Текст книги "My Joy (СИ)"

Автор книги: Volupture

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 47 страниц)

– Что случилось, детка? – осторожно поинтересовался Доминик, расслабляя пальцы, чувствуя, что вокруг талии обвиваются ноги Мэттью.

– Знаете, вы… вы обещали, – запинаясь через слово, начал Мэттью, – что, когда мы вернёмся…

Доминик, конечно же, помнил обо всех данных им обещаниях, а особенно – о тех, которые не оставляли голову весь день, в том числе сейчас, когда под ним лежал распластанный и снова возбуждённый подросток, а желание нисколько не угасло, а напротив – только возрастало от услышанных слов.

– Ты маленький, озабоченный стервец, – выдохнул слово за словом Доминик, кусая Беллами в ключицу как можно осторожнее, чтобы не оставить следов. – А, казалось бы, до весны так далеко…

– У меня нескончаемая весна, особенно, когда вы упираетесь мне в ногу… этим.

– Этим? – Ховард удивлённо вскинул брови.

– Этим, – уверенно повторил Беллами.

– Может быть… ты хотел бы сделать что-нибудь с «этим» в спальне? – это было рисковым вопросом, но терять Ховарду, в общем-то, уже нечего.

– Я… – Мэттью смущённо отвёл взгляд, а на щеках сильнее выступил румянец, который делал его ещё более очаровательным.

– Я не настаиваю, детка, – Доминик повёл пальцами по его талии, наслаждаясь теплотой кожи, и пытаясь утихомирить разгорячившееся не на шутку сознание. – Просто направляю, давая тебе возможность выбирать. Ты же знаешь, меня вполне удовлетворит собственная рука в уборной комнате, – он рассмеялся коротко, а Беллами, вновь начавший дышать расслабленно, уткнулся ему в шею носом и губами.

– Если бы всё это не смущало меня так сильно… – пробурчал он, не меняя положения.

– Ты всё ещё такой невинный, – ласково сказал Доминик.

– Уже не очень, – Беллами красноречиво двинул бёдрами, заставляя Ховарда резко вздохнуть, глотая стон удовольствия.

– Количество физических контактов никак не влияет на это. У меня иногда дрожат руки от одной мысли, что я могу делать с тобой.

– Вы бы хотели большего? – серьёзно спросил Мэттью.

– Только если этого будешь хотеть и ты, – незамедлительно ответил Доминик, вплетая пальцы в растрепавшиеся волосы подростка. – Не торопи события, и тогда тебе не будет казаться, что мне нужно всё и сразу.

– Я боюсь, что вам недостаточно того, что… – он прервался, но продолжать не стал, начиная громче и, будто обиженно, сопеть учителю в шею.

– Разве я могу желать большего, когда счастлив и от самой малости? – беззлобно успокоил его Ховард. – Тебе нужно всего лишь смотреть меньше порно.

– Эй! – Беллами выпрямился резко, глядя расширившимися от возмущения глазами. – Я не смотрю много порно.

– Видимо, и такого безобидного количества хватает, чтобы запустить в твоей маленькой и светлой голове необратимые процессы.

В ответ Мэттью скорчил смешное лицо, а уже через несколько секунд прижался к губам Доминика требовательным поцелуем, тем не менее никак не давая понять, что хочет продолжения куда более решительного, чем такие поверхностные ласки на диване. Успокоившийся Ховард, ни разу не чувствующий себя обманутым или обделённым, вздохнул спокойно и неспешно рассказал про предстоящий концерт, билеты на который им подарила Хейли, а также про то, что подруга выразила своё согласие на знакомство. Предстоящие выходные обещали стать насыщенными и полными новых впечатлений – и от музыки, и от общения.

Беллами помолчал немного, а после, наградив учителя счастливой улыбкой, тут же принялся рассуждать о том, что он наденет для «выхода в свет». Доминик усмехнулся, оглаживая спину подростка, и почувствовал себя, несмотря на все переживания, снедающие его, абсолютно счастливым – хотя бы в этот день. А то, что будет дальше, казалось не таким уж и существенным.

========== Глава 18 ==========

Неделя пролетела почти незаметно, сопровождаемая чередой однообразных событий. Во вторник Доминика остановил мистер Ливингстон и, загадочно поправив очки, сообщил, что четверо учеников будут ждать его после уроков в кабинете литературы, и не оставалось ничего, кроме как кивнуть, натянуто улыбаясь. Беллами отписался чуть раньше, сообщив, что у него не будет двух последних занятий, и он отправляется домой, украсив всё это довольным смайликом в конце. На душе потеплело даже от такой малости, обещая не такое уж и унылое окончание дня. Дети были совсем не глупыми, внимательно слушающими материал и записывающими всё в тетрадки. Все они были ровесниками Мэттью – два одноклассника, и ещё два – ученики параллельного класса; три мальчика и одна ослепительно красивая девочка. Ховард бы загляделся на неё, если бы располагал необходимой ориентацией и желанием это делать. Пока они разделывались с небольшой зарисовкой о сегодняшнем дне, которая вполне себе могла помочь выявить все их проблемы в его предметах, он пытался проанализировать то, что творилось внутри.

Сколько бы он ни обращал внимания на других молодых людей старше Мэттью, или же его ровесников, эффект оставался всё тем же – безразличие, разбавленное редким желанием чему-то научить, потому как учительская сущность вросла в него даже глубже, чем он думал. Его по-прежнему не привлекали подростки, он не заглядывался на мальчишек в общественных местах и вообще не интересовался никем, кроме одного человека. Доминик знал ответ – подобные противоречивые чувства возникли не на пустом месте, но и предпосылок к этому не было никаких. Когда Джим был рядом (приятно думать именно так – когда он был рядом), у них обоих просто не возникало желания обращать внимание на кого-то другого, смотреть оценивающим взглядом, предполагать, каково это, оказаться с этим человеком в одной постели…

Ховард был верным, любящим и готовым на многое, чтобы поддерживать столь длительные отношения на должном уровне по всем параметрам. Иногда приходилось чем-то жертвовать, изредка – принимать жертвы от других, но то, как они подходили друг другу, удивляло даже окружающих – тех, кто знал, как долго они вместе. Мэттью же оказался рядом совершенно случайно, бесцеремонно вклиниваясь в череду серых будней и говоря одну единственную фразу день за днём и не подозревая, к чему это может привести. Он был доброжелательным и тактичным, жаждущим увидеть на губах учителя улыбку, на которую тот, кажется, уже и не был способен, после стольких месяцев скорби и тоски по былому. Беллами стал глотком воздуха, дуновением ласкового летнего ветра, робким лучом солнца, роняющим свой свет сквозь свинцовые тучи фатальных событий в жизни Доминика. Их странная дружба завязалась в считанные дни, разрастаясь цепкими и крепкими ветвями в самом сердце – разве можно было отказаться от подобного? Даже отчаянно пытаясь, Ховард не посмел бы отказать в такой малости – быть рядом. Ребяческая смелость толкнула Мэттью сделать первый шаг, а давно принятое решение в голове Доминика позволило дать вполне чёткий ответ – будь что будет.

Он любил Мэттью не за возраст, отсутствие какого-либо опыта и возможность всему обучить, а лишь за то, что тот был честным и открытым, без стеснения предлагая свою дружбу и нечто большее в первые же дни знакомства. И, скорей всего, впервые в жизни поступая подобным образом, Доминик не боялся, что тот будет способен проделать то же самое с кем-то ещё, хотя бы потому, что Мэттью практически перестал проводить время с другими людьми, а для друзей находил время пару раз в неделю, чтобы не вызвать подозрений. Он не говорил, что нуждается в подобном общении, но это было вполне естественным – дружить с людьми своего возраста, обсуждать общие интересы, дурачиться и делиться мыслями о планах на будущее.

Чего Ховард действительно опасался, так это надоесть ему. Наскучить, стать навязчивым или чересчур настойчивым в чём-либо. Характер Беллами был уже вполне сформировавшимся, но это не мешало однажды изменить своё мнение, переворачивая привычный мир Доминика с ног на голову. Это стало естественным беспокойством, подтверждение которому Доминик не хотел однажды увидеть и ощутить на собственном опыте.

Он повертел телефон в руках, открывая сообщения. Почти все они были от Мэттью, и от них веяло такой любовью, что сомнения, напомнившие о своём существовании, мгновенно отступили, заменяясь трепетом и необходимостью продолжать чтение. Чувственность и искренность слов только доказывали лишний раз, что всё происходящее не случилось внезапно, чтобы так же быстро бесследно испариться.

***

В вечер пятницы Доминик решил исполнить свои обязанности учителя в полной мере, забрав Мэттью со школы и доставив домой, наперёд зная, что у миссис Беллами выходной. Та хлопотала на кухне, то и дело утирая пот со лба, а Ховард занимался с Мэттью уроками, пытаясь разъяснить даже тот материал, который никогда не вёл в школе.

– С точными науками я вряд ли когда-нибудь сдружусь, – бурчал тот, забравшись с ногами на диван и держа перед собой учебник по физике.

– Даже я не дружу с ними, – Доминик сел рядом, держа в руках сразу несколько книг. – Но знаю, какая дополнительная литература поможет тебе.

– Это всё миссис Сильвер, не так ли? – Мэттью закатил глаза, ухватывая верхнюю книгу.

– Я посетил один из её уроков – это что-то вроде еженедельной обязанности. Не скажу, что могу с лёту решить любую задачу, но кое-что я всё же помню ещё со школы, – он раскрыл верхнюю книгу, бездумно бегая глазами по строчкам. – Я закончил её восемнадцать лет назад.

Мэттью посмотрел на него серьёзным взглядом, выражающим готовность слушать. Но Ховард не спешил продолжать, уткнувшись в книгу. Он не любил вспоминать школьные годы – они были не самым лучшим временем в его жизни, поэтому память будто бы сама по себе вытеснила большинство воспоминаний, оставляя вместо них другой временной отрезок – студенческую жизнь. Когда-то Беллами уже спрашивал его о годах, проведённых в стенах университета, и Доминик, старательно подбирая слова, рассказал о самых невинных развлечениях, что имели место быть в то время. Сложно было сказать, что он был особенно развращённым или что-то вроде того – как раз-таки его-то многие и считали заучкой и занудой, и Ховард не чурался подобного положения, предпочитая исчезать из студенческого городка на выходные. В большом городе жизнь текла нескончаемым потоком, захватывая в своё нутро, снабжая алкоголем и кое-чем потяжелее. Они с Хейли часто бывали в одном и том же баре, а после разбегались, чтобы провести ночь с кем-нибудь, кто не отказывался заплатить за недешёвую выпивку.

Он закончил едва ли не шёпотом, помня о присутствии Мэрилин в соседней комнате. Но та, кажется, и вовсе ничего не замечала, и шум, льющийся с кухни, ни на секунду не прекращался.

– Не знаю, к чему всё это, – осёкся он, понимая, что вполне мог сболтнуть лишнего.

– Мне интересно, – сказал Мэттью, и его губы тронула улыбка. – Интересно знать всё о вас.

– Мне кажется, я весь состою из недостатков или воспоминаний о них, – попытался отшутиться он, но взгляд Беллами вновь стал чересчур серьёзным.

– Вы не должны быть идеальным, чтобы… – он осёкся, – чтобы быть хорошим человеком. Когда-то именно ваша холодность с другими учениками и заставила меня присмотреться к вам, – Мэттью закончил шёпотом, придвинувшись чуть ближе.

– Против тебя это не сработало, не так ли? – теперь была очередь Доминика шептать, пытаясь совладать с собственным голосом.

– У вас не было шансов отмахнуться от меня, как от чего-то незначительного.

– Я и не собирался.

Это было самыми честными словами, произнесёнными за весь сегодняшний день. Ховард, уже тогда понимая, к чему всё может привести, даже и не думал прекращать их общение. Подобное хождение по лезвию ножа не входило в его планы на будущий год, но вполне себе предрешило их, когда события начали стремительно набирать обороты.

– Вернёмся к физике? – предложил после паузы Доминик, открывая учебник на нужной странице, а Мэттью с готовностью ухватился за ручку, подкладывая под черновик какую-то увесистую книгу и устраивая её у себя на коленях.

***

Звонок раздался ближе к вечеру, когда Ховард уже собирался уходить домой, предварительно отужинав с семейством Беллами за одним столом. Мэрилин не уставала сыпать благодарностями, а Доминик скромно отводил глаза, повторяя раз за разом, что подобные занятия ему в радость, а улучшающийся балл Мэттью – лучшая награда за его труд. В этом он не лгал, искренне переживая об оценках подростка, которые то и дело скакали с положительной отметки до отрицательной. Во власти Ховарда было натаскать его по двум предметам, а в остальных помочь совсем поверхностно, изо всех сил стараясь не упускать важных деталей из виду. Пару раз он предложил Мэттью посещать дополнительные занятия после уроков, которые директор активно организовывал, не заботясь о том, что учителя не особенно этому радовались, но тот отмахнулся, уверяя Доминика, что в этом нет необходимости. Ховард сдался, понимая, что переубеждать бесполезно.

Миссис Беллами убирала со стола, а Мэттью пропадал в уборной комнате, поэтому дверь пошёл открывать Доминик. Он ожидал увидеть кого угодно – от миссис Майлз и до Пола, и последнего видеть хотелось в данный момент меньше всего. Но на пороге стоял незнакомый мужчина, смотрящий на Доминика удивлённо и как-то недобро.

– А где… – начал он, смотря мимо Ховарда, и тот сделал шаг назад, поняв, с кем мужчина имел такое колоссальное сходство. – Мэттью!

Повисло странное молчание, и Доминик оглянулся через плечо, заметив подростка, замершего в метре от него. На его лице было что угодно, кроме радости.

– Сынок, я так давно не видел тебя, – мужчина шагнул в дом, проходя мимо Ховарда, и не оставалось ничего, кроме как закрыть дверь.

Во рту странным образом пересохло, а желание как можно скорее ощутить на губах горьковатый вкус сигарет захлестнуло с неожиданной силой. Это был отец Мэттью – его имени Доминик не знал, – и он посмел заявиться сюда явно без приглашения, доказательством чему было выражение лица младшего Беллами. В его глазах плескались удивление и непонимание, а ещё – недоверие. Он молчал, с каждой секундой всё упрямее сжимая губы, и мужчина, не дождавшись ответа, шагнул к нему, заключая в объятья.

– Я скучал, – произнёс он, отстраняясь. – Я звал тебя к себе домой на каникулах, но ответа так и не получил.

– Я был занят, – отчеканил Мэттью, хмуря брови. – Очень занят.

– Не сомневаюсь, малыш, – мистер Беллами потрепал его по волосам, лохматя их. – Кое-кто, по всей видимости, не захотел отпускать тебя ко мне.

Доминик почувствовал странное отвращение к незнакомому человеку, который посмел заявиться сюда, а теперь говорил подобные вещи, всячески намекая на тиранию имени Мэрилин. Та вышла с кухни и замерла с полотенцем в руках. В её голубых глазах застыло холодное удивление, и Ховард понимал её как никто другой, стоя в углу коридора, всячески пытаясь слиться со стеной. От короткого «малыш» стало куда более не по себе, потому что чётко и вполне логично ассоциировалось с «деткой», как Доминик любил называть Мэттью в особенно ответственный момент.

– У меня выдалось несколько выходных дней, и я подумал, что было бы неплохо провести их с тобой, как считаешь? – мистер Беллами отступил назад. Он держался вполне непринуждённо и даже весело.

Мэттью упрямо молчал.

– Ты мог бы и предупредить о своём визите, – произнесла Мэрилин. – Мы не ждали гостей.

– Неужели? – мистер Беллами улыбнулся и красноречиво посмотрел на Доминика, явно обвиняя того сразу во всех бедах этого мира. – Может, познакомите меня с тем, кто здесь явно не гость?

– Меня зовут Доминик, – Ховард не позволил себе молчать в данной ситуации. – Я учитель Мэттью.

– Вот оно что.

Было логичным продолжить собираться домой, чтобы оставить семью наедине, но что-то заставляло медлить. Странное опасение и общее неодобрение. Недоверие человеку, в котором Ховард не имел права усомниться – в его-то положении, – но он всё равно делал это, не в силах справиться с почти что первобытными инстинктами.

– Какую же вы преподаёте дисциплину, Доминик? – неожиданно спросил мистер Беллами, вешая куртку в прихожей и скидывая ботинки. Он явно чувствовал себя в своей тарелке, чего нельзя было сказать об остальных, напряжённо стоящих на своих местах.

– Литературу и английский язык, – ответил Ховард на столь же привычный вопрос.

– Какие благородные предметы, – в голосе явно отслеживалась едва скрываемая ирония.

Даже не желая того, Доминик почувствовал очередную волну презрения к этому человеку.

– Рад был с вами познакомиться, – бросил он и отвернулся, протягивая руку Мэттью. Тот пожал её осторожно и, улыбнувшись, едва заметно кивнул – и одним только жестом утихомирил все сомнения внутри. – До свидания.

– До встречи, Доминик, – Мэрилин мягко улыбнулась ему и взмахнула рукой, а Мэттью поспешил вместе с ним к двери, быстро обуваясь и натягивая куртку. Всё происходило в странной тишине, под наблюдением трёх пар глаз, и не один не смел произнести не слова.

Уже за дверью, стоило той только захлопнуться, Мэттью зажмурился и, сжав кулаки, с чувством выругался. Доминик удивлённо распахнул рот, всё ещё пребывая в смятении из-за недавнего знакомства. Они отошли от дома и замерли на тротуаре – недалеко от проезжей части, заглушающей любой шум жадным грохотанием пролетающих мимо машин.

– Он всегда делает это, – поток слов не прекращался. – Заявляется без приглашения, портит мои планы, заставляет проводить время с собой за скучными походами по магазинам или просмотром идиотских каналов где-нибудь в кафе. Если мне столько лет, это не значит, что у меня не может быть своих дел или… желаний относительно того, с кем провести выходные!

Закончив, он топнул для пущего эффекта и замолк. Ховард наблюдал за ними будто бы со стороны: импульсивный и расстроенный подросток, желающий получить сию же секунду слова утешения, и задумчивый мужчина, не способный сказать нужных успокаивающих фраз, лишь только могущий смотреть на всё происходящее и надеяться, что ситуация разрешится сама по себе. Но Мэттью не спешил успокаиваться, и, кажется, вовсе не ждал от учителя чего-либо, попросту выпуская пар, выговаривая сто слов в минуту. Беллами закончил свою тираду звонким «ненавижу» и замолк, стыдливо пряча глаза. Кажется, подобного не ожидал даже он сам. Чуть помолчав, он произнёс уже спокойнее:

– Я старался не говорить об этом, ведь ненавидеть собственного отца – это плохо, да? – он с надеждой посмотрел на учителя, тут же отворачиваясь снова.

– Ты можешь изменить своё отношение к ситуации, но к человеку – очень вряд ли, – осторожно начал Ховард, одновременно вспоминая все пережитые взлёты и падения при общении с некоторыми людьми. – Иногда любовь к человеку заставляет забыть обо всех недостатках, коих у него может быть немало, а ненависть может ослепить так, что ничего не изменит твоего гнева и непонимания.

– Мне бы хотелось понять папу и его мотивы, и я бы попытался сделать это, если бы знал о нём чуть больше… Кажется, я совсем забыл о том, какой он может быть на самом деле.

– Он сделал первый шаг, не так ли? – попробовал Доминик, надеясь, что настроить Мэттью на более позитивный лад у него хватит сил. – Первым предложил приехать к нему на каникулах, но, не получив ответа, навестил тебя и маму самостоятельно.

– Его никто не приглашал, – продолжал гнуть своё Беллами, – он испортил наши планы на выходные!

– Я думаю, что мы можем с ним…

– Мы не можем, – странная настойчивость насторожила, и Доминик замолчал, готовый к очередному признанию.

– Каждый раз он говорит одно и то же, даже несмотря на то, что я могу быть занят по-настоящему. Что он ехал ради меня из своего чёртового Стокпорта, тратил своё время в надежде провести со мной выходные, а я…

– Ты вправе отказать ему, Мэттью, – Доминик коснулся рукой его плеча и чуть сжал пальцы, – потому что никто не может запретить тебе выбирать.

– Мама думает, что мне нужно иногда видеться с ним. Но зачем? Его интерес к моей жизни заканчивается уже через час, когда он понимает, что нам не о чем говорить, поэтому он водит меня по какому-нибудь торговому центру и покупает всё, что я захочу, – он помолчал с минуту, начиная тяжело дышать; казалось, что подобное отношение к себе его действительно задевает, и он не может справиться с нахлынувшими эмоциями. – Но мою любовь он уже не сможет купить.

Ветер, будто бы вдобавок ко всему, усиливался, гуляя между домами в компании прошлогодних листьев, которые по какой-то причине не удосужились вовремя убрать. Длинная череда построек скрывала их от непогоды, но не могла спрятать от настигающей быстрее ветра недовольства, которое Мэттью испытывал, пребывая в каком-то странном отчаянии. Доминик изо всех сил пытался понять его мотивы и принять отношение к отцу. Быть может, мистер Беллами и в самом деле был не идеальным отцом, вспоминая о сыне только тогда, когда совесть особенно сильно начинала колоть где-то в области груди, или же пытался откупиться какими-то вещами, даря их вместо своего внимания. Любой ребёнок в подобном возрасте хотел крепкое отцовское плечо рядом – пример и опору, уверенность, что в любой момент ты можешь обратиться за помощью, и всенепременно её получишь. Мэттью держал подобные обиды глубоко внутри, изредка позволяя себе резкие слова, но в такие моменты Доминик особенно остро ощущал необходимость быть рядом, будучи ему одновременно всеми близкими людьми на свете – отцом, другом и любимым человеком, в конце концов. У него была столь же сильно любящая и заботливая мать, готовая ради сына на многое, но та не могла по ряду вполне закономерных причин заменить ему всех вышеперечисленных.

– Совсем скоро у тебя появится право распоряжаться своей жизнью так, как ты захочешь, – нехотя произнёс Доминик. Он совсем не хотел настраивать мальчишку против собственного отца, к подобным низостям он не был готов.

– Неужели так необходимо его присутствие в моей жизни? Почему я не могу видеть папу тогда, когда захочу? – он зажмурился. – Иногда он был так нужен мне, но я оставался один – пытался самостоятельно решить навалившиеся проблемы, не дожидаясь чьей-либо помощи. Про Пола вы и сами всё знаете…

Увы, Доминик знал. И про безответственность старшего, и про безразличие, откровенно читаемое в его глазах и про кое-что другое, о чём хотелось думать меньше всего. Проблема надолго настыла на самой поверхности, без возможности быть решённой. Но подобные переживания были не к месту, и Ховард сосредоточился на чувствах Мэттью.

– Обещай мне, что не наделаешь глупостей, – попросил Доминик, удерживая обеими руками подростка за плечи.

– Глупости мне хочется делать только рядом с вами, – Беллами улыбнулся, – но вас не будет.

– Это не надолго, поэтому возьми себя в руки и посвяти сегодняшний вечер отцу, раз уж он приехал. Не отправлять же его обратно, правда ведь?

– Он и не захочет уезжать, – уже спокойно сказали в ответ. – Я обещаю, сэр.

– Если что-то будет беспокоить тебя, можешь позвонить или написать в любое время, даже ночью, – Доминику так сильно хотелось обнять его и прижать к себе, оставляя лёгкий поцелуй в сладко пахнущих волосах, но держать себя в руках оставалось первостепенной задачей.

– Хорошо, – буркнул Мэттью. – А что насчёт концерта в воскресенье?

– Мы разберёмся с этим, – пообещал Ховард. – Делай то, что должен, и тогда проблем будет гораздо меньше. А ещё, – он склонился чуть ниже, – будь послушным мальчиком до того момента, когда ты скажешь ему о своих воскресных делах.

– Я понял, – Беллами довольно улыбнулся. – До встречи, мистер Ховард, – он быстро и порывисто обнял его за плечи, утягивая на себя из-за невысокого роста, а после, отстранившись, резко развернулся и зашагал в сторону дома, чтобы так же быстро исчезнуть за дверью.

Доминик не сомневался, что тот всё сделает правильно.

***

Субботу Доминик решил разумно посвятить самому себе. Отправился в крупный супермаркет, взял приличных размеров тележку и принялся бродить по необъятному залу, то и дело сталкиваясь с кем-либо ею – вечер выходного дня отправлял за покупками не только одинокого в этот день учителя английского языка. Он находил в этом успокоение – копаясь в многочисленных наименованиях, перебирая свежие овощи и фрукты, старательно выбирая те, посимпатичнее, в конце концов так и не положив ни один из них в тележку. Подобное занятие заняло у него два с половиной часа, и, казалось бы, должно было забрать все оставшиеся силы – после длинной рабочей недели. Радовало то, что в первую субботу после каникул директор не стал планировать никаких школьных мероприятий, давая всем, ещё не успевшим приноровиться к раннему подъёму, отдохнуть целых два дня. Доминик планировал провести выходные с пользой, несмотря на то, что завтра он вряд ли увидит Мэттью, и это не расстраивало, а напротив – давало передышку им обоим, а также возможность первому провести время с отцом. Как бы ему ни нравился подобный досуг, из этого определённо можно было извлечь пользу и даже удовольствие. Возможно, он упрямился из-за обиды, вполне понятной и имеющей все основания на существование, но это не значило, что нужно тут же отказываться от отца, избегать встреч с ним и всячески выказывать своё недовольство.

Доминик прекрасно помнил, какие отношения у него складывались с отцом в столь деликатном возрасте. Будучи ребёнком, купающимся во внимании родителей, да и вообще обеспеченным многим, Ховард не спешил дарить свою любовь в ответ, капризничая и сбегая из дома по любому поводу. Тогда они только познакомились с Хейли, и это стало прекрасным поводом наладить отношения – скрыться с глаз взрослых где-нибудь на берегу реки, а уже вечером виновато отмалчиваться о месте своего дневного пребывания. Ему не нужно было прятаться или отгораживаться от родителей воображаемой стеной – для этого просто не возникало повода, – но упрямство, диктуемое бурлящими гормонами, всячески подначивало делать всё наоборот. Возможно, Беллами, лишённый таких привилегий, напротив, будет вести себя совершенно иначе – противоположно тому поведению, которое Ховард так хорошо запомнил, даже спустя столько лет стыдясь его. Ничего до вчерашнего дня не говорило о том, что Мэттью имеет скверный характер или излишнее упрямство. Он, безусловно, не был идеальным ребёнком – капризничал, болтал слишком много, вёл себя не очень вежливо, орудуя за столом прямо пальцами, а ещё расстраивался из-за мелочей, начиная воротить нос. Это нисколько не смущало, учитывая опыт Доминика в попытках направить лишнюю энергию подростков в нужное русло. Он уже и не мог вспомнить, по какой именно причине выбрал среднюю школу для преподавания, но это его определённо устраивало, ведь он не понаслышке знал, какими циничными и жестокими могут быть подростки в старшей школе. Отдельные экземпляры встречались и на параллели Мэттью, но неразрешимых конфликтов обычно не возникало, и всё решалось мирным путём.

За размышлениями корзина будто бы по мановению волшебной палочки незаметно наполнилась продуктами, а необходимость сверяться со списком покупок отпала сама по себе по причине лени, внезапно одолевшей Ховарда. Он окинул груду еды довольным взглядом и направился к кассам, чтобы за всё это заплатить, потратив честно заработанные на ораторском искусстве деньги.

***

Уже на выходе из супермаркета, Доминика кто-то позвал. Без имени, бесцеремонно крикнув «эй!» и ухватив за плечо уверенными пальцами, принадлежащими явно мужчине. Голос показался знакомым, но не из разряда тех, что ему доводилось слышать каждый день – так, может быть, минутное общение где-нибудь в коридоре школы, с учителем музыки у младшей школы, или же соседом через десять домов вдоль по улице, с которым видеться доводилось пару раз в год, и то – кивая друг другу, заканчивая на этом так и не начавшуюся беседу…

– Я думал, ты меня не услышал, – мужчина оказался рядом, стоя неприлично близко.

– Том, – практически на автомате ответил Доминик, удивлённо вскидывая голову. Имя само по себе всплыло в голове, срываясь с губ.

– Ты запомнил моё имя, это так мило, – тот улыбался откровенно довольной улыбкой и щурился от солнечного света, изрядно надоедающего своими не по-зимнему яркими лучами.

– У меня хорошая память на имена, я же всё-таки учитель, – небрежно отмахнулся Ховард, пожав плечами.

– Тот самый учитель? Обучающий несносных детишек и следящий за тем, чтобы губку для доски никто не прихватил с собой?

– Да, что-то типа того, – Доминик улыбнулся в ответ.

– Наверное, у тебя железное терпение, – протянул со странной интонацией в голосе Том. – Не удивительно, что в прошлый раз ты меня отшил.

– Мне жаль, что это выглядело именно так, – на этот раз пришлось соврать. Жаль нисколько ни было, ведь уже в тот момент было ясно, из-за кого вечером захочется провести время не с книжкой в руках, а исследуя сайты о моральных отклонениях.

– Хочешь сказать, у меня есть ещё один шанс? – не преминул воспользоваться шансом нахальный мужчина, от прямолинейности которого почему-то не хотелось сбежать сию секунду.

– Нет, – твёрдо ответил Ховард.

– У тебя есть приятель? – спросил Том, не размениваясь на тактичные любезности.

– Что-то вроде… – Доминик запнулся. – Да, есть.

– Готов поспорить, он очень хорош, раз уж ты второй раз отшиваешь меня, – усмехнулись в ответ и растянули улыбку в нечто совершенно неприличное. – Наверное, он крупнее тебя в раза полтора, у него тёмные волосы и светлые глаза, – принялся перечислять он, – и он творит в постели нечто невообразимое с тобой.

Ховард, неожиданно смутившись подобного разговора, отвёл взгляд. Том явно пытался задеть его предполагаемую верность и всячески подначивал, намекая то на одно, то на другое. Их первое знакомство тоже не было наполнено светскими беседами, так почему же именно сейчас странное чувство стыда захлестнуло с головой?

– Как его зовут? – последовал очередной вопрос.

– Мэттью, Мэтт… – бездумно ответил Ховард, захлопывая рот и коря себя за глупость.

– И какой он в постели?

– Знаешь, это немного…

– Личное? – глаза Тома смеялись, и он явно получал удовольствие от этого неловкого разговора. – Мне нравится говорить о личном. Например, тот, кто притащил меня в это чёртово графство, уже месяц как обслуживает какого-то богатого мудака, сорящего деньгами налево и направо… А я нашёл работу, снял квартиру и чувствую себя в своей тарелке. Но только есть одна цель, которую я всё никак не могу достичь… – красноречивый взгляд сказал гораздо больше так и не сказанных слов.

***

Доминик знал, от чего отказывается. Том предлагал вполне очевидное – простыми словами, откровенными жестами и игривыми касаниями к руке. Секс на одну ночь, а после – полную свободу, катись куда хочешь. До какого-то момента согласиться на подобное не хватило бы совести только потому, что Ховард был занят – проведя столько лет с Джимом, он не мог даже позволить себе мысли об измене. После случился год затяжной депрессии и попыток собрать себя заново, и ни о каких плотских утехах речи не шло – ничего и никого просто-напросто не хотелось. А теперь… Теперь у него был Мэттью, его светлый мальчик, осмелившийся только на неловкую ласку пальцами, краснея и тяжело дыша от стыда. От этих воспоминаний сладко засосало под ложечкой, покрывая испариной шею и лоб. Доминик не мог бы с точностью и искренней честностью перед самим собой признаться в том, что ему не хотелось контакта более конкретной направленности. Человек напротив него с радостью был готов обеспечить всем этим, и даже немногим больше.