что за него говорит не безрассудность и даже не смелость. Отчаяние, овладевшее им, кричало изнутри, молило сделать что-нибудь кардинальное – то, что изменит ситуацию целиком и полностью, перевернув его мир вверх дном. – А можешь сказать мне, какие цели ты преследуешь, снова заводя этот разговор.

Повисло молчание. Доминик смотрел куда угодно, но только не на человека, который приносил беспокойств ему гораздо больше, нежели сама ситуация. Подвешенное состояние могло довести до нервного срыва кого угодно, но переживал Ховард больше о том, что именно творилось у Пола в голове.

– Мне нужна некоторая сумма… – начал тот, неловко пряча руки в карманах своих свободных шорт. – Я попрошу её один раз, и больше тебя не побеспокою.

Ситуация отказывалась проясняться, но этот меркантильный шаг в сторону достатка Ховарда был хотя бы чем-то, что могло унять его беспокойство хотя бы ненадолго.

– Я дам тебе её. Но мне нужны гарантии.

– Гарантий не может дать даже самый лучший врач графства, так что не стоит размениваться пустыми обещаниями, Доминик.

– Что же мне ещё остаётся? Я, как и все остальные, жажду покоя, но не чувствую его уже давно.

– Я напишу сумму на листке, а также оставлю номер счёта, на который эта сумма должна быть отправлена.

– Хорошо, – вздохнул Доминик, вставая со своего места.

Разговор был более чем закончен, всё остальное Пол мог сделать и без его присмотра. Пока тот возился с ежедневником и постоянно выскальзывающими из него листками, Ховард безразлично глазел в потолок, даже не заботясь о том, какое количество денег у него попросят и на что они пойдут; единственное, что его по-настоящему волновало – станет ли выплаченный… подкуп хоть какой-либо опорой его душевному равновесию, которое день ото дня то раскачивалось, грозя рухнуть всей тяжёлой конструкцией, то обретало абсолютный покой. Мэттью был для него всем – и даже немного большим. И именно из-за него стоило идти на подобные жертвы, опасаться неизвестности и надеяться на лучшее, ведь до дня его рождения оставалось не так уж и много времени.

Когда Пол встал со своего места, оставив на столе листок бумаги, и шагнул в сторону прихожей, Доминик понял, что трогательных прощаний не будет. Этого человека хотелось выставить на улицу бесцеремонно, или того больше – нагрубить и вытолкать взашей, нисколько не заботясь о последствиях. Но вместо этого он учтиво кивнул оказавшемуся возле дверей Полу и, как только тот вышел на улицу, тут же её захлопнул, закрывая глаза. До следующего дня он и не думал возвращаться в гостиную, где его ждало своеобразное послание, поэтому он поднялся в спальню, перед этим заглотив пару снотворных таблеток, и рухнул на постель, мгновенно засыпая.

========== Глава 26 ==========

Третий час бездумного разглядывания потолка не приносил никаких умных мыслей. Доминик лежал на постели, пялился на светлый узор и отказывался думать о чём-то серьёзном, понимая, что любое послабление принесёт с собой рефлексию таких масштабов, что справиться с ней самостоятельно вряд ли удастся. Он вспоминал о Хейли и своём обещании наведаться с ней на речку; об отце и бесценных уроках, которые он давал; о матери и её добрых глазах – подобным взглядом она одаривала его даже тогда, когда он делал нечто такое, за что другие бы отругали последними словами. Ворох воспоминаний кружил голову и заставлял чаще дышать. Он распахнул рот и зажмурился, когда в носу защипало. Хотелось жалеть себя и винить весь мир в несправедливости, но вполне чётко осознавалось, что все проблемы не рождаются из пустоты. Чтобы получить нечто ценное, нужно потерять в процессе его добычи примерно столько же, сколько получишь в итоге.

Должен ли он был положить всему тому, что происходило сейчас, конец? Оповестить Мэттью отстранённо вежливо, что всё кончено и им нет нужды видеться чаще необходимого. И единственное, что будет объединять их с некоего момента, – это школа, занятия в которой должны были закончиться в начале июля. Точной даты он никогда не знал заранее, да и не спешил осведомляться по поводу данного вопроса. В один день директор собирал их, давал конечные наставления, хвалил отличившихся и корил провинившихся, а после сообщал, что это собрание – последнее в учебном году. Желал удачи с паршивенькой улыбкой и распускал их, позволяя отправиться на обед, время которого уже подходило к концу.

Думать о школе оказалось приятнее, чем о том, что он услышит в ответ от оскорблённого до глубины души Беллами. Как тот поступит, какие слова будет произносить? В чём будет обвинять и сколько недель ему понадобится, чтобы смириться с тем, что всё закончится вот так внезапно. Но пришло ли это решение неожиданно и в самом деле? Ещё в начале года Доминик понял, что утаить от всех правду вряд ли удастся, а когда та станет достоянием общественности, он понесёт вполне заслуженное наказание. Но до сего момента единственным, кто был в курсе его отношений с учеником средней школы, был брат этого самого ученика. Как выяснилось, инфантильный до неприличия, алчный и безразличный к судьбе собственного брата, как бы он ни хотел казаться участливым. Было ли ему выгодно рассказывать о том, что он узнал в один день, прогуливаясь в компании дамы, или же он уже давно сформировал некий план, которым он и руководствовался по сей день?

Доминик перевернулся на другой бок и воззрился на клочок бумаги, на котором были нацарапаны цифры. Почерк у Пола был почти такой же, как у Мэттью. Определять сходство по цифрам Ховард умел хотя бы потому, что столько лет проработал в школе, выучивая братьев и сестёр, которые карябали с усердием что-то в тетрадке, забыв подписать её в начале года, а после он по несколько часов пытался разобраться, кому и что принадлежит. Бумага не спешила исчезать из-под его носа даже из-за испепеляющего на неё взгляда, и он отвернулся, вновь воззрившись в потолок. Его белый узор, на удивление, приносил множество воспоминаний. Хороших и плохих, трагичных и радостных настолько, что улыбка расцветала на губах даже сейчас, спустя столько лет. Он умел наслаждаться тем, что таила в себе память, но и предаваться унынию каждый раз оказывалось так же просто.

Встав с постели и тщательно её застелив, он ухватил листок и сунул его в карман. Покопавшись в шкафу, он выудил из него приличного вида футболку, нацепил сверху некое подобие пиджака, который целый год ждал своего весеннего часа, и спустился вниз. Цапнув со столика в прихожей ключи, он покинул дом, не забыв глянуть на своё растрёпанное отражение в зеркале. Ему было совершенно плевать на то, как он выглядит. Это дело нужно было завершить как можно скорее, и, быть может, он в очередной раз избежит того, что приходило к нему по ночам, крича о том, как непозволительно он ведёт себя, продолжая делать всё это.

***

Улыбчивый оператор в банке даже бровью не повёл, когда Ховард, протянув мятый листок, назвал сумму перевода. Он намеренно удвоил её, слабовольно надеясь, что подобный жест будет оценён по достоинству, и подписал в нужных местах протянутый ему бланк. Расставаться с накоплениями оказалось на удивление легко. Даже более того – он испытал подобие облегчения, когда получил итоговый чек, на котором были описаны все проделанные операции. Телефон в кармане завибрировал, и как бы ни хотелось думать о сообщении от Мэттью, он прекрасно понимал, что это всего лишь оповещение о снятых со счёта деньгах. Похожее должно было прийти и Полу, который будет несомненно рад кругленькой сумме, вырученной на чужих переживаниях.

Оправданий себе Ховард даже не пытался искать. Он оступился уже давно, позволив случиться тому, что привело их не только к близкой дружбе, но и к отношениям, которые во всяческих актах описывались вполне очевидными словами. Со всеми подробностями и условиями. С выверенной точностью касательно возраста и ясным разделением «согласия» и «отказа». Введение ребёнка в заблуждение, попытки внушить страх или же напротив – задобрить, доказать всеми правдами и неправдами, что всё происходящее и должное случиться, – естественные процессы… взросления?

Мэттью не был глупым ребёнком, и Доминик повторял это себе достаточно часто. А также убеждался на практике, когда Беллами, выдавая бессмысленный монолог, замолкал, хмурился и, сам того не подозревая, затрагивал сложную для себя тему. И уже после, никуда не торопясь, рассуждал о тех вещах, которые не должны были занимать подростков его возраста. Вечно занятая мать, отсутствующий вовсе отец, живущий с другой семьёй в соседнем городе, и безразличный к его судьбе брат сделали его именно таким, каким он стал теперь. Чуть капризным, но понимающим, когда это делать можно, а когда нет. Рассудительным, добрым и готовым помогать всем и каждому. Он растрачивал всего себя, не задумываясь о взаимности, но, стоило ему оказаться рядом с Домиником, становился именно таким, каким ему и подобает быть в его годы.